Свет падал на фотографии.
      Повсюду: на стенах, на каминной полке, на поверхности столов и шкафов – были фотографии. В основном черно-белые, в тяжелых деревянных рамах. Сокровище. Воспоминания. Я никогда еще не видела столько фотографий, собранных в одном месте. Какое-то время я просто стояла и смотрела.
      – Это Люсия, – тихо сказал Ник. Я посмотрела на него, решив, что он пришел в себя, но по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Когда он потянулся, чтобы выключить музыку, я заметила на его щеках следы слез.
      Он плакал. Он горевал.
      – Оставь музыку, – попросила я. Мне не хотелось вмешиваться.
      Ник сел обратно и посмотрел на меня:
      – Партия Изольды всегда была ее визитной карточкой.
      Каждый уважающий себя романтик наверняка знает историю о Тристане и Изольде, вдохновившей Шекспира на повесть о Ромео и Джульетте. Как ни пыталась я представить себе Люсию в роли Изольды, мне это не удавалось. В моем воображении Изольда всегда рисовалась изящной красавицей с утонченными чертами лица, огромными глазами и нежным голосом. Люсия же скорее походила на боевую галеру времен Римской империи, ее грудь могла пробить любую брешь во вражеском борту, а ее манеры могли заставить капитулировать кого угодно.
      С другой стороны, я мало что знала об опере.
      – Она была настолько знаменитой, что ее записывали? – Его губ снова коснулась загадочная улыбка.
      – Это единственная запись, но Люсия всегда ею гордилась.
      Что говорить, петь она умела. Даже старая запись не могла скрыть этот факт. Ее голос проникал в самое сердце, и голос этот был богатым и душевным.
      Я поняла, что в этом отрывке Изольда тоже о чем-то горюет.
      Я решила не беспокоить Ника и отошла к каминной полке, чтобы посмотреть фотографии. На них Люсия была в костюме. Молодая и не такая полная. Но все равно маленькой язык не поворачивался ее назвать. Светлый парик смотрелся неуместным из-за черных глаз и бровей, зато платье было совершенно роскошным, фантазия из эпохи Средневековья. Люсия нарядилась для своей любимой роли. В глазах ее читалась гордость, и вся она олицетворяла собой торжественность. Определенно ей нравилось то, что она делала. Только теперь я поняла, почему Люсия так сильно красилась. Она просто привыкла к гриму в театре.
      Были здесь и другие фотографии. На них Люсия сидела в кресле, хотя в позе ее все равно просматривалась театральность. На коленях она держала мальчишку. Судя по одежде парнишки, дело было во время войны. Улыбка на его лице была такой искренней, что хотелось улыбаться вместе с ним. Люсия тоже улыбалась, но в глазах ее стояла грусть, которой на ранних фотографиях не было. Люсия выглядела обеспокоенной.
      Я протянула руку, чтобы взять фотографию, и чуть не подпрыгнула от испуга, когда Ник неслышно подошел сзади и сказал:
      – Это мой отец.
      Я присмотрелась к фотографии и нашла общие черты с Ником и Шоном.
      – Он совсем не похож на нее.
      – Да, он пошел в деда.
      Ник приблизился вплотную ко мне, протянул руку и взял с полки свадебную фотографию, где Люсия в свадебном наряде стояла рядом с опрятным молодым человеком в костюме. И снова в глазах ее счастье сочеталось с какой-то задумчивой печалью. Я заметила, что ее поза больше не была театральной.
      – Она забросила пение?
      – Да, после того как родился отец. Тогда они и переехали сюда.
      Этого я не знала.
      – Но она ведь так любила петь. Это видно по блеску глаз. – Ник сунул руки в карманы и посмотрел на фотографию, где Люсия была в зените славы.
      – Да, любила.
      Как Люсия могла жить, отрекшись от любимого ремесла? Мысль эта не шла у меня из головы. Голос ее с пластинки все пел, наполняя сердце обидой за нее. Слов я не понимала, но пение Люсии было наполнено эмоциями.
      К горлу подступил ком.
      Должно быть, Люсия прекрасно понимала трагедию Изольды, которой пришлось пожертвовать любовью из-за властных интриг мужчин. Не исключено, что и сама она пошла по той же тропе.
      Была здесь еще одна фотография, такая маленькая, что мне пришлось долго разглядывать ее, чтобы понять, что же на ней изображено. А изображено там было здание из красного кирпича. Я долго не могла понять, что же такого знакомого в нем, пока меня не осенило.
      – Это же кинотеатр Розмаунта.
      Ник взял у меня фотографию, присмотрелся и поставил ее на место.
      – Раньше это был настоящий театр.
      Я ждала, но Ник, как всегда, не стал ничего объяснять.
      – Ладно. Сдаюсь. Я ничего не понимаю. Зачем она хранила эту фотографию?
      – Она была владелицей.
      – Правда? Я не знала. – Ник пожал плечами.
      – Недолго. После смерти деда она хотела сделать из него оперный театр.
      Когда это было?
      – В тысяча девятьсот семьдесят третьем.
      Видимо, это было важно. Не знаю почему, но если Ник вдавался в детали, я всегда ловила каждое слово. Он не собирался объяснять, это было понятно, но, возможно, мне таки удастся выяснить самой.
      Самая большая фотография была цветной. На ней были запечатлены двое мальчишек в свитерах. Похоже, это были семидесятые. Братья были так похожи, что различить их можно было только по выражению лиц.
      Тот, что постарше, был строг и собран. Ник.
      Я коснулась рамки и посмотрела на него, понимая, что можно не спрашивать.
      – Это наш первый год здесь.
      Как всегда, за этим не последовало никаких объяснений. Однако о многом можно было догадаться. Я снова взглянула на фото. В глазах мальчика застыла такая уязвимость, что защемило сердце. Я не помню, чтобы видела Ника с таким выражением лица. То ли с памятью моей что-то стало, то ли фотограф поймал его в момент, когда он не контролировал свои чувства. Видимо, Люсия тоже увидела это, раз поместила фотографию на самое видное место.
      – Какой это год?
      – А ты не помнишь?
      – Нет. Ты ведь старше.
      – Это был год одна тысяча девятьсот семьдесят третий. – Я снова посмотрела на фотографию со зданием театра.
      – Люсия продала его после вашего приезда.
      Ник кивнул и вернулся в кресло. Он был в тени, и я могла разглядеть только его сияющие глаза.
      Впрочем, скорее всего он смотрел не на меня, а на фотографии, которые так много могли рассказать.
      – Как умерли твои родители? – Ник пожал плечами и отвел взгляд.
      – Авария на дороге.
      Запись закончилась. Проигрыватель отключился, поднимая иглу, и между нами повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием дома. Я ждала, не в силах разрушить колдовство. Но Ник встал и убрал пластинку в пакет.
      – Это уже история, Фил. Прости, что не придерживался плана. – Он взял меня под локоть, чтобы выпроводить из святилища Люсии.
      И подальше от своих драгоценных секретов. Я уперлась каблуками в пол.
      – А что, если история как-то связана с ее смертью?
      – Нет, не связана. Идем.
      – Но ты ведь не знаешь наверняка!
      – Знаю.
      У Ника талант завершать разговор. Такое впечатление, что он захлопывает перед твоим носом дверь и выбрасывает ключ, а ты стоишь и смотришь на деревянную преграду, о существовании которой секунду назад еще и не подозревала.
      От этого хотелось плеваться.
      Когда-то эта черта Ника казалась мне ужасно романтичной. Не мужчина, а настоящая загадка. И нужна лишь правильная женщина, чтобы разгадать все его тайны.
      Ха. Времена изменились. Сейчас я не собиралась терпеть такое отношение.
      – Как ты можешь быть уверен? Ты что, всезнайка? – спросила я, вырывая руку. – Откуда ты знаешь, что предусмотрел все?
      – Мы оба знаем, что Шон виновен, – сказал Ник без тени сомнений. – Так что прошлое здесь ни при чем.
      – А просто ответить на вопрос тебе сложно? Или ты считаешь, что я должна бегать за тобой хвостиком и слепо верить тебе? Мне любопытно, в конце концов. И если ничего важного в этой информации нет, то разве сложно рассказать мне? – Дыхание сперло, в глазах помутилось, и то, что я сказала дальше, сорвалось с языка совершенно случайно: – Почему ты не доверяешь мне, Ник? – Я схватила его за грудки и встряхнула. – Что я тебе сделала, чтобы ты не доверял мне?
      Он долго смотрел на меня, а я никак не могла понять, о чем он думает.
      – Я доверяю тебе.
      – Чушь! Ты не отвечаешь ни на один из моих вопросов, даже когда я спрашиваю о совершенно безобидных вещах. – К моему стыду, я почувствовала, что на глаза навернулись слезы. Я лишь надеялась, что Ник не заметит их из-за плохого освещения. – Ты самый вредный из всех известных мне мужчин, а у меня три брата, так что конкуренция о-го-го.
      Я решила не дожидаться беседы по душам, тем более не верила, что он на такое способен. Я повернулась и вышла из комнаты. Ник ничего не стал говорить, что в данной ситуации было, пожалуй, самым умным решением.
      Я вышла в коридор, кипя от гнева. Я понимала, что сказанное мной ничего не изменит. Ник не изменится.
      С этими мыслями я дошла до кухни, посмотрела на дверь в оранжерею. И… увидела Люсию.
      Точнее, я увидела ее призрак. Он был одет в белое одеяние, волосы распущены, а в руке конфета. Казалось, ноги Люсии не касались пола, она словно летела. На шее ее виднелся красный рубец, а кожа была совершенно белой.
      Мне показалось, что Люсия чем-то недовольна.
      Призрак подплыл ближе и поднял руку, как будто хотел ударить меня. Или проклясть. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. Меня парализовал страх.
      Я вышла из ступора и пустилась бежать со всех ног. Кажется, я ударилась лодыжкой, но это не остановило меня.

* * *

      Фил права.
      Как бы он ни оправдывал себя, но в ее словах была доля истины. Она не сделала ничего, что могло подорвать его доверие.
      Просто он такой, какой есть. Или, быть может, таким его воспитали.
      Ник выскользнул из дома и обогнул его, держась в тени. Он видел, как впереди бежит Фил. Бежит от него. Но он не тешил себя иллюзией, что она остановится, если он окликнет ее.
      Ник дошел до берега. Фотоальбом Люсии он зажал под мышкой. Он нашел дорогу и пошел по направлению к городу.
      Воздух был свеж, хотя и сюда доносились запахи ресторанчиков быстрого питания. Ник ускорил шаг. В кармане шуршал рецепт от Чандры, под мышкой лежали альбом и пластинка с единственной записью Люсии.
      Ник обнаружил, что забыл рюкзак с вещами в машине Фил. Впрочем, ничего жизненно-необходимого там не было. Паспорт и деньги он всегда держал при себе. А все прочее – дело наживное, главное, чтобы голова работала.
      Впервые он задумался о своей жизни. До сих пор он считал, что никто ему не нужен, старался не привязываться ни к кому. Но Люсию убили, и он по-настоящему скучал по ней.
      Несмотря на все его усилия, Ник чувствовал себя таким же одиноким, как после смерти родителей. Он вынужден был признать, что его стратегия выживания дала серьезную трещину. Да и Фил настаивала на том, что он оставил заметный след в ее жизни. Конечно, он не жалел об этом. Он хотел извиниться перед ней, чтобы она не держала на него зла, но получилось все наоборот. Он хотел замести следы своего пребывания в ее жизни, а вместо этого только натоптал. Интересно, возможно ли еще исправить ситуацию? Было что-то в Филиппе Коксуэлл, что притягивало его, словно магнитом. И всегда он чувствовал это притяжение. Она была такой веселой, такой решительной. Она была бунтаркой. Вот и сегодня она продемонстрировала это. Она готова была сражаться за свои убеждения, отстаивать свою свободу. А какую волю она проявила, чтобы изменить себя, просто уму непостижимо! Наверное, поэтому он хотел помочь ей. Ну да, рыцарь в сияющих доспехах.
      Наверное, все дело в ее родителях. Они всегда говорили, что Салливаны не пара Фил. Вот он и решил сделать что-нибудь хорошее ради разнообразия. Они, ее родители, толкали Фил на проторенную дорожку, не задумываясь, хочет ли того сама Фил. Ее вообще никогда не спрашивали, чего же она хочет, в то время как она хотела самых простых вещей. Она хотела быть собой и принимать самостоятельные решения.
      Ник только сейчас начинал понимать, как много дала ему Люсия, научив быть собой, научив жить своим умом, научив следовать за мечтой. Она никогда не давала никаких советов, зато поощряла самостоятельность.
      В их доме было гораздо больше необычного, чем представляли себе жители Розмаунта.
      С другой стороны, Фил, похоже, не нужна была ничья помощь. Она многого достигла без его вмешательства, с легкостью проживет без него и дальше. Ник подумал вдруг о лососе, который всегда плывет против течения, не признавая поражений. Может быть, именно поэтому так сложно уйти от Фил. Потому что он всегда стремился заполучить сложные трофеи, а Фил, несомненно, была одним из таких трофеев. Его всегда тянуло к тем, кто находил в себе силы сопротивляться среде. Что ж, если он хочет стать причиной перемен в ее жизни, то перемены эти должны быть продолжительными и непременно к лучшему.
      Или его тянет к Фил из-за того, что она сказала о его роли в своей судьбе? Из-за того, что дала ему понять, насколько он значим для нее? Из-за того, что она принимает его таким, какой он есть. И это несмотря на то что он временами раздражает ее?
      Ник улыбнулся. Только теперь он понял, что надлежит сделать.
      Сначала о главном. Он снова добрался до дома, где жил его брат. Снова дождался скандала. Снова сделал звонок. На этот раз Шон всматривался в темноту вокруг, когда полиция увозила его. Ник помахал, выйдя из тени. Не в его стиле, конечно, но Фил бы это понравилось.
      К рассвету Ник добрался до рынка. Он прислонился спиной к стене здания и смотрел, потягивая кофе, как усиливается движение. Ему нравился рынок: цвета, запахи, торг с продавцами. С течением времени менялись здания, правила, подход, но суть рынка всегда оставалась неизменной.
      Ник видел в рынках что-то торжественное, практичное и обнадеживающее. Совсем как в Фил.
      Сначала появились торговцы в перчатках с обрезанными напальчниками и в тяжелых плащах. Они раскладывали апельсины, радиччо, свежую зелень. Они покрикивали на помощников, которыми зачастую были их дети, – слышны были несколько языков одновременно. Подъезжали грузовики, их разгружали, и они снова отъезжали, освобождая место следующим. Ник чувствовал запах свежей рыбы и слышал, как сбрызгивают зелень, чтобы она блестела на солнце. Ему захотелось приготовить что-нибудь.
      У него никогда не было времени исследовать кухни народов мира, хотя и очень хотелось. Дело, возможно, было в том, что для того, чтобы готовить, нужно много всевозможного скарба, который не унесешь с собой. Но сегодня ему и не хотелось никуда уходить.
      Затем пришли шеф-повара. Они принюхивались, приглядывались и отбирали лучшее для своих ресторанов.
      Ник крепче сжал кружку с кофе, чтобы удержаться от соблазна купить что-нибудь.
      Затем появились зеленщики с тележками на колесиках, закупая свежую зелень на продажу. И только после них потянулись первые туристы в кроссовках и с фотоаппаратами. К половине десятого на рынке воцарился хаос.
      Ник решил, что он должен еще раз поговорить с Фил, потому что между ними не все было высказано. Не было ясности, и это не давало ему покоя. Инстинкт подсказывал ему, что нужно встретиться. А он доверял своим инстинктам, инстинкты не раз спасали его.
      Он ни минуты не сомневался, что Макалистер будет виться вокруг Фил, пытаясь устроить ее, а заодно и свою юридическую карьеру. Так что имело смысл присмотреть за Фил, чтобы адвокаты во главе с ее родителями не испортили ей жизнь. Прежде чем уезжать, нужно убедиться, что у Фил все будет хорошо.
      Нику вспомнилось предложение Фил остаться на ее диванчике. Может, им удастся договориться? Он будет готовить, а она разрешит поселиться у нее в гостиной. Ему нужно где-то остановиться, а она… не может же она вечно жить на еде из индийского ресторанчика быстрого питания.
      Кроме того, могла позвонить Джози, и если это случится, Ник хотел быть рядом.
      Похоже, им было что предложить друг другу.
      Ник не стал обращать внимание на участившийся пульс. Он просто подумал, что нужно завершить неоконченные дела.
      Кто-то бросил монету в кружку кофе, который он почти допил. От неожиданности Ник вздрогнул. Он вытер с подбородка каплю кофе и посмотрел на свои грязные брюки.
      Нет ведь никаких гарантий, что Фил вообще станет с ним разговаривать. Если он хочет убедить ее, то надо побриться и сходить в химчистку.
      Ну и продуктов прикупить.
      В предвкушении Ник оторвался от стены. Если женщина не готовит, то можно быть уверенным, что ее холодильник пуст. Возможно, у нее и посуды-то нет, кроме кружки со своим именем.
      Ник решил купить все, что может пригодиться.

Глава 10