ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В отчаянии схватившись за деревянный косяк, Таггерт взглянул в окно.

Темнеет, а этой стервочки Боуен все нет.

Он нервно прошел к кровати и сел на край. Осторожно, стараясь не двигать головой, снял ботинки и лег, позволив себе хорошенько выругаться.

Нет, он сильно не волновался. Если только совсем немного. Но куда же пропала маленькая бестия? Не могла ведь бросить его, раненого, в лесной глуши. У девчонки — доброе сердце. Она не способна оставить человека в беде.

Тем более долго колдовала над плитой. Зачем же готовить ужин, если собиралась исчезнуть?

Только для него? Вряд ли. К тому же он не сможет без нее дотянуться до кастрюли. Лишь вдыхает густой аромат пищи, мучаясь от голода.

Продолжаем. Она ушла без сумки и своих книг. С пустыми руками. Хотя можно допустить, что она вынесла их за дверь, пока он находился без сознания. Но разве можно девушке выезжать на ночь глядя из такой глуши? Нет, Женевьева Боуен вряд ли бы стала так рисковать. Она весьма и весьма осторожна.

К тому же наверняка понимает: их появления в городе ждут. Зачем самой лезть в капкан?

В общем, покидать окончательно домик-убежище сейчас ей нет никакого резона. А путешествовать по лесным дорогам в полуразвалившейся машине тем более.

Воодушевленный такими мыслями, Таггерт обыскал все места, куда мог дотянуться, в поисках «отмычки» для наручников. Увы, не нашел ничего подходящего. Затем Джон исследовал ножки кровати. Если хоть одна сгнила, вырвется из плена. Металл был прочен. Проклятье.

Итак, если Боуен все же не вернется, остается перегрызть собственную руку или до посинения ждать, когда хоть кто-нибудь его здесь обнаружит.

Желваки заходили на скулах. Как он разозлился. Вот уж братья, если он, конечно, еще увидится с ними, поиздеваются: хитрого, ловкого, бесстрашного Джона Таггерта Стила обманула хрупкая молоденькая женщина, и не профессиональный агент вовсе, а обычная владелица книжной лавки. Малюсенькая брюнетка. И винить ему в этом некого, кроме себя.

Боже, как болит голова. После травмы и от переживаний. За последние три месяца было столько накладок. Старина Таггерт совсем сник. Он никак не мог отделаться от чувства полной беспомощности в данной ситуации. Девица нанесла ему удар в спину. А он, дурак, еще пытался очаровать ее своей болтовней. Только полный идиот бросается в реку, не узнав брода и без особых на то причин.

В висках у Таггерта застучало, все тело заныло. Будто его обмотали колючей проволокой. Но Джон приказал себе успокоиться.

Нет, невозможно. Перед глазами постоянно вставало лицо Женевьевы Боуен. А еще он вспомнил, какие у нее восхитительные формы. Уж рассмотреть-то успел. И как они боролись на снегу… Вот это была схватка!

Но, черт возьми. Он забыл правило номер один в их деле — никогда не увлекаться своими подопечными. Позволил работать чувствам, а не мозгам. Надо исправляться. Надо.

Когда вернется Боуен, а она обязательно вернется, он станет обходительным и ласковым, даже вспомнит уроки куртуазности. Но не для того, чтобы стать ее другом или любовником, а чтобы обрести контроль над обстоятельствами, контроль над непредсказуемой особой.

Он не сомневался в своих силах, в своей хитрости. Ему приходилось выпутываться и не из таких ситуаций. В Афганистане, например. Но он не будет рассказывать ей историю своей жизни, не будет описывать ужасы тюрьмы, в которую когда-то попал по недоразумению, не признается в своей неудачной операции в Зари-Пасс, после которой пришлось распрощаться с карьерой военного, и не скажет, почему ненавидит обращение Джи Ти. Это касается только его. А посему он станет вести себя с Женевьевой Боуен сдержанно и дружелюбно, притворится, что признал ее победительницей, усыпит бдительность девушки и… освободится из этого странного плена.

А теперь жди, сказал себе Джон Стил, и закрыл глаза. Сон — лучшее успокоительное.

Ночь навалилась внезапно, словно наверху перерубили канаты, и плотное покрывало упало на землю.

Боуен была на полпути к домику, когда остановилась, давая возможность глазам привыкнуть к чернильной темноте.

Сквозь жужжание двигателя слышался тоскливый вой ветра. Старушки сосны в снежных накидках обступали маленький пикап со всех сторон. Огромные призраки — стражи лесного царства. Из-за верхушек деревьев вдруг появились белые тучи. Они мчались с огромной скоростью, глотая на ходу маленькие яркие звездочки.

Дрожь сотрясала тело девушки. Она замерзла? Да. В пикапе не работала печка. Но было еще кое-что. Пробирающий до костей страх остаться одной в темноте, в такой глуши. К тому же набирала силу пурга. Просто фильм ужасов.

Кроме того, Боуен очень устала. Столько неприятных сюрпризов за последнее время. И куда ее вообще понесло? Кому и что она хотела доказать?

Скорее бы вернуться в теплый, уютный домик. Сейчас даже перспектива делить кров с Джоном Таггертом Стилом не пугала ее. Кстати, его полное имя она узнала из документов, обнаруженных в бумажнике. Пока детектив лежал без сознания, она не удержалась: осмотрела его вещи. Не то чтобы намеренно пыталась узнать полное имя и фамилию сыщика, просто несколько удивило его недовольство по поводу обращения Джи Ти. Хотя, в сущности, ей-то какая разница. Не нравится, и не надо.

Но важным оказался следующий факт: Таггерт, как выяснилось, был частным детективом. Не госслужащим. А значит, никто его особо не ждет с докладом о проделанной работе. Никто не станет всерьез волноваться по поводу его долгого отсутствия. Он сам себе начальник и хозяин.

Женевьева успокоилась. И вот ее грузовичок уже преодолел последнюю возвышенность. И вот она уже рядом с домиком.

Затормозила, выбралась наружу. Какая тишина вокруг.

Боуен поправила рюкзак, шлепавший по спине. На крыльце спрятала свечи зажигания за вязанку дров. Таггерт захочет сбежать? Пусть попробует. Ему придется попыхтеть. Машина-то без свечей не заведется.

Она толкнула дверь и вошла внутрь.

Тихо. Никакой ругани, никаких криков. Лишь потрескивает огонь в камине.

Ее сердце забилось сильнее. Неужели Таггерт каким-то образом освободился и, спрятавшись, ждет удачного момента для нападения?

Однако знакомая фигура на кровати. Длинные ноги, широкие плечи. Она облегченно выдохнула.

Женевьева пересекла комнату и остановилась подле ложа своего обидчика. Его мощная грудь под серой фланелевой рубашкой методично поднималась и опадала.

Девушка немного постояла рядом, приходя в себя, и уже приготовилась уйти, как вдруг темные густые ресницы мужчины затрепетали, взметнулись вверх и зеленые пронзительные глаза воззрились прямо на нее.

— Привет. — Его голос со сна слегка осип. — Вы вернулись?

— Как видите.

Мужчина посмотрел на темное окно и нахмурился.

— Который час?

— Начало восьмого.

— Неужели? — Он поднял руку, и девушка инстинктивно приготовилась к прыжку, но он всего лишь потер лицо. — А кажется, уже глубокая ночь. — Его глаза странно сверкнули. — Вы заставили меня поволноваться, мадемуазель.

Неужели Таггерт ждет извинений? Не дождется. Пусть мое отсутствие послужит ему уроком, подумала Женевьева, но промолчала. Грубость не в ее характере, хотя он и заслуживает крепкого словца. Она указала на рюкзак около двери.

— Я принесла ваши вещи.

Молчание.

Девушка кашлянула.

— Как вы себя чувствуете?

— Вам действительно интересно?

— Иначе зачем мне спрашивать?

Он глубже зарылся в подушку и пожал плечами.

— Голова идет кругом. Состояние — отвратительное. Подташнивает.

— Симптомы сотрясения мозга. Печально.

— А как вы?

— Как я? — девушка улыбнулась.

— Вы в порядке? Ни синяков, ни царапин?

— Да. Я в порядке.

— Прекрасно, только… — Он отвел глаза в сторону и снова смущенно пожал плечами. — Одна знакомая мне сказала, что после автокатастрофы иногда… В общем, позже у нее началось внутреннее кровотечение.

Он говорил спокойно и рассудительно, словно о погоде. Боуен не стала интересоваться, что это была за женщина, но отметила — этот случай не дает ему покоя до сих пор. Расстроилась.

Ты неисправимая добрячка, Жен. Чужие беды вызывают у тебя приступы отчаяния. Ты слишком сердобольна. Но разве стремление к сочувствию предосудительно? Конечно, нет.

Однако Женевьева очень сильно сомневалась сейчас, что человеку, лежащему на кровати, нужно ее сострадание.

— Я-то в порядке, — еще раз чисто машинально повторила она, повернулась и пошла к двери. Стянула перчатки, затем парку, повесила ее на крючок и села на оттоманку, чтобы снять ботинки. — А вот вам, кажется, не по себе, — девушка обулась в теплые тапочки и направилась в кухню, — но, может, попробуете поесть? Сытый человек — спокойный человек. — Она достала тарелки из шкафа и внимательно посмотрела на Джона.

— От еды не откажусь. — Мужчина закрыл глаза и потер виски.

Отлично, она старается накормить его. Это доказывает, что сердце у девушки доброе. Значит, с ней нужно и вести себя соответственно: вежливо и ласково, одновременно демонстрируя свои слабости.

Женевьева старательно помешивала суп, делая вид, что не слышит звяканья цепи от наручников и скрипа дверей в ванную комнату и туалет.

Правда, колдуя над ужином, она слегка запарилась. Стало жарко. Девушка откинула волосы со вспотевшего лба и обернулась. Таггерт понуро брел к кровати. Рукава засучены, капли воды блестят на лице. Но какой же он высокий, какой мощный. Все вещи рядом с ним казались совсем маленькими.

Горло пересохло, и она сглотнула.

— Вы нормально себя чувствуете? — спросила Боуен и, подождав, пока он сядет на кровать и сунет подушку за спину, двинулась к нему с подносом.

— У меня все хорошо. Все отлично.

Девушка остановилась на безопасном расстоянии.

— Послушайте, я поставлю тарелки с едой на край матраса. Идет? Но одно резкое движение — и тогда вы опрокинете горячий бульон. Лучше не рискуйте. Понятно?

— Расслабьтесь, — пробормотал он. — Я не в состоянии драться. — Он посмотрел на тарелку с бульоном и крекеры. Выглядели весьма аппетитно.

Боуен поставила поднос на его кровать, взяла с кухонного стола свою порцию и направилась к кушетке. Она и не подозревала, что так сильно проголодалась. А Таггерт, слава богу, был не слишком разговорчивым. Поэтому девушка полностью отдалась трапезе.

Через несколько минут звякнула посуда. Джон неохотно встал.

Женевьева испуганно и настороженно взглянула на великана. Он подошел так близко, как позволяла цепь, поставил поднос на пол и пододвинул его ногой в ее направлении.

— Огромное спасибо, — хрипло поблагодарил он. — Очень вкусно.

— Пожалуйста, — пробормотала она, удивленная вежливостью сыщика. И тут же заглянула в его большие изумрудные глаза. Они просто завораживали ее.

А потом Боуен вдруг поняла, что хочет знать все об этом человеке. Где живет, холост, женат, в разводе? Имеет ли детей? Обладает ли чувством юмора или считается занудой? В общем, все.

Кстати, что у него отменный аппетит, она поняла сразу. Съел все до крошки. Конечно, был голоден. Но дело не в этом. Она почувствовала в Таггерте гурмана.

Девушка снова обернулась. Джон расстегивал рубашку.

— Что вы делаете?

— Готовлюсь ко сну. — Под рубашкой оказалась тонкая футболка без рукавов. Черный цвет ткани составлял пикантный контраст с оливковой кожей.

— Уже? Ведь только восемь. — Она сама не знала, почему возмущается. Ведь усталость и ее валила с ног.

— Очень болит голова. — Он снял футболку, невольно демонстрируя обнаженные широкие плечи. — Не беспокойтесь, — продолжил он, стягивая с себя джинсы. — Я не впаду в кому и не умру во сне. Зачем вам лишние хлопоты?

— Надеюсь, с вами все будет в порядке. — Женевьева смущенно отвернулась.

— Вы выглядите разбитой, советую вам тоже отдохнуть.

Их глаза встретились, и она увидела его искреннее беспокойство. Но затем выражение лица Таггерта изменилось — стало каким-то отрешенным. А через пару секунд он улегся на кровать и резко отвернулся к стене.

Она прошла в кладовку, достала спальный мешок и подушку, бросила их на софу. Ну и тип этот сыщик, рассуждала девушка, залезая в «норку». Совершенно непредсказуемый, дурно воспитанный и странный мужик. Жаль, что она слишком добра. А то закопала бы своего мучителя где-нибудь под сосной. Конечно, предварительно его убив. Помогла бы белка-мутант. Господи, опять в голову лезет эта чушь.

Ведь она жалела Таггерта. Он сильно пострадал в автокатастрофе. Еще неизвестно, что будет с ним дальше. Удар пришелся по голове…

Женевьева вылезла из спального мешка. Нужно присмотреть за детективом. Не хватало еще кризиса во сне. Но вдруг он неожиданно проснется? Что подумает о ней? Нет, дорогая, заползай-ка опять в свое убежище.

Девушка выключила свет и попыталась заснуть. Но образ широкоплечего парня не шел у нее из головы.

Она с досадой вздохнула.

Ночь обещала быть очень долгой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Таггерт внезапно подскочил.

Мышцы напряглись, он весь сжался, приготовился к атаке, сердце бешено колотилось. Сознание прояснялось медленно. Где он? Горы, штат Монтана, домик в лесу, девушка по имени Женевьева…

Он откинулся на смятую подушку и крепко зажмурился. Ему приснились какие-то мрачные скалы, огромные хищные животные, странно одетые люди. Другая, неуютная страна. Словом, ночной кошмар.

Не возвращайся туда, мысленно приказал он себе. Думай о чем-нибудь приятном. Например, о своем отчем доме. Или вспомни своих братьев, многочисленных друзей. В конце концов, обрати внимание на… малышку Боуен. Строптивая, но симпатичная.

Два часа ночи.

— Таггерт? — прошептала девушка. Она выбралась из спального мешка и зажгла свет над печкой. — Вы что, проснулись?

— Да, — ответил он. — И причем совершенно неожиданно.

— Осознаете, где вы находитесь? Кто рядом…

— Конечно, Женевьева, — подавив вздох, отчеканил он. Ведь не отвяжется, пока не услышит ответа. Взяла на себя роль сиделки. Почетная миссия. Благородная.

Но что-то сиделка выглядела слишком испуганной. Трясется-то от чего? От холода или от надвигающейся опасности? Запертый в клетке медведь страшен в своем гневе. Понимает, дурочка.

Кстати, став давно врагами, они прекрасно осознавали, что, если один выиграет, другой проиграет. Иных вариантов нет. Закон жизни.

Внезапно запиликал таймер. Джон дернулся. Да. Нервы совсем сдают, со злостью подумал он, поворачиваясь на кровати. Он уже не мог спать. Созерцал увиденное.

Огонь от камина освещал стройную, точеную фигурку. Темные волосы Боуен поблескивали, как перламутр. Соблазнительные изгибы бедер, волнующая прелесть грудей, которые поместились бы в его ладони… Чудо, а не девочка.

— Таггерт? — Она заправила волосы за уши.

Он схитрил, притворившись спящим. И скорее почувствовал, чем услышал, ее вздох. Босые ноги прошлепали по полу, щелкнул выключатель, в помещении повисла напряженная тишина.

Джон лежал абсолютно неподвижно.

— Эй, ну давай. — Она приблизилась к кровати. — Скажи хоть что-нибудь.

Таггерт не шевелился.

— Я знаю, ты не спишь. — Девушка помолчала. — Черт, это уже не смешно. — Запаниковала. — Ты замерз или… — Женевьева на всякий случай прихватила с собой метлу. Вдруг это чудовище, этот настырный, противный сыщик на нее набросится?

И вот реакция Таггерта. Мужчина схватился за древко и рванул на себя.

Метла отлетела в сторону. Боуен с криком упала в объятия Джона. Минуту они лежали молча, лицом к лицу, бедром к бедру. Затем Женевьева ткнула обидчика в бок локтем, ясно давая ему понять, что считает его вероломным хамом. Всем своим видом она требовала незамедлительно предоставить ей свободу.

Таггерт наблюдал за своей жертвой с каменным лицом. Терпел ее сопротивление, сколько мог. Затем подмял девушку под себя и заставил успокоиться. Каким образом? Прижался своими губами к ее губам.

Женевьева вскрикнула, когда его большое, крепкое тело буквально пригвоздило ее к кровати. Давление его губ усилилось.

Она ожидала всего, чего угодно, только не такого поворота событий. Никогда и никто не целовал ее так властно и так бесстыдно.

Но в то же время девушка не испытывала за всю свою жизнь ничего более восхитительного.

Где твои мозги? Ты едва знаешь этого мужчину. И он тебе не по душе. И даже если бы ты была любительницей завалиться в постель с первым встречным, все равно бы его не выбрала.

Но он такой сексуальный. Даже когда ограничен в движениях. Ведь ключи от наручников в кармане брюк, лежащих на кушетке. Не дотянуться. Бедняга. К тому же раненый. И все равно силен.

Женевьева сопротивлялась, плотно сжимая губы, отворачивала голову, извивалась, как змея. Игра. Когда его руки скользнули с запястий к ее пальцам, она сама вцепилась в Таггерта с удвоенной силой.

Тело горело факелом, не признавало осторожности. О, как она хотела этого мужчину! Реальность пугала. Ведь секс никогда особо не впечатлял ее. А первый опыт вообще был скомканным, быстрым и неловким. Оставил после себя пустоту и неудовлетворенность. Другие варианты оказались не лучше. Последний роман закончился тем, что любовник обвинил ее в холодности, в том, что она не может доставить истинное наслаждение мужчине. Тогда она, пересилив обиду, признала, что, возможно, он и прав.

Но сейчас-то совсем другое. Страсть, похожая на ураган. Чудо из чудес. Она вся, до остатка, хотела раствориться в новоявленном партнере. Обернулась вокруг него будто серпантин, впилась в него губами, желая познать каждый дюйм горячего мужского тела. Женевьева чувствовала его тяжесть, внизу — упругое доказательство его возбуждения. Это окончательно вскружило ей голову.

Кончик его языка раздвинул ее губы. Девушка подчинилась. Как будто была совершенно пьяна. Как будто в одиночку выпила несколько бутылок шампанского. Впервые она поняла, что можно захмелеть от желания.

Но… вдруг Таггерт резко отпрянул от нее.

Женевьева открыла глаза и увидела крепко стиснутые челюсти. Она не знала, что нужно делать дальше, но потом решение возникло само собой. Главное — набраться смелости и признаться в своем влечении. Следуя совету сердца, она запустила пальцы в густые волосы Джона.

— Не останавливайся, — прошептала она. — Я хочу тебя. Пожалуйста.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — глухо прохрипел Таггерт.

— Знаю. — То была ее первая и единственная ложь.

— Нет. Поверь мне.

— Именно это я и делаю. Я уже доверяю тебе. — Женевьева запустила руки ему под рубашку, надавила на плечи, провела пальцами по позвоночнику, мягко помассировала ягодицы. — И я хочу тебя. Не заставляй меня унижаться, Джон.

Он некоторое время молча смотрел на нее, затем на щеке мужчины задергался нерв.

— Черт, Женевьева! — С этими словами он резко перекатился на спину и встал с кровати. В свете камина четко вырисовывался его силуэт. Он сорвал с себя майку и трусы.

Боуен не успела опомниться, как Джон очутился рядом и нежно накрыл ладонью ее шею.

— Ты хочешь меня? — прошептали его губы, будто в бреду.

— Да. — Она с трудом сглотнула, удивляясь про себя, какими возбуждающими могут оказаться обычные прикосновения. — О, да.

И он пошел навстречу. Его действия отличались необычной мягкостью. Губы медленно исследовали ее бархатистую кожу дюйм за дюймом. Темные жесткие волосы на груди коснулись женских сосков. Женевьева чуть не задохнулась, когда его руки приподняли ее ягодицы. Она зажмурила глаза от удовольствия.

— Твоя кожа чертовски нежна. — Он неторопливо исследовал женское тело ртом, продвигаясь вниз. Когда Джон наконец поднял голову, Женевьева вся дрожала, но не от холода.

Она изнывала под медленными ласками Таггерта. Его длинные пальцы скользили по ее груди, периодически нежно сжимая соски. Он покусывал их зубами, втягивал в себя, как втягивают через трубочку ароматный коктейль.

Женевьева цеплялась за плечи мужчины и тихонечко стонала. И этот стон был пропитан восторгом.

А потом молодая женщина достигла пика наслаждения. Он почувствовал, что его тело также незамедлительно нуждается в разрядке. Таггерт расслабился полностью.

— Джонни, это было настоящее чудо, — неуверенно выдохнула она.

Последний раз его называли Джонни лет в тринадцать, и то была его мама. Женевьева Боуен — не замена. Совсем другое. Впрочем, думать об этом ему сейчас не хотелось. К чему теребить душу, проще сосредоточиться на внезапно возникшей любовной интрижке.

— Мы еще не закончили, — Таггерт не узнал собственный голос, до того он стал хриплым и низким.

— Разве? — Она потерла ладонью крепкие бицепсы на его руке.

— Скажи мне, что тебя заводит больше всего? Ее рука замерла, она облизала сухие губы.