Так и не найдя предмета, который послужил бы ей надежным оружием и защитил в данной ситуации, Алана решила положиться на свою сообразительность, которая сейчас ее могла выручить.

— Полагаю, вы явились, чтобы забрать свою ежедневную порцию вина, — сказала она, расправив плечи. — Бочки стоят вдоль той стены, графины стоят там же, на полке.

— Я и сам знаю, где бочки, — рявкнул он. Войдя, наконец, в кладовку, Годдард плотно закрыл за собой дверь. От громкого звука Алана вздрогнула.

— Да, я пришел сюда налить винца, — продолжал он, — и разживусь вином… как только разделаюсь с тобой.

Для выпивохи он двигался чрезвычайно проворно. Прежде чем Алана успела вытащить свой нож, Годдард был уже рядом. Схватив женщину за тонкие запястья, он пихнул ее на мешки и навалился сверху, придавив Алану своим огромным пузом.

— Ты, тварь, слезай с меня! — крикнула она. Алана пыталась вывернуться, однако безуспешно. Он был слишком сильным и тяжелым. — Убирайся, я сказала!

— Не-ет уж, теперь ты сполна получишь все, что заслужила.

Удары сердца оглушительно отдавались в ее ушах, увеличивая напряжение и усиливая страх.

«Ну вот, положилась на свою сообразительность…» — подумала она, чувствуя, что находится на грани истерики.

От тяжести Годдарда ее грудь сдавило, было тяжело дышать. Втягивая ртом и носом воздух, Алана почувствовала поднимавшуюся тошноту. От Годдарда исходил омерзительный запах, ибо этот человек много дней не мылся и пил не просыхая.

— Ты грязная вонючая мразь! Как же ты отвратителен!

Годдард коротко усмехнулся.

— Будь ты нормандской женщиной, я бы по такому случаю, может, и помылся. Но ты всего-навсего уэльсская сука. Низкая дрянь, вот кто ты такая. — Он убийственно улыбнулся, обнажив свои гнилые зубы. — Всегда хотел узнать, что это Гилберт нашел в тебе… почему он желал иметь в постели такую вот тварь. — Подняв руки ей над головой, он ухватил запястья Аланаы одной своей лапищей. Затем Годдард чуть приподнялся, так что свободная его рука оказалась между ним и Аланой. Одновременно он надавил коленом с такой силой, что ноги женщины раздвинулись. — Ничего, теперь-то я наверняка узнаю все твои прелести.

То, что это произойдет, она понимала совершенно определенно, как определенно она помнила собственное имя. Но все же сдаваться она не собиралась.

Когда сэр Годдард просунул свою лапу ей между ног, Алана вздрогнула и перестала дышать. Глаза наполнились слезами, слезы потекли по вискам, скрываясь в волосах; она сейчас более всего желала сбросить с себя его похотливые руки, пробовала вывернуться из-под Годдарда — но все безуспешно.

Она принялась тихо стонать и мысленно обратилась с молитвой к Всевышнему: Боже милостивый, все, что угодно, но только не это!

Пэкстон, спустившись со своего возвышения, откуда следил за производством строительных работ, увидел стоявшего посредине двора сэра Грэхама, который качал головой.

— Ты чем-то взволнован, — сказал Пэкстон, подойдя к своему приятелю. — Какие трудности?

Грэхам в упор посмотрел на Пэкстона.

— Этот чертов идиот чуть не растоптал меня, устремляясь в направлении залы. И представь, ни слова извинения в ответ. Только рявкнул: «Прочь с дороги!» Он, кажется, до того уже допился, что нам нужно что-то предпринять. Он не моется, и от него жутко разит, он не меняет повязки — и они тоже смердят жутко. От него никакого толку ни нам, ни ему самому.

Пэкстон сразу понял, какого «чертова идиота» имеет в виду Грэхам. Он уже освободил Годдарда от прежних обязанностей именно потому, что от него не было никакого проку. Пришло время начистоту поговорить с сэром Годдардом. Чего бы это ни стоило, Пэкстон намерен был сделать так, чтобы этот человек перестал пить, — если придется, готов был даже пойти на то, чтобы приковать Годдарда цепями к кровати.

— И где он сейчас? — спросил Пэкстон.

— Наверное, в кладовке, лакает из какого-нибудь винного бочонка. Зачем всякий раз ходить, наливая графин из бочки, чтобы вскоре опять возвращаться и наливать снова. Не проще ли всегда оставаться возле источника?

— Ты последи за стройкой, а я скоро приду, ладно?

Последние слова Пэкстон говорил уже на ходу, направляясь в сторону залы.

Как Алана ни пыталась бороться с этим человеком, все было напрасно. Головная накидка давно уже слетела, коса расплелась. Она пыталась уворачиваться от губ сэра Годдарда. Юбки Аланы были подняты, причем Годдард пытался задрать их еще выше, полностью открыв ее ноги. Вот она почувствовала между своим и его телом неуклюжую руку и тотчас же поняла, что Годдард пытается стащить с себя штаны.

— Не-е-ет! — завопила Алана, чувствуя, как подступила желчь и тошнота.

Она чувствовала, что может потерять сознание, но усилием воли отгоняла забытье, ибо в такой случае, сделавшись совсем беспомощной, не сможет бороться с Годдардом. Но если она не потеряет сознания, то до конца жизни ее будут преследовать омерзительные воспоминания насилия.

Юбки Аланы были высоко подняты. Помогая себе вторым коленом, Годдард заставил ее развести ноги.

— Святой Давид… кто-нибудь… кто-нибудь, помогите же мне!

На ее отчаянный вопль ответом были слова сэра Годдарда:

— Погоди, сучка, сейчас мы посмотрим, что у тебя там…

Заскрежетав от бессилия зубами, Алана зажмурилась и произнесла мысленно: «Боже, пусть же этого не случится!»

И этого не случилось.

Еще мгновение тому назад сэр Годдард был на ней — и вот его не стало.

Едва только Алана перестала чувствовать тяжесть его тела, она сразу же открыла глаза. И увидела, что его массивное тело как куль шлепнулось на пол, пролетев чуть ли не половину кладовки. Годдард не шевелился.

Все существо Аланы наполнилось неизъяснимым чувством легкости, и она поискала глазами того, кто сумел спасти ее.

Пэкстон.

Он стоял совсем неподалеку от нее, встряхивая кистью руки. Взглянув на него, Алана испугалась, потому что увидела на лице Пэкстона ярость.

Моля Бога, чтобы гнев этого человека никогда не оказался направлен против нее, она подумала о том, что он предпримет следом. Он сумел одним ударом кулака расправиться с сэром Годдардом, так что и ей могло не поздоровиться.

— Прикройтесь, — распорядился он.

Голос Пэкстона был настолько бесстрастным и повелительным, что у Аланы замерло сердце. Оправляя юбки, она продолжала смотреть на него. Затем Алана поднялась с мешков: у нее сильно дрожали колени. Она посмотрела на своего спасителя.

— Вы, наверное, полагаете, что здесь была и моя вина? — спросила она, обратив внимание, что Пэкстон старается не встречаться с ней глазами.

— Нет. Это я во всем виноват. — И с таким выражением, словно это доставило ему новую боль, он посмотрел в глаза Аланы. — Мне следовало бы знать, что он способен предпринять что-то в этом духе. Окажись я тут буквально секундой позже — Боже правый…— вырвалось у него. — Я даже думать не могу о том, что тогда случилось бы с вами. Он, надеюсь, не…

Алана прикрыла пальцами ему рот.

— Нет. Но уже собирался… Вы пришли вовремя. Сделав шаг в его сторону, Алана обхватила его за талию. Этот жест удивил Пэкстона, потому что, кажется, не знал, куда девать руки. Хотя, говоря откровенно, Алана и сама была немало удивлена тем, что сделала.

Она прижалась щекой к его широкой груди. Сердце его билось ровно, и эти неспешные удары действовали на нее успокаивающе.

— Спасибо, что спасли меня.

Издав в ответ мягкий горловой звук, Пэкстон в свою очередь обнял ее.

— О чем речь…— сдавленным голосом проговорил он. — Я так рад, вы даже не представляете…

Алана дрожала всем телом и не могла унять эту нервную дрожь, как была не в силах перестать стучать зубами. Такое с ней случалось прежде лишь однажды, когда она чуть не утонула и все же сумела выбраться на берег.

Она не желала вспоминать тот жуткий день, а сейчас старалась не думать о только что случившемся. Внезапно она почувствовала, что ни физических, ни моральных сил у нее больше нет. Хотелось сейчас лишь одного: добраться до постели и уснуть.

Очевидно, Пэкстон понимал, в каком она состоянии, потому что сказал:

— Давайте-ка я помогу вам добраться до спальни, где вы сможете лечь в теплую постель. Это у вас нервная реакция на то, что произошло, тем более что сами-то вы и не предполагали, что кто-нибудь придет на помощь.

Осторожно оторвав от себя и поддерживая за талию, он повел ее из кладовки на воздух.

Покорная его воле, Алана прижалась к Пэкстону. Когда они приблизились к распростертому на полу сэру Годдарду, Алана еще сильнее задрожала. Пэкстон притянул женщину к себе, напоминая, что он рядом и всегда сможет ей помочь.

— Ас ним теперь что будет? — спросила она, посмотрев на сэра Годдарда.

— Если ему посчастливится пережить эту ночь, то завтра утром, с первыми же лучами солнца, духу его здесь не будет.

Глаза Аланы расширились.

— Но вы ведь не намерены убивать, его?

— Что ж, должен признаться, подобная мысль промелькнула у меня.

— Оставьте. Он не стоит вашего гнева и того, чтобы вы из-за такого человека рисковали честью.

— А как бы поступили вы на моем месте?

— Отправила бы его одного в лес, — сказала она, в эту минуту совершенно позабыв о собственных намерениях делать все возможное, чтобы избавить своих родственников от проблем. — В лесу его настигнет жребий судьбы.

Если Пэкстон и заметил, как странно она сформулировала свою мысль, то не подал виду. Может, ему было не до того. Но лучше, если бы Пэкстон не придал ее словам никакого значения.

Пока Алана раздумывала над тем, как воспринял Пэкстон нечаянно вырвавшиеся у нее слова, он произнес:

— Что ж, в ваших словах есть здравый смысл. Я подумаю на досуге.

Ногой Пэкстон отбросил сэра Годцарда с дороги, чтобы можно было пройти. Может быть, от выпитого вина, или от оглушительного удара кулака Пэкстона, или, может быть, из-за того и из-за другого Годдард лежал без сознания.

Алана подумала, что лучше бы Годдарду и оставаться в таком положении. Видя, как у Пэкстона ходят желваки, она сделала вывод, что гнев ее спасителя не улегся и что, вероятно, Годдарду придется не сладко.

А до восхода солнца еще оставалась уйма времени.

На следующее утро, вскоре после восхода солнца, Пэкстон наблюдал за тем, как распахнулись во всю свою ширь мощные ворота замка. Стоявший рядом сэр Годдард поправлял седло, готовый сесть и ускакать.

Сначала Пэкстон раздумывал, не отпустить ли ему Годдарда в лес, но потом все же решил отправить этого человека в Честерский замок с распоряжением, чтобы сэр Годдард оставался там безвыездно. Когда король Генрих прибудет, чтобы собственноручно возглавить кампанию против Овэйна Гвинедда, он тогда и решит, как дальше поступить с подонком. Если сэр Годдард в полной мере узнает королевский гнев, Алана будет полностью отомщена.

Глядя сейчас на рыцаря, Пэкстон заметил, что спина Годдарда согнулась, а вести он себя стал скромнее. На лице Годдарда можно бьшо разглядеть несколько синяков величиной с кулак Пэкстона. Стоило только сэру Годдарду вспомнить, как, распростертая на мешках в кладовке, Алана пыталась из-под него вывернуться, как губы его сжимались и он злобно прищуривался.

До событий вчерашнего дня Пэкстон никогда не испытывал столь сильный прилив ненависти ни к одному из людей. Даже и сейчас он чувствовал, что ненависть не улеглась. В душе его сохранялась жажда уничтожить эту мерзкую дрянь. Один неосторожный взгляд, одно случайно оброненное слово — и Пэкстон мог окончательно потерять контроль над собой, тем более что лишь ценой чрезвычайного напряжения ему удавалось держать себя в руках.

— Слушай, что я скажу, и хорошенько запоминай, — сказал, едва разжимая губы, Пэкстон. — Лишь благодаря моей доброте ты получил возможность убраться из замка подобру-поздорову. Ты отправишься прямиком в Честер и будешь там дожидаться решения своей участи. Тебе остается лишь надеяться на то, что судья твой будет милостив. Если же нет, то и в этом случае тебе остается винить одного лишь себя. — Пэкстон при этом не назвал имени того, кому надлежало решить судьбу рыцаря, потому как все перемещения Генриха составляли тайну. — Теперь вот еще что, — продолжил Пэкстон. — Если получится все-таки, что ты за свое преступление не будешь должным образом наказан и отделаешься лишь легким испугом, никогда не приезжай сюда. Понял?

Сэр Годдард в ответ издал неопределенный звук.

Пэкстон не мог сказать наверняка, был ли то звук, означавший согласие, или Годдард просто-напросто прочистил горло.

Впрочем, это было неважно.

Если этот скот когда-нибудь опять появится тут, это будет последний случай открытого с его стороны неповиновения.

Бросив последний взгляд на сэра Годдарда, Пэкстон обернулся к сэру Грзхаму, который поджидал, сидя верхом.

— Как только достигнешь вала Оффы, поворачивай и скачи в Честер. — Голос Пэкстона звучал так тихо, что один только Грэхам и мог сейчас разобрать его слова. — Сопровождать Годцарда тебе помогут двое воинов. По прибытии проследи, чтобы его заключили в тюрьму. Передай, что под замком его должны держать вплоть до прибытия Генриха. Если он в пути будет создавать хоть какие-нибудь проблемы, ты должен его зарубить. А тело оставь, пусть хищники полакомятся. Ты должен вернуться через три дня. От силы — через четыре.

— Думаешь, твой план сработает? — осведомился сэр Грэхам. — Мне бы не хотелось быть зарубленным в лесу, как это случилось в тот раз…

Пэкстон перевел взгляд на дюжину уэльсцев, которым надлежало сопровождать четверых рыцарей в этой поездке. Он сам отбирал эскорт, искренне надеясь, что в этот раз обойдется без неприятностей.

— Должен сработать. Если они не доставят тебя сюда живым и невредимым, им известно, каковы будут последствия.

— Все это ведь мистификация, правда? Пэкстон пожал плечами.

— Я и сам еще не решил. Угроза висит над их головами. Ведь они не знают, буду я следить или нет.

— Знаешь, на случай, если не все из них с первого раза поняли, что ты сказал, не мог бы ты повторить, чтобы не возникло никакого непонимания. Я был бы тебе весьма признателен.

— Если ты не уверен, что справишься — скажи. Я поеду вместо тебя.

Грэхам покачал головой.

— Нет. Ты нужнее именно тут. А, кроме того, подобно двум рыцарям, что сопровождают меня, я ведь сам вызвался. Никто не заставлял меня ехать. Я раздумываю сейчас лишь над тем, почему мы не можем отправить этого подонка в сопровождении уэльсцев? — Он махнул рукой. — Ладно, давай. Произнеси наставления. Когда ты выскажешься, я буду чувствовать себя куда лучше.

Пэкстон дружески пожал руку Грзхама.

— Бог помощь. И следи за тем, что за спиной.

— Уж это непременно, — ответил Грэхам, выпуская руку Пэкстона. — Ну так ваша речь, сэр.

Пэкстон вышел на середину двора.

— Минуту внимания… я ко всем обращаюсь, — повысил он голос, обводя взглядом уэльсцев, в том числе и Мэдока.

Мэдок был зачислен в отряд сопровождения как гарантия того, что Грэхам и двое других рыцарей благополучно возвратятся в замок. Зная о преданности Мэдока Алане, Пэкстон полагал, что едва ли этот человек допустит, чтобы пролилась кровь.

Когда все обратили свои взгляды на Пэкстона, он сказал:

— Я хочу еще раз повторить мой приказ всем вам, так чтобы потом не было никаких недоразумений. Вы должны сопровождать этих вот людей до вала Оффы. Как только окажетесь там, будете ждать, когда сэр Грэхам, на которого возложено командование этой экспедицией, вместе с двумя другими рыцарями отконвоируют сэра Годдарда в Честер. Как только они вернутся, вы опять присоединитесь к ним и все возвратитесь в замок. Если возникнут какие-либо трудности, вы обязаны будете защитить этих рыцарей, пусть даже ценой собственных жизней. Если же сэр Грэхам и рыцари не вернутся целыми и невредимыми сюда, леди Алане придется дорого заплатить. — Он в упор посмотрел на Мэдока. — Если ты не желаешь, чтобы с ней случилось хоть что-нибудь, я советую тебе серьезно отнестись к возлагаемым на тебя обязанностям. Вернуться вы должны через три дня. Все ясно?

Возгласы и кивки головой, дававшие понять, что все ясно, были ответом.

— Отлично, — сказал он. — А теперь отправляйтесь в путь.

Отряд стал выходить из широко раскрытых ворот замка. Четверо рыцарей двигались в центре. Следя за отъезжавшими, Пэкстон молился, чтобы Грэхам и рыцари возвратились невредимыми. Что касается сэра Годдарда, до него Пэкстону дела не было, хотя Годдард и был упомянут наравне с другими тремя рыцарями.

А если Грэхам и его люди, согласившиеся сопровождать Годдарда, пострадают от уэльсцев, выполнит ли Пэкстон свое обещание? Накажет ли он Алану?

Ведь кроме рыцарей и отряда сопровождения, были и другие люди, слышавшие распоряжение Пэкстона. Хороший командир всегда держит слово, никогда не нарушает клятвы. Значит, придется наказать Алану.

Створки ворот начали медленно закрываться…

Пэкстон вздохнул.

«Только бы эти люди вернулись в назначенный срок», — подумал он. И помолился, чтобы его товарищи возвратились целы и невредимы.

Он снова тяжело вздохнул. Менее всего хотел он исполосовать нежную спину Аланы плеткой.

Но порка лучше, чем нарушение слова…

Последнее значило смерть.

«Он очень умный», — рассуждала Алана, отвернувшись от окна своей спальни, когда последние воины отряда скрылись за воротами замка.

Из спальни до нее доносилось каждое слово из речи Пэкстона.

Поначалу, когда Алана только начала прислушиваться к его словам, ее охватил легкий испуг. Затем, разобравшись, что к чему, она поняла смысл этой экспедиции.

Сопровождавшие четверых рыцарей уэльсцы должны были послужить защитой и гарантией того, что более не повторится мясорубка, выпавшая недавно на долю отряда рыцарей, покинувших вместе с Годдардом замок. Ульсцам было приказано защищать рыцарей даже ценой жизни.

И то, что Пэкстон добавил относительно Аланы, ей показалось удачно придуманным. Пэкстон считал, что они не захотят подставить Алану. Хотя она не была уверена, сработают ли все эти меры предосторожности.

Ведь Рис понятия не имел, что Пэкстон пообещал в случае, если сэра Грэхама в остальных убьют, отомстить Алане. И хотя Алана сомневалась, что Рис отважится причинить вред своим соплеменникам, но, страстно желая освободить Кимри от нормандцев, он может пойти и на открытое нападение на отряд.

Дикие крики Риса, его хитрые маневры повергнут наименее стойких уэльсцев из отряда сопровождения в панику и бегство, после чего нормандские рыцари окажутся во власти Риса. Алана могла лишь гадать, что именно в таком случае произойдет с ней.

Вчера Пэкстоном двигало сострадание, когда он успокаивал Алану, спасенную от бесчестия, буквально вырванную из грязных лап Годдарда. Однако вполне может так случиться, что через три дня ей доведется принять от него наказание.

Будучи свидетельницей гнева Пэкстона, обращенного на сэра Годдарда, Алана допускала, что ее может ожидать та же участь. Будет ли наказание жестоким, она не знала.

Обернувшись, Алана посмотрела в окно на верхушки деревьев за рекой. Она надеялась, что, может, Рис наконец уймется, насытится нормандской кровью, потому что в противном случае Алане суждено будет заплатить за то, что Пэкстон наверняка посчитает уэльским зверством.

О себе Алана не особенно-то и беспокоилась. Боялась она за сэра Грэхама и его спутников. Судьба же сэра Годдарда не волновала Алану. Но также приходилось думать о тех, на чьи плечи была возложена обязанность защищать рыцарей, — то были ее соплеменники.

Припоминая сейчас, с какими напряженными лицами уэльсцы слушали распоряжения Пэкстона о том, как отряду сопровождения надлежит вести себя в случае нападения, Алана понимала, что все эти люди не имели причин усомниться в том, что она будет жестоко наказана, если вдруг что-то случится с нормандцами. Она знала, эти люди будут биться не на жизнь, а на смерть, окажись они перед лицом опасности.

Алана места себе не находила, представляя, как одни ее соплеменники сражаются с другими.

Нужно было как-то предупредить Риса… и Дилана… предупредить хоть кого-нибудь из живущих за рекой.

— Но как это сделать?

И тут знакомое имя пришло ей в голову. Хотя она не хотела использовать этого человека, выбора у нее сейчас не было.

Резко развернувшись, она направилась к двери. Нужно было разыскать Олдвина.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Пэкстон.

— Блинчики пеку, — был ответ. Усмехнувшись, Пэкстон стал наблюдать за тем, как парень подбирал с берега очередной камень-голыш, брал его поудобнее в левую руку и пускал по поверхности воды. Пэкстон насчитал шесть отскоков. «Неплохо», — подумал он.

— Позволь, я тоже попробую?

— Попробуйте.

Пэкстон поискал и нашел камень-голыш и с силой швырнул его в воду.

Три блинчика — и камень утонул.

— Тут нужно приноровиться.

Пэкстон различил в тоне парня самодовольные нотки.

— Конечно, — сказал он, — тем более что я играл в эту игру когда-то очень давно. — С этими словами он взял еще один камень. — Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, — Пэкстон решил, что парню лет четырнадцать, — то удавалось выпекать до десяти блинчиков за один раз. Мой личный рекорд — семнадцать.

— Ха! Ну это вообще невозможно!

— Мне удавалось.

Пэкстон приноровился и швырнул голыш. Камень дважды отскочил от водной глади, затем канул. Соревнование началось.

Шесть раз по очереди швыряли они камни, и всякий раз Пэкстон проигрывал. Наконец он спросил:

— А как зовут-то тебя?

Хотя спрашивать не стоило. У парня не было правой руки, Пэкстон уже слышал о нем. Тем более что встреча на берегу не была случайной.

Находясь на насыпи, откуда Пэкстон наблюдал за строительными работами, он каж-то увидел, что Алана о чем-то разговаривала с Олдвином. Беседовали они совсем недолго, однако при этом выражение лиц было серьезным. А некоторое время спустя Олдвин выскользнул из замка через боковую калитку. Пэкстон последовал за ним. И вот теперь, когда они встретились, — этот разговор.

Олдвин назвал свое имя, затем, подумав, чуть наклонил голову и произнес:

— Очевидно, у вас много разных неотложных дел, более важных, чем игра в блинчики.

— Но не сегодня. Сейчас все строительные работы временно прекращены. — Пэкстон пожал плечами. — И поскольку погода выдалась такая чудесная, я решил немного отдохнуть от дел. — Размахнувшись, он швырнул еще один голыш, проследил за ним, затем взглянул на Олдвина. — А что ты делаешь возле реки?

— Качаю мускулы и набираюсь сноровки, — ответил он, швырнув очередной свой камень. — После того как у меня не стало правой руки, мне все приходится делать левой, а это требует практики.

Пэкстон понимающе кивнул:

— Наверное, это не просто.

— Поначалу было трудно, все из пальцев валилось. Я сердился, много раз бросал тренировки. Но Алана требовала, чтобы я продолжал занятия. Она была так добра ко мне, вечно советовала, как и что лучше делать. И когда наконец у меня получалось что-нибудь, она заставляла меня делать что-нибудь еще, что я не умел.

— Например, бросать камни?

— Да. Мы с ней даже поспорили. Ну и она совсем недавно сказала, что я должен как следует потренироваться. Сказала, что не хотела бы выиграть у меня, тем более что она женщина.

Пэкстон улыбнулся про себя.

Напрасно, стало быть, он подозревал парня. Оказывается, когда Алана и Олдвин разговаривали, речь шла всего лишь о желании Аланы сделать так, чтобы парень все научился делать одной рукой, чтобы в будущем, когда вырастет, его увечье меньше мешало ему жить.

Пэкстон даже зауважал Алану. Многие на ее месте относились бы к этому парню как к уроду, попрошайке и всякий раз старались бы прогнать его подальше с глаз, но она повела себя совсем иначе. В Олдвине она увидела способного юношу. Она поверила в него и решила сделать все возможное, чтобы он и сам поверил в себя.

А тем временем Олдвин продолжал швырять голыши, причем последний камень прыгнул целых десять раз. Пэкстон решил, что парень этот всему научится. У него много упорства, и левой рукой он владел все лучше и лучше. Ну, а вдохновляла его Алана. О лучшем друге Олдвин не мог и мечтать.

Бросив еще несколько камней, Пэкстон распрощался и начал взбираться по склону. Пройдя половину пути, он обернулся и посмотрел на темноглазого, темноволосого паренька, чья сила духа восхитила Пэкстона.

Пэкстон стоял и недоуменно смотрел на то место, где еще несколько минут назад упражнялся парень. На лице его отразилось удивление, брови вопросительно изогнулись. Никого на берегу не было. Был травой поросший склон, была река.

Олдвина не было.

Стемнело, и как только ночь опустилась на лес и крепость, настроение у Аланы испортилось.

Ужин давно закончился, намеченная на день работа была выполнена. Алана прохаживалась по темному двору замка, стараясь уйти от неприятных мыслей. Для волнений были причины.

Пэкстон пообещал, что она поплатится, если что-нибудь произойдет с сэром Грэхамом и его людьми, — и это обещание приведет к обострению отношений между уэльсцами и нормандцами. Хотя уэльсцы и нормандцы и так относились друг к другу с недоверием, но теперь они будут еще подозрительнее друг к другу, чем прежде. Такого не было даже тогда, когда чуть живой сэр Годдард вернулся в замок и рассказал о нападении, которому подвергся он и его люди.

Направляясь сейчас в сторону боковой калитки (а за последнее время Алана до того привыкла выходить через эту калитку в ночной лес, что ноги сами несли ее туда), она рассуждала о том, не стоит ли ей подбодрить соплеменников, сказать им, что они могут оставить страхи.

Далеко за полночь возвратился Олдвин, сообщив Алане, что сумел предупредить уэльского дозорного, который прятался в лесу на той стороне, неподалеку от замка. Дозорный немедленно отправился к своим, пообещав на прощание Олдвину, что в самое ближайшее время Рис будет в курсе происходящего.

И все же Алана боялась, что рыцарь не успеет предупредить дядю, который, скорее всего, собирался напасть на нормандцев.

Она не была уверена, что ее мольбы будут услышаны и что ее соплеменникам не придется пасть от рук ее родственников.

К тому же в лесах было много всяких банд, которые безжалостно нападали на тех, кто решался пересечь вал Оффы или кто подъезжал с внешней стороны к этому валу. Особенно часто нападениям подвергались сторонники Овэйна Гвинедда. Поэтому даже если Рис и получит ее сообщение вовремя, сэр Грэхам и его люди вполне могут пасть от рук кого-нибудь еще. Такая вероятность была велика, и потому Алана понимала, что несколько следующих дней покажутся ей чрезвычайно томительными. Если рыцари возвратятся целы и невредимы, тогда напряжение в замке несколько спадет. Ну, а если они не вернутся? Тогда что?..

Алана увидела бочки и корзины, кем-то принесенные и сваленные почти у самой боковой калитки. Приподняв юбки, она уселась на одну из бочек. Покачивая ногой, она пыталась представить, какого рода наказание ждет ее, если отряд не возвратится вовремя.

В ее воображении промелькнули десятки самых разнообразных наказаний. Ее могли заставить стоять обнаженной на холоде, например в дождь, могли привязать к лошади и пустить животное вскачь. Но ведь есть еще и такое страшное наказание, как четвертование.

Жуткие эти сцены настолько заполнили ее воображение, что ни о чем ином Алана больше думать не могла. Чего только не напридумывала она себе! Например, что Пэкстон сделает ее своей наложницей. Не удивительно, что за такого рода мыслями она не услышала приближавшихся шагов. И когда чья-то рука мягко опустилась на ее плечо, Алана от страха чуть не умерла.

— Задумались?

Знакомый голос Пэкстона позволил ей сразу же успокоиться. От смущения лицо и плечи Аланы запылали. Уж не ее ли фантазии каким-то образом передались на расстояние и привлекали сюда в такой час Пэкстона?

Она представила, взглянув на Пэкстона, как они сливаются в жарком объятии, и эта картина была настолько яркой, что не выходила у нее из головы. Алана сочла за благо занять оборонительную позицию. Шумно вздохнув, она резко произнесла:

— Никогда впредь не пугайте меня подобным образом.

— Но я дважды позвал вас, — сказал он, усаживаясь на бочку, соседнюю с той, на которой сидела Алана. — И я был уверен, что вы меня слышали…— Он подался чуть вперед. — Вы чем-то взволнованы? Интересно, чем же это?

Благодаря небо за то, что сумерки были столь плотными, что он не мог видеть, как она вспыхнула, Алана демонстративно смотрела прямо перед собой. После того, что она только что представляла, Алана не могла взглянуть в глаза Пэкстону.

На его вопрос она ответила вопросом:

— А были бы вы взволнованы, если бы кто-нибудь взял у вас из жизни десять лет?

— Ну, едва ли я был бы так же взволнован, как вы. Да что это с вами? Не в том ведь дело, что я напугал вас?

Все еще не в состоянии освободиться от своих нечаянных фантазий, которые теперь казались ей неприятными, она поежилась под его взглядом. О, почему бы ему не убраться куда подальше…

— Все нормально, — пробормотала она. После паузы он наконец произнес:

— Алана, возможно, я не так хорошо знаю вас, как мне того бы хотелось, но…

— Что вы имеете в виду?!

Она пристально посмотрела Пэкстону в глаза. Не удивительно, что подобная ее реакция несколько смутила его. Алана испугалась, что переиграла. Но даже если и так, ей уже нельзя было останавливаться на полдороге.

— Что вы имеете в виду, говоря, что не знаете меня так хорошо, как вам бы того хотелось?

И вновь тишина. Первый утренний луч слегка оживил лицо Пэкстона.

— Ну, говоря, что не так хорошо знаю вас, я не имел в виду познание в библейском смысле этого слова, так что не подумайте… Но ведь вы перебили меня и не дали закончить.

Алана не могла себе объяснить, почему ее оставило обычно присущее ей благоразумие. Может, дело в том, что она слишком переживала за судьбы уэльсцев из отряда сопровождения и за судьбу людей Пэкстона? А может, виной этому — страх, ведь Алана неотвязно думала о том, что будет с ней, если экспедиция не вернется или если вернутся не все. Или, скорее всего, во всем был виноват Пэкстон, неизменно умудрявшийся вызывать у нее весьма странные чувства, когда бы ни появлялся рядом. Впрочем, какова бы ни была действительная причина, в глубине души Алана призналась себе, что мысли ее нынче лишены привычной стройности. И тем не менее она уцепилась за слова Пэкстона.