Дейзи все ходила вокруг двух небольших мраморных голубков, которые занимались любовью на своем пьедестале посреди зала. Статуя Эпштейна буквально сводила девушку с ума. Наконец она заставила себя оторваться, кивнула на прощание музейному служителю, наблюдавшему за ней со своего стула, и направилась к выходу.
      Стоял погожий апрельский день – один из тех дней, когда хмурый лондонский апрель все-таки вспоминает о том, что он – весенний месяц. Дейзи присела на одну из мраморных ступенек, опоясывающих галерею Тейт, и стала смотреть на спокойные воды Темзы.
      Девушка испытывала необыкновенную радость – она чувствовала каждую часть своего тела, каждой клеточкой воспринимала трехмерность пространства. Это напоминало ощущение, испытанное ею несколько раз в Рэдклиффе, когда Дейзи пробовала покурить травку. Несколько лет назад она читала книгу о галлюциногенных грибах. Ее написал какой-то английский археолог. В числе прочего в книге было написано, что некоторые древние племена считали солнце головкой члена Бога-солнца, путешествующего по небу.
      Дейзи с нетерпением ждала вечера. Они с Эндрю снова должны были встретиться в «Ланганз брассери». Молодой человек объявил, что желает показать Дейзи, что в этом ресторане можно пообедать и посидеть спокойно, не наблюдая всякий раз за тем, как один из его родственников падает со стула.
      Дейзи встала, отряхнулась и спустилась по ступенькам вниз. Понедельник успел стать любимым днем девушки. Ей нравилось, что для нее этот день выходной, в то время как для всех остальных – начало новой рабочей недели. У нее еще оставалось время пройтись мимо здания парламента и взглянуть мельком на скульптуру Родена. А Эндрю сейчас, наверное, где-нибудь там, внутри. Дейзи так и не успела побывать на галерее для гостей палаты общин, хотя прожила в Лондоне уже три с половиной месяца. Потрясающе, как быстро летит время. «Время, как вечно текущий ручей, уносит прочь тебя и меня. Все мы плывем по его волнам, и будем забыты к исходу дня». Дейзи никогда не нравились эти строки. Вот, допустим, если Карл вдруг умрет. Она, конечно же, его не забудет. Ни его, ни маму с папой. А разве могут матери забыть своих умерших детей? Конечно, нет. Этого просто не может быть. Даже странно подумать о том, что Темза будет вот так же мерно катить свои темные воды, когда никого из них уже не останется в живых. «Время, как быстро текущий ручей…»
      Перед тем как выйти на улицу, Дейзи приняла ванну. Она проследила за тем, чтобы не намокли волосы на висках. Намокая, они всегда завивались в эти противные кудряшки! Дейзи просто ненавидела их. И почему у нее не прямые волосы, такие, например, как у Франсез? Каштановые волосы хороши только тогда, когда растут прямо.
 
      – И почему же тебе так нравится скульптура Эпштейна? – спросил Эндрю.
      Дейзи пригубила из бокала мартини с лимоном и двумя оливками.
      – Они такие… живые, осязаемые. Так и хочется положить ладонь на спинку того, который сверху. И я возбуждаюсь не только мысленно… – Секунду поколебавшись, Дейзи добавила: – Но и вообще.
      Девушка тут же поразилась собственной неловкости. В самом деле, с чего это она вдруг сделалась такой стеснительной?
      – Я уже давно заметила, – сказала она, – что, когда меня глубоко затрагивает какое-нибудь художественное произведение, я немедленно возбуждаюсь сексуально. Конечно, голуби Эпштейна действительно созданы для того, чтобы пробудить в человеке желание, но, несмотря на откровенность сцены, в них все же есть что-то удивительно невинное. Эпштейну было около тридцати лет, когда он вырезал этих голубей – четыре разных варианта. И больше скульптор никогда не создавал ничего подобного.
      – И что же ты делаешь после того, как обнаружишь, что художественное произведение возбудило тебя сексуально? – Эндрю позабавила прямота девушки.
      – Ну, конечно, я не выхожу на улицы и не бросаюсь в объятия первого встречного, – сказала Дейзи. – Но я подметила, что мужчины обычно пытаются со мной заговорить, когда я иду из музея или художественной галереи. Наверное, есть что-то такое в моем лице в эти моменты.
      Улыбнувшись, Эндрю закурил.
      – А почему ты не попытаешься снять студию и заниматься скульптурой в свободное время?
      – А у меня практически нет свободного времени. В те дни, когда я не в «Бастионе», я осматриваю Лондон. Хотя, признаться, бывают и такие дни, когда я просто валяюсь в постели, делаю всякие там маски и читаю.
      – Мне понравилось твое интервью с женой министра иностранных дел, – похвалил Эндрю. – Особенно то место, где она вспоминает, как доктору Киссинджеру, который решил побывать в Англии по дороге в ЮАР, пришлось лететь в небольшой рыбацкий городок, о котором он никогда не слышал, только потому, что английский министр иностранных дел не захотел прервать свой уик-энд в избирательном округе. – Эндрю рассмеялся: ему вспомнился собственный избирательный округ.
      – А ты вообще общаешься с лейбористами, или у вас принято, чтобы каждый держался членов своей партии даже после работы? Дейзи только что съела одну из пропитанных джином оливок.
      – Большинство политиков предпочитают последнее, – ответил Эндрю.
      – А разве это не скучно – когда все друг с другом соглашаются?
      – Ну что ты. Конфликты внутри партии – куда более захватывающие, чем между лейбористами и тори. И вообще большинство членов парламента стараются не видеться после работы – нам хватает друг друга в палате. Но, если бы мне пришлось обедать с членом парламента, я предпочел бы тори – по крайней мере, смогли бы посплетничать о своих коллегах. О Маргарет Тэтчер, например.
      Дейзи принялась легкими покусываниями освобождать от косточки вторую оливку. Эндрю не сводил глаз с губ девушки.
      – На прошлой неделе я как раз оказался на одном обеде с депутатом от лейбористов. Хозяйка специально пригласила нас вместе, надеясь, что мы устроим маленькую драчку. Но это показалось нам слишком скучным, и мы отказались. В самом деле, с чего этой женщине пришло в голову, что мы собираемся изображать гладиаторов перед ее гостями?
      Дейзи положила косточку от оливки в пепельницу рядом с сигаретой Эндрю.
      – Скоро кончается сезон, так что, по-моему, нам стоит заказать устриц, – предложил Эндрю.
      За кофе Эндрю Харвуд продолжал пристально, оценивающе смотреть на Дейзи. Девушке было приятно и одновременно как-то неловко от его взгляда.
      Эндрю кивнул официанту, чтобы принесли счет.
      – Джайлз говорил мне, что ты знакома с Карлом Майером, – сказал он.
      Дейзи чуть покраснела. Ей было приятно – она привыкла гордиться любовью Карла – и одновременно неловко.
      – Да. А что? Ты его тоже знаешь?
      – Лично – нет. Но каждый уважающий себя политик, которого интересуют международные отношения, если он обладает хоть каким-то кругозором, слышал о Карле Майере. Он прославился своим беспардонным отношением к бедной старушке Европе.
      Неожиданно Дейзи обнаружила, что сейчас ей почему-то совсем не хочется думать о Карле.
      Эндрю оплатил счет, и они встали из-за стола.
      Они пешком дошли до угла Страттон-стрит, где Эндрю припарковал машину. Он предупредительно открыл дверцу перед девушкой, но только Дейзи стала усаживаться, как Эндрю вдруг резко поднял ее и поставил лицом к себе.
      Оба стояли молча, глядя в лицо друг другу. И у обоих было совершенно одинаковое выражение глаз – смесь вопроса и вызова. Наклонившись, Эндрю поцеловал девушку в губы. Дейзи отстранилась. Эндрю не сдавался. Он обнял ее и притянул к себе. Дейзи попыталась оттолкнуть Эндрю, но он только крепче сжал ее и буквально впился губами в рот девушки.
      Так они стояли перед открытой дверцей машины несколько минут. Затем Дейзи все же удалось вырваться.
      – А вот это придумано плохо, – сказала она. – Что до меня, то, похоже, мартини ударил в голову.
      – Не уверен, что дело в этом, – Эндрю снова притянул Дейзи к себе, но она отвернула лицо.
      Эндрю тут же оставил ее в покое, обошел вокруг машины и уселся на свое место. Дейзи тоже забралась наконец внутрь. Эндрю явно нервничал, включая зажигание. Черт возьми, надо было самому догадаться, что эта девица просто любит подразнить мужчин. Говорят, все американки такие. До Лоуэр Слоун-стрит Эндрю и Дейзи доехали молча.
      Эндрю снова проводил девушку до парадной двери и поцеловал в щеку, но на сей раз в его поцелуе сквозила насмешка. И он ничего не сказал о том, собирается ли позвонить на следующей неделе.
      Добравшись до комнаты, Дейзи немедленно легла в постель и достала из ящика стола блокнот и ручку. Вспоминая, какое сегодня число, Дейзи вдруг поняла, что последний раз писала Карлу недели две назад.
      «Дорогой Карл», – начала Дейзи.
      И неожиданно разрыдалась.

      Через два дня Дейзи пригласил на ланч Бен Фронвелл. Он велел водителю высадить их на углу Грик-стрит, где было одностороннее движение, и до ресторана «Лесгарот» они дошли пешком.
      Дейзи чувствовала себя необыкновенно важной персоной – все вокруг смотрели на Бена Фронвелла, затем на нее, а потом снова на Бена. Фронвелл остановился возле одного из столиков, за которым оживленно беседовали двое мужчин.
      – Я даю Джереми Торпу не больше десяти дней, – сказал Бен. – Потом он слетит. И туда ему, собаке, дорога! – Он ухмыльнулся.
      Один из мужчин растерянно улыбнулся, другой изобразил руками тоже что-то не очень уверенное. Политики обычно предпочитали держаться с Беном приветливо, независимо от того, что они говорили за его спиной.
      Бена совершенно не волновало, о чем они думают. Главное, чтобы не переставали бояться.
      – Это партийные организаторы либералов, – объяснил Бен Дейзи.
      Сидя напротив редактора за маленьким столиком, девушка чувствовала себя неловко. Лицо Бена напоминало физиономию возбужденного подростка, а разговор сводился к тому, что Бен делал Дейзи неуклюжие комплименты.
      – Держу пари, у твоих дверей всегда толпилась куча поклонников. Как ты думаешь, мне удастся протолкнуться сквозь эту очередь? – сказал Бен еще в машине. Дейзи предпочитала общаться с Беном в редакции, хотя там он был агрессивен и вмешивался абсолютно во все. Как только Дейзи и Бен покинули пределы «Бастиона», он явно почувствовал себя неловко. Дейзи не нравилась эта ситуация. Бен Фронвелл не из тех людей, кто прощает собственное смущение.
      Положение слегка поправилось, когда они заказали ланч и официант налил в бокалы кларета. Бен попросил рассказать об интервью, которое Дейзи брала накануне у руководителя одного из второстепенных министерств.
      – Что бы он ни говорил, Дейзи, на самом деле этот парень просто с ума сходит от желания попасть в кабинет Каллагана. Он пригласил тебя на ланч? Или хочет сначала прочитать, что ты о нем напишешь?
      – Думаю, ему даже не пришло в голову, что я представляю какой-либо интерес, кроме как в качестве журналистки.
      – Да брось ты, Дейзи. Он один из первых ловеласов в палате общин.
      Бен немного расспросил девушку о ее прошлом, но Дейзи прекрасно понимала, что на самом деле ему это нисколько не интересно, и поэтому не стала вдаваться в подробности.
      – Мне понравилось, как ты притворилась, что давно своя в журналистике, когда пришла ко мне впервые, – сказал Бен. – Я, конечно же, не поверил в это тогда и не верю сейчас. Для меня главное, чтобы ты продолжала так же хорошо работать. Ты ведь американка. А иностранные журналисты не так настораживают политиков, как свои, которых они знают. И еще мне нравится, как ты пишешь – никогда не комментируешь интервью. Правильно, пусть реплики говорят сами за себя. А что ты думаешь об Эндрю Харвуде?
      Резкая смена темы застала Дейзи врасплох.
      – Я его почти не знаю, – ответила девушка.
      – Я видел, как ты говорила с ним во время вечеринки у Анджелы. Вы тогда встретились впервые?
      – Да.
      – Держу пари, Эндрю сразу взял след. Он большой бабник, наш Эндрю. Вся беда в том, что быстро устает от женщины и прыгает в постель к другой. Ну что ж, ему ведь надо работать за двоих – за себя и своего голубого братца.
      Дейзи молчала. Ей было немного не по себе.
      Бен внимательно наблюдал за реакцией девушки на его слова.
      – Я вижу, ты уже успела размякнуть. Он далеко пошел бы, этот Эндрю Харвуд, если бы перестал блеять на каждом углу, что мы должны опрыскать духами каждую трущобу, каждого уголовника и каждого негра. Любого порядочного англичанина просто с души воротит от такой ерунды. Думаю, Эндрю не пошел в либералы только потому, что хочет достичь вершин в политике, а не просто учить нас всех жить.
      – Откуда ты знаешь, что он хочет достичь вершин? – поинтересовалась Дейзи.
      – Все эти чертовы дворяне хотят одного и того же. Они бормочут что-то о правах, о равенстве, о единой нации, а сами считают, что всем нужно только одно право – быть такими, как они. Они и не сомневаются, что на голову выше всех остальных от рождения. Что ж, посмотрим, удастся ли дочери бакалейщика победить их всех. Сейчас очень интересный момент в истории партии тори. Маргарет Тэтчер избрали лидером всего год назад. Вот подожди, она еще наберет силу.
      Не переставая ухмыляться, Бен долил бокалы.
      – Рейчел Фишер недавно избрали наконец кандидатом от Бедфорд Фордж. Могу предложить тебе пари, Дейзи. Когда тори вернутся в правительство, любая должность, которую предложат Эндрю Харвуду, будет в результате отдана Рейчел Фишер.
      Дейзи на секунду нахмурилась.
      – А как тебе понравилась заметка Демпстера в «Мейл» о Нелсоне Харвуде? – спросил Бен.
      – Я ее пропустила, – ответила девушка. – А про что там?
      – Юристы «Мейл» наверняка подняли свой обычный шум по поводу диффамации, так что эту статью надо читать между строк. Какой-то придурок дал Нелу по носу возле клуба для этих чертовых транссексуалов. Тьфу, черт, даже есть расхотелось! Терпеть их всех не могу.
      Дейзи вертела в пальцах бокал.
      Она вздохнула с облегчением, когда внимание Бена переключилось на полного мужчину, который подошел к их столику. Он оказался одним из редакторов «Миррор». Их представили друг другу, и мужчины тут же принялись обсуждать дело Джереми Торпа. Дейзи вновь поразилась тому, насколько увереннее чувствует себя Бен, говоря о работе, чем обсуждая личные дела.
      По дороге обратно на Флит-стрит Дейзи забилась в угол заднего сиденья и поддерживала беседу с Беном, стараясь казаться веселой и беззаботной, хотя это давалось ей нелегко. Краем глаза девушка видела, что Бен Фронвелл косится на ее колени, выступавшие из-под юбки. Стоило взглянуть на Бена, он тут же отводил глаза. Но, как только Дейзи начинала смотреть в окно, Бен снова принимался изучать ее колени. Было очень неловко.
      И уж совсем невыносимой ситуация сделалась после того, как Дейзи почувствовала руку Бена на своем колене. Ведь если попросить его убрать руку, между ними сразу возникнет неловкость – будто Дейзи решила, что Бен собирается чуть ли не изнасиловать ее прямо в машине. Наверное, лучше всего было притвориться, что она не замечает. Но как он это воспримет? Ведь оба прекрасно понимали, что Дейзи никак не может этого не заметить.
      – Пойдем как-нибудь вместе пообедаем в «Аннабель»? – предложил Бен Фронвелл.
      Дейзи резко повернулась и взглянула на Фронвелла. Сам он смотрел в этот момент на колено девушки, которое начал неловко поглаживать.
      – Боюсь, что этого не стоит делать, Бен, – сказала девушка. – У меня есть жених в Америке.
      Дейзи снова посмотрела в окно, надеясь, что теперь Бен догадается убрать руку, но вместо этого он только выше задрал юбку девушки. Дейзи почувствовала, как он пытается просунуть ладонь ей между ног.
      Она резко скинула руку Бена.
      У него был вид человека, которого только что ошпарили. Со стороны Дейзи это была чисто автоматическая реакция – все равно как смахнуть муху. Она даже не подумала, что Бен может обидеться. Бен поджал губы, сейчас у него было лицо обиженного ребенка. Лицо его стало малиновым.
      Однако замешательство лишь на несколько секунд отразилось на лице главного редактора, чтобы тут же смениться обычной ухмылкой Бена Фронвелла.
      – Хорошо бы кто-нибудь сообщил твоему парню, что его крошка Дейзи прохлаждается в «Ланганз» с одним из первых бабников Лондона, – процедил сквозь зубы Бен.
      На это Дейзи нечего было ответить. Боже, как ей хотелось, чтобы шофер скорее довез их до Флит-стрит! Интересно, Бен как-нибудь накажет ее за сегодняшнюю сцену? И пригласит ли он ее еще раз пообедать?
      Знай Дейзи Бена Фронвелла лучше, она сразу же поняла бы, что он никогда и никуда больше ее не пригласит – побоится нарваться на отказ. Но Бен никогда не забудет, что от него отмахнулись, как от мухи, даже не задумавшись лишний раз. И ведь вовсе не из-за какого-то там американца – все сплошное притворство. Он был уверен, что девушка просто успела влюбиться в Эндрю Харвуда. Ну и дура, раз предпочла ему, Бену Фронвеллу, этого слизняка. Гордость не позволяла Бену прямо и явно наказывать девушку. Нет, он придумает свой собственный способ отомстить.
      В лифте Бен успел поболтать с одним из своих заместителей, затем заперся у себя в кабинете, куда через двадцать минут был вызван Джайлз Александер.
 
      Была пятница, и почти весь штат «Бастиона» усиленно занимался подготовкой нового номера. Дейзи не касалась вся эта суета – ей не надо было писать статью на этой неделе. Она подошла к полке с подшивками газет и стала искать статью Найджела Демпстера. Хотя автор не пытался навешивать ярлыки, унижение Нелсона Харвуда, сбитого с ног парнем, которого он пытался подцепить, было описано мастерски.
      Возвращаясь к столу, Дейзи чувствовала себя подавленной. Конечно, глупо, ведь она даже незнакома с Нелом Харвудом. А братец его, которого она знает, что-то не спешит объявиться – прошло уже два дня с тех пор, как Эндрю насмешливо поцеловал ее в щеку и вернулся к своей машине. И вообще, почему ее это так волнует? А Дейзи не могла не признаться себе, что ее это задевало.
      Дейзи вдруг обнаружила, что вокруг ее стола какая-то странная атмосфера. Джайлз низко склонился над машинкой, так что ей видна была только копна морковно-рыжих волос. Наверное, пишет что-нибудь горяченькое, на злобу дня, подумала Дейзи. Джайлз выдернул из каретки лист с такой силой, что девушка удивилась, как он его не порвал. Джайлз вскочил со стула и кинулся в приемную главного редактора.
      Рейчел неподвижно сидела за своим столом.
      – Главный у себя? – спросил Джайлз. Лицо его было белым от злости.
      – Сейчас выясню, – сказала Рейчел. – Хотите, чтобы он вас принял?
      – Да.
      Рейчел подняла трубку селектора.
      – Здесь Джайлз Александер. Хочет с вами поговорить.
      Рейчел, как всегда, говорила так безукоризненно вежливо, что это выводило из себя, казалось оскорбительным.
      – Редактор сказал, что примет вас, – сообщила она.
      Бен Фронвелл поднял глаза от бумаг и ухмыльнулся, протягивая руку за листком, который принес ему Джайлз.
      – Подожди, пока я прочту, – сказал Бен.
      Когда он закончил читать и поднял глаза, они были холодными, как лед, а в ухмылке Бена на сей раз читалась нескрываемая угроза.
      – Спасибо за столь забавный трюк, Джайлз, – медленно произнес он. – Я всегда говорил, что ты – превосходный шут. Но, думаю, настало тебе время отправляться веселить другого редактора. Думаю, тебе не составит труда его найти.
      Джайлз повернулся на каблуках и вышел из кабинета. Когда он проходил мимо стола Рейчел, та, по своему обыкновению, даже не подняла головы.
      Дейзи встревоженно взглянула на Джайлза – в лице его не было ни кровинки.
      – Что, черт возьми, происходит? – спросила девушка.
      – Знаешь, что потребовал от меня этот негодяй Фронвелл? Что я должен был включить в свою колонку?
      Дейзи ждала, вопросительно глядя на Джайлза.
      – Он успел послать одного из лакеев Анджелы узнать подробности заварушки, которую устроил вчера Нел Харвуд. А потом сказал, что заметки Демпстера явно недостаточно – можно развить эту тему. И вот я должен был сравнить стиль жизни Нела и его «расчетливого старшего брата с весьма честолюбивыми амбициями». – Джайлз произнес последние слова, пародируя йоркширский акцент Бена. – Я, конечно, сказал ему: у меня есть работа поинтереснее, чем писать в своей колонке никому не нужные гадости о моих друзьях. Так у этой сволочи глаза так и забегали. Он наверняка выбрал на эту роль именно меня из-за нашей дружбы с Нелом и Эндрю. Кто же еще способен лучше описать «удар, который нанес по карьере народного избранника неблаговидный поступок его брата».
      Изображая акцент Фронвелла, Джайлз злился еще больше.
      – Я, черт побери, пишу политическую колонку, а не дневник светских сплетен.
      – И что же ты написал на том листке бумаги, который так свирепо выдергивал из машинки?
      – Решил подлить масла в огонь. Начал с того, что пустяковая стычка перед баром для голубых вряд ли может повлиять на осуществление непомерных амбиций Эндрю Харвуда. Все это ерунда. Потом добавил, что в тот вечер в этом баре была вечеринка не только для гомиков, но и для лесбиянок. А дальше – дал разыграться фантазии. Написал, что одной женщине, которую должны скоро избрать в парламент, будет весьма некстати, если выяснится, что во время пресловутой драки, как раз в тот момент, когда Нел Харвуд лежал, распростертый на земле, ее видели выходящей из бара в компании другой женщины. И еще прибавил, что эта самая женщина-политик чисто случайно является близким другом и «личным помощником» одного известного редактора с Флит-стрит. Интересно, сможем ли мы что-нибудь прочесть о похождениях уважаемой леди на страницах его газеты.
      Дейзи слушала, затаив дыхание.
      – Все это настолько абсурдно, что я не смог подавить желание преподнести «статью» Бену.
      – И что сказал Бен?
      Джайлз нервно захихикал. Но Дейзи заметила, что лицо его приобретает постепенно свой обычный цвет.
      – Он очень язвительно поблагодарил меня. А потом уволил.
      – О, Джайлз! Ты думаешь, это окончательно? Бен когда-нибудь меняет свое решение?
      – Только если это в его интересах. Но даже если бы это было возможно – с меня хватит. Не хочу больше быть его игрушкой.
      – И что же ты будешь делать?
      – Пока не знаю.

      Бен Фронвелл почти угадал: спустя двенадцать дней, десятого мая, Джереми Торп подал в отставку. Карьера сорокашестилетнего политика, девять лет занимавшего пост главы партии либералов, была расстроена из-за обвинений в изнасиловании смазливого юнца, бывшего конюха, а затем манекенщика. Итак, началась предвыборная кампания. Кто займет пост лидера?
      Британская публика с наслаждением обсуждала подробности скандала, связанного с крахом Джереми Торпа. Однако многие политики чувствовали себя неловко – одним было неприятно, что гомосексуальные наклонности их коллеги сделали его объектом шантажа, другие понимали, что только по милости Божьей их самих миновала чаша сия.
      К концу недели за рабочими столами «Бастиона» обсуждали только одно – борьбу Дэвида Стила и Джона Пардо за пост руководителя партии либералов. Между ними разразилась самая настоящая война. Ни один из кандидатов не стеснялся в средствах. Ни Стил, ни Пардо не пытались открыто скомпрометировать соперника – всю грязную работу выполняли за них их приближенные.
      Пардо, начавший свою избирательную кампанию довольно агрессивно, был весьма обескуражен, обнаружив, что телеоператоры стали снимать его крупным планом сверху. А дело было в том, что сторонники Стила сообщили телевизионщикам, что Пардо носит парик.
      В то время как все толпились вокруг полки с последними выпусками газет, Франсез занимало совсем другое. Девушка сидела, откинувшись на стуле и прижавшись затылком к перегородке, отделявшей ее кубик от приемной Рейчел. Все в «Бастионе» знали, что сегодня Рейчел Фишер последний день работает в должности личного секретаря главного редактора. Через три недели в округе Бедфорд Фордж должны были состояться предварительные выборы.
      Франсез нервно покусывала губы. Через несколько минут девушка вернула стул в обычное положение, однако с лица ее не исчезло озабоченное выражение.
      Анджела, Дейзи и Франсез решили позавтракать в баре «Блэкфриарз». Всю дорогу до бара Франсез молчала. Девушки любили это небольшое заведение – здесь можно было наскоро перекусить салатами и бутербродами и почти никогда не бывало много народу. Сюда никогда не заглядывали знакомые журналисты. Несколько мужчин, регулярно посещавших этот бар, судя по виду, были банковскими клерками. Сегодня их было двое – оба с прямыми спинами и в пиджаках, застегнутых на все пуговицы.
      – На что спорим, эти двое закажут вегетарианские салаты? – сказала Анджела. – Эти ребята – как раз из тех, кто попадается обычно на удочку экологических движений и сторонников здорового образа жизни.
      Она закурила сигарету и выпустила густое облако дыма.
      Когда девушки заказали ланч, Франсез сказала:
      – С Рейчел происходит что-то просто ужасное. Раньше я никогда не думала, что в этой женщине есть что-то человеческое. Но я ошибалась.
      – Что ты имеешь в виду? – спросила Дейзи.
      – Раньше я никогда не слышала, как Рейчел за стенкой повышает голос, разговаривая с Беном Фронвеллом. Но даже в такие моменты она говорила этим своим противным супервежливым тоном. А вот сегодня утром Рейчел буквально вопила в истерике. Я не знаю, кричала она в телефонную трубку или в селектор. А может, просто стоя на пороге кабинета Бена. В общем, я слышала только ее крики. Это было просто ужасно!
      – А слова тебе удалось разобрать?
      – Да. Рейчел все время повторяла: «Мне плевать, плевать, и хватит твердить, что это надо сделать как можно скорее, а то будет поздно. Я до последнего момента не дам ничего сделать!» И что-то там еще, но эти слова она повторила три раза. И кричала она так, будто бьется в судорогах.
      – Интересно, о чем шла речь? – задумчиво произнесла Дейзи.
      – Не знаю. Но вряд ли о чем-то хорошем, как ни странно, мне очень жалко Рейчел. Думаю, раньше я бы не поверила, что она может страдать по-настоящему.
      Все трое несколько секунд молчали, затем Анджела произнесла:
      – Интересно, удастся ли мне вытащить что-нибудь из Бена? Он всегда так оберегает Рейчел, что придется придумать что-нибудь особенное.
      Девушки понимающе улыбнулись друг другу.
      Рейчел снимала квартиру на Морпет-террас, в десяти минутах ходьбы от Вестминстера. Она переехала сюда примерно год назад – Рейчел нисколько не сомневалась, что ей довольно скоро потребуется квартира недалеко от палаты общин. Девушка так же понимала, что, как только ее изберут в парламент, визиты Бена Фронвелла на Морпет-террас придется свести к минимуму. Даже теперь Бен всегда просил водителя высадить его на углу Виктория-стрит, а дальше шел пешком мимо нескольких одинаковых многоэтажных кирпичных домов.
      До сих пор Бену везло – он ни разу не столкнулся нос к носу с двумя министрами, которые тоже посещали эти дома. Бен знал об их визитах, а они ничего не знали о нем. Один из министров ходил в дом в конце квартала, где жила Рейчел, другой – в дом по другую сторону Вестминстерского собора. Обоим министрам до сих пор удавалось держать своих любовниц вне поля зрения средств массовой информации. Жены прекрасно знали о похождениях своих мужей, но, как это часто бывает в подобных случаях, ни жена, ни любовница политика не стремились к огласке. Это было известно также личным секретарям министров и некоторым коллегам по парламенту. Но избиратели министров и британское общественное мнение пребывали в блаженном неведении. Ни одна газета еще не нашла способа обнародовать подобную информацию таким образом, чтобы ее можно было доказать в суде в случае неизбежного предъявления обвинений в диффамации.
      Бену нравилось смотреть на Вестминстерский собор. Его, конечно же, нисколько не интересовала неовизантийская архитектура. Купол собора выглядел очень живописно на фоне заката, каменные колонны загадочно мерцали в свете уличных фонарей. Но и это не слишком трогало Бена Фронвелла. Дело в том, что Вестминстерский собор был официальной резиденцией архиепископа Римской католической церкви. Бен терпеть не мог католиков. И в душе всегда злорадствовал, представляя, как вытянулось бы лицо кардинала Хьюма, узнай он, что творится под самым его носом. Чертовы монахи! Бен как-то читал, что сорок процентов из них голубые.
      Наконец Бен свернул к подъезду Рейчел, поднялся по ступеням и нажал на кнопку переговорного устройства.
      Квартира Рейчел находилась на последнем этаже, поэтому потолки здесь были не очень высокими. Квадратная прихожая вела в большую комнату, выходящую окнами на собор. Комната служила Рейчел одновременно гостиной, кабинетом и столовой. Письменный стол стоял справа от газового камина, а слева красовался изысканный, в викторианском стиле обеденный стол орехового дерева с инкрустацией, в то время как остальная мебель относилась к стилю «модерн» и была куплена в «Армии и флоте» либо у «Питера Джоунса». В отделке своего жилища Рейчел предпочитала исключительно оттенки синего цвета. Поверх коврового покрытия на полу лежал новый пестрый персидский палас. Его подарили Рейчел на Рождество мистер и миссис Фишер. Комната не была выдержана в едином стиле, но тем не менее здесь было очень уютно. Рейчел ощущала прилив бодрости, входя в эту комнату. Она даже специально заходила сюда, едва придя домой, чтобы поднять себе настроение, и только потом отправлялась в спальню переодеваться.