– У вас есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто мог решиться на этот ужасный поступок?
Эндрю приходилось все время напоминать себе, что личная неприязнь к начальнику сектора «Ф» не должна мешать ему быть объективным.
– Ничего не могу сказать по этому поводу, господин министр. Завтра утром мы начнем служебное расследование.
– Сколько копий было сделано с отчета, который вы давали на подпись министру, Чарльз? – спросил Остин Бартмор.
– По-моим данным, две. Но это неточно. Дело в том, что моя секретарша улетела на уик-энд в Париж. Завтра утром она выйдет на работу, и тогда я смогу ответить точно.
– В каких случаях копию с документа снимают уже после того, как он был подписан министром, Чарльз?
Лицо Остина Бартмора было, как всегда, непроницаемым.
– Обычно так не делают, сэр, – ответил Картрайт, с ужасом чувствуя, как все-таки начинает подергиваться веко.
– Как вы думаете, что за интерес фирме «Бед хай тек» посылать в «Бастион» копию контракта с моим братом? Ведь они наверняка понимают, что скандал может лишить их контракта на поставку оборудования для программы ES7.
Картрайт с трудом заставил себя смотреть прямо в лицо министру.
– Разорвав контракт с «Бед хай тек», мы окажемся в очень щекотливом положении, господин министр, – пояснил Картрайт. – Если только не удастся доказать, что утечка информации произошла по вине президента «Бед хай тек», нас могут привлечь к суду не только за расторжение контракта, но и за моральный ущерб, нанесенный фирме.
Несколько секунд все трое сидели молча. Эндрю и Бартмор не сводили глаз с Картрайта, тот, в свою очередь, пристально смотрел на Эндрю. Мартин Троуэр поднял глаза от своих записей и внимательно оглядел всех троих.
– Что ж, до завтра нам все равно вряд ли удастся выяснить что-нибудь еще, поэтому, я думаю, можно разойтись, – заключил Эндрю. – Остин, задержитесь, пожалуйста, на несколько минут.
Чарльз Картрайт и Мартин Троуэр молча вышли из кабинета.
– Я понимаю, вас раздражают манеры Картрайта, – сказал Остин Бартмор. – Но ведь он хороший работник. Мы еще вернемся к этому разговору позже, но я думаю, что самым разумным будет просто поменять Чарльза местами с кем-нибудь из сотрудников того же ранга. Я подумаю о кандидатуре. Все-таки для руководства сектором «Ф» требуются специфические знания.
Эндрю закурил, выпустил густое облако дыма и стал задумчиво смотреть, как оно растворяется в воздухе.
– Встретимся завтра утром, Остин, – произнес он наконец. – Очень жаль, что пришлось прервать ваш воскресный отдых, как, впрочем, и свой. Не говоря уже о жене и детях. Думаю, по дороге от машины до входной двери им пришлось несладко.
Бартмор загадочно улыбнулся.
Мужчины встали и распрощались.
В воскресенье поезда метрополитена ходили с увеличенными интервалами. Чарльзу Картрайту пришлось ждать на платформе минут пятнадцать. Время от времени он дотрагивался пальцем до дергающегося века.
Вагон был почти пуст. Картрайт отрешенно смотрел прямо перед собой и пытался решить, действительно ли он совершил что-либо аморальное. Если как следует проанализировать его действия, он – скорее пострадавшая сторона. Да, действительно, после того как министр обороны написал красными чернилами резолюцию на его отчете, Чарльз захватил документ с собой, отправляясь на ланч. В ближайшем магазине канцтоваров он сделал с отчета две фотокопии, которые положил во внутренний карман пиджака. Вернувшись в кабинет чуть раньше обычного, Картрайт подшил оригинал в папку с документами по программе ES7. В конце рабочего дня секретарша забрала эту папку в числе прочих документов и вернула на место.
Вечером, придя домой, Картрайт запечатал одну из копий отчета в конверт, на котором написал своим аккуратным круглым почерком лондонский адрес Бенджамена Фронвелла. Он сделал на конверте пометки «лично» и «секретно». На следующий день Чарльз опустил конверт в почтовый ящик у станции метро «Вестминстер». Еще через день Фронвелл позвонил Картрайту, чтобы поблагодарить. Убедившись, что конверт дошел до адресата, Картрайт уничтожил оставшуюся у него копию.
Сейчас Чарльз Картрайт вот уже в который раз задавал себе один и тот же вопрос – почему он с такой готовностью взялся выполнить просьбу Бена Фронвелла. В самом деле, почему ему, Чарльзу Картрайту, так польстило внимание редактора «Бастиона», что он решился фактически на служебное преступление. Неужели все дело в том, что приятно, когда перед тобой лебезит официант из «Савойя»? Или же причина заключалась в том, что Картрайту приятно было сознавать, что он имеет возможность навредить своему начальнику, которого не очень любил? Эндрю Харвуд начинал свою карьеру, имея все привилегии, которых ему, Чарльзу Картрайту, приходилось добиваться тяжелым трудом. Успех работы сектора «Ф», его сектора, журналисты и политики приписывали министру.
И вообще, как можно считать аморальным или незаконным то, что он скопировал отчет, который сам же до этого и составил? Ведь он просто послал редактору «Бастиона» абсолютно не секретный документ. Ведь все в Англии, кроме, конечно, министров, выступают за то, чтобы работа правительства освещалась более открыто и подробно. Британская пресса борется за это уже много лет. Вот в США еще в шестьдесят шестом году приняли закон о праве на информацию, а в семьдесят четвертом его к тому же пересмотрели и расширили. Если подумать, он действовал вполне в духе времени.
И что с того, что он собирался роскошно отдохнуть за границей за счет «Бастиона»? Министры постоянно путешествуют за границу за счет таких же, как он сам, рядовых налогоплательщиков. А его трехнедельный отдых в Вест-Индии оплатят не налогоплательщики, а «Бастион». Он ведь никого не просил об этом, Бен Фронвелл сам предложил. К тому же, будь у Картрайта жена, это обошлось бы «Бастиону» в два раза дороже. Так что они еще сэкономили на нем.
Веко постепенно переставало дрожать. Чарльз Картрайт взглянул в окно. До станции «Илинг» оставалось еще две остановки. Картрайт с удовольствием представил себе, что скоро окажется дома. Он любил свою квартиру. И почему министр не мог потерпеть до завтра с этим чертовым совещанием? Чего он добился тем, что не дал людям спокойно отдохнуть в воскресенье? Интересно, а как отнесся к этому Остин Бартмор? Понял ли он, что у сегодняшнего совещания была одна-единственная цель – потешить самолюбие господина министра?
Картрайт посмотрел на часы и невольно залюбовался изящным запястьем левой руки. «У тебя очень красивые руки, Чарльз», – часто повторяла его мать.
Как только он доберется до дома, можно будет сесть спокойно в кресло и расслабиться, просматривая проспекты туристических агентств.
Джордж Бишоп сидел в просторном кабинете своего дома, просматривая газеты и потягивая слабое виски. Экономка взяла сегодня выходной, поэтому им с сыном придется поужинать холодными закусками, которые оставила им на двух подносах Рейчел. Оба подноса были затянуты специальной пленкой, чтобы еда не засохла. Сама Рейчел сразу после чая уехала в Лондон, чтобы пораньше лечь спать перед началом рабочей недели. Джеймс сидел в своей комнате наверху и делал уроки. А Говард учился теперь в школе с пансионом.
Джордж Бишоп напрасно пытался переключить внимание на «Санди таймс» и «Санди телеграф» – взгляд его все время возвращался к последнему номеру «Бастиона», на первой странице которого красовались фотокопии контрактов «Бед хай тек» с Нелом Харвудом и министерством обороны. Когда Джордж переснимал контракт Нела Харвуда с фирмой, он даже не догадывался о том, как собираются использовать этот документ. Хотя сейчас уже трудно сказать что-то определенное по этому поводу. Может, он и обсуждал что-то подобное с Картрайтом во время последней выпивки в гольф-клубе. Или это было в разговоре с Рейчел? Джордж с готовностью согласился переснять контракт, потому что, в конце концов, ведь это он порекомендовал фирме Нела Харвуда. А назначение членов совета директоров никто никогда не держит в особом секрете.
Благодаря дружбе с президентом «Бед хай тек» и многолетней работе по страхованию фирмы, Джорджу Бишопу не составило труда добраться до досье членов совета. Хотя, снимая копию, Джордж чувствовал себя немного не в своей тарелке. По натуре он был человеком честным и почти всегда лояльным. Но главным своим долгом он считал соблюдать лояльность в отношении жены. И Рейчел сказала ему, что гораздо проще будет добиться дальнейшего повышения по службе, если Эндрю Харвуда сместят с поста министра обороны. И вообще, что такого особенного, что он снял копию с контракта «Бед хай тек»? Ведь он же его не подделал. Передавая копию жене, Джордж и не подумал спросить Рейчел, каким образом она собирается ее использовать. И вот теперь он видел это собственными глазами.
Джордж Бишоп и Бен Фронвелл виделись всего один раз – во время какого-то приема, устроенного правительством. Бен держался вполне дружелюбно, но несколько скованно. Джордж так и не смог определить, как же относится к нему Бен Фронвелл. Но среди лондонских политиков, с которыми общалась Рейчел, было довольно много людей, отношение которых к Джорджу Бишопу оставалось для него загадкой. Джордж знал, что его жена симпатизирует Фронвеллу. Иногда Рейчел заговаривала о том, что надо как-нибудь пригласить его на ланч. Но ведь она часто приглашала на ланч своих коллег по парламенту, и Джордж ничего не имел против. К тому же Рейчел, конечно же, прониклась уважением к Бену Фронвеллу еще в те времена, когда работала под его началом. Сколько лет назад это было?
Неожиданно Джордж представил Рейчел в постели с Беном Фронвеллом. Но тут же прогнал от себя эту мысль. Джордж был уверен, что секс играет в жизни его жены второстепенную роль. И ее вовсе не беспокоил тот факт, что муж не особо рвется поддерживать супружеские отношения. Джордж исполнил свой долг мужчины – зачал двух прекрасных сыновей. Но сам процесс всегда казался ему жутко утомительным, почти что неприятным. Джордж испытал колоссальное облегчение, когда обнаружил, еще во время медового месяца, что в постели Рейчел не ждет от него особенной изобретательности.
Пиджак Бена Фронвелла висел, как всегда, на спинке кресла. Картина, появившаяся на секунду перед глазами Джорджа Бишопа, была не совсем точной – Бен и Рейчел лежали не в постели, а на постели. Бен ослабил узел галстука, но решил не снимать его – через сорок минут пора было уходить.
Бен Фронвелл вернулся в Лондон на день раньше, чем обычно, поскольку как раз на этой неделе владелец «Бастиона» устраивал один из своих ежемесячных воскресных обедов. Анджела уже несколько лет не посещала подобные мероприятия, все время отговариваясь тем, что в последний раз ее посадили между двумя самыми скучными людьми во всем Лондоне. В этот раз Анджела тоже не поехала с мужем – она осталась в Сассексе и должна была, как обычно, вернуться в Лондон во вторник.
– Брайан Берфорд не заходил сегодня к Джорджу? – спросил Бен.
– Нет, по крайней мере до моего отъезда, – ответила Рейчел.
– А ты уверена, что Джордж в конце концов не выложит Брайану всей правды? Джордж, по-моему, как раз из тех, кто не умеет врать.
– А что он может рассказать? Только что сфотографировал контракт «Бед хай тек» с Нелом Харвудом. Но как раз об этом он будет молчать как рыба. Конечно, Джордж – человек порядочный. Он никогда в жизни не свалит вину на другого. Но он прекрасно понимает, что будет с моей карьерой, если все выплывет наружу. Сначала то, что это он рекомендовал фирме Нела Харвуда, потом эта утечка информации.
– Если он ничего не расскажет Брайану Берфорду о фотокопии, тогда и все остальное вряд ли кого-нибудь заинтересует. В этом вся прелесть нашей интриги. К тому же Берфорд понятия не имеет о том, что Чарльз Картрайт лично заинтересован в передаче контракта на оборудование для программы ES7 его фирме.
Несколько секунд оба молча размышляли над сказанным, затем Рейчел сказала:
– Я жутко смеялась, читая сегодня утром твою статью.
Бен самодовольно усмехнулся.
– И какое же место понравилось тебе больше всего?
– Погоди секунду.
Спрыгнув с постели, Рейчел выбежала из спальни и через несколько секунд вернулась с номером «Бастиона» в руках.
Она встала рядом с кроватью и начала громко и с выражением зачитывать отрывок из статьи:
«Все мы наивно полагали, что контракты министерства обороны распределяются исходя из интересов нации. И никак не могли представить себе, что перспективная авиастроительная компания получит контракт, но лишь после того, как брат министра обороны займет пост члена совета директоров фирмы».
– И еще самый конец, – глаза Рейчел светились радостью. – Вот это: «Так что же должны мы подумать после этого о братьях Харвуд?»
Сложив газету, Рейчел кинула ее на кровать и снова легла поверх синего покрывала, закинув ногу на ногу.
– Ювелирная работа, мистер Фронвелл, – еще раз похвалила она.
36
Дом номер десять по Даунинг-стрит был построен в конце семнадцатого века. Стоя перед его довольно скромным фасадом, трудно было догадаться, что внутри здания гораздо больше места, чем кажется на первый взгляд. Множество длинных извилистых коридоров вмещали огромное количество кабинетов, офисов и приемных. В тысяча семьсот тридцать втором году часть дома номер десять, выходящую на Даунинг-стрит, соединили с огромным домом, стоящим во дворе. С тех пор здесь располагалась официальная резиденция премьер-министра Великобритании.
Миновав полисмена, стоящего на крыльце, посетители попадают в широкий длинный коридор, в котором хорошо видны три двухстворчатые двери, распахнутые настежь, и четвертая, которая всегда закрыта. Именно за этой дверью находится зал заседаний кабинета министров Великобритании. Изнутри зал выкрашен в белый цвет. Почти все помещение занимает длинный, покрытый темно-коричневым сукном овальный стол. Форма стола выбрана с таким расчетом, чтобы каждый министр мог хорошо видеть и слышать любого из своих коллег. Вокруг стола стоят двадцать три стула, обитых красной кожей. Стул премьер-министра отличается от всех остальных только тем, что снабжен подлокотниками. Он стоит не во главе стола, а посередине одной из сторон. За спиной премьер-министра – серый мраморный камин, над которым висит портрет сэра Роберта Уолпола в традиционном парике из конского волоса.
У каждого премьер-министра своя манера проводить заседания кабинета. Маргарет Тэтчер предпочитала, чтобы дискуссии длились не больше двух часов. Как только стрелка каминных часов приближалась к цифре один, дебаты быстро сворачивали. Обычно слово предоставляли только тем министрам, чьи министерства имели непосредственное отношение к обсуждаемому вопросу. Хотя, конечно, если кто-нибудь из их коллег имел собственное мнение, которое желал высказать, ему обязательно предоставляли слово. По традиции члены кабинета обращались друг к другу не по фамилии, а по должности. Заседание кабинета проводились раз в неделю – в четверг. И только в чрезвычайных случаях премьер-министр мог созвать внеочередное заседание. Дебаты кабинета министров очень сильно отличались от дебатов в палате общин. Они велись в гораздо более деловом и сдержанном стиле – здесь не требовалось устраивать представление для гостей на галерее для посетителей, и никто не обменивался язвительными замечаниями с политическими противниками.
Некоторые министры кабинета, желая подстраховаться, обычно выносили на обсуждение кабинета многие вопросы, которые вполне могли бы решить самостоятельно. Эндрю Харвуд был не из их числа. Он старался как можно больше вопросов решать внутри министерства обороны. Однако сегодня кабинет собирался, чтобы обсудить вопросы, связанные с выводом войск Великобритании из Западной Германии. Это был политический вопрос, и его требовалось непременно обсудить со всеми министрами.
За завтраком Эндрю сказал Дейзи, что он рад возможности напомнить премьер-министру и своим коллегам, что превосходно справляется со своими обязанностями, что бы ни писали о нем в «Бастионе».
– Министр обороны, – объявил наконец премьер-министр.
Стул Эндрю стоял почти напротив премьер-министра. Слегка наклонившись вперед, он быстро и четко изложил свое мнение по обсуждаемому вопросу.
Когда он закончил, премьер-министр предоставил слово министру иностранных дел.
Карикатуристы почему-то любили изображать этого полного, флегматичного человека в виде жабы. Министр иностранных дел выразил одобрение по поводу предложенного Эндрю курса и методов его осуществления.
Премьер-министр подвел итоги:
– Я думаю, мы можем целиком и полностью передать этот вопрос в ведение министра обороны, – сказал он.
Следующим в повестке дня стоял вопрос о механизме слияния национализированных предприятий Великобритании с частными промышленными компаниями.
– Министр промышленности, – объявил премьер-министр.
Рейчел Фишер сидела с той же стороны, что и премьер-министр, поэтому ей пришлось немного нагнуться, чтобы обратиться непосредственно к нему. Она весьма деловито произнесла свою речь в пользу условий, предложенных частными компаниями.
Обычно министрам кабинета нравится, когда их коллега докладывает коротко и ясно. Однако сегодня речь министра промышленности понравилась не всем – ее выводы показались многим чересчур прямолинейными. Поэтому многие решили принять участие в дебатах и высказаться против позиции Рейчел. Эндрю Харвуда в их числе не было. Примерно через полчаса премьер-министр подвел итоги, заявив, что кабинет «в общем и целом» одобряет политику министра промышленности. Теперь можно было переходить к следующему пункту повестки дня.
В двенадцать сорок пять министры кабинета собрали лежащие перед ними документы и отправились по коридору в сторону выхода, оживленно беседуя между собой.
Эндрю Харвуд услышал, как кто-то зовет его по имени. Обернувшись, он увидел премьер-министра.
– У вас найдется время для разговора? – спросил он.
Эндрю вернулся в зал заседаний.
– Я хотел сказать вам, – начал он, – что возмущен нападками «Бастиона» на вас и членов вашей семьи. Я нисколько не сомневаюсь, что мистер Фронвелл жестоко ошибся в своих выводах. Один из моих помощников уже обсудил этот вопрос с вашим секретариатом. Эти несносные газетные «сенсации» обычно занимают внимание читателей не больше недели. По оценкам моих помощников, так должно быть и в этом случае. Однако, если у вас все же есть какие-то сомнения по поводу дальнейшего осуществления программы ES7, пусть кто-нибудь из вашего секретариата свяжется по этому поводу с моей приемной. Мы должны совместными усилиями проанализировать возможные негативные последствия газетной шумихи вокруг этого дела.
– Благодарю вас, господин премьер-министр, – сказал Эндрю. – В четверг день парламентских запросов к министру обороны. Я уверен, что меня закидают вопросами, так или иначе связанными с клеветой мистера Фронвелла. Вряд ли я могу что-нибудь добавить к официальному заявлению, которое сделало сегодня мое министерство. Что же касается программы ES7, то я не вижу смысла ее замораживать, так же как не считаю нужным отнимать контракт на поставку оборудования у «Бед хай тек». К тому же в этом случае министерству обороны пришлось бы выплатить фирме колоссальную неустойку.
– Что ж, понимаю. Хотя «Бастион» считается официальным проводником политики моего правительства, мне очень не хотелось бы, чтобы его редактор считал, будто может в своих статьях пытаться повлиять на мое мнение о министрах кабинета.
– Спасибо. К сожалению, мы до сих пор не смогли установить, кто послал в «Бастион» фотокопии документов. Мы так же не знаем, действительно ли время назначения моего брата на пост члена совета директоров «Бед хай тек» было выбрано случайно или же это было сделано в результате чьих-то манипуляций, направленных на то, чтобы меня скомпрометировать.
– Я прекрасно понимаю ваше состояние, Эндрю. Если вам понадобится еще раз обсудить со мной этот вопрос, дайте знать.
Вечером, вернувшись домой после десятичасового голосования в палате, Эндрю рассказал жене об этом довольно загадочном разговоре с премьер-министром.
– С одной стороны, можно сделать вывод, что премьер-министр считает эту статью в «Бастионе» полной ерундой. С другой стороны, это похоже на предупреждение – «Смотри в оба! За тобой наблюдают».
Дейзи так расстроили эти новости, что Эндрю невольно рассмеялся, глядя на унылое выражение ее лица.
– Ну что ты, дорогая! Все совсем не так плохо. – Эндрю нежно поцеловал жену и начал смешивать коктейли. – Если подумать, то каждый министр правительства Ее Величества постоянно находится под пристальным наблюдением премьера. Просто мне недавно напомнили об этом публично. Кстати, когда репортеры перестали толпиться под дверью?
– Последним надоело дежурить, когда вернулась из школы Софи. Ведь ты уже сделал заявление, так чего им еще ждать?
– Да, действительно.
– Час назад звонил Нел. По правительственному телефону.
– Надо сказать ему, чтобы в следующий раз звонил по городскому.
– Он сказал, что пытался, но целый час не мог дозвониться – все время было занято.
– Мы же договорились, что включим городской телефон, как только все немного утрясется.
– Я так и сделала. Думаю, это Софи висела на телефоне целый час. У нее всегда есть о чем поговорить со своим молодым человеком.
По лицу Эндрю пробежала тень раздражения, но он ничего не сказал.
– Джейсону пятнадцать лет, – весело продолжала Дейзи. – И у него возрастные проблемы с кожей лица. Думаю, они с Софи обсуждают последние методы лечения.
Эндрю явно не доставлял удовольствия этот разговор.
– Что сказал Нел? – спросил он.
– Хотел снова поговорить с тобой по поводу своего директорства. Ты вроде бы сказал ему вчера, что нет необходимости отказываться от должности, но он все равно хочет выяснить – может, это облегчит твое положение.
– Я всегда забываю его телефон, – пожаловался Эндрю.
Зато Дейзи помнила номер своего непутевого деверя наизусть.
Эндрю набрал номер, стараясь не думать о Софи и ее молодом человеке.
У Нела никто не подходил. Подождав немного, Эндрю положил трубку.
В этот самый момент кто-то тихонько постучал в дверь, и в комнату вошла Софи.
Девочка была в пижаме. Сегодня днем она возвращалась домой под дождем, и волосы, которые она так тщательно выпрямляла щипцами, снова завились крупными локонами. Дейзи очень сочувствовала дочери. Она прекрасно помнила, как сама мечтала когда-то иметь прямые волосы.
– Я еще не сплю, – сообщила Софи. – Можно к вам на пару минут?
– Конечно, – разрешил Эндрю.
Софи присела на краешек стула.
– Как провела день? – спросил Эндрю у дочери.
– Нормально. Правда, одна девочка в классе спрашивала меня про дядю Нела. Говорит, что ее папа считает, что дядя Нел должен отказаться от своей должности в этой дурацкой фирме.
– Мы как раз только что говорили об этом с мамой.
Эндрю внимательно смотрел на дочь. Сердце его буквально замирало от любви к девочке. Обычно в эти часы он любил побыть наедине с Дейзи, но сейчас был рад, что к ним присоединилась Софи.
– Так он уйдет с этой должности, па?
– Вчера дядя Нел сам предложил мне это. Но я сказал, что не надо.
– Почему?
Эндрю закурил.
– Потому что этим уже нельзя помочь делу – по репутации нашей семьи нанесен удар. Наоборот, кто-нибудь может решить, что он решил покинуть свой пост потому, что действительно в чем-то виноват. А я вряд ли имею право в чем-то обвинять своего брата.
– Что ты хочешь этим сказать, па?
– Ведь это я в свое время лишил Нела старшего брата.
Дейзи удивленно подняла глаза. Ей никогда не приходило в голову объяснить снисходительное отношение мужа к проделкам младшего брата именно таким образом.
Эндрю поспешил перевести разговор на другую тему – даже спустя столько лет ему было очень тяжело вспоминать о смерти брата.
– Видишь ли, Софи, конечно, тот факт, что я – министр обороны, требует от членов моей семьи определенных жертв. Но всему есть предел. Нел вовсе не должен отказываться от выгодной должности. Хотя от души надеюсь, что тебе, Софи, не придет в голову превратить наш дом в притон для воров и наркоманов.
– А я надеюсь, что ты перестанешь называть моих друзей ворами и наркоманами.
Иногда Софи подолгу дулась на родителей за подобные заявления. Но сегодня, после разговора с Джейсоном, у девочки было настолько хорошее настроение, что совсем не хотелось ни с кем ссориться. К тому же она прекрасно знала, что отец вовсе не считает ее друзей ворами и наркоманами. Софи просто решила ненадолго сделать вид, что обиделась.
Эндрю улыбнулся дочери.
Софи поднялась со стула.
– Спокойной ночи, па, ма. Как приятно, что по Чейни-стрит снова можно ходить, не расталкивая локтями эту жуткую толпу журналистов.
На следующий день, в двадцать минут третьего, по дороге в палату на парламентские запросы, Мартин Троуэр снова обратил внимание на руку Эндрю, сжимавшую дверную ручку. Костяшки пальцев опять были белыми – Эндрю волновался.
Ровно в два тридцать спикер громко объявил:
– Мистер Харвуд.
Вопросы, которые ему задавали, были именно такими, каких следовало ожидать от оппозиции, после того как Бен Фронвелл дал лейбористам столь замечательный повод забросать министра обороны камнями. Однако и среди тори, и среди лейбористов было немало сочувствующих Эндрю Харвуду. Его, в общем, считали честным человеком и вполне готовы были поверить, что он ничего не знал о должности, предложенной Нелу. Однако среди представителей обеих партий были такие, которым доставляли удовольствие любые нападки на членов кабинета. Впрочем, все они прекрасно понимали, что в один прекрасный день сами могут оказаться в положении Эндрю Харвуда.
Поскольку Эндрю Харвуд сумел опровергнуть все обвинения, вся эта история, как и предсказывал премьер-министр, занимала внимание публики не больше недели. Еще несколько дней ежедневные газеты пестрели карикатурами на Эндрю и Нела, советами, как им теперь поступить, а затем английские читатели целиком и полностью утратили интерес к этой истории.
В воскресенье только «Бастион» напечатал на своих страницах очередной комментарий. Бен Фронвелл прекрасно понимал, что проиграл этот раунд, хотя ни за что не признался бы в этом открыто, даже в разговоре с Рейчел. Ему еще предстояло организовать для Чарльза Картрайта обещанный отпуск – ничего не поделаешь, сделка есть сделка.
Бен Фронвелл вовсе не считал неудачу очередной акции против Эндрю Харвуда полным провалом. Все равно выдвинутые им обвинения останутся в памяти читателей и, что самое главное, в памяти премьер-министра. Подробности забудутся, но все будут помнить, что министр обороны был когда-то в чем-то замешан.
Бен Фронвелл относился к мести как к удивительной игре: сегодня он меня, завтра – я его. Он умел проигрывать.
Пока Бен еще не успел придумать план номер три. Но дайте время! Никогда не знаешь, что может подвернуться под руку.
37
– Надеюсь, ты успеешь собраться вовремя, – сказал Эндрю, отправляясь утром в министерство.
Уходя, он оставил Дейзи свой распорядок дня, специально отпечатанный секретарем. В конце списка мероприятий, намеченных на сегодняшний день, было написано: «Восемь – восемь тридцать – обед на Даунинг-стрит десять. Черный галстук». А чуть выше большими жирными буквами было напечатано: «СЕМЬ ТРИДЦАТЬ – МИССИС ХАРВУД ВЫЕЗЖАЕТ С ЧЕЙНИ-СТРИТ». Интересно, почему секретарь Эндрю печатает этот пункт распорядка большими буквами? Что это – знак внимания или намек на ее постоянные опоздания?
Дейзи встревоженно посмотрела на часы. Семь двадцать восемь. Нет смысла выглядывать из окна – Дейзи и так прекрасно знала, что Олли всегда приезжает на десять минут раньше назначенного времени – как будто подчеркивает таким образом, что она все время заставляет себя ждать. Рука Дейзи дрогнула, и она, как это бывало уже не раз, попала в глаз кисточкой для туши. Ну вот, теперь придется все начинать заново! Дейзи стерла черные пятна и начала снова красить ресницы. Только не волноваться!
Семь тридцать четыре. Дейзи бегом кинулась в спальню и быстро надела приготовленный для сегодняшнего вечера наряд – белую кисейную блузку с низким вырезом, черную шелковую юбку и расшитый черным янтарем пояс. Иногда Дейзи брала драгоценности с собой и надевала их уже в машине. Но сегодня она задержалась перед зеркалом и бережно застегнула на шее ожерелье из бриллиантов и перидотов, надела серьги. Все это Дейзи достала сегодня утром из шкатулки, подаренной ей свекровью. Эти драгоценности носила еще бабушка Эндрю Харвуда. Дейзи специально сделала сегодня высокую прическу, чтобы волосы не закрывали серьги.
Семь сорок четыре. Дейзи схватила сумку, белое боа, чистую рубашку для Эндрю и вешалку с его вечерним костюмом. Слава Богу, она догадалась заранее найти галстук и засунуть его в карман пиджака. Дейзи надеялась, что ворс от ее боа не пристанет к черному костюму Эндрю. Но, в любом случае, можно почистить его в машине.
Добежав до первого этажа, Дейзи крикнула:
– Всем до свидания!
– Приятно повеселиться! – хором отозвались из кухни Софи, Мэтти и Ингрид.
Олли с непроницаемым лицом вышел из машины и открыл для Дейзи заднюю дверцу.
– Добрый вечер, мэм, – сказал он.
Олли завел машину, и они понеслись на огромной скорости, проезжая время от времени на желтый свет. Дейзи старалась не смотреть на Олли. В такие минуты ей казалось, что даже спина и затылок водителя выражают молчаливое неодобрение.
Дейзи думала о том, как повезло премьер-министру – не надо никуда нестись на машине, только выйти из квартиры и спуститься на один лестничный пролет.
Когда «ягуар» проезжал мимо Тауэра, Дейзи со страхом взглянула на огромный циферблат Биг Бена. Две минуты девятого.
– Вы совершили чудо, Олли, – похвалила она шофера.
