Кабинет Бена был почти точной копией прежнего, на Флит-стрит – белые стены, черный ковер, черная мебель и массивный письменный стол красного дерева. Огромный диван пришлось недавно перетянуть. Кожа двух кресел от Имса тоже успела пообтрепаться за пятнадцать лет пользования. За спиной Бена красовалась все та же огромная карта Великобритании.
Сегодня была суббота, и в этот вечерний час лишь немногие сотрудники еженедельника все еще сидели за своими столами. Почти все они – кроме младших редакторов – разговаривали по телефону. Секретари отделов уже ушли, а большинство журналистов, ответственных за номер, были внизу, в талерной.
Бен, Джойс и Томми вышли из лифта. Девушка сразу направилась к своему столу, а Томми Лоуэлл последовал за главным редактором в его кабинет.
В приемной никого не было: одна из личных секретарей Бена всегда уходила по субботам в семь, вторая – в девять. Дверь, ведущая из приемной в кабинет, была открыта настежь.
– Звони прямо отсюда, – распорядился Бен. – Если не достанешь Харвуда или кого-нибудь из его свиты, доберись до кого угодно из министерства обороны и заставь сказать хоть что-нибудь. Я сажусь писать новую редакционную статью.
Смертоносную игрушку Бена Фронвелла – колонку, подписанную его именем, – обычно помещали в центре первой страницы. Кроме этого, в верхней четверти обычно печатали еще одну редакционную статью без подписи. Иногда ее писал под наблюдением Бена кто-нибудь из его заместителей, но чаще всего он делал это сам.
Бен зашел в кабинет, оставив дверь в приемную по-прежнему открытой.
* * *
Дейзи лежала в постели, укрывшись простыней, заменявшей в жаркое время года одеяло, и ждала Эндрю. На ней ничего не было, кроме плоской золотой цепочки, напоминавшей змейку. Через стену ей были слышны шаги мужа в соседней комнате, служившей ему кабинетом. Эндрю, шутливо поддразнивая самого себя, пообещал «присоединиться» к жене минут через десять. Дейзи очень любила такие вечера, когда им удавалось лечь в постель пораньше, до того, как оба устанут настолько, что хватит сил только обняться и заснуть. Эндрю любил пошутить и на эту тему. Он говорил о таких вечерах, что они «просто ложатся спать пораньше». В последнее время они все реже и реже могли позволить себе такую роскошь.
Дейзи была замужем за Эндрю уже пятнадцать лет, но ее по-прежнему волновало и даже как бы немного интриговало все, что касалось мужа. Она гордилась тем, что Эндрю стал одним из ведущих министров кабинета. Хотя иногда буквально ненавидела красные портфели с документами, которые Эндрю приносил из министерства, чтобы поработать дома.
Чуть раньше Дейзи приняла ванну и, втирая в тело специальный крем, позволила себе роскошь помечтать о том, что произойдет после того, как хлопнет дверь кабинета и через несколько секунд на пороге спальни появится Эндрю. Она почувствовала при этом легкую дрожь и тут же переключила мысли на другую тему – совсем немного, и уж тогда она сможет дать волю охватившему ее желанию.
Выйдя из ванной, Дейзи прикрепила на дверь спальни со стороны коридора специальную табличку, слегка потрепанную от долгого употребления, на которой было написано «Не беспокоить!». Табличку эту несколько лет назад подарила родителям на рождество Софи. Дейзи сама попросила дочь о таком подарке. Софи нарисовала вокруг надписи разноцветных птичек и ярко-розовые сердечки. Мэтти попросили тогда сделать точно такую же табличку для спальни родителей в загородном доме в Уэймере, чтобы мальчик не чувствовал себя не у дел. На его табличке была та же самая надпись «Не беспокоить!» – однако она вышла не такой красивой: Мэтти явно не хватало художественного вкуса старшей сестры. Дейзи очень не любила запираться от детей на ключ, и таблички оказались вполне подходящей заменой замка. Только один раз – вскоре после того, как дети преподнесли родителям свои подарки, – Мэтти, не обращая внимания на табличку, все-таки ворвался в спальню родителей. Хотя это произошло не в самый пикантный момент, Эндрю довольно резко отчитал сынишку, и с тех пор никто больше не забывал обратить внимание на предупреждающий знак. Дети усвоили для себя, что не имеют права нарушать покой родителей, и смирились с этим, хотя Мэтти иногда позволял себе немного поворчать.
Когда родители уединялись в спальне, Дейзи обычно просила детей отвечать на телефонные звонки и записывать, кто звонил.
– Мы с папой решили немного отдохнуть и не хотим, чтобы нам мешали, – говорила она.
Сейчас Дейзи не стала беспокоить детей – было уже начало одиннадцатого, а им обычно не звонили в столь позднее время.
Наконец Дейзи услышала, как открывается дверь кабинета.
И тут же раздался звонок секретного телефона правительственной связи, стоявшего на столе у Эндрю.
Стена заглушала голос мужа, и Дейзи не могла расслышать слов.
Через пять минут дверь спальни наконец-то открылась. Эндрю поглядел на ожидавшую его жену, закрыл за собой дверь, подошел к постели и прилег рядом. Протянув одну руку, он дотронулся до золотой змейки на шее Дейзи.
– Мне очень жаль, дорогая. Звонил дежурный по министерству. Там что-то случилось. Так что не удастся нам сегодня «просто лечь спать пораньше».
Он печально улыбнулся, нагнувшись, нежно поцеловал жену в грудь, на которой покоилась змейка, затем поднялся.
Оба прекрасно слышали, что в кабинете за стенкой снова звонит телефон – на сей раз обычный, городской.
– Тебе не трудно будет ответить, Дейзи? – попросил Эндрю. – Мне надо несколько секунд, чтобы сосредоточиться.
Дейзи потянулась к отводной трубке, висевшей рядом с постелью.
– Алло?
– Это миссис Харвуд?
– Да.
– Говорит Томми Лоуэлл из «Бастиона». Мы не общались лет пятнадцать. Но, надеюсь, у тебя хорошая память.
– Привет, Томми. Ну конечно, я тебя помню. Как дела? – свободной рукой Дейзи натянула повыше простыню, под которой лежала.
– Да все, в общем, по-прежнему. Вот только внешне я точно не помолодел. Слушай, твой муж дома? Мне надо обсудить с ним кое-что очень важное.
Дейзи заколебалась.
– А ты не мог бы объяснить мне, Томми, о чем идет речь?
Она быстро взглянула на стоящего в дверях Эндрю.
– Это касается бомбардировщика, который должно было получить от «Стоктон эйр спейс» министерство обороны. Самолет исчез. А теперь вот нашли тело летчика. За последние три месяца находят труп уже третьего сотрудника «Стоктон эйр».
– О! Подожди, пожалуйста, у телефона.
Эндрю успел перейти из спальни в кабинет. Дейзи положила трубку на подушку, встала, завернулась в ночную рубашку, которую повесила перед этим на спинку кресла, и последовала за мужем.
– Это редактор отдела новостей «Бастиона», Томми Лоуэлл, – сообщила она. – Я знала его когда-то. Он говорит, что нашли труп пилота, который испытывал для вас самолет. И еще, что это уже третий труп за последние три месяца.
– Это действительно так. Только те двое несчастных не были пилотами. Ты сама говорила мне об одном из них. Его смерть казалась очень необычной.
Эндрю поднял трубку городского телефона, стоявшего рядом с красным аппаратом правительственной связи.
– Алло?
Дейзи вернулась в спальню и повесила на место отводную трубку. Затем она надела кораллового цвета халат и на секунду засмотрелась на собственные золотистые волосы, красиво переливавшиеся на фоне красного шелка.
Выйдя в коридор, Дейзи бросила взгляд наверх, на второй этаж. Оттуда слышались голоса. Дейзи не могла точно сказать, из какой комнаты – Мэтти или Софи. Обе двери были закрыты. Кроме голосов, до Дейзи доносилась мелодия «Элеонор Риджби». Дейзи очень забавляло, что дети, как и она в свое время, увлекаются музыкой «Битлз». А не пора ли Мэтти ложиться спать? Пожалуй, еще нет. Ведь мальчику уже почти двенадцать. Дейзи порадовалась тому, что Софи сидит сегодня дома. С тех пор, как девочке исполнилось тринадцать лет, ее редко можно было застать по субботам. Это стало больным вопросом для всей семьи.
Дейзи вошла в кабинет мужа. По обе стороны камина стояли все те же кресла, которые она увидела когда-то в квартире Эндрю на Итон-плейс. Только теперь они выглядели далеко не такими новыми. Дейзи села напротив Эндрю и стала наблюдать за выражением его лица. Эндрю сидел, глядя прямо перед собой и внимательно вслушиваясь в звуки голоса на другом конце телефонного провода.
– Да, – произнес он. – Мы все очень обеспокоены. Но я не готов сделать сообщение по этому поводу, пока мы не получим информацию от следователей министерства. А они только что выехали на место происшествия.
Томми Лоуэлл, видимо, смирился с тем, что больше ему не удастся ничего вытянуть из министра обороны. Он поблагодарил Эндрю и распрощался.
– До свидания, – дружелюбно отозвался Эндрю.
Затем он положил трубку и взглянул на жену.
– Не хочешь принести нам по коктейлю?
Тут же, уже второй раз за сегодняшний вечер, зазвонил красный телефон.
– Алло?.. Мартин! Я так и знал, что вы позвоните.
Мартин Троуэр был первым личным помощником министра обороны.
Пока Эндрю разговаривал, снова зазвонил городской телефон.
Он недовольно нахмурился.
Дейзи поставила на столик сифон для напитков и вернулась в спальню, чтобы снова взять трубку.
Звонили из «Санди таймс».
– Он разговаривает по другому телефону, – сообщила Дейзи.
– Я подожду, – сказал редактор новостей «Санди».
По воскресеньям Софи и Мэтти обычно завтракали самостоятельно. Эндрю не вставал до тех пор, пока Дейзи не приносила наверх подносы с завтраком. Он предпочитал по утрам фруктовый сок, бекон и чай. Дейзи ставила все это на небольшой столик у окна: еще в первые годы после женитьбы Эндрю убедил ее, что не любит есть в постели. Сама же Дейзи предпочитала завтракать, откинувшись на подушки и листая газеты. По воскресеньям газет обычно было пять, и супруги просматривали их по очереди.
Сегодняшние заметки на первых полосах в основном не сообщали ничего нового. И лишь «Бастион» успел откликнуться на последние события и напечатать сообщение в колонке новостей и редакционную статью. Томми Лоуэлл строго придерживался фактов.
А вот Бен Фронвелл, как всегда, использовал факты по своему усмотрению. Хотя редакционная статья шла без подписи, несложно было угадать автора.
«Не прошло еще и четырех месяцев с тех пор, как был найден с отрезанной головой в своей машине инженер компании «Стоктон эйр спейс», работавший над «самым обычным» секретным проектом для министерства обороны. В ходе расследования было установлено, что молодой человек обезглавил себя сам.
Довольно странный способ совершить самоубийство. Если он действительно работал над чем-то «совершенно обычным», почему информацию об этом проекте предпочитают держать в секрете?
Спустя два месяца после трагического «самоубийства» на глубине двенадцать футов в Ривер Тиз была найдена машина научного сотрудника той же компании, который, по странному совпадению, также работал по одному из секретных контрактов министерства обороны.
И вот вчера в горах Уэльса было найдено тело летчика-испытателя, чей разорванный в клочья парашют стал ему саваном. Джон Джеймсон проводил заключительные испытания бомбардировщика «Рейдер» для все той же компании «Стоктон эйр спейс». Это был один из семидесяти двух самолетов, которые компания должна была поставить министерству обороны в рамках программы ES6.
А где же находится сейчас сам самолет? И почему пилот, проводивший испытания, лежит на столе в морге одной из больниц Бристоля?
Все мы знаем, как обожает греться в лучах славы министр обороны Эндрю Харвуд. Имеем ли мы все-таки право потребовать, чтобы сей высокопоставленный правительственный чиновник перестал витать в облаках собственного честолюбия и вспомнил, что пора заняться выполненим своих прямых обязанностей?
Или же мистеру Харвуду вовсе не кажется странным, что уже три человека, работавшие по контрактам на министерство обороны, умерли не своей смертью при загадочных обстоятельствах?
Сегодня, в воскресное утро, наслаждаясь обществом своей прелестной супруги, не вспомнит ли он хотя бы на несколько секунд о жене – теперь уже вдове – летчика Джона Джеймсона?»
Эндрю передал жене номер «Бастиона».
– А у Бена Фронвелла по-прежнему острые зубы и мертвая хватка, – заметил он.
25
В среду утром рыболовный траулер, приписанный к порту Бриджуотер, ловил рыбу в водах Атлантики к юго-западу от побережья Ирландии. Вглядываясь в волны, боцман заметил на поверхности воды что-то блестящее. Когда судно подошло ближе, команде удалось разглядеть, что перед ними куски металлической арматуры с зазубренными концами.
– На какой глубине лежат обломки самолета? – спросил Эндрю.
– Примерно две тысячи футов, – ответил Мартин Троуэр. – Есть шанс, что удастся поднять «черный ящик».
– А кабину? А крышу? Кресло пилота? Может, все это еще найдут в горах. Иначе получается, что из самолета вылетел только Джеймсон с изодранным парашютом.
– Наши следователи и люди из «Стоктона» прочесывают горы, – сказал Мартин. – Странно, но выходит, что, прежде чем упасть, самолет пролетел почти четыреста миль на автопилоте.
Эндрю молчал. И он, и Мартин – обы пытались представить себе, что могло произойти, если бы самолет, из которого по какой-то непонятной причине выбросило Джона Джеймсона, оказался в тот момент, когда кончилось топливо, не над морем, а над сушей. Перед глазами Эндрю немедленно возник образ идущей из школы Софи. Он тут же отогнал от себя эти мысли и задумался о парашюте летчика. В какой момент он порвался?
– Все следователи как один утверждают, что склонности к самоубийству у Джеймсона не было, – сказал Мартин.
– Сколько времени потребуется, чтобы поднять со дна обломки?
– Пока рано говорить об этом, мистер Харвуд. Начальник сектора «Ф» говорит, что они начнут переговоры с частными компаниями, занимающимися подобной работой, только на следующей неделе.
– Я хочу поговорить с Картрайтом сегодня. – Чарльз Картрайт отвечал за сектор «Ф», который вел работу по частным контрактам, связанным с бомбардировщиками. – И попросите Бартмора зайти ко мне вместе с ним.
Остин Бартмор был постоянным заместителем министра, то есть главным чиновником, работающим в министерстве независимо от того, кого избирает кабинет на пост министра обороны.
Здание министерства обороны было отделано не так шикарно, как стоящее по другую сторону Уайтхолла министерство иностранных дел и по делам Содружества. Это объяснялось тем, что министерство иностранных дел было создано в девятнадцатом веке, когда Британия еще правила морями, и тогдашнее правительство позаботилось о том, чтобы здание поражало воображение послов с окраин империи. Министерство обороны же было чисто утилитарным, деловым органом, созданным в предвоенные годы. Сотрудники, работающие в министерстве, считали, что здание сконструировано в «стиле Восточного Берлина». Бетонный фасад министерства выходил на Ричмонд-террас и был настолько безликим и серым, что можно было спокойно проехать мимо и не заметить его.
Мартин Троуэр был первым личным помощником предшественника Эндрю. Старик Харровиан был уверен, что дела лучше всего решаются при помощи крика. Мартину куда больше импонировал сдержанный стиль Эндрю Харвуда. Они работали вместе уже полтора года, и за это время помощник проникся безграничной симпатией к своему шефу. Даже если бы это было не так, Мартин все равно сохранял бы лояльность по отношению к министру, хотя это было не всегда просто.
Дело в том, что чиновники, работающие в приемной министра, всегда оказывались в несколько странном и весьма щекотливом положении. С одной стороны, они безусловно должны поддерживать хорошие отношения с министром. Но в то же время им приходилось помнить о том, что министры приходят и уходят, а постоянный заместитель всегда остается их непосредственным начальником. Так что приходилось как бы делить свою лояльность пополам. И то, как справлялся помощник с этой задачей, во многом зависело от его личного отношения к министру.
В подчинении Мартина находилось еще четверо личных помощников – двое мужчин и две женщины. Все пятеро сидели в приемной перед кабинетом Эндрю.
Мартин Троуэр не только уважал Эндрю, но и глубоко симпатизировал ему. Поэтому он всегда говорил со своим патроном вежливо и деликатно, и в то же время прямо. Это качество Мартина было по достоинству оценено Эндрю.
Благодаря прямоте и откровенности своего главного помощника он сумел довольно быстро уяснить для себя все сильные и слабые стороны работы министерства.
Эндрю давно высказывал неуверенность в том, подходит ли Чарльз Картрайт для своей должности. Он уже обсуждал этот вопрос с Остином Бармором, который занимался подбором кадров, и тот пообещал лично курировать работу сектора «Ф».
– Как по-вашему, Чарльз, сколько времени потребуется подрядчикам, чтобы представить нам сметы спасательных работ?
– Мне очень хотелось бы ответить на этот вопрос, господин министр. Но обломки «Рейдера» находятся на глубине две тысячи метров. Нам еще повезло, что глубина в этом месте в шесть раз меньше той, на которой затонул «Титаник». Тем не менее вообще нельзя сказать с уверенностью, удастся ли поднять самолет. И, уж конечно, это будет нелегко.
Эндрю нахмурился. Он недолюбливал Картрайта. Особенно министру претила его манера разговаривать – подобострастно, но в то же время с видом человека, который знает все обо всем.
– Вы ведь всегда напоминаете нам, господин министр, что, заключая контракты, мы не должны швыряться деньгами направо и налево. Как только мы получим сметы, я смогу их проанализировать и выбрать подрядчика.
– Вы отдаете себе отчет в том, что все это надо делать срочно? – спросил Эндрю. – Необходимо как можно скорее поднять со дна кресло пилота и «черный ящик». Пока не будет расследовано до конца это дело, программу ES6 придется заморозить. Информации, полученной при осмотре останков пилота, явно недостаточно, чтобы делать выводы.
Мартин Троуэр поднял глаза от своих записей.
Бартмор буквально сверлил глазами человека, которого сам поставил во главе сектора, занимающегося бомбардировщиками.
– Я дам указания, чтобы к понедельнику всем компаниям разослали наши предложения представить сметы, господин министр, – сказал Картрайт.
Эндрю повернулся к Бартмору.
– Сегодня, кажется, среда, Остин, или я ошибаюсь?
Постоянный заместитель заговорил, глядя в упор на Картрайта:
– Я уверен, что сектор «Ф» сможет составить список интересующих нас спасательных компаний к завтрашнему утру – тем более что завтра четверг, день запросов в палате общин. Запросы начинаются в половине третьего. Думаю, к этому моменту наши предложения уже будут на столах руководителей соответствующих фирм. Не вижу, что могло бы этому помешать. Просто придется послать их по факсу.
Совещание происходило в огромном кабинете министра на шестом этаже. Две стены кабинета были украшены картинами, которые, по просьбе Эндрю, отобрала Дейзи из специальной коллекции правительства, предназначенной для оформления кабинетов министров. Дейзи не сразу справилась с поставленной задачей. Первую группу картин и скульптур, которую она отобрала, куратор не разрешил использовать для министерства обороны. Он объяснил Дейзи, что она посягнула на лучшие картины и скульптуры, которые уже собирались отправить в посольства в Вашингтоне и Париже. Только несколько министров кабинета, которые устраивали у себя официальные приемы, как, например, министр иностранных дел или министр финансов, имели право претендовать на художественные произведения такого класса.
Одна из стен кабинета Эндрю была увешана цветными гравюрами, изображавшими сражения первой мировой войны. Хотя, конечно же, на гравюрах не было ничего похожего на ужас и панику сражения при Сомме – в основном на них была изображена стрельба из окопов. На другой стене висели три больших полотна военных художников, выполненных маслом. Тут были сцены второй мировой войны. Два артиллерийских расчета на полях под Дувром. Восьмая танковая армия атакует бронедивизию Роммеля. На третьей картине боец Второй десантной бригады один полз в разведку среди горящих руин немецкого штаба. Над столом Эндрю висели прибитые к стене карты.
Четвертая стена кабинета министра обороны была, в общем-то, огромным окном, выходящим на набережную Темзы. На противоположном берегу, за поворотом реки, виднелся купол собора святого Павла.
Кабинеты большинства министров были отделаны безукоризненно, но отличались тем, что мебель в них была подобрана исключительно безвкусно. Министерству обороны повезло в этом смысле чуть больше других. В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году бывший тогда министром Майкл Хезелтайн сумел завладеть комплектом мебели времен правления короля Георга, которая до этого украшала апартаменты первого лорда Адмиралтейства. Мебель поставили в кабинет министра, и, конечно же, она осталась там и после того, как Хезелтайн собрал в один прекрасный день свои бумаги и навсегда покинул здание министерства.
Напротив двери кабинета стоял изящный письменный стол, рядом – книжный шкаф красного дерева. На одной из стенок шкафа виднелся след от удара кулаком – Уинстон Черчилль, будучи первым лордом Адмиралтейства, как-то ударил по нему в порыве гнева. У стены с гравюрами стоял огромный диван, обитый темно-синей кожей, по обе стороны от дивана – два кресла с точно такой же обивкой. Вдоль стен стояли две дюжины стульев с прямыми спинками. Их обычно ставили напротив дивана, когда министр собирал на совещание к себе в кабинет генералов и адмиралов, которые обычно появлялись в сопровождении многочисленных адъютантов. Два стула с подлокотниками предназначались для чиновников, чьи должности уже не позволяли сидеть на обычных стульях, но еще не давали возможность рассчитывать на то, что им предложат кресло. Возле окна стоял шестиугольный стол, за которым обычно проводили совещания, когда народу было поменьше.
Хотя Эндрю больше любил проводить совещания, сидя на диване, особенно если присутствовали только сотрудники аппарата министерства. Однако сегодня Эндрю предпочел остаться за своим рабочим столом. Его постоянный заместитель сидел напротив на стуле с подлокотниками, начальник сектора «Ф» – на обычном стуле. Стул Мартина Троуэра стоял в торце стола, как бы на нейтральной территории.
– Завтра мы получим результаты вскрытия, господин министр, – сказал Мартин.
– А что обещают из «Стоктона»?
– Они разбирают по винтикам кресло пилота из точно такого же самолета, господин министр, – сообщил Картрайт.
– Пригласите председателя правления «Стоктона» сюда сегодня вечером или в пятницу утром. Вот уже месяц, как мы не имели удовольствия его видеть.
Подняв глаза от своих записей, Мартин увидел на лице министра слабое подобие улыбки.
– И пожалуйста, Мартин, попросите его захватить с собой главного конструктора.
На следующий день, в двенадцать тридцать, у подъезда дома номер десять на Дайнинг-стрит стояли, как всегда, пятнадцать черных «роверов» и четыре «ягуара». В каждой машине сидел шофер, а рядом с «ягуарами» с пуленепробиваемыми стеклами стояли детективы из Специального отдела. В отличие от «роверов» «ягуары» могли развить довольно большую скорость, несмотря на то, что у всех четырех были бронированные днища, которые должны были защитить машину в случае взрыва бомбы снизу. На «ягуарах» ездили министры класса А.
Детектив Дэнис Спарман стоял около единственного «ягуара», выкрашенного не в черный, а в синий цвет. За рулем машины сидел Олли Браун. Когда министра кабинета назначают на новый пост, ему обычно разрешают забрать с собой шофера. Олли возил Эндрю Харвуда, еще когда тот был министром промышленности. А теперь шофер водил темно-синий «ягуар» министра обороны.
Кабинет закончил заседать почти в час. Наконец дверь дома номер десять открылась, и девятнадцать министров, среди которых была одна женщина, направилась к своим машинам.
Эндрю передал Олли красный портфель.
– Я пройдусь пешком, – сказал он.
Всю дорогу до министерства обороны Дэнис Спарман следовал за Эндрю на почтительном расстоянии. Придя в кабинет, министр, как обычно, позавтракал прямо за своим письменным столом кофе и бутербродами.
В два пятнадцать Эндрю снова покинул здание министерства. На этот раз он забрался на заднее сиденье «ягуара», поджидавшего его у подъезда. Детектив сел вперед, а Мартин Троуэр устроился рядом с начальником сзади.
Всю дорогу до палаты общин Эндрю сидел, крепко сжав рукой ручку дверцы. Мартин заметил, как побелели костяшки пальцев министра. Всякий раз, сопровождая начальника на парламентские запросы, Мартин вновь и вновь радовался тому, что самому ему не пришло в голову стать политиком.
Полицейский у ворот отдал честь, и машина въехала на Нью-Пелейс-ярд.
В два часа двадцать восемь минут министр обороны вошел в зал заседаний палаты и занял свое место на передней скамье, предназначенной для членов правительства. А ровно в половине третьего спикер громко объявил:
– Мистер Харвуд.
Первый вопрос был самым обычным. Один из членов парламента от лейбористов, выступавших за одностороннее разоружение, волновался по поводу новой военной базы к северу от Хамбера.
Второй вопрос задал депутат от тори, который явно заботился лишь о том, чтобы в газете избирательного округа красовалось на следующий день его имя.
А вот в третьем вопросе, который снова задал один из лейбористов, явно слышались отголоски редакционной статьи Бена Фронвелла.
– Не соблаговолит ли уважаемый господин сообщить нам, разделяет ли он озабоченность всех членов палаты по поводу трех весьма необычных смертей сотрудников компании «Стоктон эйр спейс», работавших над якобы «совершенно обычным» проектом министерства обороны? И предпринимает ли он какие-либо меры к выяснению обстоятельств смерти летчика-испытателя Джона Джеймсона?
Ответив на очередной вопрос, Эндрю всегда садился обратно на свое место. Сейчас он поднялся со скамьи и снова подошел к кафедре.
– Поскольку палате скорее всего известен ответ на первый вопрос уважаемого джентльмена, я позволю себе занять внимание присутствующих лишь ответом на второй вопрос. Фирмам, производящим спасательные работы, уже отправлены факсы с предложением представить к понедельнику сметы работ по поднятию обломков «Рейдера», лежащего на дне моря. Было бы в высшей степени безответственно с моей стороны делать какие-либо заявления относительно причин смерти мистера Джеймсона до того, как извлекут и изучат содержимое «черного ящика» и кресло пилота.
На Эндрю посыпался буквально град вопросов о подробностях расследования причин катастрофы «Рейдера». И почти в каждом вопросе проскальзывала та или иная фраза из статьи Бена Фронвелла.
Когда Олли свернул наконец на Чейни-стрит, Эндрю взглянул на часы. Десять сорок пять. Дэнис вышел первым и открыл для Эндрю заднюю дверцу. Взяв с сиденья красный портфель, Эндрю поднял глаза и увидел свет на втором этаже. Должно быть, Дейзи читала в постели. На третьем этаже было темно. Значит, Софи уже спит. Мэтти, наверное, тоже, но его окна выходят на другую сторону. Сжимая в руке ключ, Эндрю быстро преодолел четыре ступеньки, отделявшие его от двери. Господи, как приятно снова оказаться дома!
Олли снова завел машину. Сейчас он подвезет Дэниса до метро, а затем отгонит «ягуар» в гараж и поедет к себе в Саут-Норвуд. Олли доберется туда минут за двадцать, и ему тоже будет приятно оказаться на пороге собственного дома, который он покинул шестнадцать часов назад.
Эндрю переоделся в пижаму и халат, а затем они с Дейзи, как всегда, поднялись в его кабинет.
– Я принял важное решение, – сообщил Эндрю, наливая в бокалы немного виски и протягивая руку за сифоном с содовой.
Дейзи ждала, вопросительно глядя на мужа.
– Сегодня вечером я не стану открывать этот чертов красный портфель.
Дейзи пришлось подавить в себе желание расспросить мужа о подробностях расследования гибели «Рейдера». Вместо этого она рассказала ему забавную историю о директоре одной из модных картинных галерей, который сегодня в первый раз приходил позировать ей для скульптурного портрета. Так вот, он спросил Дейзи, обязательно ли ему оставаться в одежде.
– Сказал, что ему не нужен имидж человека, застегнутого на все пуговицы. Для начала мы остановились на том, что он снимет пиджак и жилет и расстегнет рубашку до пояса.
– А по какое место ты будешь его лепить? – поинтересовался Эндрю.
– Вообще-то я собиралась остановиться где-нибудь в районе плеч. Но могу и передумать. Все зависит от того, что этот парень захочет снять в следующий раз.
Впервые за сегодняшний день министр обороны Великобритании от души рассмеялся.
26
Принадлежность министров кабинета к классу А определялась вовсе не важностью занимаемого поста, а степенью риска для жизни, которому они подвергались. Поэтому премьер-министр, министр иностранных дел, министр обороны и руководитель специального министерства, ведающего делами Северной Ирландии, принадлежали к классу А, в то время как министр финансов относился к классу Б.
Работа Специального отдела значительно облегчалась, если детектив, отвечающий за охрану члена правительства, мог ночевать с ним под одной крышей. Однако это удавалось лишь в тех случаях, когда министр жил в большом доме вместе с прислугой. Что же касается Харвудов, то, хотя они жили достаточно шикарно, и Эндрю, и Дейзи высоко ценили покой и предпочитали, чтобы Дэнис ночевал у себя дома.
Дом Харвудов мало чем отличался от большинства домов Челси.
Он был построен в конце восемнадцатого века и внутри был гораздо просторнее, чем могло показаться со стороны.
Дом был трехэтажным, на каждом этаже – по три комнаты. Кухня и довольно внушительных размеров столовая находились в подвале. Это очень не нравилось Дейзи. Она предпочла бы, чтобы в кухню проникало побольше света. Единственное, чего по-настоящему не хватало Дейзи в Англии, это яркого солнечного света, которым она когда-то наслаждалась на открытых верандах дома, где провела свое детство. Дейзи любила повторять, что американцы, даже если они живут в городе, используют свои подвалы для того, чтобы сушить белье, играть в пинг-понг. В крайнем случае они устанавливают в подвале раковину, в которой моют собаку после прогулки. Но, Бог свидетель, они готовят и едят над землей.
