Бурнаш собрал документы профессора, прихватил один из пары его костюмов и покинул опасную квартиру. По улице все еще металось много лошадей, потерявших своих лихих ездоков. Гнат неплохо знал все закоулки Юзовки и без труда обошел красные кордоны. На окраине он переоделся в костюм, оказавшийся чуть великоватым, спрятал в кустах старую одежду и выехал на проселочную дорогу. Лошадь батьке досталась старенькая, но он изо всех сил стегал ее нагайкой, и она быстро доскакала до ближайшей станции, где и издохла. Гнат бросил нагайку ей на круп, а сам запрыгнул на тормозную площадку вагона, катящегося в западном направлении. К утру, миновав несколько станций на товарняке, новоиспеченный профессор купил билет и сел на узловой станции в пассажирский поезд.
      Вдали от родных мест его вряд ли кто узнает, а проверки документов атамана не пугали - чище бумаги только у народных комиссаров. Немецкого языка, правда, Гнат не знал, да тут красные для него постарались: всех грамотеев еще в гражданскую перевели. Недаром теперь профессоров из Германии выписывают! Придет время, верил атаман, понадобятся новой власти и казаки, да только поздно будет. Не останется на Руси вольных конников с кудрявыми чубами да лихими усами. Кстати, своими усами атаману пришлось пожертвовать, ведь если смутят пограничников казачьи усы на немецком лице, то недолго и без головы остаться. А доберется Бурнаш до Румынии - враз снова отпустит.
      Легкость, с которой Бурнаш прошел все заставы и проверки до самой последней, расположенной на дороге из Бендер на румынскую сторону, чуть его самого не убедила в том, что он - лояльный гражданин. Это непривычное ощущение после стольких лет партизанской войны немного пугало. Надежнее всего атаман привык чувствовать себя на коне и с маузером в руке, да еще когда Илюха Косой, упокой, Господи, его душу, надежно закрывал батькину спину. Маузер пришлось перед таможней бросить (найдут - греха не оберешься, хоть и немец), и сейчас всю его защиту составляла бумага, исписанная готическим шрифтом. Гнат подошел к пограничнику, стоящему у начала коридора через нейтральную полосу. Отсюда был уже виден румынский таможенник в синей форме и фуражке с высокой тульей, а, главное, за ним была безопасная для жизни земля.
      - Здрафстфуйте, - сказал Бурнаш, старательно коверкая язык. - Я говорить по-рюсски.
      - Приятно слышать, - улыбнулся пограничник, которого, очевидно, беседы на немецком тоже утомляли. - Ваши документы.
      Бурнаш подал паспорт. Пограничник глянул на визу - в порядке, потом для проформы открыл первую страницу.
      - Герр Генрих Эйдорф?
      - Я, я, да, - атаман кивнул.
      - Если у вас есть запрещенные предметы...
      - Эйдорф?! - вдруг раздался громкий голос за спиной Бурнаша, где шел параллельный коридор для прибывающих из-за границы.
      Атаман оглянулся и увидел молодого парня в очках с металлической оправой. Он сверлил Гната глазами, словно стекла очков стали прицелами.
      - Вы не Генрих, - медленно произнес страшные слова парень.
      Бурнаш нервно глянул на румынскую сторону. Бежать?
      - А ну, стой!
      Валерка перепрыгнул низкое ограждение и бросился на самозванца, который напоминал ему кого-то, но только не Эйдорфа. Бурнаш встретил врага прямым ударом в лицо, предполагая, что после этого он вполне успеет удрать, прежде чем недоумевающий пограничник догадается снять винтовку с плеча. Пудовый кулак атамана рассек воздух, а сам он получил чувствительный удар под дых. Гнат набычился и попытался смять противника напором всего тела, но тот в последний миг опять нырнул вниз, а Бурнаш, перелетев через его спину, упал лицом в пыль.
      - Вы что делаете? Стойте! Стрелять буду! - закричал пограничник и даже щелкнул затвором. Но мишень он еще не выбрал: стрелять в немца, лежащего в пыли, - глупо, а в свойского вида парня в комиссарском кожане - нелепо. К счастью, в их сторону уже бежал начальник караула с красноармейцами.
      Бурнаш скрипнул зубами и вскочил не помня себя от ярости. Хоть он и корчит тут из себя тихоню-профессора, но когда поднимают руку на батьку! Такого позора он никогда не знал. Гнат схватился по привычке за пояс, но кобуры там не было, тогда он снова кинулся на врага, спокойно поправляющего съехавшие очки. Кулаки атамана мутузили воздух, каждый раз Валерка успевал уклониться от по-богатырски широких замахов. В удобный момент он вцепился в правую руку, присев, сделал "вертушку", и туша самозванца снова легко перевалилась в пыль.
      - А ну, стой! Руки вверх! - приказал начальник караула, наводя на дерущихся револьвер.
      Мещеряков разогнулся и, сделав шаг назад, поднял руки.
      - Валерочка! - Юля бросилась к нему сквозь ряд зевак и обняла. Валера, ты цел? Не стреляйте, он же свой, чекист!
      Бурнаш, горбясь, поднялся с земли.
      - Чекист, говоришь? А этот кто?
      - Природный немец, товарищ начальник, - доложил пограничник. - А энтот как кинется!
      Бурнаш сплюнул и тыльной стороной ладони провел по губам, размазывая пыль. Грязная полоска под носом все поставила на свои места.
      - Так это же атаман Бурнаш собственной персоной! - узнал наконец самозванца Валерка. - А я все думаю: на кого похож?
      - Арестовать обоих, - приказал начальник, - сейчас разберемся, кто на кого похож на самом деле.
      - За что же Валеру? - возмутилась Юля. - Он свой. Он чекист.
      - Отойдите, девушка, а вы, товарищ, если из ВЧК, предъявите мандат.
      - Валерка? ЧК? Неужто Мещеряков? - пробормотал Бурнаш. - Настигли, значит, Мстители...
      - Вот и познакомились, - проговорил Валера, разглядывая старого врага. - Давненько я тебя не видел...
      26
      - Гражданин начальник, не забудьте отметить в деле, что я сотрудничал с вами с открытой душой, - сказал Николай Иванович и стрельнул у Даньки со стола папиросу. - Вы с моей помощью всех связников Кудасова взяли. Если б не моя откровенность... Вы это, пожалуйста, отразите, может, суд и примет во внимание.
      - Принять-то примет, - сказал начальник отдела по борьбе с бандитизмом, - да вот только откровенным надо быть до конца.
      - Да я все, без утайки, - распахнул глаза Боцман. - Как маме родной!
      - Маме вы бы тут не соврали: она-то вашу фамилию не могла не знать, сказал Даниил.
      - Да Сапрыкин я, а если паспорт и плохой, то фамилия все равно правильная!
      - Я все не мог понять, почему вы так настаиваете на этой версии, Сапрыкин? То ли из-за Кости, хотите чтоб как бы вашу фамилию носил, или уверены, что след настоящего Сапрыкина отыскать невозможно... а?
      - И я не пойму, - ухмыльнулся Боцман, - почему вам не все равно, под какой я фамилией в тюрьме сидеть буду?
      - Не признаетесь?
      - В чем?
      - Ладно, - сказал Даниил. - Валерка! Мещеряков заглянул в открывшуюся дверь.
      - Давай сюда остальных Мстителей, а потом своего крестника заводи.
      Ксанка, Яшка и Валерка вошли в кабинет, но их Боцман словно не заметил, так заворожено смотрел он на дверь. Тяжело ступая, шагнул через порог Гнат Бурнаш и поднял глаза на арестанта:
      - Здорово, Корней!
      - Сука! - бросился на атамана Чеботарев. Яшка с Валеркой перехватили его и усадили на стул.
      - Дядька Корней? - Ксанка не могла поверить своим глазам. Этот заросший бородой, со шрамом в пол лица - тот самый бравый, веселый моряк, друг отца? - Как же так...
      - Суши весла, Боцман, - ухмыльнулся Бурнаш, - не мне одному пеньковый галстук пробовать.
      - Уведите его, - попросил Корней.
      - Значит, вы признаете, гражданин, что ваше настоящее имя - Корней Чеботарев?
      - Уведите, признаю.
      - Уведите, - приказал Даниил. - А теперь рассказывай, дядька Корней, как дело было.
      - Только я вашего отца не предавал! - навалившись грудью на стол, быстро говорил Чеботарев. - Вот те крест! Мы же друзья с Иваном были! Напраслина это!
      - Снова Бурнаша из коридора позвать? - холодно глядя на Корнея, спросил Ларионов-младший.
      Чеботарев вдруг замолк и сгорбился на стуле.
      - Вы судить не имеете права, - сказал он, - вы в тех делах сами замешаны.
      - Мы судить и не собираемся, это суд сделает, - воскликнула Ксанка, мы правду знать хотим, дядька Корней!
      - Мы этого дня шесть лет ждали, - сказал Яшка. - В том бою и другие наши друзья погибли.
      - Ладно, - Чеботарев с усилием поднял голову, - рано или поздно ответ держать надо, расскажу...
      * * *
      - Вот сволочь! Своей бы рукой шлепнул! - Яшка достал папиросу и закурил.
      - Просто он всегда считал, что его шкура дороже всего на свете, сказал Валерка, потягиваясь. - Как хорошо на улице!
      - Согласен, - легко опираясь на палку, Данька двинулся навстречу трем фигурам, вставшим со скамейки. - Здравствуйте, девушки, привет, Кось-ка!
      Мстители встали рядом с Настей, Юлей и Костей.
      - Как прошло? - заглядывая в Данины глаза, спросила Настя.
      Ксанка отвернулась и смахнула слезу. Яшка обнял ее за плечи.
      - Не стоит плакать, все закончилось.
      - Нет! - крикнул вдруг Костя Сапрыкин. - Я не велю, сто он батьку Булнаса взял!
      - Что атаман, - махнул рукой Валера, - я однажды самого Кирпича взял, только не знал тогда, кто он таков!
      Друзья рассмеялись, и мрачный рассказ Корнея о предательстве красного партизанского отряда отступил.
      - А мы еще не знаем, как вы Костю нашли и засаду устроили, - напомнила Юля.
      - А вы обещали рассказать, как вам немецкие коммунисты помогли самого Кудасова взорвать! - вспомнила Ксанка.
      - У нас впереди столько разговоров, что и представить страшно, сказал Яша, - хоть отпуск бери.
      - Хорошо, Мстители, объявляю сегодня выходной! - сказал Даниил. - Ну, а завтра будем трудиться, работы впереди много.
      Настя обняла одной рукой Даньку, а второй взяла ладонь брата, которого она боялась отпустить от себя хоть на минуту.
      - Ну, систо тюльма, - жаловался Кирпич, но попыток убежать пока не делал.
      - Поберегись! - мимо друзей рабочие пронесли пачку досок, которые еще пахли свежеоструганными боками. Тут же рядом штукатуры в огромной ванне готовили раствор.
      После боя и пожара было решено здание губчека отремонтировать и немного перестроить. Ведь еще Эйдорф заметил, что делить перегородкой окно - последнее дело. Теперь у них самих есть инженеры, которые могут это дело поправить, как надо.
      ВМЕСТО ЭПИЛОГА
      Красивый строй мальчишек в коричневых рубашках, по-военному держа шаг, подошел и замер у самой трибуны. Альберту даже показалось, что он узнал кое-кого из своей гимназии. Какие они счастливые, эти ребята, когда вот так возглавляют все праздничные шествия. Вместе они - сила, с ними дружат старшие товарищи, даже такие, кто по возрасту покинул гитлерюгенд. А когда на тебе та же форма, что и на других, то нет среди вас бедных и богатых, талантливых и обычных, вы все - равны! Альберт уверен, что ему уготована особая судьба, но прежде, чем возвыситься, нужно сравняться с остальными.
      На трибуну поднялся оратор, тоже в коричневой рубашке, и митинг начался.
      Оратор говорил о вещах простых и приятных: о том, что у всех теперь есть работа, а значит и хлеб с маслом, что у каждой немецкой семьи должен быть свой дом и скоро так будет, потому что они, немцы, - самый лучший народ на земле. Самый талантливый, жизнеспособный, цивилизованный. Что прошли годы, когда нация мучилась от проигранной войны, когда голод и холод грозили смертью. Теперь жизнь пойдет все лучше и организованней, и есть люди, которые об этом позаботятся. Нужно только им верить и выполнять их приказы. Недалеко то время, когда великая Германия завоюет себе необходимое жизненное пространство, тысячелетний рейх станет самой могучей империей мира. Тогда немцам не нужно будет работать, за них это будут делать низшие народы, в том числе славянские...
      Оратор закончил речь обычными здравицами в честь фюрера и партии и сошел с трибуны. Альберт уже опаздывал и следующего оратора слушать не стал. Подросток выбрался из праздничной толпы и направился к дому.
      - Это ты, Берти? - спросила из гостиной мать, как только скрипнула дверь.
      - Да, мама.
      - Снова был на их дурацком митинге?
      - Нет, мама, я покупал хлеб.
      - Целый час?
      - Герр Зонненблюм в честь праздника закрыл свою булочную раньше, мне пришлось сходить к Малеру... Я пойду в свою комнату, мне нужно приготовить уроки.
      - Хорошо, Берти.
      Мать снова уткнулась в книгу, Альберт положил хлеб на кухне и по узкой винтовой лестнице поднялся к себе. Мальчик закрыл за собой дверь, снял курточку и присел к столу. Уроками заниматься не хотелось. Альберт достал ключ и открыл самый нижний в столе ящик, единственный, снабженный крошечным замком. Из него на столешницу перенеслась плоская металлическая коробка. В ней мальчик хранил самую дорогую вещь: последнее письмо отца.
      По выработанной привычке сначала Альберт посмотрел на схему, начерченную отцом на обороте письма. Мальчик так хорошо ее помнил, что, кажется, может начертить с закрытыми глазами. Некоторые специальные обозначения он сначала запомнил, а смысл узнал позже из инженерного справочника по строительству, оставшегося тоже от отца. Затем мальчик перевернул листок и прочел первые строчки: "Мой горячо любимый Берти, я пишу это письмо, словно ты уже стал взрослым, потому что, возможно, нам не удастся больше встретиться. Тогда ты действительно вырастешь и все поймешь. Отправившись в Россию, я знал, что рискую, но сделал это и не жалею ни о чем. Ради тебя, ради твоей матери, ради нашей семьи я должен был предпринять эту попытку. Если меня ждет неудача, то тебе - единственному сыну и наследнику, завещаю я довести до конца начатое мной дело..."
      Альберт помнил, что когда они получили это письмо, у матери случилась истерика. Иногда мальчику казалось, что она даже стала ненавидеть отца за то, что он бросил ее одну с сыном, а еще больше за то, что завещал Берти закончить дело, если с ним что-нибудь случится. Мать даже хотела выбросить письмо, но Альберт его украл и спрятал. Через несколько месяцев после этого они получили официальное уведомление о смерти Генриха Эйдорфа. Вместе с отцом мать возненавидела и страну, которая так безжалостно отняла у нее мужа и кормильца.
      Совсем не просто сейчас попасть в СССР немцу, а тем более закончить секретное дело отца, думал Альберт. Алчность людей слишком велика, чтобы его можно было кому-нибудь доверить без опаски. Особенно славянам... Подросток вспомнил слова сегодняшнего оратора. Расширение жизненного пространства за счет территорий, занимаемых низшими народами. Значит немцы придут в восточные земли и станут там хозяевами? Это могло бы упростить его задачу... Но, в любом случае, Альберт считал, что последнюю волю отца нужно исполнить. Он был умным и смелым человеком, а значит, к его последнему совету стоит прислушаться.
      Берти услышал, как на первом этаже мать встала со скрипучего дивана. Он быстро спрятал недочитанное письмо и открыл учебник математики.
      НАСЛЕДСТВО ЭЙДОРФА
      1
      Грязь находилась повсюду, все пейзажи были грязными независимо от того - сельские или городские. Может, это объяснялось тем, что Донбасс шахтерская область и угольная пыль въелась решительно во все, но, по мере движения вглубь СССР, Корф все больше склонялся к гипотезе, что это характерная черта страны. Скорее бы уж снег заморозил и прикрыл эту вязкую черноту. Только по дороге из Днепропетровска машина лейтенанта пять раз намертво садилась в грязь. Спасали ее танки, которые сейчас в изобилии двигались по дорогам Украины. Но что же делали местные жители в мирное довоенное время? Первое, что следует сделать, завоевав эту страну, проложить нормальные дороги, тем более, что рабов для труда над этими "Авгиевыми конюшнями" будет предостаточно.
      Машина Корфа находилась у въезда в город, но вот уже минуту, как не могла сдвинуться с места. Водитель старательно газовал, но все усилия мотора "Опеля" выливались в фонтанчики грязи позади.
      - Ганс, прекратите терзать двигатель, не хватало, чтобы он сломался, когда мы почти приехали.
      - Виноват, герр лейтенант, но эти дороги меня доканают... Чертова грязь, - бормоча проклятья, шофер вылез из машины и отправился на поиски тягача или танка.
      Фридрих опустил боковое стекло и выглянул наружу. Ноги затекли и хотелось размяться, но судя по тому, как брел по луже водитель Ганс, сделать это можно только вплавь.
      - Щоб ты пропала, бисова железяка! - услышал лейтенант вместе с тяжелым ударом. На обочине того, что тут называлось дорогой, человек в немецкой полевой форме с ефрейторскими нашивками бил кувалдой по дорожному указателю и ругался по-русски. Металлическая пластина с надписью "Сталине" была на совесть прибита к столбу, обозначающему начало городской черты. Она погнулась, краска потрескалась и облетела.
      - Против лома нет приема! - воскликнул ефрейтор, когда работа сдвинулась. С удвоенной энергией он доломал указатель и стал прибивать на освободившееся место другой: "Uzovka".
      - Я нашел, герр лейтенант, - вновь возник за окном шофер. - Цепляю!
      Наконец "Опель" дернулся и выполз из лужи вслед за армейским грузовиком. Ганс, хоть и по колено в грязи, вернулся в кабину довольным: он знал, что за город они больше не поедут. А в городе такой грязи все-таки быть не должно.
      - Куда прикажете ехать, герр лейтенант? - спросил Ганс, когда они миновали новый указатель городской границы.
      - Сначала в комендатуру, - распорядился Корф.
      - А потом? - невольно поинтересовался шофер, взглядом провожая через зеркало заднего вида необъятную лужу.
      - А потом - в гестапо.
      Ганс поежился. При таком выборе он, вполне вероятно, предпочел бы лужу...
      * * *
      - Очень важно представлять, как нож вращается, и рука должна двигаться по плавной дуге всегда одинаково, - объяснял Юрка. - Но главное - это выработать мышечную память, тогда рука будет бросать, как бы сама, и каждый раз - в мишень.
      Наташа кивнула и, прицелившись, запустила нож в занозистую доску, которая служила мишенью.
      - Не заноси руку за голову... Нет, нет, ты неправильно держишь лезвие, - Юра подошел и поправил Наткины пальцы.
      - Мне так удобнее, - состроила гримасу девчонка.
      - Ты его не слушай, - посоветовал брат Петр. - Делай, как нравится.
      - Петька, не вмешивайся в процесс обучения!
      - А ты перестань воображать, профессорский сынок.
      - Да мой отец нож умеет метать лучше твоего!
      - Не ври!
      Споря, мальчишки сошлись на такую короткую дистанцию, что в ход могли пойти более весомые аргументы.
      - А ну, отставить, - раздался от дверей командирский голос, - на фашистов силы поберегите!
      Подростки разошлись, все еще кося друг на друга распаленным глазом. Даниил приобнял обоих за плечи и развернул лицом к себе.
      - О чем спор?
      - Он врет, что дядя Валера лучше тебя нож мечет, - сказал Петя.
      - Я правду говорю, - вскинул голову Юра.
      - Сложный вопрос, - усмехнулся Ларионов. - Вот кончится война, устроим все вместе соревнование. Но победить, я думаю, должен дядька Яков... Дай-ка! - Даня забрал у дочери нож и коротким взмахом послал в цель. Лезвие впилось в мягкую древесину.
      - Точно в голову! - Петька победно глянул на Юру.
      - Если бы здесь был мой отец...
      - Все, все, заканчивайте тренировку, - приказал Даниил, - нам треба совещание провести, так что марш в свою землянку.
      - Мы же тоже партизаны, - заявила Ната, - значит, можем остаться.
      - Не можете, рано вам еще.
      - А вы в гражданскую во сколько лет Мстителями стали? - спросил Юра. Мне папа сколько раз рассказывал!
      - Обстановка другая была.
      - Точно такая же, - поддержал приятеля Петька. - И когда ты, батя, наш отряд организовывал, мы тебе все трое помогали. Тогда мы были нужны, а сейчас?
      - А сейчас мне спорить с вами некогда, - строго сказал Ларионов, - но в своих воспоминаниях мы с Валеркой и остальными часто опускали вводную часть, чтоб слушать было интересней!
      - Это какую же вводную часть? - спросил его сын.
      - А ту, в которой мы партизанскую науку, как вы теперь, с тренировок начинали. По французской борьбе, по стрельбе и джигитовке. И мой батя, ваш дед, в бой нас не пускал, сколько мог. Так что гуляйте отсюда, хлопцы, пока я вам наряд вне очереди не вкатил.
      - Мы уже долго тренируемся, - сказал Юра.
      - А кроме того, мы придумали план разведки, а какой - тебе не скажем, - Ната обиженно отвернулась.
      - Каждый план будет награждаться дополнительным дежурством по кухне, уже всерьез пообещал Даниил. - Командир в отряде один и только он, то есть - я, имеет право планы придумывать. Теперь кругом и шагом марш.
      Друзьям ничего не оставалось, как направиться к выходу.
      - Он даже слушать не захотел, - возмутилась в дверях Ната, - а мы столько думали!
      - Ничего, - сказал Петька, - мы еще себя покажем.
      - Только бы война скоро не кончилась, - высказал свое единственное опасение Юра. В остальном: своих друзьях, своих родителях и их друзьях, в командире отряда дядьке Дане и Красной Армии он совершенно не сомневался...
      А Даниил Ларионов, командир партизанского отряда, тоже не сомневался в окружающих людях, независимо от возраста или звания, но опасался прямо противоположного: что война будет еще долгой и тяжелой. Кто знает, может так случиться, что ему еще понадобится помощь детей, как вышло это в самом начале. Скорое наступление фашистов сломало кучу замечательно придуманных планов, и в итоге их партизанский отряд и местное подполье складывалось скорее стихийно, чем по какому-либо плану. И вынужден был тогда Данька посылать подростков с поручениями. Сейчас партизанская жизнь как-то наладилась, появилась связь с Москвой и даже получены задания командования, которые и предстояло сегодня обсудить.
      В самую просторную землянку, где дети Мстителей проводили тренировки, уже стали собираться партизаны. Ларионов забыл о подростках и задумался над предстоящей операцией.
      2
      Немецкая военная комендатура располагалась в здании обкома партии. Когда Данька перешел на партийную работу и стал для остальных уж совсем солидным Даниилом Ивановичем, Валера частенько бывал у него в этом доме. Военный комендант полковник Шварц занял соседний с Даниным кабинет.
      Валера вошел в приемную, набитую разнообразным народом и отрекомендовался сержанту, исполняющему роль секретаря-машинистки.
      - Вы говорите по-немецки, это хорошо, - встрепенулся сержант. - Верите ли, народу полно, а я весь день, как глухонемой, знаками объясняюсь. Обязательно постараюсь пропустить вас пораньше, господин инженер.
      - Благодарю, герр офицер, - Валера решил, что повышение в звании поможет продвинуть очередь еще на пару человек.
      Сегодня был приемный день для местного населения. Мещеряков оглядел публику, и только одно лицо показалось ему знакомым - маленького человечка, работавшего раньше в жилкомхозе. Одеты просители были во что попало, и вид, по большей части, имели затрапезный. Если с новой властью добровольно сотрудничать идут такие людишки, то с ними герр комендант каши не сварит. Можно быть уверенным, что если б он не явился сам, то очень скоро за ним бы пришли. Профессионалы нужны любой власти, особенно если она мечтает задержаться надолго.
      Сержант-секретарь сдержал обещание и вызвал Валеру через двадцать минут.
      - Добрый день, господин Мещеряков.
      Комендант оказался лысым полнеющем дядькой, мундир на нем сидел мешком. Этакий представитель немецкого жилкомхоза, попавший на войну. Неплохо, потому что вместо этого увальня и эсэсовца могли назначить.
      - Здравствуйте, герр комендант.
      Переводчик с красными воспаленными глазами от стола коменданта пересел в угол и благодарно прикрыл веки.
      - Я вас слушаю, - комендант жестом указал на стул.
      Валера присел.
      - Я - горный инженер, работал до войны в областном управлении шахт и рудников. Хотел бы и дальше работать по специальности.
      - Ваши коллеги, господин Мещеряков, не спешат предложить свои услуги новой власти, поэтому нам хотелось бы знать, насколько ваше желание работать у нас искренне.
      - Мнение коллег меня не интересует, - высокомерно сказал Валерий, возможно, они боятся возвращения большевиков.
      - А вы не боитесь?
      - Нет. К тому же, сидеть дома и голодать мне кажется просто глупым.
      Комендант взял со стола папку и неторопливо пролистал.
      - Откуда вы знаете немецкий язык?
      - В институте учил, потом был на стажировке в Германии.
      - Где именно?
      - В Руре, местечко Штольберг.
      - Почему вы не в Красной Армии?
      - Я не подлежал мобилизации, я - хороший специалист.
      - Почему вы не эвакуировались?
      - Вы слишком быстро наступали, - сказал Валера. - К тому же перед приходом немецких войск из транспорта в городе нельзя было найти даже велосипеда. А бежать от танков пешком - бессмысленно.
      - Мы располагаем сведениями, что вы поддерживали дружеские отношения с начальником НКВД Яковом Цыганковым.
      Мещеряков пожал плечами.
      - С опасными людьми лучше дружить, чем враждовать, как, например, с гестапо.
      - Вы смелый человек, господин Мещеряков.
      - Просто более откровенный, чем другие. Но ведь мне нужно убедить вас в своей искренности и лояльности. Если я начну врать, то вы, герр комендант, это заметите и не возьмете меня на службу.
      - Нам нужны специалисты, хорошо знающие местные дела, - сказал комендант почти торжественно. - Но учтите, что вот это личное дело будет постоянно пополняться.
      Валера покосился на указанную папку.
      Комендант снял трубку и набрал номер.
      - Господин Корф? Добрый день. Зайдите, пожалуйста, на минутку... Господин Мещеряков, вы приняты на службу с завтрашнего утра. Прошу вас прийти сюда в 8.00, я дам распоряжения.
      - Благодарю вас, господин комендант, я вас не разочарую... Разрешите идти?
      - Подождите.
      Дверь открылась и в кабинет вошел высокий блондин в форме лейтенанта.
      - Познакомьтесь: господин Мещеряков, горный инженер, лейтенант Корф.
      Валера встал и пожал протянутую руку.
      - Очень приятно.
      - Господин лейтенант, кроме того, большой коммерсант, хорошо знающий угольную промышленность Германии. Полагаю, вам найдется, о чем поговорить.
      - Спасибо, Гюнтер, я еще загляну, - запросто сказал лейтенант коменданту.
      Такая фамильярность должна стоить больших денег, Корф, похоже, очень влиятельный человек.
      - Пойдемте, господин Мещеряков.
      - До свидания.
      Новые знакомые вместе вышли из кабинета. Корф улыбнулся.
      - У меня здесь есть кабинет, но он такой маленький, что мне и одному там тесно. Знакомство лучше продолжить в кафе.
      - Благодарю за приглашение, герр лейтенант, - сказал Валерий.
      Первое заведение, которое открылось в городе после оккупации, было офицерское кафе, расположившееся в доме напротив комендатуры. Туда они и зашли. Лейтенант по-хозяйски сделал заказ и предложил Валере сигарету.
      - Спасибо, - Мещеряков закурил и с любопытством оглядел зал бывшей столовой. Скромное учреждение общепита превратилось в аккуратное европейское заведение, можно только позавидовать умению этих парней чувствовать себя везде, как дома.
      - Я равнодушен к воинским званиям, поэтому прошу вас называть меня просто господин Корф. Погоны - только видимость, на самом деле я человек сугубо штатский, хоть мундир сидит на мне лучше, чем на коменданте.
      Валерий вежливо улыбнулся.
      - Наверное, потому, что вы шили его у хорошего портного?
      - У вас острый глаз, господин Мещеряков. Мне кажется, мы найдем с вами общий язык.
      Официант подал салаты и наполнил рюмки из маленького графина с коньяком.
      - За знакомство, - предложил тост лейтенант. Валера выпил.
      - У вас открытое лицо, вы мне нравитесь, - сказал Корф, - поэтому, думаю, мы можем обойтись без излишних отступлений. Как вы уже поняли, военный мундир я ношу временно, и то потому, что в нем проще, чем в смокинге, решаются деловые вопросы. Здесь богатые недра, Европа рядом. Короче, меня интересуют местные шахты.
      - Они не работают, - заметил Валерий.
      - Вот именно, господин Мещеряков. А великой Германии нужно топливо.
      - Готов сделать все от меня зависящее, чтобы...
      - Не перебивайте. Мы на Западе давно поняли, что быстрого результата может добиться только частный капитал, все другие формы управления менее эффективны. Это понятно?
      - Вполне.
      - Благодаря моим связям в Берлине, мне удалось добиться, чтобы часть местных шахт была продана рейхом в частные руки.
      - В ваши, господин Корф?
      - Разумеется. Принципиально этот вопрос решен, остаются кое-какие детали. Скоро сюда в город приедет специальная комиссия по оценке шахт. Естественно, я заинтересован, чтобы стоимость оборудования и зданий была как можно меньше. Если бы вы, господин Мещеряков, помогли мне с этим вопросом, то я хорошо бы вам заплатил.
      - Это похоже на провокацию, - сказал Валера.
      - Бросьте, господин Мещеряков! Кому вы нужны? Если бы мне понадобилось вас уничтожить, то это легко сделать с помощью одного телефонного звонка коменданту. В военное время человеческая жизнь стоит мало, а еще меньше стоит жизнь коммуниста с пятнадцатилетним стажем, а? - лейтенант весело подмигнул и налил коньяку.
      - Спасибо за откровенность. Значит, вы предлагаете мне доломать все, что осталось?
      - Ни в коем случае, я же собираюсь все это купить! Ваша задача сделать так, чтобы цена снизилась, но при этом я бы мог в самом ближайшем будущем наладить добычу угля. Что-то можно размонтировать... Вы же инженер, проявите смекалку.
      - Я так понимаю, что особенного выбора у меня нет?
      - Тем легче сделать выбор: пополнить списки неблагонадежных или получить хорошие деньги.
      - Я согласен, - сказал Валерий, - но один я ничего не смогу сделать.
      - Этот вопрос мы с комендантом решим, господин Мещеряков. Прозит!
      Валерий тоже поднял рюмку, чтобы скрепить договор.