Н и н а П а в л о в н а. Где он теперь?
В е н ц о в а. Кажется, в Москве. У него жена, взрослые дети. Я бы для него пошла на все, но он сказал, что не хочет жить двойной жизнью. Он прав, конечно. (У нее на глазах слезы.) Ниночка, поймите меня - я уже отравлена. Я не корыстолюбива, но полюбить человека неяркого, незначительного я уже не могу.
Н и н а П а в л о в н а. Господи, на свете столько интересных людей!
В е н ц о в а. Совсем не так много, поверьте мне. Ниночка, все интересные люди давно женаты, страшные трусы и отвратительно избалованы. Вам смешно?
Н и н а П а в л о в н а (сдерживая смех). Извините меня, Ларочка.
В е н ц о в а. Пусть я тысячу раз эгоистка, но ханжой я никогда не была. Скажу вам честно - когда я увидела Колю, то сразу поняла: этот мальчик и есть тот самый драгоценный сырой материал, из которого в нашей стране делаются министры и депутаты. У Николая отличные данные, но он слишком мягок, его уже начинает эксплуатировать этот Востряков... Думайте обо мне что хотите, но я знаю, уверена: если Николай будет со мной, я сумею его направить, я в пять лет сделаю из него человека. И не беспокойтесь за него ему будет хорошо, авторы всегда любят свои произведения, так что я буду его очень любить.
Н и н а П а в л о в н а. Скажите, Лара, какое у вас образование?
В е н ц о в а. Областной техникум физкультуры. Я не успела получить диплома, потому что...
Н и н а П а в л о в н а. Все ясно. Незаконченное среднее. (Кричит.) Славушка!
В е н ц о в а. Почему вы спросили?
Н и н а П а в л о в н а. Сейчас скажу. (Кричит.) Славка, поди сюда. На минуту.
В дверях появился Частухин. Он в нижней рубашке с
засученными рукавами, широченных лиловых в крупную
коричневую клетку штанах "гольф" с заплатами на
коленях из разноцветной кожи. На лбу зеленый
целлулоидовый козырек. В руках - железный совок.
Ч а с т у х и н. Ниночка? (Увидев Венцову, попятился.) Лариса Федоровна, извините...
В е н ц о в а. Вячеслав Алексеевич, милый, не уходите. Дайте на вас полюбоваться.
Ч а с т у х и н. Я вижу - мои штаны произвели на вас неотразимое впечатление.
В е н ц о в а. Да, не скрою. Откуда у вас эта роскошь?
Ч а с т у х и н. Куплены в городе Батуми у механика английского парохода летом тысяча девятьсот двадцать шестого года. Незаменимы при садово-огородных работах.
Н и н а П а в л о в н а. Давно мечтаю выбросить их на помойку. Но Славка не позволяет.
Ч а с т у х и н. И никогда не позволю. Это наша единственная семейная реликвия. Она заслуживает того, чтобы ее хранили под стеклом - в назидание потомству.
Н и н а П а в л о в н а. Ты мерзкий склочник. (Венцовой.) Ладно уж покаюсь. Мой грех - моя покупка. Он сопротивлялся, не хотел носить - я заставила. Теперь он сводит со мной счеты.
В е н ц о в а. Ничего не понимаю.
Ч а с т у х и н. Это потому, что вы не видели нас лет пятнадцать-двадцать назад. Скажу вам по секрету - мы с Ниной были отвратительнейшие пижоны.
В е н ц о в а. Что значит "пижоны"?
Ч а с т у х и н. Как так "что значит"? Пижоны - это пижоны.
В е н ц о в а. Франты? Щеголи?
Ч а с т у х и н. Франты - это еще полбеды. Пижоны - это люди, которые хотят казаться. Ряженые. Пижон - это ряженый пошляк.
В е н ц о в а. И вы были такими? Перестаньте, я никогда не поверю.
Н и н а П а в л о в н а. Уверяю вас, Ларочка. Когда мы поженились, Славка только что окончил институт и был назначен технологом литейного цеха. А я училась на английских курсах, умела болтать о Прусте и Джойсе и очень огорчалась, что люблю такого обыкновенного и ничем не примечательного человека. Мы ходили на премьеры и вернисажи, я лезла из кожи вон, чтоб завести знакомства в артистическом кругу. Знакомым я врала, что мой муж скульптор, и одно время Славка брал уроки лепки у какого-то специалиста по надгробным памятникам.
В е н ц о в а (смеясь). Я не знала за вами таких талантов. Лепили вы, наверно, плохо.
Ч а с т у х и н. Если бы плохо! Ужасно. Пришлось объявить себя левым это помогло, но не надолго. Я стал плакать по ночам, меня душили кошмары... Глину я месил с отвращением, пока мне не пришло в голову заняться ее лабораторным анализом. В результате я разработал новую рецептуру мелкозернистых глин, применяемых в литейном деле. Это меня спасло - я понял свое призвание. Нинка сначала куксилась и ревновала, а потом сама попросилась на завод. Сколько лет ты уже работаешь, Нинуша?
Н и н а П а в л о в н а. Скоро пятнадцать. Я живая летопись нашего завода. Директор так меня и зовет - Пимен-летописец.
Ч а с т у х и н. "Добру и злу внимая равнодушно...".
Н и н а П а в л о в н а. Ну, нет. Это не в моем характере.
В е н ц о в а (задумчиво). Наш завод... Счастливые люди! Вы мне нравитесь, и я вам завидую, но не умею чувствовать, как вы. Я не люблю своей службы, не любила техникума, в котором училась, даже на фронте я не очень любила свою Двадцать первую армию, почему-то мне казалось, что в соседней, Двадцать второй, лучше. Я северянка - и всегда тоскую по югу. Вероятно, я кукушка...
Ч а с т у х и н (смотрит на часы). Скоро должен приехать Востряков. Ниночка, а где Алексей? Почему он не завтракал?
Н и н а П а в л о в н а. Не знаю. Дети говорят, что у него всю ночь горел свет. Я в отчаянии - если он не будет ложиться вовремя... Вы опять вчера поругались?
Ч а с т у х и н. Ну почему, Ниночка, поругались? Мы поспорили.
В е н ц о в а. Не могу понять вашей дружбы. Редко встречала более непохожих людей. Вячеслав Алексеевич такой мягкий, бесконечно деликатный...
Н и н а П а в л о в н а. Конечно, они очень разные - это совсем не трудно заметить. Но чем больше я их узнаю, тем больше вижу, как они близки и в чем-то самом главном.
Ч а с т у х и н. Вот что: или отдайте мне последние страницы, или я ухожу рассаживать флоксы.
Вошел Плотовщиков. На шее - полотенце, в руках
свернутые в трубку листки.
П л о т о в щ и к о в. С добрым утром! (Целует Нине Павловне руку.)
В е н ц о в а. Вот как - вы целуете дамам руки? Никогда бы не подумала.
П л о т о в щ и к о в (пожимая ей руку). Исключения только подтверждают правило.
В е н ц о в а. Нина Павловна - единственное исключение?
П л о т о в щ и к о в. Да, с тех пор, как умерла моя жена, единственное... (Частухину, здороваясь.) Вячеслав, я вчера погорячился...
Ч а с т у х и н. Ну что ты, Алеша, как тебе не стыдно? Тем более что ты был совершенно прав...
П л о т о в щ и к о в. Помолчи. Прав я или не прав - это отдельный разговор. Но форма была хамская. Понятно? Извини.
Ч а с т у х и н. Пустяки.
П л о т о в щ и к о в. Нет, не пустяки. Теперь не гражданская война, пора привыкать к хорошим манерам. А ты мне спускаешь - и напрасно. Это мягкотелость.
Ч а с т у х и н. Знаешь что: мне начинают надоедать разговоры о моей мягкотелости.
Н и н а П а в л о в н а (улыбаясь). Сейчас они опять поссорятся.
П л о т о в щ и к о в. Чтоб проверить себя, я еще раз ночью перечитал твой доклад. И опять повторяю - читается, как утопический роман. И даже лучше, потому что чудеса вполне реальные. (Венцовой.) Судите сами - человек собирается выступать с докладом на открытом собрании. Тема - будущее нашего завода. Чего-чего там только нет: уничтожение производственных шумов, кондиционный климат, круглосуточный дневной свет, автоматика, пневматика... Одного только понять нельзя - где этот завод находится?
В е н ц о в а. Что значит "где"? В каком городе?
П л о т о в щ и к о в. В какой стране. И вообще - во имя чего все это делается? (Частухину.) Что ты молчишь? Я тебя спрашиваю.
Ч а с т у х и н. Но это же так понятно... Короче - в чем ты меня обвиняешь?
П л о т о в щ и к о в. В аполитичности. Рабочий, прослушав твой доклад, должен понять, что автоматизация нужна не для того, чтоб его вытеснить или оболванить, а для того, чтоб его освободить и возвысить. Но в твоем докладе человечьим духом и не пахнет. Не доклад, а какая-то безлюдная пустыня, черт знает что такое...
Ч а с т у х и н. Ну хорошо, я ведь не напрашивался делать этот доклад... Могу и совсем не выступать.
П л о т о в щ и к о в. Если это единственный вывод, который ты сделал из моих слов, значит, я зря сотрясал воздух. (Отдает ему листки.) На. Посмотри еще раз внимательно. Да, чуть не забыл! Ни в коем случае не читай. Люди этого терпеть не могут. С ними надо разговаривать.
Ч а с т у х и н. Алексей, ты с ума сошел! Огромный зал... Ты же знаешь, какой я оратор.
П л о т о в щ и к о в. Чепуха! Я тоже не Цицерон. Но твердо знаю одно святое правило: если знаешь то, о чем говоришь, и веришь в то, о чем говоришь, - слушать будут.
Ч а с т у х и н. Не знаю, Алеша. Для меня это так трудно...
П л о т о в щ и к о в. Надо сделать над собой усилие.
В е н ц о в а. Господи, наступит ли время, когда можно будет не делать усилий?
П л о т о в щ и к о в. Могу вас успокоить - оно никогда не наступит. Мышцы и в особенности мозги требуют постоянного упражнения, иначе они зарастают жиром и человек становится домашним скотом. Усилие тем и прекрасно, что оно преобразует, оно делает человека сильнее и умнее. (Частухину.) Это еще древние греки хорошо понимали - подтверди, скульптор.
В е н ц о в а. Значит, трудности будут и при коммунизме?
П л о т о в щ и к о в. Не будет трудностей с растительным маслом и шелковой подкладкой. Но проникать в загадки вселенной, писать великие произведения, ставить спортивные рекорды и даже завоевать сердце хорошей женщины будет по-прежнему трудно. И хорошо, что так, - иначе не стоило бы жить. (Пауза.) Пойду посмотрю, как ребята играют. (Уходит.)
Ч а с т у х и н. А я пошел дочитывать последнюю главу. (Тоже уходит.)
В е н ц о в а (смотрит вслед Плотовщикову). Он занятный. Мужчина с головы до пят.
Н и н а П а в л о в н а. Удивительный человек. Вы знаете, до семнадцати лет он едва умел расписываться, а теперь у него за плечами два вуза - инженерный и партийный. При этом участвовал в трех войнах, и весь изранен, проводил коллективизацию на Кубани... Жизнь всегда требовала от него напряжения всех сил, размениваться он не умеет. И любил так же - раз в жизни и на всю жизнь.
В е н ц о в а. Не дай бог иметь его своим врагом. А другом - слишком утомительно. Чего только не приходится от него выслушивать.
Н и н а П а в л о в н а. Милая Ларочка, вам очень недостает именно такого друга.
В е н ц о в а. Как? А вы?
Н и н а П а в л о в н а. Я? Нет. К сожалению - я либералка.
С площадки доносится взрыв смеха и крики: "Автора!"
В е н ц о в а (нервно). Что такое? Кто сейчас кричал "автора"?
Н и н а П а в л о в н а. Это на площадке. Кто-нибудь перебросил мяч через забор. (Уводит Венцову.)
На несколько секунд терраса пустеет. Затем появляются
Востряков и Касаткин. Востряков в дорогом светлом
костюме и шелковой рубашке с галстуком. Он заметно
пополнел и стал еще вальяжнее. Касаткин с неизменным
портфелем.
В о с т р я к о в. Никого. Все на площадке. Садись.
Оба садятся на ступеньки, снимают пиджаки,
развязывают галстуки.
Ф-фу, замучился... Вчера был на встрече знатных людей промышленности с композиторами. Все как полагается: заседание, концертик, потом посидели скромненько... (Зевнул.) Однако до трех утра.
К а с а т к и н. Ты выступал, Толя?
В о с т р я к о в. Заставили. Ну, я им выдал как следует. Жизни, говорю, не знаете, товарищи композиторы, мало бываете в цехах. Приходите, говорю, к нам на завод, я вам покажу наших людей, напишите о них песни, они этого стоят.
К а с а т к и н. Правильно, Толя! Вот, ей-богу, люди! (Расстегивает портфель.) Видал? Газетные вырезки, письма. Рабочие пишут, интересуются вашим опытом.
В о с т р я к о в. Батюшки, когда же я отвечать буду? Вот книга выйдет - пусть читают. (Просматривает вырезки.) Неужели это я? Хм... (Запихнул вырезки и письма обратно в портфель.) Ладно, после разберемся. Когда перевыборы завкомов?
К а с а т к и н. Теперь скоро уже.
В о с т р я к о в. Сергей Афанасьевич не останется?
К а с а т к и н. Нет. В распоряжение ВЦСПС.
В о с т р я к о в. Здорово. Кто же на его место? Верка Ермолаева?
К а с а т к и н. Откажется.
В о с т р я к о в. Почему?
К а с а т к и н. Говорит: не чувствую себя достаточно подготовленной.
В о с т р я к о в. Врет. Что-то не то.
К а с а т к и н. Ты знаешь, что она про меня на днях сказала: давно бы надо выгнать Касаткина из БРИЗа, да администрация его крепко поддерживает. Вот дрянь!
В о с т р я к о в. Скажи пожалуйста! А мне директор вчера говорит: давно бы мы погнали Касаткина, да неудобно - член завкома, раз его массы выбирают, значит, любят или привыкли... Ты, дядя, оказывается, не дурак умеешь...
К а с а т к и н. Как тебе, Толя, не стыдно...
В о с т р я к о в. Я смеюсь. Ты в ЦК Союза был?
К а с а т к и н. Был. Установлена новая должность - инструктор по обмену передовым опытом. Но... предполагают Николаю предложить.
В о с т р я к о в. Да? Ну что ж, я за Миколу рад. Должность с перспективой. (Помолчал.) Ладно, назначать инструкторов дело не наше, скажи-ка лучше, как ты наш метод продвигаешь? Книгу ждешь? Когда книга выйдет, мы без тебя обойдемся - всякий сам прочитает.
К а с а т к и н. Знаешь, Толя, мне прямо обидно тебя слушать. Вот, ей-богу, люди! - стараешься для них, так они же тебя потом... А кто печать организовал? Радио? Кино? Теперь возьми мероприятия по заводу: цеховые совещания проведены? Листовки в цеха спущены?
В о с т р я к о в. Несолидно работаешь. Все с налету: шум, треск, а на поверку - ничего. Мельчишь, разбрасываешься...
К а с а т к и н (обижен). Что значит - я разбрасываюсь? И так с утра до ночи волчком верчусь. Ты ведь не один у меня.
В о с т р я к о в. Вот, вот. Я правильно говорю - разбрасываешься. А надо так: хватайся за основное звено, остальное пока побоку... Решил нас поднять, так уж сделай дело до конца - подыми как знамя!
К а с а т к и н. А другие предложения, изобретения - бросить? Должен я их продвигать?
В о с т р я к о в. Вот и видно, что ты привык смотреть на все только со своей колокольни. Нету у тебя государственного мышления.
К а с а т к и н. Ах, нету? Так, так... Ну что ж, Толя, поучи.
В о с т р я к о в. И поучу. Ты что же, дядя, думаешь: кроме Алексея Стаханова, во всей стране передовых шахтеров не было? Кто их знает? Хорошо, если десятки тысяч. А Стаханова - весь мир. Что, кроме Зои и краснодонцев, комсомольцы подвигов не совершали? Тысячи. Однако памятники не всем ставят. Сделай вывод.
К а с а т к и н (задумчиво). Растешь ты, Толя, здорово. На глазах. Только вот направления - не пойму.
Нина Павловна за руку ведет с площадки опечаленного
Плотовщикова.
Н и н а П а в л о в н а. Нет, не будете играть, не будете. В будни я не могу за вами уследить, но в воскресенье я требую полного отдыха. Поймите вы, дикий человек, что для вас убийственны ваши ночные бдения, что всякое лишнее волнение для вас яд...
П л о т о в щ и к о в (ворчит). Хоть бы мне кто-нибудь объяснил, которое волнение лишнее, а которое - нет. Может быть, мне в отставку прикажете подать? Меня ведь для того и выбирали, чтоб я волновался.
Вбегает запыхавшаяся Вера.
В е р а. Здравствуйте, Нина Павловна. Простите, что без приглашения...
Н и н а П а в л о в н а. Что случилось, Верочка? Почему вы так бежали?
В е р а. Сама не знаю. К поезду бежала - боялась, что уйдет, а как слезла с поезда, опять побежала - это уж, наверно, по инерции. Алексей Георгиевич, я к тебе по делу.
Н и н а П а в л о в н а. Не понимаю - неужели нельзя потерпеть до завтра? (Плотовщикову.) Ну-ну, хорошо, не смотрите на меня с такой яростью. (Вере.) Только недолго, Верочка, - хорошо?
В е р а. Я - минутку. Только на бороду нажалуюсь. Николай Иванович, прислушайся, чтоб ты потом не говорил, что я тебя за глаза ругаю.
К а с а т к и н (благодушно). А что случилось, Верочка?
В е р а. Ничего не случилось. Чересчур замечательно работаете.
К а с а т к и н. А-а, так, так, понятно. (Вздыхает.) Ну, говори, говори - послушаем.
В е р а. Можешь обижаться сколько угодно - на меня не действует. Я, Николай Иванович, с твоим порочным стилем мириться больше не намерена.
К а с а т к и н. Какой у меня, значит, стиль? Ах, порочный? Ну что же... Стерпим... История рассудит.
В о с т р я к о в. Ермолаева, ты зря словами не бросайся. За них отвечать приходится.
В е р а. Я - отвечу. А тебе, Толя, вот уже не стоило бы заступаться. Я твое же доброе имя защищаю. Тебя девчонки из второго прецизионного просили вечером к ним зайти? Почему ты не был?
В о с т р я к о в. Не мог, потому и не был.
В е р а. Жалко. Полюбовался бы, как ваши методы осваивают. Николай Иванович пропагандирует передовой опыт: радиоузел гремит, все цеха листовками залеплены...
К а с а т к и н. Что же в этом плохого?
В е р а. Плохо, что всё тяп-ляп... Вчера в вечерней смене девочки из бригады Терентьевой инструмент поломали и браку наделали.
К а с а т к и н. Ах, чертовки, подвели! Вот, ей-богу, люди! А ты уже и напугалась? Хочешь без издержек? Нет, голубушка моя...
В е р а. Я напугалась? Нет, дорогой мой, начинать с брака да поломок это плохая пропаганда. Ты вчера после гудка хвать портфель, машину забрал да и укатил в высшие инстанции, а я до полуночи из цеха не вылезала и всякого наслушалась. Теперь ожглись - так знаешь, как заговорили... с подковырочкой.
В о с т р я к о в. А вы, товарищ предзавкома, уже в плену отсталых настроений? Нехорошо.
В е р а. Алексей Георгиевич, ну зачем он так говорит? А председателем ты меня можешь не называть. Я фигура временная, сплю и вижу тот день, когда меня в цех отпустят. Я и заместителем ни за что не останусь.
П л о т о в щ и к о в. Ну, ну. Останусь - не останусь. Ты коммунистка, оставят - так останешься. Дисциплина для вас существует?
В е р а. Существует. Я дисциплины ничуть не хочу отрицать, но ведь надо и меня понять. Раз я чувствую, что выдыхаюсь...
П л о т о в щ и к о в. Что значит - выдыхаюсь?
В е р а. Авторитет кончается - вот что это значит. В сорок третьем году у меня действительно был авторитет: комсомолка - начальник ПВО объекта, двести девок под началом, и каждая тебе в рот смотрит, а тут еще медаль военная за тушение зажигалок - Верочка была на заводе первый человек. Теперь я вас спрашиваю: сколько можно на этом ехать? Сейчас зажигалки не играют, сейчас давай производительность труда, совмещение профессий, экономию, качество... А что я могу дать, если я из каждого квартала по два месяца в завкоме сижу? Что я на сегодня из себя представляю? Ничего решительно. Я уж по тому догадываться стала, что мои девчонки мне дерзить начинают, а я молчу... (На глазах у нее слезы.)
П л о т о в щ и к о в (улыбается). Ну, хорошо, пойдем ко мне, обсудим положение. (Уводит Веру.)
Появился успевший переодеться Частухин. В руках у
него большой никелированный поднос.
Ч а с т у х и н. Все в сборе? Чудесно. (Ударяет в поднос, как в гонг.) Здравствуйте, товарищи.
К а с а т к и н. Вячеслав Алексеевич, дорогой... Ну - как? Общее впечатление?
Ч а с т у х и н. Что ты, Николай Иванович? Это ведь не стихи.
Бежит Людмила, вбегает на террасу.
Л ю д м и л а. Здравствуйте... Руки не подаю - грязная...
В о с т р я к о в. Постой. Ты что же вчера не приехала?
Л ю д м и л а. Некогда, Толя. У Миколы в заочном зачетная сессия.
В о с т р я к о в. Жалко. Интересный вечерок был.
Л ю д м и л а. Не жалей, Толя. Я ведь не очень люблю смотреть, как ты красуешься.
В о с т р я к о в. Ты вообще последнее время не любишь на меня смотреть.
Л ю д м и л а. Нет, почему же? Когда в волейбол играешь - люблю. Смотри, Толя, не отрывайся от нашей команды - у тебя живот растет. (Скрывается внутри дома.)
Идут Николай и Венцова. Николай весел, разгорячен
игрой.
В е н ц о в а. Коля, постойте...
Они остановились.
Посмотрите на меня. Что вы улыбаетесь?
Н и к о л а й. Просто так. Смешная игра была. Интересно, почему люди злятся, когда проигрывают?
В е н ц о в а. Господи, он еще весь там! Меня поражает ваше легкомыслие. Неужели вы не понимаете, что от мнения Частухина зависит очень многое - директор ему очень доверяет.
Н и к о л а й. А я еще больше.
В е н ц о в а. Коля, я хочу, чтоб в сегодняшнем разговоре вы вели себя как настоящий мужчина. Вы должны отстаивать свои убеждения, и отстаивать до конца. Помните, что я в вас верю.
Н и к о л а й (сжал ее руку). Спасибо, Ларочка.
В е н ц о в а. За что?
Н и к о л а й. За эти самые слова. Очень ко времени. Я вам сейчас ничего не скажу. Одно обещаю - краснеть за меня не будете.
Поднимается на террасу. Идет с площадки Прокофий
Андреевич, принаряженный по-праздничному. Остановился
в нерешительности.
Ч а с т у х и н. Прокофий Андреевич, пожалуйте сюда. У нас секретов нет.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Если разрешите...
Прокофий Андреевич поднимается на террасу. Вернулась
Людмила. Все рассаживаются. Нина Павловна взяла
блокнот и приготовилась стенографировать.
К а с а т к и н. Ох, разгромит! По глазам вижу.
Ч а с т у х и н. Ниночка, право, я не знаю, стоит ли записывать... Впрочем, как хочешь. Итак... начну с некоторых частных замечаний. Книга снабжена большим количеством фотографий, изображающих авторов на различных этапах производственного процесса. Сами по себе фотографии выполнены превосходно...
К а с а т к и н. Ага! Что я говорил? Слышишь, Ларочка?..
В о с т р я к о в. Погоди, Николай Иванович. Не мешай.
Ч а с т у х и н. Боюсь, однако, что познавательная роль их невелика. Кроме того, в таком обилии фотографий есть нечто нескромное и даже отдающее саморекламой.
Н и к о л а й. Верно. Карточки эти - ни к чему.
В о с т р я к о в. Значит, долой? Ну что ж - я не возражаю.
Ч а с т у х и н. А вы, Лариса Федоровна?
В е н ц о в а (пожав плечами). Вы одной фразой зачеркнули мою трехмесячную работу. Но если так нужно для дела - не смею спорить.
Ч а с т у х и н. Второе замечание. Как известно, Николай Прокофьевич и Анатолий Акимович работают совместно. Я берусь доказать следующее: все, что товарищи делают вдвоем, может быть сделано, а многое уже и делалось ими, с равным успехом порознь.
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Позвольте мне, Вячеслав Алексеевич, одно только замечание дать. Совершенно правильная ваша мысль - могу подтвердить. Весной Толя выезжал на курорт и Николай один управлялся.
Ч а с т у х и н. Отсюда напрашивается вывод: у нас нет никаких оснований возражать против того, чтоб товарищи работали вместе, но возводить спаренную работу в правило и пропагандировать обезличку, с моей точки зрения, не нужно.
В о с т р я к о в (тихо, Касаткину). Слыхал, как клинья вбивает? Ловок. Для чего это только ему?..
Ч а с т у х и н. Вы что-то хотели сказать, Анатолий Акимович?
В о с т р я к о в. Да нет - молчу. Я потом скажу.
Ч а с т у х и н (Николаю). А вы?
Н и к о л а й. Не знаю, что вам ответить, Вячеслав Алексеевич. У нас с Толей до сих пор недоразумений не было, потому что мы друзья. У нас все общее и все пополам, даже продукцию метим одним клеймом. А если шире посмотреть - так, может, вы и правы.
Ч а с т у х и н. Но все это, повторяю, частности... Перехожу к основному вопросу, вызывающему у меня наибольшие сомнения.
К а с а т к и н. Ты уж не пугай нас, Вячеслав Алексеевич. Что-то ты не того - начал как будто за здравие...
Ч а с т у х и н. В основе книги лежит большой и ценный опыт. Но сумеет ли рабочий применить его, принесет ли книга в том виде, как она есть, реальную пользу? Я в этом не убежден.
К а с а т к и н. Помилосердствуй!
Ч а с т у х и н. В книге подробнейшим образом, с протокольной точностью, шаг за шагом описан процесс изготовления различных деталей. Быстрота и точность вашей работы зависят, с моей точки зрения, от двух решающих факторов - высокой производственной культуры и универсальной подготовки. Высокая культура, талант и знания позволяют вам в каждом отдельном случае находить наиболее эффективное технологическое решение, другими словами - подойти к задаче творчески. Универсальная подготовка позволяет вам совмещать много разнородных операций. И вот, читая книгу, поневоле приходишь к парадоксальному выводу: рабочему, который не обладает вашей культурой и универсальными навыками, книга не нужна - он не сумеет у вас ничего перенять. Рабочему, который всем этим обладает, она тем более не нужна, - учтите, что вы делаете уникальную работу и ваш опыт не может быть просто скопирован. Нужна не рецептура, а метод, принцип.
К а с а т к и н. Но позволь, Вячеслав Алексеич, родной мой... Но метод же есть?..
Ч а с т у х и н. Милый Николай Иванович, боюсь, что разговор о методе был начат несколько поспешно. Ведь метод - понятие не только техническое, но и идейное, философское, политическое, наконец. Попытайтесь обобщить практику Леонтьева и Вострякова, и вы увидите, что она опрокидывает многие наши привычные понятия, в частности наши представления о разделении труда. Ведь если пойти по их пути, то естественно будет признать, что в ближайшем будущем ведущим на производстве должен стать тип разносторонне подготовленного рабочего-универсала, который вытеснит носителей узкой специальности... Все это очень увлекательно, но ведь на эти вопросы книга никакого ответа не дает, и пусть авторы положа руку на сердце скажут: готовы ли они сейчас к тому, чтоб этот ответ дать?
Н и к о л а й (вскочил). Вот! В самую сердцевину вы попали. Тут, если задуматься, такой узелок завязан... И как подойти - не знаю, я прямо измучился... Вот возьмите - меня некоторые кустарем дразнят. Какой же я кустарь, если я самой передовой техникой владею? Нет, говорят, тебе бы по ювелирной части пойти, а для производства это не нужно...
В о с т р я к о в. Постой, Микола, об этом после... Вячеслав Алексеевич, можно вам вопрос задать?
Ч а с т у х и н. Пожалуйста.
В о с т р я к о в. Простите, конечно, за прямоту... Вот вы старый опытный специалист, мы вам доверяем, сколько раз с вами советовались, - и вы нас не только что не остерегли, а, ежели припомните, поздравляли и шампанское пили за наши успехи. А теперь стоило сороке на хвосте слушок принести, будто какие-то девчонки браку наделали, - и вдруг вас осенило? Неудобно как-то получается...
Ч а с т у х и н (растерянно). Какой слушок? Я ничего не знаю... Мне не очень понятен ваш тон, Анатолий Акимович, но я готов вам отвечать. Да, я старый опытный специалист, но, к сожалению, очень молодой марксист, лишь недавно мне пришлось по-настоящему задуматься о том, какая связь существует между техникой и идеологией. Не хочу себя оправдывать - у меня и раньше были сомнения, мне казалось, что с разговорами о методе следовало бы повременить, но в тот момент печать уже прогремела и я... побоялся.
В о с т р я к о в. Так. Струсили, значит?
П р о к о ф и й А н д р е е в и ч. Нехорошо разговариваешь, Анатолий. Грубо.
Ч а с т у х и н. Да, струсил, если нужно, чтоб было произнесено более резкое слово. Скажу больше - здесь проявилась моя отвратительная мягкотелость. Льщу себя надеждой, что в сегодняшнем нашем разговоре я к какой-то мере сумел ее преодолеть.
В о с т р я к о в. Ясно. Так помогите нам, а? Мы-то простаки - нам бы сразу к вам обратиться. Вроде как к руководителю работ. Где двое, там и трое - неужто не потеснимся? Микола, ты как? Ведь не в деньгах дело, главное, людям пользу дать. Вячеслав Алексеевич, у вас уж, наверно, все продумано, что и как обосновать?.. А то ведь сроки на нас жмут, надо, чтоб в этом году вышло... В три недельки не управитесь?
Ч а с т у х и н. Я не понимаю - вы что же... хотите купить мою помощь? Вы берете меня в долю? Я готов вам помогать, давайте искать вместе, причем, конечно, ни о каком соавторстве не может быть и речи... Но поверьте мне: связывать себя определенными сроками нельзя, всякая торопливость в серьезном деле неуместна.
В о с т р я к о в. Так, так. Ну что ж, спасибо вам, товарищ Частухин. Наше рабочее спасибо. Низко кланяемся. Где уж нам с суконным рылом книги писать. Хоть вы и в партию вступили, а, видно, старое-то в вас еще крепко сидит. Только ведь мы не из пугливых. И без вас дорогу найдем. А будете метать - ну тогда уж не обессудьте...
Н и к о л а й. Ты что - с ума спятил?
Ч а с т у х и н. Что же это такое, товарищи? Как он со мной говорит? Я не хочу его слушать. Мне не приходилось выгонять людей из дому, так что вы, пожалуйста, оставайтесь, но разрешите мне уйти... Я так не могу. (В волнении убегает в глубь дома.)
Общая растерянность.
К а с а т к и н. Ребятки, ну как так можно? Вот, ей-богу, люди! - не умеют говорить спокойно.
Н и к о л а й (встал, говорит очень тихо). Ну вот что, Толя, иди, проси прощенья.
В о с т р и к о в. Ты - не командуй.
Н и к о л а й. Иди, иди. Скажи: простите меня, дурака. А не простит сразу - еще раз попроси.
В о с т р я к о в. Может, еще на колени стать? Нет, уж это вы простите. Пускай я груб, зато ты чересчур ласков. Вопрос принципиальный. Опорочить метод не дам - драться буду. Ты - как знаешь, а в своей новаторской роли недооценивать не позволю!
Н и к о л а й. А я тебе говорю - иди. Скажи спасибо за науку, за правду, за то, что от стыда избавил. Николай Иваныч!