Во имя чего? Я делаю это для себя. Я охотно уступаю другим опасные лавры. Я веселый человек, который ценит свой выходной день. Я люблю командировки в международных вагонах и бархатный сезон на побережье. У меня никогда не будет своего дома, своей жены и обеда, пахнущего керосином. Мне нравится ресторанная еда, подкрахмаленные простыни в отелях и деклассированные девчонки, которые всегда стоят дешево, ибо покой дороже денег. Клянусь вам, мы оба - прекрасные люди, но, понятно, нас нельзя оставлять без присмотра. И вот появляется третий человек. Человек-контроль. Если наши интересы начнут слишком явно расходиться с видами государства, он возьмет нас за шиворот. Он сделает это для себя. Он будет счастлив изловить нас на ошибке, ибо наши грехи - его подножный корм. Такова его профессия. Все мы работаем на себя, наши дела работают на историю, а история, как доказано наукой, работает на коммунизм. Истина рождается в муках противоречий. Клянусь честью, я тоже кое-что понимаю в диалектике.
      М о р и с (тихо). Не помню кто - кажется, Гёте - сказал Гегелю после его лекции: "Ваша диалектика - прекрасное и острое оружие. Бойтесь только, чтоб оно не попало в недобросовестные руки".
      М е х т и. Неплохо! Смотрите, он парирует! На вас это не похоже, Морис. Вы всегда ужасно кричите.
      М о р и с. Я не имею права на вас кричать. Вы говорили со мной очень откровенно.
      М е х т и. Конечно.
      М о р и с. Это печально. Неужели я чем-нибудь заслужил вашу откровенность, Мехти Ага? Над этим стоит задуматься. Да! Да! Я обязательно подумаю об этом, когда вы уйдете.
      М е х т и. Я вижу, вы плохо понимаете шутки.
      М о р и с. О, вы не шутили. Я слишком вас знаю, чтоб вам не поверить.
      М е х т и. Психология - не ваша область, дорогой Морис. Ваше дело ископаемые.
      М о р и с. Допустим. Для того чтоб постигнуть вас, достаточно геологии. У меня есть карта, по которой я читаю ваши мысли.
      М е х т и. Хотел бы я видеть вашу магическую карту.
      М о р и с. Хотите? Пожалуйста. (Широким жестом показывает на стену.) Вот.
      М е х т и. Я ничего не вижу.
      М о р и с. Естественно. Зато я вижу. Это моя подземная карта. Вон в тех банках, под самым потолком, собраны отложения современного Каспия. Ниже древний Каспий. Вот глины Акчагильского яруса. Пока я не имею к вам претензий, Мехти Ага. Впрочем, вы не следите за промывкой скважины и изнашиваете трубы - я нахожу в пробах стружки металла. Вот вы вступаете в пески продуктивной толщи. Вступаете с мыслью вырвать рекорд любыми средствами. Это видно по тому, как вы жмете на забой, не считаясь с грунтом. Вы надеялись дойти до проектной глубины прежде, чем кривизна приведет к катастрофе. Но сегодня я увеличиваю проектную глубину еще на двести метров, и карта мне говорит, что в данную минуту вы думаете о том, как выпутаться из этого положения.
      М е х т и. Ну, договаривайте. Кто же я, по-вашему? Диверсант? Вредитель?
      М о р и с. Нет. Только плохой инженер. А плохому инженеру нужно быть особенно честным, чтоб не приносить вреда.
      М е х т и. Благодарю вас.
      М о р и с. Пожалуйста.
      Пауза.
      М е х т и. Что вы хотите, Морис?
      М о р и с. Я хочу нефть.
      М е х т и. Что вы хотите от меня?
      М о р и с. Я хочу нефть. Я хочу, чтоб вы не прятали кривизну на "Саре", а исправили ее. Я знаю, вы не умеете. Не мешайте другим.
      М е х т и. Римляне говорили: "Нападая, защищаюсь". Впрочем, теперь все это не имеет никакого значения. Икс равен нулю.
      М о р и с. Что вы городите? Какой икс?
      М е х т и (вынул докладную записку). Иксом в математике обозначается искомая величина. В данном случае она равна нулю, ибо нефти нет. Вы это знаете так же, как я. Мы можем сколько угодно обманывать друг друга. Но обманывать государство опасно, а природу бессмысленно. Надо покориться, Морис. Мой искренний совет.
      М о р и с. Эт-то чудовищно! Вы смеете утверждать...
      М е х т и. Тсс! Менелюм, не надо шуметь. Бурение идет своим порядком еще три-четыре дня. На указанной вами проектной глубине мы опробуем скважину. Если мы получим нефть, я первый с радостью покаюсь в своем неверии.
      М о р и с. Проектная глубина будет увеличена.
      М е х т и. Это исключено. Прочтите.
      М о р и с (выхватил записку, читает). Эт-то невероятно! Эт-то потрясающе! Черт знает какое варварство! Чья это работа? Ваша?
      М е х т и. Вопрос чисто академический. Все уже согласовано.
      М о р и с. С кем? С Майоровым?
      М е х т и. Не знаю. Может быть, да. Я не умею читать в мыслях. Я знаю одно: Майоров - близкий друг Андрея Михайловича. Андрей Михайлович подписал. Для меня достаточно.
      М о р и с. Я этого не подпишу.
      М е х т и. Подпишете. Не бойтесь, к вам не будут придираться. В нашем деле ошибки неизбежны. Андрей Михайлович обещал вас крепко поддержать. Но если вы начнете борьбу, он вас уничтожит. Взвесьте свои силы.
      М о р и с. Вы врете. Он этого не говорил.
      М е х т и. Я не собираюсь вас убеждать.
      М о р и с. Я сам поговорю с ним. И, уверяю вас, он скажет, что вы лжете.
      М е х т и. Несомненно.
      М о р и с. Вот видите!
      М е х т и. Может быть, вы хотите, чтобы он повторил свои слова на общем собрании? Или опубликовал в стенгазете? Редкая наивность в столь зрелом возрасте.
      М о р и с. А вы будете молчать?
      М е х т и. Я скажу, что вы меня не поняли. Только и всего.
      М о р и с. Но это нечестно!
      М е х т и. А разве честно выдавать меня - человека, который оказывает вам услугу? Я не собираюсь ссориться с хозяином.
      М о р и с. Это какая-то западня! Я не хочу участвовать в вашей темной игре, слышите? Я плюю на его угрозы, понимаете вы? Если он смеет ставить мне такие условия, я знать его не хочу. Он для меня не начальник, не коммунист, не разведчик - никто! Видите ли, он меня уничтожит, этот гангстер! Эт-то чудовищно! Я перестану себя уважать, если не дам ему по морде!
      М е х т и. Как вы любите громкие фразы. Вам надо остыть, Морис. Вы невменяемы.
      М о р и с. Нет! Нет! Ложь! Мне надоело быть посмешищем. Мне пятьдесят лет - я не бросаю слов на ветер. Пустите меня! Я не сумасшедший, черт вас возьми! Пустите меня, или я вас ударю! (Выбегает из комнаты.)
      Мехти делает движение, чтобы его остановить, потом,
      раздумав, не торопясь, возвращается к столу, берет
      свой шампур. Взмахивает им в воздухе, делает
      фехтовальный выпад и уходит очень довольный.
      М а й о р о в (постучал и, не получив ответа, заглянул в комнату). Все в порядке - я договорился. Они за нами заедут. (Вошел и, осмотревшись, пожал плечами.) Теперь этот куда-то сгинул. (Понюхал бутылку.) Кхм! Что ж это для анализа?
      За переборкой движение, повышенные голоса.
      Какого черта они так галдят?
      Шум усилился. Теперь нет сомнения - это скандал.
      Звякнула упавшая тарелка, взвизгнул женский голос,
      загрохотали доски под ногами бегущих людей. Затем все
      стихло. Майоров двинулся к выходу и столкнулся в
      дверях с возбужденной, тяжело дышащей Мариной.
      М а р и н а. Мехти! Ну, что же вы! (Увидела Майорова и схватила его за руку.) Саша? Почему ты здесь? Пойдем сейчас же... Ох, как это все омерзительно...
      М а й о р о в. Что случилось?
      М а р и н а. Ничего. Сейчас скажу. Пусти, я хочу сесть.
      М а й о р о в (довел ее до кресла и усадил). Что случилось, Марина?
      М а р и н а. Не знаю. Укрой меня чем-нибудь. Мне вдруг стало холодно. Ты видел Мориса?
      М а й о р о в. Полчаса тому назад. А что?
      М а р и н а. Ничего не понимаю! Мы сидели у Мехти и немножко кутили. Ты не думай - совсем чуточку, у нас это очень редко. Потом пришел Андрей. Мехти пошел звать Мориса. И пропал. Вдруг вбегает Морис и набрасывается на Андрея с кулаками. Если б Семен Семеныч его не удержал, не знаю, наверно, произошло бы что-то непоправимое. Мы все знаем Мориса, но таким я его никогда не видела. У него было такое бешеное лицо, он ругал Андрея такими ужасными словами, что мне вдруг стало страшно. Ты слышал, как я закричала?
      М а й о р о в. Морис там?
      М а р и н а. Нет, он вырвался и выскочил на улицу. Мужчины побежали за ним. Морис способен разбудить весь поселок.
      М а й о р о в. Я пойду разыщу его. Как бы старика не хватил удар.
      М а р и н а. Нет-нет, не уходи. Посиди со мной. Слышишь?
      М а й о р о в. Ладно, Маринка. Ты только не волнуйся.
      М а р и н а. Я не волнуюсь. Просто у меня отвратительное ощущение... Не хочу никого видеть, ни с кем говорить.
      М а й о р о в. Здравствуйте! И со мной?
      М а р и н а. Сядь. Вот тут, чтоб я тебя видела. Дай мне папиросу. И помолчи.
      Марина закуривает папиросу, не сводя глаз с Майорова.
      Майоров, покорный и несколько смущенный, молчит,
      искоса поглядывая на нее.
      М а й о р о в (после паузы). Ну, чево?
      М а р и н а (вдруг расхохоталась). Ой, Сашка! Наконец-то!
      М а й о р о в. Ну, что там еще?
      М а р и н а. Наконец я тебя узнала. Вот сейчас ты тот, прежний. Я вдруг ясно себе представила, как ты заходишь в комнату девчат на Пироговке и стараешься смотреть мимо меня. А я злилась и нарочно таращила на тебя глаза. Тогда ты милостиво обращал на меня внимание и бурчал: "Ну, чево?" Вроде тут и суровость и ирония, а глаза все равно ласковые-ласковые... Саш-шень-ка!
      М а й о р о в. Чево?
      М а р и н а. Ничего.
      М а й о р о в. Ну, повеселела?
      М а р и н а. Нет. Я сегодня первый раз за весь год выпила чуточку вина. Полстакана, даже меньше. И как-то оживилась. Почувствовала себя ясной, легкой, совсем как тогда... Как будто я студентка, Андрей не мой муж, а просто студент, и ты тоже... В общем, вздор. А потом - опять. Хорошо, что ты не пошел к Мехти. Кстати, ты как смел не прийти? Я тебя ждала. Хотя понимаю - тебе неудобно. Ты теперь такой важный.
      М а й о р о в. Нет, просто - ни к чему. Не нравится мне этот ваш Мехти.
      М а р и н а. Ага! Я так и знала, что ты поймешь. Знаешь, ты очень хороший парень, Саша. Очень настоящий.
      М а й о р о в. На такие слова никогда не знаешь что отвечать. Одинаково глупо и соглашаться и спорить.
      М а р и н а. Раньше тебя не хватило бы и на такой ответ. Сашка! Ты очень меня любил тогда?
      М а й о р о в. Ну, это не твое дело.
      М а р и н а. Я тебя не спрашиваю, любил ли ты меня или нет. Я спрашиваю - очень?
      Майоров молчит.
      Если ты скажешь правду, я тоже скажу тебе кое-что... Очень?
      М а й о р о в (тихо). Очень.
      М а р и н а (так же). Я знала. И я тебя тоже. Очень.
      М а й о р о в. Это неправда.
      М а р и н а. Правда.
      М а й о р о в. Как? А Андрей?
      М а р и н а. Андрей? Андрей мне нравился.
      М а й о р о в. Прости, у меня на языке вертится глупый вопрос. Почему же ты... с ним?
      М а р и н а. Ну вот, почему. Так получилось. Выходят же замуж по расчету.
      М а й о р о в. Мне не хочется шутить, Маринка.
      М а р и н а. Я не шучу. Разве расчет - это обязательно значит деньги? Я тебя любила и боялась мысли, что мы можем быть вместе. Мне стыдно сознаться, но я думала, что никогда не привыкну к твоим ужасным словечкам, ситцевым галстукам и тысяче мелочей, которых уже не могу вспомнить. А когда ты пускался в рассуждения об искусстве, я тебя просто ненавидела.
      М а й о р о в. Могу себе представить.
      М а р и н а. Все это, конечно, чепуха. Не думай, что я уж такая пошлая индюшка. Главное, что я не могла угадать нашего будущего. Я знала, что с тобой будет трудно и беспокойно. И потом, в тебе была какая-то пугавшая меня нетерпимость. Я могла измываться над тобой в пустяках, но всегда понимала, что если тебе придется выбирать между мной и тем, что ты внутренне будешь считать для себя... Ну, залезла в дебри и не знаю, как вылезть. Ты понимаешь. А я бы этого не простила.
      М а й о р о в. А разве Андрей...
      М а р и н а. Опять Андрей! Андрей - это совсем другое. Он принимал меня такой, какая я есть. С ним было легко. По крайней мере мне так казалось.
      М а й о р о в. Ты счастлива?
      М а р и н а. Не знаю. Нет. Разве ты не видишь? (Сквозь слезы.) Мне очень худо, Сашка.
      М а й о р о в. Что ты, Маринка? (Подошел, гладит ее волосы.) Ну, поди сюда. Расскажи. Пожалуйся.
      М а р и н а. Молчи, молчи, молчи... Мне не на что жаловаться. Я сама во всем виновата. А все оттого, что ничего по-настоящему не умею хотеть... и много рассуждаю.
      Пауза.
      М а й о р о в. Нет, это я виноват. Сейчас я с удовольствием бы высек себя, если б это только помогло.
      М а р и н а. Почему ты молчал?
      М а й о р о в. Я растерялся. Появился Андрей, и ты очень изменилась ко мне. Я не мог понять, откуда этот холод, враждебность. За что? Потом понял: третий - лишний.
      М а р и н а. Много ты понял!
      М а й о р о в. А тут еще Андрей стал поверять мне свои сердечные тайны и связал меня по рукам и ногам. Когда перед отъездом ты прощалась со мной, я хотел сказать тебе все. Но ты пришла вся в слезах, я видел, что у тебя свое горе, - и я не посмел.
      М а р и н а. Боже мой, какой дурень! Молчи, молчи, молчи...
      Они сидят молча очень близко друг к другу.
      М а й о р о в. Я хотел забыть тебя. Я был на Колыме. Искал нефть в башкирской степи и за Полярным кругом. И, как видишь, не смог.
      М а р и н а. Я тебе верю. Но, знаешь, я как-то не представляю тебя несчастным.
      М а й о р о в. Я был бы неблагодарной скотиной, если б считал себя несчастным. Я очень тосковал по тебе, понимаешь. Тосковал - и все же бывали дни, когда мне недоставало тебя, чтоб поделиться своим счастьем. Все-таки лучшая в мире профессия - это разведчик.
      М а р и н а (улыбается). Лучшая?
      М а й о р о в. Лучшая в мире.
      М а р и н а. Нефть?
      М а й о р о в. При чем тут нефть. Разведчиком можно быть везде. По существу, вся наша жизнь - разведка. Разведка в будущее.
      М а р и н а. Не знаю. Я боюсь таких слов. Мне они кажутся немного трескучими. Иногда меня охватывает такая тоска...
      М а й о р о в. Это все от безделья, Маринка. Ты не живешь, а прозябаешь. Надо вставать на рассвете и заниматься делом. Тогда появляются друзья и враги, желания и поступки. Жизнь сурова к праздным наблюдателям она казнит их скукой... Они разглядывают ее с унылым высокомерием богатых туристов, им кажется, что их обокрали. Но это вздор. Они просто нищие.
      М а р и н а. Ох! (Закрывает лицо руками.)
      М а й о р о в. Прости. Я не хотел тебя обидеть.
      М а р и н а. Верю. Это-то и обидно. Я вдруг почувствовала, что ты считаешь меня таким ничтожеством... Со мной никогда в жизни никто еще так не говорил. Ты меня просто зачеркнул. Как же можно любить женщину, которая так никчемна, эгоистична, я уж не знаю, что еще... Ведь это так, по-твоему? Да полно, проверь себя, может быть, тебе просто показалось? Ну, немножко нравилась, немножко ревности, упрямство, задетое самолюбие? Но тогда это оскорбительно. Зачем же я тебе нужна такая? (Пауза.) Ну что ты молчишь?
      М а й о р о в. А что говорить? Оправдываться? Не буду.
      М а р и н а. Прекрасно. Значит, ты еще подтверждаешь?
      М а й о р о в. Я не хочу ни подтверждать, ни отрицать. Ты сама знаешь, что наговорила чепухи. Набор слов, который означает, что ты обижена и хочешь обидеть.
      М а р и н а. Сашка! Мы сейчас поссоримся!
      М а й о р о в. Может быть. Если мы поссоримся, - значит, нас действительно ничего не связывает, кроме пустяков.
      М а р и н а. Ты говоришь таким тоном, как будто у тебя появились какие-то права на меня.
      М а й о р о в. Только одно. Право не лгать. Но я могу замолчать.
      М а р и н а (жалобно). Ты знаешь, что я тебе верю, и пользуешься. Нет, пожалуйста, говори мне всегда только правду. Я, кажется, не очень умею ее слушать, но ты должен это понять и не быть таким резким. Надо бережнее.
      М а й о р о в. Совсем не надо. Я и так переложил сахару.
      М а р и н а. Ух, проклятый упрямец! (Она смотрит на него почти с восхищением.) Почему ты не женился, Саша?
      М а й о р о в. Правду?
      М а р и н а (сердито). Правду, правду.
      М а й о р о в. Ты знаешь.
      М а р и н а. И ты никого не любил после меня?
      М а й о р о в. Любил? Нет. Никого.
      М а р и н а. Мой дорогой! (Она обнимает его и крепко целует.)
      Майоров подхватил ее на руки и легко поднял в воздух.
      Зазвонил телефон. Марина выскользнула из рук
      Майорова, отскочила, поправляя волосы.
      М а й о р о в (взял трубку). Да. Это ты, Андрей? Нет, его нет... Марина здесь... Что?.. Очень хорошо. (Кладет трубку.)
      М а р и н а. Он сейчас сюда придет?
      М а й о р о в. Да.
      М а р и н а (подходит к Майорову и кладет ему руки на плечи). Сашка! Скажи мне, только честно. Когда Андрей, в институтские времена, откровенничал с тобой, он не сказал тебе... Словом, он говорил тебе, что мы с ним... что я уже его жена?
      М а й о р о в. Нет. Не говорил. Все равно - я знал.
      М а р и н а. Ты не мог знать.
      М а й о р о в. Я знал, что он не договаривает. Но для меня было ясно.
      М а р и н а (задумалась, ее лицо стало жестким). Да, это Андрей. Он всегда полулжет.
      М а й о р о в. Ну, будь справедливой. Я бы его не уважал, если б он проболтался. В чем ты видишь ложь?
      М а р и н а. Он тебя обманул, не сказав ни слова лжи. За три года в институте он меня поцеловал один раз. А ты... Ох, теперь я понимаю. Нет, нет, не будем ворошить старье. Сашка! (Прижалась к нему.) Ты чудная, нелепая зверюга. Такой суровый, прожженный разведчик - и наивный, как девочка. Я хочу, чтоб ты сегодня повез меня в степь. Слышишь? И мы будем вместе до самого утра.
      М а й о р о в. Вместе? В степь?
      М а р и н а (быстро). Ну да. Может быть, завтра я буду жалеть, но сегодня меня тянет созорничать.
      М а й о р о в. Это невозможно, Маринка.
      М а р и н а. Ты не хочешь?
      М а й о р о в. Я должен работать всю ночь. Завтра я уезжаю. И потом вообще невозможно.
      М а р и н а (вздрогнула). Да, конечно, это дикость. Я говорю глупости. Все-таки мне обидно, что ты так благоразумен. Хочешь, я приеду к тебе в Баку? Ага! Ты рад?
      М а й о р о в (радостно растерянный). Но... ты решила? Ты уверена, что сможешь?
      М а р и н а (шепотом). Я постараюсь. (Пауза.) Почему ты стал такой мрачный?
      М а й о р о в (он действительно потемнел). Видишь ли... Боюсь, что я все-таки не смогу обмануть Андрея. Нет, даже не то. Пожалуй, я бы смог. Понимаешь, я, кажется, слишком сильно тебя люблю, чтоб теперь завести с тобой интрижку.
      М а р и н а. Понимаю. Я напрасно унижалась. Ты просто трус. (Пытается его оттолкнуть.)
      М а й о р о в (вспыхнул). Трус? Хорошо. Ты слышишь на улице шаги? Это идет Андрей. Сейчас он войдет. Не вырывайся, я тебя никуда не пущу, пока не откроется дверь. Нам придется объясниться и порешить все разом. Так лучше. Мы товарищи и сумеем поговорить, не наворотив грязи. Андрею будет тяжело, но он поймет. Хочешь так?
      М а р и н а (испуганно). Ты с ума сошел! Пусти немедленно! Сию минуту, слышишь? Я требую...
      М а й о р о в (несколько секунд смотрит ей в глаза и потом сразу отпускает руки). Я пошутил. Конечно, я бы этого не сделал.
      М а р и н а (пытается улыбнуться). Нельзя же быть таким отчаянным.
      М а й о р о в. Да? (С горечью.) Если б ты видела, какие у тебя сейчас были злые глаза.
      Вошел Гетманов.
      Хорошо, что ты зашел, Андрей. Есть вопрос, который мы должны разрешить втроем.
      Г е т м а н о в. Втроем?
      М а й о р о в. Именно. Я хочу сказать - вместе с геологом.
      М а р и н а. Я ухожу. Ты надолго, Андрей?
      Г е т м а н о в. Не знаю. Ложись спать - у тебя зеленое лицо.
      М а р и н а. Да. Я очень устала. (Уходит.)
      Г е т м а н о в. Я захватил с собой нашу докладную записку. Ты можешь уделить мне несколько минут?
      М а й о р о в. Ага! Наконец. (Перелистывает.) Постой! Чья это подпись?
      Г е т м а н о в. Где?
      М а й о р о в. Вот, вторая. Какой-то древнеиранский иероглиф.
      Г е т м а н о в. А! Это - Рустамбейли. Ему временно поручен геологический надзор.
      М а й о р о в. Обожди... А куда девался Морис?
      Г е т м а н о в (помолчав). Морис у нас больше не работает.
      М а й о р о в. Здравствуйте! Как так - не работает?
      Г е т м а н о в. Сегодня утром он подал заявление об уходе.
      М а й о р о в. Ты не имел права его отпустить.
      Г е т м а н о в. Я не имел права задерживать его ни минуты. Морис очень больной человек. Если он продолжал работать, на то была его добрая воля.
      М а й о р о в. Пусть возьмет обратно свое заявление. Корми его сливками и черной икрой, зимой мы пошлем его лечиться. А сейчас он нужен.
      Г е т м а н о в. Ты меня ставишь в очень трудное положение. Я сам рассчитывал удержать его, несмотря на то, что последнее время он способен вывести из терпения ангела. Но после того, как он позволил себе... Тебе говорила Марина?
      М а й о р о в. Да.
      Г е т м а н о в. Ты бы послушал. Он назвал меня негодяем, шантажистом и грозил разоблачить перед всем светом. Черт знает что! У меня нет ни малейшего желания сводить личные счеты, но как-то оградить себя от подобного рода наскоков я обязан.
      М а й о р о в. Очень странная история. Нет, ты прав. Морис должен взять свои слова обратно и извиниться. Он так и сделает.
      Г е т м а н о в. Хорошо. У него есть время до десяти часов утра. В пять минут одиннадцатого будет вывешен приказ. Но должен тебя откровенно предупредить - ты не знаешь его характера. Морис упрям как бык.
      М а й о р о в. Ничего. Это я беру на себя.
      Г е т м а н о в. Как знаешь. (Пауза.) Послушай, Саша. Нам надо поговорить вполне откровенно.
      М а й о р о в. По-моему, это единственный метод разговора, который чего-нибудь стоит. Слушаю.
      Г е т м а н о в. Я считаю разведку безнадежной. (Пауза.) Думаю, это ясно не мне одному, но и кое-кому в тресте. Если у Мориса нет необходимого мужества признать свою ошибку, то моя прямая обязанность заговорить об этом открыто. Ты что-то хотел сказать?
      М а й о р о в. Нет. Я слушаю.
      Г е т м а н о в. Подумай и рассуди сам. Четвертый номер стоил около двух миллионов рублей и оказался трупом. Теперь через несколько дней будет закончена "Сара". Я положил на нее много труда, еще больше нервов, но судьба ее предрешена. Когда я припер Мориса к стенке, ему пришлось сознаться, что на проектной глубине мы нефти не получим. А теперь, так сказать, неофициальная сторона. Сегодня ты сказал, что если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь... Только пойми меня правильно. Мне очень неловко, что я с места в карьер начинаю эксплуатировать твое обещание, но...
      М а й о р о в. Ладно. Не занимайся пустяками. Я затем и приехал, чтоб тебе помочь.
      Г е т м а н о в. Я тебе очень благодарен, тем более что мне в самом деле нелегко. Я отлично понимаю, что меня запихнули в эту окаянную дыру не случайно. Есть люди, которым мало убрать меня с промысла, где я намозолил им глаза. Им хотелось бы добить меня до конца, да так, чтоб я лег и не встал. К счастью, это не так просто. Моя работа отмечена в печати. "Сара" держит переходящее знамя. И если мои усилия идут прахом, я в этом нисколько не виноват.
      М а й о р о в. Так. Значит - крест?
      Г е т м а н о в. Я не вижу другого выхода.
      М а й о р о в. Тогда чем же я могу тебе помочь?
      Г е т м а н о в. Сейчас скажу. Вероятно, до тебя уже дошли слухи о том, что на "Саре" кривизна несколько выше нормы.
      М а й о р о в. Да. Это - правда?
      Г е т м а н о в. Правда.
      М а й о р о в. Хорошо, что ты мне сказал. Если б это выяснилось при контрольном замере, я бы чувствовал себя в больших дураках. Это Мехти?
      Г е т м а н о в. Неважно. Я начальник разведки и отвечаю за все. Единственное мое оправдание - вернее, не оправдание, а смягчающий довод, что моя ошибка на сегодня не имеет никакого практического значения. Конечно, если вовремя не пресечь демагогии вокруг этого дела, его раздуют до невероятных размеров, и тут я не соберу костей. Теперь моя совесть перед тобой чиста; буде же ты сочтешь возможным своей властью предотвратить поток грязи, готовящийся излиться на мою голову, ты сделаешь доброе дело, которого я тебе не позабуду, как говорится, по гроб моей жизни. Вот все, о чем я тебя прошу.
      М а й о р о в. Не многого ты просишь. (Задумывается.)
      Г е т м а н о в. Учти, что я отнюдь не имею в виду предложить тебе что-либо идущее вразрез с твоей совестью. Поскольку все равно предстоит ликвидация разведки, достаточно этого вопроса не уточнять.
      М а й о р о в. Погоди! Я сейчас думаю совсем о другом... Андрюша! Скажи мне по чести: не завелось какой-нибудь кривизны в тебе самом? Ты чего-нибудь не договариваешь?
      Г е т м а н о в. Почему ты спрашиваешь?
      М а й о р о в. Потому, что мне действительно хочется помочь. А как, я не знаю.
      Г е т м а н о в. Ты мне не доверяешь?
      М а й о р о в. Нет, я верю. Но не все понимаю.
      Г е т м а н о в. Например?
      М а й о р о в. Например, почему ты так худо живешь с людьми?
      Г е т м а н о в. А! С какими там еще людьми?
      М а й о р о в. С хорошими. Конечно, у них есть недостатки, как у всех смертных.
      Г е т м а н о в. Все, что ты говоришь, очень хорошо в теории. Теоретически я тоже горжусь, что Гулам, мой ученик, выдвинут на ответственный пост, и все такое прочее. А на практике - это нуль, человек, за которого все вынужден делать я сам. Мне бы тоже очень хотелось, чтоб геолог и главный инженер заключили между собой договор о социалистическом соревновании и мирно паслись рядом. А в действительности они бегают по очереди ко мне с доносами; и это еще хорошо, потому что я по крайней мере в курсе их замыслов. Конечно, ты понимаешь, что это разговор, который могут позволить себе два коммуниста...
      М а й о р о в. Нет.
      Г е т м а н о в. Что - нет?
      М а й о р о в. Не могут себе позволить. Обывательский разговор.
      Г е т м а н о в. Знаешь что, скажи лучше прямо, что ты не хочешь мне помочь. Когда моральные обязательства в отношении другого человека становятся в тягость, начинаешь изыскивать в нем недостатки. Так легче отказаться. Скажи. Я не обижусь.
      М а й о р о в. Зато если б мне был бы нужен повод обидеться, то лучшего не подберешь. Андрюша! Ты мне друг, и я хочу тебе помочь. У меня есть предложение.
      Г е т м а н о в. Да?
      М а й о р о в (берет записку). Давай порвем к свиньям эту филькину грамоту и будем бурить дальше. Вместе.
      Г е т м а н о в (поражен). Ты хочешь продолжать разведку?
      М а й о р о в. Да. И немного разобрался в этом посудном магазине. (Жест в сторону полок.) Получается убедительно.
      Г е т м а н о в. Что ж, ты думаешь, что я...
      М а й о р о в. Я ничего не думаю. Я думаю, что тебе стоило посоветоваться со мной, прежде чем ставить свою подпись. Ну?
      Г е т м а н о в (поколебавшись). Моя точка зрения тебе известна.
      М а й о р о в. Андрюшка, плюнь. Это фраза для истории, а я с тобой попросту.
      Гетманов молчит.
      Ну, что ж. Придется мне решать единолично.
      Г е т м а н о в. Как знаешь. Подумай, Саша. Риск большой.
      М а й о р о в. Без риска в нашей профессии не ступишь. Продолжать, конечно, хлопотно. Можно нажить неприятности. Бросить - рискуешь заморозить резервы. Мы, разведчики, - люди почти что военные. Будем рисковать!
      Г е т м а н о в (встает, нервничая, собирает бумаги). Я пойду. Ты извини - я нынче не в себе. Не сердись. Пойми, когда взрослый человек подписывает документ, где все сказано черным по белому, нельзя требовать, чтобы он вдруг изменил свой взгляд на вещи.
      М а й о р о в. Ничего не бывает вдруг. Вот видишь - статья? Сегодня утром она мне казалась целиком правильной. А сейчас я вижу, что во многом ошибся.
      Г е т м а н о в. Понимаю. В мой огород камень. Слабая аналогия. Какое тебе дело до этой статьи?
      М а й о р о в. Здравствуйте! Вот так - какое дело! Моя статья.
      Г е т м а н о в (изменился в лице). Твоя?
      М а й о р о в. Моя. Что ты на меня так воззрился?
      Г е т м а н о в. Но Мехти...
      М а й о р о в. Что - Мехти?
      Г е т м а н о в. Нет, ничего. До завтра, Саша. Спасибо. (Вышел.)
      М а й о р о в. Н-да! Грустно.
      Стук в окно.
      Кто?
      И в а н  Я к о в л е в и ч (в окне). Свои. Ну что, Матвей Леонтьев объявился ай нет?
      М а й о р о в. Нет. Заходи.
      И в а н  Я к о в л е в и ч (вошел). Обыскались. Ничего, придет. Он навсегда так: развоюется и убежит. Побегает свое время, отведет душу - и назад. Потом - ничего.
      М а й о р о в. А где Гулам? Теймур?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Ищут. А я покуда к тебе.
      Пауза.
      М а й о р о в. Что это ты какой... Словно тебя воздухом накачали. Ну?
      И в а н  Я к о в л е в и ч (торжественно). Сашка! Слушай внимательно. Сейчас я с тобой буду вести разговор. Официальный.
      М а й о р о в. Я весь - внимание.
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Ты не балуй. Я с тобой серьезно. Отвечай мне откровенно.
      М а й о р о в. О-ох!
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Как на духу - ты мне доверяешь?
      М а й о р о в. Здравствуйте! Что так поздно спохватился?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Сашка, не верти. Отвечай твердо. Доверяешь или же не доверяешь?
      М а й о р о в. Доверяю. Дальше?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Теперь такой вопрос: ты мне рекомендацию можешь написать?
      М а й о р о в. Вот оно что! А в Ярославль поедешь?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Да шут его дери-то совсем! Куда я поеду? Тут у меня вторая родина - сорок вышек моих стоит. Труд моих рук вложен. Я еще в городе поживу.
      М а й о р о в. В каком городе?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. А вот в этом, твоем... который будет.
      М а й о р о в. Ладно, напишем. Кто еще рекомендует?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Гулам. Еще Григорьян - механик.
      М а й о р о в. Как? А Теймур?
      Иван Яковлевич молчит.
      Что так вдруг?
      И в а н  Я к о в л е в и ч. Да ну! Раз такое отношение... Не хочу.