Александр Александрович Крон
      Глубокая разведка
      Комедия
      в четырех актах
      Книга известного советского писателя Александра Крона состоит из двух частей. В первой части представлены пьесы: "Винтовка № 492116", "Трус", "Глубокая разведка", "Офицер флота", "Кандидат партии", "Второе дыхание". Во вторую часть вошли статьи Крона, посвященные театру.
      От автора
      Эти пьесы написаны давно. Первая - полвека назад, последняя датирована 1956 годом.
      С тех пор я больше не писал пьес и уже многие годы пишу только прозу.
      Для литератора, вдохнувшего запах театральных кулис еще в школьные годы, переход от драматургии к прозе связан с существенной перестройкой.
      Глаз писателя в некоторых отношениях подобен фотообъективу. Для различной натуры существуют разные типы объективов, более того, - одна и та же натура, снятая различными объективами, дает несхожие изображения. Когда прозаик берется за драматургию или, что реже, драматург за прозу, происходит как бы смена объектива.
      Когда меня спрашивают, как могло случиться, что драматург, четверть века активно и небезуспешно участвовавший в театральной жизни, так надолго, если не навсегда, от нее отошел, у меня на этот вопрос нет однозначного ответа. Меньше всего мне хочется ссылаться на трудности и огорчения, каких было немало. Еще меньше - возлагать вину на кого-либо или на что-либо от меня независящее.
      Одна из причин - хотя и не главная: драматическая форма стала для меня тесна. В послевоенные десятилетия обозначился любопытный процесс: кинофильмы стали длиннее, а спектакли короче. Стало уже нормой, что спектакли идут с одним антрактом или даже совсем без антракта. Появилось множество пьес, рассчитанных на минимальное число участников. Драматурги, писавшие раньше симфонии, стали писать дуэты и трио.
      Большинство моих пьес - в четырех актах. В них много эпизодических ролей. Пьесы, несомненно, грешат многословием, тем не менее сокращать их трудно. От некоторой громоздкости мне, вероятно, уже не избавиться. Не случайно, став прозаиком, я обратился к романной форме, а не к новелле.
      Но есть еще одна причина, пожалуй, даже более существенная. Отдавши драматургии четверть века, я обнаружил, что у меня нет близкого мне театрального коллектива, нет театра-единомышленника, где режиссура была бы заинтересована не в случайных контактах, а во мне как в равноправном участнике общего дела. Я достиг к тому времени возраста, когда уже становится утомительным ощущать себя вечным дебютантом и лишний раз убеждаться, что твоя пьеса лишь повод для спектакля.
      У моего покойного друга, драматурга и театрального критика Леонида Антоновича Малюгина, есть книга с программным названием - "Театр начинается с литературы". Я полностью разделяю его убеждение. Вопреки мнению многих театральных деятелей, я не считаю пьесу полуфабрикатом. В отличие от пищевых полуфабрикатов, несъедобных без дополнительной обработки, пьеса самостоятельное произведение, предназначенное для театра, но существующее и вне театральных подмостков. Не называем же мы полуфабрикатами сонаты и симфонии, хотя чтение нот - умение сравнительно редкое, требующее специального образования. Читать пьесы значительно легче, и за последние десятилетия заметно возросло число людей, не только любящих, но и умеющих читать драматургию, выработавших на основе своего культурного опыта своеобразную стереоскопичность видения, позволяющую им разыгрывать спектакли наедине с автором. Об этом говорят возросшие тиражи пьес и киносценариев. Многие прозаики охотно включают в свои сборники наряду с повестями и рассказами киноповести и радиопьесы; все чаще печатаются пьесы в журналах, вышли из печати и разошлись несколько многотомных антологий. Рассчитаны все эти издания в основном на читающую публику, театры по традиции предпочитают машинописные экземпляры или стеклографические оттиски.
      Почти одновременно с этой книгой в издательстве "Художественная литература" выходит в свет двухтомное собрание моих сочинений. Только проза - романы и очерки. Но мой отчет перед читателями за полвека работы в литературе был бы неполон без избранных пьес и статей о театре. Они составляют как бы дополнительный, третий том. Я включил в него только те пьесы, которые, с моей точки зрения, имеют право на жизнь. Не исключена возможность, что театры еще вернутся к ним, но в основном книга адресована читателям, а вошедшие в нее немногие статьи делают излишним особое предисловие к пьесам и помогут читателям ближе познакомиться с автором.
      Роли
      АЛЕКСАНДР МАЙОРОВ.
      АНДРЕЙ ГЕТМАНОВ, начальник нефтеразведки.
      ГУЛАМ ВЕЗИРОВ, его первый заместитель.
      МОРИС, геолог.
      МЕХТИ АГА РУСТАМБЕЙЛИ, главный инженер.
      ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ АНДРЕЯНОВ, буровой мастер.
      ТЕЙМУР, инженер, его помощник.
      ГАЗАНФАР, чернорабочий.
      СЕМЕН СЕМЕНОВИЧ, комендант.
      МАРГО, жена коменданта.
      МАРИНА ГЕТМАНОВА.
      ОЛЬГА ПЕТРОВНА АНДРЕЯНОВА.
      КЛАВА АНДРЕЯНОВА, шофер.
      ФАТЬМА-ХАНУМ, жена Гулама, радистка.
      Отдаленный район Азербайджана.
      Нефтяная разведка.
      Акт первый - "ДЕНЬ".
      Акт второй - "ВЕЧЕР".
      Акт третий - "НОЧЬ".
      Акт четвертый - "УТРО".
      Действие происходит незадолго до Великой
      Отечественной войны.
      Между третьим и четвертым актами проходит полтора
      месяца.
      Акт первый
      ДЕНЬ
      Квартира начальника разведки в деревянном бараке.
      Дощатые неструганые стены. На всей обстановке
      отпечаток случайности, временности, как будто здесь
      еще не начинали жить. На столе разбросанные полотнища
      диаграмм, рулоны чистой кальки. Старомодный телефон с
      ручкой. На табурете таз с мыльной водой.
      В глубине дверь, ведущая на застекленную веранду.
      Боковые двери скрыты портьерами из выгоревшего ситца.
      Беспощадное азербайджанское солнце осаждает барак.
      Сквозь висящие на окнах влажные простыни, сквозь щели
      циновок и дыры москитных сеток оно врывается в
      полумрак комнаты десятками жарких зайчиков. В
      световых потоках плавают рои раскаленных пылинок.
      Марго в полузабытьи откинулась на спинку стула. Ей
      около сорока, она опустилась и располнела, но еще
      очень красива. Ее буйная крашеная шевелюра подхвачена
      бечевкой, пестрый сарафан расстегнулся на спине.
      Комендант приготовился диктовать. Пот катится по
      отполированной коже бритой головы. Он в наглухо
      застегнутой гимнастерке и высоких сапогах. Его
      мохнатые брови и литые челюсти имеют очень
      внушительный вид. Марина вытирает только что вымытые
      волосы. В своей белой майке она кажется по-девичьи
      юной.
      Они изнемогают от жары.
      К о м е н д а н т (помолчав). Ну, Маргарита! Не перетирай время. Поехали дальше. Так? (Пауза). Ну-ну, Маргоша. Давай, нажми. (Пауза.) А ну с новой строчки... Так?
      М а р г о. Отстань.
      К о м е н д а н т. А я тебе заявляю - есть установка провернуть в штурмовом порядке. Понятно, нет? По распоряжению лично Андрея Михайловича. Всё! Стало быть, кровь из носу, вопрос исчерпан. (Пауза.) Так?
      М а р г о. От-стань.
      К о м е н д а н т. Тебе же авторитетно разъясняют... Тьфу! Я, Марина Григорьевна, с детства на руководящей работе. С подчиненным человеком я всегда могу толковать, и случая того не было, чтоб он меня не понял. А вот жена - так с ней я хуже затрудняюсь. Стараешься подойти со всей чуткостью, бьешь на то, чтоб человек осознал... Эффект, равный нулю. (Взглянул на часы.) Времени - тринадцать часов. Так? Вот и считайте. Сорок второй прибывает из Баку - десять пятьдесят две. Так? Шофер у меня с утра на станции. От станции, через Соленую балку, у нас считают - три часа. Так? Все! Шуточное дело - такая комиссия! Вы думаете, она это понимает? Она этого не понимает.
      М а р и н а. Ох, я тоже что-то плохо вас понимаю. Вы извините... (Смеется.)
      К о м е н д а н т. Не знаю, что вам смешно. Вот вы спите до полдня, а Андрей Михайлович с раннего утра носится - жару поддает.
      М а р и н а. Ну, хорошо, хорошо...
      К о м е н д а н т. Вот именно, что ничего хорошего нет. Добро, была бы простая комиссия. Так? Обыкновенная комиссия для нас ничего не составляет. К этим-то мы привыкли - к обыкновенным.
      М а р и н а. А эта - необыкновенная?
      К о м е н д а н т. Как? Нет, похлеще. Высокоавторитетная. Имеет от треста все права. Постановят разведку прикрыть - всё! Никакая сила!
      М а р и н а. Глупости.
      К о м е н д а н т. Извините! Вполне. Пятый год сидим на земле, семь миллионов всадили, а нефти не видели. Теперь подходят очень строго. Маргарита! Воскреснешь, нет? Андрей Михайлович с меня требует. На разведке надо по-военному. Приказано - значит, хоть тут земля провались...
      М а р г о. Ну и пусть.
      К о м е н д а н т. Что - пусть?
      М а р г о. Пусть провалится.
      К о м е н д а н т. Маргарита! Я с тобой официально говорю.
      М а р г о (открыла глаза). Да ты что - сбесился от жары? Официально! Очнись! Ты с кем говоришь? Кто я тебе - машинистка?
      К о м е н д а н т. Вот это так! Ну-ну? А кто?
      М а р г о. Кто? Никто. Жена здешнего коменданта. Все! Стучу одним пальцем, чтобы время убить, а надоест - наплюю и брошу. Официально!
      К о м е н д а н т. Обывательская установка.
      М а р г о. Я и есть - обыватель. Не знал? И успокойся. Ты меня лучше не трогай. Я сейчас либо разревусь, либо начну ругаться, как... персидский амбал*.
      ______________
      * Грузчик, носильщик (азерб.).
      М а р и н а. Ну нет, Марго. Пожалуйста.
      М а р г о. А ну его! Вы подумайте, Мариночка. Он все злится, что я его долдоном зову. А разве не долдон? Вчера вечером захожу я к Морису. Он хороший старик, очень ласковый. Лежит больной, целый день один. Сижу на кровати, плету небылицы, просто так, для смеха. Он тоже про что-то мелет. Вдруг слышу - за окном сапоги поскрипывают. Знакомый такой скрип - что-то родное... Прихожу домой - скандал. Морис - то, Морис - се!.. Попал пальцем в небо! Ревновать тоже надо с толком, а фантазий я знать не хочу. Поймаешь ну, твое счастье, тогда молчу. Кричи в голос, грози, называй шлюхой, но опять - говори настоящие слова. А о чем он горюет? Авторитет я ему, оказывается, подрываю.
      К о м е н д а н т. Маргарита! Ну, ладно... Всё!
      М а р г о. Все равно скажу. Пристал, нет мочи: обещай, что прекратишь с ним всякие встречи. А мне лень спорить. Ладно, говорю, нужны-то вы мне оба. Гляжу, сует мне какую-то бумажку. Я сначала не поняла. Оказывается, он с меня расписку требует.
      М а р и н а (смеется). Семен Семеныч! И вам не стыдно?
      М а р г о. Осрамила - так теперь стыдно.
      К о м е н д а н т. Дура - и больше нет ничего.
      М а р г о. Дура? Скажи мне кто другой - я бы обиделась. А ты дурака от умного отличить можешь?
      М а р и н а. Марго!
      М а р г о. Дура, дура. Мужики виноваты. На моей жизни умный мужик обязательно либо подлец, или же тряпка. При белых жила я в Ростове, у теток. Девчонкой была совсем. Ну познакомилась с одним. Черт его знает, кто он был. В общем - тип. Слов - полон рот. Называл меня - "белокурая королева Марго". Сволочь! Он-то знал, что я крашеная телка, и больше ничего, а я так весь век и прожила белокурой королевой.
      К о м е н д а н т. Это все - психология.
      М а р г о (не слыша). Была помоложе - так мужики за мной стаями ходили. И от умных столько же проку, что от дураков. Со мной глупели. Ни в чем отказу, - что ни соврешь, все мило. Ангел, и тот сгниет. Второй мой муж - с высшим образованием, член и корреспондент каких-то там наук. А я знаю свое: захочу - будет у меня в ногах валяться и жалостные слова молоть. Теперь угомонилась и вижу - перехитрили меня умники. Никто от моей красы не помер, у всех жизнь дальше катится, каждый при своем деле. Одна я какая-то... (Неожиданно закрывает лицо руками и начинает громко всхлипывать.)
      К о м е н д а н т (спокойно). Истеричка.
      М а р и н а (внимательно посмотрела на него, покачала головой). Удивительный вы человек. Каждый день вас вижу, а все не могу привыкнуть. Принесите воды. (Наклонилась над Марго.) Марго! Маргоша, не надо, милая! Успокойтесь. Все-то вы выдумали... Семен Семеныч, ну где же вы?
      К о м е н д а н т. Иду. (Вернулся с веранды с кружкой воды в руках. Взял трубку загудевшего телефона.) У аппарата - комендант поселка. Говорите. Как?.. Слушаю вас, Андрей Михайлович. Тсс! (Вытянулся у аппарата, забыв про кружку.) Как? Докладная? Сейчас будет готова. Есть, Андрей Михайлович, я отлично понимаю. Тут объективная причина - жена ревет. А? Разве у них поймешь?.. Как?
      М а р и н а (возмущенно). Семен Семеныч!
      К о м е н д а н т. Тссс! Как?.. Машина с утра на станции. Вскоре ожидаю... Сейчас будете? Слушаюсь. (Кладет трубку, вытирает лоб и механически отхлебывает из кружки. Затем, спохватившись, отдает ее Марине.) Андрей Михайлович приказал воды горячей заготовить для бритья. Уж вы поимейте заботу. Рубашечку чистую...
      М а р и н а. Хорошо, хорошо. Выпейте, Марго. Теперь улыбнитесь. Прошло?
      М а р г о (улыбнулась). Не понимаю, что со мной делается. Жара, наверно. Мехти говорит - от здешней жары даже овцы шалеют. Кружатся, кружатся, а потом хлоп наземь. (Пьет.) Фу! Теплая, противная... Из-за тридевять земель возят, и такую дрянь. Весь поселок стонет от этого пойла, и ни одному дьяволу в лоб не вскочит позаботиться. Хамские порядки - только людей злить.
      К о м е н д а н т. Ну, этого мы здесь не будем обсуждать. Так? Надо будет - мне укажут.
      М а р г о (засмеялась). А я разве про тебя, Семен? Тогда молчу. А пить все-таки хочется. (Пьет.)
      К о м е н д а н т (взглянул на часы, ужаснулся.) Ты меня зарезала, Маргошка! Комиссия с меня спросит. Так?
      М а р г о. Так, так, так. Не нуди. (Рванула каретку.) Ну, что там дальше?
      К о м е н д а н т. В результате глубокой разведки пластов...
      Стук в дверь с веранды.
      Кто? Что надо?
      Г а з а н ф а р (появился в дверях. Молодой геркулес о детски добродушным лицом. Одна рука забинтована). Салам*! Начальник есть?
      ______________
      * Привет (азерб.).
      К о м е н д а н т (важно). Как видишь. Ну, ну? Что надо?
      Г а з а н ф а р. Ты есть - я вижу, да. Елдаш* Гетманов, Андрей Михайлович, - есть?
      ______________
      * Товарищ (азерб.).
      К о м е н д а н т. Нет его. Сколько раз надо говорить, чтоб не шлялись к нему на квартиру?!
      Г а з а н ф а р. Зачем кричать? Ишак кричит - так он говорить не может. Подожду, да. (Вышел.)
      М а р и н а. Грубо, Семен Семеныч. Я у себя дома. Никто вас не просил распоряжаться.
      К о м е н д а н т (убежденно). Нельзя, Марина Григорьевна. Иначе вам жизни не будет. Большое дело - Газанфар! Обыкновенный, некультурный кочевник - и больше нет ничего...
      М а р и н а. Не кочевник, а кочевник.
      К о м е н д а н т. Это разницы не составляет. Все равно - чудак. Увидал буровую и давай канючить: возьми. Взяли его глину мешать, так он теперь и ест и спит на буровой, чуть ли не молится на эту вышку.
      М а р г о. Не молится, а песни поет.
      К о м е н д а н т. Вчера на "Саре" обшивка загорелась. Ему бы тушитель взять - так? Куда! С голыми руками полез. Ну - спалил лапу. Дикий народ!
      М а р и н а. Сами-то вы дикий. Надо уважать людей - понимаете?
      К о м е н д а н т (вздохнул). Слушаюсь.
      М а р г о. Ничего не понял. Давай дальше, Семен.
      К о м е н д а н т. Запятая. Написала запятую? Вычеркни ее к шуту. Пиши: установлено...
      Стук в дверь с веранды.
      Кто? Что надо?
      Г о л о с  М а й о р о в а. Могу я видеть товарища Гетманова?
      К о м е н д а н т. Нет его. Установлено... вот теперь запятая, что...
      Опять стук.
      М а р и н а. Войдите.
      К о м е н д а н т (вскочил). Сколько раз надо говорить!.. (Сталкивается в дверях с незнакомым человеком и отступает.) Вы откуда, гражданин? Ваши документы?
      М а й о р о в (вошел. Ему лет тридцать шесть. Покрытое темным загаром лицо. Одет в засаленный комбинезон, белый от пыли. Неторопливо оглядел коменданта, потом увидел Марину.) Марина?!
      М а р и н а (вздрогнула). Сашка?! (Подбежала, порывисто обняла и расцеловала.) Сашенька!
      М а й о р о в (радостный и слегка смущенный). Погоди... Ты что здесь делаешь?
      М а р и н а (расхохоталась). Что я здесь делаю? Я здесь живу.
      М а й о р о в. Постой-постой... Ага - понял. Ты с Андреем?
      Марина молча кивнула головой. Пауза.
      К о м е н д а н т. Ваши документы, гражданин.
      М а й о р о в. Обождите. Ах, шут вас возьми! Я ничего не знал. Давно?
      М а р и н а. Пять лет. Или нет - больше.
      К о м е н д а н т. Ваши документы.
      М а й о р о в. Обождите. Я никуда не убегу. Вы же видели - мы целовались.
      М а р г о. Да отстанешь ты, Семен?
      М а р и н а. Сашка! Черный, толстый, лобастый какой-то... А грязный! Ты меня всю выпачкал, а я-то намылась... Ты надолго? Вот Андрюшка удивится! Сейчас я тебя буду мыть. Вот тебе таз, вылей, сполосни. На тебе полотенце. Где твои вещи?
      М а й о р о в. Там. В этой... как ее... в конторе (Идет на веранду.) Куда выливать?
      М а р и н а. Прямо на улицу. Не беспокойся - высохнет. Возьми чайник с керосинки. Сашка! Ты встречал кого-нибудь с нашего курса?
      Ответа нет.
      Марго! Это Саша Майоров. Сразу поняли? Он чудный парень - я его обожаю. Мы с Сашкой в институте были первые тупицы, а Андрей нас тянул за уши. Ужасно я рада. Даже не знала, что могу так обрадоваться. Сашка! Ты где? Иди сюда. Покажись.
      М а й о р о в (вернулся). На - смотри. Ну - как?
      М а р и н а (после паузы, медленно). Какой ты стал... удивительный. Совсем какой-то другой.
      М а й о р о в. Я уже слышал: толстый, лысый...
      М а р и н а. Не дури. Я помню, ты был всегда какой-то скованный, напряженный... Вот не могу найти точного слова.
      М а й о р о в. Ну, скажем, дубоватый?
      М а р и н а. Опять? А теперь ты как-то стал просторнее. Я не умею объяснить. Но ты понял?
      М а й о р о в. Приблизительно. Это что - хорошо или плохо?
      М а р и н а. Дурень, ну что с тобой говорить. Сашенька! Ты зачем сюда?
      М а й о р о в. Работать.
      М а р и н а. Честное слово? Андрей будет страшно рад. Ему так люди нужны.
      М а й о р о в. Зачем? Толпа народу, а бурят один пятый номер.
      К о м е н д а н т. Много, а работать не с кем.
      М а р и н а. Познакомьтесь. Семен Семенович - наш комендант. Марго моя подруга. Майоров Александр... Александр...
      М а й о р о в. Гаврилович. (Взглянул на облачение коменданта.) Слушайте, зачем вы себя так мучаете? Жарко ведь.
      К о м е н д а н т. Военная привычка.
      М а й о р о в. Долго ли служили?
      М а р г о. Вы меня спросите. В командирской столовой, завхозом, шесть месяцев. И то - выгнали.
      К о м е н д а н т. Маргошка!.. Ну, хорошо. Мы поговорим... в другом месте.
      М а р и н а (тихо). Слушай, Сашка. У тебя какие-нибудь неприятности?
      М а й о р о в. У меня? Нет. Откуда ты взяла?
      М а р и н а. Ты извини, пожалуйста. Просто я подумала... зачем тебя сюда?
      М а й о р о в. Здравствуйте! Это говорит разведчик! Армия оказывает солдату честь, посылая его в разведку.
      М а р и н а. Это очень красиво звучит. Все это, конечно, верно. Верно вообще.
      М а й о р о в. А что здесь - плохо?
      М а р и н а. Сашенька, а что же хорошего? Живем у черта на рогах, ни воды, ни дорог. Джейраны кругом бегают - видел? Такие дикие, что даже машин не боятся. Пустыня. Дни, как стертые пятаки, - один похож на другой. Как в ссылке. Что ты улыбаешься? Что-нибудь не так говорю? Ну, конечно. А жара! Такая, что кочевники - и те летом уходят на эти... ну как их... такие горные пастбища, вроде альпийских?
      М а й о р о в. На эйлаги.
      М а р и н а. Верно - эйлаги. Я забыла. Откуда ты знаешь?
      М а й о р о в. Знаю, да.
      М а р и н а. Ты говоришь совсем как настоящий бакинец. (Передразнила.) Знаю, да.
      М а й о р о в. Я и есть настоящий бакинец.
      М а р и н а. Ах, если б не Андрей, я бы пешком ушла отсюда. "Елу-тапе"! Мертвая долина. От одного названия можно затосковать. Кочевники говорят долина несчастий. Легенда какая-то есть. Ты знаешь - похоже на правду.
      М а й о р о в. Разведчик впал в мистику.
      М а р и н а. Разведчик? (Отвечая на молчаливый вопрос.) Я не работаю, Саша. Ты же знаешь, я ушла с третьего курса. Андрей кончил институт, его сразу послали в Баку. И я тоже поехала. Ты не догадался?
      М а й о р о в. Нет. Постой. Ты мне говорила, что едешь на год. То ли в Сальск, то ли в Ейск? У тебя заболела мать...
      М а р и н а. Я и думала - на год. А вышло - совсем. (Нервно.) Марго! Знаете что - переезжайте туда, ко мне. Здесь мы вам мешаем. Семен Семенович, помогите же ей.
      Комендант и Марго переносят машинку в соседнюю
      комнату.
      Не знаю, зачем я солгала тебе насчет матери. Глупо.
      М а й о р о в. А здесь вы давно?
      М а р и н а. Почти год. Ты знаешь - у Андрея выговор.
      М а й о р о в. За что?
      М а р и н а. Я не очень понимаю. Андрей тебе лучше объяснит. Для меня до сих пор все очень странно. Он работал в Баку начальником промысла. Был страшно увлечен, вдвое перевыполнял план, должен был получить повышение. Вдруг его снимают, записывают выговор - знаешь за что? За хищничество. Ты подумай! Смешно. Просто зависть, интриги. Теперь загнали в эту страшную дыру...
      М а й о р о в. Андрей опротестовал выговор?
      М а р и н а. Нет. Ты ведь знаешь, какой он. Признал себя виновным и даже мне грубит, когда я возмущаюсь. Ты что-нибудь понимаешь?
      М а й о р о в. Так, может быть, он на самом деле был виноват?
      М а р и н а. Андрюшка - хищник?!
      М а й о р о в. Видишь ли... В нашем деле это слово имеет особый смысл. Бывает, что люди хотят блеснуть и начинают грабить недра. А природа халтуры не терпит. Нынче - двести процентов, а через полгода скважина истощена - и все к черту.
      М а р и н а (задумалась). Я понимаю. (Быстро.) Сашка! Чайник кипит, марш мыться, разговоры потом.
      М а й о р о в (бросился на веранду, слышен грохот таза, плеск воды и фырканье). Маринка!
      М а р и н а. Что?
      М а й о р о в. Хорр-ро-шо!
      М а р и н а. Дурень. Слушай, Сашка. Скажи честно - ты что-то знаешь?
      М а й о р о в. Ой!
      М а р и н а. Что ты?
      М а й о р о в. Мыло в глаза.
      Г е т м а н о в (стремительно вошел. Ему лет тридцать. Он очень четок и быстр.) Приехали?
      М а р и н а (все еще задумавшись). Кто, Андрюша?
      Г е т м а н о в. Как - кто? Комиссия. Мехти вернулся?
      М а р и н а. Нет еще. Послушай, Андрюша...
      Г е т м а н о в. Стоп, некогда. А чья машина стоит у конторы?
      М а й о р о в (с веранды). Моя.
      Г е т м а н о в. Кто это?
      М а р и н а. Не угадаешь. Саша Майоров.
      Г е т м а н о в. Что ты говоришь?! Саша! Ты с поезда?
      М а й о р о в. Здравствуй.
      Г е т м а н о в. Что?
      М а й о р о в. Во-первых, здравствуй.
      Г е т м а н о в. Извини, Саша. Тут голову потеряешь. Ты с поезда?
      М а й о р о в. Да нет же - на машине.
      Г е т м а н о в. Прямо из Баку? Однако ты - героический мужчина. Один?
      М а й о р о в. Один.
      Г е т м а н о в. Работать?
      М а й о р о в. Именно. (Появился в дверях. На нем отличный светлый костюм.)
      Г е т м а н о в (обнял его). Ну, здравствуй. Очень рад. Скажи пожалуйста какой костюм! А диплом у тебя есть? Инженер? Слышишь, Марина? Поздравляю. Ты мне нужен. Надоело тащить этот воз одному.
      М а й о р о в. Как - одному? А заместителя нет?
      Г е т м а н о в. Три.
      М а й о р о в. Вчера один из твоих пытался вырвать у треста семьсот метров буровых труб сверх лимита. Крупный наглец.
      Г е т м а н о в. А, Мехти! Как инженер - не горяч уголек, но это может. Мехти - еще туда-сюда. Другой - геолог - тот просто сумасшедший.
      М а й о р о в. Весело. А кто первый заместитель?
      Г е т м а н о в. Везиров Гулам. Мой выдвиженец. Азербайджанец, орденоносец, из буровых мастеров. Все качества.
      М а й о р о в. Толковый?
      Г е т м а н о в. Что? Ты Мехти видел? Так вот, Мехти - Бисмарк против моего Гулама.
      М а й о р о в. Весело.
      Г е т м а н о в. Увидишь, что здесь за публика. И всю эту банду нужно держать в руках. До меня здесь черт знает что делалось. Кладбище. (Схватил чертеж.) Вся надежда на "Сару".
      М а й о р о в. Кто это "Сара"?
      Г е т м а н о в. Марина, есть вода? Рубашку - после. Я потный, как... как не знаю кто. Самому противно. Что ты говоришь, Саша? Кто такая "Сара"? Угадай. "Сара" - это буровая. Пятый номер. Заложена в день, когда у нашего Гулама родилась дочка. Тоже - Сара. Вот смотри. Когда я пришел сюда, было пробурено шестьдесят метров. А на сегодня пройдено около двух тысяч. Подходим к проектной глубине. Если все - тьфу, тьфу - будет в порядке, я ставлю рекорд скоростного бурения в условиях глубокой разведки. Понимаешь, чем это пахнет? Семен Семеныч!
      К о м е н д а н т (высунулся). Слушаю, Андрей Михайлович.
      Г е т м а н о в. Докладная готова?
      К о м е н д а н т. Сейчас будет готова.
      Г е т м а н о в. Копаетесь. Давайте пока приказ об увольнении этого пьяницы... как его... Курочкина. Марина! Срочно - бриться. Ты извини меня, Саша. Откровенно сказать - не до тебя. Ты меня поймешь.
      М а й о р о в. Уже понял. Пожалуйста, обо мне не беспокойся.
      Г е т м а н о в. Располагайся как дома, отдохни, почитай что-нибудь. А насчет того, куда тебя определить, я что-нибудь придумаю.
      Комендант приносит бумаги.
      Так, так, так... Правильно. Курочкин - а пьет. Сухой закон на разведке еще никем не отменен. Стоп! Что сие значит?
      К о м е н д а н т. Как?
      Г е т м а н о в. Почему вы изволите подписываться - начальник комендатуры? Что это за новости? И откуда у нас в поселке взялась комендатура?
      К о м е н д а н т (смущен). Я полагал... так будет авторитетнее.
      Майоров сдавленно фыркнул.
      Г е т м а н о в. Вздор. Исправьте. Вы - прелестный комендант, но вам недостает юмора. (Пауза.) Ну, что вы надулись?
      К о м е н д а н т. Андрей Михайлович, если с моей стороны есть какие недостатки или упущения, - укажите. Так? А зачем же при посторонних?
      Г е т м а н о в (засмеялся). Это не ваше упущение, Семен Семенович. Юмор - это уж, так сказать, от бога. Не обижайтесь.
      Комендант вышел.
      Тоже - номер! (Увидел входящего Газанфара.) Что тебе, Газанфар? Быстро.
      Г а з а н ф а р. Салам, елдаш начальник. (Подает бумагу.)
      Г е т м а н о в. Салам. (Просматривает бумагу.) Стоит научить человека грамоте - первым делом он пишет заявление. Шучу. Значит - в бурильщики? Понимаю. Вместо Курочкина? Не рано ли, Газанфар?
      Г а з а н ф а р (умоляюще). Елдаш начальник... Менелюм*.
      ______________
      * Непереводимое. Вроде - умоляю (азерб.).
      Г е т м а н о в. Вижу - не терпится. Надо подумать. Черт! Момент-то уж очень ответственный. Последние дни. Ты не боишься, Газанфар?
      Г а з а н ф а р. Меня Теймур учил. Зачем бояться? Могу тормоз держать лучше твой Курочкин. Ты свое дело знаешь - разве ты боишься?
      Г е т м а н о в. Вот что - с этим к Гуламу. Его компетенция - пусть решает. Понял? До свидания.
      Г а з а н ф а р. Вот Гулам пришел.
      Г у л а м (вошел. Он худ и невзрачен. Лет около сорока. Одет в рабочий комбинезон. Говорит тонким голосом). Салам, Андрюша!
      Г е т м а н о в. Салам! Знакомься, Саша. Гулам - моя правая рука. Один из лучших мастеров на Апшероне. Ты почему орден перестал носить? А, Гулам?
      Г у л а м (угрюмо). Так.
      Г е т м а н о в. Надень. Обязательно, слышишь? А почему тебя в конторе никогда нет? Вот все и лезут ко мне.
      Г у л а м. Я на "Сару" ходил.
      Г е т м а н о в. Зачем? Там без тебя люди есть. Говоришь ему, говоришь, а отвернешься - он контору запер и шасть... (Передает бумагу.) На, решай...
      Г у л а м (прочел, взглянул нерешительно на Гетманова). Можно, Андрюша?
      Г е т м а н о в. Вот ты и решай. В своей сфере - ты полный хозяин. (Пауза.) Если хочешь знать мое личное мнение... В общем - подумай.
      Г у л а м (поколебавшись, виновато взглянул на Газанфара). Нельзя. Бери бумагу.
      Г а з а н ф а р. Ай, Гулам! Зачем нельзя?
      Г у л а м. Нельзя, да.
      Г е т м а н о в. Стоп, Гулам! Разрешил - напиши. Отказал - тоже напиши. Это документ. Приучайся.
      Г у л а м (мрачно вздыхая, пишет резолюцию). Нельзя, дорогой.
      Газанфар молча уходит.
      Г е т м а н о в. Как знаешь. Собственно говоря... Впрочем, тебе видней.
      Г у л а м (решившись). Андрюша! Я пришел тебе сказать... Освободи меня. Не могу - даю честное слово.
      Г е т м а н о в. Опять. Нашел время. Не болтай чепухи.
      Г у л а м. Я опять ночь не спал - даю честное слово. Дай мне буровую, дай бригаду - я тебе рекорд сделаю. Что хочешь требуй - головой буду отвечать. А этого я не могу - бухгалтерии, канцелярии. Боюсь - я честно говорю. Так боюсь, как вот - маленький был - злого духа боялся.
      Г е т м а н о в (Майорову). Видал? (Гуламу.) Чудак. Привыкнешь. Что, я тебе не помогаю?
      Г у л а м (уклончиво). Я ничего не говорю. Конечно, помогаешь.
      Г е т м а н о в. Советую?
      Г у л а м. Советуешь, конечно...
      Г е т м а н о в. Стоп! Поддерживаю?
      Г у л а м. Я тебе очень благодарен.
      Г е т м а н о в. Ну?
      Г у л а м (упрямо). Менелюм, я тебя очень прошу, Андрюша.
      Г е т м а н о в. О-ох! Ну, не приставай. (Поставил зеркало рядом с телефоном. Намылил лицо и взял трубку.) Контора? Это вы, Фатьма-ханум? Вернулась машина? Нет? Что?
      Т е й м у р (заглянул в дверь. Молодой парень, курчавый и быстроглазый. Он тянет за рукав упирающегося пожилого мастера. Мастер солиден. В его бритом, мягком лице и всей фигуре сквозит ощущение собственного достоинства). Иди, Иван Яковлевич! Маэстро! Я тебя прошу. Иди, пожалуйста.
      И в а н  Я к о в л е в и ч (упираясь, ворчит, по-ярославски окая). Оставь, Тимка. Сказал - оставь. Не буду я говорить. Все уже говорено. У меня тоже - самолюбие.