Глава 14

Трагедия

Несколько дней спустя инспектора Френча снова вызвали к начальнику. Шеф был раздражен и заговорил прежде, чем сыщик переступил порог.

– Взгляните-ка, Френч, – таково было приветствие, – вот и новенькое происшествие в этом чертовом деле об алмазах. Прочтите.

Френч подошел к столу и взял поданные ему телеграфные листки. В них содержалось сообщение от начальника полиции из порта Хук, посланное в 8.27.

Капитан парохода «Паркестон» сообщает, что высокий, чисто выбритый седой мужчина, возможно по фамилии Дьюк, прошлой ночью совершил самоубийство во время рейса из Гарвича. В каюте найдены пальто и чемодан, а также письмо, адресованное в Лондон, Хэмпстед, район Сидерз, для мисс Дьюк. Прилагаю письмо с подробным сообщением.

Френча такое сообщение сильно удивило. Хотя он ни когда не шпал особой симпатии к владельцу фирмы, но уважал ею за доброе отношение к подчиненным и за стоически переносимую утрату. Значит, крах потряс пожилого джентльмена гораздо сильнее, чем он хотел это показать. Френчу припомнились отрывки их последнего разговора, измученное тревогой лицо торговца, его жалкий вид и почти отчаянные слова: «Мои возможности на исходе. Мне начинает казаться, что крах неминуем». Тогда Френч не воспринял этот крик души так серьезно и не предвидел таких трагических последствий. Мистер Дьюк находился в таком положении, которое можно было исправить, лишь вернув украденные алмазы.

– Не ожидали, а? – спросил шеф. – Хотя, правда, думаю, это самоубийство никак не отразится на ходе раскрытия дела.

– Думаю, что пет, сэр, – ответил Френч сначала на второй вопрос. – Но и не думаю, что этого нельзя было ожидать. По меньшей мере, могло быть и так и так. Конечно я удивлен, что человек с характером Дьюка решил таким образом избежать проблем, но знаю, что проблемы у него были серьезные.

Шеф поднял брови.

– Должен признать, сэр, я не принял сказанное старым джентльменом совсем всерьез. На прошлой неделе мы столкнулись на Пиккадилли, он очень хотел узнать новости и пригласил меня на чашечку кофе. Он тогда был в мрачном расположении духа, говорил, что не хватает денег, что ею возможности на исходе и такое прочее. Выглядел постаревшим и измученным.

Шеф досадливо крякнул.

– Как я уже сказал, не думаю, чтобы это как-то повлияло на раскрытие дела, – заявил он. – Но надо бы еще о его дочери позаботиться. Съездите-ка к ней. В конце концов, ее надо как-то подготовить до того, как она прочтет об отце в газетах.

– Хорошо, сэр.

Такие задания Френч терпеть не мог, но делать было нечего. Он позвонил мисс Дьюк и предупредил о своем визите.

Она встретила его бледная, с вопросом в глазах, и ему снова показалось, будто бы она что-то скрывает и боится, что его приход связан с этой тайной.

Она, бесспорно, ожидала услышать совсем другое, и известие, с запинкой и неловко изложенное инспектором, совершенно шокировало бедную девушку. Издав глухой стон, она уставилась на пего расширенными от ужаса глазами. От потрясения она не могла говорить, и все же Френч не мог отделаться от ощущения, что в ее немых переживаниях присутствовал и оттенок облегчения. При всем сочувствии к осиротевшей мисс Дьюк подозрение его не покидало.

Наконец глухо и монотонно она заговорила о том, что понимала, как переживал и мучился в последнее время ее отец, и хотя он пытался не подавать виду, из его слов она поняла, что он расстроен прежде всего из-за своего финансового краха. А однажды он сказал ей: если бы только страховщики заплатили, уже было бы легче, – и говорил так бодро, что у нее и мысли не возникло о том, насколько все серьезно.

– Когда нам сообщат подробности? – закончив, спросила она. – Мне надо поехать в этот Хук.

– Боюсь, от этого будет мало пользы, – ответил Френч, – а вам только причинит дополнительную боль. Я, конечно, не хочу вас переубеждать: если вы считаете, что вам от этого станет легче, поезжайте. Но в любом случае, не лучше ли подождать, когда доставят адресованное вам письмо? К тому же голландская полиция может заявить о нежелательности приезда.

Мисс Дьюк немного подумала, потом согласилась. Френч сказал, что письмо и другие документы придут в Скотленд-Ярд, скорее всего, завтра утром, и пообещал тотчас же доставить их в Хэмпстед.

– А пока, мисс Дьюк, – продолжил он с искренней заботой, – это, конечно, не мое дело, но все-таки: может, будет лучше, если с вами в доме кто-нибудь останется на время – приятельница, тетя, кузина… Или мистер Харрингтон? То есть я хочу спросить: послать кому-нибудь записку или телеграмму?

Мисс Дьюк поблагодарила его, ее глаза наполнились слезами, и она попросила позвонить Харрингтону на работу. Оказалось, что близких родственников у нее нет. Она была единственным ребенком в семье, а теперь и отца нет, и матери, как знал Френч, можно было сказать, тоже нет: бедняжка долгие годы ведет жалкое существование в доме для душевнобольных в Оттергеме.

Френч позвонил Харрингтону и ушел.

Возвращаясь на метро в Скотленд-Ярд, инспектор не мог отделаться от мысли, что говорил с мисс Дьюк не так, как собирался. Он старался, насколько возможно, облегчить этот разговор для несчастной девушки. Это, вне сомнения, гуманно и естественно, но сочетается ли с его долгом? Разве не стило воспользоваться шоком мисс Дьюк, чтобы выведать у нее то, что, как ему казалось, она скрывает? Если он упустил такую подходящую возможность, значит, пренебрег своим долгом и поставил себя под удар. Его начальник не дурак и, непременно просчитав такую возможность, спросит, как Френч ею воспользовался.

И все же, несмотря на некоторые сомнения, он не сожалел о выбранном стиле беседы. Он был не только добрым от природы человеком, но и человеком с даром воображения. Он представил себя на месте осиротевшей Силвии и порадовался, что не причинил ей дополнительных страданий.

На следующее утро из Голландии пришло сообщение, а вместе с ним и письмо для мисс Дьюк. В первом излагались все подробности, касавшиеся самоубийства. Вкратце это выглядело так:

4 января.

Сегодня в 7.21 из бюро пристани в Хуке было получено телефонное сообщение о том, что во время рейса исчез пассажир при обстоятельствах, указывающих на самоубийство. Инспектору Ван Бьену было поручено выяснить ситуацию, и он получил следующую информацию.

Когда судно было почти готово бросить якорь, стюарды, по традиции, обошли отдельные каюты, чтобы разбудить пассажиров. Из одноместной каюты по левому борту ответа не последовало. Стюард Джон Уилсон постучал в дверь вторично, а потом заглянул в каюту. Она была пуста. Постель была разобрана, но в нее не ложились; на полу стоял большой чемодан, несколько предметов мужского гардероба висело на спинке стула. Стюард подумал, что путешествующий – по его словам, седой пожилой мужчина, – видимо, где-то на палубе, и ушел. Через полчаса он снова заглянул в номер, но там все было в том же положении. До прибытия корабля стюард Уилсон был занят, но когда пассажиры стали спускаться на берег, он снова зашел в указанную каюту и увидел, что там все по-прежнему. Это его встревожило, и он сообщил о ситуации старшему стюарду. Тот проследовал за Уилсоном в каюту, и они произвели обыск. Был найден наполовину исписанный лист бумаги и конверт, вставленный за валик на деревянной полочке над раковиной. Па листе было написано: «Финансовые затруднения сделали мою жизнь невозможной, и я хочу покончить с ней этой ночью. Я просто спрыгну в воду с корабля, и смерть моя придет легко и быстро. Прошу отправить мое письмо по адресу.

Р. Э. Дьюк»

Адрес письма был таким: «Лондон, Хэмпстед, район Сидерз; мисс Дьюк». И листок, и письмо прилагаются.

С билетами по данному маршруту поступают следующим образом. Проверки билетов у пассажиров, покидающих корабль, не предусмотрено, ибо это производит слишком долгую задержку на сходнях. По прибытии на борт пассажиры обращаются к старшему стюарду, их билеты забирают или компостируют и выдают пассажирам номерки кают и талон на высадку. Последние забирают при спуске пассажиров на берег и отмечают на них оплату путешествия. В данном случае было выдано 187 билетов на высадку, а собрано только 186, что говорит о том, что один из прибывших на борт в Гарвиче пассажиров не сошел на берег в Хуке.

Обыск судна не выявил никаких следов пропавшего, никто не видел его в коридорах или на палубе прошедшей ночью. Главный стюард вспомнил обращение пропавшего в бюро за ключом от каюты, заказанной заранее. Он заметил тогда, что пожилой мужчина был рассеян и, похоже, старался скрыть какое-то беспокойство.

В чемодане были обнаружены предметы личной гигиены и одежды, рассчитанные на три-четыре дня, но ничего, проливавшего свет на причины трагедии. Пересылаем чемодан вам для передачи его мисс Дьюк, которой, по всей видимости, он теперь принадлежит.

Прочтя сообщение, инспектор Френч занялся письмом. Конверт был прямоугольный, из бумаги хорошего качества, и адрес был написан почерком мистера Дьюка. Френч сидел, вертя в руках конверт и раздумывая: нет, не стоит; с другой стороны, он обязан… Там может оказаться нечто, что дало бы ему намек…

Он достал из ящика бритву «Жиллетт» и, подсунув ее под проклеенный откидной угол, подвигал ею туда-сюда. Конверт открылся, Френч вытащил письмо и аккуратно развернул. Оно тоже было написано почерком мистера Дьюка. Френч стал читать:

Инспектор Френч с некоторым чувством стыда заново сложил это горестное послание, с привычной ловкостью заклеил конверт и крепко припечатал. Ему было жаль, что в письме не содержалось никакой ценной информации, и, тяжело вздохнув, он отправился с новостями в Хэмпстед.

Мисс Дьюк и Харрингтон ждали его с нетерпением. Френч подал девушке бумаги и сказал, что подождет в соседней комнате, если она пожелает сразу все прочесть. Она сохраняла спокойствие, но бледность и круги под глазами выдавали ее страдания. Извинившись, она сама пошла в другую комнату в сопровождении Харрингтона. Френч остался сидеть и размышлять: если неожиданно обрушить на них прямой вопрос, не выдадут ли они в растерянности свой секрет?

Но, вернувшись в гостиную примерно через полчаса, мисс Дьюк тотчас обезоружила его, протянув адресованное ей письмо.

– Вам, наверное, стоит его прочесть, – сказала она. – Ничего секретного в нем пег.

Френч еле сдержал порыв признаться, что вскрывал письмо, но решил не выдавать полицейских приемов, взял его, перечитал и вернул девушке с благодарностью.

– Ваш отец говорил, ч го собирается в Голландию? – спросил он.

– Да, это его обычная поездка в амстердамский филиал. Он рассчитывал вернуться через два-три дня. Но теперь мне кажется, что он тогда уже принял решение о… об этом… до отъезда. Он сказал прощай… – Она замолчала, губы се задрожали, и внезапно она бросилась на диван и зарыдала. – О! – горестно восклицала она, – ну зачем его поглотило море? Не могу… только представлю, что он… там…

Казалось, ее сердце вот-вот разорвется от рыданий. В том состоянии, в котором сейчас находилась мисс Дьюк, нельзя было задавать ей каверзные вопросы. Ничего не оставалось, как уйти, и Френч сделал это как можно тактичнее, препоручив девушку Харрингтону.

Интересно, подумал Френч, кто займет место мистера Дьюка в его фирме и с кем придется иметь дело, если усилия по поиску алмазов увенчаются успехом? Он решил не мешкая зайти в контору и все узнать.

Обязанности бывшего владельца уже исполнял мистер Скоофс, он и провел своего посетителя в кабинет бывшего директора. Дело, насколько понимал голландец, перейдет к мисс Дьюк, хотя веских причин гак считать у пего не было. Он знал, что господа из «Линкольнз Инн», Тинзли и Шарп, были поверенными погибшего и, бесспорно, обладают более обширными сведениями, чем сам Скоофс.

– Я приехал этой ночью и пока что веду здесь дела, – пояснил он Френчу, – так что обращайтесь ко мне или мистеру Тинзли.

– Спасибо, – поблагодарил инспектор. – Значит, я обращусь к вам.

– На сегодня мы уже закончили работу, – продолжил мистер Скоофс. – Я просто пользуюсь возможностью просмотреть бумаги мистера Дьюка и разобраться в положении дел. Если бы Харрингтона уже оформили совладельцем, этим бы занимался он, а пока все лежит на мне.

Френч, сказав несколько подобающих слов, собрался было идти, но задержался и проговорил:

– Как это неожиданно, что старый владелец так поступил, а? Я бы не подумал, что он из таких.

Мистер Скоофс сочувственно махнул рукой.

– Не из таких, – согласился он, – но это отнюдь не удивительно. Вы, наверное, не видели его последние недели две, а я могу вам сказать: плох он был, очень подавлен, и с каждым днем все хуже и хуже. Думаю, не все у него было в порядке – не в смысле здоровья, а что-то в голове помутилось. Он постоянно переживал из-за утраты денег.

– А он на самом деле обанкротился?

Мистер Скоофс не знал точно степень убытков, но подозревал, что они серьезны. Дочери мистера Дьюка обеспеченное будущее не улыбалось, да и всем им тоже. Пожилым людям приходится очень тяжело, когда рушится их дело и нужно начинать жить как-то иначе. Это все из-за проклятой войны, она больше всех прочих бед подточила их предприятие. Возможно, и инспектор ее ощутил на себе?

– Потерял сына, – глухо сказал Френч и снова стал расспрашивать о мистере Дьюке.

Считалось, что он направляется в Амстердам по обычным делам. Камней при себе он не имел, его исчезновение нельзя было, следовательно, объяснить не чем иным, как самоубийством. Френч не сомневался в заключении голландской полиции: у человека с грузом большой ценности всегда подозревают насильственную смерть, и он был рад, что в данном случае таких подозрений нет.

Затем инспектор направился в контору «Тинзли и Шарп», адвокатам из «Линкольнз Инн». После смерти мистера Шарпа все дела были в ведении мистера Тинзли, и к нему через некоторое время провели Френча.

Оказалось, что мистер Дьюк все завещал Силвии.

– Правда, – признался мистер Тинзли, – по всем подсчетам бедной девочке достанется совсем не много.

Мистер Тинзли был исполнителем завещания, и поэтому все дальнейшие переговоры в связи с ограблением Френчу предстояло вести с ним. Мистер Тинзли и мистер Дьюк были давними друзьями, адвокат был шафером на свадьбе друга, – когда это произошло, он вспоминать не захотел. За три дня до смерти мистер Дьюк зашел к своему поверенному, и тот был потрясен переменой в друге. Он выглядел больным и подавленным и сказал: «Мне нездоровится, Тинзли. Это сердце. Боюсь, из-за проклятой нервотрепки с финансами», – а потом попросил поверенною позаботиться о Силвии, «если вдруг что-то случится».

– Учитывая все проблемы последних месяцев, думаю, что он решился на самоубийство, так как счел его самым простым выходом из ситуации. Но я был страшно удивлен и потрясен, когда услышал об этом.

– Понимаю, сэр, – сказал Френч, вставая. – Значит, если по делу об ограблении возникнут вопросы, я теперь буду обращаться к вам.

Он вернулся в Скотленд-Ярд, отчитался перед начальством и, поработав по ряду текущих дел, обнаружил, что рабочий день подошел к концу и пора домой.

Глава 15

Дом в Сент-Джонз-Вуд

Чаще всего инспектор Френч ворчал на то, что человек его профессии всегда должен оставаться на посту. Он может вернуться домой после тяжелого рабочего дня в надежде на долгий спокойный вечер с трубкой и книжкой в руках, но не успеет доужинать, как очередное распоряжение начальства перечеркнет все его планы и вытащит на борьбу с нарушителями законов страны. Не для него восьмичасовой рабочий день, высокая оплата за сверхурочную работу, право на досрочное погашение кредитов и скидки, оплата расходов по расследованию дела. Ему положено выполнять свою работу и нести ответственность за ее результаты без повышения или даже при понижении в должности.

– И никакого тебе «спасибо» за то, что ты от всех перегрузок еще не откинул копыта, – говаривал Френч, – а если вдруг чуть ошибся – ткнут носом, и часа не пройдет.

После таких слов в его глазах обычно вспыхивал лукавый огонек, и большинство друзей понимали: на самом деле их доблестный инспектор Френч очень предан своему делу и, более того, будет поощрен своим начальством и обретет большие полномочия в самом ближайшем будущем.

В тог вечер его ворчание оправдалось. Не успел инспектор толком приступить к ужину, как раздался звонок в дверь и горничная сообщила, что с мистером Френчем желает переговорить констебль Колдуэлл.

– Скажи, пусть подождет, – ответила миссис Френч прежде, чем ее дражайший супруг успел принять решение. – Проведи его в гостиную, Элайза, и подай ему вечернюю газету.

Френч, уже почти встав, снова опустился на свое место.

– Спроси его, по срочному он делу или нет, – крикнул он вслед уходящей девушке, отчасти из любопытства, а отчасти для того, чтобы показать, что в своем доме он сам себе хозяин.

– Твой ужин важнее любого срочного дела. Пускай подождет, – непреклонно повторила его жена. – Минутой позже – какая разница, в конце концов?

– Он сказал, это не срочно, – передала появившаяся в дверях Элайза. – Он может подождать, пока вы освободитесь.

– Хорошо. Пусть подождет, – в свою очередь сказал френч, довольный, что все так удачно решилось, и пятнадцать минут ублажал свой желудок. Затем, взяв трубку, он вышел к своему гостю.

– Привет, Колдуэлл. Что случилось на сей раз?

Колдуэлл, высокий и грузный мужчина средних лет, неуклюже встал и отдал честь.

– Это по вашему этому… циркуляру, сэр, – объяснил он. – Я нашел эту женщину.

– Черт возьми, да неужто! – Френч перестал набивать трубку и воззрился на констебля. – Ну и кто же она?

Колдуэлл достал из кармана блокнот и стал неторопливо листать порядком засаленные странички. Мерное перелистывание рассердило его начальника.

– Давай же, Колдуэлл, не тяни, – заворчал Френч. – Ты и этого не можешь вспомнить без своей чертовой книжонки?

– Да, сэр, – отвлеченно ответил тот. – Вот, нашел. – Он стал читать из блокнота: – Ее зовут миссис Генри Вейн, и она живет в отдельном домике на Сент-Джонз-Вуд-роуд; место называется Крю-лодж.