6

Когда Джон подробно рассказал, каким образом у него оказалась коллекция Сванмора, Бристоу сочувственно покачал головой.

– Я знаю Сванмора! Года два назад я расследовал попытку ограбления. Пытались стащить его знаменитую коллекцию. Должен заметить, Сванмор... немного...

– Вы хотите сказать, несусветный зануда! – оборвал Джон. – И, можно не сомневаться, он еще попортит мне массу крови!

– Значит, вам придется выплатить ему стоимость коллекции?

– Или найти драгоценности, – с вызовом сказал Мэннеринг.

Бристоу встал и сурово погрозил ему пальцем. Но Джон только расхохотался.

– Смейтесь, смейтесь! – проворчал суперинтендант. – Но я вовсе не шучу. Попробуйте только вмешаться в это дело – и мы будем безжалостны!

– Чистые сердцем – те, кому не в чем себя упрекнуть – не опасаются правосудия, – очень серьезно ответил Мэннеринг.

– Не валяйте дурака, – продолжал настаивать Бристоу. – И дайте мне слово, что будете сидеть тихо.

Джон покачал головой.

– Невозможно, Уильям!

– Я требую!

– Можете требовать хоть целый день – только напрасно потеряете время. Сегодня у вас и так хватает работы. Не валяйте-ка дурака вы сами, Билл! Я уже не раз занимался расследованием просто так, для собственного удовольствия. И неужели выдумаете, что теперь, когда у меня стащили по меньшей мере на триста пятьдесят тысяч франков, я буду спокойно сидеть в уголке? Даже не надейтесь!

– Что ж, пеняйте на себя! – рявкнул Бристоу.

– Итак, насколько я понимаю, мы друг друга предупредили? – насмешливо улыбнулся Джон. – Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне одну вещь: почему вы сегодня с самого утра обращаетесь со мной так, будто я, по каким-то совершенно непонятным причинам, ограбил собственную бронированную комнату?

Бристоу задумчиво потер подбородок и, немного поколебавшись, медленно проговорил:

– Допустим, Мэннеринг... Имейте в виду, это просто предположение! Так вот, допустим... что этой ночью вы случайно оказались возле "Куинс"... Вы входите...

– Бью по голове Лэррэби...

– Не говорите глупостей! Нет, вы замечаете, что бронированная комната открыта, спускаетесь и видите грабителей...

– Понял! – прервал его Джон. – Значит, я всаживаю каждому по пуле в затылок – это как раз очень на меня похоже! – потом краду собственные драгоценности, чтобы вытянуть деньги из страховой компании, а заодно оставляю на месте истекающего кровью беднягу Лэррэби... Прежде чем нести подобный вздор, суперинтендант, вам, быть может, следовало бы поинтересоваться, как я провел вечер? Так вот, до двух часов ночи у нас в гостях сидели Плендеры. А потом, в половине четвертого, этот кретин Тоби Плендер позвонил по телефону и разбудил меня только для того, чтобы спросить, как называется последний роман, получивший Гонкуровскую премию. Как будто он и в самом деле собирается это читать! Стало быть, мне пришлось бы прикончить двух грабителей между четырьмя и шестью или семью часами... Что ж, разумеется, в этом нет ничего невозможного!

И Джон с яростью загасил окурок в пепельнице.

– Это было всего-навсего предположение, – смущенно проворчал Бристоу.

Стук в дверь прервал этот разговор, начинавший принимать дурной оборот. На пороге появился тот самый "цербер", которого Джон уже видел у входа в магазин, и сообщил, что какой-то джентльмен хочет видеть мистера Мэннеринга.

– Мистер Мэннеринг занят! – прорычал Бристоу. – А что за джентльмен, Уолтер?

– Он не пожелал назвать свое имя, сэр, – с легким укором в голосе ответил полицейский.

Бристоу только и ждал предлога, чтобы взорваться.

– Вы принимаете посетителей, которые отказываются сообщить полиции свое имя, Мэннеринг? Поздравляю! У вас отличные знакомства!

– Если этот господин не желает назваться, Уолтер, пусть подождет... или убирается ко всем чертям!

– Похоже, джентльмен очень нетерпелив и настойчив, сэр... А поскольку там уже собралось полдюжины журналистов...

Не дожидаясь конца фразы, Джон широкими шагами направился к двери, отодвинув по дороге растерянного полицейского. Бристоу последовал за ним, хмуря брови и бормоча сквозь зубы невнятные угрозы в адрес Мэннеринга и его посетителя.

На улице возле двери собралась небольшая толпа. Джон заметил белокурые волосы, голубые глаза и ангельски-невинное лицо Читтеринга – самого "крутого" журналиста с Флит-стрит. Рядом с этим опасным херувимом, на голову возвышаясь над толпой, стоял человек, одетый с несколько старомодной элегантностью, и с презрительным высокомерием взирал на Джона.

Итак, лорд Сванмор пришел требовать отчета...

Мэннеринг открыл дверь и незаметно пригласил его сиятельство войти. Сванмор проследовал в магазин. Но не успел Джон в свою очередь скрыться, как к нему подскочил Читтеринг.

– Это все правда, Джон?

– Поскольку я понятия не имею, о чем тут болтают, мне очень трудно вам ответить, – откровенно признался Мэннеринг. – Да и в любом случае я не в состоянии что-либо сказать, пока не получу разрешение полиции. Сожалею, но...

– Да, как же, сожалеете! Примерно то же сказал кит Ионе, собираясь его заглотить! – подмигнул Читтеринг.

Но Бристоу уже завладел положением.

– Ну, дети мои, – сказал он так дружелюбно, словно недавнее плохое настроение вдруг улетучилось, – разбегайтесь-ка отсюда. У нас сейчас и так прорва работы, а у вас до вечернего выпуска, по-моему, вполне хватает времени. Так что возвращайтесь в... погодите...

Он сделал вид, будто смотрит на часы, но на эту уловку никто не поддался.

– ...скажем, в половине двенадцатого. Я сделаю заявление. А до тех пор, самое главное, не стройте фантастических домыслов и диких предположений, как вы это обычно делаете! Вы ведь отлично знаете, что нельзя мешать работе следствия и сообщать важные сведения грабителям...

Читтеринг весело расхохотался.

– Ладно, Шахерезада, знаем мы ваши сказки! У вас это очень здорово получается, Билл!

И, повернувшись к коллегам, он предложил:

– Ну что ж, давайте-ка сматывать удочки, ребята!

Зная по опыту, что раз Читтеринг оставляет поле боя – значит, им в самом деле ничего не светит, журналисты в мгновение ока исчезли. Полисмен разогнал остальных любопытных, а Джон и Бристоу закрыли за собой дверь.

В магазине находился лорд Сванмор. Его сиятельство опирался на зонтик, лицо его ровным счетом ничего не выражало, как будто все происходящее вокруг не имело к почтенному джентльмену никакого отношения. Прежде чем Сванмор успел открыть рот, супериндендант вежливо осведомился:

– Могу я узнать, что привело вас сюда, лорд Сванмор?

– Дело сугубо личного свойства, – холодно ответствовал старый лорд.

– Для полиции не существует сугубо личных дел, сэр, – все так же вежливо возразил Бристоу.

Сванмор взглянул на суперинтенданта так, словно перед ним был пришелец с неизвестной планеты, и высокомерно процедил:

– Кажется, я вас где-то уже видел... Не вы ли приходили ко мне вести расследование?

– Совершенно верно! Тогда попытка украсть драгоценности завершилась неудачей. Но на этот раз дело, к сожалению, обстоит совсем по-другому, сэр. Мне необходимо содействие мистера Мэннеринга, он сейчас должен составить список украденных вещей. Поэтому я попрошу вас не занимать у него много времени. Я оставляю вас в кабинете на десять минут, Мэннеринг. А сам пойду пока на чердак.

Сванмор, а за ним Джон, готовящийся пережить несколько крайне неприятных минут, прошли в кабинет. Мэннеринг заметил, что, несмотря на замашки старого консерватора, Сванмор, с его стройной фигурой и шапкой седых волос, должно быть, нравится женщинам. Джон порылся в памяти, припоминая, не слышал ли он о победах лорда Сванмора... Во всяком случае, с тех пор как умерла его жена...

Его сиятельство не стал тратить время на предисловия.

– Они украли мои драгоценности, Мэннеринг?

– Да, – лаконично ответил тот.

Он протянул лорду открытый портсигар, но Сванмор сделал вид, что даже не заметил дружелюбного жеста. В его светлых, как незабудки, глазах читалась тревога, почти отчаяние.

"Честное слово, – подумал Джон, – можно вообразить, будто я сообщил ему о гибели всех родных и близких!"

– Все без исключения? – глухо спросил лорд.

– Да, все, – безжалостно подтвердил Джон.

Сванмор набрал в легкие воздуха и с оскорбительной медлительностью заявил:

– Я доверял вам, Мэннеринг.

– И что же? Я нисколько не виноват в этом ограблении, – сухо заметил Джон, которого начали раздражать манеры его сиятельства. – Кстати, драгоценности были застрахованы?

– Нет. Полис действовал, пока они находились под моей крышей, а после того, как они попали к вам, страховку должен был обеспечить "Куинс"!

– Это еще не факт! Я полагаю, что законоведы и представители страховой компании разберутся в этом вопросе гораздо лучше нас с вами. Вы должны были предупредить меня об условиях страховки. И вам не следовало приходить сюда. Полиция отыщет ваши драгоценности, а заодно, надеюсь, и мои собственные.

– Ни на что вы не надеетесь! Просто не хотите признать, что кругом виноваты, вот и все!

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне возможность продолжать работу, – сказал Мэннеринг, не обращая внимания на эту новую "любезность".

– Не раньше, чем вы меня выслушаете! – Сванмора покинула ледяная неподвижность. – Мне кажется совершенно невероятным и даже неправдоподобным то, что ваш магазин ограбили именно тогда, когда сюда попала моя коллекция! Взломать так хорошо охраняемую бронированную комнату! Это немыслимо! Вы нарушили слово, мистер Мэннеринг!

– Что вы имеете в виду? – спросил Джон, чувствуя, что ему все труднее сдерживать бешенство.

– Вы кому-то рассказали, что моя коллекция у вас.

– Да, двум служащим, за которых отвечаю, как за себя самого. Один из них тяжело, быть может, смертельно ранен. А второй испытал такое потрясение, что вряд ли скоро оправится.

– Однако кто-то еще оказался в курсе!

– А не вы ли слишком много болтали, лорд Сванмор? – ореховые глаза Джона гневно сверкали.

– Я? Я ничего никому не говорил! – воскликнул Сванмор, окончательно утратив самообладание.

– Может, и не говорили, но кто-то из вашего окружения мог узнать.

– Невозможно! Никто ничего не знал! – упрямо повторил Сванмор.

Но Джон заметил, как его сиятельство немного смутился: старый лорд явно не был глубоко уверен в том, что защищал с таким пылом.

И Мэннеринг из осторожности не стал рассказывать Сванмору, что по крайней мере его дочь Патриция прекрасно знала о планах отца.

Сванмор пришел в себя и снова отгородился от мира презрительно-высокомерной маской.

– Как бы то ни было, вы обманули мое доверие, Мэннеринг! Я требовал величайшей осторожности и осмотрительности... А теперь, если вдруг мое имя упомянут в связи с этим злосчастным ограблением, я ославлю вас на весь Лондон! Человек вашей профессии не может позволить себе быть несдержанным или непредусмотрительным – это чревато разорением для "Куинс"! Вы хорошо меня поняли? Я ни в коем случае не хочу, чтобы мое имя попало в газеты!

– Тогда вы вели себя, как последний идиот! – заметил Джон с хладнокровной дерзостью. – Да, как перепуганный идиот, неспособный видеть чуть дальше собственного носа!

Лорд Сванмор онемел от изумления, а Мэннеринг продолжал:

– Если вы и в самом деле не хотели, чтобы кто-то что-либо узнал, надо было позвонить мне, а не являться сюда собственной персоной! Вы что же, не знали, что журналисты только и ждут малейшей зацепки? Вас слишком хорошо знают в лицо, так что можете не сомневаться: этот визит никак не пройдет незамеченным! И я не могу обещать, что сумею заткнуть рот газетчикам: я не главный редактор и не член парламента. Если хотите, попробуйте договориться с суперинтендантом. Он спустится вниз с минуты на минуту. А мне дайте возможность спокойно поработать!

И Джон выразительным жестом широко распахнул дверь. Сванмор плотно сжал губы и сильно побледнел, но вышел, не сказав больше ни слова. Мэннеринг закрыл за ним дверь и облегченно перевел дух.

"Из-за этого типа у меня возникает сильное искушение голосовать на следующих выборах за левых", – пробормотал он сквозь зубы.

7

Благодаря прекрасной картотеке "Куинс" составление списка похищенных сокровищ не потребовало много времени и сил. Джон, проработав не более полутора минут, остановился и начал раздумывать о некоторых странностях этой истории.

Каким чудом лорд Сванмор к половине одиннадцатого узнал об ограблении, если его обнаружили только в половине десятого? Мэннеринг отказывался верить, что Сванмор заглянул в магазин случайно...

С самого утра Джона мучило неприятное ощущение, что грабители великолепно знали магазин, его внутреннее устройство, особенности системы сигнализации. И теперь он вспомнил одну мелочь, которую до сих пор совершенно упускал из виду: Сванмор знал все о бронированной комнате!

Вообще-то Джон не водил его в подвал, но старый лорд видел план установки, и он, Мэннеринг, подробно объяснил, какие меры предосторожности превращают "Куинс" в неприступную твердыню.

А у Сванмора – крупные финансовые осложнения...

Джон задумчиво закурил. Лучше чем кто бы то ни было, он понимал болезненную страсть, охватывающую некоторых коллекционеров драгоценностей и толкающую их иногда на внешне бессмысленные поступки... Так что Сванмор вполне мог разыграть ловкую комедию: сначала доверить коллекцию Мэннерингу и узнать таким образом все необходимое о "Куинсе", потом нанять опытного взломщика и вернуть себе драгоценности...

– ...а потом влепить в затылок пулю и грабителю, и его сообщнику... – вслух проговорил Джон. – Нет, друг мой, тут ты глубоко заблуждаешься! Наш убийца – некто, способный преднамеренно и хладнокровно отправить ближнего на тот свет... Слава Богу, подобных субъектов не так уж много! И либо я ничего не понимаю, либо два этих убийства помогут мне в конце концов добраться до грабителя!

Мэннеринг снова взялся за картотеку и быстро закончил работу. Получив этот список и несколько фотографий, журналисты угомонятся хотя бы на некоторое время.

Джон позвонил в клинику, куда отправили Лэррэби. Сиделка ответила, что больной еще не пришел в сознание и хирург пока не может прийти к определенному заключению.

– Может быть, вы знаете, кого нам нужно предупредить? – спросила она тихим равнодушным голосом.

Мэннеринг ответил, что сам оповестит семью Лэррэби, точнее говоря, его единственную дочь.

И опять Бристоу вошел в тот самый момент, когда Джон вешал трубку.

– Вы снова кому-то звонили? – подозрительно заметил он.

– Если бы вы знали, до чего вам не идет подобная недоверчивость, Билл... Я звонил в клинику. Лэррэби пока лучше не стало. Если вы позволите, я немедленно отправлюсь к его дочери. Она живет в Патни-хилл... Или я под арестом?

– Можете ехать, – буркнул супериндендант. – Но возвращайтесь побыстрее. Мы, вероятно, будем еще здесь.

– Надеюсь все-таки, вы не переселитесь в "Куинс" окончательно! – вздохнул Мэннеринг.

– Понятия не имею, – на полном серьезе отозвался Бристоу.

Как только Джон поймал такси на Бонд-стрит и выяснил, что шофер, как ни странно, ничего не имеет против прогулки в Патни-хилл, его окликнул решительный юный голосок:

– Мистер Мэннеринг!

К нему с улыбкой приближалась девушка в вишневой замшевой куртке и серой юбке. Солнце играло в коротко стриженных светлых волосах, и Джон подумал, что Лорна права: Патриция Сванмор, с ее нежно-голубыми, как незабудки, глазами и безукоризненным цветом лица, очаровательна. Очевидно, такого же мнения придерживались и многие прохожие, более или менее незаметно провожавшие юную красавицу взглядом.

– Я бы хотела составить вам компанию, – умоляюще улыбнулась девушка. – Или, по крайней мере, сесть в ваше такси...

– А куда вы направляетесь? – спросил Джон, понимая, что спорить бесполезно.

– Куда хотите. Мне надо поговорить с вами.

Едва они уселись в машину, Патриция перестала улыбаться и повернула к Джону взволнованное личико.

– Вы, конечно, догадываетесь, почему мне хотелось увидеться с вами? Папа уже заходил в "Куинс" сегодня утром?

– Да, но, как вы могли убедиться, он меня не съел!

Патриция Сванмор глубоко вздохнула и взяла Джона за рукав затянутой в серую перчатку крохотной лапкой.

– Он был просто вне себя! Ни разу не видела отца в таком состоянии... Хотя он вообще...

И снова – трогательно тяжелый вздох. Маленькая лапка отпустила рукав Джона, открыла черную кожаную сумочку и вытащила серебряный портсигар. Джон немедленно, протянул свой, но Патриция помотала белокурой головкой.

– У меня есть ужасный порок, мой бедный друг. Я курю только французские сигареты. Пахнут они отвратительно, зато напоминают мне весенние террасы парижских кафе...

И без малейшего перехода она продолжала:

– Я изо всех сил пыталась внушить отцу, что идти сегодня в "Куинс" – верх неосторожности, но когда ему что-нибудь взбредет в голову...

Девушка довольно непочтительно пожала плечами.

– Надо признать, у него есть некоторые основания для беспокойства, – примирительно заметил Джон, – В конце концов, эти драгоценности – целое состояние, а их украли...

– Это не повод вести себя как недоверчивый и капризный тиран! – сурово возразила Патриция. – Если я вам скажу, что он даже мне не доверяет...

– Скажите, Патриция, с каких пор ваш отец... так изменился? – спросил Джон, стараясь подобрать слово, которое бы не задело дочерние чувства девушки. Но предосторожность оказалась совершенно излишней.

– Вы хотите знать, с каких пор он потерял голову? – уточнила Патриция.

Она грустно улыбнулась.

– Я кажусь вам жестокой и несправедливой? Но это правда, Джон. После смерти мамы отец стал совершенно другим человеком. Я терпела целый год, но потом ушла из дома. А Джордж сбежал и того раньше.

– Джордж?

– Мой брат. Вы его не знаете?

Джон покачал головой, и девушка продолжала:

– Бедняга! Он тоже не может переварить исчезновение знаменитых фамильных драгоценностей Сванморов... Может, вам это покажется экстравагантным, но в нашей семье женщины довольно равнодушны к украшениям. Зато мужчины просто помешаны на них. Мама никогда не носила драгоценностей. Что до меня... Красивая машина или яхта – вот это да! Но какие-то разноцветные кусочки стекла, которым поклоняются под тем предлогом, что они когда-то украшали пальцы или запястья предков... Не говоря о том, что для девушки моих лет совсем не весело надевать, скажем, диадему, зная, что она уже красовалась на другой голове... отрубленной топором! Ф-ох! Должно быть, я одна из немногих знакомых вам женщин, что плевать хотели на побрякушки!

– Лорну тоже они не особенно интересуют.

– А вас?

– Я обожаю драгоценности! – Джон скорчил забавную гримасу.

– Да, но для вас это работа... и потом, вы любите их... разумно.

На мгновение Мэннеринг увидел Барона, застывшего перед вскрытым сейфом, очарованного каким-нибудь знаменитым брильянтом или рубином. Он стоял, утратив всякое представление о времени и упуская драгоценные секунды...

Патриция, гораздо менее взбалмошная, чем ей хотелось изобразить, снова вернулась к прежней теме.

– Так вот, я говорила вам, что Джордж сбежал из дома. Они с отцом никогда особенно не ладили. Пока мама была жива, мы, хоть и с трудом, но как-то выдерживали, а уж после ее смерти...

Девушка огорченно махнула рукой.

– Так, может быть, перемена, случившаяся с вашим отцом, кроется именно в этом? – спросил Джон. – Он потерял жену и...

Патриция не дала ему договорить.

– Конечно, но, знаете, я не думаю, чтобы отец так уж любил маму... Они очень часто ссорились. Кажется, папа нравился женщинам, а мама была очень ревнива... Честно говоря, я никогда не пыталась копаться в этом...

– Вполне понятно! – пробормотал Джон.

Оба немного помолчали. Патриция бросила окурок на пол машины, небрежно раздавила, и тут же закурила новую сигарету.

– А в чем именно изменился ваш отец? – поинтересовался Мэннеринг.

– Например, раньше он почти не бывал дома. А за последние шесть лет он ни разу не сходил в театр. Это поразительно!

– Возможно, он предпочитает телевизор? – улыбнулся Джон.

– Уж не воображаете ли вы, что на Риджентс-парк есть телевизор?! – воскликнула девушка. – Папа не пожелал посмотреть ни одной передачи, за исключением той, когда показывали церемонию коронации. Да и то только потому, что сам был ее действующим лицом. Нет, Джон, можете мне поверить, раньше отец был общительным человеком. А теперь живет как старый бирюк. Конечно, он и прежде никогда не напоминал тех, кто готов пропустить по маленькой с первым встречным, но я никогда не думала, что он способен вести себя, как отставной дипломат-маразматик...

Немного помолчав, Патриция с необычной для нее серьезностью добавила:

– Джон, я боюсь, что его кто-то шантажирует!

К величайшему изумлению девушки, это откровение отнюдь не поразило Мэннеринга. Он лишь пробормотал: "Вот как? В самом деле?", так что мисс Сванмор вздрогнула от негодования.

– И это все, что вы можете мне сказать?

– Когда коллекционер решается расстаться с дорогой ему вещью, а уж тем более с целой коллекцией, невольно приходит в голову, что он так поступает из-за очень серьезных причин, Патриция. Но мне бы хотелось знать, что вас навело на мысль о шантаже?

– Разумеется, у меня нет ни одного доказательства. Я только заметила, что отец стал экономен до скаредности. В доме на Риджентс-парк не осталось никого, кроме лакея, шофера и нашей старой Нэнни.

– Ясно. А как вы узнали, что отец собирается продать драгоценности?

– Меня предупредила Нэнни, – объяснила девушка с видом опытного заговорщика. – И я пристала к папе с расспросами. В конце концов он признался, заметив попутно, что меня это вовсе не касается. Я должна вам кое-что пояснить: мы с Джорджем получили очень приличное наследство от бабушки и дедушки со стороны мамы. Драгоценности нам никогда не принадлежали.

Такси следовало уже по Кингс-роуд. Патриция поглядела в окно.

– Боже мой! – воскликнула она. – Я не собиралась забираться так далеко! Мы с Джорджем договорились пообедать вместе, а я так и не успела ничего вам рассказать!

– Вы так думаете? – иронически осведомился Джон.

– О, я знаю, я ужасная болтушка! – сокрушенно проговорила девушка. – Но я хотела просить вас об одной вещи: почему бы вам не попытаться самому найти коллекцию моего отца?

Джон сделал вид, будто колеблется.

– Да, я действительно мог бы попробовать... – без особого рвения сказал он и тут же добавил: – Только при одном условии, Патриция...

– Я готова на любые условия! – обрадовалась она. – Так чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы сказали мне всю правду! – твердо заявил Мэннеринг.

– Какую правду? Послушайте, Джон, я ничего от вас не скрываю!

– Не сомневаюсь... Но вы, возможно, считаете, что некоторые мелочи не имеют никакого значения, а на самом деле они могут очень и очень мне пригодиться. Нам надо поговорить обо всем этом подробнее и не на ходу.

– Только не сейчас! – Патриция вздохнула. – Сегодня с самого утра Джордж – как на раскаленных углях.

– Ваш брат тоже знает о краже?

– Естественно! Я вам уже говорила. Более того, я сама и сообщила ему эту радостную весть по телефону.

– А вы обо всем узнали от отца?

– Ну конечно!

– Откуда же об этом проведал он?

– Кажется, от знакомого журналиста, – самым естественным тоном отозвалась Патриция.

И, нагнувшись, она постучала в стекло, чтобы шофер остановил машину.

– Вот что я вам предлагаю, – сказал Джон. – Приходите ужинать со мной и с Лорной. В восемь часов в "Меррос". Согласны?

Девушка кивнула, и Мэннеринг продолжил:

– А пока постарайтесь припомнить все, что вам показалось странным в поведении отца. Поговорите об этом с Джорджем, а если понадобится, расспросите и свою старую Нэнни...

– Положитесь на меня! Я принесу вам все, что смогу раздобыть, – воскликнула Патриция с горящими от азарта глазами. – Может быть, стоит попытаться разговорить папиного банкира?

Но Джон отнесся к предложению скептически.

– Обычно банкиры не очень-то разговорчивы...

– Только не когда они влюблены! – самоуверенно рассмеялась девушка.

Такси остановилось, и Патриция, попрощавшись с Джоном, умчалась, оставив после себя крепкий запах французских сигарет.

8

Ровно в половине первого Мэннеринг вошел в редакцию "Дэйли Стэндэрт", ища глазами взъерошенную шевелюру Читтеринга. Джон только что отвез дочь Лэррэби в клинику и решил, плюнув на предписания Бристоу, дать себе десять минут роздыху.

Читтеринг задумчиво сидел за пишущей машинкой и грыз орехи. Он радостно приветствовал Мэннеринга, и тот присел на краешек стола, на котором в любезном сердцу журналиста беспорядке соседствовали вырезки из газет, письма, журналы, три трубки, дюжина орехов, несколько фотографий красоток в бикини и словарь синонимов.

Джон взял два ореха и раздавил в кулаке.

– Вам известно, что орехи очень вредны для желудка? – поучительно заметил Читтеринг.

– Умираю с голоду, – пожаловался Джон.

– Тогда пообедайте вместе со мной!

– Нет времени: меня ждет Бристоу. Вы уже побывали в "Куинс" второй раз?

Обманчиво наивные голубые глаза журналиста загорелись.

– Только что оттуда! Ну и настроеньице у Билла! Вы с ним часом не поссорились?

– Я? И не думал, – улыбнулся Джон.

– Ну, так это не за горами! – оптимистично предположил Читтеринг. – Он нарочно отвел меня в сторонку и категорически запретил говорить вам что бы то ни было. – И, как нечто само собой разумеющееся, журналист добавил: – Но я, естественно, расскажу вам все, что знаю. К несчастью, с этим негусто. Вы наверняка можете поведать куда больше о Дэйле-Мандраже... а о лорде Сванморе – тем более.

– А при чем тут лорд Сванмор? – удивился Джон.

– Что он делал в "Куинс" сегодня утром? – отпарировал журналист с самым простодушным видом.

– По-моему, нам надо заключить договор, Читти, – решил Мэннеринг. – Пока я не найду своих драгоценностей, вы не станете печатать ничего такого, что могло бы помешать расследованию. А взамен получите исключительное право первым напечатать всю историю целиком. Ну как, годится?

– Порукам, – обрадовался репортер. Он уже работал с Джоном на таких условиях и остался очень доволен. – А что вы хотите узнать от меня?

– На кого в последнее время работал Дэйл-Мандраж?

– Последние три года – на Бретта Грайса. Но Бретт вернулся в Америку добрых три месяца назад, и банда, по-видимому, развалилась. Вы думаете, Бретт мог организовать ограбление "Куинс" еще до отъезда?