Было темно.
      Кристина лежала на чем-то мягком, не то на кушетке, не то на кровати. У нее безумно болели голова и глаза. Она ощупала все вокруг себя, почувствовала край кушетки, простыню, одеяло, пододеяльник. Мало того, в ногах у нее лежала горячая грелка.
      Значит, похитители заботились о ней. Если бы только хоть какой-нибудь лучик света!
      Свет появился.
      Он возник прямо перед ее глазами, как раз над головой… Нет, впереди… Смутные очертания двери на фоне неяркого света. Она почему-то стала спокойнее и задремала снова, проснулась, опять забылась коротким сном. Она понимала, что находилась все еще под действием наркотика. В скором времени она окончательно проснется и уже не захочет больше спать. Но сейчас ей совсем не было страшно.
      Когда она проснулась окончательно, то, прежде всего почувствовала разницу в освещении и взглянула на окна. Они были задернуты плотными занавесками, но какой-то дневной свет все же проникал в комнату. Его было недостаточно, чтобы как следует разглядеть помещение, и она протянула руку к настольной лампе, стоящей у кровати на тумбочке…
      Электрический свет в первую минуту заставил ее зажмуриться, но в скором времени она широко раскрыла глаза.
      Это была небольшая комната, роскошно обставленная, но сильно отличавшаяся от спальни в отеле «Аплэндса». Потолки были гораздо выше. Диван-кровать, на котором она лежала, необыкновенно мягкий и удобный. Голубой ковер был толстым и пушистым. Туалетный столик из хитроумного литья был элегантен, и металлический туалетный прибор на нем был наимоднейшего стиля.
      На ней самой была бледно-зеленая шелковая рубашка без рукавов, отделанная розовыми кружевами. Своей у нее такой не было. Медленно она припомнила нападение на нее и задрожала от страха. После этого ее ум заработал с лихорадочной быстротой… Кто-то надел на нее эту роскошную рубашку, уложил в постель, позаботился об ее удобстве.
      Почему?.. Кто ее похитил?.. И зачем?..
      Она припомнила: Карози.
      А Майкл?
      Он будет мучиться, обвиняя во всем себя, пытаясь перевернуть весь мир, чтобы отыскать ее. Как мало и в то же время, как хорошо она его знает!
      Юноша с разорванным горлом!
      И попытка застрелить ее возле водоема.
      Она села на кровати, опустила ноги на пол и встала. В первую минуту она покачнулась от слабости. Попытка двигаться усилила головную боль, так что ей пришлось снова опуститься на подушки. Лучше бы ей не шевелиться, потому что теперь у нее голова буквально раскалывается от боли, рот пересох, а когда она провела языком по небу, ей показалось, что он пылает. Отворилась дверь. Вошла девушка и осторожно прикрыла ее за собой.
      Девушка?… Женщина?
      Женщина хмуро посмотрела на Кристину, потом увидела, что та проснулась, и улыбнулась.
      Улыбка показалась на ее бледном лице, на котором чернели глаза, очень щедро подведенные тушью. Губы были тоже ярко намазаны помадой.
      Она двинулась, покачивая бедрами, по комнате, и спросила:
      — Хэлло, дорогуша, чувствуешь себя чуточку лучше?
      Голос у нее был хрипловатый, но довольно добродушный, без злобы и насмешки.
      — Да, спасибо, — ответила Кристина.
      — В таком случае все о'кей, можно впустить сюда немного солнышка, — сказала женщина и проплыла к окну. Она отдернула занавески. Потом подошла к постели и выключила лампу.
      — Ну, ну, — сказала она с упреком, — вижу, ты уже пыталась подняться, а этого не следовало делать. У тебя покраснели глаза, наверное, страшно болит голова. Хочешь чашечку горячего чая?
      — Очень!
      — Тогда о'кей. Сейчас принесу. Но не делай глупостей, дорогуша, это не поможет.
      Она вышла. Кристина слышала, как в замке повернули ключ.
      Значит, она оказалась в настоящей тюрьме, несмотря на симпатичную «нянюшку».
      Ha сколько времени она ушла?
      Но вскоре опять послышались шаги, заскрипел ключ в замке, дверь открылась и снова появилась женщина с подносом в руках. Она поставила его на стул возле двери, сунула ключ в карман, потом взяла поднос и поставила его на столик возле кровати.
      — Пусть он немного остынет, дорогуша, — сказала она, усаживаясь. — Это тебе будет полезнее. Ты сейчас выглядишь немного лучше, мне кажется. Скоро будешь совсем о'кей. Все дело в морфине, но ты родилась в сорочке, он о тебе заботится. Ты в одной из лучших спален. Хотела бы я быть хоть наполовину такой счастливой, наверняка, ты ему здорово приглянулась. Ему приятно на тебя смотреть, не то что на меня. Я ему не по вкусу. Он никогда не любил толстых ног… Как тебя зовут?
      — Кристиной Морлей.
      Произнося «Морлей», она сообразила, что теперь она Грант.
      — Я тебя буду звать Крисс. А я Мейзи. Я давно уже здесь, и когда ты привыкнешь, тогда все будет олл-райт! Я думаю, мы можем приниматься за чай, — засмеялась она и потянулась за чайником.
      Кристина сначала набрала чаю в ложку и прополоскала им рот, потом начала с жадностью пить, пока не опустила чашку на стол, уже совершенно пустую. Мейзи же ухитрилась одновременно пить и болтать, причем слова «Он» и «Ему» не сходили у нее с языка.
      — Кто это «Он», о котором вы все время говорите? — заставила себя спросить Кристина.
      У Мейзи широко раскрылись глаза.
      — Кто он? Не прикидывайся дурочкой, Крисси!
      — Но я действительно хочу узнать.
      — Вот тебе и на! — сказала Мейзи, потом слегка откинувшись назад, добавила совсем иным тоном: — Прости, дорогуша, но если и правда тебе не сказали, пусть он сам тебе объяснит. Мне слишком часто попадало за то, что я болтаю своим длинным языком.
      — Он здесь?
      — Сейчас нет, но скоро будет.
      — Мы в Лондоне?
      — Ты можешь задавать ему любые вопросы, но меня спрашивать бесполезно, — решительно ответила Мейзи. — Я здесь для того, чтобы делать то, что мне велят, ясно?.. А теперь не хочешь ли ты помыться и чуточку привести себя в порядок? Иди сюда, дай-ка я тебя причешу.
      Кристине было странно сидеть перед зеркалом и видеть в нем, как Мейзи старательно расчесывает ее волосы с таким видом, как будто ей это очень нравится. Наконец, она покончила с прической. Затем взяла поднос и вышла из комнаты, заперев за собой дверь.
      Кристина села на диван, поджав под себя ноги. Она чувствовала себя значительно лучше, ощущение жжения во рту исчезло, голова почти совсем не болела и, сидя, она раздумывала и терялась в догадках.
      Вдруг снова заворочался ключ в дверях. Кристина ожидала увидеть Мейзи, но это был длиннолицый официант из отеля «Аплэндс». Он был одет в свою белую куртку, а его темные напомаженные волосы и неулыбчивая лошадиная физиономия выглядела так, как в отеле.
      Он принес несколько газет и журналов, которые молча положил на постель, и вышел.
      Кристина долго смотрела на запертую дверь, прежде чем притронуться к газетам, потом с лихорадочной поспешностью схватила все разом.

      Собственное лицо Кристины смотрело на нее с первой полосы газеты. Будто бы ты читаешь про незнакомого тебе человека.
      Фингельтон очень живо описывал то, что произошло по мнению полиции. Он даже ухитрился раздобыть снимок ванной, где на полу валялся купальник и простыня. Другая фотография, привлекшая ее внимание, изображала необыкновенно красивого человека, с которым они повстречались в отеле
      Подпись гласила:
      «Старший инспектор Роджер Вест из Скотланд-Ярда, вызванный в отель «Аплэндс» местной полицией. Его сопровождает детектив — сержант Джилл».
      Кристина просмотрела и внутренние страницы газет. Она обнаружила статью о Карози и Майкле, в которой в искаженном виде была описана история их столкновения. Автор смаковал подробности репутации Карози, все время подчеркивая тот факт, что его подозревали во множестве самых разнообразных преступлений.
      Принявшись за вторичный просмотр газет, она обратила внимание на то, что некоторые статьи были едва заметно подчеркнуты карандашом. В одной говорилось, что Карози подозревался в белом рабовладении, во второй подчеркивался тот факт, что занимался перепродажей наркотиков… В третьей, что он принадлежал к международному «порочному кругу».
      Все эти намеки усилили ее ужас.
      Наконец, она отложила газеты и закрыла глаза. Нервы ее были предельно напряжены. Если только Карози сейчас войдет в комнату, ей не удержаться, она закричит, что есть мочи. Теперь ей было известно о нем гораздо больше.
      Послышался какой-то неясный шум, и она открыла глаза.
      В ее ногах возле дивана стоял Карози!
      Кристина не слышала, как он вошел. Не слышала ни единого звука. Но вот он здесь. Человек из машины… Человек, портрет которого висел в шкафу… Китаец Чин-Чин… Он стоял, как статуя, ничего не говоря, не усмехаясь.
      Казалось, она оледенела, потеряла способность двигаться, могла только смотреть на него.
      Почему он не шевелился?.. Не говорил? Ничего не делал, ровно ничего… Все было бы лучше, чем вот так стоять в нескольких шагах от дивана. Казалось, он смотрит сквозь нее… Нет, он раздевал ее своими глазами… Она чувствовала, что рядом с ней находится нечто грязное.
      И вот когда ей показалось, что она больше не выдержит, что у нее вот-вот сорвется крик, его губы зашевелились.
      У него был странный голос, как у сильно простуженного человека.
      — Итак, миссис Грант, — сказал он.
      Три самых простых слова, и однако он ухитрился наполнить их ядом, так что от них повеяло чем-то ужасным. В них были угроза и издевка…
      «Итак, миссис Грант!..» Только и всего, но лишь сейчас она поняла, как она беспомощна, что она полностью в его власти, что на свете не было ничего такого, чего бы он не смог с ней совершить.
      — Вам удобно?
      Еще пара издевательских слов.
      «Сейчас вам удобно, но так будет не долго», — мог бы он сказать.
      — Вы не будете упрямиться, — сказал он громко и шагнул ближе.
      Она закричала громко и пронзительно. Выражение его лица не изменилось. Он напряженно смотрел ей в глаза и продолжал приближаться. Подойдя вплотную к дивану, он протянул руку и сжал ей грудь. Очень нежно, но ясно показывая, что он может с ней сделать.
      — Вам здесь удобно? — вторично спросил он.
      — Да, да! — еле выдохнула она. — Да… благодарю вас.
      — Вам и дальше будет хорошо, если вы будете паинькой, — говорил он с таким видом, как если бы ему было больно говорить. — Но я хочу, чтобы вы не слишком долго были тут в одиночестве. Мне хочется, чтобы к вам присоединился ваш муж. Вы сделаете в точности то, что вам будет сказано. Вы поняли?
      — Да.
      — Надеюсь… Потому, что если вы этого не сделаете, вам тогда не будет хорошо, — проговорил он необычайно отчетливо.
      Теперь он слегка ослабил напряжение, возможно, потому, что дал понять, что имеет в виду именно то, о чем говорит.
      Сейчас Кристина не могла думать даже о Майкле, ею владело единственное чувство — безмерный ужас.
      — Вы прочли газеты? — спросил он.
      — Да, да, конечно.
      — Я принес вам еще кое-что почитать.
      Он вынул из внутреннего кармана пиджака тоненькую книжечку. Заголовок ей ничего не сказал: «Данные».
      Она протянула руку за книгой, но вдруг он неожиданно вырвал ее из рук и ударил ее корешком по голове. Удар пришелся по правому глазу, который сразу же заслезился. Она непроизвольно закрыла оба глаза. Теперь она не видела Карози, и не знала, что он сделает еще. И вдруг она поняла: он ушел, не произнося больше ни единого звука.
      Долгое время она лежала в полушоковом состоянии, постепенно начиная понимать значение сказанных им слов и ужасной опасности для Майкла… Об этом не хотелось думать. Она сплела пальцы и при этом коснулась оставленной им книги «Данные».
      Она раскрыла ее где-то на середине, предпочитая делать что угодно, лишь бы не думать.
      На каждой странице имелось по фотографии. Слева была изображена молодая девушка в купальнике. Ей было не больше двадцати лет. Глядя на нее, можно было без ошибки сказать, что у девушки веселый и беспечный нрав, как это бывает только в юности. На правой стороне была сфотографирована женщина, одетая в какую-то накидку, доходящую до земли. У нее было старое измученное лицо. Она тоже улыбалась, но это только усиливало жалкое впечатление, производимое ее обликом: невольно думалось, что ей приказали улыбаться, и она повиновалась, но камера уловила верно — страдание и усталость.
      Под этой фотографией стояла дата: 1943 г., а под левой — 1939 год.
      И только сейчас Кристина поняла: это же была одна и та же девушка, снятая с интервалом в четыре года.
      Кристина нерешительно стала перелистывать книжку. Всюду с левой стороны были сняты цветущие привлекательные девушки, а с правой — развалины.
      Тогда она посмотрела на первую страницу страшной книги. Там стояло всего два слова: Буэнос-Айрес.
      После этого она пробыла в полном одиночестве около часа. И вдруг царившую тишину нарушил незнакомый ей звук, которого она раньше не слышала: собачий лай. Впрочем слово «лай» — едва ли подходило к услышанному. Это был глухой рев, который, могли издавать лишь чудовища, вроде того, которое загрызло Дерека Алена.
      Нет, никакого «удобства», ничего хорошего не было. Один кошмар!
 
      Следующий день после похищения Кристины Грант был несчастливым для Скотланд-Ярда. Газетные отчеты были явно предвзятыми, но самое ужасное было то, что все понимали, какой промах допустил Скотланд-Ярд.
      Последней каплей оказалась карикатура, на которой была изображена Кристина Грант, едва прикрытая полотенцем, которую вели мимо десятка полицейских, притаившихся вдоль дороги за кустарниками.
      Никто не затрагивал Роджера Веста. По-видимому, и газетчики и сотрудники Ярда понимали, как он был зол на себя.
      Но все же действительной причиной было то, что никто не представлял, где же скрывается Карози. Вместе с ним как сквозь землю провалились все его бывшие соратники.
      Лондон был напуган, что случалось не часто. До сих пор не нашли никого из людей Карози. Все квартиры и номера в отелях были оставлены совершенно пустыми. Мужчины и женщины, которых в обычные дни всегда можно было застать в ресторанах, клубах или барах, куда-то исчезли.
      Их исчезновение породило в Ярде непривычное смятение и растерянность.
      Роджер Вест провел целый день с Фрэттоном, Лейном и другими, проверяя дорсетскую нить. Из Министерства внутренних дел приехал паталогоанатом осмотреть тело Дерека Алена.
      В отеле «Аплэндс» оставалась прежняя напряженная атмосфера, усиливавшаяся теперь, когда всем стало известно, кто такой Роджер Вест. К счастью, никто, кроме Фингельтона, не знал, что детектив, сержант Джилл, тоже полицейский: его фотографии не было в газетах.
      Теперь Джилл преобразился в официанта.
      Роджер Вест вошел в комнату, отведенную для полиции и нажал на звонок.
      Джилл, выглядевший громоздким и неуклюжим в белом жакете и черных брюках, был симпатичным парнем с цветущим лицом, светлыми волосами и приятным чувством юмора.
      — Совершенно верно, любезный официант. Сядь-ка на минутку и скажи, ты ничего не выяснил?
      — Есть одна любопытная деталь. Один из официантов, молодой парень по имени Луиджи, — у него вчера утром был выходной, — приступил к дежурству с полудня и работал допоздна. Он должен был сегодня снова выйти во вторую смену, но не явился. В отеле он работал около недели.
      — Что ты предпринял?
      — Поскольку вас не было, я позвонил в Ярд.
      — Хорошо. Что из себя представляет этот Луиджи?
      — Лет 18-ти, высокий, худощавый, лицо продолговатое, волосы темные. Про себя не слишком рассказывал. Я с ним перекинулся парой слов за все это время. Приятель Дерека Алена, Крайзон, шнырял по кухне, задавая массу глупых вопросов.
      — Ему рот не заткнешь, — вздохнул Роджер. — Возможно, от этого у него становится спокойнее на душе. Ладно, иди, обслуживай постояльцев.
      Джилл ушел, а Роджер Вест тотчас же связался с Ярдом. Его сразу соединили с Чартвордом, который быстро спросил:
      — Есть новости?
      — Есть, но новостями это не назовешь. Нас интересует исчезнувший официант.
      — Луиджи? Я уже слышал об этом.
      — Я бы хотел с ним побеседовать, а также с отцом миссис Грант.
      — Почему?
      — Грант рассказал мне, что Карози пытался навести тень на плетень, упомянув в телефонном разговоре о прошлом Морлея. Накануне венчания Кристина Грант получила любительский снимок своего отца. Характерный для Карози трюк. У нас нет доказательства того, что Карози использует Морлея, но это не исключено.
      — Если это так, тогда Морлей, скорее всего, исчез с остальными, — буркнул Чартворт.
      — Это можно будет выяснить, сэр.
      — Хорошо, я распоряжусь, — обещал Чартворт. — Что еще?
      — Вроде бы ничего, благодарю вас, сэр.
      — Хорошо, тогда у меня есть кое-что для тебя. Сэр Мортимер Грант использует все свое влияние, чтобы осложнить обстановку. Так что не удивляйся, если на тебя завтра начнут сильно нажимать.
      Он повесил трубку.
      Роджер закурил сигарету, с тоской взглянул на кипу донесений, которые следовало перечитать, и внезапно почувствовал глухую злобу и раздражение. Не очень-то приятно было сидеть, сложа руки, и ждать, когда Карози начнет действовать, а дело почти уже дошло до этого.
      Имелась еще одна сторона, которая ему нравилась еще меньше. Мысль о том, что Кристина Грант находится в руках Карози, доставляла мало приятного. Ему ничего не стоило сделать ее наркоманкой или превратить ее медовый месяц в настоящую пытку, нравственную и телесную. Его сексуальные и садистские наклонности были хорошо известны в Ярде.
      Тот факт, что номинально дело было поручено Фрэттону, ни в коей мере не снимало ответственности с него самого, Роджера Веста. Если им не удастся в ближайшее время отыскать Кристину, он до конца своих дней не простит себе собственной недальновидности.
      Конечно, она понадобилась Карози в качестве приманки для Гранта, а за Грантом установлено плотное наблюдение. Если он сдвинется с места…
      Около 7 вечера послышался стук в дверь, на пороге появился ярдовский работник Лейн, докладывающий на ходу:
      — Я подумал, что вы сразу должны узнать об этом, сэр. Пять минут назад Гранту позвонили по телефону, и он выводит машину из гаража.

      У человека, беседовавшего с Грантом по телефону, был нерешительный голос. Казалось, он не привык говорить по-английски. Он сказал немного, но каждое слово молотком отдавалось в голове у Гранта.
      Миссис Грант в безопасности. Ей не причинят вреда, если Грант точно выполнит то, что ему будет сказано… Первое обязательное требование: он не должен говорить полиции об этом звонке. Он должен ехать в Солсбери. Если заметит преследование, должен ехать до отеля «Касл», выпить чего-нибудь и возвратиться в отель «Аплэндс». Если же слежки не будет или он сумеет от нее избавиться, то ему необходимо доехать до вокзала в Солсбери и войти в буфет со стороны прибытия лондонских поездов. Там он встретится с человеком, которого узнает и от него получит дальнейшие указания.
      Грант стоял возле постели, когда раздался телефонный звонок. Он не двинулся с места. Потом он резко повернулся, вышел из комнаты, решив все сделать, как ему было сказано. Он прошел мимо нескольких постояльцев, не замечая их, и очутился во дворе. Было прохладно. Он, не оглядываясь, прямо отправился в гараж и вывел свою машину. Дежурный полицейский около ворот посмотрел на него, но не сделал попытки задержать или заговорить.
      Грант сразу же поехал влево к центральному шоссе Солсбери, выжимая из мотора максимальную скорость.
      Сначала он оглядывался и видел фары какой-то машины, которая шла следом за ним. Значит, полиция была настороже. Дорога была прямой, но узкой. Стрелка спидометра колебалась, пока не достигла отметки 80. Полумрак затруднял ему езду, но Грант не включал огней. Машина преследователей, в которой, как ему казалось находился Вест, постепенно начала отставать. Он добрался до шоссе и через три мили свернул в сторону. Теперь он должен был включить фары.
      Этот район он знал как свои пять пальцев и ни разу не ошибся в поворотах. Через 40 минут после выезда из отеля он достиг Солсбери, в полной уверенности, что полиция никогда не догадается, что он въедет в город с севера.
      Он оставил свою машину на месте автостоянки возле вокзала, выключил огни и вышел на платформу. Здесь он остановился возле справочного бюро, откуда была великолепно видна его машина. Неподалеку от нее стоял полицейский, но он даже не посмотрел в ее сторону.
      Через пять минут Грант вошел в зал ожидания.
      Он был плохо освещен, поскольку в ближайшее время не ожидалось прибытия поезда, на платформе никого не было. Он взял перронный билет и пошел в сторону прибытия.
      В буфете был куда более яркий свет, чем на платформе, но он не увидел ни одного знакомого лица. Тогда он заказал себе пива и остановился возле стойки, внимательно разглядывая входящих.
      Вот отворилась дверь, и в помещение вошел немолодой человек неприметной наружности. Грант на него практически не обратил внимания.
      Человек подошел к столику возле окна и уселся. Когда он поднял голову, Грант ясно увидел его лицо. Спокойные серые глаза смотрели на него, но по ним нельзя было сказать, что человек узнал его, Гранта, но последний не сомневался, что именно с этим человеком он должен встретиться.
      Это был Артур Морлей — отец Кристины.
      Грант подошел к столу и уселся. Морлей приветствовал его слабой улыбкой и продолжал прихлебывать свой чай.
      У Гранта на скулах заходили желваки, он крепко сжал кулаки. Морлей вынул из кармана пачку дешевых сигарет, похлопал себя по карману и сказал растерянно:
      — Прошу прощения, сэр. Нет ли у вас спичек?
      — Спичек?
      Грант поколебался, потом вынул зажигалку и поднес ее Морлею. Тот закурил с невозмутимым видом.
      — Благодарю вас. Холодный вечер, не правда ли?
      — Сами вы холодный! — возмутился Грант. — Чего вы хотите?
      — Пожалуйста, — запротестовал Морлей. — Пожалуйста! Мы должны быть осторожны. У меня к вам послание, конечно, но мы должны быть осторожны.
      Он откинулся на стуле и улыбнулся официантке, в то время, как Грант играл со своим стаканом. Морлей заговорил нудным голосом:
      — Я не хочу являться причиной задержки, но не могу поступать опрометчиво. Мне точно объяснили, что я должен делать, и я обязан повиноваться, мистер Грант. Вы тоже. От этого, возможно, зависит жизнь моей дочери.
      Грант ничего не сказал.
      — И я жду сообщения от друга, — продолжал Морлей. — Он или она скажут, следовала ли за вами полиция. Если да, то вам придется вернуться в отель и ждать нового вызова.
      Грант заговорил с большим трудом:
      — Вы знаете, где она?
      — Нет, мистер Грант. Они мне не доверяют. Они, несомненно, опасаются, что если бы я об этом узнал, то сразу же сообщил полиции. И, конечно, я так бы и сделал. Я боюсь этих людей. Даже одна мысль об их преступлениях приводит меня в дрожь, а это касается моей собственной дочери.
      — Возможно, вам и приходится быть тут, но быть таким беспринципным лицемером вас никто не заставляет! — возразил Грант.
      — Лицемером? — как эхо повторил Морлей. — Не судите обо мне слишком поспешно, мистер Грант. Я провел в тюрьме столько страшных лет, терзаясь угрызениями совести из-за содеянного мной зла. На сегодняшний день меня можно было бы назвать ненормальным. Наверное, психолог именно так бы и сказал. Но я не хотел обращаться к их помощи. В мрачной темноте моего тюремного существования мелькал луч света: моя дочь, теперь ваша жена. Моя единственная мечта в то время была, чтобы она счастливо вышла замуж. И когда я вышел из тюрьмы и узнал, что все идет к этому, я поблагодарил бога за услышанные им мои молитвы.
      Выражение лица Гранта не смягчилось.
      — Наверное, вам трудно поверить, что я говорю правду. Я решил во что бы то ни было поглядеть на нее во время венчания. Стоял возле церкви, но ничем не привлек ее внимания, не омрачил ее радости… И когда я увидел ее сияющее лицо, я понял, что могу уйти спокойно.
      С невероятным шумом подошел поезд. Морлей молчал, пока не установилась относительная тишина.
      — А потом я получил весточку от Карози, — чуть слышно сказал он.
      У Гранта перехватило дыхание.
      — Я слышал о нем и раньше, — все так же негромко говорил Морлей. — Вы были бы удивлены, услышав, о чем говорят в тюрьме. Со мной в одной камере находилось несколько бывших подручных этого негодяя.
      Морлей снова закурил. В буфет вошло еще несколько человек, слышался звон посуды.
      — Думаю, вы представляете, в каком я был смятении, получив известие от подобного типа, — продолжал Морлей. И Гранту показалось, что на секунду на его лице мелькнуло выражение неподдельного ужаса. — Сам я не преступник, но, конечно, заклеймен до конца своей жизни… Карози это прекрасно понимает — если я сделаю что-нибудь такое, что расстроит его планы, от этого пострадает Кристина. Поскольку я читаю газеты, знаю, что с нею произошло. Разве я мог не волноваться?
      Его голос был жалким и молящим.
      — Если вопрос идет о деньгах… — начал Грант.
      — Нет, благодарю вас. Я пошел на это из-за страха, не из-за выгоды.
      В буфет вошла немолодая дама с немыслимым зонтиком, одетая в старомодную шляпку и пальто двадцатилетней давности. В руке у нее была корзиночка. Она подошла к стойке, заказала себе чаю и отнесла его к столу.
      Морлей посмотрел на нее с некоторым интересом.
      Грант глухо спросил:
      — Долго ли тут сидеть и ждать?
      — Теперь уже нет. Вот посланец, — заявил Морлей. — Все в порядке. Вы можете получить распоряжение. Вы должны сесть на следующий лондонский поезд, который отходит в 8.15. В Ватерлоо вы пойдете к эскалатору, который вас доставит в метро и там должны подождать у ближайшей стороны билетного киоска. Вам ясно?
      Грант молчал.
      Рыжеволосая женщина как-то удивительно шумно втягивала в себя чай.
      — Вам ясно? — нетерпеливо переспросил Морлей. — Скоро придет поезд, а вам нужно еще взять билет. Ну, и конечно, вы не должны связываться с полицией. Умоляю вас, не делайте глупостей! За вами следят все время, понимаете?