– Тенгиз Зурабович, подойди, пожалуйста, поближе, – попросил Дерюгин.

Хачирашвили толчком послал «Дельфин» вперед и остановил его в нескольких метрах от гигантской колонны. Она мерцала причудливыми лазоревыми переливами и была покрыта глубокими продольными бороздами. Почти трехметровая в диаметре колонна опиралась на что-то вроде толстой круглой подошвы, чуть-чуть выступающей по периметру основания.

Руденок пожужжал кинокамерой, затем повернулся вместе с креслом, встал и выглянул в маленький верхний иллюминатор. Там, вверху, будто кроны деревьев на ветру, густо полоскались в воде пучки длинных светящихся нитей.

– Так и есть, – определил Руденок, – колония актиний или, как их еще называют, морских анемонов.

– Я видел актинии, но чтоб такие… – недоверчиво произнес Хачирашвили.

– Не забудь, что ты находишься в районе Возмущения, – заметил Руденок. – Поверни-ка немного левее.

В луче прожекторов возникли туловища других актиний, похожие на громадные гофрированные трубы.

Дерюгин передал тем временем наверх информацию о колонии гигантских анемонов.

– Вообще-то на такой глубине актинии предпочитают одиночество. Но сделаем скидку на необычность их места обитания, – продолжал Руденок.

– Насколько я понял, кроме размеров, ничего сверхъестественного в них нет, – проговорил, оторвавшись от бортового журнала, Хачирашвили.

– Не мешало бы всплыть над щупальцами, оттуда вся картина выглядела бы полнее.

– А гидры эти не затянут наш аппарат в свои трубы-туловища? – забеспокоился Дерюгин.

– Нет. К неживым предметам актинии равнодушны… Да и слишком крупная добыча мы для них, – успокоил Руденок.

– Рискнем, Тенгиз Зурабович? – не то спросил, не то скомандовал Дерюгин.

– Рискнем, Александр Александрович. Хачирашвили передвинул рукоятки управления.

«Дельфин» по спирали пошел вверх между цилиндрами актиний. Руденок приготовил кинокамеру к съемке. Почти под самыми метелками щупалец легкий толчок встряхнул аппарат.

– Смена плотности воды, – объяснил Хачирашвили, – обычное дело.

«Дельфин» вышел на верхний уровень колонии актиний. Ближайшие из них, обеспокоенные светом прожекторов, втянули щупальца, остальные горели лохматыми кострами, будто цыганский табор в ночи.

Хачирашвили попробовал остановить аппарат на одном месте. Но малой тяги не хватало – «Дельфин» заметно сносило. Тенгиз прибавил обороты на противоход – снос уменьшился, однако аппарат продолжал двигаться параллельно дну.

– Течение захватило! – с досадой в голосе громко сообщил Хачирашвили.

Руденок снимал через иллюминатор и, занятый работой, не обратил внимания на возглас товарища.

Дерюгин бросил торопливо несколько слов в трубку телефона и затем скомандовал Хачирашвили:

– Выбирайся, Тенгиз! Вверх, немедленно!

Тут уж и Руденок почувствовал, что происходит что-то неладное, отложил кинокамеру и с тревогой стал следить за действиями Хачирашвили.

Смуглое лицо Тенгиза стало еще темнее от напряжения. Он решительно двинул рукоятки хода на полный назад. «Дельфин» почти остановился. Хачирашвили сбросил балласт аварийного подъема. Облегченный аппарат должен был рвануться вверх, как поплавок. Но сброс балласта не помог – аппарат сидел в струях течения, словно укутанный в пеленки. Хачирашвили резко послал «Дельфин» вперед, одновременно дав рулями глубины предельный крен на корму – может, за счет скорости удастся выскочить. Однако продвижение вверх было незначительным. Хачирашвили за время своих многократных погружений попадал во всякие течения, но с таким мощным и плотным столкнулся впервые.

– Будем надеяться… что выскочим… прежде, чем нас затянет… в воронку… – медленно проговорил Хачирашвили, так как был занят управлением.

– А что – нас несет именно туда? – встревожено спросил Руденок.

– Магнитный указатель курса словно взбесился, а если верить гирокомпасу, то туда, – уже свободнее ответил Хачирашвили, бросив на время бесполезные усилия быстро вывести аппарат из потока. Он сделал все, что мог в такой ситуации, и успокоился, если только в нынешнем их состоянии существовало понятие спокойствия.

– Связи нет, – совсем тихо обронил Дерюгин и защелкнул в зажимы трубку телефона.

– Какая уж тут связь, рванули будто торпеда, 50 узлов[16] на лаге, – Тенгиз кивнул головой в сторону измерителя скорости. – Наш ультразвуковой телефон берет расстояние до 15 миль, а мы уже перекрыли это расстояние вдвое-втрое… Сигнальный буй, думаю, нет смысла выпускать, потому что он должен указывать местонахождение аппарата… А где мы будем даже через 10 минут?..

– Ребята, я ведь сыну обещал на угрей его свозить, а? – потерянно произнес Руденок.

– Григорий Иванович, не отчаивайся! – Хачирашвили ободряюще хлопнул товарища по плечу. – Половишь еще этих скользких дьяволов.

– Да я так, – будто извиняясь за минутную слабость, сказал Руденок.

Вода за иллюминаторами резко помутнела, лучи прожекторов уперлись, как в туман.

– Пристегнуться к креслам! Закрыть шлемы! – выкрикнул Хачирашвили.

И вовремя. «Дельфин» крутануло несколько раз вокруг вертикальной оси и понесло боком. На телеэкранах и в иллюминаторах заплясали сполохи света, видимые даже сквозь муть. Хачирашвили движители не выключал – чутьем угадывая крены, он на пределе возможного удерживал аппарат от кувыркания.

Вдруг «Дельфин» быстро и вместе с тем мягко замедлил ход, будто соскочил с асфальта на размокший глинистый проселок, свет за иллюминаторами стал ярче, потом вспышкой ударил в стекла. Аппарат прыгнул вперед и через мгновение ухнул во что-то мягкое, наглухо залепившее и телекамеры, и иллюминаторы. «Дельфин» при этом ощутимо тряхнуло, и, если бы не ремни, державшие экипаж в креслах, без серьезных ушибов не обошлось бы. Исследователи повисли на ремнях наискось вниз головой. Положение не из приятных.

Первым освободился Хачирашвили. Включил освещение. Осторожно ступая по верхней части боковой стенки, ставшей полом, помог отстегнуть ремни Дерюгину и Руденку.

Открыли шлемы.

Руденок сразу начал искать кинокамеру. К счастью, ей тоже повезло – зацепилась кольцом ручки за какой-то рычажок, только слегка погнулись кассетные барабаны.

– Где мы: под водой или на суше? – попытался выяснить Дерюгин.

Хачирашвили осмотрел приборы.

– Если приборы не врут, то на берегу. На глубиномере – ноль. Внешнее давление одна и две десятых атмосферы.

– Ну?! – радостно воскликнул Руденок.

– А ты опасался, что сына на рыбалку не свозишь, – упрекнул Руденка Дерюгин. – Однако уж больно быстро нас выбросило… Сколько мы мчались?

Хачирашвили глянул на бортовой таймер.

– С момента погружения прошло всего один час тридцать четыре минуты.

– Что за чертовщина? За такое короткое время далеко не уплывешь. До Бермуд миль триста будет… – продолжал сомневаться Дерюгин. – Но все равно надо выбираться из этой табакерки… Тенгиз Зурабович, где у нас сегодня парадный выход?

– Попробуем через нижний десантный люк, если не завалило. Смущают меня только эти две десятых атмосферы сверх нормы…

– Никуда не денемся, Тенгиз Зурабович, надо рисковать, – проговорил Дерюгин.

– Уже один раз рискнули, – вздохнул Хачирашвили и, не ожидая дополнительной команды, отдраил промежуточный люк между отсеками и пополз по тесному проходу. Добрался до люка шлюзовой камеры и начал откручивать кремальеру[17].

– Шлемы-то закройте! – поостерег Дерюгин. Хачирашвили открутил до отказа кремальеру, уперся рукой в крышку – она пошла легко. Тенгиз влез в камеру, и через несколько секунд звякнул внешний люк. В мембранные устройства шлемов до Дерюгина и Руденка донеслось его удивленное:

– Ух ты!

Хачирашвили подтянулся на руках и вылез на днище аппарата. Спутники его неуклюже протиснулись вслед и – онемели от изумления.

Аппарат зарылся в вершину внушительной кучи водорослей, отсюда хорошо была видна закругляющаяся долина с разбросанными по ней невысокими скалами. Метрах в двадцати от «Дельфина» с низким гулом неслась сине-зеленая стена, охватывая дугой долину и поднимаясь в зенит к яркому круглому пятну. Центр долины был подернут розовой кисеей, испарявшейся вертикальными рваными прядями.

– Ребята, да что же это такое?! Куда нас вновь угораздило? – заволновался Руденок.

Тем не менее волнение не помешало ему тут же зажужжать кинокамерой, которую он не забыл прихватить с собой.

Дерюгин позавидовал прыткому оператору. Надо же! Прямо какой-то исследовательский рефлекс.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – посетовал Дерюгин. – Дернула нас нелегкая над актиниями всплывать…

– Воздух надо бы проверить, – посоветовал Руденок, не отрываясь от кинокамеры.

– А как? – пожал плечами Хачирашвили.

– Как, как?.. – раздумывая, проговорил Дерюгин. – Ага!.. У нас в аварийном запасе спички или зажигалка найдутся?

– Есть. Зажигалка.

– Спустись, пожалуйста, за ней, Тенгиз Зурабович, у тебя лучше это получается.

Хачирашвили ловко скользнул в люк и спустя минуту вылез из него, держа в руке никелированную зажигалку.

Дерюгин взял ее, чиркнул колесиком – фитиль загорелся ровным голубым язычком, без копоти и трепетания. Значит, кислороду в воздухе достаточно. Дерюгин открыл шлем, глубоко вдохнул, потом разрешающе кивнул товарищам. Хачирашвили и Руденок последовали его примеру.

Ноздри защекотал теплый с йодистым запахом воздух. Гул стены, слабо слышимый в шлемах, теперь усилился и напоминал звук отдаленной снежной лавины, без конца катящейся с гор.

Дерюгин съехал с косо поднимавшегося днища аппарата, как с горки, и, утопая в водорослях, направился к стене. Первым делом надо было выяснить, что это за диво, – ведь их аппарат явно протаранил стену.

– Осторожней! – крикнул Руденок.

Дерюгин, обойдя ошметки пены у основания стены, приблизился к ней вплотную и смело протянул руку. Стена на ощупь была скользкой, мокрой и казалась твердой. Он сразу догадывался, что это поток воды огромной скорости, несущийся по кругу, теперь же его предположение перешло в уверенность. Только вот непонятно, что за силища так закрутила воду?

Дерюгин потоптался у стены, оглядел ее основание, постоял, задрав голову кверху, и наконец возвратился к «Дельфину». Не влезая на днище, оперся о выступы балластных цистерн, помолчал.

Хачирашвили и Руденок вопросительно смотрели на него.

– Да-а, мужики, положение наше серьезней, чем я предполагал вначале. Знаете, куда мы попали? – Дерюгин показал на стену, на долину. – Молчите? Так вот, мы влетели, как канарейки в клетку. Только с той разницей, что в этой клетке дверца лишь в одну сторону открывается – внутрь.

– Да говори ты понятней! – не утерпел Руденок.

– Понятней? Пожалуйста. Вот это, – Дерюгин повел рукой вокруг, – нижняя часть того, что мы называем воронкой. Здесь, у дна, образовалась полость, воздушный колокол, «черное пятно» – как угодно называйте… И сцеплены эти два водяные конуса, верхний – воронка и нижний – полость, столбом крутящейся воды. Наверное, в нем иногда образуется своего рода воздухопровод, который регулирует наполнение нижней части воздухом почти на уровне обычного атмосферного давления.

– На чем же эти конуса висят? Пять лет все-таки? – недоуменно произнес Хачирашвили.

– Боюсь, Тенгиз Зурабович, что для постижения данной истины у нас будет достаточно времени, и даже с избытком… Я лично не хотел бы, чтобы его было столько много…

Хачирашвили и Руденок поняли всю важность услышанного, несмотря на тон, каким это было сказано. Выходило, что шансы выбраться отсюда практически равнялись нулю. Невеселая перспектива.

– Но и ноль тоже цифра! – будто подслушал мысли товарищей Дерюгин. – Давайте-ка мы перекусим да походим вокруг, пока не стемнело… Если вообще здесь темнеет.

– Скафандры снимем? – спросил Руденок.

– Жарковато тут, – поддержал его Хачирашвили.

– Снимаем, – разрешил Дерюгин.

Они сняли скафандры и остались в легких голубых комбинезонах. На ногах – высокие пластиковые ботинки. Тапочки под воду не полагались.

Хачирашвили полез в аппарат за пайком. Ему передали и скафандры, чтобы пристроил где-нибудь на свободное место.

Немного погодя, Хачирашвили высунулся из люка и поочередно положил на днище батон колбасы, завернутый в фольгу, три пол-литровые жестяные банки с виноградным соком, пачку хлебцов.

Обед занял минут двадцать. Прежде чем отправиться в поход, как выразился Дерюгин, предстояло привести «Дельфин» в нормальное положение. Дерюгин обошел аппарат, утопая выше щиколоток в бурой массе, поднажал в одном месте плечом – аппарат не шелохнулся. Дерюгин продолжил осмотр. Все штанги выносных датчиков и приборов были ровнехонько обрезаны у самого корпуса. Показав на продолговатую выпуклость в передней бортовой части аппарата, Дерюгин спросил:

– Случайно не манипулятор здесь спрятан?

– Он, – ответил Хачирашвили.

– Тенгиз Зурабович, залезь, пожалуйста, в нашу табакерку и выпусти манипулятор.

Хачирашвили нырнул в люк.

Через короткое время раздалось шуршание, на выступе раскрылись две створки, из-под которых полезла суставчатая металлическая рука манипулятора с тремя шаровыми сочленениями и гибким пальцевым захватом. Качнув несколько раз передним суставом, рука замерла неподвижно.

Хачирашвили выбрался наверх.

Дерюгин внимательно осмотрелся вокруг.

– Да, уцепиться не за что, – произнес сожалеюще. Хачирашвили понял его намерение.

– А если удлинить манипулятор?

– Как удлинить?

– Захват обвязать тросиком и потом закрепить его на каком-нибудь камне.

– Молодец Тенгиз Зурабович. Действуй. Хачирашвили вновь спустился в отсек и достал полипропиленовый тросик, по прочности не уступающий стальному, но более гибкий и удобный.

Пока привязывали тросик к захвату, Руденок нашел невдалеке подходящий скальный выступ. Дерюгин протянул тросик, обкрутил им выступ и закрепил. Потом все трое дружно взялись отбрасывать водоросли из-под борта «Дельфина». Работали в водолазных перчатках, чтобы не поранить ненароком руки. Копались с полчаса. Наконец аппарат завис одним бортом над неглубокой траншеей.

Хачирашвили забрался в аппарат и по командам Дерюгина, которые тот подавал условным стуком, так как люк закрыли, включал манипулятор. Стальная рука с остановками начала складываться в сочленениях, тросик натянулся, аппарат качнулся и стал выпрямляться. С хлюпаньем вылезла из мокрых водорослей цилиндрическая башенка рубки, «Дельфин» наклонялся круче и круче, пока наконец не шлепнулся гулко на днище.

Манипулятор, словно уродливая гусеница в куколку, спрятался в камеру, створки закрылись.

– Ура! – крикнули Дерюгин и Руденок и подскочили к люку рубки.

Послышался скрип отпускаемых винтов, звякнули зажимы, медленно открылась крышка, и в проеме показалось довольное лицо Хачирашвили.

– Ну что ж, мужики, перекурим – и на покой… Хотя курящих, по-моему, среди нас нет, – отметил Дерюгин.

– Посидим на завалинке, – поддержал шутливый тон Руденок. – На осмотр идти, пожалуй, поздновато.

Они присели полукругом у основания рубки. Яркое пятно в зените потускнело и, по всей видимости, должно было вот-вот потухнуть. Гигантский купол все гуще наполнялся багровыми сумерками. Переливчатые светящиеся струйки в водяной стене залучились еще ярче.

– Зре-елище, я вам скажу, – протянул Руденок.

– Думаю, здесь ухо надо держать востро, – проговорил Дерюгин. – В такую карусель и Гольфстрим вполне мог втянуться…

– Александр Александрович, а что именно грозит Европе, если Гольфстрим от нее отвернется? – спросил Хачирашвили. – Честно говоря, я представляю это лишь в общих чертах.

– Да, сначала Европе, а потом, может быть, и всему миру… Зимы на Пиренейском полуострове, в Исландии и Великобритании, в Центральной Европе ничем не будут отличаться от сибирских. Начнут расти ледники в Альпах и Скандинавских горах. Расширится ледяной покров Гренландии, Северного океана, что неизбежно приведет к закрытию Северного морского пути. Вечная мерзлота опустится ниже к югу. Все это – предпосылки для так называемого малого ледникового периода… Разумеется, непредсказуемо изменится циркуляция атмосферы, что повлияет в той или иной степени на климат всех континентов…

– А у нас как же? – поинтересовался Руденок. – В Белоруссии, например…

– Частично я уже сказал… Если сейчас майский снег и летний заморозок – большая редкость, то тогда они станут обычным явлением. И вообще продолжительность теплого времени сократится.

– Но это ведь только предположения, – не согласился Руденок.

– Не предположения, а научный прогноз, хотя, конечно, слово «предположения» звучит утешительней, – уточнил Дерюгин. – Скептицизм в данном случае с твоей стороны, Гриша, не более чем способ самоуспокоения… Если не удастся остановить умопомрачительный насос, внутри которого мы сейчас сидим, то уже нашему поколению доведется испытать на себе, насколько верны предвидения климатологов…

– Не довелось бы нам свой век здесь прокоротать, так и не узнав, правы ли климатологи, – проговорил Хачирашвили.

– В общем-то паниковать рано, – бодро ответил Дерюгин. – Как говорится, поживем – увидим… Да и на сон грядущий такие настроения ни к чему… Кстати, во время сна будем дежурить по очереди на всякий случай. И чур я – первый.

Хачирашвили и Руденок не протестовали, первый так первый – командиру виднее. Вполголоса поругивая стечение обстоятельств, забросившее их в эту дыру, они спустились внутрь «Дельфина» и какое-то время возились там, укладываясь спать в неудобных для такого дела креслах.

Дерюгин остался сидеть наверху. Невольно любуясь игрой светящихся струй в стене, он грустно думал, что Хачирашвили с его пессимизмом насчет выхода из этой ловушки ближе к истине, чем он, Дерюгин, со своим оптимизмом и верой в цифру ноль. «Хотя, какая там вера, так, сболтнул, чтоб ребят успокоить. Бодрячком прикинулся. Они небось надеются на меня, но выбраться отсюда… Ох, как трудно это будет сделать, если вообще возможно. Сюда нас как-то затащило течением сквозь слой воды малой плотности. Но „Дельфин“ не танк, чтобы таранить эту проклятущую стену…»

Так в раздумьях под гул бегущей воды медленно текло время. Дерюгин контролировал его по механическим наручным часам, давно вышедшим из моды, но более надежным в пределах Возмущения, так как электроника здесь частенько подводила.

Хачирашвили и Руденку в это время снились сны. Хотя, может, и не совсем приятные, под стать сегодняшним событиям.

Тенгиз с Танюшкой все копал и никак не мог выкопать из глубокого сугроба оранжевые грибные чашечки. Только они добирались до них, хрупких и красивых, как края сугроба обрушивались и вновь засыпали нежные грибки… И снова они начинали разгребать руками текучий, словно сухой песок, снег.

Руденок бил лунку на замерзшем озере. Рядом стоял сын и торопил – ему не терпелось поймать рыбу. Руденок бил и бил… Вот уже пешня ушла на метр, на два, на три… А лед все не кончается. Он вдруг с ужасом начал понимать, что озеро промерзло до дна. А из отколотых глыб на него таращились мордастые лупатые бычки-ротаны, для которых лед – дом родной…