Эта мысль так понравилась Резиновому Шару, что он прямо засиял. И тут же спохватился:
      - Побольше солидности! - предупредил он себя. - Не нужно забывать, что я - небесное тело, за мной наблюдают самые мощные телескопы!
      Но сохранить солидность Резиновому Шару так и не удалось: он вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. В межпланетных путешествиях это естественное явление, но Резиновый Шар не был к нему приготовлен, а потому сразу сник, сморщился и затосковал по земле.
      "Где-то мой шпагат! - думал он. - Я был так к нему привязан!"
      С этой мыслью Резиновый Шар испустил дух.
      ГРОМ И МОЛНИЯ
      Грому - что, Гром не боится Молнии. Правда, с глазу на глаз переговорить с ней у него все как-то не получается. Больно уж горяча эта Молния: как вспыхнет!
      В это время Гром и носа на свет белый не показывает. Ни видать его, ни слыхать. Но зато как заметит, что Молнии нет на горизонте, - тут уж его не удержишь.
      - До каких пор, - гремит, - терпеть все это?! Да я за такое дело!..
      Так разойдется, так разбушуется - только послушайте его! Уж он не смолчит, уж он выложит все, так и знайте!
      ...Жаль, что Молния слышать его не может.
      ПУГАЛО
      Обрадованное своим назначением на огород, Пугало созывает гостей на новоселье. Оно усердно машет пролетающим птицам, приглашая их опуститься и попировать в свое удовольствие. Но птицы шарахаются в сторону и спешат улететь подальше.
      А Пугало все стоит и машет, и зовет... Ему очень обидно, что никто не хочет разделить его радость.
      ЛЕСНЫЕ ПРИПЕВКИ
      Барабанная Палочка не захотела делить славу со своими коллегами и сбежала в лес, чтобы организовать там оркестр под собственным управлением.
      Но в лесу не оказалось настоящих музыкантов. Удручающую бездарность и безвкусицу проявляли соловьи и другие пичуги - все, за исключением Дятла, очень душевно и талантливо исполнявшего лесные припевки на своем народном инструменте.
      ВЕЧНОСТЬ
      Когда Гранитной Глыбе исполнилось два миллиона лет, рядом с ней возможно, для того, чтобы ее поздравить, - появился только что родившийся Одуванчик.
      - Скажите, - спросил Одуванчик, - вы никогда не думали о вечности? Гранитная Глыба даже не пошевелилась.
      - Нет, - сказала она спокойно. - Жизнь так коротка, что не стоит тратить время на размышления.
      - Не так уж коротка, - возразил Одуванчик. - Можно все успеть при желании.
      - Зачем? - удивилась Глыба. - От этих размышлений одни расстройства. Еще заболеешь на нервной почве.
      - Не сваливайте на почву! - рассердился Одуванчик. - Почва у нас хорошая - чистый чернозем...
      Он до того вышел из себя, что пух его полетел по ветру.
      Тоненький стебелек упрямо качался на ветру, но уже не мог привести ни одного убедительного аргумента.
      - Вот тебе и вечность. Утешение для дураков. Нет уж, лучше совсем не думать, - сказала Глыба и задумалась.
      На каменном лбу, который не могли избороздить тысячелетия, пролегла первая трещина...
      ЯБЛОКО
      Яблоко пряталось среди листьев, пока его друзей срывали с дерева.
      Ему не хотелось попадать в руки человека: попадешь, а из тебя еще, чего доброго, компот сделают! Приятного мало.
      Но и оставаться одному на дереве - тоже удовольствие небольшое. В коллективе ведь и погибать веселее.
      Так, может быть, выглянуть? Или нет? Выглянуть? Или не стоит?
      Яблоко точил червь сомнения. И точил до тех пор, пока от Яблока ничего не осталось.
      БЕРЕГ
      - Ты не боишься утонуть? - спросила у Волны Щепка.
      - Утонуть? - встревожилась Волна. - Ты сказала - утонуть?
      И Волне впервые захотелось на берег.
      Она прибежала как раз вовремя, чтобы захватить на берегу местечко получше, и осела на мягком песке, собираясь начать новую жизнь - без тревог и волнений.
      И тут она почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
      - Тону! - всхлипнула Волна и ушла под землю.
      ЗЛАКИ
      - Жизни нет от этого бурьяна! - возмущается Колос. - Чтоб его град побил, чтоб его молния испепелила!
      - Что ты говоришь! - вразумляют Колос его товарищи. - Если случится пожар, то мы все сгорим, никого не останется.
      - Ну и пусть сгорим! - не унимается Колос. - Зато на нашем месте вырастут другие колосья.
      - А если вырастет бурьян?
      ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД
      Овца стоит перед парикмахерской и с завистью поглядывает на стригущуюся публику.
      У себя на ферме Овца ненавидела стрижку. Но ведь там было совсем другое. Ее кормили, поили, стригли на дому и ничего за это не спрашивали. А здесь...
      Если б у Овцы были деньги, она обязательно зашла бы постричься!
      ВЕЧЕРНИЙ ЧАЙ
      Когда Чайник, окончив свою кипучую деятельность на кухне, появляется в комнате, на столе все приходит в движение. Весело звенят, приветствуя его, чашки и ложки, почтительно снимает крышку Сахарница. И только старая плюшевая Скатерть презрительно морщится и спешит убраться со стола, спасая свою незапятнанную репутацию.
      РАКОВИНА
      Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже ведра, кастрюли и миски, которым, как известно, не привыкать, сказали в один голос: "Нет, с нас довольно!"
      Но у Крана была Раковина - верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и прямо- таки захлебывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием ее исправности.
      ОРЕХИ
      Встретились два ореха - стук-постук! - настучались, натрещались вволю, и каждый покатился в свою сторону. Катятся и думают:
      ПЕРВЫЙ ОРЕХ. Ужас, до чего развелось пустых орехов! Сколько живу, ни одного полного не встречал.
      ВТОРОЙ ОРЕХ. И как они, эти пустые орехи, маскируются? На вид посмотришь - нормальный орех, но уже с первого звука ясно, что он собой представляет!
      ПЕРВЫЙ ОРЕХ. Хоть бы с кем-нибудь потрещать по- настоящему!
      ВТОРОЙ ОРЕХ. Хоть бы от кого-нибудь услышать приличный звук!
      Катятся орехи, и каждый думает о пустоте другого.
      А о чем еще могут думать пустые орехи?
      СВЕТИЛО
      В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.
      - Ей бы только добраться до своего потолка, - говорили настольные лампы. - Тогда в мире сразу станет светлее.
      И долго еще, уже заняв места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь - ого! - стала большим светилом.
      А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собственным блеском, прожигала за вечер столько, сколько настольным лампам хватило бы на всю жизнь.
      Но от этого в мире не стало светлее.
      КОЛУН
      Колун оценивает работу Рубанка:
      - Все хорошо, - одобряет он, - остается устранить некоторые шероховатости. Я бы, например, сделал вот что...
      Колун берет разгон и привычным взмахом делит полено на две части.
      - Вот теперь гораздо лучше, - удовлетворенно замечает он. - Но это еще не все.
      Колун работает с увлечением, и вскоре от полена остаются одни щепы.
      - Так и продолжайте, - говорит он Рубанку. - Я уверен, что с этим поленом у вас получится.
      - С каким поленом? - недоумевает Рубанок. - Ведь от него ничего не осталось!
      - Гм... Не осталось? Ну что ж! Тогда возьмите другое полено. Важно, чтобы вы усвоили принцип. А если будут какие- то шероховатости, - не стесняйтесь, прямо обращайтесь ко мне. Я помогу. Ну, действуйте!
      МУХИ
      - Пол - это потолок, - размышляет Муха, ползая по потолку.
      - Пол - это стена, - соображает она, переползая на стенку.
      А когда Муха доползает до пола, взгляды ее снова меняются:
      - Пожалуй, все-таки пол - это пол, а стены - это стены...
      Подобного мнения не могут разделить мухи, которые все еще ползают вверх ногами:
      - Вы слышите? Пол - это пол! Ах, бедняга, как она опустилась!
      ШКАТУЛКА
      - Эх ты, Шкатулка, - говорит Шкатулке Настольная Лампа, - посмотри-ка, что написано на бумажках, которые ты сохраняешь.
      Но Шкатулка, сколько ни пытается заглянуть в себя, так ничего прочесть и не может.
      - Что же там написано? - спрашивает она.
      - Да вот - самые противоречивые вещи. На одной бумажке "Я тебя люблю", на другой, наоборот, - "Я не люблю тебя". Где же твоя принципиальность после этого?
      Шкатулка задумывается. Действительно, она никогда не вникала в содержание бумажек, которые ей приходится сохранять. А там, оказывается, бог весть что такое написано. Надо будет разобраться в этом деле!
      Потом в комнату входит хозяйка. Она садится к столу, раскрывает шкатулку, и вдруг - кап, кап, кап - из глаз ее капают слезы.
      Увидев, что хозяйка плачет, бедная Шкатулка совсем расстраивается.
      "Конечно, - решает она, - это все из-за моей непринципиальности".
      ПРОБЛЕМА ЛОМАНОГО ГРОША
      Неизвестно, кто первый высказал мысль, что в расположении комнаты находится Ломаный Грош. Как бы то ни было, решено было его найти.
      Старший Советник Всевозможных Дел Молоток в ударном порядке стал снаряжать экспедицию. Специально для этой цели из стены был отозван Гвоздь, который раньше поддерживал там Вешалку. Вешалка рухнула, но не похоронила под собой блестящей идеи отыскания Ломаного Гроша.
      Стали подбирать других членов экспедиции. Кто-то высказался за кандидатуру Веника, "который превосходно знает местность и у которого специальное образование". Но эту кандидатуру сейчас же отвергли по вполне понятной причине: у Веника родственница в передней - Половая Тряпка. А у Половой Тряпки, как известно, подмоченная репутация.
      После долгих раздумий и советов в экспедицию наконец попали три члена: кристально чистый Стакан, полированный Шкаф и Плевательница. Последняя хоть и не была особенно чиста, но за нее ручался чистый Стакан.
      Экспедиция работала долго, но безуспешно. Кристально чистый Стакан в самом начале розысков разбился где-то под кроватью, Шкаф принимал участие в экспедиции только косвенно, давая разные советы, потому что не мог без посторонней помощи сдвинуться с места, а Плевательница хоть и могла сдвинуться, да не хотела, так как отнеслась к делу несерьезно и наплевательски.
      Начали искать новых кристально чистых членов экспедиции, в результате чего все стаканы, чашки, тарелки и блюдца закончили свое существование на славном поприще отыскания Ломаного Гроша.
      Веник, которому прибавилось работы - убирать останки мучеников науки, решил покончить с этой историей, и сам, не включаясь ни в какие экспедиции, нашел то, что все так долго искали. Ломаный Грош найден!
      Но теперь возникла новая забота - что с ним делать, зачем он нужен?
      Об этом раньше, в суматохе поисков, как-то не успели подумать.
      КОСТЕР В ЛЕСУ
      Костер угасал.
      В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что не пройдет и часа, как от него останется горка пепла - и ничего больше. Маленькая горка пепла среди огромного дремучего леса.
      Костер слабо потрескивал, взывая о помощи. Красный язычок лихорадочно облизывал почерневшие угли, и Ручей, пробегавший мимо, счел нужным осведомиться:
      - Вам - воды?
      Костер зашипел от бессильной злости. Ему не хватало только воды в его положении! Очевидно, поняв неуместность своего вопроса, Ручей прожурчал какие-то извинения и заспешил прочь.
      И тогда над угасающим Костром склонились кусты. Не говоря ни слова, они протянули ему свои ветки.
      Костер жадно ухватился за ветки, и - произошло чудо. Огонь, который, казалось, совсем в нем угас, вспыхнул с новой силой.
      Вот что значит для костра протянутая вовремя ветка помощи!
      Костер поднялся, опершись на кусты, встал во весь рост, и оказалось, что он совсем не такой уж маленький. Кусты затрещали под ним и потонули в пламени. Их некому было спасать. А Костер уже рвался вверх. Он стал таким высоким и ярким, что даже деревья потянулись к нему: одни - восхищенные его красотой, другие - просто, чтобы погреть руки.
      Дальние деревья завидовали тем, которые оказались возле Костра, и сами мечтали, как бы к нему приблизиться.
      - Костер! Костер! Наш Костер! - шумели дальние деревья. - Он согревает нас, он озаряет нашу жизнь!
      А ближние деревья трещали еще громче. Но не от восхищения, а оттого, что Костер пожирал их своим пламенем, подминал под себя, чтобы подняться еще выше. Кто из них мог противиться дикой мощи гигантского Костра в лесу?
      Но нашлась все-таки сила, которая погасила Костер. Ударила гроза, и деревья роняли тяжелые слезы - слезы по Костру, к которому привыкли и который угас, не успев их сожрать.
      И только позже, гораздо позже, когда высохли слезы, деревья разглядели огромное черное пепелище на том месте, где бушевал Костер.
      Нет, не Костер - Пожар. Лесной пожар. Страшное стихийное бедствие.
      ДОРОГА
      Прибежала Тропинка к Дороге и остановилась в восхищении.
      - Теть, а, теть, откуда ты такая большая?
      - Обыкновенно, - нехотя объяснила Дорога. - Была малой, вроде тебя, а потом выросла.
      - Вот бы мне вырасти! - вздохнула Тропинка.
      - А чего тут хорошего? Каждый на тебе ездит, каждый топчет - вот и вся радость.
      - Нет, не вся, - сказала Тропинка. - Пока я маленькая, меня далеко не пускают, а тогда бы я... ух, как далеко ушла!
      - Далеко? А зачем далеко? Я вот до города дошла, и все, с меня хватит...
      Поникла Тропинка и обратно в лес побрела. "С меня хватит!" Стоит ли ради этого быть дорогой? Может, лучше остаться Тропинкой, навсегда затеряться в лесу?
      Нет, не лучше, совсем не лучше. Просто Тропинка ошиблась на этот раз, просто она вышла не на ту дорогу.
      * ПРОЗА В СТИХАХ *
      На лбу усевшись.
      Шишка загудела:
      "Мы, члены человеческого тела,
      Должны бороться да свои права!"
      И все сказали: "Шишка - голова!"
      ПРЕСС-ПАПЬЕ
      Ох и достается пресс-папье!
      Целый день какие-то помехи:
      Тут дела на письменном столе,
      А его зовут колоть орехи.
      То его зачислят в молотки,
      То в подставки, то еще во что-то.
      И чернила сохнут от тоски,
      От его общественной работы.
      ТРЮМО
      Трюмо терпеть не может лжи
      И тем и знаменито,
      Что зеркала его души
      Для каждого открыты.
      А в них
      То кресло,
      То комод,
      То рухлядь,
      То обновки...
      Меняется душа трюмо
      Со сменой обстановки.
      БАШМАК
      Башмак храбрился: "Что нам слякоть,
      И грязь, и ливень, и пороша!"
      Но только с неба стало капать
      Он моментально сел в калошу.
      ЛИНЕЙКА
      Линейка говорит перу: "Ты, братец, не хитри!
      Уж если хочешь что сказать, то прямо говори,
      По строчкам нечего петлять, значки-крючки вычерчивать,
      Чтоб только зря интриговать читателей доверчивых.
      Нет, если хочется тебе, перо, иметь успех,
      Прямую линию веди, понятную для всех".
      МУНДШТУК
      Всем известно, что мундштук
      Постоянства не выносит.
      Посчитайте, сколько штук
      Сигарет он в жизни бросил.
      Нет на свете чудака
      Своенравней и капризней.
      Берегитесь мундштука,
      Прожигательницы жизни!
      ШКАФ
      Он очень содержателен.
      И скромен: посмотри
      Он даже носит платье
      Не сверху, а внутри.
      А тот, кому он служит,
      Иной имеет вкус:
      Он разодет снаружи,
      А в середине пуст.
      ЗЕРНО
      Петух в науке своего добился,
      Сумел подняться выше, чем орел.
      Он ходит важно, он остепенился,
      Сказать точнее, степень приобрел.
      Что ж делает талантливый ученый?
      По-прежнему клюет пшено?
      Нет,
      Извлекает он из рациона
      Рациональное зерно.
      ЦВЕТ
      Чтобы время скоротать
      От зимы до лета,
      Стали спорить три крота
      О природе цвета.
      - Он довольно мил на слух...
      - Нет, скорей на запах...
      - Но наощупь - слишком сух,
      Натирает лапы...
      Каждый крот
      Разинул рот
      И твердит упорно:
      - Твердый цвет!
      - Наоборот!
      - Маленький!
      Просторный!
      Что тут делать? Как тут быть?
      Надо, очевидно,
      Им у зрячего спросить,
      Да его не видно.
      ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ
      Развязный галстук весел и беспечен,
      И жизнь его привольна и пестра:
      Заглядывает в рюмку что ни вечер,
      Болтается по скверам до утра,
      Сидит на шее и забот не знает
      И так в безделье проживает век...
      Подумайте!
      А ведь его хозяин
      Вполне, вполне приличный человек!
      ВЕРА
      Кажется песчинке, что она
      Выполняет важное задание:
      Без нее бы рухнула стена,
      Без нее бы обвалилось здание.
      И не нужно на нее пенять,
      Ни к чему пускаться в рассуждения:
      Крепче будет здание стоять
      От ее, песчинки, заблуждения.
      ПЕЧКА
      У старой печки не хватает тяги
      К тому, чтоб жить своею теплотой.
      Ее знобит, ей холодно, бедняге,
      Она горит единственной мечтой.
      Все ждет она, что в этом помещении,
      Чтоб ей не приходилось мерзнуть впредь,
      Поставят паровое отопление
      И сможет печка косточки погреть.
      ЩЕДРОСТЬ
      Покуда не открутишь крана,
      Воды не даст водопровод.
      Его нельзя сравнить с фонтаном,
      Который щедро воду льет.
      Не тонкой струйкой, а каскадом
      Фонтан разбрызгивает воду.
      Но если вам напиться надо,
      Придете вы к водопроводу.
      ГУБКА
      Губка,
      Губка,
      Губошлепка,
      Губка глупая,
      Как пробка.
      Заберется губка в таз
      И от счастья захлебнется:
      "Может, кто на сушу рвется,
      Ну а мне здесь - В самый раз!
      Я не знаю, как другие,
      Мне ж
      Подай мою стихию:
      Чтобы ветер
      И волна,
      Чтоб безбрежные просторы:
      Океан впадает в море,
      Море - в тазик,
      Таз - в меня!"
      Губка пенится и плещет,
      Но зажми ее покрепче
      И запал ее иссяк.
      И она,
      С ее ветрами,
      Океанами,
      Морями,
      Вся вмещается в кулак.
      ДОЖДЬ
      Душ глядит на улицу из ванной
      И дождю перемывает кости:
      "То он вдруг является незваный,
      То его не допроситься в гости!"
      И такое беспокойство душа,
      Может быть, законно и понятно:
      Снова дождь, прогнозы все нарушив,
      Заблудился в небе, вероятно.
      Но вернется своенравный ливень,
      Явится на землю блудным сыном.
      Припадет он к истомленной ниве
      И разгладит все ее морщины.
      С нежностью, волненьем и тревогой
      Приласкает трепетную сушу...
      И любви его понять не смогут
      Никакие комнатные души.
      ТУФЛЯ
      Нарядная туфля - царица паркета,
      Вздыхают по ней сапоги и штиблеты,
      И только нога
      В ней видит врага.
      Ей, видимо, больше о туфле известно:
      У них отношения - самые тесные.
      ОРКЕСТР
      У скрипки не хватает настроения,
      А у кларнета - вдохновения.
      Рояль сегодня что-то не звучит,
      Не до игры расстроенной гитаре...
      И только барабан восторженно стучит,
      Поскольку он всегда в ударе.
      СПИЧКИ
      Спичкам жить на свете нелегко,
      Спички - беспокойные творения:
      Даже с лучшим другом - коробком
      Не обходится у них без трения.
      Для чего им жизнь свою растрачивать
      На такие вздорные дела?
      Спички, спички, головы горячие...
      Но без них ни света, ни тепла.
      БРИТВЫ
      Какою бритвою скорей
      Лицо себе поранить можно?
      Не той, которая острей,
      С тупою будьте осторожны.
      Пускай не вызовет обид
      И шутка в нашем разговоре:
      Острота зла не причинит,
      А тупость причиняет горе.
      САМОСОХРАНЕНИЕ
      Шнурки не надрывались на работе,
      Болтались по обочинам дорог.
      И на каком-то резком повороте
      Их придавил рассеянный сапог.
      Шнурки блуждали по земле с опаской,
      Порваться прежде времени боясь,
      И по причине этой неувязки
      Безвременно их жизнь оборвалась.
      ХОДИКИ
      Ходики помедлили и стали,
      Показав без четверти четыре...
      Общее собрание деталей
      Обсуждает поведенье гири.
      "Как случилось? Почему случилось?"
      Тут и там вопросы раздаются.
      Все твердят, что гиря опустилась
      И что гире нужно подтянуться.
      Очень строго и авторитетно
      Все детали осуждают гирю...
      Три часа проходят незаметно.
      На часах без четверти четыре.
      СЧАСТЬЕ
      Покрытая снегом, озябшая елка
      Прильнула к окну, подобравши иголки,
      И жадно глядела на елку в огнях,
      Мечтая о собственных радостных днях.
      А елка домашняя, в ярком уборе,
      Вздыхала о ветре, о снежном просторе,
      О том, что она променяла вчера
      На пеструю роскошь и блеск серебра.
      ЗАВИСТЬ
      Ступает важно по двору осел:
      Осел хомут сегодня приобрел!
      Баран завидует приятеля сноровке:
      Везет же дуракам на разные обновки!
      РАБОТНИК
      "Вот этот человек, - заметила овца,
      Служил еще у моего отца.
      Как он работал!
      Просто глянуть любо.
      Сбивался с ног, по дому хлопоча.
      Отец-баран новехонькую шубу
      Ему пожаловал
      Со своего плеча".
      * СКАЗКИ С МОРАЛЬЮ *
      - Эге, отстаешь, отстаешь! - подгоняет Большая Стрелка Маленькую. - Я уже вон сколько прошла, а ты все топчешься на месте! Плохо же ты служишь нашему времени!
      Топчется Маленькая Стрелка, не успевает. Где ей за Большой Стрелкой поспеть!
      Но ведь показывает она часы, а не минуты.
      ДВА КАМНЯ
      У самого берега лежали два камня - два неразлучных и давних приятеля. Целыми днями грелись они в лучах южного солнца, и, казалось, счастливы были, что море шумит в стороне и не нарушает их спокойного и мирного уюта.
      Но вот однажды, когда разгулялся на море шторм, кончилась дружба двух приятелей: одного из них подхватила забежавшая на берег волна и унесла с собой далеко в море.
      Другой камень, уцепившись за гнилую корягу, сумел удержаться на берегу и долго не мог прийти в себя от страха. А когда немного успокоился, нашел себе новых друзей. Это были старые, высохшие и потрескавшиеся от времени комья глины. Они с утра до вечера слушали рассказы Камня о том, как он рисковал жизнью, какой подвергался опасности во время шторма. И, ежедневно повторяя им эту историю, Камень в конце концов почувствовал себя героем.
      Шли годы... Под лучами жаркого солнца Камень и сам растрескался и уже почти ничем не отличался от своих друзей - комьев глины.
      Но вот набежавшая волна выбросила на берег блестящий Кремень, каких еще не видали в этих краях.
      - Здравствуй, дружище! - крикнул он Растрескавшемуся Камню.
      Старый Камень был удивлен.
      - Извините, я вас впервые вижу.
      - Эх, ты! Впервые вижу! Забыл, что ли, сколько лет провели мы вместе на этом берегу, прежде чем меня унесло в море?
      И он рассказал своему старому другу, что ему пришлось пережить в морской пучине и как все-таки там было здорово интересно.
      - Пошли со мной! - предложил Кремень. - Ты увидишь настоящую жизнь, узнаешь настоящие бури.
      Но его друг, Растрескавшийся Камень, посмотрел на комья глины, которые при слове "бури" готовы были совсем рассыпаться от страха, и сказал:
      - Нет, это не по мне. Я и здесь прекрасно устроен.
      - Что ж, как знаешь! - Кремень вскочил на подбежавшую волну и умчался в море.
      ...Долго молчали все оставшиеся на берегу. Наконец Растрескавшийся Камень сказал:
      - Повезло ему, вот и зазнался. Разве стоило ради него рисковать жизнью? Где же правда? Где справедливость?
      И комья глины согласились с ним, что справедливости в жизни нет.
      ЧЕРНИЛЬНИЦА ИЗУЧАЕТ ЖИЗНЬ
      Чернильница случайно попала на кухню. Известно, что у Чернильницы в голове вместо ума - чернила, поэтому она и начала хвастаться.
      - Я писательница, - заявила она обитателям кухни. - Я приехала сюда изучать вашу жизнь.
      Примус почтительно кашлянул, а Чайник вскипел:
      - Нечего нас изучать! Заботились бы о том, чтобы нам лучше жилось. Меня вон больше месяца уже не чистили!
      - Не горячись, - успокоил его Холодильник. - Горячность - это порок. Пусть лучше гражданка Чернильница толком объяснит, что она от нас хочет.
      - Я хочу, чтобы каждый из вас рассказал мне что-нибудь о себе или о своих знакомых. Я это все обдумаю, а потом напишу книжку.
      Так сказала Чернильница. Мы-то прекрасно знаем, что в голове у нее вместо ума чернила, а в кухне этого никто не знал. Все поверили Чернильнице, что она обдумает.
      Водопроводный Кран уже заранее захлебывался от смеха, вспоминая историю, которую собирался рассказать, а Чайник думал: "Может быть, меня после этой книжки почистят".
      Таким образом, было решено рассказать Чернильнице несколько интересных историй.
      Огарок
      - Жил-был Огарок, - начала свой рассказ Терка. - Он горел ярким пламенем, и все тянулись к нему, потому что свет всегда приятней мрака. Огарок радовался, видя, как все к нему тянутся, и от этого пламя его становилось еще ярче.
      Но вот однажды на свет прилетел какой-то Жук. Он подлетел слишком близко к огню и, разумеется, обжег себе крылышки. Это его очень обозлило.
      - Чтоб ты сгорел! - выругался он. - Собственно, при твоей прыти этого ждать недолго.
      Жук улетел, а Огарок долго еще думал над его словами. "Действительно, рассуждал он, - этак и не заметишь, как сгоришь. А для чего? С какой стати? Нет уж, хватит с меня этого горения. Пусть ищут других дураков".
      И он погас.
      Да только не нашел Огарок счастья, которого искал. На его место поставили большую, яркую Свечу, а его забросили куда-то за шкаф, где он очень страдал, потому что привык к славе - а какая же слава за шкафом!
      Всем очень понравился рассказ Терки. Чернильница задала ей еще несколько вопросов, уточнила некоторые обстоятельства, а потом приготовилась слушать новый рассказ. На этот раз слово предоставили Водопроводному Крану.
      Как проучили Помойное Ведро
      - В том углу, - начал Кран, - где сейчас находится специальный отлив для помоев, еще совсем недавно стояло Помойное Ведро. В него сливали всякую грязную воду, а потом куда-то выносили.
      Понятно, что Помойному Ведру удалось повидать в жизни гораздо больше, чем любому из нас, потому что оно каждый день бывало за пределами кухни. Может, поэтому оно и зазналось.
      Оно вообразило, что является вместилищем чего-то важного и самого драгоценного в мире.
      "Ведь недаром же со мной так носятся!" - думало Помойное Ведро.
      Однажды, вернувшись с очередной прогулки, Помойное Ведро сказало:
      - Ох, что я видело! Во двор принесли несколько вазонов. Они совсем такие, как я, даже меньше, только в донышках у них - маленькие отверстия. Говорят, что в эти вазоны посадят цветы и поставят их в комнаты.
      В кухне каждый был занят своим делом, и никого не заинтересовали слова Помойного Ведра. А оно продолжало:
      - Перейду и я в комнаты. Надоела мне ваша кухня.
      И оно упросило Гвоздь, случайно попавший в него вместе с помоями, просверлить в его дне маленькую дырочку. Гвоздь с удовольствием выполнил эту просьбу.
      - Вот теперь я - настоящий Вазон, - заявило Помойное Ведро. - Прощай, кухня!
      И действительно, с кухней ему вскоре пришлось распроститься.
      Когда пришла хозяйка, все помещение было полно воды.
      - Ведро течет, - сказала хозяйка. - Надо его выкинуть: больше оно ни на что не годно.
      Помойное Ведро всхлюпнуло от горя, услыхав о том, что его ждет. Оно уже не помышляло перебраться в комнаты, оно хотело остаться в кухне, продолжать собирать помои, но этого как раз Помойное Ведро теперь не умело делать.
      И его выкинули.
      - Вы, кажется, из кабинета? - спросил у Чернильницы Веник.
      - Да, я там живу и работаю.
      - Тогда вам должно быть известно, как в кабинете повесили Занавеску?
      - Нет, что-то я такого не припоминаю.
      - Не помните? Ну, тогда слушайте.
      Как повесили Занавеску
      Все были в смятении: Занавеску хотят повесить!
      Старый, дряхлый Чемодан и рваная комнатная Туфля долго, всесторонне обсуждали последнюю новость.
      - Я лично с ней не знакома, - говорила Туфля, - но от других слыхала, что это вполне порядочная, честная Занавеска, которая никогда никому не делала зла.
      - Уж если таких начинают вешать... - многозначительно вздохнул Чемодан.
      Слова Чемодана испугали рваную Туфлю. А вдруг повесят и ее? Это было бы ужасно. Туфля сама никогда не висела, но от других слыхала, что это должно быть ужасно.
      Подошла Половая Тряпка, вся мокрая, - очевидно, от слез. Потом пришлепали Старые Калоши.
      - Я всем сердцем любила несчастную, ведь она приходится мне родственницей. Можете не удивляться, если повесят и меня.
      Так говорила Половая Тряпка. А Старые Калоши вдруг стали жаловаться, что их давно уже обещают починить и все не чинят.
      Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы в разговор не вмешался Календарь. Он висел на стене и все слышал.
      - Эх вы, старые сплетники, - сказал Календарь. - Слышали звон, да не знаете, где он. Повесить Занавеску - вовсе не значит ее казнить, а наоборот - дать ей жизнь полную, интересную, какую она заслуживает. А за себя не бойтесь, - закончил Календарь. - Вас могут выбросить, но никогда не повесят.
      Тряпку обидели эти последние слова: она считала себя родственницей Занавески, - почему же ее должны обязательно выбросить? Чемодан был стар и ничего не услышал, а Туфля услышала, да не поняла.