В густых лесах Южной Америки и Африки обитают ужасные существа. Огромные змеи длиной в 20, 30 и даже 40 метров попадались на глаза исследователям, солдатам и миссионерам. Идет ли речь о выживших представителях гигантских видов, которые считались вымершими миллионы лет назад?
      В марте 1947 года бразильская экспедиция Службы защиты индейцев работала в болотистой области междуречья Мансо и Кристалино. Внезапно ее участники заметили огромного змея, спавшего на траве, и прикончили его несколькими выстрелами. По словам одного из исследователей, француза Сержа Бонакасе, пресмыкающееся достигало в длину не меньше 23 метров!
 

Проглоченный боа

      В группу входили специалисты по местной фауне, которые пришли к выводу, что им попалась, безо всякого сомнения, анаконда. Необычность случая заключалась лишь в том, что размеры убитого животного вдвое превышали параметры всех известных науке видов, которые едва приближались к 10 метрам. Однако эта встреча не попала в книги по естественной истории, так как участники экспедиции, двигавшейся пешком, сквозь густую сельву, сочли невозможным транспортировать кожу или голову этого гигантского змея Снимки тоже не делали, так как Служба защиты индейцев запрещала использование фотокамер, чтобы не испугать аборигенов.
      Зато если говорить о фотографиях, на них оказались запечатленными два боа, достигавшие 40 метров в длину. Их встретили в 1953 году у истоков Амазонки, куда была спешно направлена экспедиция, организованная специально для того, чтобы уничтожить этих самых рептилий, наводивших ужас на всю округу. Змей нашли и убили. На фотографиях, опубликованных в ежедневной газете «Мундо архентино», видны охотники позади трупа одного из змеев толщиной с человека.
      Об их размерах можно судить еще и потому, что голова одного из монстров была величиной больше человеческой.
      Приведенные случаи только немногие примеры встреч и рассказов, касающихся существования гигантских змеев в бассейне Амазонки. Иногда эти существа нападают и пожирают людей, как случилось в августе 1988 года в бразильском штате Рондония. По словам нескольких очевидцев, на трехлетнего ребенка по имени Даниель Менесес напал и проглотил его гигантский боа, или сукуриху, достигавший 15 метров в длину, то есть вдвое больше, чем все прежде зарегистрированные представители этого вида.
 

Амазонские монстры

      Что касается гигантских анаконд или боа, то рассказы о существовании огромных змей в бесконечном «зеленом аду» впервые зазвучали и с тех пор многократно повторялись, начиная с самого прихода испанских и португальских конкистадоров и путешественников, но лишь в XX веке появились первые надежные отчеты о встречах с этими существами. В конце 40-х годов директор гамбургского зоопарка Лоренц Гагенбек провел первое исследование этой загадки и наткнулся на историю священника Виктора Хайнца, который несколько раз прошел Амазонку на каноэ.
      Первая встреча Хайнца с гигантской анакондой произошла 22 мая 1922 года неподалеку от поселения Обидос. Всего в 30 метрах от себя священник вдруг увидел огромную змею, которую несло течением. Гребцы тут же бросили весла, устрашенные размерами рептилии: около 25 метров в длину и толщиной с бочку для растительного масла. «Когда мы оказались достаточно далеко, — рассказывал священник, — и мои гребцы вновь обрели дар речи, они, все еще боясь, сказали мне, что змей не раздавил нас как простой коробок спичек только потому, что в этот момент был занят перевариванием хорошей порции рыбы».
      Через несколько лет, 29 октября 1929 года, миссионер вновь встретился с гигантским змеем на той же самой реке.
      Была полночь, когда его гребцы вдруг в сильном страхе стали разворачивать лодку к берегу, крича, что видят огромное животное.
      «В этот момент я заметил, как вода рядом с нами отступила, словно пропуская большой пароход, и увидел всего в нескольких метрах впереди два зелено-голубоватых огня, напоминающих носовые огни речного судна». Когда он попытался успокоить людей, говоря, что это всего лишь корабль и что он не может задеть их каноэ, ему ответили, что это гигантский змей.
 

Автоматные очереди

      Отец Хайнц застыл от ужаса, поняв, что огни были светящимися глазами некоего существа, которое приближается к их каноэ со скоростью, в 10—15 раз превышающей их собственную. Когда, казалось, монстр был готов протаранить им борт, он неожиданно увильнул и как будто направился обратно к середине реки. Позже местные жители сообщили священнику, что в этой реке живет гигантский сукуриху.
      Не прошло и нескольких месяцев, как в июне 1930 года торговец Реймондо Зима, который жил в маленькой деревушке Фаро на берегу реки Хамунда, наткнулся на другого представителя этих огромных рептилий. Встреченное им животное, вероятно, было раненым, так как во мраке ночи блестел лишь один его глаз. В течение нескольких показавшихся бесконечными минут тварь кружила на большой скорости вокруг судна испуганного торговца, поднимая волны такой высоты, что они грозили потопить корабль, несмотря на то что он достигал 13 метров в длину. В 1948 году некий Пабло Тарвальо уверял, что гигантская змея долгое время преследовала его барку. По его словам, тварь, которую он наблюдал, по крайней мере, с расстояния 300 метров, имела поистине сказочные размеры: 50 метров!
      Иногда некоторые отважные исследователи, забыв о страхе, осмеливались приблизиться к этим мифическим созданиям. Миссионер Протезиус Фрикель во время поездки по берегам в верхней течении реки Тромбетас встретил одно чудовище, которое, отдыхая, высунуло голову на берег.
      Выказав несомненное мужество, святой отец поплыл к чудовищу, остававшемуся на месте, и приблизился к нему на расстояние «в каких-нибудь шесть шагов». Из воды торчала лишь малая часть его туловища и головы, на которой можно было заметить глаза, «большие, словно блюдца».
      Заинтересованный как своими собственными встречами, так и рассказами, услышанными от других, отец Хайнц послал в Гамбург директору зоопарка отчет о своих наблюдениях вместе с двумя фотографиями. Одна из них была сделана еще в 1933 году членами Комиссии по бразильским границам, уверявшими, что они убили животное несколькими очередями из автомата. По их свидетельству, тварь была столь огромна (по приблизительным подсчетам — 9 метров в длину), что ее голову не смогли нести даже четверо и что, падая, она сломала несколько кустов и деревьев.
      Другое фото относилось к 1948 году, и на нем были видны останки змея, объявившегося в окрестностях Фуэрте-Абуны в эквадорской области Гвапоре. Чтобы уничтожить чудовище, солдаты использовали пулемет, из которого произвели, по крайней мере, 500 выстрелов, и расход боеприпасов явно стоил того, если учитывать, что встреченное животное достигало 35 метров в длину.
 

Встреча на Риу-Негру

      Располагая всеми этими сведениями, директор Гамбургского зоопарка составил нечто вроде фоторобота сукуриху, или гигантского боа, который, по его расчетам, мог достигать в длину 40 метров и толщины 80 сантиметров. Он должен был весить 5 тонн, иметь фосфоресцирующие глаза, тело темно-каштанового цвета с белым в крапинку брюхом. Конечно же этот колосс не мог представлять единственный тип гигантских змей, населяющих амазонскую сельву.
      Один из самых опытных исследователей этих краев в начале века майор Перси Фосетт рассказывал, как весной 1907 года, во время плавания по Риу-Негру, он едва не столкнулся с одним таким экземпляром, высунувшим из воды треугольную голову и значительную часть тела. Животное спешно направилось к берегу, но исследователь, бывший к тому же и умелым охотником, успел прицелиться и поразить змея из ружья.
      Агонизируя, существо выбросилось на берег, где Фосетт уже смог рассмотреть его повнимательней. «Животное уже почти издохло, а его тело все еще били неистовые судороги», — писал он и утверждал, что та часть змея, которая оказалась наружи, достигала 14 метров, причем оставшаяся была не меньше пяти, таким образом, полная длина змея составляла, по крайней мере, 19 метров.
      Животное не было слишком толстым, всего 30 сантиметров, вероятно, оттого, что уже долгое время обходилось без пищи. Фосетт также утверждает, что от змея исходила сильная вонь и что когда он захотел отсечь от его тела кусок в качестве охотничьего трофея, то выяснилось, что животное еще не умерло окончательно, начало вновь биться, и это заставило исследователя отказаться от своего намерения.
 

В африканской глуши

      Зона обитания гигантского змея, возможно, не ограничивается одной Южной Америкой, хотя именно там попадались самые крупные экземпляры. Однако и из Африки, а в меньшем количестве из некоторых регионов Азии, таких, как Тайланд, Индия и Бангладеш, поступали сообщения о встречах с необычными по размерам гадами. Исторические хроники свидетельствуют, что в III веке до нашей эры одно такое животное доставили в Александрию царю Птолемею II и что длина этого змея насчитывала 30 локтей (15 метров). Это самый крупный экземпляр из пойманных в Африке, после питона, отловленного на Береге Слоновой Кости: тот достигал 9,81 метра и вполне подтверждал, что вера большинства африканских народов в огромных змей имеет под собой основания.
      В 1959 году было добыто одно неоспоримое доказательство существования чудовищных гадов: аэрофотоснимок, сделанный экипажем одного военного вертолета. Вертолет нес патрульную службу в небе над областью Катанга, входившей тогда в Бельгийское Конго, и все случилось почти сразу после взлета с базы в Камине. Когда вертолет пролетел километров сто, полковник Гейсеб с удивлением заметил, что внизу движется гигантский змей, которого он поначалу принял за ствол дерева. Он немедленно окликнул пилота, полковника Реми ван Льерде, и они решили спуститься до высоты 40 метров. Тогда-то двое военных, вместе с остальными членами экипажа, парашютистом Дебефом и помощником механика Киндтом, на протяжении нескольких минут могли наблюдать передвижение животного в кустах и даже видеть, как оно, угрожая, поднимало свою ужасную голову к вертолету, который ревом двигателей нарушал покой леса. Военные подсчитали, что змей, кожа которого была зеленого и розоватого цветов на спине и беловатая на брюхе, достигал 14 метров, будучи толщиной с человека. Треугольная и широкая голова (примерно 80 сантиметров) имела сильные и острые зубы, сравнимые по размерам с лошадиными. Все говорило за то, что гад мог запросто сожрать человека. Помощник механика смог запечатлеть монстра фотокамерой и получить снимок прекрасного качества, который, после подробного изучения, подтвердил, что размеры чудовища были именно такими, какие называли члены летного экипажа. Эта фотография и свидетельства бельгийских военных являются самыми твердыми доказательствами существования змеев гораздо большей величины, чем считалось возможным прежде.
      Может быть, они всего лишь экземпляры-переростки известных видов, но не исключена возможность, что речь идет о выживших представителях гигантских видов, считавшихся вымершими, таких, как гигантофис, который жил в среднем эоцене 40 миллионов лет назад и чьи окаменевшие останки, встречающиеся в Египте, достигают 16—20 метров в длину. Как бы то ни было, загадка гигантских змей, обитающих в густых тропических лесах, остается нерешенной до сих пор, и одно упоминание о них вызывает панику у местных жителей.

      Современники писали: «То утро выдалось в Амстердаме туманным, и густая белая пелена плотно закрыла все вольеры и дорожки между ними. Старый служитель пришел, как всегда, на полчаса раньше. Нарезал веток, достал из погреба фрукты и мясо, мелко нарубил его и пошел кормить животных. За туманом не было видно даже решеток.
      Старик торопился, до открытия зоопарка оставался час, ему не хотелось кормить зверей при посторонних. В вольерах с копытными было тихо. Старик отпер калитку и тут же споткнулся. На кирпичном полу лежала квагга. Последняя из всех, существовавших когда-либо в природе».
      Это было 12 августа 1883 года. А за столетие до этого…
      За столетие до печального события в Амстердамском зоопарке, потрясшего натуралистов, на необозримых просторах южноафриканских саванн паслись бесчисленные стада копытных. Загадочная Африка еще только-только приоткрывала перед любопытствующей Европой завесу над своими тайнами. Еще существовали в природе голубая антилопа, бурчеллова зебра и странствующий голубь. Но уже не было на Земле стеллеровой коровы, дронта и тура.
      Большинство европейцев знакомились с африканской природой по книгам, в которых так и не был дан ответ на вопрос, что такое камелопардус, удивительный метис верблюда и леопарда, или единорог, у которого, правда, иногда встречается два или даже три рога, или водяная лошадь… Эра жирафы, носорога и гиппопотама придет позже, в конце XVIII — начале XIX века, когда в дебри Южной Африки проникнут первые смельчаки путешественники и привезут домой удивительные, невероятные рассказы о миллионных стадах антилоп, громадных слонах, львах и гориллах. И о кваггах.
      В 1777 году, заручившись поддержкой Парижского зоологического общества, в Южную Африку отправился Франсуа Левайян, смелый и образованный молодой человек. Три года колесил он по Капской провинции, пересекал реки, терялся в саваннах и джунглях. Левайяна манили сюда рассказы двух сподвижников знаменитого капитана Джеймса Кука — англичанина Уильяма Андерсона и шведа Андреев Спармана, потрясенных природой этих мест.
      Левайян написал пять томов захватывающих рассказов о своих приключениях. Кто знает, может быть, именно они вдохновили Майн Рида на южноафриканскую трилогию?
      Так или иначе, Левайян был первым, кто привез в Европу реалистичные рисунки львов, гепардов, гиен. Он первым описал схватку птицы-секретарь с ядовитой змеей, поведал о виверрах и земляном волке. Первым доставил европейским ученым шкуру и кости жирафы, таинственного камелопардуса. Их выставили в естественно-научном музее в Париже, их изучал сам Жан Батист Ламарк.
      Левайян рассказал и о квагге. Тогда еще громадные стада этих замечательных животных жили в междуречье Оранжевой и Вааля.
      «Есть три вида диких ослов в Южной Африке — зебра, квагга и собственно дикий осел без полос. На Капе квагга известна под названием дикая лошадь…» Простим Левайяну неточности в определении родственных связей между южноафриканскими непарнокопытными. В его времена стройной научной системы их классификации еще не было создано. «Несомненно, зебра и квагга — два разных вида, и они никогда не пасутся вместе, а смешиваются в стадах с антилопами». Далее Левайян совершенно справедливо отмечает: «Считали, что квагга — результат смешения зебры с дикой лошадью. Но это говорили люди, которые не были в Африке. Здесь нет собственно диких лошадей». Путешественник был прав, утверждая, что квагга — самостоятельный вид. Да и кто до него в Европе мог свободно рассуждать о квагге, ни разу не наблюдая ее в природе? «Квагга намного мельче зебры. Это красивое грациозное животное», — писал Левайян.
      Буры, потомки голландских переселенцев, пришедшие в эти края задолго до поездки Левайяна, все, как один, думали иначе. Именно им мир «обязан» безвозвратной потерей квагги и других видов животных. Вся беда квагги состояла в том, что ее кожа годилась для изготовления бурдюков, в которых хранили зерно хозяйственные буры. От ее мяса они тоже не отказывались. Квагг отстреливали тысячами. Иногда животных гнали к пропасти. Сотни полосатых лошадей разбивались о камни.
      В 1810—1815 годах по следам Левайяна прошел известный английский натуралист Бурчелл. Он снова привез в Европу сведения о южноафриканских животных. Среди них и о квагге. Но сведения эти были уже тревожными. «Утром наши охотники убили кваггу и съели ее». Такие записи часто встречаются на страницах книги.
      А вот так описывает Бурчелл охоту на кваггу местных жителей Намакваленда. Африканцы брали у природы ровно столько, сколько им было нужно для пропитания племени — ни больше ни меньше. И это нисколько не влияло на поголовье животных. «Было вырыто множество ям, — пишет Бурчелл, — пространство между ними защищено линией толстых бревен, поставленных весьма часто, чтобы ни антилопы, ни дикие лошади не могли разрушить этой преграды. Линия тянулась на милю или две. В некоторых местах столбов не было, и тут находились глубокие ямы, мастерски прикрытые ветвями и травой. Когда животное попадало в такую яму, — заключает наблюдатель, — оно не могло пошевелить ни головой, ни ногами: ямы сужались книзу».
      Местные жители называли квагг «игваха», «идабе», «гоаха» и не путали их с зебрами. Не следует думать, что среди европейцев, пришедших в Южную Африку в XVII веке, не было людей благоразумных и дальновидных: в 1656 году под охраной оказалась капская горная зебра, ее численность внушала опасения тогдашнему губернатору Калекой провинции Ван Рибеку. И это за сто с лишним лет до того, как по шкуре и костям, привезенным путешественниками, ее описал Карл Линнеи! Но кваггу, увы, никто не охранял… Вот запись, дошедшая до нас с 40-х годов прошлого века: «Скоро мы увидели стада квагг и полосатых гну, и бег их можно было сравнить разве что с мощной кавалерийской атакой или ураганом. Я приблизительно оценил их число в 15 тысяч. Над этим огромным стадом, напуганным нашей стрельбой, вились клубы пыли». Это строки из книги Уильяма Гарриса «Охота в Южной Африке». Добавим от себя. Сегодня пыль лежит на 19 шкурах и одном-единственном полном скелете квагги, уцелевших в крупнейших естественно-научных музеях мира.
      А между тем Альфред Брем писал о ней в своей знаменитой книге «Жизнь животных», не догадываясь, что дни квагги сочтены. Сведения о внешнем виде квагги, сохранившиеся в труде Брема, дают самое полное представление об облике этого животного: «Тело ее сложено очень хорошо, голова красивая, средней величины, ноги сильные. По всей шее проходит короткая прямая грива, метелка на хвосте длиннее, чем у прочих тигровых лошадей. Основной цвет шкуры коричневый. Через голову, шею и плечи проходят серовато-белые полосы с красным отливом. Между глазами и ртом полосы образуют треугольник. Взрослые самцы бывают до двух метров длины, вышина в загривке доходит до 1,3 метра…»
      Да, квагга была красива.
      Через несколько десятков лет после открытия она стала достоянием зоологических и палеонтологических музеев, и в этом плане ей «повезло» больше, чем, скажем, стеллеровой корове: для истребления этого морского млекопитающего хватило и двух десятков лет. Правда, за несколько лет до полного исчезновения в Капской провинции и незадолго до ее окончательного истребления в Оранжевой республике в 1878 году квагг вывозили в Европу — в зоопарки. Несколько лет единичные особи протянули в неволе до 1883 года.
      Бурчеллова зебра пережила свою родственницу ненадолго — последняя погибла в Гамбургском зоопарке в 1911 году, за год до того ее не стало в природе.
      Как часто бывает в подобных случаях, люди начали прикидывать, какую пользу могло принести им то или иное животное, останься оно в живых. Было так и с кваггами. Вспомнили, что еще Кювье в 1821 году предлагал одомашнить зебр и, в частности, квагг. Тогда ни он, ни любой другой исследователь не могли знать всех преимуществ одомашнивания диких полосатых лошадей. Одомашнить их следовало не для того, чтобы по улицам резво разъезжали повозки, запряженные зебрами, как это было в Кейптауне в конце XVIII века. И совсем даже не затем, чтобы между Трансваалем и Солсбери существовала почтовая служба на зебрах. Это были единичные попытки использовать этих животных и не нашедшие последователей.
      Причина была в другом. Квагга была невосприимчива к болезням, которые тысячами косили скот, ввозимый переселенцами из Европы. Переносчик этих заболеваний — муха цеце — стал синонимом зла для целых африканских областей, хуже колорадского жука, проникшего на картофельные поля Европы из Нового Света.
      А теперь порассуждаем немного. Правда, это не пустые мечты, для их осуществления появляются кое-какие факты. В 1917 году некий майор Мэннинг, вернувшись из пустынных районов Каоковельда в Намибии, рассказывал, что видел целое стадо квагг. Ему, естественно, не поверили. Прошло несколько лет, и из Каоковельда вновь появились сообщения о кваггах. Обман зрения? Еще позднее один французский журналист, возвратившийся из Намибии, утверждал, что местные жители племени топнар уверяли его, будто квагга выжила в их краях.
      Были ли такие случаи в истории естествознания, когда исчезнувшие, казалось бы, навсегда животные «возрождались»? Были. Видели сумчатого волка, поймали бермудского буревестника, попала в сети кистеперая целакантовая рыба латимерия, нашли загадочную нелетающую птицу такахе в Новой Зеландии, наконец. Огромные пространства Южной и Юго-Западной Африки еще неисследованы. В знойные полупустыни не заходят даже местные племена. Может быть, квагга жива?

      Давным-давно жила-была на острове Маврикий птица по имени додо.
      Нет, если хорошенько подумать, так начинать нельзя. История додо вовсе не сказка, а быль, даже, можно сказать, суровая действительность. Попытаемся сделать вступление более точным.
      В период, точка отсчета которого не может быть определена со всей достоверностью, но которая могла быть приблизительно отнесена к началу ледниковой эпохи, а сам период длился примерно года до 1680-го, крупная и нелетающая птица, представитель отряда голубиных, жила на Маврикии, или Зваанейланде, или Иль де Франс, и называлась додо, или додоерс, или дронт, или несколькими другими именами.
      Но если кому-то из читателей уже известны все эти факты, можно начать иначе еще раз.
      К востоку от Мадагаскара, протянувшись вдоль 20-й параллели к югу от экватора, расположены три довольно крупных острова. Сейчас они называются Реюньон, Маврикий и Родригес. Трудно сказать, кто именно открыл эти острова. Существует по меньшей мере одна старая карта, где этим трем островам даны арабские имена. Совершенно очевидно, что арабские торговцы сюда заплывали, но не обратили особого внимания на свое открытие, поскольку острова были необитаемыми, а торговать на необитаемых островах чрезвычайно трудно.
      Европейскими первооткрывателями были португальцы, но, как ни странно, лишь со второго захода португальский первооткрыватель дал островам свое имя.
      Этим человеком был Диого Фернанду Перейра, который плавал в этих водах в 1507 году. 9 февраля он обнаружил остров, расположенный в 400 милях к востоку от Мадагаскара, и назвал его Санта-Аполлония. Должно быть, это современный Реюньон. Вскоре корабль Перейры наткнулся на нынешний Маврикий. Моряки высадились на берег и назвали остров по имени своего корабля — Илья ду Серне.
      Перейра двигался по направлению к Индии и в том же году чуть позже открыл остров Родригес.
      Недостаток места не позволяет рассказать об истории Маскаренских островов, полной бесчисленных загадок и неясностей. Поэтому обратимся к дронту. Первыми об их существовании сообщили голландцы, они же первыми привезли живых птиц в Европу. Здесь их запечатлели художники, по большей части голландские, но, к сожалению, не очень точно.
      Однако самую грубую ошибку совершили англичане. Около 1637 года живой маврикийский додо был доставлен в Англию. Он прожил здесь некоторое время, а после его смерти было сделано чучело, которое поместили в 1656 году в музей Трэйдескант в Лондоне. Несколько десятилетий спустя чучело додо перевели в музей Ашмолин в Оксфорде. Это произошло в 1683 году — как мы теперь знаем, через два года после того, как последний живущий додо был зарисован на Маврикии неким Бенджамином Гарри.
      В 1755 году куратор музея Ашмолин решил, что изъеденное молью чучело наносит урон его прекрасной коллекции, и распорядился выбросить додо на помойку. В последний момент кто-то оторвал голову (частично разрушившуюся) и одну ногу (в прекрасном состоянии). И сейчас это, пожалуй, редчайшие из зафиксированных образцов.
      Но даже эта краткая история содержит один поразительный факт. Первым ученым, включившим додо в 1605 году в число экзотических птиц в книгу по естественной истории, был Карл Клузиус. Позже Карл Линней дал птице научное название, и совершенно естественно додо вошел в зоологические труды Бюффона во Франции и Блюменбаха в Германии.
      Но к 1800 году никто уже не видел додо. Доступные рисунки не казались убедительными. Мало того что они выглядели карикатурно, они еще и не совпадали друг с другом.
      Некоторые ученые, пытаясь навести порядок и вымести мусор из научной литературы, начали сомневаться, а была ли вообще когда-нибудь такая птица?
      Но давайте обратимся к первоисточникам. Первым, кто написал о додо, был голландский адмирал Якоб Корнелисзоон ван Нек, который прибыл на Маврикии во главе эскадры из восьми кораблей. Четыре из них вернулись в Голландию в 1599 году, остальные четыре— в 1601-м. Описание, сделанное ван Неком на голландском языке, появилось в 1601 году, в том же году оно было переведено на английский, французский и латынь, а годом позже — на немецкий языки.
      Отрывок из дневника адмирала, в котором содержится первое упоминание о додо, гласит:
      «Голубые попугаи весьма многочисленные здесь (имеется в виду Маврикий. — Ред.}, как и другие птицы; среди них есть одна, весьма приметная по размерам, ибо больше наших лебедей, с огромной головой, до половины покрытой перьями, как бы капюшоном. У этих птиц нет крыльев, вместо которых три или четыре черноватых выдающихся пера. Хвост состоит из нескольких мягких, загнутых внутрь перьев пепельного цвета. Этих птиц мы называли „валгфогель“, потому что чем больше и дольше их варишь, тем тверже и безвкуснее они становились. Тем не менее их брюшко и грудка приятны на вкус и легко перевариваются».
      Голландское слово «валгфогель» в буквальном переводе означает «тошнотворная птица», но это ведет к одной из многочисленных ошибок, которые сопровождают историю додо.
      В одной из последних очень подробных работ о додо — автором ее является маркиз Масауйи Хашисука — было зафиксировано не более не менее, как 79 разных наименований додо.
      Голландский зоолог А. С. Оудеманс указывал в своей книге, посвященной додо, что в средне-голландском языке существовал глагол «дронтен» — нынче это слово считается неприличным. Но тогда оно имело значение «обрюзгший» или «раздутый», «надменный», «чванный», и это предположение звучит куда правдоподобнее. Профессор Оудеманс считает, что название «дронт» было образовано именно от этого слова.
      Опираясь, с одной стороны, на подобные сообщения и, с другой — на зарисовки или сообщения о существовавших рисунках, сделанных с натуры, доктор Хашисука насчитал 12 особей додо, доставленных с Маврикия в Европу: одна попала в Италию, две — в Англию и девять — пять мужских особей и четыре женских — в Голландию.
      Маврикийский додо исчез между 1681 (в тот год прозвучало последнее упоминание о живом додо) и 1693 годами, когда впервые додо не был упомянут в сделанном на месте списке животных острова. К 1750 году люди, жившие на острове, даже и не знали, что на Маврикии была когда-то такая птица.
      Спустя столетие жил на Маврикии человек, который был очень усердным натуралистом. Этот человек, Джордж Кларк, не только знал о додо, но твердо решил найти его останки. Но только где искать?
      На первый взгляд картина выглядела отнюдь не многообещающей.
      «Фактически, — писал Кларк, — на Маврикии нет места, где бы почва носила такой характер, чтобы сохранить случайные захоронения, попавшие в нее. Кроме того, тропические дожди, сила которых хорошо известна, в некоторых местах настолько размывают поверхность и достигают такой мощи, что сдвигают с мест камни весом в сотни фунтов».
      Написав это, Кларк внезапно пришел к новой идее. Если эти тропические дожди смывают с поверхности все, куда попадает то, что они смыли?
      Что, если кости додо были смыты в одну из рек? Он начал раскопки около 1863 года и нашел на дне одного из болот большое количество костей додо, к огромному удивлению местных жителей — креолов, которые стояли вокруг и с раздражением взирали, как на поверхность их собственного острова извлекается то, о чем не было известно даже старикам. Теперь в результате успешных раскопок Джорджа Кларка стало ясно, что представлял собой скелет додо.
      А другие острова? Другие додо? Острова Маврикий и Реюньон разделяют около 130 миль открытого морского пространства. Это не слишком большое расстояние для птиц с достаточной силой крыльев, и нет ничего удивительного в том, что одни и те же редкие виды встречаются на обоих островах и даже на Мадагаскаре. Но для нелетающей птицы 130 миль открытого морского пространства — все равно что три тысячи миль: она не может покрыть ни то ни другое расстояние. И совершенно очевидно, что маврикийский додо не мог добраться до Реюньона. Так же как и нелетающая птица Реюньона не могла попасть на Маврикий.