Одна из наиболее известных легенд острова Пасхи описывает, как Хоту Мату, первый правитель на острове, приплыл с запада, держа курс на восходящее солнце, и что его домом был остров Хива. Стоит обратить внимание на то, что это название встречается несколько раз (Нуку Хива, Фату Хива, Хива Оа) на Маркизских островах, расположенных на расстоянии 3641 км к северо-западу от острова Пасхи. Поэтому отец Себастьян Энглерт, один из самых крупных экспертов прошлого века по культуре острова, считал, что именно оттуда и приехал Хоту Мату. Если остров Пасхи был колонизирован с Фату Хивы, можно с иронией отнестись к тому, что именно с этого места Хейердал впервые начал свои поиски, чтобы доказать обратное.
      Более того, в легенде говорится, что когда Хоту Мату почувствовал приближение смерти, он пошел в священное место в Оронго (самая западная точка острова) и обратился к своей родине. Действительно, по полинезийской традиции самая западная часть земли считается местом, с которого души покидают этот мир. Имссис Рутледж слышала эту сказку и подчеркивала, что Хоту Мату «смотрел мимо островка Моту Нуи в направлении Марае-Ренга… на свою бывшую Родину». По мнению Альфреда Метро, островитяне знали лишь название земли своего первого предка, «большой остров, расположенный к западу, называемый Марае-Ренга. Там было тепло и на нем было много деревьев». Конечно, это был полинезийский остров. Корабельный врач Палмер с судна «Топаз», которое заходило на Рапа Нуи (остров Пасхи) в 1868 году, писал, что островитяне тех дней верили в то, что остров Рапа, расположенный в 3432 км к западу, был их настоящим домом. В 1882 году У. Гейзелер записал одну историю аборигенов острова Пасхи, из которой следовало, что их предки приплыли с Рапа и сошли на берег в Винапу, и другую историю, по которой они приплыли с Галапагосов и пристали к берегу в Анакене, но в целом появились с запада.

Полинезийские мореходы широко использовали каноэ и парусники для преодоления огромных водных пространств Тихого океана

      Ведущий специалист по полинезийской археологии Йосихико Синото, многие годы проработавший на Маркизских островах, отмечал, что «когда я впервые посетил остров Пасхи, казалось, что я возвратился домой». В двух этих местах было столько схожих черт в материальной культуре и языке, что Кеннет Эмори, замечательный специалист по полинезийской археологии, пришел к выводу, что доисторическая культура острова Пасхи могла развиться из культуры полинезийцев, прибывших однажды с Маркизских островов, которые были достаточно оснащены, чтобы колонизировать необитаемый вулканический остров.
      Хейердал отличался чрезвычайно избирательным подходом к устным преданиям: он начинал с мифа, а потом пытался подкрепить эту картину конкретными доказательствами. Он отбрасывал легенды, в которых говорилось о том, что островитяне приплыли с запада (то есть из Восточной Полинезии). Между тем нужно было отнестись с вниманием к тому факту, что легенды острова начали собирать только в конце XIX века, а к этому времени население было на грани вымирания и несколько выживших стариков могли слабо разбираться в старинных преданиях, к тому же они знали о существовании Перу по набегам на остров охотников за рабами. Но Хейердал твердо придерживался выбранного им сценария.

Рисунок островитян на каноэ, сделанный в наше время

      Однако в современной антропологии «материал воспоминаний» в основном интерпретируется как ключ к современным социальным отношениям, а в качестве исторического источника его ценность очень ограничена. Некоторые ученые неохотно используют этот материал, чтобы восполнить пробелы в археологии. Но если ученые предпочитают работать с археологическими и этнографическими данными, используя устные предания (которые обычно бывают аллегорическими или метафоричными) только для того, чтобы подтвердить информацию или внести дополнительные краски в материал, то Хейердал поступал с точностью наоборот. Даже в выбранной им истории он считал некоторые части заслуживающими доверия (направление, откуда приплыли колонисты, описание их земли), а другие части отвергал как аллегорические (например, что первые два путешественника были братьями; а также тот факт, что даже в легенде, указывающей на восточное происхождение островитян, говорится, что их родиной была группа островов).
      В действительности, легенда, выбранная Хейердалом, не заслуживает пристального внимания; в начале в ней говорится, что Хоту Мату нашел остров пустым, далее встречается противоречие, когда упоминается, что его брат Мачаа уже был к тому времени на острове, приехав на два месяца раньше. Трудно поверить в то, что двум путешественникам удалось достичь одного и того же изолированного островка, только лишь держа курс на запад. Ниже мы познакомимся с ботаническими данными, которые также опровергают некоторые аспекты этих легенд. У. Том-сон записал эту историю в 1886 году, пробыв одиннадцать дней на острове; спустя лишь 28 лет миссис Рутледж, которая провела там шестнадцать месяцев, интенсивно собирая информацию, никогда не слышала эту историю. Ее информаторы не знали (как и большинство тех, с кем общался Томсон) и не утверждали, что их предки приплыли с двух соседних островов, известных как Марае-Ренга и Марае-Тохио.
      Короче говоря, опираться на устные предания чрезвычайно опасно: как мудро замечала миссис Рутледж: «Было намного труднее собирать факты у людей, чем работать с камнями… трудно добиться правды от нетренированного ума… когда память размыта, есть постоянная тяга перейти от воспоминаний к вымыслу… Информация, полученная в ответ на вопросы, по большей части чрезвычайно мифологична». В другом месте она добавляет, что «высказывания полинезийцев совершенно не точны. Часто они сами не знают, когда говорят правду, а когда опираются на свое воображение».
      Так что ко всем легендам, записанным на острове, стоит относиться с недоверием. Но если и следует учитывать устные предания, как на том настаивает Хейердал, то тогда его любимая версия о происхождении островитян кажется неточной, непоследовательной, ошибочной. Все другие версии, собранные и до него, и после, указывают на запад.
      При изучении растений острова фольклорный материал может ввести в заблуждение: например, анализ пыльцы показал, что деревья торомиро существовали на острове за тысячи лет до появления на нем людей, тогда как в устных преданиях говорится, что эти виды, наряду со всеми другими полезными растениями, были привезены Хоту Мату, первым правителем: вот и полагайся на устные предания!

      Теории Хейердала о колонистах из Нового Света бросает вызов таксономия (систематика), ведь на острове не было кукурузы, фасоли и кабачков – основных продуктов, используемых в Южной Америке – на момент появления европейцев; тот же результат дал первый анализ пыльцы, проведенный по инициативе Хейердала.
      Полученные данные ставят под сомнение заявление Хейердала о перуанском происхождении тотора (Scirpus riparius), его раз – новидности, растущие на острове, отличаются от своих перуанских собратьев (хотя похожи на те виды, которые встречаются в Чили) и могут размножаться семенами, которые могли быть перенесены на остров с помощью ветра, океана или птицами. В таком способе транспортировки нет ничего странного. Так, Чарлз Дарвин смыл с лап морских птиц семена пятидесяти двух видов растений. Таваи (Polygonum acuminatum), возможно, также размножались семенами и могли быть занесены птицами из разных мест. Тот факт, что это растение встречается в Южной Америке, не подтверждает теорию Хейердала, потому что эти семена могли быть перенесены птицами из Южной Америки, скажем, на Маркизские острова в давние времена, а потом люди привезли их оттуда на остров Пасхи. Такой факт был бы неудивительным, ведь этому растению приписывают лечебные свойства. Между тем анализ пыльцы не дает ответа на вопрос, существует ли растение на острове с древних времен.
      И на Гавайях, и на острове Пасхи существует одинаковое название для тотора, что показывает, что это слово должно было появиться с общей родины, где рос подобный тростник до того, как эти острова были колонизированы. Как бы то ни было, все эти доказательства получили академическое признание после того, как сделанный Джоном Флинли анализ пыльцы показал, что тростник существует на острове Пасхи по меньшей мере 30 000 лет! Он не дает нам информации о какой-либо связи с Новым Светом. Кроме того, мы знаем, что во время приезда Роггевена в 1722 году аборигены «подплыли на плотах из связанного тростника»; у них не было лодок из тростника, подобных тем, что делали из этого растения в Южной Америке.
      Теория Хейердала о южноамериканском происхождении чилийского перца представляется крайне сомнительной. Как свидетельствует испанский отчет за 1770 год, островитяне выращивали чилийский перец, наряду с бататом и бананами; Хейердал утверждал, что чилийский перец невозможно перепутать ни с каким другим растением на острове, другие ученые предполагали, что его, возможно, спутали с растением местного происхождения Solanum forsteri, которое называли попоро, или поропоро. Примечательно, что ботаник капитана Кука, Джордж Форстер, который посвятил довольно много времени подобным, никогда не упоминал в своих отчетах о чилийском перце…
      В действительности, австралийский исследователь Роберт Лэнгдон считает, что вся история с чилийским перцем основана на неправильном переводе слова guineos как существительного, а не как прилагательного, описывающего бананы («guinea plantains»). Однако он также считал, что из-за другой ошибки был скрыт факт существования американского растения маниока (тапиока) на острове Пасхи: в оригинале испанского отчета за 1770 год использовалось слово юкка, которое было переведено как таро или осталось непереведенным. Теория Лэнгдона не вызывает большого доверия: во-первых, она опиралась на свидетельства нескольких испанских моряков XVIII века; возможно, никто из них не имел большого опыта в идентификации растений. Во-вторых, Форстер, первый ботаник, который посетил остров, сделал запись о таро, а не о маниоке всего лишь четыре года спустя; а сам Лэнгдон подчеркивал, что Томсон не упоминал это растение в своем подробном списке. Вряд ли эту культуру можно было пропустить, ведь она не является сезонной, у нее большая и характерная верхушечная поросль; тем не менее она не упоминалась ни в одном отчете до скрупулезного ботанического исследования, сделанного в 1911 году! Лэнгдону пришлось придумать сценарий, по которому полинезийские колонисты не обращали внимание на растение, которое было им незнакомо; так что маниока, о которой, возможно, писали в 1770 году, вымерла, но до 1911 года растение вновь ввезли на остров…
      Что касается хлопка, ни одна из трех первых европейских экспедиций (Роггевена, Гонсалеса, Кука) не находила его, и мы знаем, что Лаперуз, следующий европейский путешественник, посетивший остров в 1786 году, посеял некоторое количество семян хлопка. В первом ботаническом исследовании, проведенном на острове в 1911 году, было описано несколько отдельных полудиких экземпляров хлопка, и утверждалось, что они были завезены на остров в 1860-х годах. Более того, не было отмечено никакого слова для обозначения этого растения в ранних словарях, составленных на острове. Единственные ткани, которые видели на острове первые европейцы в 1722 году, были сделаны из тапы, нетканого материала из древесной коры шелковицы бумажной: в это время даже полинезийцы, которые знали о существовании хлопкового растения (такие, как таитяне), не умели прясть и ткать его, тогда как доисторические перуанцы были прекрасными специалистами по обработке хлопка. Полное отсутствие и незнание тканых материалов на острове Пасхи явно доказывает отсутствие всякой связи аборигенов острова с Перу…
      Остается лишь одна возможная ботаническая связь между островом и южноамериканским материком – батат (Ipomoea batatas), который конечно же существовал на острове в 1722 году. Хейердал считал, что он появился прямо из Южной Америки, хотя и допускал, что батат мог попасть с Маркизских островов. Даже если он и «добрался» до острова из Нового Света, это никак не подразумевает наличия прямых контактов между островом Пасхи и материком. Мы так и не знаем, как и откуда растение было привезено в Океанию из Южной Америки и было ли это на самом деле (существуют дикие виды этого растения на юго-востоке Азии). Многие ученые считают, что его могли распространить птицы, или семена могли попасть другим естественным путем. По мнению Дугласа Йена, есть лингвистические доказательства того, что растение появилось в центре Восточной Полинезии примерно между III и VIII веками и оттуда широко распространилось. К сожалению, хотя его пыльцевые зерна довольно крупные и имеют характерные особенности, они не сохранились в осадочных породах и их не удалось обнаружить в породах кратеров на острове Пасхи, что могло бы пролить свет на его историю на Рапа Нуи.
      Итак, что мы имеем в результате? Не существует веских доказательств перемещения какого-либо известного растения из Нового Света в Полинезию. И даже если батат был каким-то образом получен из Нового Света, это существенно отличается от переноса всех аспектов материальной культуры и религии американских индейцев, равно как от переезда достаточного количества самих индейцев. Вот на эти проблемы мы и должны теперь переключить внимание.

      Что же может сама археология рассказать нам о происхождении жителей острова Пасхи? Научные работы и раскопки, сделанные в XX веке, и особенно в последние десятилетия, привели почти всех специалистов по археологии Южной части Тихого океана к следующему убеждению: артефакты с Рапа Нуи имеют явно полинезийское происхождение, близки материальной культуре восточных полинезийцев и не вступают с ней в противоречие.
      Например, многие ранние европейские путешественники, побывавшие на острове, включая испанцев в 1770 году, Форстера в 1774 году (который даже сделал рисунок) и Лаперуза в 1786 году, отмечали, что к каноэ островитян были прикреплены аутригеры (балансиры). А так как аутригер является изобретением народов, относящихся к Австронезии (родом из Юго-Восточной Азии), то это служит еще одним указанием на то, откуда приплыли островитяне.
      Несмотря на утверждения Хейердала, рыболовные крючки на Рапа Нуи типично и определенно полинезийские, они показывают неразрывную связь с группой людей, жившей в Аху Винапу в 1220 году. Это доказывает отсутствие важных элементов неполинезийского происхождения в культуре острова Пасхи; например, использование острых загнутых концов также является характерной особенностью рыболовства на Маркизских островах в отличие от крючков с зазубринами, распространенных на Гавайях и в Новой Зеландии. С другой стороны, крючок, состоящий из двух частей, был местным изобретением, его можно сравнить с новшествами, появившимися на Гавайях и в Новой Зеландии. Особенно важно то, что во время раскопок, проведенных в 1980-х годах в Анакене музеем «Кон-Тики» (в месте первого поселения на острове Пасхи, где Хейердал ожидал обнаружить какую-то связь с Южной Америкой), натолкнулись на костяной гарпун, равный 6 см, идентичный образцам, найденным на Маркизских островах, относящийся по времени примерно к 1200 году, а также нашли полинезийские напильники для кораллов, кости полинезийской крысы и красной азиатской кустарниковой курицы. Если даже Хейердал и признал, что остров был полон полинезийцев, когда приехали европейцы, и если полинезийцы с самого начала были на нем, то где же южноамериканцы? Он никогда не брался за разрешение этой дилеммы.
      Инструменты для обтесывания камня на острове соответствуют простым формам очень ранней стадии (1100 годы до н.э.) развития подобных инструментов в Восточной Полинезии. Хотя из-за изолированности Рапа Нуи многие усовершенствованные формы инструментов, развившиеся в остальной части Восточной Полинезии, и не дошли до него, позднее на острове появились собственные разработки, такие как четырехугольный струг с выдолбленной ручкой. Большая часть материальной культуры острова также отражает сходство с культурой Восточной Полинезии (в особенности Маркизских островов), а также новшества, связанные с длительной изоляцией и приспособление к местным условиям (таким как сравнительная редкость использования больших черепаховых панцирей для изготовления инструментов и избыток обсидиана). Отсутствие на острове Пасхи характерных для Полинезии ступок для приготовления еды определенного обструганного типа, которые появились в Центральной Полинезии к 1000 году, указывает на колонизацию острова в первые века нашей эры. Хейердал нашел доказательства регулярных приездов южноамериканцев на более близкие Галапагосские острова – примерно 2000 фрагментов 131 горшочка, 44 из них точно изготовлены до инков в Южной Америке. Но на острове Пасхи нет никаких следов текстиля, так же как не найдено доисторических глиняных черепков, а ведь это два наиболее характерных и распространенных изделия перуанской культуры! Даже если южноамериканцы не привезли с собой керамические изделия, они могли выработать некоторые на острове: Карлайл Смит, один из археологов, взятых Хейердалом на Рапа Нуи в 1955 году, нашел источник прекрасной гончарной глины на острове, во влажном месте западного склона Рано Рараки. Он сделал из нее небольшой глиняный сосуд и успешно обжег его. Конечно же то же самое мог сделать любой гончар из американских индейцев…

Уникальная базальтовая статуя весом 4 т. и высотой 2,5 м., перевезенная англичанами в 1868 году в Британский музей в Лондоне

      Однако те же доводы не применимы к полинезийцам; хотя ранний доисторический период западной Полинезии характеризуется декоративной керамикой Lapita, на смену которой к первому тысячелетию до н.э. пришли простые гончарные изделия, к 200 году она полностью исчезла на островах Самоа и Тонга, а к 300 году и во всех других местах. Возможно, что после этого времени нигде в Полинезии не изготавливали гончарные изделия, может быть, из-за скудности запасов глины на этих базальтовых и коралловых островах. Другими словами, полинезийские колонисты острова Пасхи могли быть и незнакомы с гончарным делом, в отличие от американских индейцев.
      По иронии судьбы оказалось, что в одном месте все же нашли керамику: Хейердал показал островитянам несколько глиняных черепков из Перу в надежде на то, что подобный материал может отыскаться на Рапа Нуи. Вскоре один человек принес отполированные красные осколки сосуда и объявил, что они из разграбленной могилы в Аху Тепеу. Археологи не нашли там изделий из глины, конечно же вся история оказалась обманом, а осколки были от старинной чилийской вазы. Островитяне стремились найти то, что нужно «сеньору Кон-Тики», а воодушевившийся Хейердал не мог поверить своим ушам, когда узнал правду, настолько сильно он хотел, чтобы гончарные изделия были обнаружены.
      Не стоит придавать большого значения тому, что некоторая доисторическая керамика была найдена на Маркизских островах, которые были колонизированы к I веку до н.э., ведь вся она была привезена с Запада. Некоторые каменные чаши на острове Пасхи идентичны по форме с ободком глиняным чашам из Самоа; было сделано предположение, что подобные каменные чаши, которые оказались копиями поздних полинезийских простых керамических изделий, могут быть доказательством ранней колонизации Рапа Нуи.
      Следующим доводом против сильного южноамериканского влияния является полное отсутствие метода выдавливания с помощью каменных инструментов во всей Полинезии. Этот метод был широко распространен в Новом Свете, он включал выдавливание осколков камня из породы, в противоположность их отбиванию; он рано появился и использовался долгое время, так что американские индейцы, добравшиеся до острова Пасхи, обязательно использовали бы его, тем более что островной обсидиан очень подходит для работы этим методом. Уильям Мюллой, ранее известный своей работой о культуре американских индейцев, написал, основываясь на этих фактах, что он «не уверен, ступала ли когда-нибудь нога американского индейца на остров». И конечно же Хейердал ничего не говорит о полном отсутствии южноамериканской металлообработки на острове Пасхи!
      На этом мы закончим обсуждать артефакты. А что же можно сказать о монументальных площадках, или платформах, и резьбе? Безусловно, можно найти сходные черты в формах, сделанных на острове Пасхи и в Южной Америке, – в конце концов, существует множество форм, в которых могут быть выполнены простые монолитные статуи людей, но в утверждениях Хейердала здесь также много противоречий, когда желаемое принималось за действительное. Даже те немногие американские антропологи, которые верят в контакты между Новым Светом и другими частями Тихого океана, находят очень странным то, что Хейердал чаще указывал на сходство между культурами Рапа Нуи и Тиауанако с центром на озере Титикака, чем на сходство с прибрежной частью материка. Более того, «имперская» фаза в Тиауанако началась в VIII веке, а ее влияние на береговую часть началось несколько позже, так что если первые колонисты добрались до острова до 400 года, как считал Хейердал, то как же они могли принести с собой культуру Тиауанако? В то время на Перуанском побережье был период культуры мочика. Для того чтобы преодолеть противоречия, Хейердалу нужно было отбросить две сомнительные датировки по радиоуглероду на Рапа Нуи (318 год, определенный по тростнику из могилы Аху Тепеу I, и 386 год, вычисленный по древесному углю в котловане Пойка) как несостоятельные (например, уголь мог быть природным) и считать, что первые колонисты появились в 690 году (следующая ранняя датировка) – но все равно это слишком рано для влияния классического Тиауанако!
      Более того, точная сборка больших многоугольных блоков началась в Перу после 1440 года, но на острове Пасхи еще до 1200 года были подобные обработанные каменные статуи (в Тахаи). Хейердал относил Винапу I (с подогнанными блоками) к раннему периоду, но было доказано, что скорее всего статуя датируется 1516 годом, тогда как Винапу II действительно был сделан ранее (857 год) и представляет собой неровную, типично восточнополинезийскую облицовку вертикальных плит. В действительности один блок, взятый из Винапу II, встроен в основание Винапу I! Так что если более поздняя дата постройки Винапу I соотносится со временем использования подогнанных блоков в Андах, то явная полинезийская структура относится к более позднему периоду в том же месте.
      В любом случае платформы острова Пасхи соответствуют традиции и плану марае (местам поклонения богам предков и социально-религиозным центрам) в Восточной Полинезии, а не храмам в Андах: по сути Аху Тепеу I (сделанный в IV веке) имеет очень большое сходство с марае на острове Тимое, недалеко от Мангаревы. Что касается каменных стен, то специалисты из Анд отметили, что их тип не соответствует классической кладке, принятой у инков. Более того, в отличие от сплошных блоков, используемых в Перу, «стены» острова Пасхи в действительности представляют собой обточенные плиты, маскирующие булыжники, так что сходство с гигантскими блоками может быть лишь кажущимся. Метро подчеркивал ошибочность такой аналогии.
      Предполагалось, что умение островитян работать с камнем развилось из их знаний плотницкого дела и деревообработки, такого как изготовление досок, нужных для каноэ. Но это не было уникальным явлением на Рапа Нуи: платформы для домов на Маркизских островах, считающиеся самыми красивыми в Полинезии, были построены из прекрасно подогнанных, но неотесанных гигантских базальтовых глыб: платформа для танцев Юаха-ке-куа построена из камней весом от 3 до 5 тонн каждая. Можно также отметить чрезвычайно высокий – 5 метров – каменный дольмен «Хаамонга а Мауи», относящийся примерно к 1200 году, на острове Тонга, напоминающий дольмены Стоунхенджа и сделанный из коралловых глыб весом от 30 до 40 тонн. Полинезийцы были хорошо знакомы с обработкой камня и работой с массивными блоками. Что бы ни говорил Хейердал, они также умели возводить сложные сооружения с выступами; нет убедительных доказательств того, что они были построены раньше, чем дома в форме лодки (несомненно, что каменотесы Оронго использовали бордюрные камни из таких домов для своей работы!), и больше похоже на то, что каменные дома со ступенчатой крышей являлись местным изобретением, которое было связано с наличием ровных и тонких базальтовых пластин и, возможно, со скудостью материалов, из которых строили жилища из столбов с тростниковой крышей. А возможно, жители просто хотели строить более прочные здания. В любом случае дома с выступами также существуют на Гавайях и ассоциируются с мастерством «полинезийских рыбаков». Дома в форме лодки явно напоминают эллиптические сооружения на Мангареве, Рапа и Туамоту; бордюрные камни же, которые используются для украшения жилищ на острове Пасхи, также встречаются на Мангареве и на островах Общества.
      Более того, «головы-валуны» Хейердала – это вновь вырезанные фрагменты туфа с Рано Рараку, которые были целыми статуями классического типа. Прямоугольные человекоподобные колонны стали использоваться в XIX веке в Винапу и, вероятно, являются более поздними, а не более ранними формами.
      Теперь о том, что касается коленопреклоненной статуи «Тукутури» и ее мнимого сходства с тиуанакским аналогом (Хейердал приводил их как один из важных аргументов культурных контактов). Часто ученые отмечали, что не существует доказательств, подтверждающих ее раннее происхождение, и несколько ученых, включая Себастьяна Энглерта, воспринимали ее как стилистически очень позднюю скульптуру, напоминающую полинезийских «тики» (их поза хорошо известна на острове Пасхи и используется певцами на фестивалях). Замечено, что коленопреклоненная статуя на Тиауанако не имеет какого-то сходства с экземпляром на острове Пасхи кроме самой позы, в любом случае лицо последней из двух статуй слишком сильно пострадало от атмосферных воздействий, чтобы можно было проводить какие-то глубокие сравнения. Фигура «Тукутури» сделана менее угловатой и более натуралистичной, а лицо вырезано под другим углом: чем больше смотришь на эти две статуи, тем меньше сходства находишь в них.
      Аналогии, проведенные Хейердалом, не нашли поддержки у специалистов по полинезийской или южноамериканской скульптуре. Хейердал также сравнивал другие образцы искусства острова Пасхи и Южной Америки, и некоторые примеры были более правдоподобны, чем другие. К сожалению, некоторые черты, такие как предполагаемые «кошачьи» или «индюшачьи», кажутся игрой воображения: Уильям Томсон обнаружил, что единственное наскальное изображение человека-птицы в Оронго с лицом Маке-маке, основного божества, напоминало декоративный камень, который он видел в Перу (хотя он и подчеркивал, что не знает других примеров сходства между реликтами, найденными на острове и в Перу). Однако в его описании этой фигуры отсутствует птичий клюв; Хейердал ухватился за его неудачное и неточное описание рук и ног, похожих на лапы с когтями, посчитав их «кошачьими» чертами, и, следовательно, связью с Новым Светом.
      Еще одной ошибкой этого типа была иллюстрация А. Лавашери – нарисованное лицо в пещере на Моту Нуи со «следами слез» – по мнению Хейердала, это явная южноамериканская особенность, хотя линии на лице просто очерчивали форму носа.
      Что касается попытки Хейердала связать известный на острове Пасхи мотив человека-птицы с Новым Светом, то подобные аналогии можно провести и в других направлениях, например, есть сильное сходство между изделиями острова Пасхи и Соломоновых островов, где сидящие фигуры людей с головами птицы фрегата были вырезаны для украшения носа каноэ и служили буйками. Более того, мотив человека-птицы распространен и свойственен искусству островной Полинезии (то есть охватывает остров Пасхи, Гавайи и Новую Зеландию). Американский специалист по наскальной живописи Джорджия Ли изучала петроглифы на Гавайях и описала человеческие фигуры, сидящие на корточках, которые «имели поразительное сходство» с человеком-птицей с острова Пасхи. Однако, вместо того чтобы делать упрощенные выводы о прямом контакте жителей этих двух мест, она предпочитает видеть сходство, отражающее общую полинезийскую традицию.
      Нельзя не исключать также другой фактор: в гавайском искусстве наскальной живописи был мотив «полумаски», который имеет огромное сходство с подобными изображениями на острове Пасхи, равно как и с бесчисленными лицами с большими глазами в искусстве Маркизских островов.
      Деревянные статуэтки, изображающие мужские фигуры на Рапа Нуи, напоминают определенные деревянные образцы на Гавайях, в них похоже выделены ребра и позвоночник, тогда как удлиненные мочки ушей с затычками можно найти на Маркизских островах и Мангареве – эти два фактора в числе прочих ставят под сомнение идею Хейердала об американском происхождении культуры пасханцев. К тому же более пристальное изучение астрономической разметки на Рано Кау, которую Эдвин Фердон принял за доказательство солнцепоклонничества на острове, что было подхвачено Хейердалом, показало, что такая солнечная обсерватория была бы безнадежно неточной, особенно потому, что линия горизонта лишь смутно видна в этом направлении. Таким образом, еще одна характерная особенность Нового Света оказалась миражом.
      Х. Рамирес недавно наглядно показал в своей книге об острове Пасхи, как Хейердал смешивал примеры из отдаленных мест и разных времен и племен – Тиауанако, моче, инков – для построения своей теории, а также опускал ту информацию, которая не ложилась под его теорию, например, о глиняном фризе в Тукуме («его не нужно учитывать, этот человек-птица, держащий яйцо, является птицей из культуры моче, держащей что-то напоминающее яйцо») и описание весла с двумя лопастями, которое «всего лишь весло моче».
      Доступные археологические данные демонстрируют преемственность материалов несомненно полинезийского происхождения: эта преемственность нашла отражение в артефактах, в местоположении, планировании, строительстве и в использовании типично полинезийских ритуальных платформ, и она находится в явном противоречии с «прорывом», необходимым для теории Хейердала о приходе двух совершенно различных народов. Даже если признать правомерными некоторые сравнения Хейердала с образцами южноамериканской культуры, очевидно, что абсолютное большинство материальной культуры острова Пасхи явно указывает на западное происхождение. Могут ли язык и физическая антропология пролить свет на этот вопрос?