Начальник штаба постучал в комнату А. П. и взволнованным голосом доложил:
      - Ваше Превосходительство, бой начался!
      - Прекрасно, - послышался голос А. П., - прикажите разбудить меня часа через два.
      А. П. был покоен за свои войска.
      - Великую выдержку и хладнокровие надо иметь пехоте при отражении кавалерийских атак. Неудержимой лавой на распущенных поводьях марш маршем несутся кони со взлохмаченными гривами. На них влитые всадники с пиками на перевес. С каждым мгновением близится грозный ритм. На одной стороне порыв и гул, на другой неподвижность и безмолвие. Палец лежит на спусковом крючке, глаз впивается в нарастающую цель, сердце обгоняет скок коней, но до команды никто не смет нажать на спасительный спуск.
      Однажды, при атаке красной кавалерии на Дроздовцев, присутствовал Кутепов. Он стоял рядом с Туркулом.
      - Не пора ли открыть огонь? - не выдержал А. П.
      - Ваше Превосходительство, здесь я хозяин и я отвечаю за бой, -сказал Туркул, выждал еще несколько мгновений и скомандовал :
      - По кавалерии, батальон... пли!
      Мчащиеся кентавры с размаха точно ударились грудью о невидимую преграду.. Вздыбились, опрокинулись...
      - Вы нарочно так разыграли этот бой в присутствии вашего командующего? спросил Кутепов Туркула.
      - Никак нет, Ваше Превосходительство, мои Дроздовцы обычно так воюют с кавалерией.
      Вечером, за ужином, генерал Кутепов провозгласил здравицу за генерала Туркула, отбившего в один бой сразу две атаки - атаку красной кавалерии и атаку своего командующего...
      Разгром Жлобы начали Корниловцы. Жлоба с пятью кавалерийскими бригадами бросился на Корниловцев. Встретил стальную стену. Вслед за выдержанным огнем Корниловцев в красную кавалерию врезались броневики, на открытые позиции вынеслись пушки, наверху зареяла воздушная эскадрилья... Отовсюду хлестал стальной град.
      Красная конница смешалась. Бросилась на Северо-Запад, их встретили: бронепоезда и пехота Слащева. Жлоба поскакал на Юг, наткнулся на Дроздовцев под командою генерала Витковского. Повернул прямо на Север и опять налетел на Дроздовцев. Кавалеристы помчались на Восток, их перехватили донцы и кавалерия генерала Морозова.
      Красные кавалеристы бросали своих взмыленных с запавшими боками коней и разбегались во все стороны.
      Конница Жлобы была уничтожена. Вся артиллерия при, ней - 40 орудий, 200 пулеметов, 2000 пленных и 3000 коней были взяты белыми в этом бою.
      Быстро перегруппировавшись, Русская армия повела по всему фронту наступление и в последующих двухдневных боях захватила еще несколько тысяч пленных, сотни пулеметов и 200 орудий. (См. "Записки" Генерала П. Н. Врангеля: "Белое Дело". IV. стран. 115.).
      Русская армия выполняла свой долг. Крым ликовал...
      XXI.
      Шесть с половиной месяцев длилась борьба Русской армии на равнинах Северной Таврии. Русская армия истекала кровью. Некоторые полки иго корпуса были сведены в батальоны.
      Мобилизация в Крыму и Северной Таврии полностью исчерпала всех способных носить оружие. Единственным источником пополнения войск оставались пленные, но они понижали боеспособность армии.
      Снова взор обращался на казачьи земли, откуда приходили сведения о начавшихся восстаниях, и генерал Врангель решил произвести десант на Кубань силою до пяти тысяч штыков и сабель. Три недели продолжалась Кубанская операция, но закончилась неуспехом. Десант пришлось вернуть в Крым.
      Всего за четыре дня до начала Кубанской операции красные ожесточенными атаками приковали к фронту войска 1-го корпуса, а на фронте 2-го корпуса противник под прикрытием артиллерийского огня с правого берега Днепра, господствующего над песчаной равниной левого берега, навел понтонный мост в районе Каховки и переправился через Днепр. Все попытки 2-го корпуса выбить противника из Каховского тет-де-пона оказались тщетны.
      Большевики сильно укрепили Каховские позиции и перебросили сюда лучшие свои части с тяжелой и легкой артиллерией.
      Создалась угроза всему левому флангу Русской армии. Противник получил возможность накапливать в Каховке крупные силы, которыми всегда мог выйти в тыл белым войскам и отрезать их от Перекопа.
      Врангель решил перебросить крупные силы на правый берег Днепра и взять Каховку с тыла.
      К началу этой операции генерал Кутепов был назначен командующим 1-ой армией, генерал Драценко командующим 2-ой армией.
      1-ая армия выполнила свою задачу. Кутепов сосредоточил несколько полков на острове Хортица, древней цитадели буйной Запорожской Сечи. Отсюда Корниловцы и Марковцы бросились в брод через Днепр. Большевики с высокого ярко желтого берега открыли огонь.
      Забулькали пули. По Днепру поплыли, извиваясь, алые струйки. В разлетающихся брызгах от несущихся скачками людей заиграло радугой солнце. Высоты у красных были взяты с налета. Армия Кутепова стала развивать успех.
      В то же время действия 2-ой армии отличались вялостью и нерешительностью. Генерал Врангель в своих записках определенно указывает, что Драценко "действовал, как бы ощупью", и у него не было "твердого руководства командующего apмией". В результате, несмотря на весь первоначальный успех, вся заднепровская операция была сорвана. Угроза со стороны Каховского плацдарма осталась висеть над Русской армией. (См. "Записки" Генерала П. Н. Врангеля: "Белое Дело". IV. стран. 205.).
      К этому времени поляки разгромили большевиков, и между ними было заключено перемирие, кончившееся Рижским договором. Красное командование получило возможность бросить все свои силы на Врангеля.
      Кроме, пехоты, перебрасываемой с Польского фронта по железным дорогам, к Днепру двигалась Конная армия Буденного силою в четыре кавалерийских дивизий и отдельной кавалерийской бригады. Буденный шел небольшими переходами и все время пополнялся людским и конским составом.
      Каждый день перехватывалось радио с донесением Буденного о месте его ночевки, и было ясно, что к середине октября Буденный будет в Каховке.
      На фронте нарастали грозные события, а тыл был поглощен радостным известием - Франция признала правительство Врангеля.
      Граф де Мартель с французской миссией приехал в Севастополь вручать свои верительные грамоты. Франция обещала оказать Белой армии "нравственную поддержку" и "матерьяльную помощь".
      На банкете граф де Мартель поднял бокал "в честь славных воинов и их блестящего вождя, за окончательное освобождение великой и дружественной нам России".
      Ярко освещенный зал, убранный цветами, полный военными и штатскими, оживленно гудел. Все подходили к Врангелю и наперерыв поздравляли его с дипломатической победой.
      - Ну, вот мы и вышли на большую дорогу, - приветствовал Врангеля один генерал. (См. "Записки" Генерала П. Н. Врангеля: "Белое Дело". IV. стран. 213.).
      Через несколько дней после этого раута вся Русская армия вышла на кораблях в открытое море.
      Уже заграницей генерал Кутепов высказал такой свой взгляд на причины падения Крыма с чисто военной точки зрения. Кутепов говорил:
      - Кубанская операция была несвоевременна. Она оттянула у нас пять тысяч штыков в тот самый момент, когда большевики повели наступление по всему нашему фронту. Пяти тысяч для десанта было мало, но их было бы достаточно, чтобы противник не овладел Каховкой.
      - Неудачным я считаю разделение Русской армии на две армии перед самой Заднепровской операцией. Непосредственное руководство войсками при этой операции должно было бы находиться в одних руках. У нас к Крыму было по существу штыков и сабель всего на один корпус военного времени, а им командовали - главнокомандующий, два командующих и четыре командира корпуса.
      - После Заднепровской операции, когда окончательно выяснилась полная невозможность овладеть Каховским плацдармом красных, в тоже время было получено известие о начавшихся мирных переговорах поляков с большевиками, я предлагал генералу Врангелю начать отводить армию из Северной Таврии за Перекоп. Отход был бы без давления на фронте, войска шли бы спокойно, с музыкой. За время отхода можно было бы из Таврии вывезти в Крым все наши хлебные запасы. Дух в войсках не был бы потерян. На Перекопе войска сами укрепили бы свои позиции, и мы смело могли бы отсидеться в Крыму всю зиму. Как потом обернулось бы дело, трудно сказать, но в тот год в России разразился страшный голод, в Тамбовской губернии поднял восстание Антонов, в Кронштадте загремели выстрелы матросов.
      - Врангель не согласился с моим планом, так как считал, что очищение нами Северной Таврии могло бы неблагоприятно повлиять на наши переговоры с Францией...
      Катастрофа в Крыму разразилась молниеносно.
      Красные в середине октября по всему фронту перешли в наступление шестью армиями. Свой главный удар Красное командование решило нанести из Каховского плацдарма, куда уже втянулась VI-ая Советская армия и 1-ая Конная армия Буденного. VI-ая армия совместно со 2-ой Конной должны были наступать на Перекоп, а Буденный получил приказ выйти в тыл главным силам Кутепова и отрезать их от Чонгарского полуострова - второго перешейка, связывающего Северную Таврию с Крымом. Одновременно с Севера и Востока должны были атаковать Русскую армию остальные Советские армии.
      Общее количество штыков и сабель в Красной армии было раза в три больше, чем в Белой.
      VI-ая Советская армия быстро оттеснила 2-ой корпус за Перекопский вал, а конная армия Буденного пересекла весь тыл генерала Кутепова и отрезала его войска от Крыма. Оба выхода из Таврии в Крым советские войска закупорили.
      А. П. из штабного поезда помчался на автомобиле к своим войскам.
      Начались сильные морозы. На походе под ногами звенела земля. По полям стлался густой туман. Воздушная разведка с трудом определяла расположение противника. Связь 1-ой армии со 2-ой армией и со Ставкой была прервана. Армия Кутепова медленно отходила на Крым к Чонгарскому полуострову. А. П. на автомобиле, переезжал из одной дивизии в другую, и в его присутствии разыгрывались бои.
      Напор красных с Севера сдерживали Корниловцы, на юге успешно воевали Дроздовцы. Генерал Туркул разбил Особую бригаду конницы Буденного и захватил в плен конвой и оркестр Буденного. Сам Буденный еле спасся. Он соскочил со своего жеребца и умчал на автомобиле.
      В то же время пешая 3-ья донская дивизия совместно с 7-ой пехотной дивизией внезапным ударом с Востока, обрушилась на Буденного. Красных захватили врасплох, их кони стояли по дворам расседланными. Коннице Буденного еле удалось прорваться через пехоту. Уничтожить ее не удалось.
      Русская армия получила возможность втягиваться в Крым.
      Под прикрытием 1-ой армии втянулась на Чонгарский полуостров 2-ая армия, а потом уже стала отходить армия Кутепова.
      Туркул со своими Дроздовцами огрызнулся в последний раз. Дроздовцы бросились в атаку, разбили красных и захватили в плен около двух тысяч красноармейцев. Дроздовцев никто не поддержал.
      Русская армия отошла в Крым Она понесла огромные потери убитыми, ранеными, обмороженными, пленными. В руках красных осталось пять бронепоездов, интендантские склады и около двух миллионов пудов хлеба только в одном Мелитополе.
      Русская армия потеряла 18 орудий, за то сама взяла у красных 15 орудий.
      Несмотря на благополучное отступление Русской армии, войска потеряли сердце. Подавляла полная безысходность борьбы. У красных были неистощимые резервы. На место разбитых войск тотчас появлялись новые. Никакие победы не приближали желанного конца.
      В Крыму, по приказу Врангеля, войска начали перегруппировку и постепенно занимали указанные позиции. В приготовленных окопах не было блиндажей, укрытий, землянок.
      Морозы крепчали. Сиваш покрылся льдом, линия обороны неожиданно удлинилась. Солдаты на позициях кутались в тряпье, запихивали под рубашку солому. Число обмороженных росло.
      Красные вели яростные атаки и громили Перекоп артиллерией. По замершему Сивашу они обошли Перекопский вал...
      Генерал Кутепов доложил Главнокомандующему всю тяжелую обстановку на фронте. Врангель понял, что наступила решительная минута. Он приказал, как можно дольше удерживать последние укрепленные позиции в Крыму, чтобы выиграть несколько дней для окончательной подготовки эвакуации населения и армии.
      Весь план эвакуации был заранее тщательно разработан, но количество гражданского населения, стремившегося выехать из Крыма, опрокидывало все предварительные расчеты.
      Адмирал Кедров напряг всю свою энергию, и ко дню эвакуации были готовы все суда, могущие держаться на воде.
      Началась погрузка лазаретов, тыловых учреждений, населения. 29-го октября Врангель приказал войскам оторваться от противника и, под прикрытием кавалерии, каждой части быстрыми маршами идти в назначенный ей приморский город.
      Армия стала отходить в полном поряди.
      30-го октября в Севастополь приехал А. П., за ним подходили его войска.
      До глубокой ночи А. П. объезжал окраины и предместья Севастополя. Были только отдельные попытки грабежей.
      На другой день войска А. П. стали грузиться на суда. Юнкерские училища и заставы от частей генерала Кутепова прикрывали посадку войск.
      Наконец, стали сниматься последние заставы. Рота Алексеевскрго училища шла на пристань со старой песнью Студенческого батальона:
      "Вспоили вы нас и вскормили
      Отчизны родные поля"...
      Юнкера погрузились. Главнокомандующий отбыл на крейсер "Корнилов". На берегу остался высокий генерал с седыми усами - комендант Севастопольской крепости - генерал Стогов.
      Он низко поклонился родной земле, перекрестился и со слезами на глазах последним сошел с берега.
      Молчаливой сосредоточенной толпой провожало население отплывавшую армию. На набережной стояло много портовых рабочих. Но в их глазах не было ни блеска торжества, ни ненависти. Они видели, что от России отрывается живой кусок ее тела.
      Генерал Врангель с адмиралом Кедровым объезжал на катере суда. С каждого корабля им неслось навстречу восторженное ура.
      Армия была выведена "с честью".
      166 судов, нагруженных 135-ью тысячами людей, отплыли от родных берегов. Палубы, проходы, мостики, трюмы были забиты людьми.
      В угольном трюме одного парохода, тесно прижавшись друг к другу, сидели офицеры, солдаты. Кое-где мерцали огарки свечей.
      Жутко и мрачно было у всех на душе.
      На лестнице, ведущей в трюм, показался старенький полковой священник. На войне он обходил поля сражений, утешал и напутствовал умирающих. Могилы павших он обкладывал зеленым дерном и прибивал к белому кресту жестяную дощечку, на которой его рукою было любовно выведено: Воину благочестивому, кровию и честию на поле бранном венчанному.
      Этот батюшка стоял теперь на лестнице, и его седая голова четко выделялась на темном небе с мерцающими звездами. Он трижды осенил крестом сгрудившихся во тьме людей и заговорил прерывистым голосом:
      -Белые воины, я ваш духовный пастырь и пришел облегчить вашу скорбь... Вы сражались за Святую Русь, но пути Господни неисповедимы. Теперь мы плывем в открытое море и даже не знаем, к каким берегам мы пристанем. Мы покинули родную землю... Многие из нас уже никогда не увидят своих милых, близких и родных... Многим из нас и не суждено будет ступить на свою родную землю и неизвестно, где мы сложим свои кости... Мы, как листья, оторванные бурей от родных ветвей и злобно гонимые ветром... Но пусть каждый надеется на милосердие Божие. Пусть каждый своим духовным взором обращается ко Господу, и пусть первая наша молитва будет всегда о нашей родине... родине несчастной, родине измученной, родине поруганной. Да восстановит ее Господь Бог, и да воссияет она светлой правдой...
      {124}
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      Не плачь о нас. Святая Русь,
      Не надо слезь, не надо!
      Молись за павших и живых:
      Молитвы нам награда.
      Из галлиполийской песни.
      I.
      Огромным табором на кораблях раскинулась Русская армия перед Царьградом. Но приплыли не завоеватели, осадившие город с моря, а разбитая, вытесненные из родных пределов, измученные войска.
      В Царьград торжествовали победители, союзники России по Великой войне, а Русская армия, как бедная родственница, протягивала к ним руку за подаянием. На кораблях трепались сигналы бедствий - хлеба и воды.
      Франция великодушно объявила, что она берет Русскую армию под свое покровительство, и на русских судах, взятых Францией со всеми на них нагруженными товарами под залог своей помощи, взвились ее трехцветные флаги.
      По международным правилам армия, отошедшая на чужую землю, должна разоружиться. Русские войска это понимали, но национальная гордость трудно мирилась с таким требованием, предъявленным своими союзниками. Ведь и Сербская армия была недавно лишена отечества, однако без унижения высажена на чужую территорию...
      Для Русской армии сдать свое оружие значило сразу обратиться в беженскую пыль. Острее всех почувствовал это генерал Кутепов н он отдал приказ, в котором потребовал от своих войск собрать все оружие и хранить его под караулом, а каждой дивизии сформировать батальон из 600 человек, вооруженных винтовками, с пулеметной командой в 60 пулеметов.
      Войска генерала Кутепова свое оружие сохранили.
      Много дней стояла Русская армия перед Царьградом. Как марево в Кубанских степях, манил к себе город со стройными минаретами за зеркальным Босфором и, как марево, Царьград был недосягаем. Войскам генерала Кутепова было приказано высадиться в Галлиполи. Теперь эти войска были снова сведены в один корпус, во главе которого Врангель оставил Кутепова, произведенного за боевые отличия в Крыму в генерал-от-инфантерии.
      В холодное ноябрьское утро к серым развалинам городка Галлиполи подплыли корабли с обломками Русской армии. Кутепов первым высадился на берег. Ему подвели коня. А. П. в сопровождении французского майора поехал осматривать место, предназначенное для русского лагеря.
      В семи верстах от города майор широким жестом обвел голое поле у подножья покрытой кустарником горы и сказал:
      - Вот место для лагеря.
      - И это все? - невольно вырвалось у А П. Майор молча наклонил голову.
      Началась разгрузка пароходов. Из своих трюмов они изрыгали тысячи грязных, голодных людей. В зимнюю стужу, под холодным дождем, войска располагались около мола на серых ослизлых камнях...
      Сбылись вещие слова турецкого поэта - пророка Намык-Кемаль-бея, чья могила в Галлиполи почитается священной:
      "Здесь упадет Россия на голые камни подбитым орлом с подрезанными крыльями".
      II.
      Уныние охватило войска в Галлиполи. Потеряли родину, выброшены на пустынный полуостров, впереди полная неизвестность.
      Духовный надлом сейчас же сказался на внешнем облике войск. Подняв воротники шинелей с оборванными пуговицами и без погон, ходили по Галлиполи толпы хмурых людей. Искали щепки для костров. устраивали в развалинах логовища, продавали на базаре свои и казенные вещи. Старшим в чине чести не отдавали, считали, что бедствие всех сравняло. Быстро стирались все грани, столь необходимые в каждой армии.
      Городок опасливо смотрел на вооруженных нищих пришельцев и наглухо запирал свои двери.
      А. П. сразу понял, какую тяжкую ответственность возложила на него судьба в Галлиполи. Он знал, что во многих лагерях, где содержались интернированные русские войска, люди совершенно опускались. В полной праздности жили на казенном пайке и целыми днями валялись на нарах. Цепенели физически и духовно.
      Что делать? - задавал себе вопрос А. П. и мудрый ответ он нашел в своей душе. Надо строить жизнь, и в этой стройке каждая минута дорога и нет такого дела, которое было бы малым. Войска были без крова, грязные, обносившиеся. Было много больных.
      Но чтобы строить, надо было прежде всего встряхнуть безвольную массу и влить в нее силу.
      Это было трудно. Труднее, чем бросать войска в атаку или идти с добровольцами в ледяной поход. Тогда у начальника была власть, у подчиненных долг, вера, а теперь людская масса, как тесто, расползалась между пальцами. Каждый имел право уйти из армии на положение беженца.
      В руках А. П. оставалась только нравственная сила и собственная воля.
      - Дать порядок, - кратко приказал А. П. своим ближайшим помощникам.
      С самого утра, как рачительный хозяин, А. П. обходил своим неутомимым шагом весь городок и лагерь. Как всегда был тщательно одет, бодр и весел духом, точно окружающая обстановка была самая обыденная. За всем следил, все налаживал и заставляли работать и работать.
      Офицеры работали наравне с солдатами. Разбивали лагерь, копали землянки, строили бани, носили с гор дрова, таскали из города в лагерь продукты, прокладывали узкоколейку,
      - Никакая физическая работа не может быть унизительна, - неустанно твердил офицерам А. П,
      Всегда задерживался около тех, которые выполняли наиболее трудную и грязную работу. Со всеми здоровался.
      - У меня руки грязные, Ваше Высокопревосходительство, - говорил кто-нибудь из офицеров.
      - Руки грязнятся не от работы, - отвечал А. П. и крепко пожимал руку.
      Очень быстро раскинулся полотняный поселок на прежнем голом поле, в "долине смерти и роз". Когда-то в этой долине цвели розы, а теперь они расползлись шиповником, в колючих ветвях которого гнездились ядовитые гады. В этой долине косила людей и москитная лихорадка.
      Но не поселок для переселенцев на новых землях строил А. П., он строил военный лагерь но образцу векового уклада российских войск и с первых же дней в Галлиполи он стал требовать от всех чинов корпуса несения военной службы и полного подчинения воинскому порядку.[лдн-книги2]
      В своем приказе Кутепов писал:
      "Для поддержания на должной высоте доброго имени и славы русского офицера и солдата, что особенно необходимо на чужой земле, приказываю начальникам тщательно и точно следить за выполнением всех требований дисциплины. Предупреждаю, что я буду строго взыскивать за малейшее упущение по службе и беспощадно предавать суду всех нарушителей правил благопристойности и воинского приличия"...
      Ропотом встретили войска ото требование.
      - Зачем теперь эта игра в солдатики? - Довольно...
      - Пусть ругаются, - говорил А. П., - русский человек всегда ругает начальство. Сами потом поймут, что так надо... - и неуклонно проводил в жизнь дисциплину. Органически не выносил распущенности и расхлябанности. Непокорных немилосердно сажал под арест на гауптвахту. Он говорил:
      - Наша борьба с большевиками не кончена. Для борьбы нужны люди с выдержкой, сильные духом и телом. Мы должны служить примером и для всей нашей молодежи...
      Понимал А. П. и то, что только организованная военная сила поможет Главнокомандующему отстаивать в Константинополь интересы армии.
      Взнузданные Кутеповым войска подобрались. Возмущаться "игрой в солдатики" перестали. Вместо ропота была уже общая дума - армия мы или нет в глазах союзников.
      Сидевшие на "губе" в полуразвалившейся генуэзской башне, как-то раз, развлекаясь, решили произвести выборы "комкора" прямым и тайным голосованием. Единогласно избрали генерала Кутепова.
      "Кутеппашой" величали турки А. П.
      Потянулись первые дни Русской армии на чужбине. Кончились походы, ушло боевое напряжение. Их сменила неподвижность бесцельность сидения. Было тягостно, голодно и холодно.
      Французы отпускали однообразный скудный паек, командование помогало жалованьем от одной до двух турецких лир в месяц.
      Генералу Кутепову как командиру корпуса, было предложено большее содержание, но он решительно отказался от такой, привилегии. Считал, что должен разделять все невзгоды со своими войсками. Сделал это просто и незаметно.
      Как и все в Галлиполи, А. П. нуждался в самом необходимом особенно после сыпного тифа, которым заразился, обходя каждый день госпитали.
      Однажды, А. П. попросил офицера; ехавшего по командировке в Константинополь, обменять на лиры все скопленные им сбережения за свою службу при Деникина и Врангеле. А П. все еще считал свои сбережения богатством.
      Офицер потом рассказывал:
      - Уж очень мне не хотелось огорчать Комкора. В Крыму ломоть арбуза стоил тысячу рублей, а он, чудак, копил эти деньги. Ну, я продал кое какие свои вещи и привез ему несколько лир. Докладываю - больше никак не мог выручить за ваши деньги. Поверил. Поблагодарил и говорит - а то после тифа на одном пайке не скоро поправишься.
      III.
      Первый же приезд в Галлиполи генерала Врангеля вместе с командующим французской эскадрой адмиралом де Бон рассеял сомнения в вопросе об отношении союзников к Русской армии.
      На параде Врангель заявил, что он только что получил известие о признании армии. Де Бон, казалось, подтвердил это. Он тоже держал речь перед войсками и, глядя на двуглавый орел, выложенный из цветных камней и раковин на клумбе перед лагерем, воскликнул:
      - Я надеюсь, что этот орел, распластанный на земле, скоро взмахнет крыльями, как в те дни, когда он парил перед победоносной Императорской армией.
      Войска в Галлиполи приободрились. Думали - отдохнем, соберемся с силами и в поход, в Россию!
      Но вскоре в Париже произошло падение кабинета, что повлекло за собою смену французского командования в Константинополе. Отношение Франции к Русской армии резко изменилось.
      На генерала Кутепова посыпались требования о сдаче им оружия. А. П. отвечал, что винтовки необходимы для обучения полков и юнкеров.
      Тогда было потребовано сдать пулеметы или, по крайней мере, замки от них под охрану сенегальцев.
      А. П. ответил, что охрана пулеметов вполне надежна в самом корпусе.
      Французы, наконец, прислали категорическое требование сдать все оружие.
      А. П. категорически ответил, что оружие у корпуса может быть отнято только силою.
      Не запугали А. П. и назначенные французским командованием маневры сенегальцев при поддержке миноносцев. На полученное предупреждение об этих маневрах А. П. ответил:
      - Какое совпадение ! У меня на этот день тоже назначены маневры в полном боевом снаряжении.
      Разоружить силою Кутеповский корпус у союзников рука не поднялась. Было решено добиться рассеяния Русской армии иным путем.
      Генерала Врангеля перестали пускать к своим войскам. В Галлиполи было вывешено объявление, что армии генерала Врангеля больше не существует. Ни Врангель, ни его начальники не имеют права отдавать приказания. Все вывезенные войска из Крыма объявлялись свободными беженцами и подчиненными в Галлиполи только французскому коменданту.
      Однажды патруль сенегальцев за пение в городе арестовал двух офицеров, избил одного прикладами до крови и отвел арестованных во французскую комендатуру. Начальник штаба тотчас пошел к коменданту и потребовал освобождения арестованных. Комендант отказал и вызвал караул под ружье. Начальник штаба вызвал две роты юнкеров. Сенегальский караул бежал, бросив два пулемета. Арестованные были освобождены, французы перестали высылать свои патрули по Галлиполи.
      Перед домом французского коменданта русские устроили кошачий концерт. На принесенную жалобу А. П. выразил сожаление и только удивился, как могли допустить такое безобразие французские часовые.
      - Быть может, там не стояли ваши часовые? - спросил А. П. Ему ответили, что стояли.
      - В таком случае разрешите мне ставить к вам своих часовых, и я уверен, что больше таких историй не повторится.
      Предложение А. П. было отклонено. Юнкера, проходившие строем мимо французской комендатуры пели:
      "Скажи-ка, дядя, ведь не даром
      Москва, спаленная пожаром,
      Французу отдана"...
      В Галлиполи появились агитаторы для пропаганды переселения в Бразилию и возвращения в Советскую Poccию. Вывешивались соответствующие объявления за печатью французского коменданта. В этих объявлениях указывалось, что вернувшихся в Советскую Россию встретят "радушный прием", а переселенцы в Бразилию получат в штате С. Паоло землю, инвентарь и денежную субсидию.
      Охотников испытать на себе "радушный прием" большевиков нашлось немного, зато Бразилия внесла большой соблазн.
      Во всех палатках начались ожесточенные споры. Решившихся уехать стали называть "бразильянцами". "Бразильянцы" говорили:
      - Да. мы уезжаем в Бразилию. Вооруженная борьба с большевиками без помощи союзников теперь немыслима. Союзники об этом не думают, и всем нам пора становиться на собственные ноги... Не весь же свой век жевать обезьяньи консервы и чортову фасоль... Вырвемся отсюда, и нам повсюду широкая дорога.
      Счастливый путь, - отвечали им, - становитесь бразильянскими подданными, изменяйте России и армии.
      - Да что вы все кричите Россия, армия ! России нет, есть СССР, а Русская армия жива как волосы, что растут еще на коже мертвеца. Непременно приму бразильянское подданство..
      Не я-изменил русскому народу а он вышвырнул меня. И не хочу больше знать нашего "богоносца". Ты не подашь руки предателю, убийце, растлителю. А чем лучше наш народ? Большевики предавали Poccию, мучили Царскую Семью, оскверняли все святыни, мощи, храмы, а что делал народ? Пусть; хоть бы безмолвствовал. Нет он сам помогал поджигать Россию со всех концов, а нас встречал пулеметами. Только когда большевики скрутили его в бараний рог, он стал безмолвствовать. Безмолвствует и лижет руки своего нового господина. Отечество, порабощенное, остается отечеством. но отечества приявшее рабство для меня не храм, а скотный двор...
      Подымался шум, вопли. Каждый старался перекричать другого.
      - Это кощунство, ложь... Так нельзя говорить о своей родине... Вон из нашей палатки... Уезжайте, хоть к чорту на кулички... Кто поневоле покорился, еще не значит, что он лижет руки своего господина... На поклон к татарам ездили Александр Невский и Дмитрий Донской... Большевики дождутся своего Куликова поля... Мы должны помочь нашему народу скинуть наваждение, а не возвращать своего билета...
      Никого такие споры не переубеждали, каждый оставался при своем решении.