М. Критский
      Александр Павлович Кутепов
      Биографический очерк
      ПРЕДИСЛОВИЕ
      В воскресенье 26 января 1930 г. в одиннадцатом часу утра генерал Кутепов вышел из дому и направился пешком в Галлиполийское Собрание, в церковь.
      Семья Кутепова ждала его к завтраку. Александр Павлович не пришел. Предположили, что он задержался в Собрании. Днем он должен был с женой и сыном отправиться загород, но пробило три часа, а его все нет. Обеспокоенная Лидия Давыдовна посылает верного денщика Федора в Галлиполийское Собрание узнать о причинах задержки генерала, и... через час Федор возвращается и докладывает, что генерал в Галлиполийское Собрание утром не приходил.
      Ужасное предчувствие, что с Александром Павловичем случилось какое-то несчастье, страшно взволновало Лидию Давыдовну. Несчастный случай? Преступление?
      Вызванный Лидией Давыдовной генерал Стогов, начальник Военной Канцелярии, поспешил к ближайшему сотруднику Кутепова, полковнику Зайцову, в надежде узнать, где генерал Кутепов. Полковник Зайцов, пораженный необъяснимым, для него длительным отсутствием генерала, тотчас дал знать об этом в префектуру. Полиция немедленно начала свои поиски генерала во всех госпиталях, моргах, полицейских участках.
      До поздней ночи поиски остаются тщетны. Об исчезновении генерала Кутепова полиция предупреждает пограничные железнодорожные станции и настойчиво просит сотрудников генерала хранить в тайне самый факт его исчезновения в течение ближайших дней для того, чтобы иметь возможно больше шансов напасть на след...
      Стало ясно, что генерал Кутепов стал жертвой преступления. Совершилось злодеяние, невероятное по своей дерзости. Среди бела дня на улицах Парижа, в населенном квартале, пропал человек, хорошо известный полиции, которая с целью его охраны даже имела некоторое наблюдение за ним. Исчез человек, которого по его характерной фигуре и лицу знали хорошо жители этого квартала. Был похищен человек смелый, сильный, неспособный сдаться без борьбы...
      Весь следующий день, вопреки мнению тех немногих из нас, которые были посвящены в тайну, полиция продолжала требовать полного молчания об исчезновении генерала Кутепова. Но к вечеру уже поползли по Парижу зловещие слухи, шопотом передававшиеся от одного к другому.
      Прошел понедельник, и во вторник утром ужасная весть облетела молнией всю русскую эмиграцию. Ум не хотел верить, что такое преступление могло совершиться; сердце не допускало возможности, что генерала Кутепова уже нет среди нас, и тут же мысль переходила к страшной загадке - а где же он? Что сделали с ним преступники, решившие обезглавить Русский Обще-Воинский Союз, а вместе с ним и русскую эмиграцию?
      Два дня загадка исчезновения генерала Кутепова оставалась неразрешенной, и только на третий день слова случайного свидетеля, видевшего из окна дома на той же улице Руссела, где проживал Александр Павлович, что какие-то люди предлагали сесть в автомобиль человеку, по внешности похожему на генерала Кутепова, как-то неохотно поддавшемуся их уговорам, - дали, наконец, путеводную нить к разгадке.
      Мгновенно прервалась тихая жизнь многих тысяч русских людей, как бы проснувшихся от сна и вдруг понявших, что не может быть для русской эмиграции мирного жития в ожидании событий в СССР, что начатая 13 лет тому назад борьба продолжается, что наши враги и угнетатели нашей Родины не дремлют, и жертвою их стал тот, в руках которого сосредоточены были все силы борьбы, тот, которому так верили его соратники по упорной борьбе со злейшими врагами России и русского народа.
      Русская эмиграция закипала негодованием, жаждою мести, желанием принести какие угодно жертвы, лишь бы вырвать генерала Кутепова из рук преступников... Образовался Комитет для сбора средств на розыск генерала Кутепова.
      Частное расследование в течение многих месяцев работало с полным напряжением сил в помощь официальному французскому следствию, и за все это время широкой рекой текли в Комитет пожертвования со всех концов земли: и бедные и богатые несли свою лепту, ибо все поняли, кого они лишились (Сборы в Комитет по розыску генерала Кутепова достигли четырехсот тридцати тысяч франков, из коих триста тридцать тысяч были израсходованы на работу по розыску и расследованию, а остальные сто тысяч были, согласно воле жертвователей, переданы Л. Д. Кутеповой на воспитание Павлика, сына генерала. Павлик лишился своего отца всего пяти лет от роду.); каждый лелеял надежду, что Кутепов жив, что его найдут, что он вернется к нам; не угасала и вера, что для французского правительства - вопрос чести найти и покарать преступников, покусившихся на того, кому Франция оказала гостеприимство. Увы, проходили дни, недели, месяцы... Наше расследование дало много ценных указаний французским властям, но... соображения "дипломатической неприкосновенности" ставили препятствия перед следствием. Следствие продолжается и поныне.
      До сих пор не дано нам знать, что сталось с генералом Кутеповым, но мы знаем, кого в нем потеряли, и хотим, чтобы это знали все - и русские, рассеянные по всему свету, и иностранцы, давшие приют русской эмиграции.
      Жестоко карает судьба русский народ, соблазненный большевиками. Велики его страдания и муки. Судьба безжалостно вырывает и из наших рядов всех тех, кому эмиграция верила, и кому мог поверить русский народ. Не прошло и года со дня безвременной, в расцвете лет и сил, кончины Врангеля, как скончался Великий Князь Николай Николаевич, а через год большевики похитили Кутепова...
      На жизнеописании Кутепова наши дети и внуки будут учиться, как надо служить Отечеству. Кем бы ни был Кутепов младшим ли офицером в мирное время и на войне, командиром ли полка в период революции и анархии, командиром ли корпуса или командующим армией в гражданской войне - он всегда и везде являл собою образец; офицера, начальника и верного слуги России. И какие бы повышенные требования ни предъявляла жизнь к Кутепову, хотя бы в области ему совершенно чуждой - не военной, - он всегда оказывался на высоте положения. Чтобы быть достойным служения Родине, он постоянно учился и совершенствовался.
      По своей природе воин, Кутепов был выдающимся боевым начальником и исключительным воспитателем войск, что особенно ярко сказалось в Галлиполи, но когда жизнь потребовала, он стал политиком. Он сумел завоевать доверие широких общественных кругов эмиграции. Он сближал русское Зарубежье с теми русскими людьми, которые страдают там, "за чертополохом". Он призывал к борьбе и боролся за освобождение Росcии... Воистину, русская эмиграция потеряла в нем своего вождя, а русский народ своего будущего освободителя.
      Из этой книги и мы и наши потомки узнают, кем был Кутепов, и кого в нем потеряла Россия.
      Генерал Миллер.
      l марта 1934 г.
      Париж.
      ОТДЕЛ I
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      I.
      Александр Павлович Кутепов родился 16-го сентября 1882 года в городе Череповце Новгородской губернии.
      Отец Александра Павловича был лесничим, впоследствии, при Столыпинской реформе, председателем Землеустроительной Комиссии. Никто из ближайших родственников семьи Кутеповых на военной службе не состоял, однако А. П. еще мальчиком почувствовал влечение к военной службе. Его детское воображение поразил Скобелев, и "Белый Генерал" стал для мальчика любимым героем.
      - Я сам так хотел был военным, - рассказывал А. П., - что первое и настоящее огорчение я испытал, когда мои родители отдали меня в гимназию, а не в кадетский корпус.
      Поступил А. П. в классическую гимназию гор. Архангельска.
      Гимназист Кутепов считался первым силачом в своем классе - отважным и смелым.
      Однажды, после всенощной, воспитатель, выпускавший гимназистов из церкви, для поддержания порядка, по классам, отпустил малышей-первоклассников в последнюю очередь.
      Небольшими стайками в своих серых шинельках, сшитых на рост до-пят, малыши заторопились домой. Шли по середине улицы, по глубоким снежным траншеям, справа и слева - сугробы. Вдруг в одной из траншей сталкиваются с двумя подгулявшими обывателями. Первый же гимназистик, попытавшийся проскочить между ними, попадает им в лапы и начинает громко пищать. Остальные в полном замешательстве отскакивают назад.
      - Ребята, вперед, ура! - закричал Санька Кутепов, и он первым бросается на выручку товарища. Через мгновение враг повержен и хрипло молит о пощаде у дубасящих его малышей. (См. Ж.: "Кутепов - гимназист", - "Часовой" No 49.).
      Гимназист Кутепов выделялся среди сверстников и своей подтянутостью. Всегда аккуратно одет и с туго затянутым ремнем, хотя носить болтающийся поясной ремень считалось особым гимназическим шиком. Был настойчивый и с характером.
      Чтобы развить в себе волю, додумался до такого своеобразного приема приказывал будить себя по ночам, тщательно одевался и, борясь со сном, начинал шагать по комнатам или же выходил из дому и шел в те места, которые ему казались особенно страшными и жуткими.
      Вскоре отца А. П. перевели в гор. Холмогоры, и мальчика Кутепова отдали в общежитие при гимназии.
      Как-то из за тесноты в общежитии пришлось переселить часть малышей в мезонин. Старшим у них быль назначен Кутепов, уже гимназист 3-го класса.
      Сразу в этом мезонин был заведен порядок образцовый. Точно было указано время, когда можно шалить и подымать возню, но и в точно положенный час в мезонин должна была наступать тишина. Когда отдавалось приказание - спать, все сразу стихало. К ослушникам Кутепов применял меры воздействия далеко не те, которые возложены на воспитателей, но плакать никто не смел, так как по горькому опыту многие знали, что порядок и тишина будут быстро водворены самым решительным способом.
      - Строгие порядки у нас были, - с доброй улыбкой вспоминал один из жильцов мезонина, несколько лет тому назад приезжавший в Париж.
      В общежитии при гимназии Кутепов пробыл до 4-го класса включительно, а потом переехал в дом одного своего гимназического приятеля. Этот приятель был сын богатой семьи и мальчик избалованный. Кутепова пригласили жить и в качестве приятеля и в качестве воспитателя. Влияние крепыша-воспитателя быстро сказалось - он частенько "учил" своего друга доброму поведению и хорошим нравам.
      В гимназии Кутепов переходил из класса в класс и учился отлично, но страсть к военной службе у него не пропадала, наоборот, росла и крепла.
      На каникулах и в свободное время он продолжал, как и в детстве, бегать на солдатские учения и подолгу оставаться в казармах. Здесь он не только ко всему приглядывался, но и проходил все солдатские науки - ружейные приемы, уставы.
      С А. П. был и такой случай, вероятно единственный в летописях всех гимназий.
      Будучи в 3-м классе, он раз отпросился у отца на маневры. Отец, зная офицеров местной воинской части и поговорив с ними, отпустил своего мальчика, и 13-летшй гимназист, как исправный служака, проделал с этой частью переход в 72 версты и даже принял участие в боях по взятии города, указанного планом маневра.
      - Мои родители, - вспоминал А. П., - сначала сильно беспокоились, чтобы я не огрубел среди солдата, но при мне, ребенке, солдаты были всегда сдержаны и деликатны, и я ничему худому от них не научился.
      С этих пор и полюбил А. П. русского солдата. И за все время своей военной службы он никогда не позволил себе оскорбить солдата ни словом, ни действием. И в казармах и в походах первая забота офицера Кутепова была о солдате.
      14-ти лет Кутепова постигло тяжелое горе. Заболела его мать. Отец вызвал сына телеграммой, но своей матери бедный мальчик в живых не застал, она скончалась за несколько минут до его приезда. Умирала в полном сознании и, чувствуя конец, благословила вместо своего дорогого первенца - Сани - его портрет.
      Этот портрет всю жизнь был святыней Александра Павловича... Через много лет другой его святыней, которую он всегда хранил у себя на груди под рубашкой, стал Георгиевский крест со знамени Л. Гв. Преображенского полка.
      Есть легенда, что во время Русско-Турецкой кампании Император Александр II снял этот орден со своей шеи и привязал его ко знамени.
      Кутепов прекрасно выдержал экзамены в 7-ой класс. Окончание шести классов гимназии давало для отбывания воинской повинности права 1-го разряда.
      После экзаменов А. П. пришел к отцу и заявил о своем категорическом решении стать военным. Отец согласился. Немедленно А. П. вышел из гимназии и через месяц был уже вольноопределяющимся стоявшей в Архангельске воинской части, а в августе того же года был отправлен в С. Петербургское юнкерское училище, впоследствии переименованное во Владимирское военное училище, где он и был зачислен юнкером рядового звания.
      Это время как раз совпало с реформой юнкерских училищ. Они получили новую расширенную учебную программу и тем самым право выпускать не подпрапорщиков, как было раньше, а подпоручиков с одинаковыми правами военных училищ. А. П., поступая в юнкерское училище по окончании 6-ти, а не 8-ми классов гимназии, рассчитал, что он выгадывает год, своим же предварительным поступлением в вольноопределяющиеся получал возможность отправки в училище на казенный счет.
      Семья Кутеповых была большая и небогатая.
      II.
      Началась военная служба А. П. Кутепова, его заветное желание исполнилось.
      "Мой любимый и мой первый ученик во Владимирском военном училище, где я читал тактику, - вспоминал на 25-летнем юбилее своей ученой деятельности профессор генерал Н. Н. Годовин, - был фельдфебель Кутепов".
      В фельдфебели Кутепов был произведен, редким порядком: Великий Князь Константин Константинович делал строевой смотр, и после смотра младший портупей-юнкер Кутепов, минуя чин старшего портупей-юнкера, стал сразу фельдфебелем.
      - Произведен был, - любил вспоминать А. П., - по-Екатеринински, через чин.
      В 1904 году Кутепов окончил юнкерское училище по 1-му разряду. Как фельдфебель, он имел право выбрать изо всего присланного списка офицерских вакансий полк наиболее блестящий или наиболее удобный по своей стоянке, но шла Русско-Японская война, и Кутепов остановил свой выбор на 85-м пех. Выборгском Его Императорского и Королевского Величества Императора Германского Короля Прусского Вильгельма II полку, отправленном в Действующую apмию.
      Подпоручик Кутепов, догоняя полк, заехал проститься с семьей.
      Дома отслужили молебен, отец благословил сына, расцеловался с ним, но на прощанье ничего не сказал.
      - Видимо крепится отец и не хочет меня расстраивать, - подумал А. П. и только через несколько дней, когда догнал полк и стал надевать мундир, чтобы представиться по начальству, в кармане нашел письмо от отца с кратким заветом - "Будь всегда честным, никогда у начальства не напрашивайся, а долг свой перед Отечеством исполни до конца"...
      В полку подпоручик Кутепов был назначен в команду разведчиков.
      Подпоручика Кутепова на фронте хорошо помнит полковник Шеин.
      В его воспоминаниях подпоручик Кутепов рисуется не таким коренастым, каким он стал впоследствии, а более худощавым, юношески подтянутым, с небольшими усиками.
      "Только глаза были те же, но в них было меньше грусти, и часто вспыхивали искорки задора.
      "Скромного, всегда по форме одетого, подпоручика Кутепова трудно было уговорить выпить одну-две рюмки водки, а о том, чтобы он играл в карты - никто и не слыхал.
      "На позициях приходилось наблюдать, с какою уверенностью он ходил по окопам, по ходам сообщений и просто по тропинкам между ними. Он знал каждый бугорок, каждую промоину и канавку и чувствовал себя здесь, как у себя дома.
      "Как правило, в ночь, предшествующую разведке целой командой, А. П. производил таковую сам с одним или двумя из своих охотников, тщательно подготовляя будущий успех, и, рискуя собою лично, он старался довести до минимума риск в действиях своих подчиненных. Все его ночные разведки, а они происходили чуть ли не 2-3 раза в неделю, носили отпечаток тщательной подготовки, и потери команды были всегда очень незначительны". (См. Полковник Шеин: "Подпоручик Кутепов", - "Часовой", - No 48.).
      Во время одной такой предварительной разведки подпоручик Кутепов с несколькими охотниками незаметно подкрался к японскому часовому, выставленному заставой в 70-80 человек. Зазевавшийся часовой не успел вскрикнуть, как был сбит прикладом одним из унтер-офицеров. Кутепов вскочил, крикнул - ура! - и бросился вперед со своими разведчиками. Японская застава, не ожидавшая нападения, разбежалась. Пулеметы, бывшие при заставе, и почти все ручное оружие были трофеями подпоручика Кутепова.
      За это дело каким-то образом высшую офицерскую награду получил не подпоручик Кутепов, а его непосредственный начальник, который даже не участвовал в этой разведке.
      А. П. об этом никому не говорил ни слова, но по окончании войны, когда он был уже в Преображенском полку, один из офицеров Выборгского полка в разговоре с солдатами выяснил истинную картину лихой Кутеповской разведки. Немедленно было возбуждено дополнительное ходатайство о награждении подпоручика Кутепова орденом Св. Георгия, но это представление запоздало на 2-3 дня, так как за день до поступления этого представления в высшую инстанцию последовал Высочайший указ о прекращении дополнительных награждений за Японскую войну.
      Однажды об одной из своих разведок подпоручик Кутепов делал доклад в присутствии германского Принца, и был им награжден боевым орденом Германской Короны с мечами и на ленте Железного Креста.
      Принц приезжал в Действующую армию, чтобы поблагодарить полк за принесенное поздравление своему шефу с серебряной свадьбой.
      На фронте подпоручик Кутепов особенно сдружился тоже с одним подпоручиком - Максимом Леви или голубоглазым Максом, как все его называли. А. П. знал Макса еще юнкером. Они вместе учились, по одной дороге ездили на каникулы, но боевая обстановка их сблизила еще теснее.
      Среди Манджурских сопок, в дни затишья, два молодых друга веселились, как могли. В праздники оповещали г.г. офицеров, что у них назначен бал. Спешно к нему готовились - сами варили пельмени, жарили пирожки с мясом или вареньем, приглашали полковую музыку, и после ужина около фанзы по утоптанной площадке, расцвеченной китайскими фонариками, кружились пары юных офицеров.
      А в темные вечера рассказывали друг другу о своих семьях и мечтали. Макс, временно заменявший командира роты, говорил, что он с такой доблестной ротой обязательно возьмет неприятельскую батарею и получит Георгия.
      С друзьями в фанзе жили еще два подпоручика. Накануне Мукденского боя, кто-то спросил:
      - Интересно, господа, кто из нас выйдет невредимым из завтрашнего боя?
      И все небрежно ответили, что вряд ли выйдут из этого боя не поцарапанными. И не ошиблись, все были "поцарапаны", только один Макс не угадал. Пулей в висок он был убит наповал.
      Узнал А. П. о смерти своего друга, спросил адрес матери Макса и послал ей горькую весть о гибели ее сына. В своем письме он писал, как они жили вместе с Максом, какие устраивали вечеринки, где Макс был душою общества, каким общим полковым любимцем был ее сын, и как все наслаждались его пением... Писал про мгновенную и безо всяких страданий его доблестную смерть, и что Мукденский бой оказался для Макса первым и последним. Написал и то, что узнав о смерти Макса, он не хотел этому верить - "я тогда пережил знакомое мне чувство. Оно было у меня, когда я неожиданно, еще гимназистом, узнал о смерти матери".
      После войны А. П. приехал к матери Макса, познакомился с ней, сказал, что всех родных Макса давно знает со слов своего друга и считает их себе близкими. Рассказывал о жизни Макса на войне со всеми подробностями, понимая, что каждая мелочь дорога для сердца матери. Передал ей горсть манджурской земли с могилы сына и не забыл даже сестренки Макса, привез ей в подарок китайские украшения и отдал, конфузясь: "Макс так любил Зиночку, сам он не смог привезти, так я привез".
      И с тех пор он постоянно заезжал в Новгород к семье Макса, а однажды сказал г-же Леви: "у вас нет сына, а у меня нет матери".
      "Так мало слов и так много было в них вложено", - пишет г-жа Леви.
      И куда бы судьба ни забрасывала Александра Павловича, всегда он помнит о матери своего убитого друга и шлет ей письма. Их целая пачка. Первое письмо помечено - "Сторожевая сопка" - февраль 1905 года, а последнее - "Париж" - 23 января 1930 года.
      И все то, что рассказали теперь эти пожелтевшие от времени листки, исписанные рукою А. П., об этом он молчал. Лишь однажды в Париже, когда ему самому взяться за перо был полный недосуг, он обмолвился:
      - Пожалуйста, ответьте на это письмо. Посердечнее... Старушке одной... Я ее давно знаю, и она почему-то меня очень любит, даже Шуриком называет.
      Во время Японской войны подпоручик Кутепов был однажды командирован в Монголию за покупкой лошадей.
      С небольшим отрядом он ехал по бескрайным степям. Бывали стычки с хунхузами. В одной из таких стычек убили лошадь под А. П. В другой стычке хунхуз наскочил на Кутепова, А. П. выхватил шашку и сразу выбил из рук хунхуза винтовку. Хунхуз бросился с ножом.
      - Я мгновенно вспомнил шашечные приемы в училище, - рассказывал А. П., -и ударил хунхуза по всем правилам... Но действовать холодным оружием, пожалуй, самое неприятное дело.
      Рассказывал А. П. и об одном забавном случае во время этого пути, о том, как один солдат из отряда "поддал" его.
      - Путь был далекий. Я очень берег лошадей. Казенное имущество, да и остаться без коня - гибель. Было установлено точно, когда и как кормить и поить лошадей. А один солдат взял да и обкормил разгоряченную лошадь. Раздулся у нее живот и пала. Накалился я страшно. Позвал солдата и только сквозь зубы сказал - отдам тебя под суд. Ну, а солдаты уже знали, что слово мое твердо. Солдатишка этот всю дорогу старался попасться мне на глаза и чем либо услужить, прямо осточертел, но я ему ни звука и не гляжу на него. Подъезжаем к одной фанзе, хочу войти в нее, а уж этот солдат вертится у меня под ногами, дверь что ли хочет отворить. Я споткнулся и в сердцах оттолкнул его. И толкнул то его легонько, а он возьми да и треснись о землю. Я и говорю - прости, брат. Тут он вскакивает, руку к козырьку, грудь вперед, да как гаркнет - покорнейше благодарю, Ваше Благородие, что простили.
      - Ну что же после этого станешь делать? - Простил. Поддел меня.
      Командировку свою подпоручик Кутепов выполнил блестяще. Закупил лошадей, привел их в полном порядке и еще сдал в казначейство большую сумму денег против составленной интендантами сметы.
      III.
      Кончилась Русско-Японская война.
      Подпоручик Кутепов возвращался с Дальнего Востока отдельно от полка. Своим полком он был назначен в особую команду, посланную в Россию для обучения новобранцев. Такие же команды были выделены и другими полками. ехали по Сибири, охваченной революционными волнениями.
      Прибывшие отряды в Петербурге представлялись Государю, и подпоручик Кутепов за боевые отличия на фронте лично из рук Государя получил орден Св. Владимира с мечами и бантом.
      В скором времени уже произведенный в поручики Кутепов был прикомандирован, а затем и переведен в старейший Петровский полк - Лейб-Гвардии Преображенский - и за свои боевые отличия был переведен в том же чине и с тем же старшинством.
      Поручик Кутепов был назначен в учебную команду. Ответственная и трудная работа - в короткий срок надо было создавать младших полковых начальников.
      Непрерывно в течение 8-ми лет, в промежутке которых А. П. на законном основании прокомандовал и ротой, он отливал из молодых солдат своих Преображенцев.
      "Наша полковая учебная команда, - свидетельствуют сослуживцы А. П., - была образцом и примером для частей всего Петербургского Военного Округа".
      Когда эта команда под начальством Кутепова со штыками в одну линию печатала шаг по торцовым мостовым Петербурга, в груди у толпившихся зрителей, при виде таких молодцов на подбор, подымалась радостная гордость.
      Однажды учебная команда Преображенцев была послана, на завод, где происходили серьезные беспорядки.
      Кутепов отдал приказ - как можно отчетливее выполнять его команды.
      Отбивая шаг, отряд подошел к заводу.
      - Команда, стой!
      Два громких всплеска, и внезапно наступившую тишину стал хлестать отрывистый властный голос.
      - Налево!
      - На первый второй рассчитайсь!
      Cyxиe пистолетные выстрелы прокатились по рядам - первый-второй, первый-второй...
      - Ряды вздвой !
      И за каждой новой командой, ритмичные выдохи мощного тела, точно паровоза под парами.
      Последняя команда - равняйсь, смирно! - и напряженная сила замерла перед заводом.
      Это короткое учение было выразительно. Беспорядки кончились. Отряд ушел без единого ареста, без единого выстрела.
      Непрерывный ток между командиром и подчиненными, между волей и точным беспрекословным ее выполнением, возникает лишь при наличии известных условий при дисциплине и духовной связи.
      Дисциплина А. П. придавал огромное значение.
      - При внешней дисциплинированности создается и внутренняя выдержка, а ее то больше всего не хватает у русского человека при всей его талантливости, часто говорил А. П.
      Но чтобы иметь не только формальное, но и нравственное право предъявлять требования к своим подчиненным, А. П. прежде всего был требователен к самому себе. Неустанно работал над собою, обуздывал свою страстную натуру и всегда держал себя в руках. Продолжал, как в детстве, вставать по ночам и переламывать свой сон, но шел теперь в казармы. Там можно было увидеть его в самый неожиданный час.
      Молодых солдат к своей суровой дисциплин приучал постепенно.
      Сначала добросовестно и помногу раз объяснял каждому все, что от него требуется по службе. Совершенно спокойно и просто указывал на все совершенные погрешности, затем начинал предупреждать, что после определенного времени он уже будет налагать взыскания за малейшую оплошность, за малейшую неточность. И когда наступал этот срок, А. П. был беспощаден. Не так приложил руку к козырьку - столько-то часов под ружье, не так надет пояс, не так повернулся, не так ответил - столько-то часов или нарядов вне очереди. За каждую провинность - соответствующее дисциплинарное взыскание и никогда никакого снисхождения.
      Между вольноопределяющимися и солдатами не делал никакой разницы. И к тем и к другим предъявлял одинаковым требования. Если солдату полагалось являться на квартиру начальства через черный ход, то и вольноопределяющегося, пришедшего по делам службы и позвонившего в парадную дверь, А. П. попросту отправлял на черный ход.
      - Был у меня раз вольноопределяющийся, правовед, настоящий маменькин сынок, - рассказывал А. П., - а через несколько месяцев приходит его же матушка, благодарит и говорит - узнать моего сына нельзя.
      В своей команде А. П. установил обычай - с каждого новобранца снимать фотографическую карточку.
      - Вот как-нибудь и покажешь ее своему молодцу, - говорил А. П., посмотри, мол, каков ты был.
      - Посмотрит на свой портрет мой гвардеец, увидит, что и ступни то у него внутрь, и животом стоит вперед, ухмыльнется и скажет - ну и деревня же, Ваше Высокоблагородие.
      Упорно добиваясь в своей команде образцовой выправки, знаний и полной дисциплины, А. П. вместе с тем никогда не унижал в солдате его человеческого достоинства. Того же требовал и от своих подчиненных.
      - Но был у меня старый заслуженный унтер-офицер и любил он ткнуть кулаком солдата, - рассказывал А. П. - Вызвал я его к себе и говорю, чтобы он рукам воли больше не давал. Солдат, говорю, и по Уставу звание почетное, и надо с уважением относиться к этому званию. Унтер-офицер мне - так точно, Ваше Высокоблагородие, слушаюсь.[лдн-книги1]
      - Так что же стал делать этот унтер?
      - Идет солдат в отпуск. Является к своему унтеру. Тот его оглядывает с головы до ног, все ли, как полагается, пригнано, все ли в порядке, и вдруг видит, что сапоги плохо начищены.
      - Что же, говорить, сапог не вычистил? Лейб-Гвардии Преображенец, а с грязными сапогами по городу! Спинку свою натрудить побоялся... Ну что же, я, старый унтер-офицер, почищу тебе молодому солдату. Клади ногу на скамью... Клади приказываю тебе.
      - Берет унтер-офицер сапожную щетку и начинает, что из сил, начищать сапог, а локтем то все время в бок или куда попало.
      - Застал я раз такую картину и говорю - ты бы полегче чистил сапоги, а он мне в ответ - никак нет, Ваше Высокоблагородие, потому как солдата есть звание почетное и оно даже на первых генералах, то и равняйся на них, а у их превосходительств сапоги завсегда блестят.
      Между солдатами и А. П. очень быстро устанавливалось и духовное сближение. В нем они видели не только строгого командира.
      По воскресным и праздничным дням А. П. водил своих солдат в театры, музеи, картинные галереи, показывал все достопримечательности столицы, рассказывал и объяснял все, что смотрели. Тщательно подготавливался к этим прогулкам.
      По установившейся традиции Преображенского полка офицеры ходили на солдатские вечеринки. Обязательно бывал на них и А. П. - Там он танцевал и весело ухаживал за солдатскими дамами.
      Таким образом создавалась тесная полковая семья. Духовная связь с этой семьей не порывалась у солдата и после его ухода в запас. Каждый знал, что в случае нужды напишет своему командиру, и тот его вызволит.
      Сплоченной братской семьей в Преображенском полку жили и офицеры - вне зависимости от чина и возраста почти все были друг с другом "на ты".
      А. П. слыл в полку, как самый строгий и "отчетливый" офицер. "Мы, молодые подпоручики, - вспоминают до сих пор сослуживцы А. П., - невольно подтягивались и с волнением являлись с визитом к штабс-капитану Кутепову по случаю своего производства в офицеры полка".
      Своих офицеров, совершивших какую-нибудь оплошность, А. П. всегда встречал словами - эх, Федора Ивановна!
      - Но однажды, - рассказывал А. П., - здорово меня разыграли за эту мою привычку.
      - Как-то утром, у себя на квартире в Петербурге, слышу звонок. Являются офицеры и преподносят мне именинный пирог.
      - Я удивился. - В чем дело?
      - А мне говорят - сегодня день празднества Св. Феодоры, так вот поздравляем.
      - Но я, - добавил А. П., - не растерялся и попросил всех Федор Ивановн откушать именинного пирога.