Мэри покачала головой.
— Со своим мужем. В те времена люди женились рано. По их понятиям, я уже давно старая дева.
— По-моему, вам лучше не спешить, — сказал Дэн, беря ее за руку и подводя к одному из бирюзовых стульев из винила, выстроившихся вдоль стены. Его рука была теплой и внушающей доверие, а ее — постыдно влажной и липкой. — Важно сделать правильный выбор, найти того самого, единственного, человека.
— Ну, если вы ищете это, желаю вам удачи.
— Иногда встречаешь что-то важное случайно, когда ничего не ищешь, — сказал Дэн. Голос его был тихим, а от его взгляда Мэри оцепенела. — Иногда вы оказываетесь в нокауте, даже не понимая, что происходит, а иногда встречаете кого-нибудь и… бам! — вас будто поражает удар молнии. И вы готовы — лежите лапками кверху.
Мэри хотелось бы знать, говорит он о себе или о них обоих. Вторая возможность приятно взволновала ее и одновременно привела в ужас. Мэри не была совершенно уверена, но склонялась к мысли о том, что ее мать проявляет воинствующее неприятие многих вещей по примеру тети Джозефины, презрительно фыркавшей, что бы ни встретилось на ее пути, пусть даже это будут всего-навсего носки ее мужа, дяди Джимми.
Сидя напротив дочери в булочной-кафе Фьорелли, София размешивала сахар в своей чашке с кофе, позвякивая ложечкой, до тех пор, пока не довела Мэри до такого состояния, что та была готова закричать и выбежать из кафе.
— Мама, я думаю, сахар уже растаял. Можешь положить ложку.
— Что случилось такого, что ты заставила меня выйти из дома среди дня и пропустить мой любимый сериал? Ты не изменила своих намерений по отношению к Лу? — В ее голосе прозвучала нотка надежды, что можно было бы расшифровать следующим образом: «Дай мне возможность объяснить тебе, как ты неправа». — Твое несчастье, Мэри, в том, что ты нерешительна. Тебе требуется вечность, чтобы принять решение и…
— Мама! — запротестовала Мэри. — Речь не о Лу. Я попросила тебя встретиться со мной, чтобы лично сообщить тебе свою новость: Дэн Галлахер пригласил меня поужинать. Вчера вечером он пришел ко мне в ресторан и пригласил меня.
Мэри предпочла не сообщать матери об их других встречах, потому что заранее знала, что скажет София. И не ошиблась. Ее мать схватилась за сердце:
— Господи, спаси и помилуй! Этот ирландский репортер? Ты хочешь пойти на свидание с человеком, опозорившим тебя, опубликовавшим клеветническую статью о твоем ресторане? — Она высыпала в чашку еще два пакетика сахара и вновь принялась размешивать кофе. — Да ты рехнулась! Как тебе не стыдно?
— Я провела с Дэном много времени в больнице и теперь знаю его лучше. Он очень славный и…
Ну как было объяснить матери, что от присутствия этого человека ее бросало в жар? Она просто не знала, что сказать.
Но это еще было не самым худшим. Дэн признался Мэри, что он практически не придерживается католицизма, что он вообще не поклонник организованной религии. «Как хорошо, — думала Мэри, — что мы не рассчитываем на длительные и серьезные отношения, потому что в противном случае София вообще бы полезла на стенку». Правда, это не значило, что и сейчас она не дергалась.
— Ты что, совсем рехнулась? — спросила мать Мэри, не сводившую глаз с эклеров в хранящей холод форме.
Мэри вздохнула: ей был необходим шоколад для поддержания бодрости духа. Потом она все же отважилась возразить:
— Бабушке он нравится. Дэн напоминает ей дедушку Сэла.
— Твоя бабушка выжила из ума. Ты не можешь полагаться на нее и на то, что она говорит.
— Я и не полагаюсь на мнение бабушки, — ответила Мэри, потягивая маленькими глотками свой кофе с молоком. — Я полагаюсь на собственный инстинкт, а он подсказывает, что мне стоит встречаться с Дэном Галлахером.
— Речь идет о сексе? — спросила мать, и Мэри вспыхнула, ощутив чувство вины. Черт возьми! Софии нельзя было отказать в остроте ума! — Думаешь, я не знаю, чем теперь занимаетесь вы, молодые девушки? Похоть, а не любовь правит миром. И это постыдно! Это позор! Твоя подруга Энни спит с кем попало. Думаешь, о женщине вроде нее не ходят слухи? Как только твоя репутация оказывается подмоченной, тебе конец. Ни один порядочный человек не захочет взять тебя в жены. С какой стати ему покупать корову, если он может пользоваться молоком бесплатно?
София сто раз (а возможно, и больше) повторяла это мудрое изречение. Мэри скрестила под столом пальцы и улыбнулась матери, являя собой картину безмятежной невинности.
— Я не говорю о сексе, мама. Я говорю о некоей химии. Мы привлекаем друг друга, Дэн и я, и я должна узнать, приведут ли наши отношения к чему-нибудь.
Вообще-то это было правдой, вернее, похоже на правду.
— Химия! — София резким движением воздела руки к небу. — Ты умрешь старой девой, Мэри! И у меня никогда не будет внуков от тебя, которых я могла бы баловать.
— Даже если я не выйду замуж, я могу завести ребенка. Теперь для этого даже не требуется мужчина. Я могу обратиться в банк спермы, и мне имплантируют сперматозоиды в яйцеклетку. — Мэри усмехнулась, видя, как возмущена и шокирована ее мать. — Шучу, шучу.
— Почему ты так не похожа на Конни? У нее все в порядке. Ее жизнь устроена. Она счастлива в браке, любит Эдди. Они подумывают о том, чтобы завести еще одного ребенка. Она не говорила тебе?
При этом известии глаза Мэри округлились. Она покачала головой:
— Потому что она хорошая католичка и готова принять всех деток, сколько бы ни послал ей Господь Бог. А Господь приветствует продолжение рода.
— Но ведь церковь не в силах одеть и прокормить всех крошек, приходящих в этот мир. Дети вырастают, становятся подростками и требуют у родителей кроссовки по сто долларов за пару и джинсы от Кельвина Кляйна.
София выпрямилась. Ее спина казалась одеревеневшей и слившейся со спинкой стула. Она смотрела на свою дочь с ужасом и возмущением, приведенная в ярость ее замечаниями.
— Это святотатство! — Она стремительно подняла руку и осенила себя крестным знамением. Потом, дабы почерпнуть сил, прикоснулась к золотому крестику у себя на груди. — Я поговорю о тебе, Мэри, с отцом Джозефом. Тебе надо исповедаться и принести покаяние.
— Мама миа! Да какой грех я совершила? По правде говоря, мама, ты всегда и все делала правильно, хотя в тот момент, когда ты это делала, я не сознавала твоей правоты. Это благодаря тебе я становлюсь сильной, уверенной и независимой женщиной и должна сказать тебе за это спасибо. Ты была прекрасным примером для подражания.
Рот Софии изумленно открылся.
По выражению лица Софии Мэри могла заключить, что не польстила ей своим комплиментом. Но Мэри была вполне искренней и говорила, что думала. Ей понадобилось тридцать три года, чтобы наконец понять, что она в значительной степени унаследовала властную натуру матери. София была женщиной нового тысячелетия, но даже не подозревала об этом.
— Я люблю тебя, мама. — Она прикрыла руку матери своей. — Ты беспокоишься обо мне, и я ценю это.
— Но я взрослая женщина, и если мне суждено делать ошибки, они будут моими собственными. Похоже, что ты запустила в действие механизм, когда вышла замуж за папу, и теперь я собираюсь скопировать страницу из твоей книги жизни и сделать то же самое.
— Конечно, я беспокоюсь о тебе, Мэри. Ты разрываешь мое материнское сердце. Я старая женщина и не знаю, сколько мне еще осталось жить.
«Вне всякого сомнения, вечно», — подумала Мэри, потому что знала, что мать ее умела состарить кого угодно. На это она была мастерица.
— Не надо за меня волноваться, мама. Как ты любишь мне напоминать, мне тридцать три года. Я могу сама о себе позаботиться.
— Он тебя уложит в постель. Эти ирландцы не любят терять времени даром.
София всегда отличалась способностью сделать так, чтобы последнее слово осталось за ней.
Глава 10
Спускаясь вниз по реке Патапско на яхте «Леди залива», пока корабль входил во внутреннюю гавань, Мэри наслаждалась южным ветерком, обдувавшим щеки. Она чувствовала себя такой живой, как никогда прежде. Ночное небо сверкало ослепительными, как алмазы, звездами. Вода мягко плескалась, лаская корпус яхты, а человек, стоявший у поручней рядом с ней, вызывал в ней настоящую гормональную революцию.
Для любого другого выглядеть, как выглядел сейчас Дэн, в его угольно-серой спортивной куртке и желтой оксфордской рубашке с расстегнутым воротом (потому что он был без галстука), было бы недопустимо и почти равно преступлению. На его груди Мэри заметила россыпь негустых волос, что еще увеличивало его очарование и делало еще более привлекательным и волнующим.
Мэри питала слабость к мужчинам с волосатой грудью, если эти волосы не покрывали также плечи и спину и не походили на шерсть, делая обладателей этого украшения похожими на горилл. Однажды ей довелось увидеть Кармине Дельвеккио в плавках, и она так и не оправилась от потрясения. Этот человек был похож на Кинг-Конга, если исключить рост.
— Спасибо за ужин. Он был изысканным, — сказала Мэри Дэну. Они ели сочную, хорошо прожаренную утку в вишневом соусе с гарниром из петрушки и молодого картофеля, а также спаржу с голландским сыром. — Трудно поверить, но я, прожив здесь всю жизнь, ни разу не совершила морской прогулки.
Его улыбка показалась ей откровенно сексуальной, и по спине у нее побежали мурашки.
— Холодно? — спросил он, обнимая и притягивая ее ближе к себе.
— Немного, — солгала она, чувствуя, что внутри у нее бушует лава, готовая извергнуться.
— Я рад, что был первым, кто приобщил вас к восторгам ночных прогулок.
Мэри надеялась, что он же приобщит ее к восторгам другого рода. Она знала, что эта ночь наступила, сегодняшняя ночь. Мэри это чувствовала. Сегодня Дэн поцелует ее и откроет ей безумные и страстные тайны любви, и она позволит ему это. Ее зазнобило от страха и предвкушения, и она с трудом сглотнула. Сможет ли она достойно выйти из положения? Подарить ему свою девственность и вступить с ним в интимные отношения?
Еще Мэри снедало беспокойство — вдруг он не сочтет ее достаточно привлекательной? А вдруг ее неопытность окажется унизительной для них обоих? Но, черт возьми, не могла же она оставаться девственницей вечно! Это было бы еще унизительнее.
— Как здесь тихо, — сказала она наконец. — У меня такое чувство, что мы единственные люди на этой яхте.
— Почти так оно и есть. Сегодня понедельник. Обычно всю неделю у них нет работы, если это не разгар туристического сезона. Тогда ночью здесь полным-полно народу.
— Кого вы нашли на сегодняшний вечер для Мэта? — спросила она. — Кто его опекает?
— Мои друзья Грайеры. Алан и Хелен предложили, чтобы Мэт навестил их детишек. Тед и Грейс примерно такого же возраста, как Мэт. Они пригласили и других детишек. Хелен подумала, что ему невредно завести новых друзей. Мне следовало бы самому подумать об этом.
По выражению лица Дэна Мэри могла догадаться, что он винит себя за недомыслие. Быть хорошим отцом для Мэта стало навязчивой идеей.
— Вот увидите, скоро вам не будут нужны никакие подсказки, — попыталась она его утешить.
Выражение его лица оставалось скептическим. Дэн изо всех сил старался быть Мэту хорошим отцом, а это было нелегко, хотя Мэри чувствовала, что мальчик начинает оттаивать. Она вела с ним долгие разговоры о его родителях, об отце и матери, об их разводе, и мальчик понемногу начинал понимать, что нельзя винить в разрыве родителей одного только Дэна.
— Помню, вы сказали как-то, что не хотите замуж. А не случится ли так, что когда-нибудь вы захотите завести детей? — неожиданно спросил Дэн.
Обычно мужчины избегают любых щекотливых тем.
— Возможно, когда-нибудь и захочу, но я не спешу с этим, хотя моя мать постоянно изводит меня. Думаю, я опозорила семью Руссо. Недавно вышла замуж моя кузина. Я осталась последним оплотом девичества. «Твое несчастье, Мэри, в том, что эта толстая Салли, дочь Джози, вышла-таки замуж за тощего недоноска Кармине Дельвеккио, а ты все сидишь в девках». Это мнение моей матери. Дэн усмехнулся:
— Мне кажется, это типично итальянский образ мыслей.
— Ну, вы-то ничего не знаете об этом.
Яхта подошла к причалу, и несколькими минутами позже Дэн и Мэри спустились на пирс. Она видела отсюда огни ресторана «У Маккормика и Шмидта», где подавали морепродукты. Энни говорила, что кухня там отличная, но не худо бы самой проверить, способна ли она выдержать конкуренцию с ними.
— Как насчет прогулки до кафе «Сладкоежка»? Там мы выберем десерт. Я обожаю их творожный торт с шоколадным пралине.
Сердце Мэри учащенно забилось, и на этот раз мужчина, стоявший рядом с ней, не имел к этому никакого отношения.
— Ни слова больше. Вы и так произнесли волшебное заклинание.
— Творожный торт?
Она покачала головой:
— Шоколад!
Машина остановилась перед домом Мэри чуть позже десяти.
Мэри размышляла, приглашать ли Дэна зайти выпить рюмочку.
К разочарованию Мэри, они еще ни разу не поцеловались. Как же у них мог завязаться знойный роман без единого поцелуя? Мэри отчаянно хотелось поцеловать его, ощутить властное прикосновение его губ к своим. Теперь, когда она решилась на эту авантюру, в ее живом воображении роились эротические картины. Ничто так не воспламеняет фантазию женщины, как лунные блики, играющие на воде. Стоит ли говорить о том, что ее фантазия разыгралась еще раньше, во время их похода на продуктовый рынок?
— Сегодня у меня был потрясающий вечер, — заявил Дэн, продолжая сжимать руль машины, обтянутый черной кожей. — Давайте повторим его как можно скорее.
— Я буду рада, — ответила Мэри, размышляя, почему он не спешит сжать ее в объятиях и осыпать пламенными поцелуями.
Она отважно подалась к нему, полная предвкушения, но рука Дэна потянулась к дверце, потом он вышел и обошел машину, чтобы открыть дверцу со стороны Мэри, оставив ее целомудренные уста нетронутыми и холодными, а «эго» — в ужасном состоянии. Ее будто низринули с Олимпа в грязную канаву. Разочарование подняло свою уродливую голову, крайне удивленное столь джентльменским поведением ее спутника. Женщина имеет право ожидать во время свидания с мужчиной чуточку вольности и даже фривольности. А ведь это их свидание даже не было первым!
Когда они приблизились к ее двери, Мэри решила взять быка за рога. Ее девизом теперь было: «Ничем не рискнешь — ничего не достигнешь», а также: «Под лежачий камень вода не течет».
— Не хотите ли зайти выпить рюмочку или чашку кофе?
Она заметила в нем признаки неуверенности, колебания, и сердце ее замерло.
— Спасибо, но завтра рано утром у меня в газете редакционное совещание. К тому же мне надо еще забрать Мэта от Грайеров.
Мэри ухитрилась довольно естественно улыбнуться:
— В таком случае в другой раз.
Изо всех сил она старалась не показать своего разочарования, Дэн наклонился и целомудренно клюнул ее в щеку.
— Несомненно.
«Рукопожатие вместо поцелуя». Не об этом ли говорилось в рекламе? Возможно, у него пахнет изо рта? Во всяком случае, этот жалкий поцелуй в щеку нельзя было считать настоящим поцелуем. Ее отец и то вкладывал больше чувства в свои приветственные и прощальные поцелуи. О, ради всего святого!
Мэри, чувствуя себя униженной и не зная, что думать, поспешила в свою квартиру. Дэн так старался разбудить ее чувства: на продовольственном рынке так ясно намекал на свое влечение к ней, в больнице не старался скрыть, что она ему очень нравится, — и вот вам, пожалуйста! Стоит ли после этого говорить об импульсах, о взаимном тяготении? Все это чепуха!
Прижав руку к лицу, Мэри задержала дыхание, потом выдохнула и понюхала свою руку. Ее дыхание было свежим. Мятный аромат все еще сохранялся, как и обещала реклама. Значит, дело было не в ней. Единственное заключение, к которому она смогла прийти, означало только одно: Дэн не находит ее достаточно привлекательной, чтобы поцеловать. Но ведь столько вечеров подряд он расхваливал ее внешность и вкус. А еще говорят о женском непостоянстве!
Мэри добрела до своей маленькой спаленки, где располагались огромная двуспальная кровать с бронзовыми спинками и шишечками, дубовый ночной столик и большое, в рост человека, трюмо. Оглядев себя в зеркале, Мэри заметила, что похудела фунтов на пять. Поэтому платье теперь сидело на ней отлично. Однако это не произвело должного действия, и хвастаться ей было нечем. Она выбрала для этого вечера черное платье джерси с поясом и широкой юбкой, благодаря чему ее талия казалась тоньше, а бедра стройнее. Платье было консервативным, но стильным, хотя и не самого модного фасона. Классическое, скромное платье. Ожерелье из искусственного жемчуга и такие же сережки вносили в ее туалет нотку элегантности. Во всяком случае, так ей казалось.
— Кого ты пытаешься обмануть, Мэри? — спросила она свое отражение, с отвращением морща нос. — Ты похожа на мымру, школьную учительницу. К тому же ясно, что ты старая дева. А волосы!
Ветер настолько растрепал их, что она походила на Горгону Медузу, спешащую по делам. Поэтому не было ничего непонятного или странного в отсутствии страстного отклика на ее призыв со стороны Дэна. Да она его отпугнула! И еще смела надеяться на то, что сегодня они займутся любовью!
«К несчастью, судьба, видимо, определила мне оставаться девицей», — думала Мэри, тяжело и безнадежно вздыхая. Она ничуть не походила на сексуальную светскую женщину. Должно быть, Дэн предпочитал встречаться с женщинами более опытными, более светскими. И с большей грудью, чем у нее. — Я могу этого добиться! Я могу стать сексуальной и светской. Могу выглядеть темпераментной и заставить мужчину пожелать поцеловать меня и обладать мной. И я могу купить «чудо-бюстгальтер»!
Мэри могла все это, но ей требовалась помощь. И она знала, к кому за ней обратиться. Потянувшись с кровати к телефону, она набрала номер Энни.
Вписываясь в поток машин на своем «эксплорере», Дэн ругал себя всеми известными ему бранными словами, среди которых не последнее место занимало нелестное слово «глупец». Почему он не поцеловал Мэри сегодня вечером? Он ведь понял, что она ждала этого. Он читал это в ее глазах, слышал в ее голосе, когда она пригласила его зайти к ней выпить кофе. «Чертов осел!» И это после того, как они были так близки к этому на рынке. Но он хотел, чтобы их отношения развивались постепенно. Он боялся отпугнуть ее. В одном из дамских журналов, которые Линда оставляла повсюду, Дэн прочел, что женщины всегда ищут деликатных и внимательных мужчин. Он не хотел, чтобы их свидание окончилось яростным наскоком уверенного в себе мачо. Ведь женщины не желают быть игрушками в руках партнеров. Они не хотят, чтобы ими манипулировали. Они жаждут романтики и ждут уважения. И Дэн был готов оказать Мэри все возможное уважение и дать столько романтики, сколько бы ей потребовалось. Она уже простила ему его статью, несправедливое суждение о ее кухне и обвинение в том, что из-за нее пострадал его сын. Он боялся снова что-нибудь испортить в их отношениях. Мэри Руссо была достойна того, чтобы немного повременить и потерпеть.
Но Дэн находился в состоянии ожидания и целибата уже четыре года и не был уверен в себе. Сколько еще он мог ждать и терпеть, не нанося себе физического урона?
— Ты выглядишь как ребенок с какой-то рекламы.
Критика Энни вызывала у Мэри желание прикрыться.
— Ну и что, я ведь не пользуюсь услугами фирмы «Секрет победы», как некоторые другие! Ты можешь мне что-нибудь сказать в ее пользу?
— Фирма эта очень хорошая, но она имеет дело с телом, а не с душой. Ты же, дорогая, нуждаешься в полном обновлении.
Энни оглядела полуголую подругу, почесала подбородок и покачала головой. При этом вид у нее был недовольный. Было очевидно, что открытия, сделанные ею, ее не порадовали.
— Ну, на что ты так уставилась? Неужели все так плохо?
— Все зависит от того, насколько сильно твое желание спать с Галлахером. А по всему видно, что оно велико, иначе у нас не состоялся бы этот разговор.
Щеки Мэри вспыхнули. Посвятив лучшую подругу в свои проблемы, рассказать ей о том, что ее вожделение так и осталось неудовлетворенным, а она сама невостребованной, было довольно-таки унизительно. Ведь для Энни секс был столь же естественным, как дыхание. С другой стороны, Мэри страстно жаждала глотка кислорода.
— Нижнее белье для женщины очень важно. По нему сразу же можно составить представление о ней. Твое нижнее белье, дорогая Мэри, просто кричит: «Я девственница! Не трогайте меня! Обращайтесь со мной бережно и осторожно!» Эти белые хлопчатобумажные штанишки, которые ты носишь, — просто оскорбление и позор для любой женщины. Если ты носишь такое уродливое белье, тебе следует надеть и пояс целомудрия.
Энни задрала футболку, сняла ее через голову, затем сняла шорты для бега трусцой и обнажила свое фантастически прекрасное тело.
«Вот что могут сделать эти приседания и подтягивания», — подумала Мэри, качая головой и вздыхая. Нет, не стоило за это браться.
— Вот как выглядит мое нижнее белье, — сообщила Энни, гордо выпрямляясь. Ее бюстгальтер и трусики были шелковыми и ярко-красного цвета, словно пожарная машина. Они были отделаны кружевами, и к тому же это были самые крошечные лоскутки ткани, которые Мэри видела на человеческом теле.
— И ты полагаешь, что эти жалкие кусочки материи способны поддерживать мои солидные формы?
Да пупырышки гусиной кожи на ее теле были больше, чем трусики Энни!
— Они маленькие, но действенные. Я не хочу тебя обидеть, дорогая, но мои арбузы побольше твоих. А этот лифчик тем не менее удерживает их на месте. Плюс к этому на нем застежка спереди, а это облегчает возможность быстро избавиться от него.
Мэри никогда не думала, что белье может выполнять двойную функцию.
— Мне пришлось бы сделать эпиляцию, если бы я носила такие трусики, как ты.
Мэри поморщилась, подумав о том, что эпиляция — болезненная процедура. Однажды она делала эпиляцию на верхней губе и чуть не потеряла сознание.
— Эпиляция — это неотъемлемая часть всего процесса экипировки, детка. Тебе не нужны непривлекательные волосы, выглядывающие из-под белья, когда наступает ответственный момент, особенно если ты носишь эти неудобные трусики-ремешки.
— Ремешки! Зачем вообще надевать трусики, если твои ягодицы будут свисать по обе стороны ремешка? Если бы я хотела приобрести геморроидальные шишки, то просто занялась бы тяжелой атлетикой.
Энни бросила на нее нетерпеливый взгляд:
— Я знаю, о чем говорю.
Мэри вздохнула:
— Думаю, знаешь. Что еще?
Энни плюхнулась на кровать и потянулась за очередным ломтем бананового хлеба. Откусив кусочек, она снова бросила на подругу оценивающий взгляд.
— М-м. Он действительно великолепен. Хочу попросить рецепт у твоей матери.
Мэри желала бы, чтобы Энни толстела, как все нормальные люди, когда они поглощают жирную и сладкую пищу. Это было бы только справедливо.
— Ты и бобы-то не умеешь сварить как полагается. К тому же мама ни с кем не делится своими рецептами.
София делилась рецептами только с дочерьми и больше ни с кем. Но иногда она все же делана исключения: например, разрешила Мэри использовать пару рецептов в своем ресторане, сказав, что ресторан «У мамы Софии» не имеет права на такое название, если там не используются некоторые рецепты мамы Софии. Однако банановый хлеб до сих пор оставался семейной тайной.
— Думаю, тебе надо значительно укоротить волосы, — сказала Энни, слизывая крошки с пальцев. — Не пугайся. Ничего особенного. Пусть они будут до плеч. Тогда мы могли бы их немного завить. Цвет волос у тебя хороший. И совсем еще нет седины в твоей темно-каштановой гриве.
— «Еще» — ключевое слово. — Произнося его, Мэри подумала, что словами и поступками начинает походить на бабушку Флору. — Мои волосы всегда стрижет и укладывает миссис Бручетти.
Парикмахерскую и салон красоты Бручетти под новой вывеской «Завивка и окраска», потому что Берта Бручетти захотела придать своему заведению более современный облик (а это название она вычитала в одном любовном романе), посещала вся семья Руссо, за исключением Фрэнка, неизменно пользовавшегося услугами мужского парикмахера Макса. Он ходил к нему стричься, сколько Мэри себя помнила, хотя у Макса Поллесини развился артрит и он почти ослеп.
— Пусть миссис Бручетти укладывает волосы твоей матери и бабушке. По совместительству она могла бы работать еще и мясником. Ты видела, что она сотворила с Сильвией Гринберг?
Миссис Бручетти говорила, ела и одновременно стригла бедную женщину. Теперь на темени у Сильвии две лысинки. Она выглядит такой лысой, что грифы охотно приняли бы ее в свое семейство. Ты пойдешь к моему парикмахеру мистеру Рою. Он творит чудеса с сухими волосами, концы которых секутся. К тому же он блестящий колорист. Тебе нравится мой новый цвет волос? Он называется «сильверадо».
Солнечный свет, струившийся в окно, высекал искры из коротких блестящих волос Энни. Казалось, что ее голова обернута серебристой алюминиевой фольгой. Если в этом был повинен мистер Рой, Мэри не желала иметь с ним дела.
— »Сильверадо», говоришь? Гм! А когда ты рассталась с «тонто»?
— Ладно, посмеялись — и хватит, а теперь одевайся. Мы идем в магазин. Нам предстоит несколько часов работы. Знаешь, — добавила Энни, снова бросая на подругу пытливый взгляд, — у тебя потрясающие ноги, очень длинные и красивые. Многие женщины были бы способны на убийство ради таких ног. Ты должна носить платья покороче, чтобы больше их показывать.
Мэри упрямо тряхнула головой:
— Никакой кожи, никаких чулок из рыболовной сетки. Не хочу быть похожей на потаскушку.
— Секрет, дорогая моя, в том, чтобы выглядеть потаскушкой, не будучи ею. Это может свести мужчину с ума.
Внезапно в сознании Мэри возник образ Дэна, атакующего твердыню ее целомудрия, и сердце ее забилось чаще.
— Ладно, кожа еще куда ни шло, но только не сеть.
Алан Грайер всегда был лучшим другом Дэна. Они вместе росли, вместе ходили в школу и в университет штата Мэриленд, были соседями по комнате и оба получили дипломы и степени по журналистике. Пока Дэн примеривался к тому, чтобы стать спортивным обозревателем, Алан был втянут в мир расследовательской журналистики и теперь считался одним из лучших в своей области.
— Мне удалось разузнать по беспроволочному телефону твоего офиса, что женщина, с которой ты встречаешься, — некая Мэри Руссо, когда-то работавшая у Луиджи Маркони.Это верно? — спросил Алан, удивляясь тому, что Дэн до сих пор не посвятил его в свои личные дела. Между ними почти не было секретов.
Улыбнувшись другу, Дэн отхлебнул пива и взял горсть орешков. Он и Алан встречались после работы по меньшей мере три раза в неделю в «Ржавом руле», маленьком пабе в Феллз-Пойнт, выходившем окнами на порт. В убранстве паба преобладали морские мотивы. Стены его были обшиты панелями темного дерева, и на них была развешана всевозможная утварь из полированной бронзы. Это был бар, где мужчина мог околачиваться сколько душе угодно, не чувствуя неловкости от того, что при нем нет женщины. Впрочем, обзавестись дамой здесь не составляло никакого труда, если только человек искал приключений. Алан был женат на Хелен уже почти одиннадцать лет. Флирт для него не был бы проблемой. Женщины, привлеченные его загадочным видом, темными волосами и синими глазами, слетались к нему как мотыльки на огонь.
Но Грайер был однолюбом и не отвечал на бесконечные заигрывания. Зато, когда речь заходила о том, чтобы разнюхать информацию, нос у него становился чувствительным, как у гончей. К тому же он имел склонность расспрашивать о вещах, не имевших к нему ни малейшего отношения. Как в данном случае.
— Неужели человек не может с кем-нибудь пообедать, чтобы об этом не раструбили по всему свету? Я нахожу чрезвычайно досадным то, что любой чертовой газетенке все досконально известно о моей жизни. Неужели у газетчиков нет другой темы для сплетен? Алан ухмыльнулся:
— Довелось мне слышать и об эпизоде с тампонами.
Шея Дэна побагровела от прилива крови, хотя он прилагал отчаянные усилия, чтобы не обращать внимания на поддразнивания друга.
— Черт! Я только пытался помочь женщине собрать то, что вывалилось у нее из сумки.
Будь проклята Линда с ее болтливостью! Нет ни малейшего сомнения в том, что уже всем отделам газеты известен этот инцидент. И все благодаря ей.
— Право, не стоит оправдываться или объяснять, дружище. Помни, что я женат, а женская бритва и тампоны всегда лежат у нас в ванной.