– И ты считаешь, что нам следует приветствовать своих чернокожих освободителей?

Первое потрясение и замешательство, которое охватило Эндрю, когда он оказался лицом к лицу с Дэвидом и понял, что Мадлен, возможно, где-то совсем близко, прошли. Их место заняли прежние обиды – ведь именно Дэвид виноват в том, что Мадлен покинула Лагос. Эндрю знал, конечно, что несправедлив, так как по крайней мере непосредственно в ее уходе Дэвид совершенно не повинен, однако от этого становилось еще горше. С трудом подавив закипающий гнев, он произнес:

– Мне казалось, что ты гордишься практичностью своего отношения к жизни.

– Верно, Энди, – кивнул Дэвид.

– Выходит, сползать в дикость, а то и в каннибализм, размахивая при этом «Юнион Джеком», – практично?

– Нет, не совсем. Но иногда приходится полагаться на удачу.

– Наверное, все дело в ставке и ожидаемом выигрыше.

Дэвид взглянул на него, и его лицо исказила судорога.

– Да. Хотя в последнее время я не мог много размышлять на эту тему. Текучка засасывает, знаешь ли. Зато я немало думал об этом перед крахом. Как ты знаешь, я мог улететь на юг. Приземлился бы под теплым солнышком, но сразу попал бы в безвыходное положение.

– Мы помогли бы тебе.

– Знаю. Я никогда не любил полагаться на чужую помощь, но, думаю, там мне пришлось бы к этому привыкнуть. Возможно, я привык бы даже к роли представителя презренного меньшинства, хотя это было бы еще сложнее.

Но мое положение было надежным всю жизнь, и я внезапно понял, что с меня хватит. Конечно, мне хотелось выжить, но только на моих собственных условиях. Вот я и решил, что у меня есть шанс этого добиться. И потом, впервые в жизни в моих руках оказалась власть, настоящая власть, с которой мне не захотелось расставаться.

– Выжить? Как кто? Городской эскимос? А власть – над чем?

– Никто не сомневался, что первые несколько лет придется весьма непросто. А потом – что ж, все будет зависеть от того, что нам удастся сделать. Пока еще ничего не ясно.

Мы сохранили подобие организованности. – Дэвид осклабился. – Мы – самая многочисленная группа в этих местах и самая сильная. Удерживаем старый Пейл и кое-что вокруг него. – Он наслаждался собой. – Моя власть простирается до Брикстона на юге и Сент-Джон-Вуда на севере. Следующим летом мы собираемся пригласить оппозицию на крикетный матч на стадионе «Лорде».

– А как же Мадлен – неужели ей по нраву такая жизнь?

– Мадлен вернулась по собственной воле, – медленно проговорил Дэвид. – Я не просил ее об этом, даже не хотел этого. Я… очень ее люблю, но личные отношения в наши дни – роскошь, на которую не остается времени.

– На что же у тебя есть время? На игру в гангстеров среди обледенелых развалин Империи?

– Гангстеры – это сегодня. А завтра – правительство.

– А еда? Горючее?

– Пока не знаю. В настоящий момент, как ты догадался, мы зависим от прежних запасов. – Выражение его лица ненадолго посуровело. – Мы боролись за то, чтобы их сохранить. Можно было бы поделиться с другими, но мы на это не пошли. Мы обрекли тысячи людей на голод, а когда они не захотели спокойно голодать, нам пришлось их убивать. Зато мы сохранили достаточно пищи, чтобы протянуть до конца зимы.

– «Зимы Фрателлини»? Думаешь, вас снова начнет пригревать солнышко? В Лагосе я ознакомился с последними данными – солнечная активность стабилизировалась на теперешнем уровне. Англия навсегда осталась вне зоны умеренного климата.

– Да, климат у нас теперь холодный, – кивнул Дэвид. – Но мы пока не знаем, надолго ли.

– Достаточно холодный, чтобы нельзя было ни выращивать что-либо, ни разводить скот. Чтобы ваши гавани на протяжении восьми-девяти месяцев в году оставались забиты льдами. Конечно, может попасться парочка рыбешек или даже случайно заплывший куда не следует тюлень, но вас все равно ожидает упадок и скорая смерть. Датчане обосновались в Гренландии в двенадцатом веке. Кстати, в те годы там было теплее. Но потом холод нагрянул снова и убил их.

Думаю, что каждую зиму они надеялись, что уж следующим-то летом наверняка полегчает…

– Да, нам попадается рыбешка, – подтвердил Дэвид. – Прямо в Темзе – можешь себе представить? Мы прорубаем во льду лунки и рыбачим. Не знаю, что это за рыба, однако вкус у нее приличный. Но я не об этом. Помнишь, ты мне однажды сказал, что в образовании полярных льдов осадки играют более важную роль, чем температура? А на осадки влияет прежде всего температура всей планеты. Погода улучшается, Энди, даже если пока стоит все тот же холод. Разве ты не заметил этого? Вьюга, которая разыгралась на днях, была первой за целый месяц, да и та быстро улеглась.

– Страну все равно сковывает лед.

– Но чуть меньше, чем раньше. Даже сейчас, зимой, он каждый день подтаивает. И со временем…

– При условии, что погода не будет ухудшаться.

– Видишь ли, по-моему, это не исключено. В былые времена антициклоны, приходившие к нам с Атлантики, приносили с собой дожди. Но сами они являлись результатом взаимодействия самых различных факторов, включая температурный. Вполне резонно предположить, что охлаждение планеты могло поломать прежние закономерности.

Возможно, что наши штормы достаются теперь Испании и Северной Африке. Какой была погодка, пока вы шли на север?

– Не без штормов, – нехотя согласился Эндрю.

Дэвид ответил ему радостной улыбкой выигравшего спор школьника:

– Вот видишь!

– Но раньше тоже случалось, что антициклоны отклонялись от обычных маршрутов к северу или к югу. Вряд ли можно основывать на столь незначительном обстоятельстве долгосрочные планы.

– Не планы: надежды, мечты – называй как хочешь. Единственный долговременный план на данный момент – выжить.

Хотя у нас припасены семена – кукуруза и картофель. Как только земля достаточно оттает, мы начнем сеять.

– В Лондоне?

– Пошлем своих людей за город.

– Придется отсылать их довольно далеко. Разве город помельче не был бы для вас более удобным центром?

– Мы держимся за Лондон по той же причине, по которой сюда явились твои чернокожие друзья: легче удержать его, чем потом отвоевывать. А обладание Лондоном означает обладание Англией.

– Ничего не значащие слова, – утомленно отозвался Эндрю.

– Вот как? Возможно, они пустой звук для тебя, но никак не для черномазых. Если бы это было не так, если бы их вело одно любопытство – тогда зачем принимать бой? Почему бы не убраться туда, где поспокойнее?

Эндрю не видел причин скрывать правду.

– Учти, скоро подойдет подкрепление; люди, оружие.

Но они не хотят пускать в ход силу, если их к этому не принудят. Они хотели бы решать проблемы мирно.

– Вот за это спасибо, – медленно проговорил Дэвид. – Ты нам помог. – Его взгляд сделался более пристальным. – Но ты мог бы помочь нам еще больше.

– Каким образом?

– Погасить свет. – Эндрю не сразу сообразил, о чем идет речь, и на его лице отразилось недоумение. – Прожекторы работают на аккумуляторах. Ты мог бы перерезать провода или устроить замыкание. Пять минут темноты – вот все, что нам требуется.

Эндрю задумался. Заданный им в итоге размышлений вопрос звучал вполне практично:

– Что будет со мной?

– Скройся с глаз, пока все не закончится. Ждать придется недолго, обещаю.

– А потом?

– Мы позаботимся о тебе.

– Сомневаюсь. Вы не можете позаботиться даже о самих себе. Ты сам говоришь, что личные отношения – непозволительная роскошь. Даже если бы я дал согласие, не могу себе представить, чем бы вы могли меня соблазнить.

Кроме того, Абониту – мой друг. Друг, которому я могу доверять и который доверяет мне. Пусть тебе этого не понять, Дэвид, но согласиться придется.

– Думаешь? – На лице Дэвида появилась заговорщическая улыбка. – Ты уверен, что нам нечем тебя соблазнить? А Мадди?

– Мадлен вернулась к тебе. – У Эндрю разом пересохло в горле. – Так она сама решила. Мне оставалось только принять это к сведению.

– Она вернулась потому, что чувствовала себя виноватой передо мной. Как всегда… Тут уж с женщинами ничего не сделаешь. Мадлен буквально создана для самопожертвования; она не могла жить с тобой там, когда знала, что мне в Англии приходится несладко. Но на самом деле ей хотелось быть с тобой.

– Нет. – Борьба с соблазном привела к нешуточной головной боли. – Это не правда!

Дэвид по-прежнему смотрел на него. Это был все тот же заговорщический, ободряющий взгляд, но одновременно в нем было и нечто иное – возможно, тоска.

– Как бы то ни было, ты не захочешь уйти, не взглянув на нее. Или я не прав?

Войдя в кабинет, она не стала снимать бесформенную меховую шубу. Эндрю как будто не видел Мадлен; он почти не смотрел на нее, пока Дэвид не оставил их одних. Потом их глаза встретились, но он остался стоять на месте.

– Я так рада, Энди! – пролепетала она. – Что тут скажешь? Сперва я не поверила. Ведь так не бывает, правда?

– Ты хорошо выглядишь, – выдавил он. – Никаких признаков голодания.

Она зарделась.

– У нас пайки. Но еды хватает.

Эндрю смотрел на Мадлен, не смея поверить, что она жива, что он отыскал ее. Ему очень о многом хотелось сказать, но оказалось, что в голове ничего нет, кроме самых банальных фраз. Мадлен нарушила молчание:

– Мне очень не хотелось уезжать от тебя, Энди. Поверь, очень!

– Дэвид мне все разъяснил: я был в безопасности и ни в чем не испытывал недостатка, тогда как он находился в беде. Ты никак не можешь справиться с навязчивым материнским инстинктом, да?

Она отвела глаза.

– Энди… – только и вымолвила она.

– Но теперь мы сравнялись, – продолжал он. – Дэвид хочет, чтобы я предал экспедицию и остался здесь. Тогда мы с ним будем как бы в одной лодке. Ты сможешь сделать выбор, забыв про жалость. Разве не так?

Она молча кивнула.

– Некоторым женщинам понадобилось бы в такой ситуации какое-то время, чтобы принять решение, – несколько дней, недель, а то и месяцев, однако к тебе это не относится. Сострадание состраданием, но ты сумеешь разобраться в своих чувствах. Верно?

– Энди, – прошептала она, – милый Энди…

– Я помню, как Абониту впервые заговорил со мной об экспедиции. Мы сидели с ним мертвецки пьяные в одном поганом кабаре. Он важно посмотрел на меня через свои очки и сказал: «Ты обретешь в стране вечной зимы утраченную любовь». Будто в сказке; он иногда ведет себя совсем как дитя. Наутро я понял, что это – ерунда, но мне было все равно, ехать или оставаться. – Эндрю улыбнулся. – После твоего бегства мне было на все наплевать.

Ее глаза блестели – возможно, от слез.

– И вдруг сказка обернулась былью, – заключил он. – В конце путешествия я нашел тебя. Ты права: так не бывает. Но мы – исключение. Нас разделяло расстояние, преграды, опасности, а в итоге поджидал обыкновенный хеппиэнд. Мы любим друг друга. – Он запнулся. – Ведь так? Ты любишь меня, а не Дэвида?

– Да.

– Ты не колеблешься ни единой минуты? Тебе не нужны дни, тем более недели на размышление? Значит, я не ошибся?

– Не ошибся.

– Я часто воображал, как это будет, – признался он, – но человеку не дано быть настоящим провидцем. Скажи еще раз…

– Я люблю тебя, Энди.

– Значит, все в полном порядке! Дэвид не станет возражать?

– Не думаю.

– Мне тоже так кажется. Он никогда не нуждался в тебе так, как я. Правда? Ему никогда не нужен был рядом другой человек.

– Да, – тихо согласилась Мадлен, – это правда.

– Я еще не поцеловал тебя.

Она кинулась к нему. Эндрю чувствовал, что сходит с ума, сжимая ее тело, закутанное в мех, и ощущая на своей шее ее дыхание. Теперь он понимал, что по сравнению с реальностью бледнеют любые мечты. Мечты не могли так жестоко насмеяться над ним.

– Скажи еще раз…

– Я люблю, люблю тебя, Энди!

Он легонько оттолкнул Мадлен и увидел, что у нее дрожат губы.

– Что случилось? – прошептала она. – Что-то не так?

– Все так. Ты была на высоте. Дэвид может гордиться тобой.

– Не понимаю…

Он с трудом поборол желание оскорбить ее. Раньше он не мог себе представить, что способен на грубость по отношению к Мадлен. Выходит, собственная натура еще может преподносить сюрпризы. Совладав с собой, Эндрю осторожно произнес, старательно подбирая слова:

– Дэвид поступил весьма разумно, предприняв такую попытку. Он использует людей в своих целях, и люди не держат на него зла. Я отказал ему, но стоит попросить тебе…

До нее дошел смысл его слов.

– Ты вообразил, что я обманываю тебя? Что Дэвид велел мне притвориться любящей, чтобы ты поступил так, как он хочет? И что я согласилась?

Эндрю глядел на нее во все глаза и молчал, ибо не доверял собственному языку.

– Разве я хоть раз обманывала тебя, Энди? – еле слышно спросила она.

– А разве он раньше просил тебя об этом?

Мадлен поймала его взгляд.

– Почему ты не доверяешь мне, Энди? Потому что я бросила тебя и вернулась сюда? Выходит, я потеряла тебя?

Как я потом сожалела о своем поступке!..

– У поступков бывают последствия, – ответил он через силу. – Дело не столько в твоем бегстве, сколько в том, что было потом. Ты слишком поторопилась, Мадлен, ты оказалась слишком легкой на подъем. Ты не из тех женщин, которые могут запросто перепархивать из одной постели в другую. Тебе надо было попросить отсрочки – глядишь, я бы поверил тебе.

– Да, – сказала она, —, я не из таких. Только твоя догадка неверна: я не делила с Дэвидом ложе.

– Ага, значит, стоило тебе бросить меня, как ты осознала свою ошибку! – воскликнул он с горькой иронией. – Поэтому ты дала Дэвиду от ворот поворот и сидела, как Пенелопа, дожидаясь, пока явится твоя подлинная любовь?

В этом ты пытаешься меня уверить?

– Нет. Я не надеялась снова тебя увидеть.

– Тогда в чем же? Ты терпела мою любовь от одиночества, хотя продолжала любить Дэвида. Что же изменилось теперь?

Ответ последовал не сразу. Жестом, в котором невероятным образом слились гордость и стыдливость, она распахнула полы шубы и тут же запахнулась снова. Он успел заметить, как раздалось ее тело, обтянутое синим шерстяным платьем.

– Вот что, – сказала она.

Эндрю остолбенел и вымолвил только:

– Он…

– Наш? Твой? Да, несомненно. Я поняла, что беременна, еще в самолете, когда летела сюда. Сперва я решила, что меня просто тошнит от воздушных ям… Очень скоро я разобралась в своих подлинных чувствах, но было уже поздно что-либо предпринимать: аэропорт закрылся, а Пейл доживал последние дни. Единственное, что мне оставалось, – попытаться выжить. Я не знала, хватит ли у меня сил, но меня поддерживал Дэвид. Он все время разглагольствует о ребенке. Он уверен, что родится мальчик. Мне кажется, он тоже лучше разобрался в себе. Ему бы хотелось иметь сына.

– Все будет совсем непросто, – произнес Эндрю. – Ни больниц, ни оборудования…

– Не бойся, все пройдет как полагается.

Ее спокойная уверенность рассеяла его страхи, но смятение не проходило. Он представил себе Дэвида, диктатора зарождающейся империи, которому нужен сын, преемник…

– Бедный Дэвид! – невольно вырвалось у него.

– Да, бедный Дэвид, – согласилась она.

Этот невинный заговор, скрепленный любовью, рассеял его сомнения. Он раскрыл объятия, и Мадлен бросилась к нему, тяжело повиснув у него на шее.

– Ты все спрашивал и спрашивал, – услыхал Эндрю ее щекочущий шепот у самого уха. – А сам ничего не хочешь сказать?

– Я люблю тебя. – Он сжал ее еще крепче. – Люблю вас обоих.

Примечания