Глава 3

Быстро сгустились зимние сумерки. Дозорные стали докладывать об увиденном. На другой стороне Парламентской площади был замечен человек; еще одного видели в отдалении, на набережной Виктории. Трое не спеша переходили реку в направлении Чаринг-Кросс. По крайней мере эта троица не могла не заметить «ховеркрафтов», стоящих полукругом, однако они ничем этого не выдали. Посмотрев в бинокль Абониту, Эндрю заметил, что один из них хромает.

Двое были вооружены подобиями грубых деревянных дубинок; у третьего висел на спине лук, а на боку – колчан со стрелами.

В эту ночь Абониту выставил усиленную охрану – как у здания парламента, так и на «ховеркрафтах». Эндрю тоже пришлось заступить в караул. Он неотрывно глядел в восточном направлении, где серебрились в лунном свете городские крыши. Ему и раньше приходилось созерцать ту же картину, причем именно в эти ночные часы; разница казалась не слишком заметной: улицы и тогда были тихими и пустынными, а блики фонарей меркли во всепроникающем свете высоко вскарабкавшейся луны. Нет, разница была, и огромная: ничто не могло скрыть гибельного запустения.

Искрящийся свет, отражаемый снегом и льдом, напоминал сияние прожектора на вышке лагеря смерти.

Утро выдалось мирным. Абониту затратил день на укрепление позиций, возведение там, где необходимо, баррикад, а также послал два «ховеркрафта» в разведку вниз по реке. Они сообщили о кое-каких признаках жизни в районе пристаней в Заводи, где в лед вмерзли три-четыре корабля, один из которых был сильно поврежден пожаром, а также о дыме, поднимающемся над крышами в разных местах, как к югу, так и к северу от реки. Время от времени в поле видимости наблюдателей, стоящих на часах в лагере, появлялись люди, однако их перемещения казались лишенными малейшего смысла. Хотя царила вполне мирная атмосфера, Абониту не стал отменять чрезвычайных мер безопасности и на следующую ночь выставил такую же усиленную охрану.

Первая неприятность произошла на третий день. Абониту выслал на улицы города пеший патруль, поручив ему пройти по основным магистралям до Оксфорд-стрит. Патруль состоял из шести человек под предводительством африканца из племени ибо. Примерно в час дня патруль исчез за домами, а уже в два часа в отдалении зазвучали выстрелы. После нескольких минут стрельбы наступила тишина.

Эндрю, не отходивший от Абониту ни на шаг, сказал:

– Что-то стряслось. Ты не собираешься выслать подкрепление?

Абониту взглянул в сторону угла Уайтхолла:

– Нет. Подкрепления не будет.

– Разве они не ждут от тебя этого?

– Ты имеешь в виду моих людей? Ждут. Но подкрепление может понадобиться и остальным. Что бы там ни произошло, теперь все кончено. Возможно, патруль натолкнулся на небольшую банду хулиганов и обратил их в бегство. В таком случае они скоро вернутся и сами расскажут нам обо всем. Однако итог, вполне вероятно, оказался не столь успешным; тогда противник может сидеть в засаде, готовясь разгромить ожидаемое подкрепление. – Он указал на оцепеневший город. – Устроить там засаду – простейшее дело.

Патрулю положено было вернуться в четыре часа; однако и после пяти никто не появился. Надежды на возвращение больше не было. В лагере возникло небольшое смятение. Абониту собрал всех людей, кроме стоявших в карауле, и обратился к ним с речью. Говорил он просто и доверительно, однако в его тоне слышалось нешуточное предупреждение. Патруль должен был выяснить, насколько опасно выходить в город. Теперь известно, что опасность действительно велика. Во всяком случае, в ближайшее время новых вылазок не намечается, ибо это слишком рискованно. Их плацдарм достаточно защищен, здесь не грозит никакая опасность: несколько вооруженных головорезов способны уничтожить на улицах города малочисленный патруль, но не может быть никакого сравнения между такой стычкой и нападением на хорошо укрепленные и твердо обороняемые позиции. Однако случившееся со всей очевидностью указывает на необходимость повысить бдительность. Их и дальше могут подстерегать неожиданности; значит, надо быть к ним готовыми.

Он не ошибся: ночью на них напали. Часовой, заметивший фигуру, пробирающуюся в сторону лагеря в тени Вестминстерского аббатства, поднял тревогу; через несколько минут раздались выстрелы, и по направлению к лагерю беспорядочно побежали люди. К тому времени, когда Эндрю достиг передовой, атака была отбита. Продолжали звучать одиночные выстрелы; нападающие попрятались кто куда.

Абониту не утратил самообладания. Он приказал Зиггури обойти посты и удостовериться, что часовые остаются на местах, так как противник может атаковать их позиции и на других направлениях. Али было поручено собрать всех остальных в резервное подразделение, так как участвовавших в перестрелке африканцев было достаточно для отражения фронтального удара.

Они высунулись из-за баррикады и увидели, как одного из нападающих настигла пуля. Тот беззвучно растянулся на снегу и, полежав немного, пополз назад.

– Если бы нам удалось протянуть сюда от «ховеркрафтов» свет и установить прожектор, мы бы быстро с ними покончили, – сказал Абониту.

– В любом случае это не займет много времени, – отозвался Эндрю. – Они не произвели на меня сильного впечатления.

– Их прикрывают, – сказал Абониту. – Тебе видно, откуда ведется огонь?

– Нет.

– С аббатства. Прежде чем ринуться в атаку, они посадили там стрелков. Я от этого далеко не в восторге. Выходит, это не просто кучка дикарей.

От Эндрю не скрылась его ирония.

– Да, это не дикари.

– Что ж, – продолжал Абониту, – посмотрим, что из всего этого получится. Думаю, на первый раз с них достаточно. Гляди, вон еще один бежит в укрытие.

– Да, – согласился Эндрю, – достаточно. На первый раз.

На следующий день в лагере царило приподнятое настроение; ночная атака была отбита, и успех рассеял неуверенность, охватившую было людей после исчезновения патруля. За ситуацией на реке наблюдал всего один «ховеркрафт» – он курсировал от Стейнз на западе до устья Темзы на востоке, однако не сообщал ничего нового, кроме того, что в Чисуике беснуется все та же толпа, бросающаяся камнями; в других местах изредка появлялись небольшие группки и одиночные фигуры. День прошел мирно; ни ночью, ни на протяжении последующего дня защитников лагеря никто не беспокоил. Погода обещала стать более ясной, однако после полудня небо набухло тучами. Сумерки опустились раньше обычного; стоял трескучий мороз. Еще до наступления ночи начался снегопад, сопровождаемый сильным ветром. Ночью разыгралась настоящая вьюга.

Под завывание вьюги противник начал вторую атаку.

Его целью оставались те же позиции, которые он стремился захватить в прошлый раз, однако появилось и нечто новенькое – попытка овладеть лагерем со стороны сада, где нападающим удалось на время закрепиться. Эндрю не видел, как развивались события на этом участке, однако, судя по последующим рассказам, Абониту сам повел своих людей в контратаку. В результате противник отступил, лишившись двоих человек. Один из них умер на месте, другой был ранен в грудь. Трое африканцев получили ранения, причем один – серьезное. Эндрю обнаружил труп и раненого англичанина в гардеробной палаты лордов, превращенной в лазарет. Абониту как раз допрашивал раненого. Повернувшись к вошедшему Эндрю, он пожал плечами:

– Ничего не могу от него добиться. Может быть, теперь ты попробуешь?

Англичанину было на вид тридцать с небольшим лет, он был полноват, толстогуб, на щеках кудрявилась молодая борода. По его лицу разлилась синева, свидетельствующая о сильной потере крови. Сквозь только что наложенные бинты успела проступить кровь.

– Вам удобно? Что я могу для вас сделать? – спросил его Эндрю. – Может быть, хотите капельку бренди?

Раненый вздрогнул и враждебно промолчал.

– Мы – мирная экспедиция, – сказал Эндрю. – Мы не хотим никому причинять вреда. Скажите, почему на нас нападают? Атаки определенно кто-то планирует – но для чего? Продукты? Оружие? У нас есть и то, и другое, но ведь вполне очевидно, что мы станем все это защищать. Какая-то бессмыслица!

Ответа так и не последовало.

– Вам совсем нечего сказать?

– Проклятый изменник! – в первый раз разжал зубы раненый. Речь явно давалась ему с трудом. Лицо исказила гримаса боли. Он отвернулся и замер.

– Оставь его, – бесстрастно произнес Абониту. – Он умирает.

Раненый дернулся, но больше ничего не сказал. Абониту и Эндрю вышли из озаряемой свечами комнаты в кромешную тьму коридора. Абониту включил фонарь.

– Сегодня мы еле вывернулись, – сказал Эндрю.

– Да, еле-еле. Если бы им удалось закрепиться… Не знаю, сколько у них еще сил.

Они прошли мимо выбитого окна, в которое мело снегом.

– Если погода не улучшится, – продолжал Абониту, – будет трудно обороняться. Уже сегодня нельзя было ничего Разглядеть в пяти ярдах.

– Я не стал бы утверждать, что это типичная для Англии зимняя погода. Однако более типичная, чем безоблачное небо, которое нависало над нами в первые дни. Барометр чаще показывает «ненастье».

– Да, знаю. Есть новости из Лагоса. – Абониту примолк. Эндрю подождал, пока он заговорит снова. – Через неделю к нам выходит корабль с припасами.

– Это гораздо раньше, чем планировалось?

– Мы становимся значительными персонами. Кое-кто, как мне известно, вообще не верил, что мы доберемся до Англии. Тут была замешана политика: если бы экспедиция окончилась провалом, некоторые министры лишились бы постов. Подозреваю, что судно готово уже давно, но они не спешили его отпускать.

– А теперь?

– Теперь – другое дело. Нас здорово укрепляют: всевозможный инвентарь, генераторы, военный отряд. Здесь собираются основать надежную базу.

– Как быстро дойдет до нас это судно?

– При благоприятных условиях за двенадцать дней.

– Значит, предстоящие три недели обещают стать критическими?

– Да. – Абониту направил луч фонаря в распахнутую дверь, осветив массивные дубовые створки и тяжелый алый плюш. – У нас будет с полдюжины вертолетов «Вестланд», огнеметы, напалм…

– И атомные бомбы?

– Нет, – усмехнулся Абониту. – Хотя в Нигерии есть и они – ты знал об этом? Их продали нам перед самым крахом.

– Думаете применить их против Южной Африки?

– Как будто да. Естественно, лишь в качестве средства устрашения, – пояснил он саркастически.

– Существует ли такая вещь, как преданность?

– Между нациями? Нет, только собственный интерес.

Отдельный человек может быть предан своей нации, хотя люди, обремененные предрассудками, описывают это состояние более возвышенными словами. Думаю, это вполне реальное дело, при условии, если известен объект преданности. Преданность рождается в дружбе и не зависит от прихоти.

– Не может быть преданности, если не существует возможности измены.

Абониту пожал плечами.

– Ничто хорошее не может существовать без своей противоположности. – Он бросил взгляд в высокое окно, выходившее на восток, в котором уцелело стекло. – Светает.

Сегодня они уже не вернутся.

Попытки штурма прекратились. Вместо них противник повел снайперский огонь. Снайперов было, видимо, всего двое: один засел в аббатстве, другой – в одном из домов на Уайтхолле, хотя не исключалось, что метких стрелков было и больше, но винтовок – всего две. Стрельба начиналась ранним утром и не прекращалась до позднего вечера. Новая тактика не принесла большого успеха, однако за первые два дня один из осажденных был убит и два – ранены.

Следующее происшествие случилось на исходе дня. Метель неожиданно утихла, и предзакатное небо быстро очистилось, отчего река к западу окрасилась в багряные тона.

Абониту и Эндрю стояли на галерее, когда прибыло донесение: есть еще один раненый – в руку, чуть ниже плеча.

– Люди встревожены, – сказал Эндрю.

– У них портится настроение, – согласился Абониту. – Ведь неизвестно, когда раздастся следующий выстрел. Поэтому они нервничают и теряют уверенность. Еще денек-другой, и при следующем штурме… Дела могут обернуться плохо.

– Да, – подхватил Эндрю, – могут. Но тут уж ничего не поделаешь. Противник, наверное, только и ждет, чтобы мы предприняли атаку на его позиции.

– Согласен. Я даже подумывал об этом. – Он улыбнулся. – Вот возможность показать, что я лучше Муталли как командир. Он никогда не смог бы отступить.

– Думаешь оставить Лондон?

– Нет, только городские улицы. Если мы расположимся лагерем посреди реки, поставив «ховеркрафты» кольцом, то нам не будет грозить буквально ничего – разве что снайперская винтовка с оптическим прицелом. Это даст и психологический выигрыш: наши люди не будут ощущать себя окруженными вездесущим врагом, как здесь.

– Выходит, ты готов отступить от того места, где раньше билось сердце Империи?

– Только до подхода судна с припасами и подкреплением. Не вижу смысла в бесцельном риске. Пройдет две недели – и мы станем неуязвимы.

Эндрю повел рукой, указывая на лежащий у их ног город.

– Какой же окажется, по-твоему, их реакция?

– Там будет видно. Возможно, они оставят нас в покое.

– Сомневаюсь.

– Во всяком случае, хуже, чем здесь, нам не будет.

– Вот тут ты, кажется, попал в точку.

Поутру они снялись с места и расположились на льду посреди реки, между Вестминстерским мостом и Чаринг-Кросс. «Ховеркрафты» встали тесным кружком, а промежутки между ними были заполнены баррикадами из хлама, собранного подле Вестминстерского дворца. Теперь ничто не закрывало обзора; силуэт города отодвинулся и не внушал больше страха. Эндрю заметил, что к африканцам снова вернулась свойственная им жизнерадостность, доверчивость и склонность к дружеским шуточкам. Эндрю относился к ним тепло: это были славные парни; к тому же они принимали Эндрю как своего – теперь он в этом не сомневался. Они буквально преклонялись перед Абониту, Эндрю же был его другом и соратником. Несмотря на враждебность к себе, которую они чувствовали в этой стране буквально во всем, цвет его кожи не имел для них никакого значения.

Прошел ничем не омраченный день, потом такая же ночь и еще один день; и тут, лишь только стемнело, штурм возобновился. Под аккомпанемент беспорядочной стрельбы в сторону лагеря устремились с набережной Виктории закутанные фигуры. Дождавшись, пока авангард нападающих окажется всего в пятидесяти ярдах от «ховеркрафтов», Абониту приказал включить прожекторы и открыть ответный огонь. Этим все и кончилось: люди попадали в снег и остались лежать: одни замертво, другие – стеная от боли. Некоторым удалось спастись бегством. Как только стало ясно, что противник отступил и не собирается лезть на рожон, Абониту дал команду прекратить стрельбу.

Прожекторы по-прежнему освещали своими безжалостными лучами ледяную пустыню. Один из упавших пошевелился, неуверенно поднялся на ноги и, прищурившись, уставился на прожекторы. По всей видимости, он был контужен; Эндрю не знал, что и подумать – то ли он просил пули, то ли просто перестал понимать, где находится и что с ним стряслось. Постояв немного, он все же повернулся и заковылял назад к набережной, прижимая к груди поврежденную руку. Прожекторы не высветили больше ни единого признака жизни. Однако прошло еще несколько минут, и из снега поднялся и устремился к берегу еще один человек.

За ним последовали сразу трое – пара более или менее невредимых людей, придерживающих раненого. Спустя четверть часа на снегу осталось только два безжизненных тела.

Абониту махнул рукой, и прожекторы потухли.

– Не думаю, чтобы они осмелились повторить атаку этой ночью, – удовлетворенно сказал Абониту.

– Я тоже сомневаюсь, – поддакнул Эндрю.

– Ты не считаешь, что это может послужить определенным сигналом – то, что мы прекратили огонь и позволили им убраться восвояси, забрав раненых?

– Каким же сигналом?

– Что мы – цивилизованные люди, а не варвары.

– Самое главное – это то, кто они такие.

– В конце концов им придется смириться с нашим присутствием. Мы не причиняем им никакого вреда.

– Должно быть, они боятся, как бы за нами не последовали торговцы и миссионеры.

– С джином, бусами и Библиями? Это же абсурд, Эндрю! Они знают, что ничего подобного не произойдет!

– Откуда нам знать, что они там воображают? – устало откликнулся Эндрю. – Мы не можем этого знать.

– Разве? – спросил Абониту, снял очки и вытер стекла подкладкой кожаной куртки. – Я так не думаю.

Спокойствие длилось целые сутки, после чего началось новое наступление. В этот раз главный удар наносился со стороны набережной Виктории, однако его дополняло наступление с южного берега. Противник, продвигавшийся с юга, действовал спокойнее и искуснее, и двоим белым удалось подкрасться к «ховеркрафтам» на расстояние нескольких ярдов, прежде чем их заметили, осветили прожекторами и заставили зарыться в снег массированным залпом.

Абониту и в эту ночь приказал прекратить огонь, как только началось отступление, и не выключал свет, пока со льда не убрали последнего раненого.

Однако противник вновь бросился на приступ еще до рассвета, причем применил при этом новую уловку: люди толкали со стороны набережной какую-то конструкцию; в лучах прожекторов удалось разглядеть, что это – обитая сталью стенка, водруженная на колесики.

– Надо же! – подивился Абониту. – Что ты об этом думаешь?

– Думаю, они воспользовались шасси грузовика для перевозки длинных труб. Под прикрытием этой штуковины они смогут подобраться к нам совсем близко.

– Ничего, – усмехнулся Абониту, – пускай. Посмотрим, что получится.

Он дождался, пока импровизированная баррикада пройдет половину пути от набережной до лагеря. После этого из рядов обороняющихся вынырнул один «ховеркрафт», описал по льду дугу и подобрался к нападающим сзади. Раздались выстрелы, заглушаемые ревом турбин. Потом «ховеркрафт» устремился к набережной, и перестрелка разгорелась снова – теперь уже между экипажем и засевшими на берегу. Спустя четверть часа «ховеркрафт» занял свое место на исходной позиции. Капитан, высокий голубоглазый африканец из племени фулани, доложил о выполнении задания. Как выяснилось, с обратной стороны баррикада не была защищена, и люди, толкавшие сооружение по льду, были застигнуты врасплох. Чтобы разделаться с ними, хватило нескольких залпов.

– Отлично! – одобрил Абониту. – Славно поработали.

Теперь попробуйте поспать.

Фулани отдал честь и удалился. Эндрю зевнул и пробормотал:

– Я тоже не против соснуть, Або. Как и ты, наверное.

– Да, – согласился тот. – Они очень настырны, но теперь, надеюсь, мы на время гарантировали себе покой.

Эндрю заполз в спальный мешок и мгновенно забылся.

Его разбудили новые выстрелы; посмотрев на небо, он увидел, что оно стало ненамного светлее, чем было, когда он ложился. Видимо, прошло не больше получаса. Эндрю нехотя поднялся. Он чувствовал себя смертельно усталым; голова раскалывалась от боли.

Новое наступление оказалось не более успешным, чем все предшествующие, однако на этот раз противник вытолкнул на лед нечто вроде бронированных саней. Для того, чтобы отразить новую опасность, не потребовалось даже высылать в тыл атакующим «ховеркрафт»: они сами бросили свои сани всего в двадцати ярдах от берега. Небо на востоке быстро светлело, и оба покинутых укрытия торчали в снегу как ненужный хлам.

Экспедиционные повара занялись приготовлением завтрака, и Эндрю решил, что следует сперва перекусить, а уже потом снова отправляться на боковую. Мудрость этого решения стала ясна ему чуть позже, когда всего по прошествии пятнадцати минут с южного берега к лагерю снова устремились люди.

Правда, им тоже пришлось бросить свое прикрытие в нескольких ярдах от берега.

Утром тактика противника стала понятной: несмотря на то, что атакующим не удавалось подойти к лагерю, они всякий раз оставляли на льду нечто, что сможет служить укрытием при следующей попытке. Атакующие ограничивались вызовом на себя огня и продвижением вперед импровизированных укрытий. При этом они несли потери, но не столь существенные, как раньше. Несмотря на наступление дня и тусклый свет скрывающегося за тяжелыми облаками солнца, атаки возобновлялись снова и снова. Абониту приказал экономить патроны и направил один из «ховеркрафтов» ближе к берегу, чтобы потрепать противника, однако в лагере воцарилась тревога.

Люди пытались хотя бы ненадолго вздремнуть, однако их беспрерывно будил треск выстрелов; к вечеру появился дополнительный источник беспокойства: с берегов стали доноситься Усиленные мегафонами ругательства.

Шум и сумятица продолжались всю следующую ночь, а потом и все утро. Попыток продвинуть ближе к лагерю укрытая, которыми был уже буквально усеян лед вдоль берегов, больше не предпринималось – видимо, противник сообразил, что «ховеркрафты» неминуемо отрежут его от берега. Однако цель атак не вызывала сомнений: обороняющихся собирались взять измором, не давая им ни малейшей передышки.

Доедая свою порцию подслащенной и витаминизированной кукурузной каши, Абониту произнес:

– Так мы долго не продержимся.

– Они могут сменять друг друга, а мы – нет, – поддержал его Эндрю. – Что же делать? Опять в путь? Вверх по реке? Или вниз?

– В любой части города они не дадут нам покоя.

– Тогда прочь отсюда. – Абониту помалкивал. – Дождавшись подкрепления и пополнив запасы, мы сможем вернуться.

– Да, – согласился Абониту, – так будет разумнее всего. Сейчас мы отступим, но потом вернемся – с вертолетами, огнеметами и напалмом. Тогда наступление поведем уже мы. Затравим их на этих узких улочках, как крыс. Но я не хотел этого, Эндрю.

– Тебе не оставили иного выхода.

Абониту мрачно поднял глаза на негостеприимный город.

– Чего они хотят? – не выдержал он. – Ведь перед нами не дикари – как они могут быть дикарями? За их действиями стоит чей-то разум, который не может не внушать уважения. Если бы только можно было установить с ними контакт!

– Они как будто не стремятся к этому.

– Но разве они откажутся от контакта, если мы предложим его сами?

– Каким образом?

– Выслав парламентера с белым флагом.

– Может, и не откажутся. Но пока они не предлагали нам ничего похожего.

– Возможно, они считают, что первый шаг должны сделать мы. Ведь это их страна.

– Было бы куда проще убраться подобру-поздорову.

– И вернуться, вооружившись напалмом? Это Лондон, Эндрю! Я хочу согреть мою королеву, а на зажарить ее.

– Значит, парламентер. Зиггури? Думаешь, он справится?

– Нет, не Зиггури. И вообще никто из наших.

– Ты думаешь, что я сгожусь для этого? – медленно осведомился Эндрю.

– Убедить их удастся только тебе.

– Убедить?

– Да. Что у нас мирные намерения. Что мы хотим оказать им помощь. Но я не прошу тебя об этом, Эндрю. Разве что ты вызовешься сам. Я знаю, как это рискованно.

Эндрю улыбнулся. На его облике лежала печать нечеловеческой усталости, лицо горело от начавшейся лихорадки.

– От риска все равно никуда не денешься, – выговорил он. – Остается надеяться, что в этих местах все еще признают белый флаг.

Глава 4

Он в одиночестве подошел к берегу, высоко подняв обрезок узкой трубы с болтающимся на кончике белым лоскутом. До самой набережной он не видел ни души. Потом из-за парапета ему бросили веревочную лестницу.

– Лезь сюда, – велел голос с северным произношением.

Наверху его встретили человек шесть. В их глазах читалось любопытство, смешанное с неприязнью.

– Белый? – удивился главный в группе. – Там есть Другие белые?

– Нет, только я.

– Черномазые ублюдки! – прошипел рыжеволосый коротышка. – Хотел бы я…

Человеку, говорившему с северным акцентом, было на вид лет пятьдесят – коренастый, седовласый и чисто выбритый, в то время как остальные заросли щетиной. Он повысил голос, и все разом умолкли.

– Кто послал тебя к нам? Чего ты хочешь?

– Меня направили для переговоров с вашим командованием.

Оглядев Эндрю с ног до головы, коренастый проговорил:

– Ладно. Пойдем.

Рыжеволосого послали доложить о появлении парламентера. Остальные двинулись вместе с Эндрю вдоль набережной по направлению к Чаринг-Кросс. Их ноги то и дело вязли в снегу и скользили на льду. Потом они свернули к Нортамберленд-авеню. Деревья вокруг были по-зимнему голы, но все же их вид отличался от того, что остался у Эндрю в памяти, – видимо, они погибли от холода. Некоторые были спилены.

Вдали показалась Трафальгарская площадь.

– Осторожность не помешает, – сказал коренастый. – Завяжите-ка ему глаза.

Эндрю завязали глаза куском материи, пахнущим машинным маслом, и повели дальше под руки. Он пытался сообразить, куда именно. Сперва они пересекли Трафальгарскую площадь по диагонали; дальше Эндрю утратил ориентировку. Ясно было, что они перемещаются приблизительно в направлении Пиккадилли-Серкус. Их дважды окликали, и провожатые давали невидимым встречным объяснения насчет Эндрю. Человек с северным акцентом старался отделываться краткими ответами.

– Ступеньки! – раздалось по правую руку. – Осторожнее!

Сперва они преодолели короткий лестничный марш, потом еще один, уже подлиннее. Эндрю почувствовал под ногами мягкий ковер.

– Подождите здесь, – велел человек с северным акцентом. – Я посмотрю.

Пока он отсутствовал, Эндрю успел сообщить своим стражам, что у него в кармане имеется пачка сигарет.

– Боже! – откликнулся голос. – Давненько я не затягивался!

Эндрю уже хлопал себя по карманам, когда новый голос сурово одернул его:

– Опустите руки. Нам от вас ничего не нужно.

Дисциплина у них была на высоте – это Эндрю успел подметить сразу.

– Как угодно, – безразлично ответил он.

Заскрипела дверь, раздались шаги.

– Так, – молвил вернувшийся начальник, – введите.

Они прошли в дверь, спустились еще на несколько ступенек, оставили позади коридор. Эндрю провели в еще одну дверь и велели остановиться.

– Снимите тряпку, – скомандовал новый голос, показавшийся почему-то смутно знакомым. На затылке завозились чужые пальцы, развязывая узлы, и Эндрю зажмурился от света. Комнату освещали всего две керосиновые лампы, однако их тусклого мерцания хватило, чтобы он на какое-то время стал незрячим. Одна лампа свисала посреди комнаты с потолка, наподобие люстры, другая стояла напротив него на столе. За столом восседал человек. Он снова заговорил, и теперь Эндрю покинули всякие сомнения.

– Энди?! Боже мой, откуда ты взялся?

Комнатка оказалась совсем небольшой и лишенной окна; видимо, она служила когда-то кабинетом менеджеру ресторана. На полу лежал ворсистый ковер цвета электрик. Стол из красного дерева был покрыт алой кожей. Дэвид сидел в удобном вертящемся кресле. Комнату обогревал керосиновый камин, так что Дэвид был без пиджака и в рубашке с короткими рукавами. Он кивком отпустил приведших Эндрю людей.

– Оставьте нас. – Дверь захлопнулась. – Ну что, я жду объяснений, парень.

– Я здесь с экспедицией. Меня прислали для переговоров. Может быть…

– Значит, они из Нигерии?

– Да.

– А мы думали, из Ганы – эскадра ушла именно туда.

– Ей что-то помешало. Она осталась в Нигерии.

– Одного не пойму: как ты оказался среди них?

– Мы снимаем фильм. Я оператор. Но в последнее время нам было не до съемок.

– Ты сам вызвался участвовать?

– Когда Мадлен ушла… Это был единственный способ попасть сюда. Конечно, я не надеялся ее отыскать. Но все Равно… А идея принадлежала Абониту.

– Абониту? Тому, кто устроил тебя на телевидение?

– Да. – Эндрю немного поколебался. – Сейчас он командует экспедицией.

– Вот это да!

– Мадлен… Как она?

Дэвид с любопытством посмотрел на него и ответил:

– С ней все в порядке.

– Она здесь, с тобой?

– Недалеко отсюда. Итак, наши чернокожие друзья прислали тебя для переговоров. О чем же?

– Они хотят понять, почему на них нападают и что они могут сделать, чтобы это прекратилось.

Дэвид улыбнулся все той же располагающей улыбкой, от которой с его лица исчезла недавняя напряженность.

– Нет ничего проще: пусть уберутся восвояси.

– Пойми, у них самые мирные намерения. Они просто изучают, что к чему, – вот и все. У них и в мыслях нет водружать флаг.

– Пока.

– Они хотели бы помочь вам.

– Мы пришли в Африку с такими же лицемерными словами на устах. Ты сам в это не веришь, Энди. Мы противимся колонизации.

– «Мы»? Кто это «мы»? Банда беспризорников, обитающая среди руин мертвого города. – Он указал на керосиновые лампы. – Надолго ли вам хватит керосина? Наверное, вы до сих пор сидите на консервах. Что произойдет, когда кончатся и они? Кто станет ремонтировать дома, когда начнут обваливаться стены?