Агата КРИСТИ
      ЯБЛОКИ ГЕСПЕРИД
      1
      Пуаро задумчиво вглядывался в лицо человека, сидевшего напротив за большим столом красного дерева. Он отметил кустистые брови, узкие губы, бульдожью челюсть и пронзительные зоркие глаза. При взгляде на Эмери Пауэра становилось ясно, почему он стал одним из крупнейших в мире финансистов.
      Когда же взгляд Пуаро упал на длинные изящные руки, лежащие на столе, он понял, почему Эмери Пауэр стал еще и знаменитым коллекционером. По обе стороны Атлантики он был известен как знаток и собиратель ювелирных изделий. Его страсть к искусству дополнялась любовью к старине. Одной красоты ему было недостаточно - за вещью должна была стоять история.
      Эмери Пауэр между тем заговорил, отчетливо произнося каждое слово своим тихим голосом, повышать который ему абсолютно не было никакой нужды он и так был бы слышен в любой аудитории.
      - Мне известно, что сейчас вы редко беретесь за расследования, но от этого дела, полагаю, не откажетесь.
      - Так это дело чрезвычайной важности?
      - Для меня - да, - кивнул Пауэр.
      Пуаро продолжал сидеть в выжидательной позе, склонив голову набок, очень напоминая в этот момент задумавшегося дрозда.
      - Речь идет о розыске одного драгоценного изделия, - продолжал хозяин кабинета, - а именно, об украшенном драгоценными камнями золотом кубке эпохи Возрождения.
      Говорят, он принадлежал Папе Александру Борджиа. Иногда его подносили кому-либо из гостей. После чего гость обычно умирал.
      - Хорошенькое дело, - пробормотал Пуаро.
      - Вообще этот кубок имеет довольно зловещее прошлое. Его много раз похищали, при этом не гнушаясь и убийством. В веках за ним тянется кровавый след.
      - Его так домогались из-за его ценности?
      - Стоит он действительно немало. Работа чудесная - говорят, Бенвенуто Челлини. Там отлито древо познания с обвившимся вокруг него змеем, а вместо яблок - прекрасные изумруды.
      - Яблоки? - вмиг встрепенулся Пуаро.
      - Изумруды, как и рубины, изображающие глаза змея, великолепны, но кубок ценен прежде всего из-за громких исторических имен, связанных с ним. В тысяча девятьсот двадцать девятом году его выставил на аукцион маркиз ди Сан-Вератрино. После некоторой драчки мне удалось его приобрести за сумму, составлявшую около тридцати тысяч фунтов по тогдашнему курсу.
      - Жест воистину королевский! - поднял брови Пуаро. - Маркизу повезло.
      - Если я хочу приобрести какую-то вещь, я готов за нее заплатить, мосье Пуаро.
      - Вы, конечно, знаете испанскую пословицу: "Бог сказал: бери что хочешь, но только плати за это"? - вкрадчиво спросил Пуаро.
      На мгновение финансист нахмурился, и в глазах его мелькнул гневный огонек.
      - А вы, оказывается, философ, мосье Пуаро, - холодно парировал он.
      - Я достиг возраста раздумий, мосье.
      - Не сомневаюсь, но раздумьями кубок не вернешь.
      - Вы так полагаете?
      - Я полагаю, что для этого придется предпринять кое-какие действия.
      Пуаро безмятежно кивнул.
      - Это распространенное заблуждение, мистер Пауэр.
      Но простите, мы отклонились от темы. Вы сказали, что купили кубок у маркиза ди Сан-Вератрино?
      - Именно так. Но должен вам сообщить, что он был украден еще до того, как перешел ко мне.
      - И как же это произошло?
      - В ночь после торгов во дворец маркиза забрались грабители и украли несколько ценных вещиц, в том числе и кубок.
      - Какие были приняты меры к их розыску?
      - Разумеется, сообщили в полицию, - пожал плечами Пауэр. Обнаружилось, что ограбление - дело рук известной банды. Двое из грабителей, француз Дюбле и итальянец Рикковетти, были арестованы и осуждены. У них изъяли часть похищенного.
      - Но кубка Борджиа у них не было?
      - Именно. Как удалось установить полиции, в краже принимали участие трое. Двоих я уже упомянул, а третьим был ирландец, некий Патрик Кейси, опытный домушник.
      Видимо, он и совершил ограбление. Дюбле был мозговым центром и планировал операции. Рикковетти шофер, ждал, когда ему спустят добычу, и увозил ее с места преступления.
      - Кстати, о добыче. Они ее поделили на три части?
      - Возможно. Хотя обнаружить удалось только наименее ценные предметы. Видимо, самые ценные сразу вывезли из страны.
      - Ну а третий член шайки, Кейси? Он так и не понес наказания?
      - Того, которое вы имеете в виду, то есть официального, - нет. Но он был уже немолод и не так ловок, как когда-то. Через полмесяца после той кражи он упал с пятого этажа и разбился насмерть.
      - Где это случилось?
      - В Париже. Пытался ограбить дом Дюволье, известного банкира.
      - И с тех пор кубка никто не видел?
      - Никто.
      - Он никогда не выставлялся на продажу?
      - Уверен, что нет. Его отслеживали не только полицейские, но и частные сыщики.
      - А как насчет денег, которые вы за него уплатили?
      - Маркиз, человек весьма щепетильный, хотел их вернуть, поскольку кубок был украден из его дома.
      - Но вы не согласились?
      - Нет.
      - Почему же?
      - Скажем так: я предпочел остаться хозяином положения.
      - То есть, если кубок вдруг обнаружат, его отдадут вам?
      - Именно так.
      - А что же вас так обнадеживает?
      - Вижу, от вас не ускользнула эта деталь, - усмехнулся Пауэр. - Все очень просто, мосье Пуаро. Я считал, что знаю, у кого находится кубок.
      - Любопытно. И у кого же?
      - У сэра Рубена Розенталя. Он в ту пору был не только собратом-коллекционером, но и моим личным врагом.
      Мы соперничали в нескольких деловых начинаниях, и, в общем, мне удалось одержать верх. Наша вражда достигла крайней точки в споре за кубок Борджиа. Мы оба были полны решимости им завладеть, это стало до некоторой степени делом чести. На аукционе наши представители соперничали друг с другом.
      - И окончательная цена, предложенная вашим представителем, решила спор в вашу пользу?
      - Не совсем так. Я подстраховался и направил туда второго человека, якобы представителя одного парижского маклера. Понимаете, ни один из нас не хотел уступать другому, но уступить кубок третьему лицу, сохраняя возможность потом обратиться к нему напрямую, - совсем другое дело.
      - Одним словом, line petite tromperie <Небольшой обман (фр.).>.
      - Вот именно.
      - И он вам удался. Но сразу после торгов сэр Рубен обнаружил, что его надули?
      Пауэр улыбнулся.
      То была красноречивая улыбка.
      - Теперь понятно, - сказал Пуаро. - Вы считали, что сэр Рубен, не желая остаться в дураках, обратился к ганстерам?
      - Нет-нет! - протестующе поднял руку Пауэр. - Это было бы чересчур. Скорее всего через определенный отрезок времени сэр Рубен приобрел бы некий кубок эпохи Ренессанса неизвестного происхождения.
      - Описание которого знал бы каждый полицейский?
      - А никто и не собирался выставлять кубок на всеобщее обозрение.
      - Вы полагаете, сэру Рубену было довольно знать, что он - обладатель кубка?
      - Без сомнения. Кроме того, если бы я принял предложение маркиза вернуть деньги, сэр Рубен мог бы потом с ним договориться, и кубок законным образом перешел бы в его руки. Но если юридически владельцем остаюсь я, у меня сохраняются шансы вернуть свою собственность, - добавил он, помолчав.
      - Вы хотите сказать, - без обиняков заявил Пуаро, - что могли бы устроить кражу кубка у сэра Рубена?
      - Какую кражу, мосье Пуаро? Это было бы просто возвращением собственности ее законному владельцу.
      - Но, насколько я могу судить, вам это не удалось.
      - Ничего удивительного. У Розенталя кубка никогда не было.
      - Откуда вы знаете?
      - Недавно совпали наши интересы в нефтяном бизнесе. Мы с Розенталем теперь не враги, а союзники. Я поговорил с ним начистоту, и он заверил меня, что никакого кубка у него нет и не было.
      - И вы ему верите?
      - Верю.
      - Выходит, - задумчиво протянул Пуаро, - вы целых десять лет шли, как выражаются англичане, по ложному следу?
      - Именно этим я и занимался... - с горечью признал великий финансист.
      - А теперь нужно начинать все сначала?
      Его собеседник кивнул.
      - И тут на сцену выхожу я? Гончая, которую пускают по слабому следу очень слабому следу.
      - Если бы дело было несложным, - сухо бросил Пауэр, - мне бы не было нужды обращаться к вам. Конечно, если вам оно кажется невыполнимым...
      Удар был нанесен точно. Эркюль Пуаро гордо выпрямился.
      - Для меня не существует слова "невыполнимо", мосье, - отрезал он. - Я только пытаюсь решить, действительно ли это дело настолько интересно, чтобы стоило за него взяться.
      - Более чем интересно, - вновь усмехнулся Пауэр, - ведь плату вы можете назначить себе сами.
      Пуаро взглянул на него снизу вверх.
      - Неужели вам так дорога эта вещь? Быть того не может!
      - Скажем так: я, как и вы, никогда не признаю себя побежденным.
      - Вот это мне понятно... - склонил голову Пуаро.
      2
      Инспектор Уэгстаф не скрывал своего интереса.
      - Кубок Вератрино? Как же, помню. Я это дело курировал в Англии. Я немного балакаю по-итальянски, вот меня и послали на подмогу макаронникам. А кубок, как тогда исчез, так до сих пор нигде и не объявлялся, как ни странно.
      - И как вы это объясняете? Частная коллекция?
      - Сомневаюсь, - покачал головой Уэгстаф. - Конечно, все возможно... Но, по-моему, дело обстоит проще...
      Вещички надежно спрятаны, а единственный, кто знал о тайнике, - в могиле.
      - Вы имеете в виду Кейси?
      - Ну да. Он мог их спрятать где-нибудь в Италии, а мог исхитриться вывезти из страны. Но так или иначе, он где-то их припрятал, там они и лежат по сей день.
      - Романтичная версия, - вздохнул Пуаро. - Жемчужины в гипсовых формах - как называется этот рассказ, "Бюст Наполеона", кажется? Но у нас-то речь идет не о драгоценных камнях, а о большом, увесистом золотом кубке. Его, пожалуй, так легко не спрячешь.
      - Ну, не знаю, - рассеянно протянул Уэгстаф. - Наверное, все-таки можно, если постараться. Под половицами, скажем, или еще где-нибудь в этом роде.
      - У Кейси был собственный дом?
      - Да, в Ливерпуле. Но там под половицами кубка нет, - усмехнулся Уэгстаф, - уж это мы проверили.
      - Как насчет членов его семьи?
      - Жена у него была вполне достойная женщина.
      Страшно переживала за своего непутевого мужа, но как истинная католичка бросить не могла. Умерла пару лет назад - от туберкулеза. Дочь пошла в нее - даже постриглась в монахини. Сын, напротив, пошел в папашу. Когда я о нем последний раз слышал, он в Америке срок отбывал.
      - Америка, - записал в книжечке Пуаро и спросил:
      - А сын Кейси мог знать о тайнике?
      - Не думаю. Если бы знал, кубок уже давно был бы у скупщиков.
      - Его могли переплавить.
      - Могли, даже очень вероятно. Хотя не знаю... Он ценен прежде всего для коллекционеров, а в их мирке такое творится - вам и не снилось. Мне иногда кажется, что у этих коллекционеров даже намека на то, что такое совесть, нет, - заключил Уэгстаф с добродетельной миной.
      - Вот как! Скажите, вас бы не удивило, если бы сэр Рубен Розенталь оказался замешан в то, что, как вы выражаетесь, "творится в их мирке"?
      - Он на такое вполне способен, - усмехнулся Уэгстаф. - Говорят, он не очень-то щепетилен, когда дело касается драгоценных изделий.
      - А как насчет остальных членов банды?
      - И Рикковетти и Дюбле получили солидные сроки.
      Думаю, что они вот-вот выйдут на свободу.
      - Дюбле ведь француз?
      - Да. Он у них был за главного.
      - А кто-нибудь еще, кроме этих троих, у них был?
      - Была одна деваха - Рыжая Кейт ее звали. Нанималась горничной, высматривала, где что лежит, и наводила своих дружков. Она вроде бы подалась в Австралию, когда их шайка распалась.
      - А еще?
      - Подозревали еще одного по фамилии Егоян. Скупщик, штаб-квартира в Стамбуле, магазин в Париже. Но доказать ничего не удалось.
      Вздохнув, Пуаро взглянул на пометки в записной книжке: Америка, Австралия, Италия, Франция, Турция...
      - "Весь шар земной готов я облететь за полчаса" <Цитата из пьесы "Сон в летнюю ночь" (1595-1596) Вильяма Шекспира (акт II, сц. 1).> ,пробормотал он.
      - Простите? - переспросил инспектор.
      - Я имел в виду, - пояснил Пуаро, - что мне, возможно, предстоит кругосветное путешествие.
      3
      Пуаро имел обыкновение обсуждать ход расследования со своим мудрым слугой Джорджем. Обсуждение состояло в том, что Пуаро делился с ним кое-какими наблюдениями, а Джордж в ответ - житейским опытом, накопленным за долгие годы профессиональной карьеры.
      - Джордж, - начал Пуаро, - если бы вам потребовалось вести расследования в пяти различных частях света, с чего бы вы начали?
      - Что ж, сэр, быстрее всего добираться самолетом, хотя некоторые говорят, что там изрядно укачивает. Но я лично этого не замечал.
      - Возникает вопрос, - продолжал размышлять вслух Пуаро, - что сделал бы в таком случае Геркулес?
      - Это Геркулес, который овсяные хлопья выпускает, сэр?
      - Или же, - не ответив, продолжал рассуждать Пуаро, - не что сделал бы, а что сделал? Ответ, Джордж, состоит в том, что он отправился в странствия. Тем не менее он вынужден был добывать информацию - одни говорят, у Прометея, другие - у Нерея.
      - Вот как, сэр? - отозвался Джордж. - Никогда не слышал об этих джентльменах. У них что, бюро путешествий?
      Пуаро, упиваясь собственным красноречием, опять ничего не ответил, рассуждая дальше:
      - Мой клиент, Эмери Пауэр, признает только одно - действие! Но расходовать энергию на бессмысленные действия бесполезно. В жизни есть золотое правило, Джордж: никогда не делай сам то, что могут за вас сделать другие.
      Особенно, - добавил Пуаро, направляясь к книжной полке, - если расходы не ограничены.
      Взяв с полки папку, помеченную литерой "Д", он открыл ее на разделе "Детективные агентства - надежные".
      - Современный Прометей, - пробормотал он. - Будьте так добры, Джордж, выпишите для меня кое-какие имена и адреса: господа Хэнкертоны, Нью-Йорк; господа Лэден и Бошер, Сидней; синьор Джованни Мецци, Рим; господин Нахум, Стамбул; господа Роже и Франконар, Париж.
      Подождав, пока Джордж все запишет, Пуаро сказал:
      - А теперь не будете ли вы так добры посмотреть расписание поездов до Ливерпуля?
      - Слушаю, сэр. Вы, значит, едете в Ливерпуль, сэр?
      - Боюсь, что да. Может случиться, Джордж, что мне придется отправиться и дальше. Но не сейчас.
      4
      Три месяца спустя Эркюль Пуаро стоял на скалистом мысу и обозревал Атлантический океан. Чайки с протяжно-унылыми криками взметались над волной и снова камнем падали вниз. Воздух был теплым и влажным.
      У Пуаро возникло знакомое всем впервые попадающим в Инишгаулен чувство, что он оказался на краю света.
      Прежде он и представить себе не мог ничего столь отдаленного, столь безлюдного, столь заброшенного. Инишгаулен был красив грустной, призрачной красотой, красотой немыслимо далекого прошлого. Здесь, на западе Ирландии, никогда не слышался тяжелый мерный шаг римских легионов, никогда не строились укрепленные лагеря, никогда не прокладывались добротные, удобные дороги. То был край, где никто не имел понятия о здравом смысле и упорядоченной жизни.
      Пуаро опустил взгляд на носки своих лакированных туфель и вздохнул. Им овладело ощущение заброшенности и глубокого одиночества. Привычные ему правила и нормы здесь не годились.
      Взгляд его скользнул по пустынному берегу и задержался на линии горизонта. Где-то там, судя по легендам, были острова Блаженных, Земля Юности...
      - Цвет яблони и золото весны... <Цитата из трагедии Евриппда (480-406 до н.э.) "Ипполит".> - тихонько продекламировал он.
      И вдруг он снова стал самим собой - чары рассеялись, он опять ощутил полную гармонию с лакированными туфлями и щегольским темно-серым костюмом.
      Невдалеке послышался звон колокола. Этот звон был ему понятен и знаком с ранней юности.
      Он быстро зашагал вдоль утеса. Минут через десять он добрался до здания, обнесенного высокой стеной с большой деревянной дверью, украшенной гвоздями словно мазаикой. Пуаро подошел к двери и постучал огромным железным кольцом. Потом с опаской потянул ржавую цепь - внутри звякнул колокольчик.
      В двери открылось окошечко, и в нем появилось лицо, обрамленное накрахмаленным белым платком. Глаза смотрели подозрительно, на верхней губе явственно виднелись усики, но голос был женским. Таких женщин Пуаро называл "внушительными".
      Последовал вопрос о цели его прихода.
      - Это монастырь Богородицы и Всех Ангелов? - уточнил Пуаро.
      - А что бы это, по-вашему, могло быть еще? - язвительно бросила внушительная женщина.
      Оставив ее выпад без ответа, Пуаро заявил, что хотел бы повидать мать настоятельницу.
      Просьба была встречена без энтузиазма, но в конце концов привратница уступила. Заскрипели засовы, дверь отворилась, и Пуаро провели в маленькую, скудно обставленную комнатку, предназначенную для приема посетителей.
      Вскоре в комнату вошла монахиня с четками на поясе.
      Пуаро был как-никак католик, и сразу сумел найти нужный тон.
      - Простите за беспокойство, та mere <Матушка (фр.).>, - сказал он, но, насколько я понимаю, у вас в монастыре есть religieuse <Монахиня (фр.).>, которую в миру звали Кейт Кейси.
      - Это так, - кивнула мать настоятельница. - В монашестве - сестра Мария-Урсула.
      - Есть некое зло, которое должно быть исправлено, - сказал Пуаро. Думаю, сестра Мария-Урсула не откажет в помощи. Ее сведения могут оказаться поистине бесценными.
      Мать настоятельница покачала головой. Лицо ее было отчужденно-безмятежным, а голос спокоен и тих.
      - Сестра Мария-Урсула не может вам помочь, - сказала она.
      - Но поверьте...
      - Сестра Мария-Урсула умерла два месяца назад.
      5
      Пуаро с неприкаянным видом сидел в баре гостиницы "У Джимми Донована". Гостиница никоим образом не соответствовала его представлениям о том, каким должно быть подобного рода заведение. Он спал на сломанной кровати, а сквозь два разбитых стекла в номер беспрепятственно проникал столь нелюбимый им ночной воздух. Вместо горячей воды принесли чуть теплую, а еда отзывалась болезненными ощущениями в желудке.
      Пятеро мужчин, сидевших в баре, бурно обсуждали политические новости. Пуаро мало что понимал из их разговора, да и не слишком к нему прислушивался.
      Неожиданно один из спорщиков подсел к нему. По сравнению с прочими это был человек несколько иного пошиба, явно из городских низов.
      - Вот я вам что скажу, сэр, - с достоинством произнес он слегка заплетающимся языком. - У Голубки - никаких шансов. Придет в хвосте, как пить дать. П-послушайте меня, сэр, не п-пожалеете... Знаете, кто я? Атлас, из "Дублинского Солнца". Я там весь сезон победителей угадываю. Как я на Девочку Ларри указал? За нее потом двадцать пять к одному давали д-двадцать пять к одному, сэр. Держитесь Атласа - не п-прогадаете.
      Пуаро посмотрел на него странным, почти благоговейным взглядом.
      - Mon Dieu <Бог мой (фр.).>, - произнес он дрожащим голосом, - это знак судьбы!
      6
      Прошло несколько часов. Наступила ночь. Луна появлялась лишь изредка, кокетливо выглядывая из-за туч.
      Пуаро и его новый знакомый отшагали уже несколько миль. Пуаро прихрамывал. В голову ему пришла крамольная мысль: лакированные туфли - не самая подходящая обувь для ходьбы по сельской местности. Собственно, ту же мысль до него, конечно же очень почтительно, пытался донести Джордж. "Вам бы еще пару ботинок поудобнее, сэр".
      Он пренебрег советом своего слуги, но теперь, топая по каменистой дороге, не мог не признать, что лакированные туфли - не единственно подобающий джентльмену вид обуви...
      - А что на это скажет священник? - неожиданно всполошился его спутник. - Я смертный грех на душу не возьму.
      - Вы просто воздаете кесарю кесарево, - успокоил его Пуаро.
      Тем временем они подошли к стене монастыря, и Атлас изготовился выполнить свою миссию.
      Застонав от натуги, он жалобным голосом запричитал, что ему приходит конец.
      - Помолчите, - строго произнес Пуаро. - У вас на плечах не небосвод, а всего-навсего Эркюль Пуаро.
      7
      Атлас вертел в руках две новенькие пятифунтовые бумажки.
      - Может, я до утра забуду, как я их заработал? - сказал он с надеждой. - А то мало ли что отец О'Рейли на это скажет...
      - Забудьте обо всем, друг мой. Завтра весь мир будет принадлежать вам.
      - Ну, и на кого я их поставлю? - пробормотал Атлас. - Вот есть Работяга, отличный конь, просто лучше не бывает! А вот Шила Бойн... За нее можно семь к одному выручить...
      - Мне показалось, или вы вправду про какого-то языческого героя толковали? - спросил он, поразмыслив. - Ну да, вы говорили "Геракл", а завтра в половине четвертого, как Бог свят, Геракл скачет!
      - Друг мой, - сказал Пуаро, - ставьте на эту лошадь.
      Помяните мое слово - Геракл не подведет.
      И надо же такому случиться, что на следующий день Геракл мистера Росслина против всяких ожиданий выиграл скачку на приз Бойнана, а в тотализаторе за него давали шестьдесят к одному.
      8
      Эркюль Пуаро сноровисто развернул аккуратный сверток Оберточная бумага, вата, папиросная бумага - и он выложил на стол перед Эмери Пауэром ослепительный золотой кубок, унизанный зелеными изумрудными яблоками.
      Финансист судорожно вздохнул.
      - Поздравляю вас, мосье Пуаро.
      Пуаро молча поклонился.
      Пауэр протянул руку и осторожно провел пальцем по ободку кубка.
      - Мой! - с чувством воскликнул он.
      - Ваш! - в тон ему отозвался Пуаро.
      Эмери Пауэр перевел дух, откинулся на спинку стула и уже деловым голосом спросил:
      - Где вы его нашли?
      - На алтаре, - коротко ответил Пуаро. - Дочь Кейси была монахиней, продолжал он, уловив вопросительный взгляд собеседника. - Когда ее отец погиб, она как раз готовилась к пострижению в доме ее отца в Ливерпуле, вот и взяла его для нужд монастыря. Думаю, как человек глубоко верующий, она надеялась этим искупить отцовские грехи. Она принесла кубок в дар, во славу Господа. Вряд лимонахини представляли себе его истинную стоимость, видимо, они решили, что это просто семейная реликвия.
      Он же очень напоминает потир, и его соответственно использовали.
      - Потрясающая история! Но как вы додумались туда отправиться?
      - Назовем это методом исключения, - пожал плечами Пуаро. - И еще меня насторожило то, что никто не пытался продать кубок. Напрашивался вывод, что он находится в таком месте, где обычные материальные ценности мало что значат. Тут-то я и вспомнил, что дочь Патрика Кейси была монахиней.
      - Что ж, еще раз вас поздравляю, - сердечно сказал Пауэр. - Назовите сумму вашего гонорара, и я выпишу чек.
      - Гонорар мне не нужен.
      - Как это понимать?
      - Вы разве не читали в детстве волшебных сказок? Там король говорит: "Проси, чего хочешь".
      - Так вы все-таки о чем-то просите?
      - Да, но не о деньгах. Об одолжении.
      - И каком же? Подсказать, какие акции покупать?
      - Ну, это те же деньги, только под другим соусом.
      Моя просьба куда проще.
      - Слушаю вас.
      Пуаро обхватил ладонями кубок.
      - Отошлите его обратно в монастырь.
      - Вы что, свихнулись? - спросил после долгого молчания Пауэр.
      - Нет, - покачал головой Пуаро. - Я в здравом уме.
      Сейчас я вам кое-что покажу.
      Взяв со стола кубок, он ногтем нажал на разверстую пасть змея, обвившегося вокруг дерева. Внутри кубка сдвинулся крохотный кусочек золотого литья, открыв отверстие, ведущее в полую ручку.
      - Видите? - сказал Пуаро. - Через эту дырочку в кубок попадал яд. Вы сами говорили, что у него зловещая история. Обладание им всегда было чревато насилием, кровавыми драмами и порочными страстями. Как бы и на вас не перешло это проклятие.
      - Нелепые суеверия!
      - Возможно. Но вспомните, почему вы так хотели завладеть кубком. Не ради его красоты, не ради ценности. У вас в коллекции сотни, если не тысячи, по-настоящему прекрасных и редких вещей. Вам не давала покоя гордыня. Вы не хотели признать себя побежденным. Eh bien, вы победили. Кубок ваш. Почему же теперь не сделать благородный жест? Почему не отослать его туда, где он мирно пребывал почти десять лет? Пусть очистится от скверны. Когда-то он принадлежал церкви - так пусть же вернется в церковь. Пусть стоит на алтаре, и да будут ему отпущены его грехи, как душам людей отпускают их грехи.
      Он подался вперед.
      - Давайте я расскажу вам о том месте, где я его нашел - о Саде мира над Западным морем, там, где за горизонтом - забытый рай юности и вечной красоты.
      В немногих словах описал он первозданную прелесть Инишгаулена.
      Эмери Пауэр откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза рукой.
      - Я ведь родился в Ирландии, на западном побережье, - сказал он наконец. - Мальчишкой я уехал оттуда в Америку.
      - Я слышал об этом.
      Великий финансист выпрямился. Смягчившийся было взгляд его вновь стал острым и цепким.
      - Странный вы человек, мосье Пуаро. - Он слегка усмехнулся. - Но будь по-вашему. Передайте кубок от моего имени в дар монастырю. Согласитесь, дар весьма щедрый, тридцать тысяч фунтов... А что я получу взамен?
      - Монахини будут молиться за вашу душу.
      Миллионер хищно улыбнулся.
      - Что ж, это все-таки капиталовложение и, быть может, самое выгодное за всю мою жизнь...
      9
      В маленькой монастырской гостиной Пуаро рассказал обо всем матери настоятельнице и вернул ей потир.
      - Передайте ему, что мы очень благодарны и будем за него молиться, сказала та.
      - Ему понадобятся ваши молитвы, - тихо отозвался Пуаро.
      - Так он несчастлив?
      - Так несчастлив, что забыл, что значит счастье. Так несчастлив, что не подозревает об этом.
      - А, богач... - догадалась монахиня.
      Пуаро промолчал. Он знал, что сказать тут нечего...