Глава 4

Рассказывает Марк Истербрук

Я вышел со своей приятельницей Гермией Редклифф из театра «Олд Вик».

Мы были на «Макбете».

– Поедем поужинаем в «Фэнтази». Когда смотришь Шекспира – всегда проголодаешься.

По дороге мы рассуждали о «Макбете». Гермия Редклифф – красивая молодая женщина двадцати восьми лет. У нее безупречный классический профиль и густая шапка каштановых волос. Моя сестра называет ее «приятельница Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки. Это меня постоянно выводит из себя.

В «Фэнтази» нас встретили приветливо и провели к столику у стены. Когда мы усаживались, кто-то вдруг радостно нас окликнул. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, прехорошенькую девушку с модной прической – волосы торчали во все стороны, а над макушкой прядки поднимались под невероятным углом.

Как ни странно, прическа ей шла. У девицы были огромные голубые глаза, и рот она все время держала полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид, человек редкого интеллекта, почему-то находил в этом удовольствие.

– Это моя глубокая привязанность – Пэм! – воскликнул он. – Познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и интеллигентные. Держу пари, вы только что с Шекспира или с Ибсена.

– Смотрели «Макбета».

– Ага, ну, как выглядели ведьмы?

– Ужасные, – сказала Гермия. – Как всегда.

– А знаете, – сказал Дэвид, – какими бы у меня были ведьмы, если бы я ставил спектакль?

– Какими?

– Хитрые, тихие старушонки. Как ведьмы у нас в деревнях.

– Но сейчас нет никаких ведьм, – сказала Пэм.

– Ты так говоришь, потому что ты лондонская жительница. В каждой деревне в Англии есть своя ведьма.

– Ты шутишь, – надула губки Пэм.

– Ничуть. Правда, Марк?

– Все эти суеверия давно умерли, – сказала Гермия.

– В глуши они еще живут – как ты считаешь, Марк?

– Может быть, ты и прав, – ответил я. – Хотя сам я не знаю, никогда в деревне не жил.

– Не представляю себе, как можно в «Макбете» показать ведьм обычными старухами. Нужна атмосфера чего-то сверхъестественного, – заметила Гермия.

– Значит, – обратился я к Дэвиду, – у тебя ведьмы бормотали бы свои заклинания, вызывали духов, а сами оставались тремя обычными деревенскими старухами. Что ж, это могло бы действительно произвести сильное впечатление.

– Если можно убедить актеров так играть, – возразила Гермия.

– Шекспир бы сейчас немало удивлялся, глядя на современные постановки своих пьес.

– Филдинг сегодня очень интересно играл третьего убийцу, – вспомнила Гермия.

– Как было тогда удобно, – размечтался Дэвид, – нанимаешь убийцу, и он убирает кого нужно. Сейчас уж так не бывает!

– Почему не бывает?! – возмутилась Гермия. – А гангстеры?

– Да нет же, – сказал Дэвид. – Я не про гангстеров. Я про обычных людей – просто мешает кто-то: тетя Эмили такая богатая и не собирается умирать; или кому-то опостылел муж. Как удобно, звонишь в контору и говоришь: «Пришлите, пожалуйста, двух надежных убийц».

Мы все рассмеялись.

– А ведь и сейчас можно разделаться с человеком, когда надо, разве вы не знаете? – проговорила Пэм.

Мы обернулись к ней.

– Как это, детка? – спросил Дэвид.

– Ну, в общем можно. Только, кажется, это очень дорого.

Пэм смотрела на нас огромными наивными глазами, рот у нее был слегка открыт.

– Что это ты хочешь сказать? – заинтересовался Дэвид.

Пэм смутилась.

– Ах, наверно, я все перепутала. Я вспомнила про белого коня. И все такое.

– Белого коня? Какого еще белого коня?

Пэм залилась краской и опустила ресницы.

– Да это просто так. Кто-то что-то говорил – наверно, я перепутала, не поняла.

– Попробуй-ка этот чудесный салат, – посоветовал Дэвид.

В жизни иногда случаются престранные вещи – услышишь неожиданно что-нибудь, и вдруг через день снова тебе кто-то говорит то же самое. Со мной такое произошло на следующее же утро. Позвонил телефон. Я ответил.

– Это Марк Истербрук?

– Да. Миссис Оливер?

– Марк, я насчет этого благотворительного праздника. Я поеду и буду надписывать там книжки, если Роуда уж так хочет.

– Очень мило с вашей стороны.

– Обеда, надеюсь, не будет? – спросила миссис Оливер с опаской. – И пусть они меня не тащат в «Розовый Конь» пить пиво.

– Как «Розовый Конь»?

– Ну, «Белый Конь». Мне от пива становится худо.

– А что это такое «Белый Конь»?

– Какой-то бар – разве он не так называется? Или «Розовый Конь»? А может, я напутала. У меня такая путаница в голове.

– Как поживает какаду? – спросил я.

– Какаду? – недоуменно откликнулась миссис Оливер.

– А мяч для крикета?

– Ну, знаете ли, – с достоинством проговорила миссис Оливер. – Вы, наверно, с ума сошли, или у вас похмелье, или еще что. Розовые кони, какаду, крикет.

Она сердито повесила трубку. Я все еще раздумывал о «Белом Коне», о том, как я о нем услышал сегодня снова, когда опять раздался телефонный звонок.

На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной я могу выбрать три картины из ее коллекции.

– Ничего особенно ценного, конечно, нет, – сказал мистер Сомс Уайт своим меланхоличным, скорбным тоном. – Но, насколько мне известно, вам нравятся некоторые картины покойной.

– У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.

– Совершенно верно, – отвечал мистер Соме Уайт. – Подготавливается распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас подъехать на Эллсмер-сквер…

– Сейчас приеду, – сказал я Работать в это утро все равно не удавалось.

С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Эллсмер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, поднимавшимся по ступенькам к двери. Я извинился, он тоже извинился, и я уже окликнул было ехавшее мимо такси, как вдруг меня что-то остановило, я быстро обернулся и спросил:

– Привет, это вы, Корриган?

– Я. Да… а вы… вы – Марк Истербрук.

Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, мы не виделись уже лет пятнадцать.

– Не узнал вас сначала, – сказал Корриган. – Читаю время от времени ваши статьи, нравятся.

– А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой?

Корриган вздохнул.

– Не вышло. На это нужно много денег. Или найти миллионера, чтобы субсидировал. А мне никого не удалось заинтересовать своей теорией, к сожалению. Так что я теперь судебный хирург.

– Понятно. Вы в этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.

– Я так и думал. Но мне хотелось кое-что поразузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.

– Наверно, я смогу вам рассказать больше, чем сторож. Она была моя крестная.

– Правда? Прекрасно. Пойдемте куда-нибудь поедим. Тут недалеко маленький ресторанчик. Ничего особенного, но кормят хорошо.

Мы выбрали себе столик в ресторане, и, когда подали суп, я спросил:

– Ну, а что вы хотели узнать насчет старушки? И кстати, зачем вам это нужно?

– Это длинная история, – отвечал Корриган. – Скажите мне сперва, что она из себя представляла?