Агата КРИСТИ
      УМИРАЮЩИЙ КИТАЕЦ
      Даже сейчас мне трудно рассказывать о тех мартовских событиях. Эркюля Пуаро, этого необыкновенного человека, чуткого друга, замечательного, неподражаемого сыщика, нет больше в живых. В спичечном коробке было спрятано хитроумное взрывное устройство огромной силы. Расчет был сделан на то, что, увидев небрежно валяющийся коробок, педантичный Пуаро непременно захочет положить его на место, в спичечницу. Взять коробок должен был он! Но случилось так, что этот злосчастный коробок понадобился мне. Я и оказался виновником катастрофы, и теперь меня мучили угрызения совести: я остался жив, а Пуаро погиб. Он-то сразу сообразил, что это ловушка. Ведь он последним брал коробок и не положить его на место просто не мог... Мне действительно сказочно повезло. Меня отбросило взрывной волной в сторону, и я отделался легким сотрясением мозга.
      Мне казалось, что я пробыл в беспамятстве всего несколько минут, но на самом деле я пришел в себя только через сутки... Да, только к концу следующего дня я был в состоянии проковылять в соседнюю комнату, где стоял изготовленный из вяза гроб, в котором покоились останки одного из замечательнейших сынов человечества.
      Едва ко мне вернулось сознание, я жил только одной мыслью: я должен отомстить Большой Четверке за смерть моего друга, уничтожить ее.
      Я думал, что доктор Риджуэй одобрит мои планы, но, к моему великому удивлению, он стал меня отговаривать:
      - Возвращайтесь в Южную Америку. Будьте благоразумны. - Словом, он мне тактично намекнул, что незачем соваться туда, где сам Пуаро ничего не смог сделать.
      Но я был упрям. Стараясь не думать о том, что я, в сущности, всего лишь дилетант, я настроил себя на то, что смогу завершить расследование, начатое Пуаро, так как проработал с ним долгое время и все его методы знал наизусть. Для меня это было делом чести. С моим другом жестоко расправились, и я просто обязан посадить убийц на скамью подсудимых!
      Все это я высказал доктору Риджуэю, который терпеливо выслушал мой пылкий монолог.
      - Все равно, - подвел он черту, - мое мнение остается прежним: поезжайте домой. Я уверен, что, если бы Пуаро был жив, он посоветовал бы вам то же самое. Заклинаю вас его именем: возвращайтесь на свое ранчо.
      Но я уже твердо решил сражаться и еще раз сказал об этом доктору. Печально покачав головой, доктор попрощался со мной и ушел.
      Еще месяц я приходил в себя после болезни, а в конце апреля попросил аудиенции у министра внутренних дел и был им принят.
      Министр был очень любезен, но тоже настаивал на моем отъезде, хотя я сразу же предложил ему свою помощь в расследовании деятельности Большой Четверки. Он мягко отказался, сказав, что все бумаги, завещанные Пуаро, уже у него и все необходимые меры будут приняты.
      Нашу беседу Краутер завершил пожеланием счастливого возвращения в Южную Америку, чем я был несказанно обижен.
      Я думаю, долг дружбы обязывает меня описать похороны Пуаро. Это была торжественная и трогательная церемония, было много венков и цветов. Венки были как от людей знатных, так и от простых граждан. Это лишний раз подтверждало, что Пуаро хорошо знали и любили в Англии, которая стала для него второй родиной. Я стоял у могилы и с горечью вспоминал о невозвратимых днях, прожитых вместе с моим другом.
      К началу мая я разработал план действий. Я решил придерживаться тактики моего покойного друга, поместив в газетах объявления с просьбой сообщить мне любую информацию о Клоде Дарреле. Однажды вечером, когда я сидел в небольшом ресторанчике в Сохо, просматривая в газетах колонки объявлений, мое внимание привлекла небольшая статья, от которой мне стало не по себе.
      Очень кратко в статье сообщалось о таинственном исчезновении мистера Джона Инглеса, возвращавшегося из Шанхая морским путем. Его исчезновение было обнаружено, только когда пароход отошел от Марселя. Высказывалось предположение, что он упал за борт. Статья завершалась выражением искреннего сожаления о случившемся и упоминалось, что Джон Инглес был блестящим знатоком Востока, особенно Китая, где он проработал много лет.
      Эта новость подействовала на меня угнетающе. Я был уверен, что и тут не обошлось без Большой Четверки. Опять Большая Четверка...
      Какое-то время я пребывал в полной прострации, раздумывая, что же мне следует предпринять, и вдруг увидел, что я не один. За моим столиком сидел худощавый темноволосый пожилой мужчина с болезненным цветом лица и маленькой острой бородкой. Он так тихо подошел, что я даже не заметил, как он уселся за мой стол.
      Но повел он себя довольно странно. Неожиданно схватив солонку, он насыпал по краям моей тарелки четыре кучки.
      - Прошу прощения, но говорят, что, предлагая соль за столом, вы тем самым выражаете человеку свои соболезнования. Сейчас как раз такой случай. Я надеюсь, что уж вы-то будете благоразумны.
      Затем, не говоря ни слова, он взял солонку и насыпал такие же четыре кучки по краям своей тарелки. То, что их именно четыре, не могло не навести на соответствующие размышления. Я внимательно посмотрел на него. Нет, на молодого Темплтона он не был похож, и на лакея Джеймса тоже, словом, ни на одного из тех персонажей, с которыми мне пришлось встретиться раньше. Однако я был уверен, что передо мной - Номер Четыре, собственной персоной. Голос его немного напоминал голос незнакомца, некогда навестившего нас в парижской гостинице.
      Я растерянно огляделся, не зная, что предпринять. Как бы прочитав мои мысли, он улыбнулся и покачал головой.
      - Не советую вам торопиться. Вспомните ваше фиаско в Париже. Имейте в виду - я принял необходимые меры предосторожности. И позвольте заметить, капитан Гастингс, ваши методы несколько примитивны.
      - Вы негодяй, - выдавил я, задыхаясь от гнева. - Форменный негодяй.
      - Ну зачем же так - вы слишком возбуждены. Ваш покойный друг сказал бы вам, что умение сохранять спокойствие - залог успеха.
      - Как вы смеете говорить о нем, - прошептал я, - о человеке, с которым вы так чудовищно расправились. А теперь вы явились сюда ко мне...
      - Я явился сюда с абсолютно мирной целью, - перебил он меня. - Чтобы посоветовать вам немедленно вернуться в Южную Америку. Если вы уедете, то, даю вам честное слово. Большая Четверка вас больше не побеспокоит.
      - А если, - я презрительно усмехнулся, - я откажусь следовать вашему приказу?
      - Это не приказ. Это, если хотите, предупреждение. - В его голосе прозвучала угроза. - Первое предупреждение, - холодно добавил он. - И мой вам совет: не игнорируйте его.
      Неожиданно он встал и быстро направился к двери. Я вскочил и устремился за ним. И тут, как назло, из-за соседнего столика поднялся какой-то толстяк и загородил мне дорогу. Когда я обошел его, мой противник уже подходил к двери, а на меня вдруг неожиданно налетел официант, который нес груду грязной посуды. Когда я наконец добрался до двери, этого типа и след простыл.
      Официант стал извиняться передо мной, а толстяк снова уселся за свой столик и как ни в чем не бывало принялся за очередное блюдо. Вроде бы ничего не указывало, что все это было заранее спланировано. Но втайне я был уверен, что здесь не обошлось без Большой Четверки.
      Само собой разумеется, я проигнорировал предупреждение и продолжил поиски. Я получил только два ответа на мое объявление, но они не принесли мне никакой дополнительной информации. Ответы были от двух актеров, которые в разное время играли на сцене вместе с Клодом Даррелом, но ни тот, ни другой не были его друзьями, а главное - они не имели ни малейшего представления о том, где их бывший коллега находится сейчас.
      Десять дней все было тихо и спокойно, но на одиннадцатый, когда я выходил из Гайд-парка, весь погруженный в свои мысли, меня окликнул низкий женский голос:
      - Капитан Гастингс, не так ли? Меня сразу насторожил странный акцент. У тротуара притормозил большой лимузин, из которого выглянула какая-то дама, одетая во все черное. Это была графиня Росакова, которая каким-то образом несомненно была связана с Большой Четверкой. По какой-то особой причине Пуаро всегда был к ней неравнодушен. Его привлекала ее яркая индивидуальность. Пуаро как-то признался, что он считает ее особенной женщиной, "одной из тысяч", отличной от других. Тот факт, что графиня была на стороне врагов, ни в малейшей мере не убавлял его восхищения ею.
      - Остановитесь, капитан! У меня есть кое-что важное для вас. И не пытайтесь задержать меня, потому что это бессмысленно и глупо. Вы никогда не отличались особым умом. Да, да, да. Не возмущайтесь, это так. Вы и теперь продолжаете вести себя как глупец, игнорируя наше предложение. Я приехала, чтобы передать вам второе предупреждение. Покиньте Англию - и немедленно. Вы все равно ничего не сможете сделать.
      - В таком случае, - холодно заметил я, - почему вы все так упорно добиваетесь, чтобы я уехал?
      Графиня пожала плечами. Обворожительный жест, и плечи - тоже обворожительные...
      - Что касается меня, то я бы не обращала на вас никакого внимания делайте что хотите. Но мои шефы опасаются, что вы можете подсказать нужную информацию - тем, кто умнее вас. Отсюда следует: вам необходимо убраться.
      Хотя графиня наговорила мне множество обидных вещей, я не выдал своего негодования, так как считал, что она делала это преднамеренно, чтобы вывести меня из себя.
      - Нам, конечно, было бы гораздо легче убрать вас, - спокойно продолжала она, - но я иногда очень сентиментальна и уговорила их не трогать вас. Ведь у вас где-то есть симпатичная жена. Да и вашему приятелю, будь он жив, было бы очень грустно, если бы вас убили. Он мне всегда нравился, ваш приятель. Он был очень умный, очень. Если бы борьба была равная, один на один, а не как сейчас, один против четверых, то он, я думаю, одержал бы победу. Признаюсь вам честно, он был моим кумиром. Я послала на его могилу громадный венок из живых роз в знак уважения. Красные розы - самые мои любимые цветы - они отражают мой темперамент.
      Я слушал ее молча, со все возрастающим гневом и обидой.
      - Вы напоминаете мне мула, - подвела итог нашей беседы графиня, - который все еще брыкается, хотя его уже обуздали. Ладно. Я вас предупредила. Помните третье предупреждение последует от руки самого Экзекутора...
      Она жестом велела шоферу трогать. Скорее машинально я запомнил номер лимузина, совершенно не надеясь, что мне это поможет. Большая Четверка очень предусмотрительна.
      Из разговора с графиней я уяснил одно: моя жизнь в опасности. Прекращать борьбу против Большой Четверки я не собирался, но понял, что действовать надо с предельной осторожностью.
      Дома я стал обдумывать все случившееся, пытаясь выбрать наилучший план действий. Зазвонил телефон, я поднял трубку.
      - Да. Капитан Гастингс. Кто говорит?
      - Говорят из больницы Святого Джилса, - ответил мне резкий голос. - К нам доставили китайца. Тяжело ранен ножом в спину. Долго не протянет. Мы позвонили вам, потому что в его кармане нашли записку, где были указаны ваше имя и адрес.
      В первый момент я растерялся, но потом сказал, что приеду немедленно. Я знал, что больница находится в районе доков, и подумал, что, возможно, этот человек только что вернулся из Китая.
      Уже на пути в больницу меня вдруг осенило: а что, если это западня? Этот китаец может быть и подчиненным Ли Чан-йена. Мне вспомнились мои приключения в подземелье. Неужели это снова ловушка?
      Поразмыслив немного, я решил, что само посещение больницы мне ничем не грозит. Умирающий китаец, конечно, мог служить приманкой. Видимо, он должен был мне что-то сообщить. Я должен "клюнуть" на его информацию и отправиться прямиком в лапы банды. Ну что ж, надо быть начеку и действовать соответственно обстоятельствам.
      Меня сразу же провели к нему. Он лежал совершенно неподвижно, глаза были закрыты, и только заметные колебания грудной клетки показывали, что человек жив. Доктор послушал пульс.
      - Пульс почти не прощупывается, - сказал доктор. - Вы его знаете?
      Я покачал головой.
      - Никогда не видел.
      - Тогда почему у него в кармане оказался ваш адрес? Вы ведь капитан Гастингс, не так ли?
      - Да, это так, но я и сам ничего не понимаю.
      - Странно... По документам, найденным при нем, он - слуга чиновника в отставке Джона Инглеса. Ага, так вы знаете его? - воскликнул доктор, увидев, как я вздрогнул, услыхав имя Инглеса.
      Слуга Инглеса! Тогда, конечно, я его видел раньше. Но, сами понимаете, европейцу очень сложно отличить одного китайца от другого. Вероятно, Инглес брал его с собой в Китай, но, в отличие от погибшего хозяина, он все-таки добрался до Англии. Возможно, у него имеется какое-то важное известие. Надо во что бы то ни стало узнать, что он хотел сообщить.
      - Он пришел в себя? - спросил я. - Он может говорить? Мистер Инглес, его хозяин, был моим хорошим другом, и я думаю, этот парень хотел передать мне письмо от него. Ведь сам Инглес по нелепой случайности утонул десять дней назад - упал за борт парохода.
      - Он пришел в себя, но не уверен, что у него хватит сил говорить. Он потерял много крови. Я, конечно, могу ввести ему стимулирующее, но вряд ли это поможет.
      Тем не менее доктор ввел больному какой-то препарат, а я сидел у кровати и ждал хоть какого-нибудь слова или знака, которое могло помочь бы мне в борьбе с Большой Четверкой. Время шло, но китаец не шевелился.
      И тут меня опять стали мучить подозрения. А что, если это все же ловушка? Возможно, китаец просто играет роль слуги Инглеса? Я где-то читал, что жрецы некоторых китайских сект умеют симулировать смерть. Кроме того, Ли Чан-йен мог найти фанатиков, которые по его приказу готовы расстаться с жизнью... Я должен быть начеку.
      В этот момент раненый шевельнулся, потом открыл глаза и пробормотал что-то нечленораздельное. Он с трудом перевел взгляд в мою сторону. Похоже, он не узнал меня, но тем не менее попытался что-то сказать. Кем бы он ни был врагом или другом, - я обязан выслушать его.
      Я наклонился к больному, но не смог ничего разобрать. Мне показалось, что он произнес слово "хэнд", но точно я не был уверен.
      Он снова что-то сказал, но опять я уловил только одно слово "Ларго". Я уставился на него в изумлении, так как слово было абсолютно непонятным, но, похоже, связано с предыдущим.
      - Хэнделс Ларго? - рискнул предположить я.
      Китаец быстро захлопал ресницами, как бы соглашаясь со мной, и добавил еще одно слово по-итальянски "каррозза". Потом он произнес еще несколько неразборчивых слов по-итальянски и, судорожно вздрогнув, замер.
      Врач оттолкнул меня от кровати. Все было кончено. Китаец умер.
      Потрясенный случившимся, я вышел на улицу. Немного придя в себя, я стал обдумывать загадочные слова, напоследок исторгнутые китайцем.
      "Хэнделс Ларго" и "каррозза". Если мне не изменяет память, слово "каррозза" означало экипаж. Что могли означать эти три слова? Умерший был китайцем, а не итальянцем, почему же он предпочел говорить по-итальянски? В самом деле, если бы это был слуга Инглеса, он бы rdao-рил по-английски. Все выглядело очень подозрительно. Разные предположения лезли мне в голову, но я не мог придумать ничего дельного. Если бы со мной был Пуаро, он бы мигом решил эту проблему.
      Я открыл ключом дверь и вошел в комнату. На столе белело письмо. Я небрежно разорвал конверт, но то, что оказалось внутри, страшно меня поразило.
      Письмо было из адвокатской конторы.
      "Уважаемый сэр! В соответствии с распоряжением мосье Пуаро, который был нашим клиентом, мы посылаем вам письмо. Оно было написано им за неделю до гибели. Мосье Пуаро распорядился вручить его вам спустя определенное время - в случае его смерти.
      С уважением.., и т, д.".
      Я взял вложенный в письмо конверт, на котором знакомым мне почерком было написано мое имя, и с тяжелым сердцем вскрыл его.
      "Моп cher ami! <Мой дорогой друг! (фр.)> - начиналось письмо. - Когда вы получите это послание, меня уже не будет в живых, но прошу вас, не оплакивайте меня. Заклинаю вас выполнить мои указания. Первым делом, немедленно возвращайтесь в Южную Америку. Не упорствуйте. Прошу вас сделать это не из сентиментальных соображений. А потому, что это часть моего плана, плана Эркюля Пуаро. Не буду вдаваться в подробности, так как мой друг Гастингс, обладающий недюжинным умом, и так все поймет.
      Смерть Большой Четверке! Да сопутствует вам удача. Навеки ваш Эркюль Пуаро".
      Я несколько раз перечитал это потрясающее послание. Поразительно. Этот удивительный человек настолько точно все рассчитал, что даже его собственная смерть не могла нарушить его планы. И я должен их осуществить - ведомый гением Эркюля Пуаро. Несомненно, там, за океаном, я найду подробные инструкции о том, как мне предстоит действовать в дальнейшем. Постепенно мои враги, удовлетворенные моим отъездом, забудут обо мне. Но я обязательно вернусь, я застигну их врасплох!
      Ничто больше не задерживало моего отъезда. Я разослал всем телеграммы, заказал билет и через неделю уже был на борту "Ансонии", направляющейся в Буэнос-Айрес.
      Не успел пароход выйти из порта, стюард принес мне записку. По его словам, записку ему передал какой-то очень рослый джентльмен в шубе, сошедший на берег буквально за несколько секунд до отплытия.
      Я развернул записку. Она была на редкость лаконичной: "Вы поступили разумно". И вместо подписи - большая цифра "4".
      Теперь я мог позволить себе улыбнуться.
      Море было довольно спокойным. Я хорошо пообедал и, как большинство пассажиров, сыграл партию в бридж. Затем вернулся в каюту и заснул как убитый. Во всяких морских путешествиях мне всегда замечательно спится.
      Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. С трудом разлепив веки, я увидел, что это один из штурманов парохода. Увидев, что я наконец проснулся, он облегченно вздохнул.
      - Господи, наконец-то. Ну и работу вы мне задали - никак не мог вас добудиться. Вы всегда так крепко спите?
      - В чем дело? - недовольно спросил я, все еще в полудреме. - Что-нибудь с пароходом?
      - Я думаю, вам лучше знать, в чем дело, - сухо ответил моряк. Специальный приказ из Военно-Морского министерства. Вы должны перейти на ожидающий вас эсминец.
      - В открытом океане? - ахнул я.
      - Я и сам ничего не понимаю, - ответил штурман. - Впрочем, мне и не положено понимать. Прислали какого-то молодого человека, который должен занять ваше место, а нам приказано молчать. Так мы вас ждем?
      Еле скрыв свое изумление, я оделся.
      Спустили за борт шлюпку, и я был доставлен на ожидавший меня эсминец. Там меня радушно приняли, но ничего не объяснили. Сказали только, что командир корабля получил приказ доставить меня в определенное место на бельгийском побережье.
      Дальше все происходило как во сне. Я даже не пытался возражать, решив, что все это тоже входит в планы моего покойного друга.
      Высадили меня в указанном месте. Там уже ожидала машина, и вскоре я кружил по дорогам Фландрии. Заночевал в какой-то маленькой гостинице в Брюсселе, а утром следующего дня двинулись дальше. Поля и равнины сменились горами, кое-где появились небольшие леса, и я понял, что мы приближаемся к Арденнам. Неожиданно я вспомнил, как Пуаро однажды рассказывал мне о своем брате, который живет неподалеку от Спа.
      До самого города мы не доехали, а, свернув с автострады, долго колесили по холмам, пока не въехали в маленькую деревушку. На одном из склонов примостилась небольшая белая вилла. Возле ее зеленых дверей машина остановилась.
      Как только я вылез из машины, дверь виллы отворилась и из нее вышел пожилой слуга в ливрее.
      - Мосье капитан Гастингс? - обратился он ко мне по-французски. - Вас ожидают. С вашего позволения, я провожу вас.
      Он прошел через холл и открыл дверь в комнату, пропуская меня вперед.
      Очутившись внутри, я зажмурился, так как комната выходила на запад и в это время суток вся была залита солнцем. Когда мои глаза привыкли к свету, я увидел в углу какого-то джентльмена, приготовившегося принять меня в свои объятия.
      И тут сердце мое забилось... Нет, не может быть!
      - Пуаро! - воскликнул я, все еще не веря своим глазам. - Вы ли это? - И я первым кинулся его обнимать, на что никогда бы не решился в иных обстоятельствах.
      - Конечно, это я, мой дорогой друг. Убить Эркюля Пуаро не так-то просто.
      - Но зачем же вы...
      - Военная хитрость, Гастингс. Теперь все готово для отражения атаки.
      - Но уж мне-то вы могли сказать?
      - Нет, не мог. Если бы я вам сказал, вы не смогли бы так блистательно сыграть вашу роль на моих похоронах. А похороны были грандиозные, и организовали вы их с таким размахом, что даже Большая Четверка наконец успокоилась.
      - Но знали бы вы, что я пережил...
      - Не считайте меня таким уж бессердечным. Это была ложь во благо. Я мог рисковать своей жизнью, но вашей - никогда. После взрыва, когда вы лежали в беспамятстве, мне в голову пришла отличная идея, и осуществить ее мне помог доктор Риджуэй. Я погибаю, а вы возвращаетесь в Южную Америку, но вы.., вы упорно подвергали свою жизнь опасности, потому и пришлось организовывать письмо адвоката, чтобы убедить вас уехать. И вот вы здесь, мой друг, и мы вместе будем ждать момента, когда сможем покончить с Большой Четверкой.