Вечерний клуб «Вторник»

– Д-да, загадочные случаи!.. – Рэймонд Уэст выпустил изо рта облако дыма и, любуясь им, со смаком повторил:

– Загадочные случаи…

Сказав это, он удовлетворенно огляделся. Широкие черные балки под потолком и добротная старинная мебель, создававшие атмосферу старины, импонировали вкусам Рэймонда Уэста. Он был писателем, и дом тети, Джейн Марпл, всегда казался ему достойным обрамлением собственной персоны. Он взглянул в сторону камина, возле которого в большом кресле сидела хозяйка. На ней было черное муаровое[1] платье со множеством оборок на талии и брабантскими[2] кружевами, каскадом ниспадающими с груди. На руках – черные кружевные митенки[3]. Черная шляпка подчеркивала снежную белизну волос. Она вязала что-то белое, мягкое и пушистое. Ее словно выцветшие голубые глаза – кроткие и добрые – изучали внимательно гостей.

Взглянув на слегка улыбающегося Рэймонда, она тут же перевела взгляд на брюнетку с короткой стрижкой – Джойс Ламприер, художницу с необычными, не то светло-карими, не то зелеными, глазами. Затем она осмотрела элегантного и умудренного опытом сэра Генри Клитеринга и напоследок обратила свой взор на двух оставшихся: доктора Пендера, пожилого приходского священника, и мистера Петерика, адвоката, – высохшего маленького человечка, который, никогда не снимая пенсне, всегда, однако, смотрел поверх стекол. Мисс Марпл еще раз обвела всех их взглядом и, счастливо вздохнув, принялась набирать очередной ряд петель.

Мистер Петерик слегка откашлялся – что всегда делал перед тем, как что-то сказать – и повернулся к Рэймонду:

– Как-как? Загадочные случаи? Вы о чем?

– Да ни о чем, – вмешалась Джойс Ламприер. – Просто Рэймонду нравится, как это звучит, точнее, как это звучит у него.

Рэймонд окатил ее возмущенным взглядом, но она только откинула назад голову и рассмеялась.

– Он ведь у нас жутко важный, скажите, мисс Марпл, – не унималась она. – Вы-то знаете.

Мисс Марпл только мягко улыбнулась.

– Жизнь сама по себе очень загадочный случай, – глубокомысленно изрек священник.

Рэймонд выпрямился и раздраженно швырнул сигарету в камин.

– Вы не правильно меня поняли, – сказал он. – Я имею в виду вполне определенные случаи, в которых никто так и не разобрался: реальные события, так и оставшиеся без объяснения.

– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, дорогой, – кротко произнесла мисс Марпл. – Не далее как вчера с миссис Каррадерз как раз произошло нечто подобное. Она купила в лавке Эллиота две банки маринованных креветок, потом зашла еще в пару магазинов, а придя домой, обнаружила, что креветок в сумке нет. Она, разумеется, обошла все эти магазины, но креветки словно сквозь землю провалились.

– Очень подозрительная история, – с серьезным видом заметил сэр Генри.

– Тут, конечно, может быть несколько объяснений, – продолжила мисс Марпл, слегка краснея. – Например, кто-то их…

– Тетя! – возмутился Рэймонд. – Ну при чем тут креветки? На свете случаются и весьма загадочные убийства, и поистине необъяснимые исчезновения людей. Думаю, сэр Генри при желании мог бы рассказать нам немало подобных случаев.

– Только я их никогда не рассказываю, – мягко сказал сэр Генри, до недавнего времени – комиссар Скотленд-Ярда. – Это не в моих правилах.

– Потому полагаю, что большинство их полиция так и не раскрыла, – подмигнула Джойс Ламприер.

– Ну, к этому-то как раз все давно привыкли, – вкрадчиво заметил мистер Петерик.

– Интересно, – продолжал Рэймонд, – при каком складе ума лучше всего удается раскрывать преступления? Мне всегда казалось: полицейским просто не хватает воображения.

– Сугубо дилетантская точка зрения, – сухо заметил сэр Генри.

– Ну, что касается психологии и воображения, писателям тут просто нет равных, – улыбнулась Джойс, с иронией кланяясь Рэймонду, сохранявшему полную невозмутимость.

– Литературные труды дают мне возможность заглянуть внутрь человека, – важно пояснил он. – Позволяют улавливать оттенки и порывы души, простому обывателю недоступные.

– Знаю, дорогой, твои книжки такие умные! – подтвердила мисс Марпл. – Только неужели, по-твоему, люди настолько несимпатичны? У тебя ведь, кажется, все герои такие?

– Милая тетя, – с достоинством произнес Рэймонд. – Каждый вправе думать что хочет, и Боже меня упаси навязывать кому-то свою точку зрения.

– Ну а по-моему, – сосредоточенно считая петли, продолжала мисс Марпл, – люди в большинстве своем ни плохи и ни хороши. Они просто недостаточно умны, только и всего.

Мистер Петерик снова откашлялся.

– На мой взгляд, дорогой Рэймонд, вы переоцениваете роль воображения, – заявил он. – Мы, юристы, прекрасно знаем, как это опасно. Слишком уж далеко оно может завести. Факты, объективные факты – вот единственный путь к истине.

– Да ну! – тряхнула головкой Джойс. – Я не согласна. Я женщина, а у женщин, в отличие от мужчин, есть интуиция. Кроме того, я еще и художник и как художник вижу то, что вам недоступно. Опять же, по роду занятий мне приходится сталкиваться со множеством людей самых разных характеров и сословий. Так что жизнь, я знаю, возможно, получше даже мисс Марпл, лишенной возможности наблюдать страсти, бушующие в большом городе.

– Вот здесь вы заблуждаетесь, милочка, – живо возразила мисс Марпл. – Страстей и у нас хватает.

– Сейчас модно подсмеиваться над священниками, – заметил доктор Пендер. – Но знаете: нам приходится выслушивать такие признания, нам открываются такие стороны человеческой натуры, которые для других – тайна за семью печатями.

– Итак, – подытожила Джойс, – все собравшиеся, похоже, большие знатоки человеческих душ. Почему бы нам не основать клуб? Сегодня у нас что? Вторник? Давайте собираться раз в неделю, по вторникам, у мисс Марпл. Вечерний клуб «Вторник»! И каждый будет предлагать для обсуждения какую-нибудь головоломную загадочную историю, разгадка которой ему известна. Сколько нас тут? М-м.., пятеро. Надо бы еще одного…

– Вы забыли обо мне, голубушка, – кротко напомнила мисс Марпл.

Джойс мгновенно справилась с возникшей неловкостью.

– Замечательно, мисс Марпл. Я просто как-то не подумала, что вас это тоже может заинтересовать.

– Но это же так увлекательно! – воскликнула мисс Марпл. – Особенно в обществе таких умных джентльменов. Боюсь, мне трудно будет с ними тягаться даже несмотря на то, что годы, проведенные в Сент-Мэри-Мид, позволили мне составить неплохое представление о человеческой натуре.

– Несомненно, ваше участие будет весьма ценным, – галантно заметил сэр Генри.

– Кто же начнет? – спросила Джойс.

– Коль скоро тут присутствует профессионал… – начал доктор Пендер, почтительно кланяясь бывшему комиссару полиции.

Сэр Генри помолчал, глубоко вздохнул, закинул ногу на ногу и начал:

– Так сразу и не припомнишь ничего интересного. Впрочем, был один случай, который, кажется, подойдет. Около года назад об этом было в газетах. Дело так и не раскрыли. И представьте – несколько дней назад объяснение попало ко мне в руки. Случай весьма тривиальный. Трое ужинали. Среди прочего ели консервированных омаров. Вскоре все трое почувствовали недомогание. Вызвали врача. Двое выкарабкались, а вот третьего спасти не удалось.

– Ого! – воскликнул Рэймонд.

– Как я сказал, случай вроде бы тривиальный, – продолжал сэр Генри. – Смерть наступила в результате обычного пищевого отравления – так записано в свидетельстве о смерти, – и тело предали земле. Но на этом история не закончилась.

– Пошли слухи, правда? – спросила мисс Марпл. – Так всегда бывает.

– Да, пошли слухи. Теперь опишу вам участников этой драмы. Супружеская пара, скажем, мистер и миссис Джонс. Компаньонка жены, назовем ее мисс Кларк. Мистер Джонс – коммивояжер фармацевтической фирмы. Интересный мужчина лет пятидесяти. Его жена – эдакая тихоня лет сорока пяти. Ее приятельница мисс Кларк – жизнерадостная толстушка под шестьдесят. Во всех троих – ничего примечательного.

Осложнения возникли совершенно неожиданно. Накануне злополучного ужина мистеру Джонсу пришлось заночевать в Бирмингеме. А в тот день в номерах гостиницы как раз сменили промокательную бумагу на пресс-папье. На следующий день убиравшаяся в его номере горничная от скуки принялась с помощью зеркала разбирать отпечатавшиеся на бумаге слова. Оказалось, мистер Джонс писал какое-то письмо. Несколько дней спустя, когда сообщение о смерти миссис Джонс появилось в газетах, горничная рассказала своим подружкам о том, что ей удалось прочесть: «Полностью завишу от жены.., после ее смерти я буду.., сотни и тысячи…»

Возможно, вы помните, что незадолго до того слушалось громкое дело об отравлении. Муж отравил жену.

Воображение горничных тут же разыгралось. Для них все было предельно ясно: мистер Джонс задумал избавиться от жены и заполучить сотни тысяч фунтов! В городке, где жили Джонсы, у одной из горничных немедленно обнаружились родственники, с которыми она тут же и поделилась возникшими подозрениями. Те, в свою очередь, с готовностью отписали ей о своих давних сомнениях в невинности отношений упомянутого Джонса и дочери местного врача, довольно привлекательной особы лет тридцати трех. Начал разгораться скандал. Поступила петиция министру внутренних дел. В Скотленд-Ярд посыпались анонимные письма с обвинениями Джонса в убийстве жены. Мы ни минуты не сомневались, что все это лишь досужие сплетни, тем не менее, с общего согласия, провели эксгумацию трупа. Это был один из случаев общего и в общем-то ни на чем не основанного предубеждения. Но, представьте, оно оказалось оправданным. Повторная экспертиза установила, что причиной смерти явилось отравление мышьяком. Теперь Скотленд-Ярд интересовал вопрос, откуда этот мышьяк мог взяться.

– О! – воскликнула Джойс. – Как интересно! Как раз то, что надо.

– Естественно, главное подозрение падало на супруга, известного своей расточительностью и неравнодушием к женскому полу при полном отсутствии собственных средств. Смерть жены принесла ему – пусть не сотни тысяч, но все же весьма солидную сумму – восемь тысяч фунтов. Мы, не привлекая особого внимания, выяснили, насколько обоснованны слухи о связи Джонса с дочерью врача. Оказалось, их отношения прекратились еще за два месяца до смерти миссис Джонс. Сам врач, человек в городе весьма уважаемый, был крайне расстроен результатами повторного вскрытия. Он вспомнил, что, когда его вызвали – уже около полуночи, – боли в животе были у всех троих, но состояние миссис Джонс было особенно серьезным, и он тут же послал к себе домой за опиумом, в качестве обезболивающего. Спасти несчастную не удалось, но у него и мысли не возникло, что совершено преступление. Он был убежден, что причиной смерти стало отравление ботулизмом[4]. Па ужин, кроме омаров, подавали: салат, бисквитное пирожное с кремом, хлеб и сыр. К сожалению, от омаров ничего не осталось, а консервную банку успели выбросить. Он расспрашивал служанку – Глэдис Линч, но та только плакала и повторяла, что консервы на вид были совершенно нормальными.

Таковы факты, оказавшиеся тогда в нашем распоряжении. Если даже Джонс и подсыпал жене яд, вряд ли он сделал это за ужином, поскольку все трое ели одно и то же. И еще: он вернулся из Бирмингема, когда стол уже был накрыт и, следовательно, не мог подложить что-либо в пищу заранее.

– А компаньонка? – спросил Джойс. – Эта жизнерадостная особа?

– Уверяю вас, ее мы тоже не забыли, – кивнул сэр Генри. – Но у нее не было ни малейшего мотива. Миссис Джонс не завещала ей ни цента. Мало того, после ее смерти мисс Кларк пришлось начинать все с нуля и искать себе новое место.

– Да, пожалуй, о ней можно забыть, – разочарованно протянула Джойс.

– Вскоре один из моих помощников докопался до нового факта, – продолжал сэр Генри. – После ужина мистер Джонс пошел на кухню и, объяснив, что жена плохо себя чувствует, велел приготовить рисовый отвар, который сам и отнес ей в спальню. Казалось, найдена серьезная улика.

Адвокат одобрительно кивнул.

– Налицо мотив, – загнул он один палец, – возможность, – загнул он второй, – и, наконец, памятуя о его службе в фармацевтической фирме, доступ к яду!

– И отсутствие твердых моральных устоев, – внушительно добавил священник.

Рэймонд Уэст взглянул на сэра Генри:

– Почему же вы его сразу не арестовали?

Сэр Генри чуть заметно улыбнулся:

– Случилась неприятность. Все шло как по маслу, и мы как раз уже собирались арестовать Джонса, когда мисс Кларк показала на допросе, что отвар выпила не миссис Джонс, а она сама.

Оказывается, она, как обычно, зашла вечером в спальню миссис Джонс. Та сидела в кровати, чашка с отваром стояла рядом. «Что-то я неважно себя чувствую, – сказала она. – Не стоило мне есть этих омаров на ночь. Вот, попросила Альберта принести мне отвара, а теперь расхотелось». – «Напрасно, – ответила мисс Кларк. – Прекрасный отвар. Глэдис отличная кухарка, хороший отвар – чтоб без комков – редко кто может приготовить. Сама бы с удовольствием выпила, а то в животе совсем пусто».

Тут следует пояснить, – сказал сэр Генри, – что мисс Кларк очень беспокоилась о своей фигуре и сидела, как теперь говорят, на голодной диете. «Ну так и пей, – сказала ей миссис Джонс. – Господь сотворил тебя полной, а ему, наверное, виднее. Пей, – говорит, – это тебе не повредит». Миссис Кларк тут же и выпила всю чашку, разбив в пух и прах нашу версию о том, что миссис Джонс отравил ее муж. К тому же Джонс вполне удовлетворительно объяснил происхождение слов, отпечатавшихся на промокательной бумаге. Сказал, что писал брату в Австралию ответ на его просьбу одолжить денег. Ну, и напомнил ему, что полностью зависит от жены и сможет помочь только после ее смерти. И что, мол, сотни и тысячи людей находятся в таком же положении.

– Стало быть, версия полностью отпала? – спросил мистер Пендер.

– Да, абсолютно, – подтвердил сэр Генри. Наступило молчание.

– И это все? – спросила наконец Джойс.

– Год назад это было все. Разгадку этой истории Скотленд-Ярд получил – совершенно неожиданно – только теперь, и через два-три дня об этом, вероятно, можно будет прочесть в газетах.

– Разгадку… – медленно повторила Джойс. – Давайте немного поразмыслим, а потом по очереди выскажемся.

Рэймонд Уэст кивнул и засек на своих часах время. Когда пять минут истекли, он взглянул на доктора Пендера:

– Может быть, вы начнете?

– Должен признаться, я затрудняюсь, – ответам Пендер. – Думаю, муж все же дал ей яд, но, вот как он это сделал, ума не приложу.

– А вы, Джойс?

– Компаньонка! – решительно заявила Джойс. – Точно она! Откуда нам знать ее мотивы? Толстая, старая, некрасивая… Это еще не значит, что она не могла влюбиться в Джонса. Хотя, конечно, она могла ненавидеть миссис Джонс и по другим причинам. Только представьте, каково это – быть компаньонкой: вечно стараться угодить, не сболтнуть лишнего, день за днем молча глотать обиды. Ну, и однажды она не выдержала и убила свою хозяйку. Вероятно, подложила мышьяк в чашку с отваром, а потом сказала, что сама его выпила.

– Мистер Петерик?

– Трудно сказать. Имеющиеся факты не позволяют мне составить определенное мнение. – Адвокат профессиональным жестом соединил кончики пальцев.

– И однако, придется, мистер Петерик, – сказала Джойс. – Таковы правила игры.

– Факты, как говорится, – вещь упрямая, – задумчиво протянул адвокат, – но, вспоминая аналогичные ситуации, я прихожу к выводу, что это все-таки муж. Что касается мисс Кларк, она по тем или иным причинам его выгораживает. Возможно даже, – что между ними существует некая договоренность. Скажем, прекрасно понимая, что, если мистера Джонса осудят, ее ожидает нищета, она соглашается показать на допросе, что сама выпила отвар. При условии, что ей за это заплатят определенную сумму. Если все было именно так, то, должен заметить, это чрезвычайно редкий случай. Чрезвычайно редкий.

– Не могу согласиться ни с кем из вас, – сказал Рэймонд. – Вы забыли о чрезвычайно важном обстоятельстве. Дочь врача! Вот вам моя версия случившегося: все трое почувствовали себя плохо. Послали за доктором. Он видит, что страдания миссис Джонс, которая съела больше других, поистине непереносимы, и посылает, как известно, за опиумом. Заметьте: не сам идет, а посылает. И кто же дает посыльному лекарство? Естественно, его дочь. Возможно, она сама его и готовит. Она любит Джонса, и в этот момент в ней пробуждаются все худшие инстинкты. Она понимает, что может сделать его свободным. И нашпиговывает пилюли мышьяком! Вот что я думаю.

– Ну, а теперь, сэр Генри, скажите: как оно было на самом деле? – нетерпеливо спросила Джойс.

– Минутку, – остановил ее сэр Генри. – Мы еще не выслушали мисс Марпл.

Мисс Марпл покачала головой.

– Какая грустная история, – сказала она. – Я сразу вспомнила мистера Харгрейвза. Его жена тоже ни о чем не подозревала, пока он не умер. Только тогда и выяснилось, что все свое состояние он завещал какой-то женщине, с которой, оказывается, давно жил и от которой имел пятерых детей. Когда-то давно она служила у них горничной, а после того, как ее рассчитали, мистер Харгрейвз снял ей дом в соседней деревне… Разумеется, это не помешало ему остаться церковным старостой и одним из самых уважаемых людей города.

– Милая тетушка, ну при чем тут покойный мистер Харгрейвз? – прервал ее Рэймонд.

– Мне просто показалось, обстоятельства очень схожи… Нет, разве? – робко спросила мисс Марпл. – Полагаю, девушка во всем созналась?

– Какая еще девушка? – простонал Рэймонд.

– Глэдис Линч, конечно. Надеюсь, Джонса повесят за то, что он сделал из бедняжки убийцу. Боюсь только, ее повесят тоже.

– А я боюсь, вы несколько заблуждаетесь, мисс Марпл, – мягко произнес мистер Петерик.

Но мисс Марпл упрямо покачала головой и повернулась к сэру Генри:

– Я ведь не ошиблась, правда? Все ведь так ясно… Слова «сотни и тысячи» на промокательной бумаге… И потом, пирожные на десерт. Это же просто бросается в глаза.

– Что бросается? – не выдержал Рэймонд.

– Обычно кухарки посыпают этим горошком пирожные с кремом. Услышав о пирожных, я тут же вспомнила «сотни и тысячи» из письма Джонса. Ведь мышьяк был именно в горошке. Джонс оставил его девушке и велел посыпать пирожные.

– Но как же? – воскликнула Джойс. – Ведь их ели все.

– Не совсем, – возразила мисс Марпл. – Компаньонка была на диете, а сам Джонс просто счистил горошек и не стал есть крем. Все было продумано до мелочей. Но какая бессердечность!

Все недоверчиво посмотрели на сэра Генри.

– Мисс Марпл попала в точку, – медленно проговорил он. – Глэдис, как это бывает, оказалась в положении, и Джонс решил избавиться от жены. После ее смерти они собирались пожениться. Он дал девушке горошек с мышьяком, чтобы она украсила им пирожные. Глэдис Линч скончалась неделю назад. Умерла при родах, как и ее ребенок. Поскольку к тому времени Джонс нашел себе новую подружку, умирая, она во всем призналась.

– Великолепно, тетушка! – воскликнул Рэймонд, поднимаясь с места. – Один ноль в вашу пользу. И как это вы догадались! Никогда бы не думал, что тут замешана кухарка.

– Ох, милый, ты даже не представляешь, сколько разных людей я на своем веку повидала, – сказала мисс Марпл. – Такие, как Джонс, не думают ни о чем, кроме собственного удовольствия. Как только я услышала, что в доме была хорошенькая девушка, то сразу поняла, что Джонс просто не мог оставить ее в покое. Все это так печально, что не хочется даже и говорить. Передать не могу, каким ударом это было для миссис Харгрейвз.., я про завещание ее мужа. В городке девять дней только об этом и говорили.

Убийство в храме Астарты

– А теперь, доктор Пендер, ваша очередь рассказывать. Ну, что вы нам поведаете?

Пожилой священник смущенно улыбнулся.

– Моя жизнь протекла в тихих местах, – начал он, – и очень немногие события пересекли мой жизненный путь. Хотя однажды, я тогда был совсем молодым человеком, со мной случилось одно весьма странное и трагическое происшествие.

– О! – возбужденно воскликнула Джойс Лемприер.

– Прошло столько лет, а я все никак не могу забыть об этом, – продолжал священник. – Оно произвело на меня столь глубокое впечатление, что и сегодня малейшее воспоминание о нем заставляет меня вновь пережить страх того ужасного мгновения, когда я увидел человека, сраженного насмерть безо всякого видимого орудия убийства.

– От ваших слов, доктор, у меня уже мурашки по коже забегали, – пожаловался сэр Генри.

– Меня и самого в дрожь бросает. Так вот с тех самых пор я больше не смеюсь над людьми, которые пользуются в разговоре словом «атмосфера». Есть, есть такое… Я хочу сказать, что в некоторых местах настолько силен дух добра или зла, что он вполне ощутим.

– О да! Возьмем хотя бы этот дом, дом Ларчесов. Вот уж у кого весьма несчастливая судьба, – заметила мисс Марпл. – Судите сами. Старый мистер Смитерс потерял свое состояние и вынужден был его продать. Не успели Карслейки приобрести его, как Джонни Карслейк оступился на лестнице и сломал ногу. А вскоре и миссис Карслейк вынуждена была переехать на юг Франции из-за ухудшающегося здоровья. Сейчас, я слышала, его купила чета Берденов, и, говорят, несчастному мистеру Бердену почти сразу же пришлось лечь на операцию.

– Боюсь, здесь мы имеем дело с перебором в суевериях, – заметил мистер Петерик, – и с глупейшими и необдуманно распускаемыми слухами, что наносит огромный ущерб недвижимости.

– Я лично знавал парочку «привидений» весьма недюжинной комплекции, – хохотнул сэр Генри.

– Полагаю, – предложил Рэймонд, – нам надо дать возможность доктору Пендеру продолжить свою историю.

Джойс выключила обе лампы. Теперь комнату освещали лишь мерцающие огоньки камина.

– Атмосфера, – улыбнулась она, – ну вот, можно продолжать.

Доктор Пендер улыбнулся в ответ, удобно расположился в кресле и, сняв пенсне, начал мягким голосом свой рассказ-воспоминание.

– Не знаю, имеет ли кто-нибудь из вас хоть малейшее представление о Дартмуре. Место, о котором я веду речь, расположено как раз на границе с ним. Природа там очаровательная, да и поместье было великолепное, хотя, объявленное в продажу, оно несколько лет не могло найти покупателя, возможно, потому что было отмечено рядом странных и оригинальных черт. Приобрел же его человек по имени Хейдон – сэр Ричард Хейдон. Я знавал его еще по колледжу, и, несмотря на то, что потерял его из вида на некоторое время, старые узы дружбы оказались крепкими, и я с удовольствием принял его приглашение посетить «Тихую рощу», как он назвал свое приобретение.

Вечеринка оказалась не из числа грандиозных: сам Ричард Хейдон, его двоюродный брат Эллиот Хейдон, леди Маннеринг со своей бесцветной дочерью Виолет, капитан Роджерс с супругой – оба загорелые, обветренные, с фигурами хороших наездников. Среди гостей я встретил и молодого доктора Саймондса, и мисс Диану Эшли. Ее имя кое-что говорило мне. Фотографии Дианы нередко мелькали в прессе в разделе светской хроники – она была одной из красавиц сезона. Внешность у нее была действительно сотрясающая. Высокая, темноволосая, с великолепной кожей и всегда полузакрытыми глазами, придававшими ей некую восточную пикантность. К тому же она обладала прекрасным голосом, глубоким, точно колокольный звон.

Я тотчас понял, что мой друг Ричард Хейдон сильно увлечен красоткой, и догадался, что вся вечеринка затеяна просто как декорация для нее. В ее же чувствах к Ричарду я столь уверен не был. Постоянной в своих благо склонностях ее назвать, пожалуй, было трудно. Сегодня Диана могла разговаривать исключительно с Ричардом, не видя никого вокруг, завтра благоволить к его кузену Эллиоту, почти не замечая существования Ричарда, а затем расточать самые очаровательные улыбки спокойному и застенчивому доктору Саймондсу.

В утро моего приезда наш хозяин показал нам все поместье. Дом сам по себе ничего выдающегося не представлял: мало романтичное, но зато очень удобное и прочное строение из девонширского гранита, рассчитанное выдержать удары времени и природных стихий. Из окон дома открывался вид на большие холмистые взгорки – торфяники, изрезанные обветренными скалами.

Склон ближайшей скалы представлял собой курган, где недавно были произведены раскопки и найдена кое-какая бронзовая утварь. Надо сказать, что Хейдона очень интересовала старина, и он рассказывал нам о ней с огромным воодушевлением. В частности, объяснял он, здешние места особо богаты памятниками прошлого.

– Жилища времен неолита, друиды, римляне, обнаружены даже следы ранней финикийской культуры. Но особенно интересно именно это место, – сказал он, – вы знаете его название – «Тихая роща». Итак, нетрудно догадаться, откуда пришло это название.

Он протянул руку. Среди весьма пустынной местности – валунов, вереска, папоротника-орляка – примерно в сотне ярдов от дома находилась густая роща.

– Взгляните-ка на эту картину, – продолжал Хейдон. – Одни деревья вымерли, другие выросли, но в целом все сохранилось почти таким, каким было, возможно, во времена финикийских поселенцев. Пойдемте и посмотрим.

Мы все тронулись за ним следом. Едва мы вошли в рощу, как я ощутил странную подавленность. Думаю, из-за тишины: казалось, ни одна птица не вьет гнезд в этих деревьях. Все кругом было пронизано отчаянием и ужасом. Я приметил, что Хейдон смотрит на меня, странно улыбаясь.

– Какие-нибудь необычные ощущения вызывает это место, Пендер? – спросил он. – Внутреннее сопротивление? Или, может, чувство стеснительности?

– Мне просто здесь не нравится, – спокойно ответил я.

– Это вполне понятно. Здесь находилась одна из цитаделей древних противников твоей веры. Это – «Роща Астарты».

– Астарты?

– Астарты, или Иштар, – называй как хочешь. Я предпочитаю финикийское название «Астарта». Это, полагаю, единственное место в окрестностях, связанное с культом Астарты. Доказательств у меня нет, но мне хочется верить, что перед нами подлинная «Роща Астарты». Здесь, за плотным кольцом деревьев, совершались священные ритуалы.

– Священные ритуалы, – мечтательно прошептала Диана Эшли. – Интересно, а в чем они состояли?

– Малопочтенное дело по всем меркам, – неожиданно громко засмеялся капитан Роджерс. – Горячительное занятие, как мне представляется.

Хейдон не обратил на него ни малейшего внимания.

– В центре рощи должен был возвышаться храм, – продолжил он. – Храмов я содержать не могу, но позволил себе осуществить собственную маленькую фантазию.

В этот момент мы вышли на небольшую поляну посередине рощи. В центре поляны находилось нечто, отдаленно напоминавшее каменный домик. Диана Эшли подняла вопросительный взгляд на Хейдона.

– Я назвал его кумирней, – пояснил он, – кумирней, или «Храмом Астарты».

Он приблизился к домику. Внутри на грубовато сделанной эбеновой подставке находилась странная фигурка сидящей на льве женщины с рогами из полумесяцев.

– Астарта финикийская, – объявил Хейдон, – богиня луны!

– Богиня луны! – воскликнула Диана. – Давайте устроим сегодня вечером в ее честь настоящую оргию. Наденем маскарадные костюмы, придем сюда и при лунном свете совершим ритуалы в честь Астарты!

Я сделал инстинктивное движение уйти, и Эллиот Хейдон, двоюродный брат Ричарда, быстро обернулся ко мне:

– Вам все это не нравится, падре?

– Нет, – сурово отрезал я, – не нравится.

– Но ведь все это лишь дурачество, – заметил он, снисходительно разглядывая меня. – Дик не может знать, где на самом деле находилась священная роща. Это просто его фантазия, ему нравится так думать. Во всяком случае, если бы это было…

– Если бы это было?…

– Ну вы-то, – неловко рассмеялся он, – вы-то не верите в такого рода вещи? Вы – приходской священник.

– Не уверен, что в этом качестве мне не следует верить в подобное, – ухмыльнулся я. – Впрочем, я знаю только одно: как правило, я не очень чувствителен к общей атмосфере места, но как только я вступил в рощу, я тотчас почувствовал присутствие некоего зла и опасности вокруг.

Эллиот непроизвольно взглянул через плечо.

– Да, – согласился он, – здесь что-то неладно. Понимаю, что вы имеете в виду, но, боюсь, ваше воображение слишком уж разыгралось. Не правда ли, Саймондс?

Доктор помолчал секунду-другую, а затем тихо произнес:

– Не нравится мне все это. Не знаю почему. Но так или иначе – не нравится.

Тут ко мне подбежала Виолет Маннеринг:

– Мне страшно, – хныкала она, – я боюсь оставаться здесь. Давайте быстрее уйдем отсюда.

Мы с ней пошли первыми, за нами двинулись остальные. Лишь Диана Эшли задержалась. Обернувшись, я увидел, что она стоит перед храмом, или кумирней, и горящим взглядом неотрывно смотрит на изображение богини.

День выдался чудесный, было необычно жарко, а поэтому к предложению Дианы Эшли о костюмированном бале все отнеслись благосклонно. Начались обычные перешептывания, смех и лихорадочное шитье втайне от остальных. Когда мы вышли к ужину, раздались принятые в таких случаях восторженные возгласы. Роджерс с женой нарядились неандертальцами, объясняя недостатки в костюмах нехваткой каминных ковриков. Ричард Хейдон объявил себя финикийским матросом, а его кузен – атаманом разбойников. Доктор Саймондс предстал шеф-поваром, леди Маннеринг – больничной сиделкой, а ее дочь черкешенкой. Меня самого бурно приветствовали как монаха. Диана Эшли вышла к ужину последней, вызвав у нас некоторое разочарование: ее стан окутывало черное просторное домино.

– Незнакомка! – объявила она. – Вот кто я. А теперь, ради бога, поспешим к столу.

После ужина мы вышли из дома. Вечер был прелестным – бархатисто-теплым. Всходила луна.