1. Энтони Кейд нанимается

– Джентльмен Джо!

– Быть не может! Старина Джимми Макграт! Группа туристов из «Кастл Силект Тур», состоящая из семи скучающих дам и трех покрытых испариной мужчин, смотрела на эту встречу с нескрываемым интересом. Очевидно, их мистер Кейд встретил старого друга. Все они были в восхищении от своего мистера Кейда – высокий, стройный, с загорелым лицом, он с удивительной непринужденностью обхаживал их, стараясь поддержать группу в добром расположении духа. А этот его друг выглядел весьма необычно. Одного роста с мистером Кейдом, но плотнее и совсем не такой респектабельный. Именно так в книгах описывают субъектов, которым пристало содержать какой-нибудь салун. Да, любопытно. В конце концов, именно за этим они и отправились за границу, чтобы увидеть все эти забавные вещи, о которых столько читали. Да и Булавайо им уже порядочно поднадоел. Солнце нещадно пекло, отель был плохоньким, и казалось, что ничего особенного уже не будет до их отъезда в Матоппос. К счастью, мистер Кейд – предложил им купить открытки с видами. Богатый выбор.

Энтони Кейд отошел со своим другом немного в сторону.

– На кой дьявол тебе столько женщин? – рявкнул Макграт. – Ты что, собрался завести гарем?

– Только не с этой компанией, – Энтони усмехнулся. – Ты хорошо их разглядел?

– Я-то разглядел. Но, может, у тебя испортилось зрение?

– С моим зрением все в порядке. Это туристы из «Кастл Силект Тур». А я – кастл, то есть местный кастл сопровождающий.

– Чего ради ты взялся за такую идиотскую работу?

– Печальная необходимость зарабатывать на жизнь. Уверяю тебя, это мне отнюдь не по душе.

– Дураков работа любит, – усмехнулся Джимми. Энтони не обратил никакого внимания на насмешку.

– Ничего, скоро подвернется что-нибудь получше, – сказал он мечтательно. – Я в этом уверен.

Джимми фыркнул.

– Если где-то заварится каша, то можно не сомневаться, что рано или поздно дело не обойдется без Энтони Кейда, – сказал он. – У тебя нюх на жареное и девять жизней, как у кошки. Где бы нам с тобой поговорить?

– Я должен отвести этих квочек к могиле Родса.

– Ну и отлично! Они собьют себе ноги на этой дорожке и захотят отдохнуть. А вернувшись, завалятся в постель, чтоб успокоить раны. Ну, а мы с тобой посидим и обменяемся новостями.

– Ладно. Пока, Джимми.

Энтони вернулся к своим овечкам. Мисс Тейлор, самая молодая и резвая в группе, немедленно атаковала его:

– Ах, мистер Кейд, это ваш старый друг?

– Да, мисс Тейлор. Один из друзей моей непорочной юности.

– На вид он такой интересный… – хихикнула мисс Тейлор.

– Я передам ему ваши слова.

– Ах, мистер Кейд! Как можно быть таким гадким! Да! И как это он вас назвал?

– Джентльмен Джо?

– Да! Разве ваше имя Джо?

– Мне кажется, вы знаете, что мое имя Энтони, мисс Тейлор.

– Ну вот, всегда вы так, – кокетливо сказала мисс Тейлор.

Энтони уже вполне освоился со своими обязанностями. Помимо всех связанных с путешествием хлопот, они включали защиту пожилых джентльменов от посягательств на их достоинство, заботу о том, чтобы старые матроны могли купить открытки с видами, а также флирт со всеми, кому меньше сорока. Последнее было проще всего, благодаря удивительной готовности его дам находить проявления нежности в самых невинных замечаниях.

Мисс Тейлор возобновила атаку:

– И все же, почему он назвал вас Джо?

– Просто потому, что это не мое имя.

– А почему именно Джо?

– По той же причине.

– Фи! Мистер Кейд! – обиженно запротестовала мисс Тейлор. – Вам не следует так отвечать! Ведь еще вчера вечером папа говорил мне, что у вас манеры джентльмена.

– Это очень мило с его стороны.

– И мы все согласились, что вы настоящий джентльмен.

– Весьма вам признателен.

– Нет, правда!

– Добрые сердца дороже венца, – туманно заметил Энтони, не раскрывая значения своих слов и с нетерпением ожидая времени ленча.

– Прекрасные стихи! Вы хорошо знаете поэзию, мистер Кейд?

– Я могу прочесть кусочек из «На палубе в огне один»: «На палубе в огне один, а прочих в море смыло». Это все, что я помню. Но зато, если хотите, я могу сыграть вам этот кусочек: «На палубе в огне один – пш! – пш! – пш! – это пламя! – а прочих в море смыло» – тут я начинаю бегать туда-сюда, как собака.

– Ах! Смотрите на мистера Кейда! Как забавно! – со смехом закричала мисс Тейлор.

– Пора пить чай, – заметил Энтони. – Идемте. На следующей улице есть отличное кафе.

– Надеюсь, – спросила миссис Кэлдикотт своим низким голосом, – что расходы включены в стоимость путешествия?

– Утренний чай, миссис Кэлдикотт, – профессионально ответил Энтони, – оплачивается дополнительно.

– Ужасно!

– Жизнь полна испытаний, не так ли? – ободряюще сказал Энтони. Глаза миссис Кэлдикотт сверкнули, и она с негодованием заметила:

– Так я и думала! И на всякий случай за завтраком отлила немного чаю во флягу. Теперь его можно подогреть на спиртовке. Идем, отец!

Чета Кэлдикотт с видом победителей проследовала в отель.

– Господи, – прошептал Энтони, – сколько же чудаков на этом свете! – Остальных он повел в кафе.

Мисс Тейлор оказалась рядом и возобновила расспросы:

– И давно вы не видели старого друга?

– Да лет семь.

– Вы были с ним в Африке?

– Да, хотя не в этих местах. Впервые я увидел Джимми Макграта, когда из него собирались варить суп. Вы знаете, что в глубине континента есть племена каннибалов. Я успел вовремя.

– И что же было дальше?

– Часть этих бродяг мы перебили, а остальных взяли в плен.

– Ах, мистер Кейд! Должно быть, ваша жизнь была полна приключений!

– Уверяю вас, это не так.

Было совершенно ясно, что девушка ему не поверила.

Около десяти вечера Энтони Кейд вошел в небольшую комнату, в которой Джимми Макграт колдовал над батареей бутылок.

– Сделай-ка мне покрепче, Джеймс, – сказал он. – Что-то хочется выпить…

– Да, парень, тебе нужно. Не взялся бы я за такую работу ни за какие посулы.

– Покажи мне другую, и я не заставлю себя долго ждать.

Макграт перелил свою порцию спиртного в стакан, взболтнул его и начал делать смесь для Энтони.

– Старина, ты это серьезно? – медленно спросил он.

– Что?

– Ну, что готов бросить эту работу, если подвернется другая?

– Почему ты сам не возьмешься за нее?

– Я бы взялся, да ума не хватает. Потому я и пытаюсь сплавить ее тебе.

Энтони охватило дурное предчувствие:

– В чем дело? Уж не наняли ли тебя преподавать в воскресной школе?

– Ты допускаешь мысль, что кто-нибудь может пригласить меня преподавать в воскресной школе?

– По крайней мере, никто из тех, кто тебя знает.

– Это отличная работа. Безо всяких штучек.

– Не в Южной ли Америке? Я давненько приглядываюсь к Южной Америке. В одной из этих маленьких республик скоро будет маленькая революция.

– Вечно ты со своими революциями – тебе бы только впутаться в настоящую свалку, – усмехнулся Макграт.

– Я знаю, что мои способности могут там пригодиться. Джимми, я с радостью применил бы их там на любой стороне. Все лучше, чем изо дня в день эта добропорядочная жизнь.

– Старина, все это я слышал от тебя не раз. Нет, работа не в Южной Америке – в Англии.

– В Англии? Возвращение героя на родину после долгих лет отсутствия. Они ведь не заставят меня платить по счетам через столько лет, а, Джимми?

– Да вроде не должны. Ну так ты хочешь узнать, что это за работа?

– Возможно. Меня только смущает, почему ты сам за нее не берешься.

– Я скажу тебе. Я иду за золотом, Энтони, в глубину континента.

Энтони присвистнул и посмотрел на него:

– Сколько я тебя знаю, ты всегда собираешься за золотом, Джимми. Это твоя слабость – твое, маленькое хобби. С редкостным рвением ты гоняешься за хвостом дикой кошки.

– В конце концов, я схвачу его! Вот увидишь.

– Что ж, каждому свое. Мне скандалы, тебе золото.

– Я расскажу тебе всю историю. Ты, верно, много слыхал о Герцословакии?

Энтони пристально посмотрел на него.

– Герцословакия? – спросил он странно изменившимся голосом.

– Да. Ты что-нибудь знаешь о ней?

– Только то, что всем – известно, – сказал Энтони после продолжительной паузы. – Одно из балканских государств, не так ли? Больших рек нет. Больших гор тоже нет, но те, что есть, весьма живописны. Столица – Экарест. Население – в основном разбойники. Хобби – убийства королей и государственные перевороты. Последний король – Николай IV. Убит около семи лет назад. С тех пор там республика. В целом, весьма приятное местечко. Что ж ты сразу не сказал, что дело связано с Герцословакией?

– Кое-какое отношение она к нему имеет. Энтони посмотрел на него скорее с печалью, чем с гневом:

– Джеймс, надо что-то делать. Может быть, тебе стоит прослушать курс журналистики или еще что? Если бы на Востоке в старые, добрые времена ты стал рассказывать так же, тебя повесили бы вниз головой и били бы палкой по пяткам или придумали что-нибудь похлеще.

Джимми, не обращая внимания на колкости, двинулся дальше:

– Слышал ли ты о графе Стылптиче?

– Вот это уже разговор, – сказал Энтони. – Многие из тех, кто и слыхом не слыхивал о Герцословакии, пришли бы в восторг при одном упоминании графа Стылптича. Старая Балканская Лиса. Выдающийся политик современности. Величайший злодей, избежавший веревки. Точка зрения зависит от того, какую купить газету. Но можно не сомневаться, что память о графе Стылптиче еще долго будет жить, после того как мы с тобой станем прахом. Не было ни одного важного события в Южной Европе за последние двадцать лет, за которым бы незримо не стоял граф Стылптич. Он был и диктатором, и патриотом, и политиком – но никто в точности не знает, кем он был на самом деле, исключая лишь тот факт, что он был настоящим королем интриг. Так что же граф Стылптич?

– Он был премьер-министром Герцословакии – вот почему я упомянул о ней.

– Джимми, у тебя нет чувства пропорции. Герцословакия – ничто по сравнению с фигурой графа Стылптича. Она для него – лишь место рождения, предоставившее государственный пост. Но я думал, что он умер…

– Да, это так. Он умер в Париже около двух месяцев назад. Я же говорю тебе о том, что случилось несколько лет назад.

– Так с того ли ты начал? – перебил его Энтони.

– Вот как это было. Я был в Париже – как раз четыре года назад, если быть точным. Я шел ночью по безлюдной улице и увидел, как полдюжины французских бандитов избивают приличного старого джентльмена. Не люблю; когда шестеро бьют одного. Я вмешался и разогнал этих бандитов. Думаю, так жарко им еще никогда не приходилось. Они растаяли как снег!

– Отлично, Джеймс! – мягко сказал Энтони. – Хотел бы я взглянуть на это.

– Ничего особенного, – поскромничал Джимми, – но благодарность старикана не имела границ. Он был слегка навеселе, в этом нет никакого сомнения, но все же сообразил спросить у меня имя и адрес и на следующий день явился меня благодарить. Все сделал красиво, ничего не скажешь. Потом уже я узнал, что это был граф Стылптич. У него там был дом в Буа.

– Да, – кивнул Энтони, – после убийства короля Николая Стылптич уехал в Париж. Позже его пытались вернуть и избрать президентом, но он не пошел на это. На словах он остался верен своим монархическим убеждениям, хотя говорят, что он состоял во всех заговорах, которые затевались на Балканах. Хитер был этот последний граф Стылптич!

– Николай IV весьма странно выбрал себе жену, не так ли? – неожиданно спросил Джимми.

– Да, – ответил Энтони. – Это беднягу и погубило. Она была певичкой из парижского мюзик-холла, не годившейся даже для морганатического брака. Но Николай влюбился в нее по уши, а ей страшно хотелось стать королевой. Трудно поверить, но им таки удалось все устроить. Назвали ее графиней Поповской или что-то в этом роде и объявили, что в жилах ее течет кровь Романовых. Николай заставил двух архиепископов обвенчать их в кафедральном соборе Экареста, и она была коронована как королева Варага. Николай подкупил своих министров и, видимо, полагал, что все в порядке – но он не подумал об остальных своих подданных. А они в Герцословакии настроены весьма аристократично и реакционно. Они желают иметь настоящих королей и королев. Пошли разговоры и недовольства, беспощадное их подавление, и в результате – дворцовый переворот: король и королева убиты, провозглашена республика. Республика там держится с тех самых пор, но дела, как я слышал, идут все так же весело. Одного или двух президентов убили, просто, чтобы не забывали о народе. Но вернемся к нашему разговору. Ты остановился на том, что граф Стылптич пришел благодарить тебя за спасение.

– Да. Вот, собственно, и все. Я вернулся в Африку и больше не вспоминал об этом, но две недели назад я получил странную посылку, которая шла за мной с места на место, и одному Богу известно, как долго. В газетах я прочел, что граф Стылптич недавно умер в Париже. А в этой посылке были мемуары, то есть воспоминания или как там вы это называете. В записке говорилось, что если я доставлю рукопись в некую издательскую фирму в Лондоне до 13 октября, мне заплатят тысячу фунтов.

– Тысячу фунтов? Ты сказал тысячу фунтов, Джим?

– Да, старина. Я молю небо, чтобы это не оказалось мистификацией. Как говорится, не верь князьям и политикам. Вот такие дела. Посылка так долго меня искала, что времени терять нельзя. А жаль. Я уже затеял этот поход за золотом, и мне не хотелось бы его отменять. Другого такого случая у меня не будет.

– Джимми, ты неисправим! Тысяча фунтов в кармане лучше груды мифического золота.

– А если это мистификация? Как бы то ни было, я уже здесь и билет до Кейптауна заказан. Все готово – и на счастье ты подвернулся.

Энтони закурил сигарету:

– Я начинаю тебя понимать, Джеймс. Ты отправляешься за своим золотом, а я добываю для тебя тысячу фунтов. И сколько мне за это причитается?

– Что ты скажешь о двадцати пяти процентах?

– Как говорится, 250 фунтов чистого дохода?

– Вот именно.

– Договорились! И можешь теперь кусать себе локти, потому что я согласился бы и на сто фунтов. Скажи-ка мне, Джеймс Макграт, уж не суждено ли тебе умереть в собственной постели, изучая собственный банковский счет?

– Поживем – увидим.

– Да, поживем. Итак, я нанимаюсь. И к черту туристов!

И они торжественно подняли стаканы.

2. Леди в беде

– Значит так, – сказал Энтони, допив свой коктейль и поставив стакан на стол. – Каким судном ты собирался отплывать?

– «Грэнарт Кастл».

– Билет, вероятно, на твое имя, так что лучше, если я отправлюсь как Макграт. С паспортом у нас проблем не будет?

– Вряд ли. Вообще-то мы с тобой не очень похожи, но описывать нас стали бы одинаково. Рост шесть футов, волосы темные, глаза голубые, нос обыкновенный, подбородок обыкновенный.

– Ты полегче с этой обыкновенностью. Позволю себе заметить, что в туристской фирме из нескольких претендентов выбрали именно меня, исключительно благодаря приятной внешности и хорошим манерам.

– Видел я твои манеры нынче утром! – ухмыльнулся Джимми.

– Иди к черту!

Энтони встал и, в раздумье наморщив лоб, зашагал по комнате. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил.

– Джимми, – сказал он наконец. – Стылптич умер в Париже. Какой ему смысл посылать рукопись из Парижа в Лондон через Африку?

– Не знаю, – покачал головой Джимми.

– Почему бы просто не запечатать рукопись в конверт и не отправить по почте?

– В самом деле, было бы в сто раз умнее.

– Разумеется, – продолжал Энтони, – я знаю, что королям, королевам и сановникам этикет запрещает действовать просто и прямо. Отсюда королевские посланники и прочее. В средние века слуге давали кольцо-знак, нечто вроде «сезам, откройся!». «Королевское кольцо! Проходите, милорд!» Обычно находился кто-нибудь, кто выкрадывал это кольцо. Интересно, почему не нашлось умника, который догадался бы сделать дубликаты кольца? Сделай дюжину и продавай их по сотне дукатов за штуку. Похоже, людям в средние века не хватало инициативы.

Джимми зевнул.

– Мои рассуждения о средневековье тебя, кажется, не занимают? Тогда вернемся к графу Стылптичу. Из Франции в Англию через Африку – это, пожалуй, чересчур даже для дипломатической персоны. Если он хотел только обеспечить тебя тысячей фунтов, он мог бы просто отписать их тебе в завещании. Слава Богу, ни ты, ни я не настолько горды, чтобы отказаться от наследства! Должно быть, Стылптич спятил.

– Ты и вправду так считаешь?

Энтони нахмурился и продолжал вышагивать по комнате.

– А ты, вообще-то, читал эту рукопись? – спросил он.

– Что читал?

– Рукопись!

– Господи! Конечно, нет! Неужели ты полагаешь, что подобное чтиво может доставить мне удовольствие?

Энтони улыбнулся:

– Все это очень интересно. Да будет тебе известно, что мемуары обычно производят немало шума. Нескромные откровения и прочее в том же духе. Люди, которые были всю свою жизнь замкнуты как устрицы, видимо, тешат себя надеждой устроить неприятности другим, после того как сами благополучно скончаются. Это доставляет им какое-то злорадное удовольствие. Джимми, что за человек был граф Стылптич? Ведь ты видел его, говорил с ним, а ты же недурно разбираешься в людях. Похож ли он на мстительного старого дьявола?

– Трудно сказать, – Джимми помотал головой. – Сам понимаешь, что в первый раз, ночью, он был сильно под мухой, но на следующий день передо мной предстал великосветский старикан с изысканными манерами. Он осыпал меня благодарностями, так что мне глаза некуда было девать.

– А ничего интересного он не болтал, когда был пьян?

Джимми задумался и даже наморщил лоб. – Он сказал, что знает, где находится «Кохинор», – ответил он неуверенно.

– Забавно, – сказал Энтони, – это и так всем известно. Он в Тауэре, не так ли? За толстым стеклом и за железной решеткой, а вокруг полно странно одетых джентльменов, которым только и дела, чтобы ты чего-нибудь не стащил.

– Верно, – согласился Джимми.

– Не говорил ли Стылптич чего-нибудь еще в том же роде? Например, что он знает, в каком городе находится коллекция Уоллеса?

Джимми отрицательно помотал головой.

– Да-а, – протянул Энтони. Он закурил сигарету и снова зашагал по комнате. – Ты, наверное, не читаешь газет, невежда? – спросил он через некоторое время.

– Да уж, не часто, – просто ответил Макграт. – Как правило, в них нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.

– Благодари Бога, что я не такой дикарь, как ты. Недавно появилось несколько заметок о Герцословакии. Намеки на реставрацию монархии.

– Николай IV не оставил сына, – сказал Джимми, – но я ни минуты не сомневаюсь в том, что династия Оболовичей на нем не обрывается. Наверняка, найдется куча претендентов – всяких двоюродных, троюродных и четвероюродных братьев.

– Так что найти нового короля не составит труда?

– Конечно, – ответил Джимми. – Знаешь, меня ничуть не удивляет, что республика им надоела. Для такого полнокровного и решительного народа, после того как они застрелили нескольких королей, стрелять в президентов – просто детская забава. Кстати, разговор о королях напомнил мне еще кое-что, о чем говорил старик Стылптич в ту ночь. Он сказал, что знает, что за шайка обхаживала его. Это люди короля Виктора.

– Что?! – Энтони резко повернулся.

На лице Макграта медленно расплылась улыбка.

– Чего ты вскинулся? – протянул он.

– Джимми, не будь ослом! Ты сейчас сказал нечто весьма важное.

Энтони подошел к окну и некоторое время смотрел на улицу.

– Кто такой этот король Виктор? – спросил Джимми. – Еще один балканский монарх?

– Нет, – задумчиво ответил Энтони, – это король иного сорта.

– Кто же он? Помолчав, Энтони сказал:

– Он вор. Известнейший вор, специалист по драгоценным камням. Отчаянный малый, не смущающийся ничем. Король Виктор – это прозвище, под которым он был известен в Париже. Там была штаб-квартира его шайки. Его арестовали и посадили за решетку всего на семь лет. Ничего существенного доказать не удалось. Скоро он будет на свободе, если уже не вышел.

– Ты думаешь, что граф Стылптич помог полиции усадить его за решетку? И поэтому его шайка ловила старика? Чтобы отомстить?

– Не знаю, – сказал Энтони. – Вообще-то, не похоже. Насколько мне известно, король Виктор никогда не покушался на камни из короны Герцословакии. Но все выглядит весьма интригующе, а? Смерть Стылптича, мемуары и газетная болтовня – странно все это, но наводит на размышления. Еще говорят, что в Герцословакии обнаружена нефть. Джеймс, я чувствую нутром, что к этой маленькой стране в определенных кругах скоро проявят большой интерес.

– В каких кругах?

– Финансисты из Сити.

– К чему ты клонишь?

– Пытаюсь представить легкое дело сложным, вот и все.

– Не хочешь же ты сказать, что возникнут какие-нибудь сложности с передачей обычной рукописи в издательство?

– Нет, – с сожалением ответил Энтони. – Здесь я не предвижу особых трудностей. Сказать ли тебе, Джеймс, куда я собираюсь отправиться со своими двумястами пятьюдесятью фунтами?

– В Южную Америку?

– Нет, дорогой мой, в Герцословакию! Пожалуй, я встану на сторону республики. Вполне возможно, в конце концов я стану президентом.

– А почему бы тебе не объявить себя наследником престола и не стать королем?

– Нет, Джимми. Король – это на всю жизнь. А пост президента – всего на четыре года или около того. Было бы забавно четыре года поуправлять таким королевством, как Герцословакия.

– Должен заметить, что средний срок царствования еще меньше, – сказал Джимми.

– У меня, вероятно, будет сильное искушение присвоить твою долю из этой тысячи фунтов. Да и к чему тебе эти деньги, когда ты вернешься с грудой самородков? Я вложу твою долю в нефтяные акции Герцословакии. Знаешь, Джеймс, чем больше я об этом думаю, тем больше нравится мне твое предложение. Никогда бы и не вспомнил о Герцословакии, если бы ты не помянул ее. День я проведу в Лондоне, возьму деньги и сразу уеду балканским экспрессом!

– Так быстро ты не управишься. Я не успел сказать, что у меня есть к тебе еще одно поручение.

Энтони плюхнулся в кресло и строго посмотрел на Джимми:

– Я все время чувствовал, что ты что-то скрываешь. Здесь-то ты и подстроил мне ловушку.

– Ничуть не бывало. Просто нужно сделать кое-что, чтобы выручить из беды одну леди.

– Джеймс! Запомни раз и навсегда: я отказываюсь вмешиваться в твои дикие романы!

– Это не роман. Эту женщину я никогда не видел. Сейчас все расскажу.

– Уж если мне придется выслушать еще одну из твоих идиотских историй, то, пожалуй, придется снова выпить.

Макграт с готовностью соорудил очередную смесь и начал свой рассказ:

– Это было в Уганде. Я спас там жизнь одному старателю…

– Джимми, на твоем месте я написал бы книгу под названием «Жизни, которые я спас». Это уже второе спасение за сегодняшний вечер.

– Ну, на этот раз ничего особенного я не совершил. Просто вытащил этого парня из реки. Как большинство старателей, он не умел плавать.

– Постой-ка! Имеет ли это хоть какое-нибудь отношение ко всему остальному?

– Никакого. Хотя, как ни странно, сейчас я вспомнил, что этот парень был герцословак. Но мы звали его Педро Голландец.

Энтони безразлично кивнул:

– Давай, Джеймс, валяй дальше.

– Ну, парень этот был из тех, кто не хотел оставаться в долгу. Он привязался ко мне как собака. Полгода спустя он умер от лихорадки. Я был рядом с ним. Последнее, что он сделал перед тем, как испустить дух, – поманил меня и прошептал на каком-то невозможном жаргоне о тайне. Я подумал, что он говорит о золотой жиле. Он вручил мне завернутый в промасленную бумагу, пакет, который постоянно носил при себе. Тогда я не обратил на него внимания. Но через неделю вскрыл его. Надо признаться, мне стало любопытно. Я не верил, что у Педро Голландца хватило бы ума распознать золотую жилу, даже если бы он и нашел ее, – но никогда ведь не знаешь, откуда свалится удача.

– И как всегда, от одной только мысли о золоте твое сердце бешено забилось, – перебил его Энтони.

– Никогда в жизни я не был так разочарован. Золотая жила! Грязная свинья! Знаешь, что там было? Письма какой-то женщины! Да! Письма женщины, причем англичанки. Этот подлец собирался шантажировать ее – и он имел наглость предложить мне заняться этим грязным делом!

– Джеймс, мне приятно видеть твой благородный гнев, но позволь заметить тебе, что плут – всегда плут. Ты спас ему жизнь – и он завещал тебе выгодное дельце, нисколько не задумываясь насчет твоих высокоморальных британских устоев.

– На кой черт мне были эти письма! Сначала я решил сжечь их. Но потом подумал, что эта несчастная женщина, не зная, что они уничтожены, постоянно будет жить как на вулкане и ожидать, что в один прекрасный день этот парень заявится к ней.

– Джимми, твое воображение значительно сильнее, чем я предполагал, – закуривая, заключил Энтони. – Похоже, что это дело несколько сложнее, чем первое. А что, если послать их почтой?

– Как все женщины, она не ставила на письмах ни дат, ни адресов. На одном, правда, есть нечто вроде адреса – всего одно слово: «Чимниз».

Энтони застыл с горящей спичкой в руках и, обжегши пальцы, резко бросил ее на пол.

– Чимниз?! – спросил он. – Ничего себе! – Ты знаешь, что это такое?

– Милый мой, это один из самых аристократических домов Англии. Короли и королевы проводят там свои уик-энды, а дипломаты устраивают свои дела.

– Вот почему я доволен, что в Англию вместо меня отправляешься ты. Тебе все это знакомо, – просто сказал Джимми. – А вышедший из канадских лесов невежа, вроде меня, наделал бы там кучу глупостей. Но такой человек, как ты, имеющий за плечами Итон и Харроу…

– Только один из них, – скромно заметил Энтони.

– …Такому человеку все это нипочем. Ты спрашиваешь, почему я не пошлю письма почтой? Мне представляется это опасным. Насколько я понял, муж у нее очень ревнив. Что, если по ошибке письма попадут к нему? Что будет с бедной леди? А может, она умерла? Письма выглядят так, словно их писали довольно давно. Думается, единственный путь – это доставить их в Англию и отдать ей в руки.

Энтони бросил сигарету и, подойдя к другу, с чувством хлопнул его по плечу.

– Джимми, ты настоящий рыцарь! – сказал он. – И канадские леса могут гордиться тобой! Ты справился бы с этим намного лучше меня.

– Так ты передашь их?

– Конечно!

Макграт встал, подойдя к буфету, вынул из ящика связку писем и бросил их на стол.

– Вот они. Ты бы прочел их.

– Это необходимо? Мне вообще-то не хочется.

– Учитывая то, что ты сказал о Чимнизе, она могла только гостить там. Лучше нам просмотреть письма, может, удастся понять, где ее искать.

– Ты прав.

Они внимательно прочли письма, но так ничего и не нашли. В задумчивости Энтони связал их снова.

– Бедняжка! – заметил он. – Должно быть, натерпелась страха…

Джимми кивнул.

– Ты уверен, что тебе удастся отыскать ее? – спросил он с тревогой.

– Я не уеду из Англии, пока не найду ее, Джимми. Что-то ты слишком заботишься об этой неизвестной леди…

Джимми задумчиво провел пальцем по подписи.

– Милое имя, – сказал он. – Вирджиния Ривел.

3. Переполох в высших сферах

– Именно так, дорогой друг, именно так, – сказал лорд Катерхэм. Он повторял это уже в третий раз, каждый раз надеясь, что разговор на том закончится и он сможет уйти. Он терпеть не мог торчать вот так на ступеньках Лондонского клуба, членом которого имел честь состоять, и выслушивать бесконечные разглагольствования достопочтенного Джорджа Ломакса.

Клемент Эдвард Элистер Брент, девятый маркиз Катерхэм, невысокий джентльмен, одетый весьма непритязательно, ничем не оправдывал расхожего представления о маркизах. У него были тусклые голубые глаза, тонкий меланхолический нос и вялые, хотя и весьма изысканные манеры.

Главное несчастье лорда Катерхэма заключалось в том, что он был наследником своего брата, восьмого маркиза, умершего четыре года назад. Предыдущий лорд Катерхэм был довольно заметной фигурой, и мнение его в Англии было весьма весомо. Одно время он был Государственным секретарем по иностранным делам и постоянно принимал участие в Имперском совете, а его загородная резиденция, замок Чимниз, была известна своим гостеприимством. При умелой помощи жены лорда Катерхэма, дочери герцога Перта, в Чимнизе в непринужденной обстановке творилась большая политика, и едва ли была хоть одна заметная личность в Англии, а то и в Европе, которая не останавливалась здесь хотя бы пару раз.

Все было бы отлично. Девятый маркиз Катерхэм свято чтил память своего брата. И Генри вполне этого заслуживал. Но что тяготило лорда Катерхэма, так это необходимость следовать по стопам своего брата, а также и то, что Чимниз был скорее достоянием государства, чем загородным домом. Ничто его не удручало больше, чем политика, а точнее – политики. Отсюда и его нетерпение во время затянувшегося разговора с Джорджем Ломаксом, беспокойным, склонным к полноте джентльменом с красным лицом, сверкающим взглядом и безграничным чувством собственной значимости.

– Поймите, Катерхэм, мы не можем – тем более сейчас, – просто не можем допустить никакого скандала. Положение исключительно деликатное.

– Как обычно, – с иронией сказал лорд Катерхэм. – Дорогой друг, уж я-то знаю!

– Именно так, именно так, – повторил лорд Катерхэм, возвращаясь на прежние рубежи обороны.

– Один промах в этом герцословакском деле – и все пропало. Крайне важно, чтобы нефтяная концессия была предоставлена британским компаниям. Понимаете?

– Разумеется, разумеется…

– Князь Михаил Оболович приезжает в конце этой недели, и все дело можно закончить в Чимнизе под стук бильярдных шаров.

– На этой неделе я собирался за границу, – сказал лорд Катерхэм.

– Бросьте, дорогой Катерхэм! Кто же едет за границу в начале октября?!

– Мой врач полагает, что здоровье мое не совсем в порядке, – ответил лорд Катерхэм, с тоской глядя на проезжающее такси. Однако вырваться на свободу было совершенно невозможно, так как Ломакс, очевидно, наученный опытом, имел скверную привычку при важном разговоре придерживать собеседника рукой. На этот раз он крепко ухватил лорда Катерхэма за лацкан плаща.

– Дорогой мой, я говорю вам это со всей откровенностью. В момент приближения национального кризиса…

Лорд Катерхэм болезненно поморщился. Он понял, что лучше устроить несколько приемов, нежели выслушивать Джорджа Ломакса, цитирующего одну из своих собственных речей. По опыту он знал, что Ломакс способен говорить без остановки минут двадцать.

– Хорошо, – поспешно сказал он, – я согласен. Надеюсь, что обо всем вы позаботитесь сами.

– Дорогой друг, заботиться здесь совершенно не о чем. Чимниз, не говоря уж о его историческом значении, расположен идеально. Я буду у себя в Виверн Эбби, всего в семи милях оттуда. В самом приеме мне, разумеется, лучше не участвовать.

– Разумеется, нет, – согласился лорд Катерхэм, который, правда, не понял, почему так будет лучше, но отнюдь не собирался выяснять это.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против Билла Эверсли. Он был бы полезен для связи со мной.

– Отлично, – сказал лорд Катерхэм чуть более оживленно. – Билл прекрасно играет на бильярде, да и Бандл благоволит к нему.

– Бильярд, конечно, не самое главное. Как говорится – это лишь предлог.

Лорд Катерхэм снова впал в меланхолию.

– Ну вот, кажется, и все. Князь, его свита, Билл Эверсли, Герман Айзекстайн…

– Кто?

– Герман Айзекстайн. Представитель синдиката, о котором я вам говорил.

– Всебританский синдикат?

– Да. А что?

– Нет, ничего. Просто спросил.

– Разумеется, нужно пригласить еще одного – двух гостей, ради большей непринужденности. Леди Эйлин может подобрать их сама – молодых людей, не очень шустрых и не сующихся в политику.

– Думаю, Бандл отлично справится с этим.

– Я вот о чем подумал, – казалось, у Ломакса мелькнула какая-то мысль. – Вы помните, о чем я только что говорил?

– Вы говорили о стольких вещах…

– Я имею в виду эти неприятности. – Он понизил голос до таинственного шепота. – Мемуары, мемуары графа Стылптича.

– Вы напрасно тревожитесь, – сказал лорд Катерхэм, подавляя зевок. – Людям нравятся скандалы. И, черт побери, я сам с удовольствием читаю мемуары.

– Дело не в том, прочтут их или нет – пусть себе читают, – но публикация этих мемуаров в нынешней ситуации может все погубить. Народ Герцословакии мечтает восстановить монархию и вот-вот предложит корону князю Михаилу, которого поддерживает наше правительство.

– И который собирается предоставить концессию Айзекстайну и К° в обмен на миллионный заем, чтобы сесть на трон…

– Катерхэм, Катерхэм! – взмолился Ломакс сдавленным шепотом. – Осторожнее, прошу вас! Прежде всего – осторожность!

– И дело в том, – продолжал лорд Катерхэм с некоторым удовольствием, хотя и понизив голос, подчиняясь просьбе Ломакса, – что кое-что в мемуарах Стылптича может перевернуть тележку с яблоками? Деспотия и выходки членов семьи Оболовичей, да? Запросы в парламент? Почему нынешнее, всеми признанное демократическое правительство заменено абсолютной тиранией? Политика, диктуемая капиталистами-кровопийцами. Правительство под угрозой. Так, да?..

Ломакс кивнул.

– А может быть, и хуже, – вздохнул он. – Предположим, только предположим, что придется отвечать на вопросы о том злополучном исчезновении, – вы понимаете, что я имею в виду…

Лорд Катерхэм посмотрел на него с недоумением:

– Не очень. Какое исчезновение?

– Вы должны были слышать об этом. Ведь это случилось, когда они были в Чимнизе. Генри был страшно огорчен. Это едва не стоило ему карьеры.

– Вы меня заинтриговали, – сказал лорд Катерхэм. – Кто или что там исчезло?

Ломакс наклонился прямо к уху лорда Катерхэма, который поспешно отодвинул его:

– Ради Бога, не шипите так!

– Вы слышали, что я сказал?

– Да, – неохотно ответил лорд Катерхэм. – Я кое-что припоминаю. Весьма любопытно. Интересно, чьих это рук дело? Выяснить так ничего и не удалось?

– Нет. Разумеется, действовать пришлось с исключительной осторожностью. Даже намек на пропажу не должен был никуда просочиться. Но Стылптич был там как раз в это время. Он кое-что знал. Не все, конечно. Мы несколько раз столкнулись с ним по турецкому вопросу. Предположим, он имел злой умысел открыть эти факты всему миру. Представляете, какой будет скандал?! С далеко идущими последствиями. И прав будет любой, кто задаст нам вопрос: как мы допустили это?

– Да, разумеется, – сказал лорд Катерхэм с явным злорадством.

Ломакс, повысивший голос несколько больше допустимого, взял себя в руки.

– Мне нужно сохранять спокойствие, – прошептал он, – спокойствие и еще раз спокойствие. Но ответьте мне, дорогой друг: если он не хотел скандала, зачем он послал рукопись в Лондон таким кружным путем?

– Странно, конечно. У вас проверенные Данные?

– Абсолютно. У нас в Париже есть э-э… агенты. Рукопись отправлена тайно, за несколько недель до его смерти.

– Все указывает на то, что в ней что-то есть, – сказал лорд Катерхэм с тем же злорадством.

– Мы выяснили, что она отправлена человеку, которого зовут Джимми, или Джеймс, Макграт. Он – канадец, находящийся сейчас в Африке.

– Дело весьма деликатное, не так ли? – радостно сказал лорд Катерхэм.

– Джеймс Макграт должен прибыть судном «Грэнарт Кастл» в четверг, то есть завтра.

– И что вы собираетесь делать?

– Мы хотим войти с ним в контакт, указать ему на возможные тяжкие последствия, просить отложить публикацию мемуаров хотя бы на месяц и в любом случае добиться его согласия на некоторую э-э… редактуру рукописи.

– А если предположить, что он откажется или пошлет вас к черту, или сделает еще что-нибудь в том же духе? – спросил лорд Катерхэм.

– Этого-то я и боюсь, – сказал Ломакс. – Вот почему я подумал, что было бы неплохо пригласить его в Чимниз. С ним поговорят, представят князю Михаилу, и его будет легче уломать.

– Я не собираюсь участвовать в этом, – запротестовал лорд Катерхэм. – Не желаю иметь дело с канадцами, особенно с теми, которые долго жили в Африке!

– Быть может, он вам и понравится – знаете, эти неотшлифованные алмазы…

– Нет, Ломакс! Я категорически отказываюсь! Пусть им занимается кто-нибудь другой.

– Думается, – сказал Ломакс, – здесь весьма кстати была бы женщина. Такая, которой можно было бы кое-что рассказать. Не слишком много, конечно. Она могла бы тактично и деликатно его уломать. Не то чтобы я одобрял участие женщин в политике – лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса! К примеру, жена Генри – сколько она сделала для него! Марсия была великолепной, уникальной, идеальной хозяйкой политической гостиной.

– Вы хотите, чтобы я пригласил Марсию на этот вечер? – безо всякого энтузиазма спросил лорд Катерхэм, даже побледнев при упоминании своей грозной невестки.

– Нет-нет, вы не так меня поняли! Я говорю о силе женского обаяния вообще. Я имею в виду женщину молодую, красивую, обаятельную, умную.

– Но не Бандл? От нее не будет толку – она просто посмеется над подобным предложением.

– Я не имел в виду леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхэм, мила, даже очень мила, но она сущий ребенок. Нам нужна деловая женщина, с известным самообладанием, знающая жизнь. Вот что! Лучше всего нам подойдет моя кузина Вирджиния!

– Миссис Ривел?! – воскликнул просветлев лорд Катерхэм. Он начал думать, что, в конце концов, этот вечер может доставить ему удовольствие. – Отличное предложение, Ломакс! Это самая обворожительная женщина Лондона!

– Кроме того, она в курсе герцословацких дел. Если помните, ее муж был там в посольстве. Ну и, как вы сказали, это женщина огромного личного обаяния.

– Божественное создание! – пробормотал лорд Катерхэм.

– Итак, договорились!

Мистер Ломакс слегка отпустил лацкан плаща лорда Катерхэма, и тот, воспользовавшись предоставленным ему шансом, поспешил освободиться:

– Всего доброго, Ломакс! Вы позаботитесь обо всем сами, не так ли?

Он юркнул в такси. Лорд Катерхэм не любил достопочтенного Джорджа Ломакса ровно настолько, насколько один истинный христианин может не любить другого истинного христианина. Он не любил его пухлое, красное лицо, его тяжелое дыхание и его голубые глаза навыкате. Он подумал о приближающемся уик-энде и тяжело вздохнул:

– «Морока! Какая морока!» Затем он подумал о Вирджинии Ривел и несколько приободрился. «Божественное создание! – сказал он про себя. – Божественное!»

4. Обворожительная леди

Джордж Ломакс направился прямо в Уайтхолл. Входя в роскошные апартаменты, в которых вершил государственные дела, он услышал усиленное шуршанье. Мистер Билл Эверсли усердно разбирал корреспонденцию, но большое кресло подле окна еще хранило тепло человеческого тела. Билл Эверсли был очень милый молодой человек. На вид лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с не правильными, но приятными чертами лица, с ослепительно белыми зубами и парой честных карих глаз.

– Ричардсон уже прислал отчет?

– Нет, сэр. Сходить к нему?

– Не стоит. Мне звонили?

– С телефонограммами разбирается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн интересовался, не сможете ли вы пообедать с ним завтра в «Савойе».

– Попросите мисс Оскар взглянуть на календарь. И, если я не занят, пусть позвонит ему, что я согласен.

– Хорошо, сэр.

– А пока, Эверсли, найдите телефон в книге – миссис Ривел, Понт-стрит, 487 – и соедините меня с ней.

– Сейчас, сэр.

Билл схватил телефонную книгу, пробежал глазами колонку «Миссис», громко захлопнул книгу и подошел к стоявшему на столе аппарату. Он положил руку на трубку и остановился, как будто что-то вспомнил:

– Сэр. Я совсем позабыл. Ее телефонная линия сейчас на ремонте. Я имею в виду телефон миссис Ривел. Только что я пытался дозвониться, но безуспешно.

Джордж Ломакс нахмурился.

– Какая досада, – сказал он, – какая досада! – И в нерешительности забарабанил пальцами по столу.

– Если что-нибудь важное, сэр, я мог бы съездить к ней на такси. Сейчас утро, и она наверняка дома.

Джордж Ломакс задумался. Билл терпеливо ждал, готовый в случае его согласия мгновенно сорваться с места.

– Видимо, так будет лучше всего, – сказал наконец Ломакс. – Хорошо, поезжайте, узнайте у миссис Ривел, будет ли она дома сегодня в четыре часа, и скажите, что я хотел бы поговорить с ней об очень важном деле.

– Хорошо, сэр.

Билл схватил шляпу и быстро вышел. Через десять минут он отпустил такси у дома на Понт-стрит, 487. Он позвонил и вдобавок громко постучал молотком. Дверь открыл слуга, которому Билл кивнул, как старому знакомому.

– Доброе утро, Чилверс. Миссис Ривел дома?

– Она собирается вот-вот уйти.

– Это вы, Билл? – раздался голос с верхнего пролета лестницы. – Я узнала вас по грохоту. Поднимайтесь и рассказывайте.

Билл посмотрел наверх, на ее смеющееся лицо – она всегда смеялась над ним и не только над ним, доводя жертву до полной беспомощности. Он ринулся вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, и крепко сжал в своей руке протянутую руку Вирджинии Ривел.

– Привет, Вирджиния!

– Привет, Билл!

Обаяние – это тайна за семью печатями. Сотня молодых женщин, и куда более красивых, нежели Вирджиния Ривел, могли бы сказать «Привет, Билл!» с той же интонацией, однако не произвели бы на него никакого эффекта. Но два этих слова, сказанные Вирджинией, произвели на Билла ошеломляющее впечатление.

Вирджинии Ривел было двадцать семь лет. Она была высока и изысканно стройна. Настолько, что ее исключительно пропорциональную фигуру можно было бы описывать в стихах. У нее были небольшой решительный подбородок, правильный нос, проницательные глаза, сиявшие из-под полуприкрытых век глубоким темно-васильковым цветом, и прелестный рот, один из уголков которого был несколько опущен, что, как известно, является «знаком Венеры». Лицо ее казалось необыкновенно выразительным, и вся она лучилась такой жизненной энергией, что никого не могла оставить равнодушным. Не обратить внимания на Вирджинию Ривел было совершенно невозможно. Она втянула Билла в небольшую гостиную, которая, словно усыпанный крокусами луг, была и зеленой, и розовой, и желтой.

– Милый Билл, – сказала она, – неужели Форин Оф-фис отпустил вас? Мне казалось, что без вас там все сразу же развалится.

– Я к вам с поручением от Ломакса. Кстати, Вирджиния, если он спросит, не забудьте, что нынче утром у вас не работал телефон.

– Но он работал!

– Я знаю. Но я сказал шефу, что нет.

– Зачем? Раскройте мне эту дипломатическую тайну.

Билл с упреком посмотрел на нее:

– Затем, чтобы приехать сюда и увидеть вас!

– Дорогой Билл! Как это глупо с моей стороны и как мило с вашей!

– Чилверс сказал, что вы собираетесь уезжать.

– Да, на Слоан-стрит. А что нужно Джорджу?

– Он спрашивает, будете ли вы дома сегодня в четыре.

– Видимо, нет. Я собиралась в Ранелах. А почему так официально? Что он хочет мне предложить? Как вы думаете?

– Я не спрашивал его.

– Потому, что вы сказали бы ему, что я предпочитаю мужчин, чьими предложениями руководит влечение?

– Как я?

– Это не влечение, Билл! Это привычка.

– Вирджиния, неужели никогда…

– Нет, нет и нет, Билл! Не будем говорить об этом до завтрака! Постарайтесь видеть во мне милую матушку средних лет, которая постоянно печется о вас.

– Вирджиния! Я вас люблю!

– Знаю, Билл, знаю! Просто я люблю быть любимой. Неужели это так ужасно и безнравственно? Мне хочется влюбить в себя всех мужчин на свете…

– Вы уже почти добились своего, – мрачно заметил Билл.

– Однако, надеюсь, Джордж не влюблен в меня? Никогда бы в это не поверила. Он так озабочен своей карьерой. Что еще он сказал?

– Только то, что это весьма важно.

– Билл, я заинтригована. Круг вопросов, которые Джордж считает важными, весьма ограничен. Наверное, мне придется отказаться от поездки в Ранелах. В конце концов, это можно сделать в любой другой день. Передайте Джорджу, что я буду покорно ждать его в четыре часа.

Билл взглянул на часы:

– Я думаю, до ленча я могу не возвращаться. Подумайте над моим предложением.

– Только после ленча.

– Неважно. Если б вы согласились, то сразу бы все вокруг так чудесно переменилось для нас.

– Это было бы чудесно, – сказала Вирджиния, глядя на него с улыбкой.

– Вирджиния! Вы прелестны! Ну скажите, я нравлюсь вам? Ну, хоть немножко больше других?

– Билл! Я обожаю вас! Если бы меня вынудили выйти замуж – ну просто вынудили, – если бы, скажем, какой-нибудь безнравственный мандарин сказал мне: «Выйдешь за кого-нибудь замуж или умрешь медленной смертью», я непременно выбрала бы вас, Билл, честное слово.

– Правда?!

– Да! Но я не желаю замуж ни за кого. Мне нравится быть легкомысленной вдовой.

– Я не помешал бы вам оставаться прежней. Все было бы так, как вам захочется. Вы бы меня даже не замечали.

– Вы ничего не поняли, Билл. Я из тех женщин, которые выходят замуж по велению сердца, если вообще выходят.

Билл тихо застонал.

– Я, видно, скоро застрелюсь, – мрачно сказал он.

– Не застрелитесь, дорогой! Вы пригласите на ужин хорошенькую девочку, как сделали это позавчера вечером…

Мистер Эверсли мгновенно сконфузился:

– Если вы говорите о Дороти Киркспатрик, то уверяю вас: у меня с ней ничего серьезного.

– Конечно, нет, Билл! Я рада, что вы забавляетесь. Но, все-таки, не претендуйте на то, чтобы застрелиться от неразделенной любви.

К мистеру Эверсли вернулось наконец сознание собственного достоинства.

– Вы не понимаете, Вирджиния, – строго сказал он. – Мужчины…

– Полигамны! Да, я знаю! У меня и самой закрадывались сомнения на этот счет… Билл, если вы действительно меня любите, то поехали скорее завтракать!

5. Первая ночь в Лондоне

Даже в самых совершенных планах порой бывают изъяны. Джордж Ломакс допустил одну ошибку: в цепи его приготовлений оказалось слабое звено – Билл Эверсли.

Билл был очень милым парнем. Он отлично играл в гольф и в крикет, имел приятную внешность и хорошие манеры, но его присутствие в Форин Оффисе объяснялось не столько его светлой головой, сколько хорошими связями. Впрочем, он идеально подходил для той работы, которую ему поручали. Попросту говоря, он был у Джорджа на побегушках. Он выполнял малоответственную и не очень серьезную работу. В его обязанности входило быть всегда у Джорджа под рукой, чтобы переговорить с не очень важными посетителями, которых Джордж не желал видеть, бегать с разными поручениями, – словом, быть полезным. Со всем этим Билл вполне справлялся. В отсутствие Джорджа Билл разваливался в самом большом кресле и читал спортивную прессу, – поступая таким образом, он всего лишь отдавал дань освященной веками традиции.

Джордж, привыкший посылать Билла с различными поручениями, послал его в офис «Юнион Кастл» узнать, когда прибывает пароход «Грэнарт Кастл». Однако Билл, подобно большинству высокообразованных молодых англичан, имел приятную, но не вполне четкую дикцию. И любой логопед обнаружил бы ошибку в том, как он произносит слово «Грэнарт». Это можно было принять за что угодно. Клерк в офисе понял это как «Карнфраэ». Пароход «Карнфраэ Кастл» должен был прибыть в четверг. Так он и ответил. Билл поблагодарил клерка и ушел. Джордж Ломакс принял к сведению эту информацию и соответственно построил свои планы, полагая, что Джеймс Макграт появится не раньше четверга.

Поэтому в среду утром, удерживая лорда Катерхэма за лацкан плаща на ступеньках клуба, он с большим удивлением узнал бы, что «Грэнарт Кастл» пришвартовался в Саутгемптоне еще вчера днем.

В два часа пополудни Энтони Кейд, путешествовавший под именем Макграта, сошел по трапу речного трамвайчика в Ватерлоо, взял такси и, после минутного колебания назвал шоферу отель «Блиц». «Там должно быть вполне удобно», – подумал Энтони, с интересом глядя в окно машины. Он не был в Лондоне четырнадцать лет.

Энтони прибыл в отель, взял номер и пошел прогуляться по набережной. Приятно снова оказаться в Лондоне. Конечно, все изменилось. Вон там был маленький ресторанчик – сразу за Блэкфрайерз-бридж, – в котором он не раз с удовольствием обедал в компании славных ребят.

Он направился обратно в отель. Но, едва повернув, столкнулся с прохожим, да так, что чуть не упал.

Когда оба пришли в себя, прохожий пробормотал извинения, пристально вглядываясь в лицо Энтони. Он был невысок и одет так, как обычно одевается рабочий люд. Но по его внешности в нем можно было предположить иностранца.

Энтони продолжил свой путь, размышляя над тем, чем это заслужил он такой пристальный взгляд. Вероятно, ничем. Его сильный загар выглядел, конечно, непривычно на фоне бледных жителей Лондона – он-то, видимо, и привлек внимание того парня.

Энтони поднялся в номер и, поддавшись внезапному чувству, подошел к зеркалу и стал изучать свое отражение. Возможно ли, чтобы кто-нибудь из его прежних немногочисленных приятелей узнал его, встретившись лицом к лицу? Вряд ли. Ему было восемнадцать, когда он покинул Лондон, – милый, немного полный юноша с обманчивой ангельской внешностью. Едва ли возможно узнать того мальчика в загорелом мужчине с насмешливым выражением лица.

Зазвонил стоящий возле постели телефон. Энтони взял трубку:

– Алло!

Он услышал голос портье:

– Мистер Джеймс Макграт?

– Да.

– Вас хочет видеть один джентльмен.

Энтони весьма удивился:

– Меня?!

– Да, сэр. Он иностранец.

– Как его имя?

– Я пришлю рассыльного с визитной карточкой, – сказал портье после некоторой паузы.

Энтони положил трубку и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали и появился мальчик с визиткой на подносе. Энтони взял ее и прочел награвированное имя: «Барон Лолопретжил».

Теперь он понял, почему портье запнулся. Молча он изучил карточку, а затем попросил проводить к себе этого джентльмена.

– Хорошо, сэр, – ответил мальчик.

Через несколько минут в номер вошел барон Лолопретжил. Это был мужчина с огромной черной веерообразной бородой и совершенно лысый. Он щелкнул каблуками и кивнул.

– Мистер Макграт! – сказал он.

Энтони попытался подражать ему, насколько это было в его силах.

– Барон! – сказал он. Затем предложил ему кресло. – Прошу вас, садитесь. Кажется, я не имел удовольствия видеть вас раньше?

– Да, это так, – усаживаясь, согласился барон. – К моему сожалению, – добавил он вежливо.

– И к моему также, – в тон ему ответил Энтони.

– К делу давайте перейдем, – сказал барон. – Представляю я в Лондоне монархическую партию Герцословакии.

– И, уверяю вас, делаете это прекрасно, – пробормотал Энтони.

Принимая комплимент, барон кивнул.

– Вы слишком добры ко мне, – сказал он сухо. – Мистер Макграт, от вас не буду скрывать ничего. Время пришло восстановить монархию, которая пала с убийством светлой памяти Его Величества короля Николая IV.

– Аминь, – пробормотал Энтони. – Я слышал об этом.

– Занять должен трон Его Высочество князь Михаил, который поддержку британского правительства имеет.

– Великолепно! – воскликнул Энтони. – Очень любезно с вашей стороны рассказать мне об этом.

– Все уже готово, но тут являетесь вы и препятствуете! – Барон твердо смотрел в лицо Энтони.

– Дорогой барон! – запротестовал он.

– Да, да! Я знаю, что говорю. У вас находятся мемуары графа Стылптича! – Он осуждающе глядел на Энтони.

– А если и так? Чем могут помешать мемуары графа Стылптича князю Михаилу?

– Они вызовут скандал!

– Это свойство всех мемуаров, – философски заметил Энтони.

– Секретов много знал он. Если откроется четверть из них хотя бы, в войну будет ввергнута Европа.

– Продолжайте, продолжайте, – сказал Энтони. – Неужели все так ужасно?!

– Об Оболовиче дурная слава пойдет. Англичане настроены демократично так.

– Допускаю, – сказал Энтони, – что Оболович мог пошутить, может быть, слишком жестоко и кроваво. Но здесь, в Англии, люди вполне способны ожидать от балканцев чего-нибудь подобного. Не знаю почему, но это так.

– Вы не понимаете, – сказал барон. – Вы не понимаете ничего. И на замке мои уста, – вздохнул он.

– Чего вы, собственно, боитесь? – спросил Энтони.

– Пока мемуары не прочту, не знаю, – объяснил барон. – Но там что-то есть, наверняка. Так нескромны великие дипломаты. Говорит поговорка: тележка с яблоками перевернется.

– Ну что вы! – сказал Энтони. – Я уверен, вам все видится в чересчур черном свете. Знаю я издателей – они садятся на рукописи и высиживают их, как яйца. Пройдет не меньше года, прежде чем рукопись будет опубликована.

– Молодой человек либо обманщик, либо простак. Все готово к тому, чтобы мемуары в воскресных газетах появились немедленно.

– Да ну! – Энтони начал сдавать позиции. – Но вы ведь можете все отрицать, – сказал он обнадеживающе.

Барон печально покачал головой:

– Нет-нет, глупости вы говорите. К делу перейдем. Тысячу фунтов вы должны получить, не так ли? Видите, у меня хорошая информация…

– Искренне поздравляю разведку монархистов!

– Предлагаю вам пятнадцать сотен.

Энтони с изумлением взглянул на него и сочувственно помотал головой.

– Боюсь, что это невозможно, – сказал он с сожалением.

– Хорошо. Предлагаю вам две тысячи.

– Барон, вы меня искушаете! Но я еще раз говорю вам, что это невозможно.

– Тогда вашу цену назовите.

– Боюсь, вы не вполне меня поняли. Я искренне верю, что ваши намерения ангельски чисты и что мемуары могут помешать вам. Тем не менее, я взялся передать их в издательство и должен сделать это. Я не могу себе позволить продаться противной стороне. Это совершенно невозможно.

Барон слушал очень внимательно. И когда Энтони закончил, он несколько раз кивнул:

– Понимаю. Ваша честь английского джентльмена.

– Ну, сами мы называем это несколько иначе, – сказал Энтони, – но думаю, несмотря на разницу в словах, мы говорили об одном и том же. Барон встал.

– Так как честь англичанина весьма уважаю я, – произнес он, – мы должны по-другому попробовать. Желаю вам доброго утра.

Он щелкнул каблуками, поклонился и вышел, держась Необычайно прямо. «Интересно, что он имел в виду, – раздумывал Энтони. – Угроза? Но старик Лоллипоп не вызывает у меня никаких опасений. Кстати, вот имечко Барон Лоллипоп!»

Он зашагал по комнате, размышляя о своих дальнейших действиях. До истечения срока, назначенного для передачи рукописи в издательство, осталось чуть больше недели. Сегодня пятое октября. Энтони собирался передать ее в самый последний момент. По правде говоря, теперь ему очень захотелось прочитать эти мемуары. Он собирался сделать это еще на пароходе, но его свалила лихорадка, и не было никакого желания разбирать корявый почерк, ибо рукопись не была перепечатана на машинке. Теперь ему больше, чем когда-либо, хотелось узнать, из-за чего, собственно, разгорелись такие страсти.

Но у него было и второе поручение. Вспомнив о нем, он взял телефонную книгу и нашел фамилию Ривел. В книге их было шесть: Эдвард Генри Ривел, хирург, Харли-стрит; Джеймс Ривел и К°, шорник; Леннокс Ривел, Эбботбери-Мэнжэнз, Хэмпстед; мисс Мери Ривел из Илинга; миссис Тимоти Ривел, Понт-стрит, 487; миссис Уиллис Ривел, Кэйдоген-сквер, 42. Исключая шорников и мисс Мэри Ривел, остаются четверо, при всем при том, что нет никакой уверенности, что искомая леди вообще проживает в Лондоне. Энтони захлопнул книгу и слегка покачал головой. «Положимся на случай, – заключил он. – Как-нибудь образуется».

Счастье таких людей, как Энтони Кейд, в этом мире объясняется тем, что они сами ни минуты в нем не сомневаются. Спустя каких-нибудь полчаса, листая иллюстрированный журнал, Энтони нашел то, что искал. Он наткнулся на сообщение о маскараде у герцогини Перт. Центральная фигура на фотографии – женщина в восточных одеждах – была, как гласила подпись: «Миссис Тимоти Ривел – Клеопатра. В девичестве – Вирджиния Коутрон, дочь лорда Эджбастона».

Энтони некоторое время рассматривал фотографию, шевеля губами. Затем он вырвал страницу, сложил ее и спрятал в карман. Потом поднялся наверх, открыл чемодан и достал оттуда связку писем. Вытащил из кармана сложенную страницу и подсунул ее под бечевку, которой были связаны письма.

Вдруг за спиной у него раздался какой-то шорох, и Энтони резко повернулся. В дверях стоял человек – до сих пор Энтони полагал, что подобных субъектов можно встретить разве что в хоре комической оперы. Приземистый, с толстым, грубым лицом, перекошенным злобной ухмылкой.

– Какого черта! – крикнул Энтони. – Кто позволил вам войти?

– Я хожу где хочу, – ответил незнакомец. Говорил он гортанно, с акцентом, хотя английский его был вполне сносен.

«Еще один иностранец», – подумал Энтони.

– Подите вон, слышите?! – сказал он.

Глаза незнакомца впились в связку писем, которую Энтони вынул из чемодана:

– Я уйду, когда получу то, за чем пришел.

– И что же вам нужно, позвольте спросить?

Незнакомец сделал шаг вперед.

– Мемуары графа Стылптича! – прошипел он.

– Слушайте, вас просто нельзя воспринимать серьезно, – сказал Энтони. – Ведь вы явно оперный крестьянин. Кто вас прислал? Барон Лоллипоп?

– Барон?.. – незнакомец произнес ряд трудновоспроизводимых согласных.

– Вот, оказывается, как вы это произносите? Нечто среднее между полосканием горла и собачьим лаем. Думаю, мне самому этого не произнести – моя гортань к этому не приспособлена. Я решил назвать его Лоллипоп. Так это он вас прислал?

Ответ был резко отрицательный, причем для убедительности посетитель даже несколько раз яростно плюнул. Потом он вынул из кармана клочок бумаги и бросил его на стол.

– Смотри! – сказал он. – Смотри и содрогайся, проклятый англичанин!

Энтони взглянул на клочок с некоторым интересом, отнюдь не смутившись второй частью приказания незнакомца. Там была грубо нарисована красная рука.

– Похоже на руку, – заключил он. – Но, если вам угодно, я готов считать это изображением заката на Северном полюсе.

– Это знак Братства Багровой Руки. Я – член Братства.

– Никогда бы не подумал, – сказал Энтони, глядя на него с нескрываемым интересом. – Остальные Братья такие же? Не представляю себе, что сказали бы о них евгенисты.

Незнакомец гневно закричал:

– Собака! Хуже собаки! Наемный слуга прогнившей монархии! Давай сюда мемуары и останешься жив! И помни милосердие Братства!

– Очень мило с вашей стороны, – сказал Энтони, – но боюсь, что все вы стали жертвой недоразумения. Мне поручено передать рукопись отнюдь не вашему почтенному сообществу, а издательству.

– Ха! – засмеялся незнакомец. – Неужели ты думаешь, что тебе позволят дойти туда живым? Хватит болтать! Выкладывай рукопись, иначе я стреляю!

Он выхватил из кармана револьвер и помахал им перед носом Энтони.

Но он недооценил Энтони Кейда. Он не привык иметь дело с людьми, которые действуют столь же стремительно – если не быстрее, – как и думают. Энтони не стал дожидаться, пока его продырявят пулей. Едва посетитель выхватил револьвер, Энтони прыгнул и выбил оружие у него из рук. Сила удара была такова, что незнакомец развернулся спиной к нападавшему.

Жалко было бы упустить такой случай. Сильным пинком Энтони послал незнакомца в направлении дверей, и тот вылетел в коридор, где и обмяк у стенки.

Энтони вышел за ним, но доблестный член Братства Багровой Руки уже получил свое. Он проворно вскочил на ноги и ринулся прочь по коридору. Энтони не стал его преследовать и вернулся в номер. «Поделом этому Братству! – заключил он. – Внешность, конечно, живописная, но, если действуешь правильно, справиться с ними ничего не стоит. Интересно, какой дьявол принес его? Одно совершенно ясно: дело будет совсем не таким простым, как мне казалось я уже насолил обеим партиям – и монархистам, и радикалам. Вероятно, вскоре последуют визиты делегаций националистов и независимых либералов. Во всяком случае, нынче же ночью рукопись нужно прочесть».

Взглянув на часы, Энтони обнаружил, что уже почти девять, и решил поесть в номере. Он не ожидал больше никаких непредвиденных визитов, но чувствовал, что все время нужно быть начеку. У него не было ни малейшего желания предоставить кому-нибудь возможность порыться в его чемодане в то время, пока он будет в ресторане. Он позвонил, попросил меню и заказал пару блюд и бутылку бордо. Стюард принял заказ и удалился.

Ожидая, пока принесут обед, он распаковал рукопись и положил ее на стол рядом с письмами.

В дверь постучали, и стюард вкатил сервировочный столик. Энтони находился в этот момент у камина. Стоя спиной к двери, он оказался прямо напротив зеркала и, мельком взглянув в него, заметил нечто любопытное. Стюард прямо-таки пожирал глазами пакет с рукописью. Глядя на неподвижную спину Энтони, он медленно двинулся вокруг стола. Руки его дрожали, язык облизывал пересохшие губы. Энтони присмотрелся к нему. Это был высокий мужчина, гибкий, как и все стюарды, с чисто выбритым подвижным лицом. «Скорее итальянец, чем француз», – подумал Энтони.

В критический момент Энтони резко повернулся. Стюард застыл на месте и сделал вид, что занят солонкой.

– Как вас зовут? – неожиданно спросил Энтони.

– Джузеппе, мсье.

– Итальянец?

– Да, мсье.

Энтони заговорил с ним по-итальянски, и тот отвечал довольно бегло. Наконец Энтони кивком головы отпустил его. Но, поглощая принесенный Джузеппе отличный обед, Энтони усиленно размышлял. Не ошибся ли он? Быть может, интерес Джузеппе к пакету с рукописью был вызван простым любопытством? Может, и так… Но, вспомнив лихорадочное волнение итальянца, он переменил свое заключение. Как бы там ни было, он был весьма озадачен. «А ну их всех к черту! – подумал Энтони. – Не могут же все охотиться за этой проклятой рукописью. Может, мне все-таки почудилось?..»

Поев, он принялся за мемуары. Так как почерк графа Стылптича был весьма неразборчив, дело продвигалось очень медленно. Энтони начал позевывать, и промежутки между зевками подозрительно сокращались. В конце четвертой главы он сделал передышку. Пока что мемуары Казались ему невыносимо скучными и он не обнаружил даже намека на скандал. Энтони взял письма, стопкой лежавшие на столе, завернул их в обертку рукописей и запер в чемодан. Затем запер дверь и для предосторожности подставил к ней стул. А на стул поставил графин с водой.

Не без гордости завершив все эти приготовления, Энтони разделся и лег. Он попробовал было читать дальше, но веки его сомкнулись и, засунув рукопись под подушку, он выключил свет и сразу же уснул.

Прошло, должно быть, часа четыре. Проснулся он внезапно. Он не понял, что его разбудило, – возможно, какой-нибудь звук, а возможно, и ощущение опасности, которое очень развито у людей, не раз бывавших в переделках.

Секунду он лежал совершенно неподвижно, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Он различил какой-то осторожный шорох, а вскоре и увидел что-то в темноте на полу между кроватью и окном, рядом с чемоданом! Одним прыжком Энтони соскочил с кровати и включил свет. Человек, стоявший на коленях возле чемодана, метнулся в сторону. Это был Джузеппе. В правой его руке блеснул нож. Он бросился с ним прямо на Энтони, который уже вполне осознал серьезность своего положения. Он был безоружен, а его противник заблаговременно позаботился об оружии.

Энтони отпрыгнул, и Джузеппе, ударив ножом, промахнулся. Мгновение спустя двое мужчин уже катались по полу, сцепившись друг с другом. Все свои усилия Энтони направил на то, чтобы мертвой хваткой держать правую руку противника, не позволяя ему воспользоваться ножом. Он понемногу заворачивал руку ему за спину. Но в это время свободной рукой итальянец вцепился ему в горло. Тогда Энтони, собрав последние силы, дернул вывернутую руку.

Нож со звоном упал на пол. В тот же момент итальянец рванулся и выскользнул из объятий. Энтони отпрыгнул от него, но совершил ошибку, отскочив к дверям и думая лишить Джузеппе возможности бегства. Слишком поздно он заметил, что стул и графин стоят на месте.

Джузеппе забрался через окно и воспользовался им снова. В тот момент, когда Энтони отпрыгнул к двери, он выскочил на балкон, перебрался с него на соседний и исчез в соседнем окне. Энтони сразу понял, что преследовать его нет никакого смысла. Без сомнения, путь отступления был подготовлен заранее. Энтони не стоило и беспокоиться.

Он подошел к кровати и с волнением сунул руку под подушку – рукопись была на месте. Счастье, что она была здесь, а не в чемодане. Энтони нагнулся к чемодану и заглянул в него, собираясь достать оттуда письма. У него перехватило дыхание. Писем не было!

6. Тонкое искусство шантажа

Ровно без пяти четыре Вирджиния Ривел, сгорая от любопытства, вернулась в дом на Понт-стрит. Она открыла дверь своим ключом, вошла в холл и столкнулась лицом к лицу с невозмутимым Чилверсом.

– Прошу прощения, мэм, но вас хочет видеть один… э-э субъект.

Сперва Вирджиния не обратила внимания на то существительное, которое употребил Чилверс.

– Мистер Ломакс? Где он? В гостиной?

– Нет, мэм, не мистер Ломакс, – сказал Чилверс почти с упреком. – Какой-то субъект. Я не хотел пускать его, но он сказал, что дело у него очень важное, связанное с капитаном, если я правильно понял. Подумайте хорошенько, стоит ли вам встречаться с ним. Пока я усадил его в кабинете.

Вирджиния на минуту задумалась. Она была вдовой уже несколько лет, и тот факт, что она редко говорила о своем муже, некоторые трактовали как знак того, что за своей беззаботностью она скрывает незаживающую душевную рану. Другие же, наоборот, полагали, что Вирджиния никогда не любила Тима Ривела, а ее сдержанность считали напускной и неискренней.

– Должен заметить, мэм, – продолжал Чилверс, – что этот человек похож на иностранца.

Вирджиния заинтересовалась еще больше. Муж ее был на дипломатической службе, и они вместе находились в Герцословакии как раз перед нашумевшим убийством короля и королевы. Быть может, этот человек герцословак, кто-нибудь из прежних слуг, попавший теперь в беду?

– Вы правильно сделали, Чилверс, – коротко сказала она, одобрительно кивнув ему. – Так где он? В кабине те? – Она проследовала через холл своей легкой, бодрой, походкой и открыла дверь в небольшую комнату, примыкавшую к столовой.

Посетитель сидел на стуле у камина. При ее появлении он встал и посмотрел на нее. У Вирджинии была отлична» Память на лица, и она была совершенно уверена, что никогда раньше не видела этого человека. Он был высок, смугл и строен, и, без сомнения, иностранец, но вряд ли славянин. Вирджиния подумала, что он итальянец или, на худой конец, испанец.

– Это вы хотели видеть меня? – спросила она. – Я миссис Ривел.

Некоторое время незнакомец молчал. Он не спеша оглядывал ее, словно приценивался. В его поведении была скрыта какая-то развязность, которую Вирджиния незамедлительно почувствовала.

– Не перейдете ли вы к делу? – нетерпеливо спросила она.

– Вы миссис Ривел? Миссис Тимоти Ривел?

– Да. Я же сказала вам.

– Как же, как же! Это очень хорошо, миссис Ривел, что вы согласились принять меня. В противном случае, как я и сказал вашему дворецкому, я был бы вынужден обратиться к вашему мужу.

Вирджиния поглядела на него с изумлением, но что-то заставило ее удержаться от резкого ответа, уже готового сорваться с ее уст.

– С этим у вас возникли бы некоторые проблемы, – сухо заметила она.

– Навряд ли. Я очень настойчив. Но ближе к делу.

Вы, вероятно, узнаете это?

Он помахал перед ней каким-то листом бумаги. Вирджиния посмотрела безо всякого интереса.

– Что это, по-вашему, мадам?

– Как будто, письмо, – ответила Вирджиния, постепенно склоняясь к мысли, что имеет дело с душевнобольным.

– И вы, быть может, припоминаете, кому оно адресовано? – значительно сказал незнакомец, держа письмо подальше от Вирджинии.

– Если я верно прочла, – вежливо ответила Вирджиния, – оно адресовано капитану О’Нилу, Париж, Рю-де-Кенель, 15.

Незнакомец, казалось, жадно вглядывается в ее лицо, тщетно ища чего-то.

– Не хотите ли прочесть его?

Вирджиния взяла конверт, достала письмо и стала читать, но почти сразу же оторвалась и протянула письмо обратно:

– Это частное письмо – и оно явно не предназначено для моих глаз.

Незнакомец сардонически улыбнулся:

– Поздравляю вас, миссис Ривел, ваши действия восхитительны! Вы отлично играете свою роль. Тем не менее, я полагаю, что вы вряд ли станете отрицать, что подпись-то ваша.

– Подпись?

Вирджиния снова взяла письмо – и застыла в немом изумлении. Аккуратная подпись гласила: «Вирджиния Ривел». Сдержав возглас удивления, она вернулась к началу письма и прочла его до конца. На минуту она задумалась. Содержание письма недвусмысленно свидетельствовало о том, что может последовать дальше.

– Итак, мадам, – сказал незнакомец, – это ваше имя, не так ли?

– Да, – ответила Вирджиния, – мое. – Она могла бы добавить, что почерк все-таки чужой. Вместо этого она с ослепительной улыбкой посмотрела на незнакомца. – Ну что же, – сказала она, – может быть, сядем и побеседуем?

Незнакомец был озадачен. Он не ждал подобной реакции. Его внутренний голос говорил ему, что она его не боится.

– Для начала мне хотелось бы знать, каковы разыскали меня?

– Это было нетрудно. – Он достал из кармана страницу, вырванную из иллюстрированного журнала, и протянул ее Вирджинии. Энтони Кейд легко бы узнал ее.

Вирджиния вернула страницу и слегка нахмурилась.

– Да, – сказала она, – это было нетрудно.

– Вы, конечно, понимаете, миссис Ривел, что письмо это не единственное. Есть и другие.

– Господи! – воскликнула Вирджиния. – Кажется, я была очень неосторожна. – И вновь она заметила, как его озадачил ее легкомысленный тон. Все это начинало ей нравиться. – Как бы там ни было, – сказала она улыбаясь, – это очень любезно с вашей стороны зайти и вернуть мне эти письма.

Некоторое время незнакомец откашливался.

– Я небогатый человек, миссис Ривел, – сказал он наконец с деланной значительностью в голосе.

– В таком случае, как я слышала, вам будет гораздо легче попасть в царство небесное.

– Я не могу позволить себе вернуть вам эти письма просто так.

– Здесь какое-то недоразумение. Ведь эти письма принадлежат тому, кто писал их.

– Может, оно и так, мадам, но вряд ли вы захотите прибегнуть к помощи закона.

– Но есть закон и о шантаже, – напомнила Вирджиния.

– Оставьте, миссис Ривел! Я ведь не идиот. Я читал эти письма – письма женщины к своему любовнику. И все до одного они пронизаны страхом перед мужем. Не хотите же вы, чтобы я передал их ему?

– Вы упускаете из виду одно обстоятельство. Письма писались несколько лет назад. Представьте себе, что я уже овдовела.

Он понимающе покачал головой:

– В таком случае, если бы вам нечего было бояться, вы не сидели бы и не беседовали со мной.

Вирджиния улыбнулась.

– Сколько же вы хотите? – спросила она деловым тоном.

– За тысячу фунтов я готов передать вам весь пакет. Я прошу совсем немного. Вы же видите, мне не очень по нраву это дело.

– И не подумаю платить вам тысячу фунтов! – решительно сказала Вирджиния.

– Мадам, я не торгуюсь. Тысяча фунтов – и письма у вас в руках.

Вирджиния задумалась:

– Дайте мне время. Не так просто выложить сразу такую сумму.

– Несколько фунтов задатка, скажем, пятьдесят, – произнес незнакомец, – и я зайду к вам еще раз.

Вирджиния посмотрела на часы. Было пять минут пятого, и ей показалось, что она слышит колокольчик.

– Договорились, – поспешно сказала она. – Приходите завтра, но попозже. Около шести.

Она подошла к столу, стоявшему у стены, открыла один из ящиков и достала пачку банкнот.

– Здесь около сорока фунтов. Думаю, вам пока хватит.

Он жадно схватил деньги.

– А сейчас немедленно уходите, – приказала Вирджиния.

Безо всяких возражений незнакомец вышел из комнаты. В открытую дверь Вирджиния увидела в холле Джорджа Ломакса, которого Чилверс провожал наверх. Когда хлопнула дверь, Вирджиния окликнула Джорджа:

– Идите сюда, Джордж! Чилверс, будьте так добры, принесите нам чай.

Она распахнула оба окна, и Джордж Ломакс, войдя в комнату, увидел ее стоящей со сверкающими глазами и развевающимися на ветру волосами.

– Сейчас я закрою. Но нужно немного проветрить. Вы не встретили в холле шантажиста?

– Кого?

– Шантажиста, Джордж. Шан-та-жи-ста! Шантажиста! Человека, занимающегося шантажом.

– Вирджиния, дорогая, вы шутите!

– Я вполне серьезно.

– Кого же он пришел шантажировать?

– Меня, Джордж!

– Что вы натворили, Вирджиния?

– Ну, в этом случае как раз ничего. Этот джентльмен принял меня за кого-то другого.

– Надеюсь, вы позвонили в полицию?

– Нет. Разве это необходимо?

– Ну… – Джордж помолчал. – Пожалуй, нет, возможно, вы действовали разумно. В связи с этим делом вокруг вашего имени мог бы подняться неприятный шум.

Может быть, вам пришлось бы давать показания…

– Ну, это было бы даже интересно, – сказала Вирджиния. – Я бы хотела побывать на допросе и посмотреть, так ли все у судейских, как о том пишут. Недавно я заходила на Вайн-стрит справиться о брильянтовой брошке, которую потеряла. Так вот, там был очень симпатичный инспектор – самый симпатичный из всех, кого я знаю.

Джордж, по обыкновению, пропустил все не относящеся к делу мимо ушей:

– И как же вы поступили с этим негодяем?

– Боюсь, Джордж, что я позволила ему делать это.

– Что – это?

– Шантажировать меня.

Лицо Джорджа прямо-таки перекосилось от ужаса, Вирджиния прикусила губу.

– Насколько я понял, вы говорите, что не рассеяли его иллюзий на ваш счет?

Вирджиния кивнула и искоса посмотрела на него.

– Господи! Вирджиния, да вы с ума сошли!

– Полагаю, что на моем месте вы поступили бы так же.

– Но зачем? Боже, зачем?!

– Причин несколько. Для начала, он делал все так замечательно – ну, шантажировал… Я вообще не люблю прерывать мастера, когда он делает свое дело, – и отлично делает! И потом, сами посудите – ведь меня никогда не шантажировали…

– Надеюсь.

– Мне хотелось испытать, каково это.

– Я отказываюсь вас понимать! – Я знала, вы не поймете…

– Но вы, по крайней мере, не дали ему денег?

– Самую малость, – извиняющимся тоном сказала Вирджиния.

– Сколько?

– Сорок фунтов.

– Вирджиния!

– Джордж, дорогой мой! Это не больше того, что я плачу за вечернее платье. Купить новые ощущения ничуть не хуже, чем купить новое платье.

Джордж Ломакс гневно покачал головой, и лишь появившийся в этот момент Чилверс помешал ему выразить свое возмущение. Чилверс принес чайный прибор, и Вирджиния, довольно ловко управившись с тяжелым серебряным чайником, продолжила:

– Джордж, были и еще причины, и куда более серьезные. Нас, женщин, обычно считают кошками, но сегодня я, в сущности, выручила одну женщину. Этот шантажист, вероятно, не собирается разыскивать другую Вирджинию Ривел. Он думает, что птичка в клетке. Бедняжка! Она, видно, страшно боялась, когда писала эти письма. Господину шантажисту не пришлось бы много трудиться. Здесь же, хоть он и не догадывается, перед ним совсем не так беззащитны. Благодаря моему безвинному прошлому я могу вести с ним эту игру. Коварство, Джордж, бездна коварства!

Джордж снова покачал головой:

– Не нравится мне это! Совсем не нравится.

– Ладно, Джордж. Вы ведь пришли говорить не о шантажисте. Кстати, а зачем? Правильный ответ – «Повидать вас!». Ударение на «вас», а потом следует многозначительное пожатие руки, если, конечно, вы не ели перед тем густо намазанную маслом булку, – в этом случае все то же самое, но глазами.

– Я пришел повидать вас, – серьезно ответил Джордж. – Я рад, что вы одна.

– «О, Джордж, это так неожиданно», – отвечает она, поглощая смородину, – смеясь сказала Вирджиния.

– Я хотел просить вас об одном одолжении. Вирджиния, я всегда считал вас женщиной огромного обаяния.

– Джордж!

– А также женщиной умной!

– В самом деле? Хорошо же вы меня знаете!

– Вирджиния, послезавтра в Англию приезжает одев молодой человек. И я хочу, чтобы вы встретили его.

– Отлично, Джордж! Но при чем тут я? Говорите яснее.

– Вы могли бы, при желании, испытать на нем свое обаяние.

Вирджиния склонила голову несколько набок:

– Вы же знаете, Джордж, мое обаяние – не профессия. Я часто влюбляюсь, ну, и в меня влюбляются… Но хладнокровно обольстить беззащитного незнакомца… Джордж, я не возьмусь за это! Существуют профессиональные сирены, у которых все это получится куда лучше моего.

– Вирджиния, это не то… Этот молодой человек канадец по фамилии Макграт…

– «Канадец шотландского происхождения», – отвечает она, проявляя способности к дедукции.

– Скорее всего, он не вполне готов к приему в высшем английском обществе. Мне хотелось бы, чтобы он по достоинству оценил манеры и обаяние настоящей английской леди.

– Вы имеете в виду меня?

– Именно.

– Почему?

– Не понял.

– Я говорю почему? Ведь вы не станете разыскивать настоящую английскую леди для каждого канадского бродяги, который сходит на английский берег! Что здесь кроется? Попросту говоря, что вы хотите из этого извлечь?

– Вирджиния, я не понимаю, почему вам это интересно?

– Может быть, я не смогу очаровать кого бы то ни было, если не буду знать всего до конца.

– Вирджиния, ну разве так можно! Могут подумать…

– И пусть себе думают! Джордж, давайте-ка поподробнее.

– Вирджиния, дорогая, это дело некоторым образом слегка касается одной центрально-европейской страны. По некоторым причинам – не стоит говорить о них – нам важно, чтобы этот мистер, как его… Макграт, осознал, что реставрация монархии в Герцословакии – это необходимое условие сохранения мира в Европе.

– Насчет мира в Европе – это все вздор, – спокойно сказала Вирджиния. – Но я всегда за монархию, особенно для такого живописного народа, как герцословаки. Итак, вы готовите нового короля для Герцословакии, не так ли? Кто же он?

Джордж медлил, но не мог придумать, как уклониться от ответа. Разговор пошел совсем не так, как он планировал. Он собирался использовать Вирджинию как послушное орудие, беспрекословно подчиняющееся его воле и не задающее неуместных вопросов. Но вышло иначе. Кажется, Вирджиния вознамерилась узнать все, а именно этого Джордж, вообще сомневающийся в женской осторожности, любой ценой старался избежать. Он совершил ошибку: Вирджиния совсем не подходила для этой роли. Она, пожалуй, может доставить немало хлопот. Ее рассказ о разговоре с шантажистом внушил ему самые серьезные опасения. Очень уж она ненадежна и не умеет относиться серьезно к серьезным делам!

– Князь Михаил Оболович, – ответил он, так как Вирджиния все еще ждала ответа на свой вопрос. – И, пожалуйста, давайте оставим эту тему.

– Джордж, не говорите глупостей. В газетах полно заметок и статей, до небес превозносящих династию Оболовичей и говорящих об убитом Николае IV в таких выражениях, будто он чуть ли не святой или герой, а не заурядный глупец, облапошенный третьесортной актрисой.

Джордж вздрогнул. Он понял совершенно ясно, что совершил ошибку, рассчитывая на помощь Вирджинии. Нужно срочно вывести ее из игры.

– Вы правы, Вирджиния, – поспешно сказал он, вставая и собираясь попрощаться. – Мне не следовало обращаться к вам с этим предложением. Но в герцословацком кризисе мы не хотели бы оказаться в конфронтации с доминионами. А этот Макграт имеет определенное влияние в журналистских кругах. Я полагал, что если бы вы, с вашей приверженностью к монархизму и с вашим знанием этой страны, встретили его, это было бы совсем неплохо.

– Дело только в этом, да?

– Да! И должен сказать, что вам совершенно не обязательно обольщать его.

Вирджиния посмотрела на него и засмеялась:

– Джордж! Вы плохой лжец!

– Вирджиния!

– Да-да! С вашим-то опытом я, пожалуй, смогла бы управиться и получше – так, чтобы мне поверили! Бедный Джордж! Я ведь все сама разузнаю! Можете не сомневаться. Тайна мистера Макграта! Не удивлюсь, если дело прояснится в этот же уик-энд в Чимнизе.

– В Чимнизе? Вы собираетесь в Чимниз? Джордж не сумел скрыть своего смятения. Он еще надеялся успеть к лорду Катерхэму и помешать ее приглашению.

– Утром позвонила Бандл и пригласила меня. Джордж сделал последнюю попытку.

– Боюсь, там будет скучно… – сказал он. – Не в вашем вкусе, Вирджиния.

– Бедный Джордж, отчего вы сразу не сказали правду и не доверились мне? Еще ведь не поздно.

Джордж взял ее за руку и вяло отпустил.

– Я сказал правду, – холодно ответил он и даже не покраснел.

– Уже лучше, – одобрительно сказала Вирджиния. – Но все еще недостаточно хорошо. Смелее, Джордж! Я буду в Чимнизе со всем своим обаянием. Жизнь вдруг стала такой забавной. Сперва – шантажист, а теперь – Джордж со своими дипломатическими проблемами. Скажет ли он всю правду прекрасной женщине, которая столь искренне просит его о доверии? Нет! Он не откроет ничего до самой последней главы. Прощайте, Джордж. Ну, хоть один ласковый взгляд на прощание, ну? Нет? Ах, Джордж, дорогой, ну не дуйтесь так!

Как только Джордж вышел и громко хлопнул входной дверью, Вирджиния поспешила к телефону. Она набрала номер и попросила позвать леди Эйлин Брент:

– Это вы, Бандл? Завтра я буду в Чимнизе. Что? Скучно? Нет-нет. Вы же знаете, я боюсь только диких лошадей. До встречи!

7. Мистер Макграт не принимает приглашения

Письма исчезли! Ничего не поделаешь. Оставалось принять это исчезновение как свершившийся факт. Энтони вполне отдавал себе отчет в том, что преследовать Джузеппе в лабиринте коридоров отеля «Блиц» – дело совершенно безнадежное. Поднялся бы ненужный шум, и в любом случае погоня не привела бы к успеху.

Энтони пришел к заключению, что Джузеппе принял завернутую пачку писем за мемуары. Видимо, обнаружив свою ошибку, он предпримет новую попытку завладеть мемуарами. И к этой попытке Энтони решил тщательно подготовиться.