Глава 4

Письмо

– Бестактность, вот как я это называю. Лорд Кейтерэм говорил мягким, немного жалобным голосом и, похоже, был очень доволен найденным точным словцом.

– Бестактность вопиющая. Я давно заметил – все эти выскочки патологически бестактны. Может, именно поэтому они и делают такие сумасшедшие деньги.

Лорд скорбным взглядом окинул из окна просторы родового поместья: с сегодняшнего дня оно вновь находилось в его распоряжении.

Дочь лорда Кейтерэма, леди Эйлин Брент, которую в кругу друзей и знакомых называли просто Бандл, взглянула на отца ироничным взглядом и рассмеялась.

– Тебе уж точно не сделать сумасшедших денег, – сухо заметила она. – Впрочем, сдать Чимниз этому Куту – весьма недурная сделка. Кстати, что он за человек? Солидный?

– О, человек он основательный. – Лорд Кейтерэм слегка поежился. – Красное квадратное лицо и серо-стальные волосы. Сильная личность, как это принято теперь называть. Представь себе паровой каток в образе человеческом – вот тебе и мистер Кут.

– Зануда? – сочувственно спросила Бандл.

– Зануда редкостный; сплошь добродетели – одна другой хуже – трезвость, пунктуальность… Уж и не знаю, кто страшнее – “сильные личности” или “серьезные политики”. Лично я предпочитаю жизнерадостных шалопаев.

– Жизнерадостный шалопай вряд ли заплатил бы тебе столько, сколько ты заломил за этот наш пантеон, – резонно заметила Бандл.

Лорд Кейтерэм поморщился.

– Я же просил тебя, Бандл, не употреблять таких слов. Мы же только отвлеклись от этого ужаса.

– Не понимаю, почему ты так близко принимаешь это к сердцу. В конце концов, людям надо же где-то умирать.

– Не понимаю, почему это должно происходить в моем доме, – возразил лорд.

– А почему бы и нет? Тут столько народу перемерло – все эти бабушки, прабабушки.

– Ну, это совсем другое. Когда здесь умирает кто-то из рода Брентов – это вполне естественно. Но я категорически возражаю против чужаков. А особенно – против всяких там дознаний в моем доме. А то это становится уже дурной традицией: второй случай. Помнишь, какой тарарам тут устроили четыре года назад? Кстати, тогда всю кашу заварил Джордж Ломакс. Это целиком на его совести. Если, конечно, она у него есть.

– А теперь, по-твоему, во всем виноват Паровой Каток Кут? Я уверена, он расстроен не меньше других.

– А все из-за отсутствия такта, – гнул свое лорд Кейтерэм. – Разве можно приглашать в гости, да еще в чужой дом, кого попало? Чтобы они потом тут умирали. Нет, Бандл, ты как знаешь, а я не переношу дознаний. И боюсь, никогда не смогу относиться к ним по-другому.

– Но на этот раз все совсем не так, как в прошлый раз, – успокоила отца Бандл. – Теперь хоть никого не прикончили.

– Наверное, ты права. Но наш тупица-инспектор каков! Все долдонит о том, что стряслось четыре года назад. Он думает, если в Чимнизе кто-то умер, то это непременно убийство и непременно с политической подоплекой. Ты не представляешь, что он тут учинил. Мне Тредуелл рассказывал. Все засыпал белым порошком – искал отпечатки пальцев. И, естественно, нашел только отпечатки этого несчастного парня, который умер. И что искал? Дело-то в общем ясное. И вопрос у них только один: самоубийство это или несчастный случай.

– Я встречалась как-то с Джерри Уэйдом, – сказала Бандл. – Он дружил с Биллом. Пожалуй, он был самым жизнерадостным шалопаем из тех, кого я знаю. Он бы тебе понравился, папа.

– Мне не может понравиться человек, который приезжает в мой дом специально, чтобы умереть, – стоял на своем лорд Кейтерэм.

– Не могу представить, кому могло бы понадобиться убивать его, – размышляла вслух Бандл. – Нет, это просто невероятно.

– Конечно. И это ясно каждому. Кроме разве что этого осла, инспектора Реглана.

– Но, папа, может, ему просто нравится искать отпечатки пальцев. В кои-то веки он почувствовал себя нужным человеком. Так на чем они порешили: “смерть от несчастного случая”?

Лорд Кейтерэм кивнул:

– Конечно. Они должны щадить чувства сестры.

– Так у него есть сестра? А я и не знала.

– Насколько мне известно, сводная и много моложе. Старик Уэйд в свое время сбежал с ее матерью. Это вполне в его духе. Ему всегда нравились только чужие жены.

– Я рада, папочка, что существует хоть одна дурная привычка, которой у тебя нет, – усмехнулась Бандл.

– Я прожил достойную и богобоязненную жизнь. – Лорд Кейтерэм задумался. – Но вот что поразительно: я так мало сделал людям дурного. Почему же именно в моем доме…

Он не договорил. Бандл вдруг высунулась из окна и капризно крикнула:

– Макдональд!

Садовый император соизволил приблизиться. Его суровый лик, коим обычно обладают все главные садовники, исказила гримаса, которую при очень большом желании можно было счесть за попытку улыбнуться.

– Да, миледи.

– Как дела? – спросила Бандл.

– Да радоваться вроде как нечему, миледи, – ответил Макдональд.

– Хочу поговорить с вами о лужайке для гольфа. Она совсем заросла. Пошлите кого-нибудь привести ее в порядок.

Макдональд с сомнением покачал головой.

– Боюсь, миледи, для этого придется снять Уильяма с нижнего бордюра.

– Черт с ним, с нижним бордюром. Пошлите его сию же минуту. И еще, Макдональд…

– Да, миледи.

– Распорядитесь, чтобы к обеду подали виноград, что растет у дальнего дома. Знаю-знаю, срезать его еще не время – у вас всегда не время. Но я так хочу. Ясно?

Бандл отошла от окна.

– Извини, папа, мне надо было дать распоряжение Макдональду. Ты ведь что-то хотел сказать?

– Да, но, в общем, теперь это не имеет значения. А что ты хотела от Макдональда?

– Просто пыталась ему внушить, что он не Господь Вседержитель. Но это не так-то просто. У Кутов он совсем распустился. Макдональд не из тех, кого можно запугать паровым катком. Или даже двумя. Кстати, что из себя представляет леди Кут?

Лорд Кейтерэм задумался.

– По-моему, вылитая миссис Сиддонс[7], – наконец сказал он.

– Наверное, когда-то много играла в любительских спектаклях. Похоже, она здорово переживает из-за этих будильников.

– Какие еще будильники?

– Тредуелл только что мне рассказал. Милые гости решили пошутить. Купили кучу будильников, завели и спрятали в спальне несчастного Уэйда. Ну, бедняга, естественно, не выдержал и умер. Так что шутка вышла не очень смешной.

Бандл кивнула.

– А еще Тредуелл рассказал, что с этими будильниками вышел любопытный казус, – увлеченно продолжал лорд Кейтерэм. – Оказывается, после смерти несчастного мальчика кто-то выстроил их в ряд на каминной полке.

– Ну и что с того?

– Вот и я говорю: что с того. Но, похоже, из-за этого такое поднялось… Никто не признается, что сделал это, понимаешь? Опросили всех слуг – те в один голос твердят: не трогали никаких будильников. Просто какая-то мистика. Коронер на дознании пытался выяснить, но ты же знаешь, как трудно добиться толку от этих “простых людей”.

– Ужасно трудно, – согласилась Бандл.

– Да, попробуй разберись потом, как оно все было. Я, например, не понял и половины того, что мне рассказал Тредуелл. Кстати, Бандл, этот парень умер в твоей комнате.

Бандл поморщилась.

– Ну почему надо было обязательно именно в моей! – раздраженно воскликнула она.

– Вот о чем я тебе и толкую, – торжествующе заключил лорд Кейтерэм. – Бестактность! В эти новые времена все катастрофически бестактны!

– А, в конце концов, пускай, какая разница, – сказала вдруг Бандл.

– Как это какая разница? А сны? А привидения?

– Подумаешь. Вот тетушка Луиза умерла на твоей кровати. Ну и что? Она часто навещает тебя по ночам?

– Бывает. – Лорд Кейтерэм поежился. – Особенно как поем лобстера.

– Я, слава Богу, не суеверна, – отрезала Бандл. Тем не менее вечером, сидя у камина в своей комнате, она невольно возвращалась мыслями к веселому безалаберному Джерри Уэйду. Невозможно поверить, что такой жизнерадостный человек мог пойти на самоубийство. Нет, тут что-то другое. Просто он всегда принимал снотворное, а тут, по чистой случайности, выпил слишком большую дозу. Вот это более вероятно. От чего Джерри Уэйд не страдал, так это от избытка интеллекта! Она скользнула взглядом по каминной полке и стала размышлять об истории с будильниками. Ее горничная, наслушавшись разных сплетен от домашней прислуги, только об этом и твердила. Бандл заинтересовала одна подробность, которую упустил из виду Тредуелл. Семь будильников, выстроившись в ряд, стояли на каминной полке, а восьмой, недостающий, был найден на лужайке. Очевидно, кто-то выбросил его из окна.

Над этим-то она и ломала теперь голову. Совершенно непонятный поступок. Она еще могла допустить, что кто-то из слуг случайно смахнул будильник, а потом, испугавшись, что его заподозрят, не захотел признаваться. Но, конечно, выкинуть будильник из окна никто из них не решился бы. А может, это сделал сам Джерри Уэйд, когда его разбудил первый звонок? Да нет, едва ли. Бандл вспомнила, что, по словам врача, смерть наступила рано утром, а до этого он находился в коматозном состоянии и двигаться не мог.

Бандл нахмурилась. Да, одной ей с этими будильниками не разобраться. Надо поговорить с Биллом Эверсли, ведь он тогда был здесь.

Бандл не привыкла ничего откладывать. Усевшись за бюро с инкрустированной выдвижной крышкой, она достала лист почтовой бумаги и написала: “Дорогой Билл!”

Чтобы удобней было писать, Бандл попыталась выдвинуть крышку до конца, но что-то заело, и, сколько она ни дергала, ничего не получалось. Вспомнив, что в прошлый раз там застрял конверт, она взяла нож для разрезания бумаги и сунула его кончик в узкую щель. Ей сразу повезло – показался белый уголок листа. Бандл потянула за него и вытащила слегка помятое письмо.

Первое, что бросилось ей в глаза, была дата, написанная крупным незнакомым почерком, – 21 сентября.

– Двадцать первое сентября, – медленно проговорила Бандл. – Но это же было…

Она задумалась. Джерри Уэйда нашли мертвым двадцать второго. Выходит, у нее в руках письмо, которое он писал вечером перед смертью. Бандл разгладила бумагу и принялась читать.

“Дорогая Лорен, приеду в среду. Я себя прекрасно чувствую, мне здесь все нравится. Как я рад, что скоро увижу тебя. Забудь, пожалуйста, все, что я говорил тебе о Семи Циферблатах. Я-то думал, что это что-то вроде шутки, но оказалось как раз наоборот. Ни к чему тебя, малышка, впутывать в это дело. Так что просто забудь об этом, ладно?

Собирался еще что-то тебе рассказать, но так, хочется спать, что прямо глаза слипаются…

Ну а Лерчер, по-моему…

На этом письмо обрывалось. Бандл нахмурилась. Семь Циферблатов.[8] Что это? Кажется, какой-то захудалый район Лондона. “Семь циферблатов” – вроде бы она уже слышала что-то похожее… Но в связи с чем? Ее внимание еще раз привлекли две фразы: “Я себя прекрасно чувствую…” и “…так хочется спать, что прямо глаза слипаются…”

Что-то тут не так, это точно. Ведь именно в этот вечер Джерри Уэйд принял смертельную дозу хлорала и уже не проснулся. А если у него и так слипались глаза, то зачем ему было пить хлорал?

Бандл покачала головой. Оглядевшись, она почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. А может, Джерри Уэйд здесь и смотрит сейчас на нее? В этой комнате он умер… Она сидела не двигаясь. Тишину нарушало только тиканье ее золотых наручных часиков, неестественно громкое и торжественное.

Бандл взглянула на каминную полку. И представила себе, как на кровати лежит мертвый человек, а на каминной полке тикают семь будильников громко, зловеще. Тик-так.., тик-так.., тик-так…

Глава 5

Человек на дороге

– Отец! – Бандл стояла на пороге кабинета лорда Кейтерэма – святая святых, где он скрывался от треволнений современной жизни. – Отец, я собираюсь в город на машине. Надоела мне здешняя скукотища.

– Но мы ведь только вчера вернулись наконец домой. – В голосе лорда Кейтерэма послышались плаксивые нотки.

– А мне кажется, прошла целая вечность. Я совсем забыла, какая нудная за городом жизнь.

– Ну, тут я с тобой не согласен, – заметил лорд Кейтерэм. – Здесь спокойно, а покой – это главное. И комфорт. Я так рад, что Тредуелл опять при мне. Он, как никто другой, знает мои привычки и умеет мне угодить. К примеру, не далее как сегодня утром явились какие-то субъекты – желают устроить у нас в поместье слет юных гидов-перевозчиц…

– Переводчиц, – поправила Бандл.

– Перевозчиц – переводчиц – какая разница, что так, что этак. Сама понимаешь, этот визит поставил бы меня в крайне щекотливое положение – мне бы следовало отказать, но, согласись, это не совсем удобно. Тредуелл меня спас. Не помню точно, что он им сказал – мягко так, по-доброму, никого не обидев. В общем, они и сами поняли, что эта затея абсолютно невозможная.

– Мне спокойствия и комфорта мало, – зевнула Бандл. – Лично я люблю приключения.

Лорд Кейтерэм поежился.

– Тебе мало того, что у нас было четыре года назад? – жалобно спросил он.

– Да, хочется чего-нибудь свеженького, – решительно сказала Бандл. – Конечно, в городе тоже вряд ли что подвернется, но здесь уж точно челюсть свернешь от зевоты.

– По собственному опыту знаю, – заметил лорд Кейтерэм, – кто ищет приключений на свою голову, тот рано или поздно их находит. – Он зевнул. – Впрочем, я бы тоже не отказался проехаться в Лондон.

– Так поехали. Только не копайся, я спешу. Лорд Кейтерэм, начавший было выбираться из кресла, в нерешительности замер.

– Ты сказала, что очень спешишь? – подозрительно спросил он.

– Да-да, очень.

– Понятненько. – Лорд снова опустился в кресло. – Я остаюсь. Ехать на твоем безумном “испано”[9], да еще когда ты так спешишь, – это слишком острое ощущение для такого пожилого джентльмена. Я остаюсь.

– Как хочешь, – бросила Бандл и вышла прочь. Тут же на пороге святилища появился Тредуелл.

– Викарий, милорд. Очень хотел вас видеть. У них возникли какие-то проблемы с организацией отряда бойскаутов.

Лорд Кейтерэм покорно склонил голову.

– Мне показалось, милорд, что за завтраком вы обмолвились, будто бы собираетесь в деревню навестить викария, чтобы обсудить именно этот вопрос.

– И вы сказали ему об этом, Тредуелл? – оживился лорд Кейтерэм.

– Да, милорд. И он поспешил обратно в деревню сломя голову, если вы позволите так выразиться. Надеюсь, я поступил правильно, милорд?

– Конечно, Тредуелл! Вы всегда поступаете правильно! Вы, даже если захотите, не сможете ошибиться! Тредуелл снисходительно улыбнулся и вышел.

Тем временем Бандл нетерпеливо нажимала на клаксон перед главными воротами, а от домика привратника бежала девчушка, вдогонку которой неслась брань сердитой мамаши:

– Да скорее же, Кэти! Ее светлость ужасно спешит!

И правда, Бандл всегда спешила, особенно когда вела машину. Водила она хорошо и имела крепкие нервы, иначе ее отчаянная езда уже давно закончилась бы катастрофой.

Был прохладный октябрьский день. На ясном голубом небе сияло солнце. От свежего воздуха Бандл разрумянилась, почувствовала себя бодрой. Утром она отправила Лорен Уэйд неоконченное письмо Джерри Уэйда, вложив в конверт записку от себя. Странное ощущение, которое осталось от письма, почти прошло, и все же Бандл никак не могла выкинуть это из головы. Она решила встретиться с Биллом Эверсли и расспросить его поподробнее о том трагическом вечере. При всем при том она чувствовала необыкновенную бодрость, это осеннее утро было чудесное, а “испано-сюиза” летела стрелой.

Бандл нажала на газ, прибавляя скорость. Машин на шоссе почти не было, перед Бандл далеко вперед расстилалась прямая дорога.

Вдруг, совершенно неожиданно, из-за живой изгороди на дорогу, пошатываясь, вышел человек. На такой скорости остановиться сразу было невозможно. Бандл резко вывернула руль вправо, и машину почти занесло в кювет. Проделав опасный маневр, Бандл была почти уверена, что ей удалось объехать этого идиота. Она оглянулась и почувствовала, как к горлу подступила тошнота. Наверно, она все-таки задела его. Человек ничком лежал на дороге и был пугающе неподвижен. Бандл выскочила из машины и побежала назад. То, что она вряд ли виновата в происшедшем, дела не меняло. Похоже, человек был пьян. Но как бы то ни было, она убила его. А в том, что он мертв, сомнений не было. Сердце колотилось так сильно, что стук отдавался в ушах.

Бандл опустилась на колени перед распростертым телом и осторожно его перевернула. Человек даже не застонал. Это был довольно красивый, хорошо одетый юноша, на бледном лице чернела щеточка усов. Следов крови видно не было, но Бандл понимала, что он либо уже мертв, либо умирает. Вдруг его веки чуть дрогнули, глаза приоткрылись. Карие, по-собачьи жалобные глаза. Бандл прочитала в них боль, страдание. Ей показалось, он пытается что-то сказать. Бандл наклонилась.

– Что? Не понимаю, что?

Да, он явно силится что-то выговорить, что-то очень-очень важное. Но помочь ему она не могла. Наконец ему удалось произнести, точно выдохнуть, несколько слов: