Глава 6

Мирель

Дерек Кеттеринг вышел из номера Ван Алдина так стремительно, что налетел на женщину, которая шла по коридору ему навстречу. Он извинился, она со сдержанной улыбкой приняла его извинение, они разошлись, но в его душе осталось сияние ее больших серых глаз.

Хоть он и старался не подавать виду, разговор с тестем задел его. После ленча он в мрачном расположении духа отправился к женщине, известной под именем Мирель. Аккуратная француженка встретила его с улыбкой:

— Входите, месье. Мадемуазель отдыхает.

Он вошел в комнату, обставленную в восточном стиле. Мирель лежала на диване среди множества подушек янтарных тонов, гармонично сочетавшихся с золотистым цветом ее кожи. Мирель была красива, застывшее на ее лице выражение усталости придавало ей эксцентричный шарм. Мирель улыбнулась ему оранжевыми губами.

Поцеловав ее, Дерек уселся в кресло.

— Чем ты занималась? Только проснулась?

— Нет, — ответила танцовщица, — я работала, Длинной бледной рукой она показала на рояль, на котором лежали ноты.

— Был Амброзии. Он играл свою новую оперу.

Кеттеринг рассеянно кивнул. Ему были глубоко безразличны Клайд Амброзии и его новая постановка «Пер Гюнта».

— Дивные танцы! — сказала Мирель. — Я покорю всех. Буду танцевать в драгоценностях. Ax, mon ami[2], я видела вчера такой жемчуг на Бонд-стрит! Черный жемчуг!

Она выжидательно замолчала.

— Моя дорогая девочка! Бессмысленно говорить мне о черном жемчуге: я, если я правильно все понимаю, разорен.

Она поняла, что он не шутит, и вскочила. Глаза ее расширились.

— О чем ты, Дерек, что случилось?

— Мой уважаемый тесть собирается меня уничтожить.

— То есть?

— Иными словами, он хочет, чтобы Руфь развелась со мной.

— Глупости! — воскликнула Мирель. — Из-за чего она хочет разводиться?

Дерек Кеттеринг помрачнел.

— В основном, наверное, из-за тебя, cherie[3]!

Мирель пожала плечами.

— Чушь, — произнесла она тоном, не допускающим возражений.

— Ужасная чушь, — согласился Дерек.

— И что, же ты собираешься делать? — поинтересовалась Мирель.

— Моя дорогая девочка, что я могу сделать? С одной стороны — человек с неограниченной суммой Денег, с другой — человек с неограниченной суммой долгов. Нет сомнений насчет того, кто одержит победу.

— Какие они странные, эти американцы! Можно подумать, что твоя жена привязана к тебе.

— Ладно! Какой смысл во всех этих рассуждениях?

Мирель с обидой посмотрела на Дерека. Он подошел к ней и взял ее руки в свои.

— Ты же не бросишь меня?

— Что ты имеешь в виду? После…

— Да. После того как кредиторы набросятся на меня, как волки. Я чертовски привязан к тебе, Мирель. Ты не бросишь меня?

Она выдернула руки.

— Ты знаешь, что и я привязана к тебе, Дерек.

Но он почувствовал, что она уклоняется от ответа.

— Ах, вот что? Крысы бегут с тонущего корабля?

— Ах, Дерек!

— Ну, хватит об этом! Ты порываешь со мной, не правда ли?

Она пожала плечами.

— Я очень привязана к тебе, mon ami, ну право же, я действительно привязана к тебе. Ты такой симпатичный — un beau garcon, nо се n'esr pas pratique.[4]

— Ты дорогая игрушка богачей, не так ли?

— Как тебе угодно. — Она откинулась на подушки. — Однако я действительно привязана к тебе.

Он подошел к окну и некоторое время стоял молча, глядя на улицу. Мирель приподнялась и заинтересованно посмотрела на него.

— О чем ты думаешь, mon ami?

— Я думаю о женщине, дорогая. — Он произнес это не оборачиваясь и необычным тоном.

— О женщине?

Мирель почувствовала нечто недоступное ее пониманию.

— Ты думаешь о другой женщине?

— Не волнуйся, это просто образ. Образ леди с серыми глазами.

— Где ты познакомился с ней? — злобно вскричала Мирель.

Дерек Кеттеринг ответил ей ироническим смехом:

— Я наскочил на леди в коридоре отеля «Савой».

— Да? И что же она сказала?

— Насколько я помню, я сказал: «Прошу прощения», а она ответила: «Ничего страшного» — или что-то в этом роде.

— И что дальше? — допытывалась танцовщица.

— А дальше ничего. Этим все и кончилось. — Кеттеринг пожал плечами.

— Я ни слова не поняла из того, что ты сказал, — объявила Мирель. — Образ леди с серыми глазами, — пробормотал Дерек невольно. — Не хотел бы я встретиться с ней снова.

— Почему?

— Она может принести мне несчастье. Как все женщины.

Мирель выскользнула из подушек и, подойдя к нему, положила длинные, как змеи, руки ему на плечи.

— Глупенький! — заговорила она. — Какой ты глупенький, Дерек! Ты beau garcon, и я привязана к тебе, но я не создана для бедности, нет, решительно, я не создана для бедности. Теперь выслушай меня: все Просто, ты должен помириться с женой.

— Боюсь, это уже неактуально, — сухо промолвил Дерек.

— Что ты говоришь? Не понимаю.

— Ван Алдин, моя дорогая, не отступится. Он такой человек, который что задумал, то и сделал.

— Я о нем слышала, — кивнула танцовщица. — Он очень богат, не так ли? Чуть ли не самый богатый человек Америки! Несколько дней назад в Париже он купил самый прекрасный рубин в мире. Он называется Огненное сердце.

Кеттеринг молчал. Мирель мечтательно продолжила:

— Это восхитительный камень, который должен принадлежать такой женщине, как я. Я люблю камни, Дерек, я понимаю, о чем они говорят. Ах, иметь бы Огненное сердце!

Она издала легкий вздох, а затем снова стала практичной.

— Ты ничего в этом не понимаешь, Дерек, ты всего лишь мужчина. Наверное, Ван Алдин подарит рубины дочери. Она — его единственный ребенок?

— Да.

— Значит, когда он умрет, все его богатства унаследует она? Она будет богатой женщиной.

— Она и так богатая женщина, — сухо ответил Дерек. — Он подарил ей несколько миллионов на свадьбу!

— Несколько миллионов! Это великолепно! А если она вдруг умрет? Все это получишь ты?

— На сегодняшний день да, — тихо ответил Дерек. — Насколько мне известно, она не писала завещания.

— Mon Dleu![5] — воскликнула танцовщица. — Значит, если она умрет, все проблемы решатся сами собой.

Наступила минутная пауза, затем Дерек неестественно рассмеялся.

— Мне всегда нравился твой практический ум, Мирель, но боюсь: того, чего ты желаешь, не будет.

Моя жена совершенно здорова.

— Eh blent![6] Бывают же несчастные случаи!

Он сердито посмотрел на нее.

Она продолжала:

— Но ты прав, mon ami, мы не должны полагаться на случай. Послушай, мой милый, ведь вокруг вашего развода поднимется шум. Твою жену это не пугает?

— А если нет?

Глаза танцовщицы сузились.

— Думаю, что испугает, мой друг. Она из тех, кто не любит огласки. Есть пара историй… Вряд ли ей захочется, чтобы ее друзья узнали о них из газет.

— Что ты имеешь в виду? — раздраженно спросил Дерек.

Мирель засмеялась, откинув голову.

— Parbleu![7] Я имею в виду джентльмена, который называет себя графом де ла Роше. Я знаю о нем все. Не забывай, что я парижанка. Он был ее любовником до вашей женитьбы, не так ли?

Кеттеринг рассерженно схватил ее за плечи.

— Это дьявольская ложь! Будь добра, запомни, что в конце концов она моя жена.

Мирель немного смутилась.

— Вы, англичане, странные, — произнесла она. — Однако, может, ты и прав. Американцы такие холодные, не так ли? Но все же позволь мне утверждать, mon ami, что она любила его до того, как вышла замуж за тебя. Ее отец послал графа подальше. И маленькая мадемуазель, бедняжка, пролила столько слез! Но она послушалась. Ты должен знать, Дерек, как знаю его я, что теперь началась другая история. Они видятся почти каждый день, и четырнадцатого она едет в Париж, где он будет ее ждать.

— Откуда ты все это знаешь? — возмутился Кеттеринг.

— Я? У меня в Париже друзья, мой дорогой Дерек, которые хорошо знают графа. Она говорит, что едет на Ривьеру, на самом же деле граф ждет ее в Париже и кто знает! Да, да, поверь моему слову, они обо всем договорились.

Дерек Кеттеринг застыл.

— Смотри же, — продолжала танцовщица, — если у тебя есть голова на плечах, твоя жена у тебя в руках. Ты можешь причинить ей большие неприятности.

— Ради Бога, успокойся, — воскликнул Кеттеринг, — закрой свой гнусный ротик!

Мирель, смеясь, снова опустилась на диван. Кеттеринг схватил пальто и шляпу и выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. А танцовщица осталась сидеть на диване, тихонько посмеиваясь про себя. Она была довольна собой.

Глава 7

Письма

«Миссис Сэмюэль Харфилд приветствует мисс Грей и настаивает на том, что мисс Грей не может в данных обстоятельствах…»

Миссис Харфилд остановилась, ибо принадлежала к типу людей, с трудом выражающих свои мысли на бумаге. После минутного размышления она начала сначала.

«Дорогая мисс Грей, до нас дошли слухи о том, что Вы выполнили свой долг, ухаживая за моей кузиной Эммой (чья смерть была большим ударом для нас), и я не могу не чувствовать…»

Миссис Харфилд снова остановилась. И снова письмо было смято и брошено в корзину для бумаг.

И только после четвертой попытки письмо было наконец написано и запечатано. Адрес на конверте гласил:

«Катарин Грей, Литтл Крэмптон, Сент Мэри Мед, Кент».

На другое утро письмо лежало на столе адресата вместе с письмом в голубом конверте, выглядевшем более презентабельно.

Вначале Катарин Грей распечатала письмо миссис Харфилд и прочитала следующее:

«Дорогая мисс Грей. Мой муж и я желаем выразить Вам нашу благодарность за помощь, которую Вы оказывали нашей бедной кузине Эмме. Ее смерть была большим ударом для нас, хотя мы давно не виделись.

Я поняла, что ее последнее завещание носит своеобразный характер и не может быть воспринято серьезно ни одним из судов. Не сомневаюсь, что при Вашем благородстве Вы уже поняли это. Будет лучше, если этот вопрос мы разрешим частным образом — так считает мой муж. Мы будем рады дать Вам рекомендательные письма и надеемся также, что Вы примете небольшой подарок. Доверьтесь мне, дорогая мисс Грей.

Искренне Ваша

Мэри Энн Харфилд».

Катарин Грей прочитала письмо, улыбнулась и еще раз перечитала его. На ее лице, когда она наконец отложила его в сторону, появилось насмешливое выражение. Затем она взялась за второе письмо.

Улыбка сошла с ее лица. Трудно было догадаться, о чем она думала.

Катарин Грей было тридцать три, Она родилась в хорошей семье, но отец ее разорился, и с юных лет Катарин пришлось работать. Ей было ровно двадцать три, когда она стала компаньонкой старой миссис Харфилд.

Все знали, что миссис Харфилд была трудным человеком. Компаньонки появлялись и исчезали со скоростью ветра. Они приходили, полные надежд, и уходили обычно в слезах. Однако с того момента, как в Литтл Крэмптон десять лет назад появилась Катарин Грей, здесь воцарился мир. Никто не знал, как это случилось. Обаяние, говорили люди, это врожденное, а не приобретенное качество. Катарин Грей родилась для того, чтобы успокаивать старых капризных леди, собак и маленьких мальчиков, и делала она это очень естественно.

В двадцать три Катарин Грей была уравновешенной девушкой с красивыми глазами. В тридцать три она была уравновешенной женщиной с теми же самыми глазами, сияющими, открытыми миру и выражающими полное его приятие. Кроме того, у нее было прекрасное врожденное чувство юмора.

Она все еще сидела за столом, глядя перед собой, когда раздался звонок, сопровождаемый энергичным стуком в дверь. В следующий момент появилась маленькая служанка и радостно доложила:

— Доктор Харрисон.

Большой, средних лет доктор вошел в комнату так стремительно, что сразу было понятно: это именно он стучал в дверь.

— Доброе утро, мисс Грей!

— Доброе утро, мистер Харрисон!

— Я пришел рано. — начал доктор, — боялся, что вы получите письмо от кузины Харфилд. Миссис Сэмюэль, как она сама себя называет, очень вредная особа.

Катарин молча протянула доктору письмо. Она не удивилась, увидев, как сдвигались его брови, пока он читал его.

— Отвратительное чудовище, — произнес он. — Не волнуйтесь, дорогая. Это все — вода в ступе. Миссис Харфилд была так же разумна, как вы и я, и никто не посмеет утверждать обратное. Они ничего не могут предъявить, и они это понимают. Все разговоры насчет суда — блеф. Поэтому они и. намекают, что все надо решить конфиденциально. Но, моя дорогая, не разрешайте им провести себя. Не вбивайте себе в голову, что ваш долг поделиться с ними, и не будьте слишком щепетильной.

— Боюсь, мне это не грозит, — сказала Катарин. — Эти люди — дальние родственники мужа миссис Харфилд, и они ни разу не навестили ее и не писали ей.

— Вы чувствительная женщина, — сказал доктор. — Я знаю как никто другой, что последние десять лет вам было нелегко. Вы скрасили жизнь старой леди и заслужили за это небольшое вознаграждение.

Катарин задумчиво улыбнулась.

— Да… А сколько это, доктор?

— Думаю, что-то около пяти тысяч в год.

— Я тоже так думала. — Катарин кивнула. — Теперь прочитайте это.

Она протянула ему письмо в длинном голубом конверте. Читая его, доктор все больше и больше удивлялся.

— Невероятно, — бормотал он, — невероятно! …Она была одним из главных пайщиков в Мортаулд. Уже сорок лет назад могла тратить восемь — десять тысяч в год. Но, насколько мне известно, никогда не тратила больше четырех. Она всегда была очень экономной. Я не переставал удивляться тому, что она считает каждый пенни. Однако это принесло свои плоды. Моя дорогая, вы становитесь очень богатой женщиной.

Катарин Грей кивнула.

— Да, — согласилась она равнодушно, как сторонний наблюдатель.

— Ну хорошо. — Доктор уже собрался уходить. — Поздравляю вас. Забудьте об этом дурацком письме. — Он показал на письмо миссис Харфилд.

— На самом деле это не дурацкое письмо, — спокойно возразила мисс Грей.

— Я считаю вполне естественным, что она его написала.

— Вы меня удивляете, — произнес доктор.

— Почему?

— Потому что находите естественными некоторые вещи.

Катарин Грей рассмеялась.

Доктор Харрисон во время обеда сообщил жене грандиозную новость. Жена очень обрадовалась.

— Чудная эта миссис Харфилд со своими деньгами. Но я так рада, что она все оставила Катарин Грей. Эта девушка — святая.

— Я иначе представлял себе святых, — возразил доктор. — Катарин Грей слишком человек, чтобы быть святой.

— Она святая, но с чувством юмора, — подмигнула жена. — Мне кажется, ты даже не замечаешь, что она красива.

— Катарин Грей? — Доктор был искренне удивлен. — У нее очень красивые глаза, вот и все.

— Ох уж эти мужчины! — воскликнула жена. — Слепые как кроты. У Катарин есть все, чтобы быть красивой. Что ей нужно, так это хорошая одежда, вот и все!

— Одежда? А что плохого в ее одежде? Она всегда выглядит очень мило.

Миссис Харрисон выразительно взглянула на него.

— Ты бы пригласила ее, Поли, — предложил доктор.

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Дорогая, — сказала миссис Харрисон, пожимая Катарин руку, — я так рада, как и все в деревне.

— Как мило, что вы пригласили меня! Я как раз хотела расспросить о Джонни.

— О, Джонни! Ну так вот…

Джонни был младшим сыном миссис Харрисон. Она начала рассказывать длинную историю про аденоиды и тонзиллит Джонни. Катарин сочувственно слушала.

Привычки умирают с трудом. Слушать — вот что было основным ее занятием последние десять лет. «Моя дорогая, не помню, рассказывала ли я тебе о том бале в Портсмуте? Когда меня пригласил лорд Чарлз?»

И Катарин очень ласково и спокойно отвечала: «Может быть, рассказывали, миссис Харфилд, но я все забыла. Не могли бы вы рассказать снова?»

И старая леди начинала свой бесконечный рассказ, дополняя и исправляя уже сказанное, прерываясь, припоминая детали… А Катарин одной половиной сознания слушала, механически вставляя нужные слова, а второй — думала о своем.

Теперь точно так же она слушала миссис Харрисон.

Через полтора часа миссис Харрисон резко оборвала себя.

— Что это я, все о себе да о себе! — воскликнула она. — А ведь я собиралась поговорить о ваших планах.

— Я еще не знаю, что буду делать.

— Дорогая, но вы же, надеюсь, не намерены оставаться здесь?

Катарин улыбнулась тому ужасу, с каким это было произнесено.

— Мне кажется, я бы попутешествовала. Вы ведь знаете, что я нигде не была, — Koнечно. Должно быть, вам приходилось скучать а последние годы?

— Не знаю, — ответила Катарин. — У меня было много свободы.

Она поймала недоверчивый взгляд своей собеседницы и продолжила:

— Наверное это звучит неубедительно, Конечно, физической свободы у меня не было…

— Разумеется, — согласилась миссис Харрисон, вспомнив, что у Катарин не было даже выходных.

— Но физическая несвобода дает много свободы духовной, свободы думать. А я предпочитаю духовную свободу.

— Мне это непонятно. — Миссис Харрисон покачала головой.

— О, на моем месте вы бы это поняли. Но я чувствую, что нужны перемены. Я хочу, чтобы что-нибудь случилось. Не со мной, не это я имею в виду. Но я хочу быть в гуще событий, настоящих событий, пусть даже только наблюдателем. Вы же знаете, что в Сент Мэри Мед ничего не случается.

— Действительно, — с сожалением признала миссис Харрисон. — Вначале я поеду в Лондон. Все равно мне необходимо увидеть адвокатов. Потом, наверно, отправлюсь за границу.

— Чудесно!

— Но, конечно, прежде всего…

— Что?

— Я должна приобрести одежду.

— Именно это я сказала Артуру сегодня утром, — воскликнула миссис Харрисон. — Знаете, Катарин, вы могли бы быть красавицей, если бы захотели.

Мисс Грей тихо засмеялась.

— Не думаю, что из меня можно сделать красавицу, — искренне сказала она. — Но приличная одежда мне и правда нужна. Боюсь, я слишком много говорю о себе.

Миссис Харрисон пристально посмотрела на нее.

— Должно быть, это совершенно необычно для вас, — вежливо заметила она.

Перед отъездом Катарин пошла попрощаться со старой мисс Винер. Мисс Винер была на два года старше миссис Харфилд и гордилась тем, что пережила свою подругу.