Глава 1

Эркюль Пуаро вышел из ресторанчика под названием «Ресторан Старой бабушки» и вскоре очутился в Сохо. Он поднял из предосторожности воротник пальто, хоть в том и не было особой надобности: вечер не был холодным. «В моем возрасте нельзя рисковать!» — любил повторять Пуаро.

Он был в отличном расположении духа. Улитки «Старой бабушки» оказались превосходными. Этот ресторанчик, на вид ничем не примечательный, был настоящей находкой. Пуаро облизал языком губы и осторожно провел носовым платком по своим пышным усам.

Обед был великолепен. А чем заняться теперь?

Проехало такси, и шофер искушающе притормозил. Пуаро секунду поколебался, но не подал ему знака остановиться. Зачем брать такси? Он все равно успеет вовремя лечь спать.

— К сожалению, есть можно только три раза в день, — буркнул Пуаро.

Действительно, он так и не смог привыкнуть к чаю в пять часов. «Если в пять часов выпить чаю, — объяснял Пуаро, — то не будет желудочного сока для обеда, а ведь именно в обед — и этого не следует забывать — мы едим основную пищу дня».

Эркюль Пуаро всегда серьезно относился к еде, и на склоне лет был за это вознагражден. Процесс еды был для него не только физическим удовольствием, но и интеллектуальным развлечением: он посвящал значительную часть своего свободного времени, между приемами пищи, поискам новых ресторанчиков. Так, он открыл «Ресторан Старой бабушки», который отнес к категории гастрономических храмов, достойных посещения.

Но нужно было чем-то занять свободный вечер. Эркюль Пуаро вздохнул. «Жаль, что со мной нет моего старого друга Гастингса! — подумал он. — В этой стране он был моим первым другом… и остался для меня самым дорогим! Правда, он приводил меня порою в исступление, но стоит ли принимать это в расчет? Конечно, нет. Я помню только все остальное. Мои способности его поражали. Он простодушно восхищался мною, ничего не понимая в моих делах, и я забавлялся, направляя его по ложному следу. Я никогда не говорил ему ничего, что противоречило бы истине, ради одного лишь удовольствия насладиться его изумлением, когда он, в конце концов открывал эту истину, которая мне-то была известна с самого начала, Старый друг… Я люблю удивлять. Это моя слабость, я знаю. Гастингс никогда не понимал, что она мне нужна, что человек с таким талантом, как у меня, должен испытывать к себе восхищение, а оно возможно лишь тогда, когда его разделяет еще кто-то. Не могу же я, в самом деле сидеть в кресле с утра и до вечера и твердить себе: „Какой я замечательный“! Нужно, чтобы рядом со мной находился еще кто-то, кто укреплял бы меня в этой уверенности. Своего рода „поддакиватель“, как говорят в Голливуде».

Пуаро вышел на авеню Шафтсбери. Не провести ли вечер в одном из кинотеатров на Лестер-сквер? Пуаро покачал головой. Фильмы слишком часто вызывали у него разочарование. В них под маркой искусства игнорировалось то, что он почитал превыше всего: порядок и методичность. Более того, на экране были в моде насилие и жестокость. А Пуаро, который был раньше офицером полиции, питал отвращение и к тому, и к другому. В молодости ему доводилось сталкиваться с ними вплотную. Он находил такие фильмы глупыми и однообразными.

«Дело в том, — думал он, направляясь домой, — что я отстал от жизни. Кроме того, как и другие люди, я не свободен. На меня тоже моя профессия наложила отпечаток. Когда люди уже не работают, они не знают, куда девать свое свободное время. Бывший финансист берется за гольф, отошедший от дел мелкий торговец — за разведение цветов, а я посвятил себя еде. Но, как я уже отмечал, за стол в течение дня можно сесть только три раза, и надо чем-то заполнять интервалы!»

Он взглянул на газетный стенд. «Дело об убийстве Мак-Джинти. Приговор».

Это его не интересовало. Он смутно вспомнил, что что-то читал об этом судебном процессе. Обычное убийство. Старую женщину умертвили из-за нескольких фунтов стерлингов. Преступление ради денег, что теперь часто случается. Знамение времени.

Пуаро вошел в широкий двор многоэтажного дома, в котором находилась его квартира. Он на мгновение остановился, чтобы оглядеть дом. Пуаро нравилось это огромное здание с симметричными линиями. Он поднялся на лифте на четвертый этаж. Ему было приятно возвращаться домой: удобные, роскошные комнаты, где все так и блестит и где нет ни единой изогнутой линии.

Пуаро находился еще в передней, когда ему навстречу вышел Джордж, слуга.

— Добрый вечер, сэр. Вас ожидает какой-то… господин.

Слуга помог Пуаро снять пальто. Сыщик не мог не заметить, что он слегка колебался, прежде чем произнести слово «господин». Джордж никогда не ошибался насчет социального положения посетителей.

— Как его фамилия?

— Это некий мистер Спенс, сэр.

— Спенс?

Как Пуаро и предполагал, эта фамилия ему ничего не говорила.

Он задержался перед зеркалом, чтобы поправить усы, а затем прошел в гостиную. Человек, сидевший в широком четырехугольном кресле, при появлении Пуаро приподнялся.

— Здравствуйте, мистер Пуаро!.. Вы меня узнаете?.. Мы встречались очень давно… Я — комиссар Спенс.

— Ну, конечно!.. Комиссар Спенс!

Пуаро тепло пожал руку своему гостю. Комиссар Спенс из полиции Килчестера. Должно быть, интересное дело… Но, видно, не совсем новое.

— Не хотите ли выпить? Ликера? Бенедиктина, может быть?

Пока Пуаро это говорил, в гостиную вошел Джордж. У него на подносе стояли бутылка пива и стакан.

— Или вы, может, предпочитаете пиво, сэр?

Мысленно Пуаро еще раз воздал должное своему слуге. Он даже не знал, что у него в доме есть пиво. Впрочем, ему казалось непонятным, как можно поглощать это пойло, когда на свете существуют мягкие и сладкие ликеры, созданные специально для цивилизованных людей.

Но лицо Спенса прояснилось.

— Я выпью пива, если вы не против!

Пуаро улыбнулся и в то время, как гость наполнял стакан пенистым пивом, налил себе в рюмку немного бенедиктина.

— Рад вас видеть, — сказал он затем. — Рад! Вы приехали из?..

— Из Килчестера. Через шесть месяцев подаю в отставку. Я получил на нее право уже полтора года назад, но меня попросили еще немного поработать, и я согласился.

— Правильно поступили, — заявил убежденно Пуаро. — Очень правильно.

— Я в этом не так уж уверен.

— Повторяю, вы правильно поступили. Вы еще не знаете, что значит ничего не делать!

— О! Когда я выйду в отставку, мне некогда будет скучать. В прошлом году мы поселились на небольшой вилле, там есть заброшенный садик, и я еще не смог им серьезно заняться.

— Вы хотите заняться садоводством? Я уже пробовал — решил жить в деревне и выращивать овощи, но с треском провалился. У меня нет к этому способностей.

— Вам нужно будет приехать ко мне. Я увлекаюсь розами и уже с будущего года…

Спенс остановился на мгновение и затем продолжал:

— Но я приехал не для того, чтобы рассуждать о своих розах.

— Вы приехали повидать старого друга, и я за это вам очень признателен.

— Но дело не только в этом, мистер Пуаро! Есть кое-что и другое. Я хочу просить вас об услуге.

— Вы хотите, чтоб я одолжил вам денег? Охотно.

Спенс воскликнул:

— Боже мой, нет! Речь идет не о деньгах.

Пуаро в знак извинения махнул рукой.

— Прошу прощения.

— Говоря по правде, — продолжал Спенс, — с моей стороны весьма дерзко обращаться к вам. Если вы пошлете меня ко всем чертям, меня это не удивит.

Пуаро улыбнулся.

— Не пошлю. О чем идет речь?

— О деле Мак-Джинти. Вы знаете о нем?

Пуаро покачал головой.

— Совсем немного. Знаю только, что миссис Мак-Джинти — престарелая женщина и что ее убили. Как она умерла?

— Боже мой! — воскликнул Спенс. — Я никогда об этом и не думал!

— О чем именно? — спросил удивленный Пуаро.

— О вопросе, который вы мне задали, — объяснил Спенс. — Он напомнил мне одну детскую игру. Когда мы были маленькими, то выстраивались в ряд, и один из нас говорил: «Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла?» Первый с края отвечал: «Став на одно колено, вот так». Потом наступала очередь второго. «Миссис Мак-Джинти умерла. Как она умерла?» Он отвечал: «Вытянув руку, вот так». Каждый становился в какую-нибудь позу, а под конец один из нас отвечал: «Вот так» и давал здоровенного тумака своему соседу… и все мы падали на землю, как кегли!

Засмеявшись, он добавил:

— Вы воскресили во мне давние воспоминания!

Пуаро вежливо слушал. Решительно, бывали минуты, когда англичане казались ему просто непонятными. Он тоже когда-то был ребенком. Как и все, он играл в прятки, но ему и в голову никогда бы не пришло рассказывать об этом постороннему. Когда, по его мнению, Спенс достаточно насладился своими далекими воспоминаниями, Пуаро повторил свой вопрос:

— Как она умерла?

Комиссар снова стал серьезным.

— Ее ударили сзади по голове тяжелым режущим предметом. Комнату ее перерыли и забрали ее сбережения — около тридцати фунтов стерлингов. Она жила в небольшом доме, и у нее снимал комнату и столовался некий Джеймс Бентли. Дверь не была взломана. Бентли потерял работу, не имел ни гроша и задолжал своей хозяйке за два месяца. Украденные деньги потом нашли, их спрятали под большим камнем позади дома. На рукаве пиджака Бентли были обнаружены следы крови и волос. Это была кровь убитой, и волос тоже мог принадлежать ей. Согласно его первым показаниям Бентли не подходил к трупу. Следовательно…

— Кто обнаружил труп?

— Булочник, приносивший хлеб миссис Мак-Джинти. Это было как раз в тот день, когда она должна была оплатить ему счет. Дверь булочнику открыл Джеймс Бентли. По его словам, он постучал в дверь спальни старой женщины, но не получил никакого ответа. Булочник сказал Бентли, что она, может быть, больна, и они отправились вдвоем за помощью к соседке, которая и поднялась к миссис Мак-Джинти. Ее в спальне не оказалось, кровать была не разобрана, в комнате все было перевернуто вверх дном, и кусок паркета был выломан. Тогда они отправились в маленькую гостиную на первом этаже. Миссис Мак-Джинти лежала мертвая на полу. Соседке чуть не стало плохо. Они, естественно, вызвали полицию.

— И Бентли арестовали, возбудили против него дело?

— Его судили вчера. Дело было несложным, и сегодня утром присяжным потребовалось на обсуждение всего двадцать минут. Его приговорили к смертной казни.

Пуаро поднял голову.

— И, когда приговор был вынесен, вы сели на лондонский поезд с единственной целью — встретиться со мной. Почему?

Устремив взгляд на свой пустой стакан, комиссар Спенс медленно произнес:

— Я не верю, что Бентли виновен.

Глава 2

Последовала долгая пауза.

— И именно я…

Пуаро не закончил фразы.

Комиссар бросил на него взгляд. Его довольно невыразительное лицо было лицом честного человека, уверенного в тех принципах, которые на протяжении всей жизни позволяли ему отличать добро от зла и от которых он не намеревался отказываться.

— Я давно служу в полиции, — сказал он, — и опыта мне не занимать. Как и любой, я могу определить истинную цену человека. Мне пришлось распутать немало уголовных дел: одни были очень просты, другие более сложны. Среди них было дело, которое вам известно, мистер Пуаро…

Пуаро кивнул головой.

— Это дело, — продолжал Спенс, — было трудным, и без вас мы никогда бы в нем не разобрались. Как бы то ни было, виновный понес наказание по заслугам… Так было в отношении и других дел, которыми я занимался. Был, например. Уистлер, которого повесили и справедливо. Были убийцы старика Гитермана. Был Верол, отравитель Другим удалось выпутаться. Среди них — миссис Кортлэнд: ее муж был прохвостом, и присяжные это учли. Трантер — улики против него были спорными. Такое случается!.. Иногда присяжные просто сентиментальничают, в других случаях они попадают под влияние адвокатов, умело использующих какую-нибудь незначительную деталь, а порой и обвинение идет не правильным путем… В суде присяжных всякое бывает, и я всего насмотрелся. Но я никогда не видел, по крайней мере в Англии, чтобы человека вешали за преступление, которого он не совершал, и я не хочу, чтобы подобное случилось.

— И вам кажется, что это вот-вот произойдет, — сказал Пуаро. — Но почему же?..

Пенс прервал сыщика:

— Я заранее знаю все ваши вопросы, и я отвечу на них. Провести расследование было поручено мне. Я провел его со всей тщательностью, собрал улики, которые как будто все указывали на одно и то же лицо, и, когда досье было готово, я передал дело своим начальникам. Оно меня больше не касалось, дальнейшее зависело от судебного следователя. Перед лицом фактов ему не оставалось ничего иного, как возбудить уголовное дело. Итак, Джеймс Бентли был арестован; его судили и признали виновным. Принимая во внимание, как все это было представлено (а иначе оно не могло представляться), присяжные его осудили с чистой совестью. Я уверен, что все они были абсолютно убеждены в виновности обвиняемого.

— Но вы-то в этом не убеждены?

— Нет.

— Почему?

Спенс вздохнул и потер подбородок своей широкой ладонью.

— Не знаю, почему. Я не могу точно определить. Для присяжных он был, несомненно, убийцей, а для меня нет… И в таких делах у меня все же больше опыта, чем у них.

— Разумеется, вы — специалист в том, что касается убийц!

— Прежде всего он вел себя не вызывающе, не хорохорился. А убийцы, как правило, становятся в позу. Они очень довольны собой, полагают, что всех проведут, они считают себя большими ловкачами и даже на скамье подсудимых, когда уже не могут питать иллюзий относительно того, что их ждет, продолжают играть комедию. Они впервые в жизни как бы получают ведущую роль, и это приносит им удовлетворение. Они ведут себя вызывающе! Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Вполне. А этот Джеймс Бентли не… хорохорился?

— Нет. Он выглядел так, словно страх лишил его всякого соображения. Кое-кто счел это лишним доказательством его виновности. Но только не я!

— Что же представляет собою этот Джеймс Бентли?

— Ему тридцать три года, среднего роста, желтый цвет лица, носит очки…

Пуаро жестом прервал Спенса.

— Меня интересует не внешность, а личность.

— Понимаю…

Комиссар минуту помолчал, и затем продолжил.

— В нем мало что вызывает симпатию. Очень нервный, смотрит не в лицо собеседнику, а как-то исподлобья — все это вызывает неприязнь присяжных. Иногда он довольно безликий, а иногда озлобляется, и вспышки гнева симпатии ему не прибавляют. Он кажется мне робким. У меня был кузен, немного похожий на него. Когда у таких людей что-то не ладится, они лгут так по-глупому, что сразу видно — говорят не правду.

— Признаться, в вашем Джеймсе Бентли нет ничего привлекательного!

— Согласен. Его нельзя назвать симпатичным. Но я не хочу, чтобы его повесили!

— А вы думаете, его повесят?

— Не знаю, как он избежит петли. Его адвокат может потребовать пересмотра дела из-за каких-нибудь невыполненных формальностей, но я сомневаюсь, чтобы это ему удалось.

— У Бентли был хороший защитник?

— Молодой Грейбрук, защитник по назначению. Он проявил себя весьма добросовестным и даже довольно находчивым.

— Короче говоря, был обычный судебный процесс, и присяжные с чистой совестью осудили обвиняемого.

— Бесспорно. Присяжные — семь мужчин и пять женщин — были обыкновенными, несомненно, честными людьми. Судил старик Стэнсдейл. Самый честный из судей.

— Значит, если придерживаться закона, то Джеймсу Бентли не на что жаловаться?

— Но, если его повесят за преступление, которого он не совершал, у него будет весьма сильное основание для жалобы!

— Ваше замечание не лишено справедливости.

— Я несу ответственность за то, что он осужден. Ведь именно я проводил расследование и представил улики, на основании которых его судили и вынесли ему приговор. Вот это-то мне и не нравится, мистер Пуаро. Я не могу согласиться с таким приговором!

Пуаро долго смотрел на своего собеседника.

— И что же вы предлагаете? — спросил он, наконец. Комиссар Спенс, казалось, был в сильном затруднении.

— Думаю, вы угадали, мистер Пуаро, что меня сюда привело. Процесс по делу Бентли закончен. Я занимаюсь уже другим делом — историей одного мошенничества — и должен сегодня ночью отправиться в Шотландию. Я не свободный человек…

— Тогда как я…

Спенс покраснел.

— Совершенно верно!.. Вы сочтете меня, наверное, слишком беззастенчивым, но это, по-моему, единственный выход. При расследовании я сделал все возможное, изучил все гипотезы. Они ни к чему меня не привели, и,"если я вновь займусь этим делом, все повторится сначала. У вас же будет по-другому. Вы видите вещи — только не обижайтесь на мои слова — иначе, чем все остальные. А в данном случае, может быть, именно так их следует видеть. Если убийца не Бентли, надо найти настоящего преступника… Быть может, именно вы сможете обнаружить то, что от меня ускользнуло. Я хорошо понимаю, что поступаю весьма нескромно, когда прошу вас об этом. Но я не вижу иного выхода… Разумеется, я не удивлюсь, если вы ответите мне отказом. Действительно, с какой стати вам туда ехать?..

— С какой стати? — вскричал Пуаро. — Да потому, что у меня есть свободное время, даже слишком много, и еще потому, что эта история меня страшно интригует. И потом еще из-за вас! Я уже вижу, как через полгода вы будете ухаживать за своими розами и иметь все, чтобы быть счастливым, но вы тем не менее будете несчастным, потому что вас неотступно будут преследовать тяжкие воспоминания. Вы — мой друг, и я хочу избавить вас от этих мучений… И потом есть еще другая сторона вопроса…

Пуаро встал и решительным жестом положил руку на спинку кресла.

— Существуют принципы. Человек, который никого не убил, не должен быть повешен.

После короткой паузы он добавил:

— Но если все же убийца он?

— Я буду вам признателен, когда вы это докажете.

— Ну, ладно! Договорились, я принимаю ваше предложение! И сразу же начинаю действовать, ибо, как я понимаю, время не терпит. След уже остыл… Когда миссис Мак-Джинти была убита?

— 22 ноября. Я передам вам все свои записи.

— Хорошо. Сегодня рассмотрим дело в основных чертах. Если убийца не Бентли, так кто же?

Спенс пожал плечами.

— Насколько мне известно, в ее смерти никто не был заинтересован.

— Давайте отвергнем такой ответ. Нет убийства без побудительного мотива. Что же могло им стать в данном случае? Зависть? Месть? Ревность? Страх? Деньги? Возьмем последнее, самое простое. Кто извлек какую-либо выгоду из смерти миссис Мак-Джинти?

— Ее племянница. Но бедная женщина оставила очень мало — двести фунтов стерлингов, положенных на счет в сберегательной кассе.

— Двести фунтов — это немного… но может быть достаточным! Итак, обратимся к племяннице! Извините, дорогой друг, что я заново начинаю расследование; я прекрасно отдаю себе отчет, что иду по вашим стопам, но нужно, чтобы мы вместе вновь проделали тот путь, по которому вы уже прошли.

Спенс кивнул в знак согласия.

— Разумеется, мы не оставили племянницу в стороне. Ей тридцать восемь лет, она замужем за художником-декоратором. Это неплохой человек, отнюдь не глупец, его хозяин вполне им доволен. Она — довольно милая женщина, пожалуй, несколько болтливая и как будто любила свою тетку. Двести фунтов были не лишними в этом семействе, но оно могло бы и обойтись без них.

— А дом?

— Он не принадлежал миссис Мак-Джинти, она лишь снимала его. По закону домовладелец не мог выставить ее за дверь, но я думаю, что он выдворил бы племянницу, если бы она решила вселиться на место тетки. Но у нее самой есть небольшой домик, которым она гордится.

Вздохнув, Спенс добавил:

— Поверьте, я как следует изучил положение дел у этой супружеской пары… и вы сами убедитесь, что, идя в этом направлении, нельзя ничего найти!

— Ну, что ж! — произнес Пуаро. — Тогда поговорим о миссис Мак-Джинти. Опишите мне ее… и не только ее внешность.

— Понятно! Ей было шестьдесят четыре года. Она была вдовой. Муж ее работал в магазине Ходжеса в Килчестере в отделе тканей. Он умер семь лет тому назад от воспаления легких. С тех пор миссис Мак-Джинти работала в нескольких семьях приходящей прислугой. Еще совсем недавно Бродхинни была небольшой деревушкой, населенной крестьянами. Но затем здесь настроили вилл, в которых живут отошедшие от дел рантье или люди, утром уезжающие на работу, а вечером возвращающиеся. Местечко это имеет хорошее сообщение — автобусом или поездом оттуда легко попасть в Килчестер и в Кулленкуэй — довольно значительный курорт в десяти милях от Бродхинни. Квартал, где расположены виллы, находится довольно далеко от собственно деревни, а от нее на расстоянии нескольких сотен метров проходит большая дорога из Драймота в Килчестер. В деревне всего несколько домов, в одном из них жила миссис Мак-Джинти.

— Она брала квартирантов?

— Да. До смерти мужа она сдавала одну комнату и только летом. После же его кончины она брала квартиранта на весь год. Джеймс Бентли жил у нее только несколько месяцев.

— Следовательно, мы опять возвращаемся к Джеймсу Бентли?

— До недавнего времени он работал у агента по недвижимости в Килчестере. Прежде жил с матерью в Кулленкуэе. Она болела, он ухаживал за ней и никуда не выходил. Когда она умерла, ее небольшую пенсию перестали выплачивать. Тогда он продал ее скромный домик и стал искать работу. Он был неплохо воспитан, но мало что умел делать, и, как я уже говорил, его внешний вид не производил благоприятного впечатления. Ему все же удалось поступить в контору «Бризер и Скатл» этой второразрядной компании. Когда компании пришлось сокращать персонал, его УВОЛИЛИ. Он был безработным, и та небольшая денежная сумма которой он еще располагал, постепенно таяла. Он платил миссис Мак-Джинти помесячно. За три фунта в неделю она предоставляла ему комнату, а также кормила завтраком и обедом. К моменту ее убийства он задолжал за два месяца и, как говорится, не имел за душой ни гроша. Он никак не мог найти работу, а миссис Мак-Джинти все время требовала уплаты долга.

— И он знал, что она держит дома тридцать фунтов стерлингов? Действительно, зачем ей было хранить эти деньги дома, раз у нее был счет в сберегательной кассе?

— А затем, что она не доверяла «правительству», как она выражалась. Миссис Мак-Джинти говорила, что она и так отдала ему двести фунтов. Она хотела иметь деньги под рукой. Она этого не скрывала и говорила об этом разным людям. Тридцать фунтов были спрятаны под паркетом в ее спальне, там, где их, естественно, и стали бы искать. Впрочем, Джеймс Бентли признал, что местонахождение тайника ему было известно.

— Похвально, что он признался! Племянница и ее муж тоже знали о тайнике?

— Да-да.

— Прекрасно! Возвращаюсь к своему первому вопросу: как умерла миссис Мак-Джинти?

— Как установила судебно-медицинская экспертиза, она была убита 22 ноября между семью и десятью часами вечера. Она съела на ужин копченой селедки, немного хлеба и маргарина, видимо, как обычно, около половины седьмого. Если предположить, что она ужинала именно в это время, то, судя по остаткам пищи, она была убита около половины девятого — девяти часов. Джеймс Бентли заявил, что в тот вечер он вышел прогуляться — с четверти восьмого до девяти часов. Он почти ежедневно гулял с наступлением вечера. Согласно его показаниям он вернулся домой около девяти часов и (у него был свой ключ) тут же поднялся в свою комнату, где занялся туалетом — миссис Мак-Джинти оборудовала умывальники в спальнях еще в те времена, когда принимала туристов. Затем, почитав с полчаса, Бентли улегся спать, не увидев и не услышав ничего подозрительного. На следующий день утром, спустившись в кухню, он констатировал, то миссис Мак-Джинти там нет и что она ничего не приготовила на завтрак. Немного поколебавшись, он постучал в дверь ее спальни, но не получил ответа. Он подумал, что она еще спит, и решил не будить ее. Тем временем появился булочник. Джеймс Бентли опять поднялся наверх и вновь постучал. После этого он спустился к булочнику, и тот, как я уже говорил, пошел за соседкой, некоей миссис Эллиот. Зайдя в дом, соседка вскоре обнаружила тело в комнате первого этажа. Миссис Мак-Джинти ударили сзади по голове предметом — нечто вроде сечки с весьма острым лезвием. Смерть наступила мгновенно. В спальне все было перевернуто вверх дном, ящики стола открыты, разворочен паркет в том месте, где находился тайник, а сам тайник при осмотре оказался пустым. Окна и ставни были закрыты, никаких следов взлома не найдено.

— Отсюда следует, — заметил Пуаро, — что миссис Мак-Джинти либо убил Джеймс Бентли, либо она сама впустила убийцу, пока Бентли отсутствовал, так ведь?

— Совершенно верно. Но кому она могла открыть дверь? Одному из соседей, племяннице или ее мужу. Из соседей никто R ней в тот вечер не заходил — мы проверяли, и я могу это утверждать. А племянница и ее муж были в кино. Теоретически можно предположить, что один из них ушел до окончания сеанса, никем не замеченный доехал на велосипеде до дома — это всего три мили, убил миссис Мак-Джинти и вернулся в кинотеатр, спрятав предварительно кубышку. Но такая гипотеза ничем не подтверждается И если даже ее принять, то зачем убийце прятать деньги вблизи дома, откуда ему было бы потом не так просто их забрать? На трех милях пути места достаточно… Но нет! Деньги были спрятаны именно там, где я вам указал…

Фразу, начатую комиссаром, докончил Пуаро:

— …Единственно потому, что убийца жил в доме, но не захотел держать деньги в своей комнате. Иначе говоря, потому, что он никто иной как Джеймс Бентли.

— Вот именно! Мы все время возвращаемся к нему. К тому же у него на рукаве была обнаружена кровь…

— Он не говорил, откуда она у него?

— Говорил. Он заявил, что накануне по недосмотру запачкался у мясника о разделочный стол. Но увы! То были следы человеческой крови.

— Продолжал ли он это утверждать в дальнейшем?

— Это было уже невозможно. На суде он рассказал совсем другое… и не мог поступить иначе. Ведь ему нужно было еще объяснить, как у него на рукаве оказался волос, запачканный кровью и принадлежавший миссис Мак-Джинти. Бентли признался, что накануне, вернувшись с прогулки, зашел в комнату, где на полу лежал труп старой женщины. Не поняв сразу, что она мертва, он дотронулся до тела. Тогда он буквально потерял голову.

Он утверждает, что вид крови всегда производит на него самое тяжелое впечатление. Затем он будто бы поднялся в свою комнату, где почти потерял сознание. На следующее утро он не отважился сказать, что ему уже известно о смерти миссис Мак-Джинти.

— Трудно поверить в подобное объяснение.

— Я того же мнения! И, однако, оно может соответствовать истине. Для суда присяжных такое объяснение, разумеется, не подходит, но мне оно кажется правдоподобным. Есть же такие люди… Взять на себя ответственность за что-либо — это выше их сил. Бентли оказывается перед трупом миссис Мак-Джинти. Он знает, что должен что-то сделать: сообщить в полицию, оповестить соседей и так далее. Но он не осмеливается. Он думает, что может вести себя так, словно ему ничего неизвестно, словно он и не входил в комнату… Он отправляется спать. Конечно, он действует так из страха, из боязни быть заподозренным. Он воображает, что поступает очень мудро. На деле же он совершает глупость, и оттого, что он ведет себя по-дурацки, появляется основание считать его виновным.

После небольшой паузы Спенс добавил:

— Тем не менее, возможно, все было именно так!

— Вполне возможно, — произнес Пуаро.

— Конечно, за неимением лучшего, — продолжал Спенс, — такое объяснение придумал, может быть, адвокат Бентли. Но я в этом сомневаюсь. Официантка небольшого ресторанчика в Килчестере, куда Бентли обычно приходил ко второму завтраку, заявляет, что он всегда садился за стол лицом к стене, чтобы никого не видеть. Она говорит, что он казался ей «странным». Мне тоже это кажется. Но он не настолько странен, чтобы совершить убийство.

Спенс замолчал. Нахмурив брови, Пуаро стал размышлять.

Глава 3

Через минуту Пуаро глубоко вздохнул и поднялся с кресла.

— Мы рассмотрели первый возможный мотив убийства, — сказал он. — Давайте теперь разберем другие гипотезы! Были ли враги у миссис Мак-Джинти? Опасалась ли она кого-нибудь?

— Как будто нет.

— А что говорили соседи?

— Немногое. Не думаю, чтобы они скрыли от нас что-либо существенное. По их словам, миссис Мак-Джинти была не очень общительной. Она всех знала, но ни с кем не поддерживала дружеских отношений.

— Долго ли она жила в Бродхинни?

— Двадцать лет.

— А где она жила предшествующие сорок лет?

— Это хорошо известно. Она была дочерью фермера в Девоне и до Килчестера долго жила со своим мужем в Илфранкоме. Муж ее был добрым малым и не засиживался в питейном заведении. Вообще это были вполне порядочные люди, которым нечего было скрывать!..

— И, однако, миссис Мак-Джинти была убита!

— И, однако, она была убита.

— Она ладила со своей племянницей?

— Кажется, да.

Пуаро почесал кончик носа.

— Дело было бы намного менее сложным, сказал он, — если бы миссис Мак-Джинти была не миссис Мак-Джинти, если бы в ее жизни была тайна, если бы она была женщиной с прошлым!

— Ну, конечно!.. Только она была миссис Мак-Джинти, порядочной женщиной, не очень образованной, которая держала пансион для жильцов и нанималась на тяжелую домашнюю работу. Таких женщин во всей Англии тысячи.

— Но не всех же убивают!

— Вы правы.

— Почему же все-таки убили миссис Мак-Джинти? Мы отвергаем ответ, который представляется очевидным. И что же нам остается? Убила племянница? Маловероятно. Кто-то посторонний? Сомнительно. Постараемся придерживаться фактов. Каковы же они? Убили старую приходящую прислугу. Арестовали и осудили ее мнимого убийцу, робкого и странного молодого человека. Ну, вот! На каком же основании арестовали Джеймса Бентли?

Спенс удивленно посмотрел на Пуаро.

— Против него были улики. Я же вам говорил…

— Знаю. Но были ли они, дорогой Спенс, подлинными или подстроенными?

— Подстроенными?

— Объясняю. Предположим, что Джеймс Бентли невиновен. Что же касается улик, на основании которых его осудили, то здесь есть две возможности: улики эти могли быть сфабрикованы, чтобы поставить под удар Бентли, или же они подлинные, но ничего не доказывают, и в таком случае Бентли жертва стечения обстоятельств Спенс покачал головой.

— Вижу, куда вы клоните.

— Ничто не позволяет нам утверждать, — продолжал Пуаро, — что улики эти сфабрикованы, но ничто не доказывает и обратного. Деньги были спрятаны вне дома, причем в таком месте, которое легко обнаружили. Прятать их в комнате Бентли было бы глупо, это удивило бы полицию. Убийство было совершено во время обычной прогулки Бентли. У него на рукаве нашли следы крови. Как знать, может быть, кто-то задел его в темноте, чтобы была такая улика?

— Мне кажется, мистер Пуаро, что вы заходите слишком далеко!

— Вполне возможно, но это необходимо, если мы хотим разобраться во всем… Ибо, дорогой Спенс, есть одна вещь, которую вам надо хорошенько усвоить! Если миссис Мак-Джинти — заурядная бедная прислуга, то ее убийца должен быть необычным человеком. Это само собой разумеется! В таком деле интерес представляет не жертва, а убийца. В большинстве же преступлений все наоборот. Допрашивать надо мертвеца, свидетельствовать должен он. Когда известно, как он жил, кого любил и кого ненавидел, не-трудно назвать имя убийцы. Здесь наоборот! Кто убил миссис Мак-Джинти? Почему ее убили? А узнаем мы это, не изучая жизнь миссис Мак-Джинти; к истине нас приведет сама личность убийцы. Вы согласны?

Спенс, слушавший Пуаро с некоторым скептицизмом, ограничился осторожным ответом:

— Кажется, да.

— Чего же хотел убийца? — продолжал Пуаро. — Избавиться от миссис Мак-Джинти… Или избавиться от Джеймса Бентли? По-моему, это один из тех вопросов, которые надо выяснить в первую очередь. Убийство привело к одной явной жертве. Но нет ли здесь другой которая и окажется истинной? В этом надо разобраться.

Спенс сомневался.

— Вы действительно думаете, — спросил он, — что кто-то убил бедную совершенно безобидную женщину только для того, чтобы повесили невиновного?

— Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, — заметил Пуаро. — В данном случае омлет — это Джеймс Бентли. Расскажите мне о нем!

— Это не потребует много времени. Его отец был врачом, он умер, когда мальчику исполнилось девять лет. Бентли получил хорошее среднее образование; на военную службу не призывался, так как у него не все в порядке с легкими; во время войны работал в каком-то министерстве. Мать буквально дрожала над ним, пока была жива.

— Вот здесь гораздо больше возможностей, чем в истории миссис Мак-Джинти, — заявил Пуаро.

— Вы так думаете?

— Пока что, дорогой Спенс, я ничего не думаю. Я только говорю, что наше расследование может пойти по двум различным путям и что нам нужно как можно скорее определить, какой из них правильный.

— С чего вы собираетесь начать, мистер Пуаро? Быть может, я в состоянии вам помочь…

— Прежде всего я хотел бы поговорить с Джеймсом Бентли.

— Это легко устроить. Я поговорю с его адвокатом.

— Затем я отправлюсь в Бродхинни. Используя ваши записи, я вновь проведу там расследование, которое вы уже проводили…

— На тот случай, если что-то от меня ускользнуло, — заметил Спенс, принужденно улыбаясь.

— Вернее на тот случай, если какая-то деталь предстанет передо мной в ином свете, чем перед вами, — поправил его Пуаро. — У разных людей разная реакция на одни и те же вещи. Как-то в Льеже я нашел, что один богатый бельгийский финансист чем-то похож на чайник. Это «сходство», которое никто до меня не заметил, имело для него самые плачевные последствия. Но не будем отвлекаться. Я намерен последовательно исключить все пути поиска, о которых мы только что говорили, кроме одного — единственного, правильного пути. Итак, я еду в Бродхинни. Есть ли там приличная гостиница?

— Есть там гостиница «Три утки», которую я вам не рекомендую, и гостиница «Ягненок» в Куваллоне, в трех милях от Бродхинни. В самой деревне имеется семейный пансион, если можно так назвать старый деревенский дом, в котором живет молодая семья, принимающая постояльцев. Не думаю, что там предоставят вам современный комфорт…

— Ничего не поделаешь, — заметил Пуаро. — Придется с этим мириться.

— Не знаю, за кого вы будете выдавать себя там, — продолжал Спенс. — Можно было бы сказать, что вы оперный певец, сорвавший голос и нуждающийся в отдыхе. Это выглядело бы весьма правдоподобно…

Пуаро выпрямился.

— Никоим образом! — заявил он. — Я — Эркюль Пуаро и поеду туда под своим собственным именем.

На лице Спенса отразилось некоторое сомнение.

— Вы считаете, что это разумно?

— Это необходимо. Не забывайте, дорогой друг, что у нас мало времени! Мы должны быстро достичь цели. Что нам известно? Ничего. Но нам следует прикинуться, что мы многое знаем. Я — Эркюль Пуаро, великий и единственный Эркюль Пуаро. И я не удовлетворен приговором, вынесенным по делу об убийстве миссис Мак-Джинти. Очевидно, потому, что я, располагая определенными доказательствами, догадываюсь об истине. Пусть люди так думают. Это нам только на руку! Вы сомневаетесь?

Спенсу ничего не оставалось, как согласиться.

— Одно лишь мое присутствие, — продолжал Пуаро, — вызовет у людей определенную реакцию. И я намерен наблюдать за ними. Это, несомненно, будет весьма поучительно!

— Действуйте осторожно, мистер Пуаро, не нужно слишком рисковать. Я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось!

— Но, если со мной что-то случится, — возразил сыщик, — разве это не докажет вашу правоту?

— Докажет, — смущенно ответил комиссар. — Но я не хочу, чтобы она была доказана такой ценой!

Глава 4

Пуаро осмотрел комнату, в которой оказался. Единственным достоинством ее были размеры Сыщик провел указательным пальцем по верхней полке этажерки и поморщился: как он и предполагал, этажерка была покрыта пылью Пуаро уселся на диван, и старые пружины прогнулись под его тяжестью. Три находившихся здесь кресла были, по-видимому, не в лучшем состоянии. Собака, которая в этот момент разглядывала Пуаро с любопытством, не внушающим доверяя, была, по всей вероятности, больна чесоткой.

Комнату украшали гравюры на металле, изображавшие батальные сцены, и две довольно удачные картины, написанные маслом. Обои на стенах поблекли, утратив свой первоначальный цвет. Столы с разными по длине ножками, нуждались в серьезном ремонте. На стертом ковре виднелись дыры. Окно было распахнуто, и, казалось, никто не смог бы его закрыть. Дверь была такой же расхлябанной. В тот момент она была закрыта, но Пуаро уже знал, что она распахивается при малейшем порыве ветра.

Эркюль Пуаро был удручен своим жалким положением.

Дверь открылась, и вошла миссис Саммерхейз. Это была рыжая женщина с довольно приятными чертами лица, усеянного веснушками. У порога она обернулась, чтобы ответить кому-то, кто обращался к ней с улицы, и тотчас исчезла. Пуаро подбежал к двери и закрыл ее за нею.

Миссис Саммерхейз вскоре вернулась. На этот раз у нее под рукой была большая эмалированная миска, а в руке кухонный нож. Снаружи донесся мужской голос:

— Послушай, Морин! Кошка все еще больна. Что делать?

— Не беспокойся, дорогой! Я сейчас приду.

Миссис Саммерхейз поставила миску на пол, бросила нож на стол и опять вышла. Пуаро опять закрыл за нею дверь.

С улицы донесся шум автомобильного мотора. Собака принялась лаять, а затем прыгнула на маленький столик у окна.

— Это просто невыносимо! — сказал про себя Пуаро.

Дверь распахнулась от ветра, который своим холодным порывом буквально подмел комнату. Собака, продолжавшая лаять, перепрыгнула на подоконник. Пуаро слышал, как Морин кричала своему мужу:

— Почему ты не закрыл заднюю дверь, Джонни? В кухне куры!

Пуаро вздохнул и сказал громко:

— И за это я плачу семь фунтов в неделю!

До Пуаро доносились отзвуки сражения, которое миссис Саммерхейз вела с собственными курами. Вскоре, видимо, прогнав из кухни незваных пришельцев, она вернулась в комнату.

— Вам не помешает, сэр, если я буду лущить здесь фасоль? — спросила миссис Саммерхейз. — В кухне очень плохо пахнет!

— Напротив, мадам, я буду этому рад!

Это была не совсем правда, но и не совсем не правда. Пуаро, находившийся здесь уже двадцать четыре часа, не смог поговорить с миссис Саммерхейз в течение более тридцати секунд. Он ничего не имел против того, чтобы получить, наконец, возможность поболтать немного с нею…

Хозяйка устроилась в кресле и принялась за работу, проявляя, впрочем, больше энергии, чем ловкости.

— Надеюсь, вам не очень плохо в «Лонг Медоуз», — сказала она спустя минуту. — Если вам что-нибудь требуется, скажите об этом!

Пуаро вежливо ответил, что она очень любезна.

— Единственное, чего я хотел бы, — добавил он, — так это иметь возможность найти для вас приличных слуг!

— Слуг! — воскликнула миссис Саммерхейз. — Хотела бы я знать, куда они все подевались. Я не могу нанять даже приходящую прислугу. Раньше у нас была такая прислуга и прямо-таки превосходная. Но ее убили. Так уж нам везет!

— По-видимому, вы говорите о миссис Мак-Джинти?

— Да, о ней. Мне ее страшно недостает.

— Вы ею очень дорожили?

— То есть, дорогой сэр, на нее можно было положиться. Она приходила два раза в неделю: в понедельник во второй половине дня и в четверг утром. Всегда точно… Теперь у меня миссис Бэрч, которая живет около вокзала. Она замужем, и у нее пятеро детей. Конечно, она приходит, когда может. Но у нее всегда кто-то болен: если не муж, так престарелая мать или кто-нибудь из детей. Короче говоря, ее никогда здесь нет. А с миссис Мак-Джинти я была, по крайней мере, спокойна!

— Вы ей доверяли?

— Она ни разу ничего не украла у меня, даже крошки из еды. Конечно, она была любопытной и охотно заглядывала в письма, которые где-нибудь валялись. Но они все такие, и их нельзя в этом упрекать. Очень уж жизнь у них тяжелая…

— Миссис Мак-Джинти была несчастной?

— Разумеется! Вы думаете, натирать паркет — большое удовольствие? Или находить утром в прачечной кучу чужого грязного белья, которое вас ждет? Мне кажется, что если бы мне пришлось вести такую жизнь и если бы меня убили, то это было бы для меня освобождением. Что думаю, то и говорю вам…

В окне появилась физиономия майора Саммерхейза. Миссис Саммерхейз вскочила и подбежала к окну.

— Что случилось?

— Эта чертова собака, Морин, сожрала все, что ты приготовила для кур!

— Вот досада. Как бы она не заболела.

Джон Саммерхейз показал жене наполненную зелеными листьями корзину.

— Вот шпинат, — сказал он. — Столько хватит?

— Ты смеешься!

— Я думал, что этого даже много.

— После варки его не хватит даже на одну тарелку. Ты что же, не знаешь, что такое шпинат?

— Вообще-то знаю, но…

— А рыбу принесли?

— По-моему, нет.

— Тогда откроем банку консервов. Знаешь, из тех банок, что лежат на шкафу в кухне. Их там две или три. Надо их сначала брать. Ты можешь это сделать?

— Хорошо. А как же шпинат?

— Этим я займусь сама!

И с этими словами миссис Саммерхейз выбралась в сад. Пуаро бросился закрывать окно. Он видел, как супруги удалялись. Ветер донес до сыщика их разговор.

— Что ты думаешь, Морин, об этом новом жильце? У него странный вид. Как его фамилия?

— Только что в разговоре с ним я старалась вспомнить его фамилию. И вспомнила: его зовут Пуаро. Думаю, что он француз…

— Во всяком случае его фамилия напоминает мне что-то!

— Ты видел ее в каком-нибудь объявлении. У него вид парикмахера, который ходит к клиентам на дом…

— Мне кажется, что он скорее из какой-то торговой фирмы. В любом случае надо заставить его сразу же заплатить семь фунтов…

Пуаро не слышал продолжения разговора. Он закрыл окно и, чтобы занять себя, начал собирать фасоль, упавшую на пол, когда миссис Саммерхейз поднялась с кресла. Он уже заканчивал, когда она вновь появилась. Поблагодарив его за труды, она сказала:

— Не очень хорошая эта фасоль. Слишком много черных зерен, а они, наверное, невкусные.

— Я тоже так думаю. Вы позволите мне закрыть дверь? Из-за сквозняка…

— Пожалуйста. У меня, видно, мания оставлять двери в доме открытыми…

— Это я заметил.

— Правда, эту дверь трудно закрывать! Дом разрушается. У родителей Джонни, которые здесь раньше жили, не хватало средств, и они так и не смогли найти денег для ремонта. Нам тоже их не хватало, когда мы здесь поселились по возвращении из Индии. Зато дети на каникулах прямо-таки счастливы: у них для игры в дикарей столько комнат да еще целый сад! Мы стараемся изо всех, сил, но нам выпали тяжкие испытания, и концы с концами мы сводим только благодаря нашим жильцам.

— Сейчас, кроме меня, живет у вас еще кто-нибудь?

— Да, одна пожилая леди. Но со дня своего приезда она не встает с постели. Не думаю, чтобы она была больна, но это так… и я четыре раза в день поднимаюсь к ней и приношу еду. У нее хороший аппетит! Впрочем, завтра она намерена повидать свою родственницу, кажется, племянницу…

Миссис Саммерхейз замолчала на минуту, а затем продолжала каким-то ненатуральным тоном:

— Я жду торговца рыбой. Вас не затруднит… заплатить мне за первую неделю? Ведь вы пробудете у нас неделю, не так ли?

— Неделю… и, может быть, дольше.

— Мне неприятно просить вас об этом, но у меня нет мелких денег, а эти поставщики, да вы знаете…

— Прошу вас, мадам, не извиняйтесь?

Едва скрывая радость, миссис Саммерхейз поспешно схватила семь банкнот по фунту стерлингов, которые ей протянул сыщик.

— Быть может, мне стоит представиться немного полнее, — сказал он. — Я — Эркюль Пуаро.

Это откровение не произвело на миссис Саммерхейз желаемого впечатления.

— Очень красивое имя, — произнесла она, любезно улыбаясь. — Греческое, так ведь?

— Вы, по-видимому, знаете, — продолжал Пуаро, что я сыщик.

Миссис Саммерхейз рассмеялась.

— Вижу, мистер Пуаро, что вы любите пошутить. И что же вы ищете? Отпечатки пальцев? Следы ног?

— Я ищу убийцу миссис Мак-Джинти, — отвечал Пуаро, — и это не шутка.

Миссис Саммерхейз слегка вскрикнула: она порезала палец. Она осмотрела ранку, а затем стала разглядывать Пуаро.

— Мне трудно поверить, что вы говорите серьезно, — произнесла она. — Это дело закончено. Убийцу давно арестовали. Он осужден, а сейчас его, вероятно, уже повесили.

— Нет, мадам. Его не повесили, по крайней мере, еще не повесили… и дело не закончено. Таким образом, как выразился один ваш поэт, проблема не решена, пока предлагают неверные решения.

Миссис Саммерхейз смотрела на своей палец, из которого в миску с фасолью капала кровь.

— К счастью, — сказала она, — эта фасоль будет вариться в кипящей воде.

Пуаро поднялся.

— Забыл сказать вам, дорогая мадам… Меня не будет к завтраку.

Глава 5

— Уверяю вас, я ничего не знаю.

Эти слова миссис Бэрч повторила уже трижды. Глядя на этого человека с длинными усами, в пальто с меховым воротником, она не могла преодолеть инстинктивного недоверия, которое ей внушали все иностранцы.

— Вся история, — продолжала она, — причинила нам много беспокойства, вот и все, что я могу сказать. После убийства моей бедной тети полицейские буквально осадили нас; они повсюду рыскали и беспрерывно задавали вопросы. Соседей тоже одолевало любопытство, и сначала мне казалось, что я сойду с ума. К тому же моя свекровь все время твердила, что с ее-то родственниками подобных вещей не случалось и что бедного Джо остается только жалеть. А меня? Я думала, что теперь все кончено, а вы говорите…

— Конечно. Если Джеймс Бентли невиновен…

Миссис Бэрч пожала плечами.

— Невиновен! Да вы меня просто смешите! Убийство совершил он, разумеется, он! Меня это не удивило! Ведь этот тип, прогуливаясь, разговаривает сам с собой… Я предостерегала тетю. Говорила, что на ее месте не стала бы держать у себя в доме такого типа, потому что он, видно, слаб головой и в один прекрасный день может свихнуться… Тетя возражала, что ведет он себя тихо, очень услужлив и с ним у нее нет никаких забот. Он не пьет и даже не курит! — говорила она. Теперь-то для нее, бедняжки, вопрос ясен!

Пуаро посмотрел на миссис Бэрч. Это была полная женщина с ярким цветом лица, должно быть любящая вкусно поесть. В ее небольшом домике было чисто и аккуратно прибрано. Миссис Бэрч была хорошей хозяйкой. Она содержала свой дом в полном порядке и не ленилась кормить мужа блюдами, требующими длительного приготовления. Все это пришлось Пуаро по вкусу. По делу об убийстве миссис Мак-Джинти у нее было совершенно определенное представление, и она не желала его менять. Это было, конечно, ее правом! И, главное, трудно было представить, что она могла убить свою тетку сечкой, или побудить к этому мужа. Спенс наводил справки о финансовом положении Бэрчей. В деньгах они не нуждались, и Спенс был уверен, что не они убили старую женщину. Пуаро тоже пришел к такому выводу.

Однако он продолжал беседовать с миссис Бэрч, но уже не о самом убийстве, а о жертве Он расспрашивал о здоровье миссис Мак-Джинти, ее привычках, вкусах, о ее покойном муже и о многом другом. Дали ли что-нибудь его расспросы? Пуаро не решился бы это утверждать. Но они заставляли миссис Бэрч говорить, и Пуаро получал одновременно сведения и о тетке, и о ней самой.

Сказать по правде, Бесси Бэрч мало что знала о своей тетке. Она редко ее видела. Один — два раза в месяц, по воскресеньям. Бесси и ее муж приходили завтракать к старой женщине. Она тоже время от времени навещала их. В рождество они обменивались скромными подарками. Бэрчи знали, что у тетки есть немного денег, которые они унаследуют после ее смерти.

— Но это не значит, что мы ждали, когда она умрет, — заявила миссис Бэрч, и ее щеки еще больше порозовели. — У нас самих есть сбережения, и можно сказать, что мы устроили ей прекрасные похороны — с цветами, венками и всем остальным.

Тетя любила вязать. Сна испытывала отвращение к собакам — они везде пачкают, но держала кошку. Как-то она пропала. Миссис Мак-Джинти не взяла себе другой кошки, но леди с почты обещала ей котенка. Тетя очень следила за чистотой в своем доме, начищала до блеска медные предметы, которыми очень гордилась, и каждое утро мыла пол в кухне. Она была приходящей прислугой, но ей хорошо платили. Один шиллинг десять пенсов за час, а миссис Карпентер из «Холмлея» платила даже по два шиллинга. Ведь у Карпентеров буквально денег куры не клюют. Они просили тетю приходить к ним чаще, но она отказалась, так как не могла бросить других хозяек, у которых работала задолго до появления миссис Карпентер. Это было бы нехорошо с ее стороны.

Пуаро упомянул имя миссис Саммерхейз из «Лонг Медоуз».

Да, тетя ходила к ней два раза в неделю. Эти люди вернулись из Индии, где у них было много туземных слуг. Миссис Саммерхейз очень приветлива, и тетя ее любила, но в отношении порядка в доме миссис Саммерхейз была не на высоте. Они попробовали было выращивать овощи, но и в этом оказались несведущими. На каникулы к ним приезжали дети, и тогда «Лонг Медоуз» целиком оказывался в их власти!

Миссис Мак-Джинти в воскресенье ходила к обедне, но приходскими делами она не интересовалась. Иногда она бывала в кино. В некоторых вопросах миссис Мак-Джинти была прямо-таки непреклонной. Она, например, перестала ходить в одну семью, узнав, что хозяйка не состоит в законном браке с художником, с которым живет. Миссис Мак-Джинти не читала книг, но любила просматривать еженедельники и старые иллюстрированные журналы, которые ей давали. Она не интересовалась политикой, но всегда ходила голосовать во время выборов. И всегда голосовала за кандидата-консерватора, как это делал ее покойный муж на протяжении всей своей жизни. Она была экономной и почти не тратила денег на одежду. Впрочем, хозяйки дарили ей всевозможную ненужную одежду.

Короче говоря, миссис Мак-Джинти была такой, какой представлял ее себе Пуаро, а племянница такой, какой ее представляли записи комиссара Спенса.

Когда Пуаро собирался уже уходить, появился Джо Бэрч, пришедший позавтракать. Этот небольшого роста человек казался себе на уме, и столковаться с ним было труднее, чем с его супругой. Он приветливо поздоровался с Пуаро и почти тут же сказал, что будет рад сообщить ему все необходимые сведения. Пуаро, заметивший в его поведении некоторую нервозность, счел такое рвение довольно подозрительным. Почему Джо Бэрч старался угодить докучливому иностранцу? На этот вопрос существовал только один ответ: потому что у этого иностранца было рекомендательное письмо от комиссара Спенса из полиции графства. Джо Бэрч был осторожен в отношении полиции. Может быть, в отличие от своей жены он не мог сказать всего, что думал, потому что у него была нечистая совесть?

Почему нечистая совесть? Может быть, по причинам, не имеющим никакого отношения к убийству миссис Мак-Джинти, но и потому, может быть, что алиби с кино было сфабриковано. Можно было предположить, что именно Джо Бэрч постучался к миссис Мак-Джинти, убил старую женщину, имитировал ограбление и спрятал деньги около дома с единственной целью — направить подозрения на Джеймса Бентли; двести фунтов стерлингов в сберкассе интересовали его больше, чем тридцать фунтов под паркетом. Может быть, в этих двухстах фунтах, которые наследует его жена, семья как раз и нуждается, хотя и утверждает обратное. Пуаро вспомнил, что орудие убийства не было найдено. Почему? Ведь самый последний из глупцов знает: достаточно надеть перчатки, и никто его не опознает по отпечаткам пальцев. Почему же тогда было унесено орудие убийства? Может быть, потому, что легко было установить его принадлежность Бэрчам? Может быть, оно еще находится в их доме. По определению судебно-медицинской экспертизы это орудие должно походить на сечку. Полиция искала его повсюду, даже в прудах с помощью драги! У миссис Мак-Джинти все кухонные принадлежности были на месте, а у Джеймса Бентли как будто никогда не было ничего похожего, что свидетельствовало в его пользу. Это не было отмечено на следствии из-за наличия других, буквально неопровержимых доказательств. Однако такое свидетельство нельзя было игнорировать, как бы мало оно ни значило…

Пуаро окинул взглядом небольшую комнату, в которой его принимала миссис Бэрч. А что, если орудие убийства находится здесь? Или рядом, в кухне? Не из-за него ли Джо Бэрч чувствовал себя не в своей тарелке и одновременно проявлял такую готовность помочь? Пуаро так не думал. Но полной уверенности у него не было.

Глава 6

По истечении короткого времени Пуаро пригласили в кабинет мистера Скатла — одного из директоров фирмы «Бризер и Скатл».

У мистера Скатла был вид очень занятого человека. Он рассматривал посетителя профессиональным взглядом, пытаясь определить, кто он такой. Несомненно, иностранец — хорошо одет; очевидно, богат. Управляющий отелем? Возможно. Или кинопродюсер? Мистер Скатл ответил на приветствие Пуаро, а затем, привычно потирая руки, спросил, чем он может быть полезен.

— Надеюсь, что не злоупотреблю вашим временем, — произнес Пуаро. — Не могли бы вы рассказать мне об одном из ваших бывших служащих — Джеймсе Бентли.

Мистер Скатл на мгновение приподнял одну бровь.

— Вы журналист?

— Нет.

— Из полиции?

— Нет.

— Тогда в чем же дело?

Пуаро, который всегда был готов несколько поступиться истиной, когда это было необходимо, заявил, что по просьбе некоторых родственников Джеймса Бентли он расследует дело об убийстве миссис Мак-Джинти.

— Я не знал, что у него есть родственники, — сказал мистер Скатл. — Во всяком случае они спохватились слишком поздно. Ведь его судили, признали виновным и приговорили к смертной казни.

— Но еще не казнили…

— А пока есть жизнь, есть и надежда! Не это ли вы хотели сказать?

Покачав головой, мистер Скатл добавил:

— Лично я в этом весьма сомневаюсь. Обвинение основывалось на солидных доказательствах. А кто эти родственники Джеймса Бентли?

— Могу вам только сказать, что они богаты и влиятельны. Даже чрезвычайно богаты…

— Удивительно!

Совсем другим, мягким тоном, находясь невольно под впечатлением последних слов Пуаро, мистер Скатл повторил:

— Удивительно… Да, весьма удивительно.

— Дело в том, что покойная миссис Бентли, мать Джеймса Бентли, — объяснил Пуаро, — полностью порвала со своими родственниками.

— Старая семейная распря?.. Жаль молодого Бентли, что эти родственники так долго ждали, прежде чем объявиться!

— До недавнего времени они были в полном неведении на сей счет. Как только они обо всем узнали, они попросили меня поехать в Англию, чтобы, использовав все возможности, спасти Джеймса Бентли.

Мистер Скатл откинулся на спинку кресла. Поскольку речь шла не о делах, он мог позволить себе немного расслабиться.

— Не знаю, что вы можете сделать, — сказал он. — Доказать невменяемость? При теперешнем положении вещей… Конечно, если какое-нибудь медицинское светило…

Пуаро счел необходимым напомнить о цели визита.

— Джеймс Бентли работал у вас. Я прошу вас рассказать мне именно о нем.

— О нем мало что можно сказать. Это хорошо воспитанный молодой человек, весьма добросовестный служащий. Его нельзя было ни в чем упрекнуть, кроме полного непонимания того, что такое искусство продавать. Ему никогда не удавалось заключить сделку. А ведь в нашем деле главное — добиться результата. Когда к нам приходит клиент и заявляет, что ему не нужен его дом, именно мы должны продать этот дом. Если, наоборот, клиент хочет приобрести дом, то именно мы должны найти ему такой дом. Если при продаже речь идет о старом здании, расположенном в отдаленной местности и лишенном удобств, то мы будем говорить, что это историческое здание, но не станем упоминать о канализации. Если это, напротив, прекрасный современный особняк, но расположен он по соседству с газоперерабатывающим заводом, то мы не будем распространяться об окружающем пейзаже, а будем подчеркивать другие преимущества. Важно побудить клиента начать переговоры. В этом и состоит наша роль… Нужно, понимаете, быть психологом!

Пуаро подхватил эту мысль.

— Вы — психолог, это ясно! Вы, конечно, умеете определять истинную цену человека!

Мистер Скатл не очень энергично возражал.

— И поэтому, — продолжал Пуаро, — я хотел бы знать, что вы думаете о Джеймсе Бентли. То, что вы скажете, останется между нами. Верите ли вы в виновность Бентли?

Скатл ошеломленно посмотрел на Пуаро.

— Разумеется!

— И вы верите также, что это преступление можно объяснить психологически, что его можно было ожидать от Бентли, что оно не противоречит вашему представлению о нем?

— Как вам сказать… Это трудно объяснить… Я никогда не подумал бы, что он способен на такое. Только вот у него не очень надежная голова… Он был безработным, тревожился за свое будущее… В один прекрасный день его разум не выдержал…

— Когда вы его уволили, была ли у вас на то какая-нибудь особая причина? — спросил Пуаро.

— Никакой. Тогда был «мертвый сезон», у нас было слишком много служащих, и мы сократили работника, от которого было меньше всего пользы. Им и оказался Бентли… Мы дали ему отличную характеристику, но он так и не нашел другой работы. Ему не хватало энергии, впечатление, которое он производил, было не в его пользу…

Пуаро вскоре распрощался и ушел. Итак, Джеймс Бентли не производил благоприятного впечатления — все сводилось к этому. Сыщика утешало только одно: он знал многих преступников, которых все находили обаятельными.

— Вы позволите мне сесть рядом? Я хотела бы поговорить с вами.

Пуаро, погруженный в изучение меню ресторанчика «Голубая кошка», поднял голову, слегка удивившись. В зале было довольно темно, так как владелец ресторанчика постарался оборудовать его в стиле старинного кабаре со стенами из дубовых панелей, с цветными витражами и крохотными окнами. Однако Пуаро с первого же взгляда увидел, что остановившаяся около его столика молодая женщина была красивой, с бросающимися в глаза белокурыми волосами. На ней был ярко-синий костюм, и Пуаро показалось, что он уже где-то встречался с нею.

— Я нечаянно услышала обрывки вашего разговора с мистером Скатлом, — продолжала она.

Пуаро покачал головой. Он заметил, что в конторе фирмы «Бризер и Скатл» было много служебных кабинетов с тонкими перегородками, причем значительная их часть была застеклена.

— Вы печатали на машинке в соседней комнате, не так ли? Вы находились как раз за моей спиной; входя, я вас видел.

Она улыбнулась. У нее были великолепные зубы. Пуаро посмотрел на нее более внимательно. Ему понравилось ее телосложение. Он не любил женщин с плоской фигурой. Это была крашеная блондинка тридцати трех — тридцати четырех лет. Естественный цвет ее волос был, очевидно, каштановым.

— Я хочу поговорить о мистере Бентли, — произнесла она.

Пуаро знаком пригласил ее сесть.

— И что же вы хотите сказать мне о мистере Бентли?

— Он собирается потребовать пересмотра судебного процесса? Значит, обнаружены какие-то новые факты? Я была бы так рада… Ведь я никогда не считала его виновным!

— Никогда?

— По крайней мере, сначала. Я думала, что допущена ошибка… Потом, конечно, улики…

Она не закончила фразы.

— Понимаю, — сказал Пуаро.

— Раз никого другого не было под подозрением, я в тот момент решила, что, может быть, в припадке безумия…

— Производил ли он на вас когда-нибудь… как бы это сказать… странное впечатление?

— Нет, в том смысле, который вы предполагаете. Он казался «странным», так как до крайности был робким. Он не умел показать себя с лучшей стороны, а все потому, что не верил в себя.

Пуаро взглянул на незнакомку. Ее-то уж никак нельзя было в этом упрекнуть. Чего-чего, а уверенности в себе у нее было в избытке.

— Вы любили его? — спросил Пуаро. Она покраснела.

— Да, он мне нравился. Эми — это моя подруга по конторе — смеялась над ним и называла его дураком, но мне он казался очень симпатичным. Он был любезен, получил хорошее воспитание и многое знал. Я имею в виду то, что он почерпнул из книг…

— Я это уже понял.

— Ему очень недоставало его матери. Долгие годы она была больна… Не по-настоящему больна, просто плохо себя чувствовала… И для нее он делал все!

Пуаро кивнул головой в знак согласия. Он знал таких матерей.

Его собеседница продолжала:

— Она тоже очень заботилась о нем. Беспокоилась о его здоровье. Зимой следила за тем, чтобы он потеплее закрывал себе грудь. Заботилась о его питании…

— И вы с ним были большими друзьями? — спросил Пуаро.

— Не знаю… Это не совсем так! В течение некоторого времени мы о многом говорили. Но после увольнения — он… Одним словом, я его больше почти не видела. Однажды я написала ему очень доброжелательное письмо. Он не ответил…

— И все же вы его любите, — мягко сказал Пуаро.

— Да, я его люблю.

Она сказала это твердым и вместе с тем очень спокойным тоном.

— Прекрасно! — воскликнул Пуаро.

Он вспомнил свое посещение осужденного и отчетливо представил себе Джеймса Бентли; его некрасивое лицо, худое тело, руки, казавшиеся маленькими в сравнении с огромными костистыми запястьями, слишком длинную шею с выступающим адамовым яблоком Бентли не смотрел в лицо собеседнику. У него — был вид скрытного, замкнутого человека. Он говорил с трудом и часто неразборчиво. Бентли относился к тем людям, которых инстинктивно остерегаются, которым не доверяют. Он казался человеком, способным солгать, украсть, убить старую женщину ударом по голове… Такое впечатление он производил на всех, кто имел с ним дело. Такое же впечатление произвел он и на присяжных.

И, однако, он не произвел такого впечатления на комиссара Спенса, который разбирался в людях. На Пуаро тоже. Разумеется, и на эту молодую женщину.

— А как вас зовут, мисс? — спросил Пуаро.

— Мод Уильямс. Могу ли я что-нибудь сделать, для него?

— По-моему, да. Есть люди, мисс Уильямс, которые верят в невиновность Джеймса Бентли. Они хотят доказать его непричастность к убийству, и я собираю здесь необходимые доказательства. Могу добавить, что я уже значительно преуспел в выполнении своей задачи.

Эту ложь Пуаро изрек, не краснея. Она была необходима. Мод Уильямс не будет молчать. Ее слова кто-то повторит, и в конце концов они дойдут до того, у кого есть основания тревожиться. Значит, Пуаро должен был лгать. Без зазрения совести.

— Вы сказали, — продолжал он, — что вы о многом беседовали с Джеймсом Бентли. Он рассказывал о своей семейной жизни. Говорил ли он когда-нибудь, что у него есть враги? Была ли его мать в плохих отношениях с кем-то, ненавидела ли она кого-нибудь?

Мод Уильямс задумалась.

— Насколько я помню, нет! Но его мать не любила, конечно, молодых женщин…

— Нет, нет, я не о том! — воскликнул Пуаро. — Матери, которые находятся на попечении сыновей, часто бывают такими. Я имею в виду что-нибудь более серьезное, например жестокую семейную вражду…

Мод покачала головой.

— Я никогда не слышала от него ничего подобного.

— А о миссис Мак-Джинти, своей квартирной хозяйке, он вам что-либо говорил?

— Он никогда не называл ее фамилии, но однажды заметил, что его хозяйка слишком уж часто кормит его селедкой, а в другой раз сказал, что она расстроилась из-за пропажи своей кошки.

— Говорил ли он когда-нибудь — и я прошу вас совершенно откровенно ответить на этот вопрос, что он знает, где миссис Мак-Джинти прячет свои деньги?

Слегка побледнев, молодая женщина откинула голову назад.

— Действительно, он знал и говорил мне об этом. Речь шла о людях, не доверяющих банкам, и он сказал, что его хозяйка из их числа, и что она прячет сбережения под паркетом в спальне. Помню еще, что он добавил: «Я мог бы их взять, когда ее нет дома!» При этом он не шутил — он никогда не шутил, а говорил как человек, искренне досадовавший на эту неосторожность.

— Прекрасно! — молвил Пуаро. — По крайней мере, с моей точки зрения. В представлении Джеймса Бентли ограбление — это действие, которое совершается в тайне от кого-то. Понимаете? Он мог бы сказать и так: «В один прекрасный день ее убьют и заберут ее деньги!».

— Во всяком случае он бы этого не сделал!

— Разумеется! Я хочу вам показать, что достаточно даже самой обыкновенной фразы, чтобы прояснилась личность человека. Если бы преступники были похитрее, они никогда не открывали бы рта. К счастью, они, как правило, тщеславны и много говорят. Поэтому наказания избегают лишь немногие из них.

— Но ведь кто-то же убил эту старую женщину! — произнесла Мод Уильямс. — Кто-то же убил!

— Бесспорно.

— Тогда кто же? Вы знаете?

Пуаро вновь сказал заведомую ложь:

— Думаю, что знаю, и полагаю, что не ошибаюсь. Но я еще только приступил к расследованию…

Молодая женщина посмотрела на свои часы и встала со стула.

— Извините, но мне пора возвращаться в контору. Как правило, у нас перерыв только на полчаса… Когда я работала в Лондоне, у меня было больше времени… Если я смогу сделать что-нибудь для него, вы мне скажете?

Пуаро дал Мод Уильямс свою визитную карточку, написав на обороте свой адрес в «Лонг Медоуз» и номер телефона.

— Это на тот случай, если я вам понадоблюсь, — сказал он.

Пуаро с огорчением заметил, что его фамилия не произвела на Мод никакого впечатления. Он невольно подумал, что молодое поколение очень плохо осведомлено о знаменитостях своего времени.

Эркюль Пуаро, вернувшийся в Бродхинни автобусом, испытывал чувство определенного удовлетворения: он знал теперь, что, кроме него, есть люди, тоже верящие в невиновность Джеймса Бентли. У Бентли был, по меньшей мере, один друг.

Сыщик вновь вспомнил свой разговор с Бентли в тюрьме. Бентли приводил собеседника буквально в отчаяние, не интересуясь, казалось, даже собственным делом.

— Благодарю вас, — говорил он безразличным тоном, — но я не думаю, что можно что-то сделать.

Бентли был уверен, что у него нет врагов.

— И откуда им взяться, если люди едва замечали меня.

— У вашей матери тоже не было врагов?

Он возмущенно запротестовал:

— Конечно, нет. Ее очень любили и уважали.

— Расскажите мне о своих друзьях!

— У меня нет друзей.

Это было неверно. Ведь существовала же Мод Уильямс.

«Любопытная вещь, природа! — подумал Пуаро. — Она всегда устраивает так, что каждое существо, даже самое обездоленное, находит человека, который его любит!».

Почему такая красивая девушка, как Мод, влюбилась в Джеймса Бентли? Потому что, несмотря на ее внешний вид, в ней развито материнское чувство. У нее есть все качества, каких недостает Бентли. Энергичная, волевая, она из той породы людей, которые никогда не сдаются и борются до конца.

Затем Пуаро вспомнил, как он лгал на протяжении дня. Но он успокоил себя, повторяя, что ложь была необходима.

Глава 7

Небольшой домик миссис Мак-Джинти был расположен в нескольких шагах от автобусной остановки. Двое мальчишек играли у его порога. Один из них грыз яблоко, судя по всему гнилое, а другой дико вопил и колотил по стене жестяной тарелкой. Они были увлечены своими занятиями и полны радости жизни. Энергичным стуком в дверь Пуаро усилил этот шум.

Из-за дома показалась женщина с растрепанными Волосами; на ней был яркий передник.

— Сейчас же прекрати, Эрни! — закричала она. Мальчишка продолжал колотить в стену как ни в чем не бывало. Пуаро подошел к женщине.