Не без цинизма я подумал, что это было бы одним из лучших вариантов адюльтера, - ибо в его основе лежало бы не плотское влечение, а любовь, жалость, доброта и благодарность. Однако это все равно был бы адюльтер, и большая часть электората в Сент-Лу не стала бы учитывать никаких смягчающих обстоятельств и, следовательно, отдала бы свои голоса сушеному педанту Уилбрэхему, с его безукоризненной частной жизнью, или вообще осталась бы дома и воздержалась от голосования. Честно или не очень, но на этих выборах Гэбриэл собирался опереться лишь на свои личные качества, личное обаяние, так что зарегистрированные избиратели отдали бы голоса за Джона Гэбриэла как носителя этих качеств, а не как за сторонника Уинстона Черчилля. Между тем Джон Гэбриэл ходил по тонкому льду.
      - Мне, вероятно, не следовало бы упоминать об этом, - тяжело дыша после быстрой ходьбы, сказала леди Трессилиан. Расстегнув легкое пальто из серой фланели, она села рядом со мной и с удовольствием принялась пить чай из старинной чашки - этот сервиз принадлежал когда-то бывшей хозяйке Полнорт-хауса, мисс Треджеллис. - Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь, леди Трессилиан с заговорщицким видом понизила голос, - о миссис Барт.., и нашем кандидате.
      Она посмотрела на меня, как встревоженный спаниель.
      - К сожалению, вы правы, - сказал я. - Люди говорят.
      Доброе лицо леди Трессилиан стало еще более озабоченным.
      - О Господи! Лучше бы они этого не делали. Милли очень славная. Право же, славная... Совсем не такая... Я хочу сказать.., это так несправедливо! Если бы между ними было что-то такое.., что следовало скрывать.., они были бы осторожны, и никто ничего не узнал бы. А им-то нечего скрывать! Вот они и не подумали...
      В этот момент энергичной поступью вошла миссис Бигэм Чартерис. Она была крайне возмущена чем-то, касавшимся лошадей.
      - Позорная небрежность! На этого Барта абсолютно нельзя положиться! Он пьет все больше и больше, и теперь это сказывается на его работе. Разумеется, я всегда знала, что он безнадежен, когда дело касается собак, но с лошадьми и коровами он пока справлялся. Фермеры слепо в него верят. Однако я слышала, что корова у Полнита подохла во время отела. Это случилось только из-за халатности Барта. А теперь еще и кобыла Бентли... Если Барт не образумится, он себя окончательно погубит...
      - Я как раз говорила.., капитану Норрису о миссис Барт, - все еще тяжело дыша, сказала леди Трессилиан. - Я спросила, не слышал ли он...
      - Сплошной вздор! - уверенно заявила миссис Чартерис. - Но он запоминается. Теперь пошли разговоры, будто именно поэтому Барт и запил. Ерунда! Он пил и поколачивал жену еще задолго до того, как здесь появился майор Гэбриэл. Тем не менее надо что-то делать. Следовало бы поговорить с майором.
      - Кажется, Карслейк пытался это сделать.
      - Этот человек начисто лишен такта! - решительно сказала миссис Чартерно. - Наверное, Гэбриэл вышел из себя.
      - Да, - подтвердил я. - Именно так и случилось.
      - Гэбриэл просто глуп! И слишком мягкосердечен - вот в чем беда. Миссис Чартерис задумалась. - Гм, пожалуй, кому-то следует поговорить с Милли. Намекнуть, чтобы она держалась подальше, пока не пройдут выборы.
      Я полагаю, у нее нет ни малейшего понятия о том, какие ходят слухи. Агнес, - обратилась она к своей невестке, - ты должна поговорить с Милли.
      Лицо леди Трессилиан стало пунцовым.
      - О Мод, я не знаю, что нужно говорить... - жалобно протянула она. Право же, я совсем не подхожу для этого!
      - Но иначе мы рискуем, что Милли все узнает от миссис Карслейк, а эта женщина - настоящая язва!
      - Совершенно верно! - с жаром поддержал я.
      - По-моему, эти слухи, - сказала миссис Бигэм Чартерис, - во многом исходят от самой миссис Карслейк.
      - О нет, Мод! Она, конечно, не стала бы делать ничего такого, что снизит шансы нашего кандидата.
      - Ты, Агнес, даже представить себе не можешь, что мне пришлось повидать в полку, - мрачно сказала миссис Бигэм Чартерис. - Если женщина злобствует, она не желает считаться ни с чем и пожертвует всем чем угодно, даже карьерой собственного мужа! Если хочешь знать мое мнение, миссис Карслейк и сама была бы не прочь пофлиртовать с Джоном Гэбриэлом.
      - Что ты говоришь. Мод!
      - Спроси у капитана Норриса. Он постоянно здесь, а, как говорится, со стороны виднее.
      Обе дамы выжидающе смотрели на меня.
      - Мне так не... - начал было я, но передумал. - Впрочем, пожалуй, вы правы, миссис Чартерис!
      Я неожиданно припомнил многозначительность некоторых взглядов и незаконченных фраз, произнесенных миссис Карслейк, и подумал, что такое вполне возможно, несмотря на кажущуюся невероятность подобного предположения. Она не только не предприняла ничего, чтобы пресечь слухи, но, скорее всего, сама тайно их поощряла.
      Подумать только, как непригляден мир, в котором мы живем!
      - Уж если кто и сможет убедить Милли Барт, так это капитан Норрис, неожиданно сказала миссис Бигэм Чартерис.
      - Нет! - воскликнул я.
      - Вы ей нравитесь. К тому же у инвалида всегда привилегированное положение.
      - О, я с тобой полностью согласна! - горячо поддержала леди Трессилиан, обрадованная подобным оборотом, освобождающим ее от неприятной обязанности.
      - Нет-нет! - продолжал я протестовать.
      - Сейчас Милли помогает украшать Длинный Амбар. - Миссис Бигэм Чартерис решительно поднялась с места. - Я пришлю ее сюда. Скажу, что здесь ее ждет чашка чаю.
      - Не буду делать ничего подобного! - снова выкрикнул я.
      - Будете, будете! - невозмутимо сказала миссис Бигэм Чартерис недаром она была женой полковника. - Мы все должны что-то предпринять, чтобы не допустить в парламент социалистов.
      - И помочь нашему дорогому мистеру Черчиллю, - подхватила леди Трессилиан. - Особенно после всего, что он сделал для страны.
      - Теперь, когда Черчилль выиграл для нас войну, - сказал я, - ему нужно писать историю этой войны - ведь он один из лучших писателей нашего времени! - и хорошенько отдохнуть, пока лейбористы окончательно осрамят себя скверным управлением в мирное время.
      Миссис Бигэм Чартерис отправилась в Длинный Амбар, а мы с леди Трессилиан продолжали нашу беседу.
      - Черчилль заслуживает отдыха, - повторил я.
      - А вы представляете, что могут натворить лейбористы - воскликнула леди Трессилиан.
      - Представляю, что и другие могут натворить не меньше. После войны очень трудно ничего не натворить! Вам не кажется, что было бы лучше, если бы на выборах победила не наша партия? - Я услышал звуки приближавшихся шагов и голоса. - Все-таки лучше было бы вам самой поговорить с Милли Барт. Услышать такие вещи от мужчины ей будет неловко.
      Однако леди Трессилиан решительно затрясла головой.
      - Нет! - сказала она. - Нет-нет! Мод права. Лучше всего это сделать вам. Я уверена, она поймет.
      Очевидно, "она" относилось к Милли Барт, однако сам я очень сомневался в том, что "она" поймет.
      Миссис Бигэм Чартерис ввела Милли Барт в комнату, точно большой эскадренный миноносец, конвоирующий торговое судно.
      - Ну вот! - оживленно сказала она. - Налейте себе чашечку чаю, садитесь и развлекайте капитана Норриса.
      Агнес, ты мне нужна. Что ты сделала с призами?
      Обе женщины поспешно вышли из комнаты. Милли Барт налила себе чашку чаю, подошла и села около меня.
      - Что-то случилось, да? - Милли было явно не по себе.
      Не произнеси она этой фразы, я бы, пожалуй, увильнул от возложенной на меня миссии. Вопрос, заданный Милли, помог мне выполнить поручение.
      - Вы, Милли, очень славная женщина. Но вы когда-нибудь задумывались над тем, что многие люди отнюдь не такие славные?
      - Что вы имеете в виду, капитан Норрис?
      - Послушайте, Милли, вам известно, что о вас и майоре Гэбриэле ходят неприятные слухи?
      - Обо мне и майоре Гэбриэле? - Она удивленно смотрела на меня, и лицо ее медленно покрывалось краской от Шеи до корней волос. Это меня так смутило, что я отвел взгляд. - Вы хотите сказать, - неуверенно произнесла Милли, - что не только Джим.., другие тоже говорят?..
      - Когда идет предвыборная кампания, кандидату приходится быть особенно осторожным, - назидательно вещал я и сам себе был противен. - Он должен избегать, как говорил Святой Павел, даже видимости зла. Понимаете?
      Такие обычные в другое время поступки, как пригласить даму в кафе или встретить ее на улице и поднести покупки.., этого достаточно, чтобы люди начали злословить.
      Милли смотрела на меня испуганными карими глазами.
      - Но вы мне верите? Вы верите, что ничего не было?
      Он никогда и слова не сказал! Только был очень-очень добр.
      Больше ничего! На самом деле - ничего!
      - Ну конечно, я вам верю. Но кандидат не может позволить себе даже быть добрым. Этого требует нравственная чистота наших политических идеалов, - добавил я с горечью.
      - Я бы никогда не причинила ему вреда! Ни за что на свете!
      - Разумеется, Милли! Я в этом уверен.
      - Что я могу сделать, чтобы все исправить? - Она умоляюще смотрела на меня.
      - Я бы вам посоветовал.., гм!., держаться в стороне, пока не пройдут выборы. Постарайтесь, если сможете, чтобы вас не видели с ним вместе.
      - Да, конечно! - Милли кивнула. - Я вам так благодарна, капитан Норрис, за то, что вы мне сказали. Я никогда бы не подумала.., я.., он был так добр ко мне.
      Милли встала, собираясь уходить, и все бы кончилось благополучно, не появись именно в этот момент на пороге Джон Гэбриэл.
      - Привет! Что тут происходит? Я прямо с собрания.
      Говорил, пока в горле не пересохло. Херес есть? Виски сейчас нельзя: дальше у меня встреча с мамашами, а от виски сильный запах.
      - Мне пора идти, - сказала Милли. - До свидания, капитан Норрис! До свидания, майор Гэбриэл!
      - Подождите минутку! - остановил ее Гэбриэл. - Я пойду с вами.
      - Нет-нет! Пожалуйста, не надо! Мне.., мне нужно спешить.
      - Хорошо! - воскликнул Гэбриэл. - Раз нужно спешить, я откажусь от хереса.
      - Ну пожалуйста! - Милли вспыхнула от смущения. - Я не хочу, чтобы вы шли. Я.., я хочу идти одна.
      Она почти выбежала из комнаты. Гэбриэл резко повернулся ко мне.
      - Кто ей наговорил? Вы?
      - Да, я.
      - С какой стати вы лезете в мои дела?
      - Мне наплевать на ваши дела. Это касается консервативной партии.
      - А вам разве не наплевать на консервативную партию?
      - Если хорошенько подумать, - пожалуй, наплевать! - признал я.
      - Тогда зачем совать во все свой нос?
      - Если хотите знать, Милли Барт мне симпатична, и я не хочу, чтобы она чувствовала себя несчастной. А она будет винить себя, если каким-то образом из-за дружеских отношений с ней вы проиграете на выборах.
      - Я не проиграю выборы из-за моих отношений с миссис Барт.
      - Вполне возможно, что и проиграете. Вы недооцениваете силу грязного обывательского воображения.
      Гэбриэл кивнул.
      - Кто вам посоветовал поговорить с ней?
      - Миссис Бигэм Чартерис и леди Трессилиан.
      - Старые карги! И леди Сент-Лу?
      - Нет. Леди Сент-Лу не имеет к этому отношения.
      - Если бы я узнал, что это старая ведьма отдала приказ!.. Я бы повез Милли Барт куда-нибудь на уик-энд - и пусть все они катятся к черту!
      - Это бы великолепно завершило дело! А я думал, вы хотите выиграть на этих выборах.
      Гэбриэл неожиданно ухмыльнулся. К нему вернулось хорошее настроение.
      - Я и выиграю. Вот увидите!
      Глава 16
      Это был один из самых прекрасных, теплых летних вечеров. Люди со всех сторон стекались к Длинному Амбару.
      В программу празднества входили танцы и призы за лучший маскарадный костюм.
      Тереза покатила мою каталку вдоль Амбара, чтобы я мог вдоволь полюбоваться зрелищем. Все казались очень оживленными. Гэбриэл был в прекрасной форме: рассказывал разные истории, пробираясь в толпе, острил, мгновенно парировал реплики, обменивался шутками. Он был весел, уверен в себе. Особое, несколько преувеличенное внимание Гэбриэл уделял присутствовавшим дамам, что с его стороны, по-моему, было дальновидно. В общем, его веселость передавалась аудитории - и все шло как по маслу.
      Леди Сент-Лу, высокая, худощавая, выглядела очень внушительно. Ее присутствие придавало событию значительность и воспринималось всеми как особая честь. Я обнаружил, что леди Сент-Лу многим нравится, но в то же время ее и побаивались. Она в случае надобности не колеблясь, прямо высказывала свое мнение; ее несомненная доброта не была показной, и она проявляла живейший интерес к жизни Сент-Лу со всеми ее превратностями.
      К замку в городе относились уважительно. Когда в начале войны квартирмейстер рвал на себе волосы из-за трудностей с размещением эвакуированных, от леди Сент-Лу пришло в его адрес бескомпромиссное послание: почему ее не включили в список для поселения прибывших людей.
      На сбивчивые объяснения мистера Пенгелли, что он-де не хотел ее беспокоить, так как некоторые дети не очень воспитанны, леди Сент-Лу ответила: "Разумеется, мы примем участие. Мы легко можем взять пятерых детей школьного возраста или двух матерей с малышами, на ваше усмотрение".
      Размещение в замке двух матерей с детьми успеха не имело. Обе лондонские жительницы пришли в ужас от длинных каменных переходов в замке, где эхо повторяло звук шагов. Женщины постоянно вздрагивали, пугливо озирались и шептались о привидениях. Когда с моря дули сильные штормовые ветры (а отопление в замке было недостаточным), у бедняг зуб на зуб не попадал, и они, дрожа, прижимались друг к другу. После теплых и густонаселенных лондонских многоквартирных домов замок казался им сущим кошмаром. Не выдержав, они вскоре уехали.
      Их сменили школьники, для которых замок стал одним из замечательнейших, волнующих приключений. Они лазили по развалинам, неутомимо и жадно рыскали в поисках пресловутых подземных ходов и получали огромное удовольствие, пробуждая эхо в гулких коридорах. Они смирились с материнской опекой леди Трессилиан; испытывали восхищение и благоговейный страх перед леди Сент-Лу; учились у миссис Бигэм Чартерис не бояться лошадей и собак и отлично ладили со старой корнуоллской кухаркой, которая пекла для них булочки с шафраном.
      Позднее леди Сент-Лу дважды обращалась к квартирмейстеру с заявлениями. Некоторых эвакуированных детей-де разместили на отдаленных фермах, где хозяева, на ее взгляд, люди недобрые, непорядочные и не заслуживают доверия. Она настояла на проверке, и, как оказалось, в одном случае детей плохо кормили, а в другом - дети были хоть и сыты, но грязны и вообще предоставлены сами себе.
      Все это еще больше повысило авторитет старой леди.
      Утвердилось мнение, что "замок не потерпит несправедливости.
      Леди Сент-Лу пробыла на празднике недолго и ушла вместе со своей сестрой и невесткой. Изабелла осталась, чтобы помочь Терезе, миссис Карслейк и другим женщинам.
      Я наблюдал все происходившее минут двадцать. Потом Роберт покатил мою каталку назад, к дому. Я остановил его на террасе. Ночь была теплая, а лунный свет восхитителен.
      - Мне хотелось бы побыть здесь, - попросил я.
      - Хорошо. Принести тебе плед или еще что-нибудь?
      - Ничего не нужно. Достаточно тепло.
      Роберт молча кивнул и пошел обратно. В Длинном Амбаре у него тоже оставались какие-то обязанности.
      Я лежал в своем кресле и спокойно курил. Силуэт замка выделялся на фоне моря, залитого лунным светом, и больше обычного походил на театральную декорацию. От Длинного Амбара доносились звуки музыки и голоса. Полнорт-хаус за моей спиной был погружен в темноту. Светилось только одно окно, и в причудливом лунном освещении казалось, что от замка до Полнорт-хауса пролег волшебный воздушный мост.
      Я представил себе, как по нему движется всадник в сверкающих доспехах: юный лорд Сент-Лу возвращается в свой дом. Какая жалость, что современная униформа не столь романтична!
      Далекую музыку и шум голосов, доносившихся со стороны Длинного Амбара, летняя ночь дополняла сотнями собственных звуков: негромким поскрипыванием, шелестом, шорохами - мелкие существа пробирались куда-то по своим делам; перешептывалась листва; слышался далекий крик совы...
      Меня охватило неясное чувство умиротворенности. То, что я сказал Терезе, было правдой. Я действительно начинал жить сначала. Прошлое и Дженнифер остались ослепительным и несбыточным сном. Между ним и мной пролегла трясина боли, мрака, страшного безразличия. Прежнюю жизнь я, разумеется, продолжать не мог: трещина была непреодолимой. Начиналась иная, еще неведомая жизнь. Какой она будет? Какой я ее сделаю? Что представляет собой этот новый Хью Норрис? Я чувствовал, как во мне просыпается интерес. Что я знаю? На что могу надеяться? Что буду делать?
      Я увидел, как от Длинного Амбара отделилась высокая, одетая в белое фигура. Помедлила мгновение и потом направилась в мою сторону. Я сразу узнал Изабеллу.
      Она подошла и села на каменную скамью. Гармония ночи стала полной.
      Довольно долго мы сидели, не говоря ни слова. Я был счастлив. Мне не хотелось испортить все разговорами. Не хотелось даже думать.
      Неожиданный порыв ветра подхватил и спутал волосы Изабеллы. Она подняла руку к волосам, и чары рассеялись.
      Я повернул голову в сторону Изабеллы. Она пристально не отрываясь смотрела на лунный мост, ведущий к замку.
      - Этой ночью должен бы вернуться Руперт, - сказал я.
      - Да, - произнесла она с еле заметной паузой, будто у нее перехватило дыхание, - должен бы.
      - Я рисовал себе его возвращение на коне и в доспехах. Хотя, полагаю, он явится в униформе и берете.
      - Он должен скоро приехать, - сказала Изабелла. - О, Руперт должен скоро приехать! - повторила она напряженным, каким-то тоскливым голосом.
      Я не знал, что у нее на уме, но почему-то встревожился.
      - Не возлагайте слишком больших надежд на его приезд. Ожидания нередко сбываются не совсем как рассчитываешь.
      - Наверняка так и бывает...
      - Вы ждете чего-то, - продолжил я, - а оно оказывается...
      - Руперт должен скоро приехать! - нетерпеливо перебила меня Изабелла.
      Да, в ее голосе, без сомнения, были и беспокойство и настойчивость. Я хотел спросить, чем она встревожена, но в этот момент из Длинного Амбара вышел Джон Гэбриэл и присоединился к нам.
      - Меня прислала миссис Норрис узнать, не нужно ли вам что-нибудь, обратился он ко мне. Изабеллу он более или менее игнорировал. - Хотите выпить?
      - Нет, благодарю.
      - Уверены?
      - Вполне. Налейте себе, - предложил я.
      - Нет, спасибо. Я не хочу. - Он помолчал. - Прекрасная ночь. В такую ночь Лоренцо юный... <Лоренцо - персонаж пьесы Шекспира "Венецианский купец"
      (1596 - 1597), молодой влюбленный.> и так далее, и так далее.
      Мы все трое молчали. Из Длинного Амбара снова донеслась музыка.
      - Не хотите ли пойти потанцевать, мисс Чартерно? - спросил Гэбриэл.
      - Благодарю вас, с удовольствием, - тихим вежливым тоном проговорила Изабелла и встала.
      Они ушли, держась напряженно и не разговаривая друг с другом.
      А я стал думать о Дженнифер. Где она и что делает?
      Счастлива или несчастна? Нашла ли она, как принято говорить, "кого-то другого"? Я надеялся, что нашла. Очень надеялся.
      Мысли о Дженнифер не вызывали боли, потому что той Дженнифер, в которую я когда-то был влюблен, на самом деле не существовало. Я ее придумал в угоду самому себе, а о том, что собой представляет настоящая Дженнифер, я никогда не задумывался. Между мной и настоящей Дженнифер стоял Хью Норрис, влюбленный в воображаемую Дженнифер.
      Я смутно помню, как ребенком осторожно и неуверенно спускался по большой лестнице. Я до сих пор слышу слабое эхо собственного голоса, звучавшего очень значительно и важно: "Вот Хью вдет вниз по лестнице". Позже ребенок научился говорить "я". Однако глубоко это "я" не проникло. Оно не стало моей сущностью и потом. Я продолжал видеть себя как бы со стороны, в серии картинок: вот Хью, успокаивающий Дженнифер; Хью, который хотел стать для нее всем, целым миром; Хью, который намеревался сделать Дженнифер счастливой и заставить ее забыть все беды и несчастья.
      "Да, - подумал я вдруг, - совсем, как Милли Барт".
      Милли, которая решила выйти замуж за своего Джима, сделать его счастливым, надеясь, что это излечит его от пьянства, но не потрудилась даже узнать настоящего Джима.
      Я попытался применить это к Джону Гэбриэлу. Вот Джон Гэбриэл жалеет маленькую женщину Милли, старается ее развеселить, добр к ней, помогает нести сумку...
      Потом я переключился на Терезу. Вот Тереза выходит замуж за Роберта, вот Тереза... "Нет, не получится! - мелькнула мысль. - Тереза давно взрослый человек. Она научилась говорить "я".
      Из Длинного Амбара вышли двое. Они не повернули в мою сторону, а направились по ступеням к нижней террасе.
      Я продолжил свои прерванные на миг размышления.
      Леди Трессилиан... Она видит себя человеком, который призван вернуть мне интерес к жизни. Миссис Бигэм Чартерис, которая уверена в том, что всегда и на все знает верный ответ. Она по-прежнему видит себя энергичной женой командира, в подчинении которого находится целый полк... А почему бы и нет, черт побери! Жизнь тяжела, и каждый имеет право на свои грезы.
      Интересно, какие были грезы у Дженнифер? Какой она была на самом деле? Разве я дал себе труд узнать это? Разве не видел постоянно только то, что хотел видеть?.. Мою замечательную, верную, несчастную Дженнифер!
      Какой же она была? Не такой уж замечательной и (если хорошенько подумать) не такой и верной, но безусловно несчастной.., определенно несчастной! Я вспомнил ее раскаяние, как она самобичевала себя, когда я, сломленный душой и телом, неподвижно лежал рядом. Что все это значило, если не то, что Дженнифер видела себя в роли трагической героини?
      Все случившееся, как она считала, было вызвано именно ею, Дженнифер. Это и есть настоящая Дженнифер, фигура трагическая, несчастная женщина, у которой все происходит не так, как должно быть, и которая постоянно обвиняет себя во всем, что случилось с другими. Милли Барт, по-видимому, поступила бы так же.
      Милли... Мои мысли от отвлеченных размышлений резко переключились на дела и проблемы повседневные.
      Милли на вечер не пришла. Возможно, с ее стороны это было разумно. Или ее отсутствие тоже вызовет соответствующие толки?
      ...Я вздрогнул, видно, незаметно задремал. Стало холоднее.
      Со стороны нижней террасы послышались шаги. Это был Гэбриэл. Он направлялся ко мне, и я заметил, что идет он как-то неуверенно. Возможно, он был пьян.
      Я был поражен его видом. Он заговорил хрипло, невнятно - полное впечатление изрядно выпившего человека но, похоже, алкоголь тут был ни при чем.
      - Эта девушка! - с пьяным смешком произнес Гэбриэл, - я же вам говорил, что она такая, как все. Головой-то она, может, и витает где-то среди звезд, но ногами уж точно стоит на грешной земле.
      - О чем вы, Гэбриэл? - резко спросил я. - Вы пьяны?
      - Вздор! Я не пил. Есть кое-что получше выпивки!
      Гордячка! Куда там! Очень уж благородная леди, чтоб якшаться с простыми людьми. Ну я ей показал ее место!
      Стащил с высоких звезд... Показал, из чего она сделана...
      Как все, из праха! Я вам давно говорил, что она не святая.
      Такого рта, как у нее, у святых не бывает! Обыкновенная, как все мы. Возьми любую женщину - все они одинаковые... Все одинаковые!
      - Послушайте, Гэбриэл! - в бешенстве закричал я. - Что вы натворили?
      Он опять пьяно хихикнул.
      - Развлекался, старина! Вот что! Развлекался по-своему.., как мне нравится...
      - Если вы оскорбили эту девушку...
      - Девушку? Она взрослая женщина. Знает, что делает, или, во всяком случае, должна знать. Она женщина.
      Поверьте моему слову!
      Он опять засмеялся - мерзкое, отвратительное хихиканье. Этот смех преследовал меня долгие годы. Я ненавидел Гэбриэла в ту минуту и продолжал ненавидеть всю свою жизнь.
      О, я вполне осознал, что значит полная беспомощность, мне помог это осознать Гэбриэл, метнувший в мою сторону презрительный взгляд! Не могу представить себе более омерзительного человека, чем Джон Гэбриэл в ту ночь...
      Он захохотал, повернулся и неуверенно зашагал к Длинному Амбару.
      Я смотрел ему вслед, кипя от негодования. Но не успел я до дна испить всю горечь своей участи калеки, как услышал шаги со стороны нижней террасы, на этот раз легкие и спокойные.
      Поднявшись на верхнюю террасу. Изабелла подошла ко мне и села на каменную скамью.
      Ее движения, как всегда, были уверенными и спокойными. Она сидела молча. Так мы уже сидели с ней прежде, в тот же вечер. И все-таки я чувствовал.., определенно чувствовал! - разницу. Никак не выражая это, она, казалось, искала поддержки. Что-то пробудилось в ней, нарушив привычный покой. Она была в сильном смятении, но я не знал, не мог даже предположить, что творилось в ее душе. Может быть, она и сама не знала.
      - Изабелла, дорогая... - с трудом произнес я. - Все в порядке?
      Я и сам не понимал, что имел в виду.
      - Не знаю... - ответила она.
      Спустя несколько минут Изабелла вложила свою руку в мою ладонь. Это был чудесный, полный доверия жест, воспоминание о котором я сохранил навсегда. Мы ничего не говорили.
      Прошло около часа.
      Из Длинного Амбара начали выходить люди. Женщины оживленно обменивались впечатлениями и поздравляли друг друга с тем, что все прошло хорошо. Одна из них увезла Изабеллу в своей машине.
      Все было нереальным, как во сне.
      Глава 17
      Я думал, что на следующий день Гэбриэл будет держаться от меня подальше, но он всегда был непредсказуем. Еще не пробило одиннадцати, как он неожиданно появился в моей комнате.
      - Надеялся застать вас одного, - сказал он. - Вчера вечером я вел себя как последний дурак.
      - По-вашему, может, и так. Я бы выразился покрепче. Вы отвратительная свинья, Гэбриэл!
      - Что она сказала?
      - Ничего.
      - Была расстроена? Сердита? Черт побери, должна же она была сказать хоть что-нибудь! Она пробыла с вами почти час.
      - Она ничего не сказала.
      - Господи, лучше бы я... - Он остановился. - Послушайте, вы же не думаете, что я совратил ее? Ничего подобного! Боже милостивый, нет! Я только... Ну понимаете... Луна, хорошенькая девушка... С каждым может случиться...
      Я промолчал. Гэбриэл правильно понял мое молчание.
      - Вы правы. Я не очень-то горжусь собой. Но она довела меня до безумия. Она сводила меня с ума с той минуты, как я ее встретил. Ходит будто святая, до которой и дотронуться-то нельзя! Поэтому я так с ней и поступил... Да-да! И ничего в этом приятного не было.., скорее скверно. Но она отвечала, Норрис!.. Она такая же, как и любая милашка, которую можно подцепить вечерком в субботу... Теперь она меня, наверное, ненавидит! Я всю ночь глаз не сомкнул.
      Он в бешенстве расхаживал взад-вперед по комнате.
      - Вы уверены, что она ничего не сказала? Совсем ничего? - опять спросил он.
      - Я ответил вам дважды.
      Гэбриэл схватился за голову. Жест выглядел смешным, хотя по сути был трагичен.
      - Я никогда не знаю, что она думает, - воскликнул он. - Я ничего о ней не знаю! Она где-то там, куда мне не проникнуть. Это как на той чертовой фреске в Пизе. Праведницы, которые сидят, улыбаясь, в райских кущах... Я должен был выволочь ее оттуда... Должен! Я просто не мог больше этого выносить. Понимаете? Не мог! Я хотел унизить ее, стащить вниз, чтоб ей стало стыдно, чтоб она оказалась вместе со мной в аду...
      - Ради всего святого! Заткнитесь наконец! - крикнул я со злостью. Есть у вас хоть капля приличия?
      - Нет! И у вас бы его не было, доведись вам пережить то, что пережил я. Все эти недели!.. Господи! Я хотел бы никогда ее не видеть, забыть, не знать, что она существует...
      - Я и понятия не имел, что вы...
      - Ну конечно! - перебил он меня. - Вы никогда ничего не видите дальше своего носа! Вы самый большой эгоист, какого мне когда-либо приходилось встречать. Полностью погружены в свои собственные эмоции. Вы и не видите, что со мной! Еще немного - и мне уже будет безразлично, попаду я в парламент или нет.
      - Может, страна от этого и выиграет, - заметил я.
      - Дело в том, - мрачно произнес Гэбриэл, - что я все испортил!
      Я ничего не ответил. Мне столько пришлось вытерпеть от Гэбриэла, когда он пребывал в ударе, что теперь, видя его поверженным, я даже получал некоторое удовлетворение.
      Мое молчание раздражало Гэбриэла. И я был этим доволен. Мне хотелось досадить ему.
      - Знаете, Норрис, до чего у вас самодовольный и ханжеский вид? Что, по-вашему, я должен теперь делать? Извиниться перед девушкой? Сказать, что я потерял голову?
      Что-то в этом роде?
      - Меня это не касается. У вас такой богатый опыт общения с женщинами, что вы сами должны знать, что делать.
      - Мне никогда не приходилось иметь дело с такой девушкой. Как по-вашему, она шокирована? Возмущена? Чувствует отвращение? Считает меня настоящей свиньей?
      - Я не знаю ни что думает, ни что чувствует Изабелла, - сообщил ему я не без удовольствия и, глянув в окно, добавил:
      - Я знаю только, что она идет сюда.
      Гэбриэл побагровел, в глазах появилось затравленное выражение. Он встал у камина в безобразной позе - ноги широко расставлены, подбородок выпячен вперед; взгляд шкодливый. Все это его отнюдь не красило, так что я опять с удовлетворением отметил, что он выглядит мелким подлецом.
      - Если она посмотрит на меня как на мразь...
      Изабелла, однако, не посмотрела на него как на мразь.
      Она поздоровалась сначала со мной и потом с Гэбриэлом, не сделав между нами никакой разницы. Держалась она спокойно и в высшей степени вежливо. Вид у нее был, как всегда, серьезный и невозмутимый. Она сказала, что у нее есть поручение к Терезе и, узнав, что Тереза у Карслейков, отправилась туда. Выходя из комнаты, она слегка улыбнулась нам обоим.