Меня удивила страстность его речи. Я не понимал, какое ему дело до того, груба к нему или нет такая старуха, как леди Сент-Лу. Разве ему не все равно - ведь она принадлежит ушедшему столетию.
      Я все это высказал Гэбриэлу, и он как-то странно, искоса взглянул на меня.
      - ,Вы и не поймете, - резко бросил он.
      - Пожалуй, что не пойму.
      - Я для нее просто грязь.
      - Но, послушайте...
      - Она смотрит как-то сквозь тебя. Ты не идешь в счет.
      Тебя для нее просто-напросто не существует... Что-то вроде разносчика газет или посыльного из рыбной лавки.
      Я понял, что тут как-то замешано прошлое Гэбриэла.
      Какая-то давнишняя обида, нанесенная сыну водопроводчика.
      Он предвосхитил мои мысли.
      - О да! Это у меня есть. У меня обостренное чувство социального неравенства. Я ненавижу этих высокомерных дам высшего класса. Они заставляют меня почувствовать, что я никогда не поднимусь до их уровня. Для них я навсегда останусь грязью, что бы я ни сделал. Видите ли, они знают, что я представляю собой на самом деле.
      Я был поражен. На мгновение он дал мне заглянуть в глубину его обиды. Там была ненависть - безграничная ненависть. Я невольно задался вопросом, какой инцидент из прошлого Джона Гэбриэла продолжает подсознательно терзать его.
      - Я знаю, что на них не стоит обращать внимания, - продолжал Гэбриэл. - Знаю, что их время прошло По всей стране они живут в обветшалых, разрушающихся домах, и доходы их превратились практически в ничто. Многие даже не могут нормально питаться и живут на овощах со своего огородика. Прислуги нет, и большинство из них сами выполняют всю домашнюю работу. Но у них есть что-то такое, чего я не могу уловить.., и никогда не уловлю. Какое-то дьявольское чувство превосходства. Я ничуть не хуже, чем они, а во многих отношениях даже лучше, но в их присутствии, черт побери, я этого не чувствую!
      Он неожиданно рассмеялся.
      - Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо было выпустить пар. Он посмотрел в окно. - Какой-то невсамделишный, пряничный замок... Три старые каркающие вороны.., и девушка будто палку проглотила.., такая чопорная, что и слова не вымолвит. Видно, из тех, кто почувствует горошину сквозь ворох перин.
      Я улыбнулся.
      - Мне всегда казалось, что "Принцесса на горошине" - чересчур уж разумный образ.
      Гэбриэл ухватился за эти слова.
      - Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И они относятся к ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из волшебной сказки... Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти и крови. Достаточно посмотреть на ее рот!
      В этот момент появились Тереза и Карслейк. Вскоре наши посетители откланялись.
      - Жаль, что он ушел, - сказала Тереза. - Мне хотелось бы с ним поговорить.
      - Думаю, нам теперь придется видеть его часто.
      Тереза внимательно посмотрела на меня.
      - А ты заинтересовался! - заметила она. - Верно?
      Я немного задумался.
      - Это же первый раз! - воскликнула она. - Самый первый! С тех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либо интерес.
      - Вероятно, политика интересует меня больше, чем я предполагал.
      - О нет! - заявила Тереза. - Это не политика. Тебя заинтересовал человек.
      - Да, он, безусловно, личность яркая, - признал я. - Как жаль, что Гэбриэл так уродлив!
      - Пожалуй, он уродлив, - задумчиво сказала Тереза, - но в то же время очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самом деле привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.
      - Ну и ну! Поразительно! Никогда бы не подумал; что подобный тип привлекает женщин!
      - И ошибся бы, - заявила Тереза.
      Глава 6
      На следующий день к нам пришла Изабелла Чартерно с запиской для капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на садовой террасе, залитой солнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад и, пройдя вдоль террасы, села около меня на каменную резную скамью.
      Будь это леди Трессилиан, я мог бы заподозрить в этом проявление жалости, словно к хромой собаке. Но Изабелла не выказывала никакого интереса к моему положению.
      Вообще я не встречал человека, у которого интерес к окружающему отсутствовал бы в такой степени. Какое-то время Изабелла сидела, не проронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.
      - Мне тоже, - отозвался я. - Однако вы не очень загорели.
      - Я сильно не загораю.
      Кожа Изабеллы в ярком солнечном свете была восхитительна и напоминала белизну цветка магнолии. Я невольно отметил гордую посадку головы девушки и понял, почему Гэбриэл назвал ее принцессой. Мысль о Гэбриэле заставила меня спросить:
      - Вчера майор Гэбриэл обедал у вас, не правда ли?
      - Да.
      - Вы были на собрании, в Спортивном комплексе?
      - Да.
      - Почему-то я вас не видел, - Я сидела во втором ряду.
      - Вам было интересно?
      Изабелла задумалась, прежде чем ответить.
      - Нет, - наконец сказала она.
      - Зачем же вы туда ходили?
      - Мы всегда так делаем.
      - Вам нравится здесь жить? - полюбопытствовал я. - Вы счастливы?
      - Да.
      Мне неожиданно пришла в голову мысль, как редко мы получаем четкий односложный ответ на подобный вопрос. Большинство людей было бы многословно, и обычные ответы звучали бы приблизительно так: "Мне нравится быть у моря" или "Я люблю деревню", "Мне здесь нравится". А эта девушка ограничилась коротким "да", и прозвучало оно убедительно.
      Изабелла перевела взгляд на замок и чуть заметно улыбнулась. Я вдруг понял, кого она мне напоминает - "дев Акрополя", пятый век до Рождества Христова! У Изабеллы была такая же, как у них, прелестная, неземная улыбка.
      Значит, Изабелла Чартерно, живя в замке Сент-Лу с тремя старухами, вполне счастлива. Это спокойное уверенное счастье, владевшее девушкой, было почти осязаемо. Почему-то мне вдруг стало страшно за нее.
      - Вы всегда были счастливы, Изабелла? - спросил я, хотя заранее знал, что она ответит. Еще до того как она, немного подумав, сказала: "Да".
      - И в школе тоже?
      - Да.
      Я как-то не мог представить себе Изабеллу в школе.
      Она была совершенно непохожа на обычную ученицу английских школ-интернатов, хотя, конечно, школьницы бывают разные.
      Через террасу пробежала белка; села и замерла, уставившись на нас. Потом, заверещав, легко взбежала вверх по дереву.
      Мне вдруг показалось, будто калейдоскоп вселенной качнулся, и в нем сложился совсем другой узор. Это был мир простых ощущений, где существование было всем, а мысль и раздумья - ничем. Здесь были утро и вечер, день и ночь, еда и питье, холод и жара, движение, цель - мир, в котором сознание еще не осознало себя. Мир белки; зеленой, тянущейся кверху травы; деревьев, которые живут, дышат. В этом мире у Изабеллы было свое место. Как ни странно, я, изуродованный, жалкий обломок, - я тоже мог бы найти в нем свое место.
      Впервые после моего несчастья я перестал внутренне бунтовать... Горечь крушения надежд, болезненная стеснительность покинули меня. Я больше не был тем Хью Норрисом, выброшенным на обочину активной и осмысленной жизни. Новый Хью Норрис был калекой, который тем не менее во всей полноте чувствовал и солнечный свет, и живой, дышащий окружающий мир, и свое собственное ритмичное дыхание... Чувствовал, как этот день - один из дней вечности - завершая свой бег, клонится к вечеру, ко сну...
      Ощущение продлилось недолго. Всего на одну-две минуты мне открылся мир, частью которого был и я. По-видимому, в этом мире Изабелла жила постоянно.
      Глава 7
      На второй или третий день после этого в гавани Сент-Лу с пирса упал ребенок. Группа ребятишек играла на краю причала. Маленькая девочка, разыгравшись, с криком рванулась вперед, споткнулась и упала в воду с двадцатифутовой высоты. Прилив в этот час был еще не полным, но глубина воды у причала уже достигала двенадцати футов.
      Майор Гэбриэл, случайно оказавшийся рядом, бросился в воду вслед за девочкой. На пирсе столпилось человек двадцать пять. В дальнем конце его, у ступеней рыбак столкнул лодку и стал быстро грести, спеша на помощь, но, прежде чем он достиг цели, другой мужчина, сообразив, что майор Гэбриэл не умеет плавать, прыгнул в воду.
      Происшествие закончилось благополучно: и ребенок и Гэбриэл были спасены. Девочка была без сознания, но ей быстро сделали искусственное дыхание. Ее мать в истерике буквально повисла на шее майора Гэбриэла, с плачем выкрикивая слова благодарности и призывая на него благословение. Гэбриэл пробормотал, что ничего такого особенного не сделал, похлопал ее по плечу и поспешил в "Герб Сент-Лу" переодеться в сухую одежду и выпить спиртного.
      В конце дня к нам зашел на чашку чаю Карслейк и привел с собой Гэбриэла.
      - В жизни не встречал подобного мужества! - восторженно воскликнул Карслейк. - Не раздумывал ни минуты! А ведь легко мог утонуть И удивительно, что этого не случилось!
      Сам Гэбриэл держался скромно и не склонен был переоценивать свои заслуги.
      - Глупее ничего не придумаешь, - сказал он, - лучше было бы броситься за помощью или схватить лодку. Беда в том, что действуешь не раздумывая.
      - Когда-нибудь вы зайдете слишком далеко в своем лихачестве, довольно сухо произнесла Тереза.
      Гэбриэл метнул на нее быстрый взгляд.
      Когда Тереза, собрав чайную посуду, вышла из комнаты, а Карслейк поспешил уйти, сославшись на срочную работу, Гэбриэл озабоченно сказал:
      - Она очень сообразительна, верно?
      - Кто?
      - Миссис Норрис. Понимает, что к чему. Ее не проведешь Мне надо быть поосторожнее. Как я выглядел? - неожиданно спросил он. - Я все говорил, как надо?
      - Господи, о чем это вы? - удивился я. - Что вы имеете в виду?
      - Свое поведение. Как я себя держал? Все было правильно, да? Ну то, что я показывал, будто случившееся - ничего особенного! Выглядело, как будто я - просто-напросто осел? Правда? - Он, как всегда, очаровательно улыбнулся. - Вы не имеете ничего против моих расспросов, верно? Для меня очень важно знать, правильное ли я произвожу впечатление.
      - Вам обязательно нужно рассчитывать все наперед?
      Разве нельзя просто быть естественным?
      - Это вряд ли поможет, - серьезно возразил он. - Не могу же я, потирая от удовольствия руки, сказать: "Какая удача!"
      - Удача? Вы и правда так думаете?
      - Дорогой мой, да я все время этого ждал! Весь настроился на то, чтобы произошло нечто подобное! Ну знаете, как это бывает: ребенка выхватить из-под колес, или пожар, или лошади вдруг понесут... Для таких случаев, которые вышибают слезу, особенно подходят дети. Газеты столько пишут о несчастных случаях. Ну и ждешь, думаешь, вот-вот что-нибудь такое подвернется. Но.., не подворачивается! То ли невезение, то ли пострелята в Сент-Лу чертовски осторожные...
      - Но вы ведь не давали ребенку шиллинг, чтобы он бросился в воду, правда же? - спросил я.
      Гэбриэл принял мое замечание всерьез и ответил, что все случилось само собой.
      - К тому же я бы не стал так рисковать! Ребенок скорее всего рассказал бы своей матери - и что бы тогда из этого вышло? Нет, девчонка сама упала в воду.
      Я расхохотался.
      - Скажите, это правда, что вы не умеете плавать?
      - Немного могу продержаться. Пожалуй, взмаха три руками сделаю.
      - В таком случае разве ваш поступок не был ужасным риском? Вы ведь могли утонуть!
      - Наверное, мог... Однако послушайте, Норрис, ведь не бывает, чтобы и овцы целы, и волки сыты. Просто невозможно совершить что-нибудь героическое, если вы не готовы в той или иной степени рискнуть. К тому же там было много народу. Конечно, никому из них не хотелось лезть в воду, но все-таки кто-нибудь что-нибудь бы да предпринял. Если не ради меня, то ради ребенка... И там были лодки. Парень, который бросился в воду после меня, поддерживал девочку, а рыбак подплыл на лодке еще до того, как я стал тонуть. В любом случае искусственное дыхание возвращает к жизни, даже если изрядно нахлебаешься воды.
      Лицо Гэбриэла опять осветилось необычной, свойственной только ему улыбкой.
      - Все это дьявольски глупо, верно? - хмыкнул он. - Я хочу сказать, люди дьявольски глупы. На мою долю выпадет больше славы за то, что я бросился в воду, не умея плавать, чем если бы я умел плавать и сделал все, как полагается настоящему спасателю. Сейчас многие говорят, до чего это было смело! Если бы у них было хоть немного смысла, они бы сказали, что это просто-напросто чертовски глупо! Ну а парню, который бросился в воду вслед за мной и на самом деле спас и ребенка и меня, ему не достанется и вполовину столько славы, как мне. Ведь он первоклассный пловец! Испортил бедняга свой костюм... Мое барахтанье в воде ему только мешало и уж конечно ничуть не помогало тонущему ребенку. А ведь никому в голову не придет взглянуть на все с этой стороны! Разве что такому человеку, как ваша невестка. Но таких немного. Это и хорошо! Кому хочется, чтобы в выборах участвовали люди, которые могут думать и вообще шевелят мозгами.
      - И вы не испытывали ни страха, ни колебаний, перед тем как прыгнуть в воду? И под ложечкой не сосало?
      - На это у меня просто не было времени. Я прямо-таки ликовал от блаженства, что такой случай представился. Мне его, как говорится, преподнесли на тарелочке!
      - Я не уверен, что понимаю, почему вы считаете, что такой.., такой спектакль был необходим.
      Выражение лица Гэбриэла изменилось. Оно стало жестким и решительным.
      - Неужели вы не понимаете, что у меня есть только .одно преимущество, Только одно ценное качество? Внешность у меня такая, что и говорить не стоит. Я не первоклассный оратор. У меня нет никакой поддержки, и за мной никто не стоит. Никаких связей.., никакого влияния! Денег у меня тоже нет. У меня есть только один талант, данный мне от природы, - мужество. Гэбриэл доверительно положил руку на мое колено. - Не будь у меня Креста Виктории, думаете, меня сделали бы здешним кандидатом от консерваторов?
      - Но, дорогой мой, вам что, - мало Креста?
      - Вы не понимаете их психологии, Норрис. Глупейший трюк вроде сегодняшнего имеет куда больший эффект, чем Крест Виктории, заработанный где-то в Южной Италии. Италия далеко. Люди не видели, как мне достался этот орден.., а мне, к сожалению, нельзя самому об этом рассказывать. Я бы мог так рассказать, что заставил бы их увидеть, как это было, я бы увлек их за собой, и к концу моего рассказа они бы сами завоевали этот орден! Однако условности, существующие в этой стране, не позволяют так поступить. Нет! Я должен выглядеть скромным и бормотать, что все это пустяки.., любой парень мог бы сделать то, что сделал я. Только это чепуха! Такое смогли бы очень немногие. Полдюжины на весь полк - не больше! Понимаете, необходим спокойный расчет, рассудительность, никакой спешки. К тому же нужно все делать с душой.
      Гэбриэл помолчал минуту-другую.
      - Я ведь и рассчитывал получить Крест Виктории, когда пошел в армию, сказал он наконец.
      - Но, дорогой Гэбриэл!..
      Он повернул ко мне некрасивое подвижное лицо с сияющими глазами.
      - Вы правы, это нельзя знать наверняка. Нужна удача... Но я твердо решил попытать счастья - я понял, что это и есть мой шанс. Храбрость такая штука, которая меньше всего нужна в повседневной жизни. Необходимость в ней возникает редко, и вряд ли вы с ее помощью чего-нибудь добьетесь. Другое дело война! На войне храбрость занимает подобающее ей место. Я не пытаюсь приукрашивать - тут все дело в нервах.., в каких-то там железах... или еще в чем-то таком. В общем все сводится к тому, что просто не боишься смерти, и баста! Понимаете, какое это огромное преимущество перед другими людьми?! Конечно, я не мог быть уверен, что мне подвернется случай...
      Можно быть храбрым сколько угодно, да так и пройти всю войну без единой медали. Или выбрать для своего безрассудства неподходящий момент, и тебя разорвет на мелкие куски, и никто и спасибо не скажет.
      - Ведь Крестом Виктории большинство награждено посмертно, - заметил я как бы про себя..
      - О да! Я знаю. Сам удивляюсь, что не попал в этот список. Как вспомню пули, свистевшие над головой, даже не верится, что остался жив. В меня попало четыре пули, но ни одна не задела серьезно. Странно, правда? Я никогда не забуду адскую боль, когда я полз со сломанной ногой.., кровь хлестала из плеча... Я тащил старину Джеймса Спайдера, а он был тяжеленный и ругался не переставая.
      Гэбриэл задумался. Потом встал и со словами: "Да-а, счастливые денечки", - наполнил свой бокал.
      - Я вам крайне признателен, - сказал я, - за то, что вы развенчали общепринятое мнение, будто храбрецам свойственна скромность.
      - Так ведь это черт знает что! - воскликнул Гэбриэл. - Подумать только! Если вы городской магнат и заключили выгодную сделку, можете хвастать сколько вашей душе угодно, это только прибавит вам веса в обществе... Можете громогласно заявить, что нарисовали замечательную картину. А уж что касается гольфа! Если вам удалось с первого удара загнать мяч в лунку - про это узнают решительно все!
      А вот герой войны... - Гэбриэл покачал головой. - Тут уж кто-то другой должен раструбить про ваши подвиги. Карслейк для этого совсем не годится. Его прямо-таки гложет комплекс, свойственный тори: все приуменьшать. И вообще, вместо того чтобы расхваливать своего кандидата, они только и знают, что нападают на соперников. - Гэбриэл снова помолчал. - Я попросил своего бывшего командира приехать сюда и выступить на следующей неделе.
      Он мог бы хоть немного рассказать, какой я на самом деле замечательный парень... Но я, конечно, не могу сам попросить его об этом. Неловко, черт побери!
      - Ну, если учесть все это да еще и сегодняшнее небольшое происшествие в придачу, дела у вас не так плохи, - заметил я.
      - Не стоит недооценивать сегодняшнее происшествие, - возразил Гэбриэл. - Вот увидите, все опять заговорят о моем ордене. Дай Бог здоровья этой девчушке!
      Надо будет завтра купить ей куклу или что другое. Это тоже сыграет в мою пользу и подогреет положительные высказывания обо мне.
      - Скажите, - с моей стороны это, конечно, чистейшее любопытство, если бы в то время не было на пирсе никого.., совсем никого.., вы бы бросились в воду за девочкой?
      - Какой в этом был бы толк? Мы бы оба утонули, и никто ничего не узнал, пока море не выбросило бы нас обоих на берег.
      - Значит, вы бы отправились домой, и пусть девочка тонет?
      - Нет! Конечно нет. За кого вы меня принимаете? Я же гуманный человек. Я побежал бы как сумасшедший к сходням, схватил лодку и стал бы грести изо всех сил к тому месту, где упала девочка. Если бы повезло, я бы смог выудить ее из воды, и с ней все было бы в порядке. Я сделал бы для нее все, что мог и дал ей шанс! Дети мне нравятся... А как вы думаете, - вдруг спросил он, - не выдаст ли мне Министерство торговли дополнительные талоны на одежду взамен той, что я испортил? Я ведь не смогу носить тот костюм, очень сел. Да все эти чинуши - такие скупые!
      На этой сугубо практической ноте наш разговор закончился, и он ушел.
      ***
      Я немало думал о Джоне Гэбриэле и никак не мог решить, нравится мне этот человек или нет. Его вызывающая беспринципность вызывала во мне отвращение, но искренность привлекала. Что же до точности его расчетов, то я вскоре получил возможность убедиться, что он безошибочно предугадал, как сложится общественное мнение.
      Первой, кто высказался по поводу происшествия, оказалась леди Трессилиан, - она принесла для меня несколько книг.
      - Знаете, - тяжело выдохнула она, - я всегда чувствовала, что в майоре Гэбриэле есть что-то по-настоящему хорошее. И то, что произошло, подтверждает мое мнение, не правда ли?
      - Каким же образом? - спросил я.
      - Не думая о себе, он сразу бросился в воду, хотя и не умеет плавать.
      - А был ли в этом смысл? Ведь он не смог бы спасти ребенка без посторонней помощи.
      - Это верно. Однако он, ни минуты не задумываясь, бросился на помощь. Чем я всегда "восхищаюсь, так это смелым порывом, без всяких расчетов.
      Я бы мог возразить, что расчетов было предостаточно...
      - Меня восхищает истинная храбрость, - продолжала миссис Трессилиан, и ее крупное дряблое лицо залилось по-девичьи румянцем. "Один - ноль в пользу Джона Гэбриэла", - подумал я.
      А миссис Карслейк - дама коварная и экспансивная, очень не понравилась мне - прямо-таки ударилась в сентиментальность.
      - Самый смелый поступок, о каком я когда-либо слышала! - заявила она, - Мне, знаете, говорили, что отвага Гэбриэла на войне была просто невероятной: он совершенно не знал страха. Все перед ним прямо-таки преклонялись! Его военная репутация великолепна. В четверг сюда приедет его командир. Уж я не постесняюсь, обязательно все у него выведаю. Если майор Гэбриэл узнает, он очень рассердится. Ведь он такой скромный, не правда ли?
      - Майор Гэбриэл, безусловно, производит такое впечатление, - сказал я.
      Миссис Карслейк не уловила двусмысленности в моих словах.
      - Мне кажется, наши чудесные парни не должны скромничать, - продолжала она. - Все их замечательные дела Должны быть известны. Мужчины так немногословны! По-моему, это просто долг женщин - рассказывать об их подвигах, чтобы все знали. Мистер Уилбрехэм, наш теперешний депутат, знаете ли, всю войну просидел в своем кабинете!
      Полагаю, Джону Гэбриэлу ее рассуждения пришлись бы по душе, но мне, как я уже говорил, миссис Карслейк не нравилась. Она бурно изливала свои чувства, но ее маленькие темные глазки смотрели недоброжелательно и настороженно.
      - Жаль, не правда ли, что мистер Норрис - коммунист? - вдруг заявила она.
      - В семье не без урода!
      - У коммунистов такие ужасные идеи. Они нападают на собственность!
      - Не только на собственность, - сказал я. - В движении Сопротивления во Франции - в основном коммунисты.
      Обескураженная миссис Карслейк поспешила ретироваться.
      У миссис Бигэм Чартерно, явившейся за какими-то брошюрами для распространения, было свое мнение по поводу происшествия в гавани.
      - Все же, должно быть, этот Гэбриэл хороших кровей, - заявила она.
      - Вы так думаете?
      - Уверена.
      - Его отец был водопроводчиком.
      Миссис Бигэм Чартерис все-таки взяла этот барьер.
      - Что-то подобное я подозревала. Однако там все-таки наверняка была хорошая кровь. Может быть, давно, несколько поколений назад.
      Она немного помолчала.
      - Надо бы почаще приглашать его в замок. Я поговорю с Эделейд. К сожалению, порой она так держится, что иные просто теряются. У нас дома Гэбриэлу просто не удается показать себя в лучшем свете. Хотя лично у меня с ним добрые отношения.
      - Похоже, он здесь довольно популярен, - заметил я.
      - Да, дела у него, пожалуй, идут неплохо. В общем, это хороший выбор. Партия нуждается в обновлении...
      Нужна свежая кровь.., очень нужна. Знаете, - помолчав вдруг сказала миссис Чартерис, - может быть, он будущий Дизраэли.
      - Вы полагаете, он далеко пойдет?
      - Думаю, он сможет достичь вершины. В нем есть жизненная сила.
      Мнение леди Сент-Лу о происшествии в гавани, сообщила побывавшая в замке Тереза:
      - "Гм!" - сказала леди. "Разумеется, он сделал это с оглядкой на галерку!"
      Понятно, почему Гэбриэл называл леди Сент-Лу не иначе, как старой ведьмой.
      Глава 3
      Стояла прекрасная погода. Я проводил много времени на солнечной террасе, куда вывозили мою каталку. Вдоль террасы тянулись кусты роз, а в одном ее конце поднимался старый-престарый тис. Отсюда мне было видно море и зубчатые стены замка Сент-Лу. Иногда я даже видел, как Изабелла шла через поля из замка в Полнорт-хаус.
      У нее вошло в привычку часто приходить к нам. Иногда она приходила одна, иногда с собаками. Улыбнувшись и поздоровавшись, Изабелла садилась на большую резную каменную скамью около моей каталки.
      Это была странная дружба. Именно дружба. Не доброта и сочувствие к инвалиду, не жалость или сострадание. С моей точки зрения, это было нечто намного лучшее. Просто мое общество было приятно Изабелле, и она приходила и подолгу сидела в саду подле меня, она делала это с естественностью и непосредственностью животного.
      Если мы разговаривали, то чаще всего о том, что видели перед собой: о необычной форме облака, о свете над морем, о птицах...
      Именно птица открыла мне еще одну грань в характере Изабеллы. Птица была мертвая. Она, видимо, ударилась головкой об оконное стекло гостиной и теперь лежала на траве под окном: окоченевшие ножки трогательно торчали кверху, ясные глазки были затянуты пленкой.
      Изабелла увидела ее первой. Ужас в ее голосе заставил меня вздрогнуть.
      - Посмотрите! Птица.., мертвая!..
      Панические нотки в голосе девушки поразили меня.
      Она чем-то была похожа на испуганную лошадь; напряженные губы дрожали.
      - Поднимите ее, - попросил я.
      Изабелла исступленно затрясла головой.
      - Не могу...
      - Вам неприятно прикасаться к птицам? - спросил я, зная, что некоторым людям такое свойственно.
      - Я не могу прикоснуться ни к чему мертвому.
      Я удивленно смотрел на нее.
      - Я боюсь смерти, - сказала Изабелла. - Ужасно боюсь! Не могу даже подумать о чем-нибудь мертвом. Наверное, потому, что это напоминает - что когда-нибудь я тоже умру.
      - Все мы когда-нибудь умрем, - заметил я, думая в этот момент о том, что лежало у меня под рукой.
      - Разве вас это не тревожит? Ведь это ужасно! Постоянно думать, что впереди смерть.., и все время приближается. И однажды... - красивые стройные руки Изабеллы в драматическом, не свойственном ей жесте прижались к груди, - однажды придет конец.., конец жизни!
      - Вы странная девушка. Изабелла. Я никогда бы не подумал, что вы это так воспринимаете.
      - Счастье, что я не родилась мальчиком, - с горечью сказала она. - В случае войны мне пришлось бы стать солдатом, и я опозорила бы семью: убежала или еще что-нибудь в таком роде. Да, - произнесла она тихо, ужасно быть трусом...
      Я засмеялся, но смех прозвучал как-то неуверенно.
      - Не думаю, что в трудный момент вы бы струсили.
      Большинство людей, по-моему, просто боятся оказаться трусами.
      - А вы боялись?
      - О Господи, конечно!
      - Но когда пришлось.., все было в порядке?
      Я мысленно обратился к тому моменту напряженного ожидания в темноте.., ожидания атаки.., сосущее чувство тошноты под ложечкой.
      - Нет! - признался я. - Не сказал бы, что все было в порядке. Но я понял, что более или менее справлюсь. Что смогу принять конец не хуже, чем другие. Видите ли, через какое-то время начинаешь чувствовать, что не ты остановишь пулю, а кто-то другой.
      - Как вы думаете, у майора Гэбриэла было такое же чувство?
      Я воздал Джону Гэбриэлу должное.
      - Мне кажется, - сказал я, - что Гэбриэл - один из тех редких и счастливых людей, которым чувство страха просто неведомо.
      - Да, я тоже так думаю, - сказала Изабелла. Выражение лица было у нее странное.
      Я спросил, всегда ли она боялась смерти. Может быть, этому способствовал какой-нибудь шок.
      Она покачала головой.
      - Не думаю. Правда, мой отец был убит еще до моего рождения, так что не знаю, могло ли это повлиять...
      - Очень возможно.
      Изабелла нахмурилась. Ее мысли были в прошлом.
      - Когда мне было лет пять, умерла моя канарейка.
      Накануне вечером она была здорова, а наутро лежала в клетке, вытянув застывшие ножки.., как эта птичка. Я взяла канарейку в руку. - Изабелла вздрогнула; она с трудом подбирала слова. - Птичка была холодная... Она.., она уже была не настоящая.., не видела.., не слышала.., не чувствовала - ее не было!
      Взглянув на меня, она вдруг трогательно, почти жалобно спросила:
      - Разве вам не кажется ужасным, что мы должны умереть?
      Не знаю, что я должен был сказать. Но вместо обдуманного ответа у меня вырвалась правда.., моя личная правда:
      - Иногда.., это единственное, чего ждет человек.
      Она с недоумением смотрела на меня.
      - Я не понимаю...
      - В самом деле? - с горечью спросил я. - Посмотрите хорошенько. Изабелла! Как вы думаете, что это за жизнь?
      Вас моют, одевают, поднимают каждое утро, как ребенка, перетаскивают, как мешок с углем... Безжизненный ненужный обрубок, лежащий на солнце... Он ничего не может, у него нет будущего, ему не на что надеяться...
      Если бы я был сломанным стулом, меня выбросили бы на свалку, но я человек - и меня одевают, прикрывают изуродованное тело пледом и укладывают на солнышке!
      Глаза Изабеллы широко раскрылись, в них было замешательство и вопрос. Впервые эти глаза смотрели не на что-то за моей спиной, а прямо на меня, взгляд сосредоточился на мне, но и сейчас она словно не видела, ничего не понимала.
      - Но.., как бы то ни было, вы - на солнце. Вы живы. Хотя могли погибнуть.
      - Вполне. Господи! Неужели вы не понимаете? Мне жаль, что я остался жив!
      Нет, она не понимала... Я говорил на непонятном ей языке.
      - Вам, - робко спросила она, - вам.., все время очень больно?
      - Время от времени я испытываю сильную боль, но дело ведь не в этом. Можете вы понять, что мне не для чего жить?
      - Но.., я знаю, что я глупа.., но разве обязательно жить для чего-то? Разве нельзя просто жить?
      У меня дух захватило от такого вопроса.
      В этот момент я повернулся, вернее, попытался повернуться на каталке; из-за неловкого движения выронил пузырек с надписью "аспирин", который я постоянно держал при себе. Он упал, пробка открылась, и таблетки рассыпались по траве.
      Я резко вскрикнул, и сам услышал свой голос, неестественный, истеричный:
      - Не дайте им потеряться! О, соберите их.., найдите!.. Они не должны потеряться!
      Изабелла наклонилась, ловко и быстро собирая таблетки. Повернув голову, я увидел подходившую к нам Терезу и, почти всхлипывая, прошептал: