Но время - относительно. Пять минут и тысяча лет могут быть одинаково важны. Помнишь у Элиота? "Мера едина мгновенью и розы и тиса".
      "Темно-красная роза, вышитая на бледно-сером шелке..."
      - У тебя свое назначение в жизни, Хью, - а ты пытаешься приспособить под него жизни других людей. Но у них есть свое собственное назначение. Оно есть у каждого.
      И все они сложно переплетаются. Лишь немногие рождены достаточно проницательными, чтобы знать свой собственный удел. Я думаю. Изабелла была таким человеком.
      Ее трудно было понять - нам было трудно понять! - не потому, что Изабелла была очень сложной, а потому, что она была простой - почти пугающе простой. Она признавала только главное, только суть.
      Ты продолжаешь видеть жизнь Изабеллы как нечто резко оборванное, изуродованное, сломанное... Однако я уверена, что ее жизнь была сама по себе завершенной и целостной...
      - Мгновение розы?
      - Если хочешь... Тебе очень повезло, Хью, - тихо сказала Тереза.
      - Повезло? - Я с недоумением смотрел на нее.
      - Да, потому что ты любил ее.
      - Пожалуй, ты права. Но я никогда не был в состоянии что-нибудь для нее сделать... Я даже не пытался остановить ее, когда она собиралась уехать с Гэбриэлом...
      - Ты не сделал этого, потому что по-настоящему любил ее, - сказала Тереза. - Любил достаточно сильно, чтобы предоставить ее самой себе.
      Почти против собственного желания я принял определение любви, данное Терезой. Жалость всегда была моей слабостью, моей излюбленной поблажкой. Жалостью, снисходительной и легкой, я жид и согревал свое сердце.
      Но на Изабеллу это не распространялось. Я никогда не пытался услужить ей, облегчить путь, нести ее бремя. Всю свою короткую жизнь Изабелла была только сама собой.
      Жалость - чувство, в котором она не нуждалась и не могла бы его понять. Права Тереза: я любил Изабеллу достаточно сильно, чтобы предоставить ее самой себе...
      - Хью, дорогой, конечно же ты любил Изабеллу. И, любя ее, был очень счастлив.
      - Да, - с удивлением согласился я, - был очень счастлив.
      Но тут же меня охватил гнев.
      - Надеюсь, однако, что Джон Гэбриэл будет обречен на мучения как на этом, так и на том свете!
      - Не знаю, как на том, - сказала Тереза, - но что касается этого света - твое пожелание сбылось. Джон Гэбриэл - самый несчастный человек, которого я знаю...
      - Похоже, тебе его жаль?
      - Я не могу сказать, что мне его жаль, - ответила Тереза. - Это значительно глубже.
      - Не знаю, что ты имеешь в виду. Если бы ты видела его в Заграде! Он только и знал, что говорил о себе. Его не сломила даже смерть Изабеллы.
      - Этого ты не знаешь, Хью. Я думаю, ты не посмотрел на него как следует. Ты никогда не смотришь на людей.
      Ее слова поразили меня, и я вдруг подумал, что действительно никогда по-настоящему не смотрел на Терезу.
      Я даже не описал, как она выглядит.
      Теперь я видел ее будто впервые: высокие скулы, зачесанные назад черные волосы... Казалось, не хватает мантильи и большого испанского гребня. Гордая посадка головы - как у ее кастильской прабабушки.
      Мне показалось, что на мгновение я увидел Терезу, какой она была в юности: энергичной, страстной, вступающей в жизнь, полную приключений. Я не имел ни малейшего представления о том, что она обрела...
      - Почему ты так пристально смотришь на меня, Хью?
      - Просто подумал, что, в сущности, никогда не смотрел на тебя как следует.
      - Пожалуй. Ну и что же ты видишь? - Тереза чуть улыбнулась. В ее голосе и улыбке была ирония, а в глазах еще что-то такое, чего я не мог понять.
      - Ты всегда была очень добра ко мне, Тереза, - медленно произнес я. Но, кажется, я ничего о тебе не знаю.
      - Не знаешь, Хью. Совсем ничего не знаешь.
      Она порывисто встала и задернула занавеску на окне.
      - Что же касается Гэбриэла... - начал было я.
      - Предоставь его Господу, Хью! - глухо произнесла Тереза.
      - Как странно ты говоришь!
      - По-моему, это правильно. Я всегда так думала. Может быть, когда-нибудь ты поймешь, что я имею в виду.
      Эпилог
      Вот и вся история.
      История человека, с которым я познакомился в Сент-Лу, в Корнуолле, которого последний раз видел в гостиничном номере в Заграде и который теперь умирал в маленькой спальне в Париже.
      - Послушайте, Норрис. - Голос умирающего был слабый, но отчетливый. Вы должны знать, что на самом деле произошло в Заграде. Тогда я не все вам сказал. Я просто не мог осмыслить...
      Он помолчал, тяжело переводя дух.
      - Вы знаете, что Изабелла боялась умереть? Боялась больше всего на свете.
      Я кивнул. Да, я это знал. Я вспомнил панический страх в глазах Изабеллы, когда она увидела мертвую птицу на террасе в Сент-Лу... Вспомнил, как она побледнела и отпрянула на тротуар, когда в Заграде ее чуть не сбила машина....
      - Тогда слушайте. Слушаете, Норрис? Студент явился в кафе, чтобы убить меня. Он был всего в нескольких футах и не мог промахнуться. Я сидел за столиком у самой стены, в углу, так что был не в состоянии двинуться. Изабелла поняла, что должно случиться. Она бросилась вперед в тот миг, когда студент нажимал на курок, и закрыла меня своим телом... Вы понимаете, Норрис? - Голос Гэбриэла окреп. - Она знала, что делает. Знала, что для нее это значило смерть. И она выбрала смерть.., чтобы спасти меня.
      В голосе Гэбриэла появилась теплота.
      - Я не понимал.., до той самой минуты.., даже тогда не понимал, что это значило. Только позже, когда все осознал... Знаете, ведь я никогда не понимал, что она любила меня... Я думал.., был уверен, что удерживаю ее только физической близостью. Но Изабелла любила меня...
      Любила настолько, что пожертвовала ради меня жизнью...
      Несмотря на свой страх смерти.
      Я мысленно вернулся в кафе в Заграде. Я видел истеричного фанатика-студента, видел внезапную тревогу Изабеллы.., понимание.., панический страх - и мгновенный выбор. Видел, как она, бросившись вперед, закрыла Джона Гэбриэла своим телом...
      - Вот, значит, какой был конец, - сказал я.
      Гэбриэл с трудом поднялся с подушек. Глаза его широко открылись. Голос звучал громко и ясно - торжествующий голос.
      - О нет! Вы ошибаетесь! - воскликнул он. - Это был не конец. Это было начало...