Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Паркер Пайн (№1) - Расследует Паркер Пайн

ModernLib.Net / Классические детективы / Кристи Агата / Расследует Паркер Пайн - Чтение (Весь текст)
Автор: Кристи Агата
Жанр: Классические детективы
Серия: Паркер Пайн

 

 


Агата Кристи

РАССЛЕДУЕТ ПАРКЕР ПАЙН

Случай дамы среднего возраста

Одно, два, три.., четыре фырканья, возмущенный голос, интересующийся, почему не могут оставить его шляпу в покое, стук входной двери, и мистер Пакингтон исчез в направлении станции, чтобы успеть на девятичасовой в город.

Миссис Пакингтон застыла за кухонным столом. Ее лицо покраснело, губы поджались, и не плакала она только потому, что в последнюю минуту гнев оказался сильнее.

– Хватит! – решила она. – Больше я этого терпеть не стану.

И, после мрачной паузы, добавила:

– Мерзавка! Гнусная пронырливая кокетка! Ну как только Джордж может быть таким идиотом?

Гнев улетучивался, уступая место слезам. Вскоре они действительно появились в глазах миссис Пакингтон и медленно покатились по ее немолодым щекам.

– Легко сказать – больше я этого терпеть не стану. А что мне делать?

Она вдруг почувствовала себя беспомощной, одинокой и бесконечно несчастной. Она взяла со стола газету и прочитала – который уже раз – объявление на первой полосе:


ЧАСТНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ

Счастливы ли вы? Если нет – обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17.

ФЛОРА. – Я так устала ждать! – Д.

ФРАНЦУЗСКАЯ СЕМЬЯ ПРЕДОСТАВИТ обеспеченным гостям жилье в пятнадцати минутах езды от Парижа. Большой особняк, современные удобства, превосходная кухня. Возможны уроки французского.


– Идиотизм, – заключила миссис Пакингтон. – Самый настоящий идиотизм. Но.., в конце концов, почему бы не попробовать…

Вот почему, несколько нервничая, она и появилась в одиннадцать часов утра в офисе мистера Паркера Пайна.

Как уже было сказано, она нервничала, но все ее волнение загадочным образом улетучилось при одном только виде хозяина кабинета. Это был крупный – чтобы не сказать тучный – мужчина с лысым аристократическим черепом и маленькими глазками, поблескивающими за мощными линзами.

– Садитесь, прошу вас, – предложил он и участливо подсказал:

– Вы пришли по объявлению?

– Да, – призналась миссис Пакингтон и замолкла, не решаясь продолжить.

– И вы несчастны, – продолжил за нее мистер Паркер Пайн бодрым деловым голосом. – Ничего удивительного. Странно как раз то, что кто-то еще счастлив.

– Правда? – вяло отозвалась миссис Пакингтон, не чувствуя от этого ни малейшего облегчения.

– Вам это, понятно, не интересно, – заметил мистер Паркер Пайн, – зато крайне интересно мне. Тридцать пять лет своей жизни, представьте, я посвятил службе в статистическом управлении. И вот теперь, на покое, решил использовать накопленный опыт в новых целях. Все очень просто. В несчастье существует пять основных градаций – не более, поверьте. Ну, а там, где поставлен диагноз, найдется и лекарство. Я выступаю в роли врача. Ставлю диагноз, назначаю соответствующее лечение… Существуют безнадежные случаи, когда исцеление невозможно. Тогда я откровенно говорю пациенту, что ничем не могу помочь. Однако, уверяю вас, миссис Пакингтон, если я все же берусь за дело, исцеление практически гарантировано.

В душе миссис Пакннгтон затеплилась надежда. Все это, разумеется, могло оказаться сплошным надувательством, но – вдруг?

– Проанализируем ваш случай, – с улыбкой продолжил мистер Паркер Пайн, откидываясь в кресле и соединяя кончики пальцев. – Причиной ваших несчастий мне видится муж, совместная жизнь с которым протекала до сих пор, по-видимому, безоблачно. Полагаю, он даже преуспевает. Думаю, здесь не обошлось без некой юной особы, вероятно, работающей в его офисе.

Слова так и хлынули из миссис Пакингтон.

– Машинистка! – взорвалась она. – Гнусная крашеная кокетка. Губная помада, шелковые чулки, перманент – и ничего больше.

Мистер Паркер Пайн успокаивающе кивнул.

– «Ну что ж тут страшного?» – так, несомненно, говорит ваш муж?

– Так прямо и говорит, – подтвердила миссис Пакингтон.

– «Почему он должен лишать бедняжку даров невинной дружбы и тех маленьких удовольствий, которыми может скрасить ее серую жизнь? Бедное дитя, ведь у нее так мало радостей!» Примерно так, полагаю?

Миссис Пакингтон ожесточенно закивала.

– Вранье все это, одно сплошное вранье. Он возит ее на реку – я сама обожала ездить на реку, но лет пять или шесть назад он заявил, что у него почти не остается времени даже на гольф. Для этой он своим гольфом пожертвовать, конечно, может! Я обожаю театр, но Джордж всегда говорил, что слишком устает к вечеру. А теперь он водит ее на танцы – танцы! И возвращается в три ночи. Я – я…

– И, несомненно, сокрушается, что в женщинах настолько развит собственнический инстинкт, что они готовы ревновать без малейшего на то повода?

Миссис Пакингтон снова кивнула.

– Именно. А откуда вы все это знаете? – опомнилась вдруг она.

– Статистика, – буднично ответил мистер Паркер Пайн.

– Я так несчастна, – пожаловалась миссис Пакингтон. – Я всегда была Джорджу хорошей женой. Когда мы только поженились, я из сил выбивалась, чтобы помочь ему стать на ноги. Пальцы чуть не до костей сработала. На других мужчин никогда даже и не смотрела. Кормлю я его хорошо, за одеждой тоже слежу, хозяйство веду чисто и экономно. И вот теперь, когда мы добились чего хотели и могли бы наслаждаться жизнью, немного попутешествовать и делать все то, о чем я так долго мечтала, – теперь вот пожалуйста!

Она с трудом сглотнула.

Мистер Паркер Пайн серьезно кивнул.

– Поверьте: я прекрасно вас понимаю.

– И.., вы можете как-то помочь? – чуть слышно выдохнула миссис Пакингтон.

– Разумеется, милая моя леди. Существует одно средство… О да, существует.

– И какое же?

Миссис Пакингтон затаила дыхание, вся – вопрос и ожидание.

– Положитесь на меня, – внушительно ответил мистер Паркер Пайн. – Обойдется вам это в двести гиней.

– Двести гиней?

– Именно. Вы вполне можете позволить себе эту сумму, миссис Пакингтон. Ведь заплатили бы вы ее за операцию? Неужели, по-вашему, счастье стоит дешевле?

– Оплата, конечно, по результатам?

– Напротив, – ответил мистер Паркер Пайн. – Вы платите вперед.

Миссис Пакингтон поднялась.

– Боюсь, я не привыкла…

– Покупать кота в мешке? – жизнерадостно продолжил за нее мистер Паркер Пайн. – Что ж, возможно, вы и правы. Риск велик, да и деньги не маленькие. Вам, видите ли, придется мне довериться. Просто заплатить и ждать, что из этого выйдет. Таковы мои условия.

– Двести гиней!

– Вот именно. Двести гиней. Сумма приличная. Всего вам доброго, миссис Пакингтон. Дайте знать, когда передумаете.

Он улыбнулся и невозмутимо пожал ей руку.

Когда она вышла, он нажал кнопку селектора. На звонок явилась невзрачная девушка в очках.

– Пожалуйста, картотеку, мисс Лемон. И можете передать Клоду, что, вероятно, он мне скоро понадобится.

– Новый клиент?

– Клиентка. Пока еще сомневается, но скоро решится. Думаю, сегодня же, ближе к четырем. Заведите на нее карточку.

– Вариант «А»?

– Разумеется. Удивительно, до чего всем хочется думать, будто их случай уникальный. Да, и предупредите Клода. Скажите, чтоб не перестарался. Никаких духов и стрижка покороче.

В четверть пятого миссис Пакингтон снова была в офисе мистера Паркера Пайна. Заполнив чек и получив расписку, она нетерпеливо спросила:

– И что теперь?

– А теперь, – улыбнулся ей мистер Паркер Пайн, – вы вернетесь домой и с утренней почтой получите инструкции, за пунктуальное следование которым я был бы вам весьма признателен.

Домой миссис Пакингтон вернулась в приподнятом настроении. Появившийся вскоре мистер Пакингтон был настроен решительно выдержать любую сцену, разразись таковая за ужином. К великому своему облегчению, он обнаружил жену в мирном расположении духа и необычной задумчивости.

Краем уха слушая радио, Джордж размышлял, позволит ли этот милый ребенок Нэнси, чтобы он подарил ей шубку. Она ведь такая гордая. Он не хотел бы ее обидеть. Но ведь она жалуется, что мерзнет… Это дешевое твидовое пальтишко совершенно не держит тепла. Нужно повернуть как-нибудь эдак, чтобы она не смогла отказаться… Скоро они снова пойдут ужинать. Сплошное удовольствие сводить такую девушку в шикарный ресторан. Он же видел, как те юнцы ему завидовали. Необычайно хороша. И он ей нравится. Сама сказала, что он не очень старый.

Он поднял глаза и поймал устремленный на него взгляд жены. Появившееся откуда-то чувство вины было совершенно некстати. Ну до чего ограниченная, подозрительная женщина! Завидует каждой крупице его счастья.

Он раздраженно выключил радио и отправился в кровать.

На следующее утро миссис Пакингтон получила три письма, содержание двух из которых явилось полной для нее неожиданностью. Первое было печатным бланком модного салона красоты с указанием времени ее визита. Второе информировало о договоренности с портным. Третье оказалось от мистера Паркера Пайна и содержало просьбу оказать ему честь отобедать с ним нынче в «Ритце».

Мистер Пакингтон вскользь заметил, что деловая встреча может задержать его допоздна, и, получив в ответ рассеянный кивок, покинул дом, поздравляя себя с тем, что так ловко избежал бури.

В салоне красоты ужаснулись. Так себя запустить! Мадам, но почему? Этим следовало заняться еще несколько лет назад. Однако не все еще потеряно.

И ею занялись.

Распаривание, маска, массаж. Целебные глины. Питательные кремы. Пудра. Всевозможные завершающие процедуры.

Наконец ей подали зеркало.

– Кажется, я и впрямь выгляжу моложе, – решила миссис Пакингтон.

Визит к портному был не менее впечатляющ. Миссис Пакингтон вышла оттуда, чувствуя себя элегантной, модной и современной.

В половине второго она вошла в вестибюль «Ритца». Там, в безупречных одеждах и облаке заразительного спокойствия, ее уже ожидал мистер Паркер Пайн.

– Очаровательно, – заключил он, окидывая ее опытным глазом. – Я взял на себя смелость заказать вам «Белую даму».

Миссис Пакингтон, знакомая с коктейлями все больше понаслышке, возразить все же не решилась. С опаской потягивая пьянящую жидкость, она слушала своего благодетеля.

– Вашего мужа, – вещал тот, – следует расшевелить. Понимаете: расшевелить. С этой целью я намерен представить вам одного своего друга. Сейчас вы вместе пообедаете.

В ресторан, оглядываясь по сторонам, вошел молодой человек. Обнаружив мистера Паркера Пайна, он непринужденно двинулся к его столику.

– Мистер Клод Латрэ, миссис Пакингтон. Клоду Латрэ можно было дать никак не больше тридцати. При этом он был безупречно одет, утонченно галантен и крайне привлекателен.

– Польщен знакомством, – учтиво поклонился он. Тремя минутами позже миссис Пакингтон и ее новый наставник сидели за маленьким столиком на двоих.

Поначалу она чувствовала себя довольно скованно, но мистер Латрэ быстро развеял первую неловкость от знакомства. Он прекрасно знал Париж и много времени провел на Ривьере. Он осведомился, любит ли миссис Пакингтон танцевать. Она ответила, что обожает, но последнее время такая возможность предоставляется ей крайне редко, поскольку мистер Пакингтон слишком устает к вечеру.

– Но с его стороны просто варварство держать вас взаперти! – воскликнул мистер Латрэ с улыбкой, обнаружившей ослепительно ровные зубы. – Современная женщина не должна потакать мужской ревности.

Миссис Пакингтон чуть было не проговорилась, что речь идет, в общем-то, не совсем о мужской ревности, но вовремя удержалась. В конце концов, заблуждение нового знакомого было довольно лестным.

Клод Латрэ непринужденно заговорил о ночных клубах, и они договорились следующим вечером отправиться с ним в довольно модный «Малый Архангел».

Правда, она немного нервничала, предвкушая объяснение с мужем. Джорджу, подозревала она, это покажется слишком уж необычным – возможно, даже нелепым. Однако ее опасения оказались напрасны. Так и не решившись объявить новость за завтраком, ближе к обеду она была избавлена от этой необходимости телефонным звонком Джорджа, сообщившим, что он ужинает в городе.

Вечер удался на славу. В юности миссис Пакингтон прекрасно танцевала и, под умелым руководством Клода Латрэ, быстро научилась всем современным па. Клод рассыпался в комплиментах по поводу ее платья и новой прически (результат утреннего визита к модному парикмахеру). На прощание он самым волнующим образом поцеловал ей руку. Уже очень давно у миссис Пакингтон не было такого изумительного вечера.

За ним последовала череда не менее изумительных десяти дней. Миссис Пакингтон и Клод Латрэ обедали и танцевали, пили кофе и танцевали, ужинали и танцевали снова. Вскоре миссис Пакингтон узнала всю правду о тяжелом детстве Клода Латрэ. Услышала о печальных обстоятельствах, при которых его отец потерял свои сбережения; узнала о трагической неразделенной любви, оставившей горький осадок, навеки омрачивший его отношения с женщинами.

На одиннадцатый день они танцевали в «Горьком Пропойце». Своего супруга миссис Пакингтон увидела первой. Джордж был с юной дамой из своего офиса. Обе пары танцевали.

– Привет, Джордж, – небрежно окликнула она мужа, когда танец свел их поближе.

Стремительная смена оттенков, от нежно-розового до темно-багрового, на лице Джорджа немало ее позабавила. Помимо пунцовой расцветки лицо Джорджа украсилось выражением крайнего изумления и стыдливостью пойманного с поличным прелюбодея.

Странным образом миссис Пакингтон почувствовала себя хозяйкой положения. Бедный старый Джордж! Вернувшись за столик, она принялась наблюдать за беднягой. Ну до чего же приземистый, лысый, да и к тому же еще неуклюжий танцор! Так не танцуют уже лет двадцать! Бедный Джордж, до чего же ему хочется выглядеть молодым!

Взгляд миссис Пакингтон обратился на его партнершу.

Бедная девочка! Ужасно, должно быть, все время притворяться, что тебе это нравится. Теперь, когда голова девушки находилась у плеча Джорджа и он не мог видеть ее лица, оно выглядело довольно унылым.

Миссис Пакингтон с удовольствием подумала, насколько более завидно ее собственное положение. Взглянула на своего безупречного Клода, погрузившегося теперь в тактичное молчание. Как он ее понимает! И ни малейшего раздражения, которое рано или поздно начинают вызывать мужья.

Она снова посмотрела на него. Их глаза встретились. У Клода они были темные, с затаенным страданием и явным романтизмом, они так нежно смотрели в ее…

Он улыбнулся.

– Потанцуем?

И они танцевали снова и снова. Это было блаженство! Немного смущал неотступный виноватый взгляд Джорджа. Но так ведь и было задумано: расшевелить его – вспомнила вдруг миссис Пакингтон. Боже, сколько уже лет он не ревновал се! Впрочем, она совсем не хотела заставить его ревновать. Это его расстроит. В этот вечер все должны быть счастливы…

Когда она вернулась домой, мистер Пакингтон уже был там. Он выглядел смущенным и растерянным.

– Хм, – выдавил он, – это ты?

– Ага, – весело откликнулась миссис Пакингтон, сбрасывая накидку, купленную утром за сорок гиней. Джордж откашлялся.

– Э.., как мы встретились-то, а?

– Действительно забавно, – согласилась миссис Пакингтон.

– Я.., э.., решил, нужно как-то развлечь бедняжку. У нее неприятности дома. Ну, я и подумал.., из чистого сострадания…

Миссис Пакингтон кивнула. Бедный старый Джордж! Только вспомнить, как он топтался, потел да еще делал вид, будто ему это приятно!

– А кто этот парень, с которым ты была? Я его, кажется, раньше не видел.

– А, это Клод. Клод Латрэ.

– А откуда он взялся?

– Познакомились где-то, – неопределенно ответила миссис Пакингтон.

– Довольно странно, что ты выбралась танцевать – в твоем-то возрасте, я хочу сказать. Зачем же выставлять себя на посмешище, дорогая?

Миссис Пакингтон улыбнулась. Она была настроена слишком благодушно, чтобы спорить.

– Всегда приятно переменить обстановку, – дружелюбно ответила она.

– Но все же будь осторожней, дорогая, – упорствовал Джордж. – Сейчас столько развелось бездельников, только и желающих пожить за чужой счет. Женщины в возрасте часто становятся для них легкой добычей. Я ведь только хочу тебя предупредить, дорогая. Не хотелось бы, чтобы, не ровен час, сделала какую-нибудь глупость.

– Мне он нравится, – возразила миссис Пакингтон.

– Хм. Я заметил.

– Надеюсь, тебе тоже, – мягко добавила она. – Так здорово быть счастливым, правда? Помнится, ты сам сказал мне это за завтраком. Дней десять назад.

Муж подозрительно взглянул на нее, но сарказма на ее лице не обнаружил. Она зевнула.

– Пойду спать. И, кстати, Джорджи, последнее время я стала жутко расточительной. Должны прийти кое-какие счета, так ты уж не падай в обморок.

– Счета? – переспросил мистер Пакингтон.

– Ну да. Платья там, массажистка, парикмахер… Страшно дорогое удовольствие, конечно, но я же знаю, что ты только «за».

Она поднялась наверх, оставив мистера Пакингтона внизу стоять с открытым ртом.

С одной стороны, жена на удивление снисходительно отнеслась к его «желанию развлечь бедняжку». Ведь как это здорово – быть счастливым. Словно ее это вовсе и не трогает. С другой – досадно, что ей вздумалось транжирить деньги именно теперь. И это Мэри, которая всегда была образцом бережливости. Ох, женщины! Джордж Пакингтон покачал головой. Хотя братья малышки еще хуже. И откуда они только взялись со своими неприятностями? Она ходила сама не своя. Да нет, он, конечно, рад был помочь, только, вот – тьфу ты! – именно сейчас дела идут из рук вон плохо!

Вздохнув, мистер Пакингтон в свою очередь побрел в спальню.

Случается, брошенная мельком фраза достигает своей цели не сразу. Только на следующее утро миссис Пакингтон по-настоящему осмыслила слова мужа.

Альфонсам женщины в годах легкая добыча…

Миссис Пакингтон была храброй женщиной. Она решилась взглянуть правде в глаза. Жиголо! Из газет она знала о жиголо все. Оттуда же – об их жертвах – наивных стареющих женщинах.

Неужели Клод – жиголо? Миссис Пакинггон решила, что, вероятно, да. Хотя, с другой стороны, жиголо живут за счет женщин, а он как раз всегда платил за нее. Да, но на самом-то деле платил не он, а мистер Паркер Пайн или уж, если на то пошло, она сама из тех двухсот гиней.

Значит, она – стареющая дурочка? Неужели Клод втайне смеется над ней? При этой мысли лицо ее вспыхнуло.

Ладно. Она – стареющая дурочка, Клод – жиголо. Ну и что? Хотя, наверное, в таком случае давно уже следовало подарить ему что-то. Золотой портсигар, например. Что-нибудь такое.

Повинуясь внезапному импульсу, она выскочила из дома и направилась в «Асприз». Вскоре портсигар был выбран и оплачен.

Днем они обедали с Клодом в «Клариджес». За кофе миссис Пакингтон достала портсигар из сумочки.

– Маленький подарок, – неловко пробормотала она.

– Мне? – нахмурился Клод.

– Да. Надеюсь, он тебе нравится?

Рука Клода тяжело опустилась на золотую коробочку и отшвырнула ее через весь стол.

– Это еще зачем? Я не возьму. Убери. Убери, я сказал.

Он был взбешен. Его глаза так и сверкали.

– Извини, – пробормотала миссис Пакингтон, пряча портсигар в сумочку.

Между ними возникла напряженность, так и не исчезнувшая до конца дня.

На следующее утро Клод позвонил ей.

– Мы должны увидеться, – заявил он. – Я могу зайти к тебе днем?

Она предложила зайти в три.

К трем Клод явился. Очень бледный, донельзя сдержанный. Напряженность стала еще ощутимей.

Неожиданно он взорвался.

– За кого ты меня принимаешь? Мне необходимо это знать. Мы ведь были друзьями, не так ли? Да, друзьями. И, тем не менее, ты думаешь, что я – жиголо! Живу за счет женщин. Ты ведь так думаешь, да?

– О нет, нет же.

Взмахом руки он отмел ее возражения. Его лицо совсем побелело.

– Нет, именно так ты и думаешь! Ну что ж, я пришел сказать, что это правда. Все правда. Мне платят, чтобы я обедал с тобой, развлекал тебя, притворялся влюбленным и заставлял забыть мужа. Это моя работа. Достойное ремесло, не правда ли?

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросила миссис Пакингтон.

– Потому что с этим покончено. Не могу больше. Только не с тобой. Ты – другая. Я преклоняюсь перед тобой, я, наконец, тебе верю.

Он подошел к ней вплотную.

– Ты, наверное, думаешь, что и теперь это только слова, часть игры. Я докажу, что это не так. Я уезжаю – навсегда. Ради тебя. Я покончу с этим ненавистным существованием и стану мужчиной, достойным тебя.

Неожиданно он притянул ее к себе. Их губы встретились. Так же внезапно он отпустил ее и отступил назад.

– Прощай. С тех пор как я родился, я всегда был подлецом. Клянусь тебе, я изменюсь. Помнишь, ты сказала однажды, что любишь читать колонку объявлений о розыске пропавших. Отныне, раз в год, в этот самый день, ты будешь находить там и мое объявление. Ты будешь знать, что я жив и помню тебя. Тогда ты поймешь, сколько ты для меня значила. И еще одно. Я ничего не взял у тебя. Теперь я хочу кое-что тебе дать.

Он снял с пальца простенькое золотое кольцо.

– Оно принадлежало моей матери. Я хочу, чтобы его носила ты. Прощай.

И он решительно зашагал прочь, оставив миссис Пакингтон растерянно стоять на крыльце, сжимая в руке золотое кольцо.

Этим вечером Джордж Пакингтон вернулся домой рано. Жена сидела перед камином и задумчиво смотрела в огонь. Отвечала она мягко, но как-то отстранение.

– Послушай, Мэри, – неожиданно выпалил мистер Пакингтон. – Насчет этой девушки…

– Да, милый?

– Я.., я совсем не хотел тебя огорчать. Ты же понимаешь. У нас с ней ровным счетом ничего такого.

– Я знаю. Глупо было с моей стороны ревновать. Конечно, ходи с ней куда хочешь, раз это доставляет тебе удовольствие.

О таких словах мистер Пакингтон мог только мечтать. Но, как ни странно, услышав их, он не испытал ни малейшего удовлетворения. Совсем даже напротив! Что за радость встречаться с девушкой, если твоя жена чуть не сама об этом просит? Это, черт возьми, не по правилам! Бесшабашный гуляка, крутой мужик, играющий с огнем, в мгновение ока бесславно сгинул, оставив вместо себя опустошенного – и не только морально – Джорджа Пакингтона. Девица оказалась настоящей чертовкой.

– Мы могли бы выбраться куда-нибудь вместе, если хочешь. А, Мэри? – робко предложил он.

– Не думай обо мне, дорогой. Я совершенно счастлива.

– Но я действительно хочу куда-нибудь с тобой съездить. Мы могли бы отправиться на Ривьеру…

Миссис Пакингтон отстраненно ему улыбнулась. Бедный старый Джордж. Какой он все-таки хороший. Такой старый, милый, несчастный. И в его жизни совершенно не было того тайного блеска, который возник в ее. Она улыбнулась бедняге еще нежнее.

– Было бы здорово, дорогой, – сказала она.



Мистер Паркер Пайн совещался с мисс Лемон.

– Накладные расходы? – осведомился он.

– Сто два фунта четырнадцать шиллингов и шесть пенсов, – сообщила мисс Лемон.

В этот момент дверь распахнулась, и появился мрачный как туча Клод Латрэ.

– Доброе утро, Клод, – приветствовал его мистер Паркер Пайн. – Все прошло хорошо?

– Надо думать.

– Кольцо. Что вы, кстати, там выгравировали?

– Матильда, – мрачно сообщил Клод. – Тысяча восемьсот девяносто девять.

– Превосходно. А текст объявления?

– «Стараюсь. Помню. Клод».

– Запишите пожалуйста, мисс Лемон. В колонку объявлений о пропавших. Третье ноября сроком – дайте подумать… Расходы сто два четырнадцать и шесть. Да, сроком на десять лет. Это оставляет нам чистый доход в девяносто два фунта два шиллинга и четыре пенса. Приемлемо. Вполне приемлемо.

– Послушайте, – взорвался Клод, дождавшись, когда мисс Лемон выйдет. – Мне это не нравится. Это.., подло.

– Милый мой!

– Подло, я говорю. Она хорошая.., очень хорошая женщина. Меня тошнит от всей этой лжи и слезливого вздора, которым я ее кормил, черт меня побери!

Мистер Паркер Пайн поправил очки и взглянул на Клода с некоторым интересом. Научным интересом, если быть точным.

– Бог ты мой, – сухо сказал он. – Что-то не припомню подобных проблесков совестливости на протяжении вашей – кхм! – скажем, славной карьеры. Вспомнить хотя бы ваши беспримерные по своей наглости подвиги на Ривьере или ужасно бессердечное обращение с миссис Хэтти Уэст, женой калифорнийского огуречного короля, когда вы так явно обнаружили свои корыстные интересы.

– Я становлюсь другим, – пробормотал Клод. – Это.., нехорошо, вся эта игра…

Теперь мистер Паркер Пайн говорил с Клодом как мастер, наставляющий любимого ученика:

– Милый мой Клод, считайте, что вы совершили акт милосердия. Вы дали несчастной женщине то, в чем она нуждалась: роман. Женщине не нужна страсть – рано или поздно она разлетится вдребезги и оставит лишь боль. Роман же она всегда сможет сохранить в своем сердце и греться им долгие годы. Я знаю людей, мой мальчик. Говорю вам: подобного эпизода ей хватит на долгие годы.

Он кашлянул.

– Так что мы полностью выполнили свои обязательства перед миссис Пакингтон.

– Все равно, – пробормотал Клод, – мне это не нравится.

И ушел. Мистер Паркер Пайн достал из стола чистую папку и написал на обложке:

«Спонтанные проблески совести у закоренелого жиголо. Примечание: взять под наблюдение».

Случай скучающего солдата

У дверей офиса Паркера Пайна майор Уилбрэхем замялся, достал из кармана утреннюю газету и прочел – в который уже раз – приведшее его сюда объявление. Там черным по белому было написано:


ЧАСТНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ

Счастливы ли вы? Если нет – обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17.

ФЛОРА. – Я так устала ждать! – Д.

ФРАНЦУЗСКАЯ СЕМЬЯ ПРЕДОСТАВИТ обеспеченным гостям жилье в пятнадцати минутах езды от Парижа. Большой особняк, современные удобства, превосходная кухня. Возможны уроки французского.


Вдохнув поглубже, майор решительно толкнул дверь в приемную. Невзрачная девушка, печатавшая там на машинке, подняла голову и вопросительно на него взглянула.

– К мистеру Паркеру Пайну, – выдавил майор Уилбрэхем, краснея.

– Сюда, пожалуйста.

Она встала и проводила его в кабинет к благожелательному мистеру Паркеру Пайну.

– Доброе утро, – приветствовал он гостя. – Не желаете ли присесть? А теперь, – продолжил он, – расскажите, что я могу для вас сделать.

– Меня зовут Уилбрэхем, – начал майор.

– Полковник? Майор? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.

– Последнее.

– Ага! Недавно из-за границы? Индия? Восточная Африка?

– Африка. Восточная.

– Прекрасная страна, я так полагаю. Итак, вы дома – и вам здесь неуютно. Проблема в этом?

– Вы абсолютно правы. Но откуда…

Мистер Паркер Пайн величественно отмахнулся.

– Могу вас заверить, майор Уилбрэхем, что девяносто шесть процентов отставных строителей империи – как я их называю – испытывают разочарование. Они несчастливы здесь. Оставив бурную жизнь, полную опасностей и приключений, что они обрели? Вечную стесненность в средствах, унылый климат и общее ощущение рыбы, вынутой из воды.

– Все это верно, – подтвердил майор. – Что меня больше всего бесит, так это скука. Да еще эти бесконечные сельские пересуды. Но что я могу? У меня есть кое-какие средства помимо пенсии, отличный домик возле Кобхэма – но вот, скажем, охотиться мне все равно не по карману. Я не женат. Соседи очень милые люди, но ограниченные, как все островитяне.

– Иначе говоря, проблема в том, что жизнь в Англии кажется вам чересчур пресной.

– Чертовски пресной, – согласился майор.

– А вам хотелось бы риска, возможно, даже – настоящей опасности?

Майор уныло пожал плечами.

– Это же пансион благородных девиц, а не страна. Какие тут опасности?

– Прошу прощения, – решительно возразил мистер Паркер Пайн, – но здесь вы ошибаетесь. Лондон полон опасностей и самых невероятных приключений. Вы просто не там ищете. Вы видите только внешнюю сторону жизни, размеренную и безмятежную, но есть и другая. Если хотите, я покажу ее вам.

Майор Уилбрэхем взвесил предложение. Мистеру Паркеру Пайну отчего-то хотелось верить. Этот крупный мужчина производил впечатление исключительной компетентности.

– Должен, однако, предупредить, – добавил мистер Паркер Пайн, – что это может оказаться опасным.

Глаза майора просветлели.

– Хорошо, – кивнул он и коротко спросил: – Сколько?

– Это обойдется вам, – сообщил мистер Паркер Пайн, – в пятьдесят фунтов, выплаченных авансом. Если через месяц жизнь будет казаться вам столь же пресной, я верну вам деньги.

– Справедливо, – отозвался майор по некотором размышлении. – Весьма справедливо. Я выпишу вам чек сейчас же.

Сделка состоялась, и мистер Паркер Пайн нажал кнопку селектора.

– Теперь у нас час дня, – сказал он, взглянув на часы. – Я попрошу вас отобедать с одной юной леди.

Открылась дверь.

– Мадлен, дорогая, позвольте представить вам майора Уилбрэхема. Он приглашает вас в ресторан.

Майор заморгал, что, впрочем, было совершенно неудивительно. У вплывшего в комнату создания были потрясающие глаза, длинные черные ресницы и изумительно нежная кожа. Элегантное открытое платье выгодно подчеркивало женственность и грациозность походки. С ног до головы девушка была само совершенство.

– Э.., очень приятно, – выдавил майор Уилбрэхем.

– Мисс де Сара, – сообщил мистер Паркер Пайн.

– Так мило с вашей стороны, – приглушенно выдохнула Мадлен де Сара, – пригласить меня.

– Пока все, – повернулся мистер Паркер Пайн к майору. – Ваш адрес у меня есть. Дальнейшие инструкции получите завтра утром.

После этого он выпроводил пару из офиса.

Мадлен вернулась в три.

Мистер Паркер Пайн поднял голову от бумаг.

– Ну? – спросил он. Мадлен покачала головой.

– Он меня боится. Думает, я хочу его соблазнить.

– Этого следовало ожидать, – заметил мистер Паркер Пайн. – Вы выполнили мои инструкции?

– Да. Обсудили всех за соседними столиками. Ему нравятся блондинки. Голубоглазые, немного анемичные[1], не слишком высокие.

– Я так и думал, – заметил мистер Паркер Пайн. – Дайте-ка мне список «Б». Посмотрим, что у нас есть.

Его палец прошелся по списку и остановился против одной из фамилий.

– Клегг Фреда. Да, думаю, Фреда Клегг подойдет идеально. Теперь дело за миссис Оливер.



Утром майор Уилбрэхем получил следующее послание:


В одиннадцать часов утра следующего понедельника вам надлежит отправиться в Хэмпстед. Отыщите особняк «Орлиное гнездо», что на Монастырской аллее, и спросите мистера Джонса. Представьтесь работником торговой компании «Гуайава».


Соответственно, в следующий понедельник майор Уилбрэхем согласно полученному посланию отправился на Монастырскую аллею. Причем именно отправился, а не прибыл, поскольку по дороге туда с ним кое-что приключилось.

Понедельник выпал на официальный выходной, и, казалось, весь город сговорился отправиться в Хэмпстед. Майор продирался сквозь толпы, давился в подземке и без устали расспрашивал, как пройти на Монастырскую аллею. Никто не знал.

В конце концов выяснилось, что это заброшенная дорога, вся в выбоинах, ведущая к тому же в тупик. Поодаль от нее с обеих сторон расположились большие дома, процветание и благополучие которых явно осталось далеко в прошлом.

Уилбрэхем уже шагал по аллее, вглядываясь в полустертые номера домов, когда неожиданный звук пригвоздил его к месту. Звук был странный и булькающий, подозрительно напомнив майору хрип удушаемого человека.

Звук повторился, сложившись на этот раз в довольно внятное: «Помогите!» Доносился он из-за стены, возле которой майор остановился.

Ни секунды не колеблясь, Уилбрэхем толкнул шаткую калитку и мягкими кошачьими прыжками помчался по заросшей бурьяном дорожке. Два огромных негра тащили в кусты хрупкую, беззащитную девушку. Несчастная жертва отчаянно сопротивлялась, кусаясь и выворачиваясь. Заглушая мольбы о помощи, один из негров зажал ей рот своей огромной ручищей.

Слишком занятые борьбой, ни негры, ни девушка не заметили приближения майора. Обнаружили они его присутствие, только когда сокрушительный удар в челюсть опрокинул на траву одного из них – того, который зажимал девушке рот. Второй от неожиданности выпустил свою жертву и угрожающе развернулся к майору. Тот был наготове. Его кулак молнией метнулся вперед, и второй насильник, зашатавшись, опрокинулся навзничь. Майор стремительно обернулся к первому.

Но тот, видно, решил, что с него достаточно. Поспешно вскочив, он опрометью бросился к калитке. Его приятель последовал его примеру. Уилбрэхем рванулся было за ними, но передумал.

Девушка, держась за дерево, медленно поднималась на ноги.

– Спасибо, – выговорила она, все еще задыхаясь. – Это было ужасно.

Майору Уилбрэхему представилась наконец возможность рассмотреть, кого же он столь неожиданно спас. Девушке было никак не больше двадцати двух. Худенькая, светловолосая, с чудесными голубыми глазами.

– Если бы не вы! – всхлипнула она.

– Ну полно, полно, – успокаивающе проговорил майор. – Все позади. Думаю, впрочем, нам лучше отсюда уйти. Эти парни могут вернуться.

На губах девушки появилась слабая улыбка.

– Сомневаюсь. После того как вы их так отделали. Это было здорово!

Под ее теплым восторженным взглядом майор Уилбрэхем немедленно принялся краснеть.

– Ничего особенного, – пробормотал он. – Обычное дело. Защитить даму… Попробуйте опереться на мою руку. Вы можете идти? Такой шок…

– Со мной уже все в порядке, – ответила девушка, опираясь, однако, на предложенную руку.

Ее неуверенная походка тут же сказала майору, что это не совсем так.

Девушка оглянулась на дом.

– Не понимаю, – проговорила она. – В нем же явно никто не живет.

– И давно уже, – согласился майор, мельком глянув на заколоченные ставни и покосившуюся дверь.

– Но здесь написано, – указала девушка на полустертую табличку, – «Дом кармелитов», я именно туда шла.

– Забудьте пока об этом, – посоветовал Уилбрэхем. – Сейчас мы попробуем поймать такси, поедем куда-нибудь и выпьем по чашечке кофе.

Дойдя до конца аллеи, они вышли на более оживленную улицу. Удача им улыбнулась: какое-то такси только что высадило на углу своего пассажира. Поспешно окликнув машину, майор назвал водителю адрес, и они тронулись.

– Не надо ничего говорить, – предупредил он свою спутницу. – Просто расслабьтесь. Вы пережили шок.

Девушка благодарно ему улыбнулась.

– Кстати.., э.., меня зовут Уилбрэхем.

– А меня Клегг. Фреда Клегг.

Десятью минутами позже Фреда Клегг, сидя за маленьким столиком, прихлебывала горячий кофе, не сводя восхищенного взгляда с расположившегося напротив спасителя.

– Боже мой! Это было как сон, – медленно проговорила она, – кошмарный сон. Она поежилась.

– Только подумать: совсем еще недавно я мечтала, чтобы со мной что-то приключилось! Хоть что-нибудь! Нет, мне этого на всю жизнь хватит!

– Но расскажите, что же все-таки произошло.

– Ну, чтобы было понятно, боюсь, сначала придется кое-что рассказать о себе.

– Об этом можно только мечтать, – заметил майор Уилбрэхем с учтивым поклоном.

– Ну, вот. Я сирота. Отец – он был морским капитаном – умер, когда мне исполнилось восемь. Три года назад не стало и мамы. Я работаю в городе. Служу в газовой компании «Вакуум». На прошлой неделе, вернувшись вечером домой, я обнаружила дожидавшегося меня джентльмена. Он представился адвокатом. Мистером Рейдом из Мельбурна Он был очень вежлив и задал много вопросов о моей семье. Сказал, что когда-то давно знал моего отца. Как он выразился, «выполнял некоторые его деловые поручения». Потом он объяснил мне цель своего визита. «Мисс Клегг, – сказал он, – у меня есть основания полагать, что вы являетесь законной наследницей огромной суммы, полученной от финансовой сделки, заключенной вашим отцом за несколько лет до своей кончины». Естественно, я была сильно удивлена.

«Вряд ли вы могли слышать об этом раньше, – продолжил он. – Думаю, Джон Клегг никогда не относился к этому предприятию серьезно. И вот, неожиданно, оно принесло плоды, которые по праву принадлежат вам. Боюсь только, право это вступит в юридическую силу при наличии у вас определенных бумаг. Они находились среди прочих документов вашего отца и вполне могли быть уничтожены как не представляющие ценности. У вас сохранилось от него хоть что-нибудь?»

Я сказала, что все бумаги отца мама держала в его старом морском сундучке. Я как-то просматривала их, но не нашла ничего интересного.

«Ну, даже если они и там, вряд ли вы могли их определить», – снисходительно улыбнулся он.

Ну вот, я пошла в дом, вынула из сундучка бумаги и принесла их ему. Он все просмотрел, но сказал, что тоже не берется судить так сразу, есть среди них нужные или нет. Мы решили, что он заберет все с собой и, если что-нибудь прояснится, тут же со мной свяжется.

В воскресенье с вечерней почтой я получила от него письмо, в котором он приглашал меня обсудить кое-какие вопросы. В письме был указан адрес: Хэмпстед, Монастырская аллея, «Дом кармелитов». Мы должны были встретиться там сегодня утром без четверти одиннадцать.

Я не сразу отыскала дом и чувствовала, что опаздываю. Я вошла в калитку, и тут.., из кустов выскочили эти чудовища и набросились на меня. Один из них тут же зажал мне рот. Я и крикнуть не успела. Потом мне все-таки удалось на секунду высвободиться и позвать на помощь. К счастью, поблизости оказались вы. И если бы не это…

Она умолкла, но ее взгляд был красноречивей всяких слов.

– Счастлив, что оказался рядом. Клянусь Богом, они еще легко отделались. Полагаю, прежде вы их не видели?

Девушка покачала головой.

– Как вы думаете, что бы все это значило?

– Трудно сказать, – пожал плечами майор. – Одно кажется несомненным. Кому-то очень понадобились бумаги вашего отца. Чтобы взглянуть на них, этот Рейд сочинил для вас целую историю. Очевидно, нужных ему документов среди них не оказалось.

– Ox! – выдохнула Фреда. – Вот оно что! А я-то еще сомневалась. Понимаете, в субботу, когда я пришла с работы, мне показалось, что кто-то рылся в моих вещах. Сказать по правде, я тогда заподозрила хозяйку. Такая любопытная особа – никакого удержу. Но теперь-то понятно…

– Уж поверьте моему опыту. Кто-то проник в вашу комнату, обыскал ее и, не найдя нужного документа, решил, что вам известна его подлинная ценность и что, возможно, вы носите его при себе. В результате – сегодняшнее нападение. Если бы документ был при вас, его бы просто забрали, но, поскольку при вас его не было, вас заперли бы и постарались тем или иным образом выпытать, где он находится.

– Да что же это за документ такой? – вскричала Фреда.

– Не знаю. Но явно что-то ценное, если ради него пошли на такое.

– Я думаю, вряд ли.

– Почему же? Ведь ваш отец был моряком. Он бывал в разных странах и мог приобрести там что-то, истинную цену чему не знал и сам.

– Вы думаете, это возможно? – возбужденно воскликнула девушка, и ее бледное лицо оживилось нежным румянцем.

– Конечно. Вопрос в том, что нам теперь делать. Полагаю, вы не хотите обращаться в полицию?

– Ох, пожалуйста, только не это.

– Рад, что вы так думаете. Я тоже не вижу, какая от них может быть польза – сплошные формальности и хамство. В таком случае, позвольте предложить вам сейчас где-нибудь пообедать, а потом я доставлю вас домой, чтобы с вами ничего такого не случилось. Ну, а затем мы можем поискать эти бумаги. Ведь где-то же они должны быть!

– Отец мог давно их уничтожить.

– Мог, конечно, но противная сторона, похоже, совершенно уверена в обратном, что позволяет надеяться на лучшее.

– А как вы думаете, что это? Зарытые сокровища?

– Бог мой, а почему бы и нет! – возбужденно вскричал майор, разом возвращаясь в детство. – Но сначала, мисс Клегг, – опомнился он, – сначала мы должны пообедать!

Обед прошел в исключительно приятной обстановке. Уилбрэхем поведал Фреде о своей бурной жизни в Восточной Африке. Описание одной уже охоты на слонов ужаснуло и потрясло девушку до глубины души. В конце майор настоял на том, чтобы отвезти ее домой на такси.

Фреда жила неподалеку от Ноттингхиллских ворот. После короткого разговора с домохозяйкой Фреда провела майора в свою квартирку на третьем этаже, состоящую из крошечной спальни и совсем небольшой гостиной.

– Все как мы думали, – сообщила она. – В субботу утром приходил электрик сменить проводку. Сказал, что неполадки у меня в комнате. Ну, хозяйка его и пустила.

Уилбрэхем нахмурился.

– Покажите мне этот сундучок, – попросил он. Фреда принесла ему обитый медными образами ящик.

– Только, видите, он пуст, – заметила она, поднимая крышку.

Майор задумчиво кивнул.

– И больше нигде никаких бумаг не осталось? – спросил он.

– Уверена, нет. Мама хранила все здесь.

У майора, осматривавшего тем временем сундучок, вырвалось восклицание:

– Здесь.., в дне трещина.

Он сунул в сундучок руку, и лицо его застыло в напряженном ожидании.

Наконец его усилия были вознаграждены.

– Есть! – воскликнул он. – Там что-то есть.., на дне.

И он вытащил свою находку – грязный, в несколько раз сложенный листок бумаги. Майор расправил его на столе, и Фреда, с интересом следившая за процедурой через его плечо, разочарованно протянула:

– Какие-то каракули.

– Да нет, это.., это суахили[2]! – объявил майор. – Суахили, черт меня побери! Один из диалектов восточно-африканских племен.

– С ума сойти! – воскликнула Фреда. – И вы его знаете?

– Еще бы! – ответил майор. – Вот так штука!

Он подошел к окну.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросила Фреда. Майор еще раз перечитал бумажку и повернулся к девушке со странным смешком.

– Как что? Зарытое сокровище, конечно.

– Нет, правда? Кроме шуток? Испанские дублоны, затонувший галеон и все такое?

– Ну, может, конечно, не так романтично, но, в общем, да. Здесь указано местонахождение тайника со слоновой костью.

– Слоновой? – изумилась девушка.

– Ну да. Бивни слонов. По закону слонов разрешено отстреливать лишь в ограниченном количестве. Этот парень, похоже, действовал с размахом. Видимо, его преследовали, и ему пришлось зарыть добычу. По его словам, их столько.., и здесь есть четкие указания, как все это найти. Послушайте: придется нам туда поехать – нам с вами, я имею в виду.

– Вы хотите сказать, оно того стоит?

– Это целое состояние.

– Но откуда у отца эта бумага?

Уилбрэхем пожал плечами.

– Наверное, парень умирал или еще что. Написал записку на суахили – из осторожности – и отдал вашему отцу. Может, в благодарность за что-то, может, просто на хранение. Отец ваш, не зная языка, не придал бумажке никакого значения. Это только предположение, но скорее всего оно очень недалеко от истины.

– Просто дух захватывает! – воскликнула Фреда.

– Только что же нам теперь делать с этой бумажкой? Не хотелось бы оставлять ее здесь. За ней в любой момент могут явиться снова. Осмелюсь предложить вам оставить ее у себя…

– Конечно. Но… – запнулась девушка, – не опасно ли это для вас?

– Я твердый орешек, – мрачно отозвался майор. – Можете за меня не волноваться.

Он сложил документ и положил его в свой бумажник.

– Что, если я загляну к вам завтра вечером? – предложил он. – К тому времени я сверюсь со своими картами и разработаю маршрут. Когда вы возвращаетесь с работы?

– Около половины седьмого.

– Отлично. Устроим небольшое совещание, а потом, если вы не против, отправимся куда-нибудь поужинать. Нужно это отметить. Значит, до завтра. В половине седьмого.

На следующий вечер майор Уилбрэхем явился в точно условленное время. Позвонив, он спросил мисс Фреду Клегг.

– Мисс Клегг? – переспросила открывшая ему горничная. – Ее нет.

– О! – отозвался майор, не решаясь просить разрешения дождаться ее в комнате. – Тогда я зайду попозже, – небрежно обронил он вместо этого и, выйдя на улицу, принялся расхаживать вдоль дома, каждую минуту ожидая увидеть спешащую домой Фреду.

Время шло. Без четверти семь. Семь. Четверть восьмого. Фреда не появлялась, и у майора появилось нехорошее предчувствие. Он вернулся и позвонил снова.

– Послушайте, – обратился он к горничной. – я должен был встретиться с мисс Клегг в половине седьмого. Вы совершенно уверены, что ее нет – или что она не оставила мне какого-нибудь сообщения?

– А вы майор Уилбрэхем? – спросила горничная.

– Да.

– Так для вас же есть записка! Передали с посыльным.

Майор поспешно развернул ее и прочел следующее:


«Дорогой майор Уилбрэхем!

Случилось нечто странное. Нет времени на подробности – не могли бы мы встретиться в «Особняке кармелитов»? Отправляйтесь туда немедленно.

Искренне ваша Фреда Клегг».


Майор нахмурился, что-то лихорадочно обдумывая. Пошарив в кармане, он обнаружил там еще не отправленное письмо к портному. Морщины на его лбу тотчас разгладились.

– Простите, – обратился он к горничной, – у вас не найдется почтовой марки?

– Думаю, миссис Паркинс уступит вам одну.

Через минуту она вернулась с маркой, и Уилбрэхем, заплатив за нее шиллинг, поспешно зашагал в сторону подземки. По дороге он опустил конверт в почтовый ящик.

Записка сильно его встревожила. Что могло заставить девушку в одиночку отправиться туда, где только вчера на нее было совершено нападение? Он покачал головой. Вот уж чего он от нее не ожидал! Может, опять объявился этот Рейд и каким-то образом снова втерся к ней в доверие? Зачем ей вообще было туда ехать? Хоть бы какой-то намек дала…

Записка смущала еще и другим. Какой-то самоуверенный тон. Совсем не похоже на Фреду.

Было уже без десяти восемь, когда он добрался наконец до Монастырской аллеи. Майор пристально всматривался в сгущавшиеся сумерки, но аллея казалась абсолютно безлюдной. Он тихонько толкнул покосившуюся калитку, и она беззвучно открылась. Дорожка была пуста. Заброшенный дом глядел на майора холодными черными окнами. Уилбрэхем медленно двинулся вперед, настороженно вглядываясь в темнеющий по сторонам кустарник. Он не позволит застигнуть себя врасплох.

Внезапно он замер. Сквозь щель в одном из ставней вырвался и тут же исчез узкий луч света. Дом не был пуст! Кто-то затаился там, внутри.

Майор бесшумно скользнул в кусты и, укрываясь в них, принялся медленно обходить дом. Наконец он нашел то, что искал, – незапертое окно на первом этаже. За ним оказалось какое-то подсобное помещение. Уилбрэхем толкнул створку, обвел фонариком (спешно купленным по дороге) заваленную хламом комнату и залез внутрь.

Пройдя через комнату, он очень медленно и осторожно открыл дверь. Ни звука. Майор решился еще раз включить фонарик и в его свете разглядел, что попал на кухню. Выйдя оттуда, он обнаружил с полдюжины ступенек, ведущих к еще одной двери. На этот раз, видимо, двери в жилую часть дома.

Приоткрыв ее, майор застыл, прислушиваясь Ничего. Он скользнул внутрь. Теперь он был в коридоре. Налево и направо вели две двери. Он выбрал ту, что справа, подождал немного и осторожно надавил на ручку. Она легко подалась, и майор, отворив дверь, шагнул внутрь.

Комната оказалась пустой. В ней не было даже мебели Внезапно за его спиной раздался какой-то звук, майор рванулся в сторону – но поздно. Что-то опустилось ему на голову, и он провалился в беспамятство.

Жизнь возвращалась к нему медленно и мучительно. Голова раскалывалась от боли. Майор попытался встать и обнаружил, что это невозможно. Он был надежно связан. Он не представлял, сколько времени пролежал без сознания.

Неожиданно что-то щелкнуло в мозгу, и он вспомнил. Ну да, его ударили по голове!

В неверном свете газовой горелки, расположенной высоко на стене, он разглядел, что лежит в каком-то погребе. Он скосил глаза, и его сердце замерло. Рядом, всего в нескольких футах, лежала Фреда, и тоже, как и он, связанная. Глаза у нее были закрыты, но под пристальным взглядом майора ее веки затрепетали, распахнулись, и растерянный взгляд голубых глаз упал на Уилбрэхема. В них тотчас появились радостные огоньки.

– И вы тоже? Но что случилось?

– Случилось то, что я страшно подвел вас, – вздохнул майор. – Бросился сломя голову и попал в ловушку. Скажите, вы посылали мне записку с просьбой здесь встретиться?

Глаза девушки удивленно распахнулись.

– Я? Это же вы меня просили сюда прийти.

– А, так вы тоже получили записку?

– Ну да. Я была на работе, когда мне ее передали. Там было сказано, что планы поменялись и мы встречаемся здесь.

– То же самое, – простонал майор и объяснил Фреде ситуацию.

– Понятно, – проговорила та. – Значит, они хотели…

– Заполучить бумагу. Должно быть, вчера за нами следили. И вышли на меня.

– И они.., заполучили ее? – с ужасом спросила Фреда.

– К несчастью, это трудно определить, – отозвался майор, разглядывая свои связанные руки.

Раздавшийся в этот момент голос, точно соткавшийся из пустоты и мрака, заставил их вздрогнуть.

– Да, благодарю вас, – сказал этот бесплотный голос, наполняя пленников мистическим ужасом. – Заполучил. Можете не сомневаться.

– Это Рейд, – сдавленно пробормотала Фреда.

– Одно из моих имен, дорогая, – согласился голос, – и только. У меня их, знаете, много. А сейчас должен с великим сожалением сообщить, что вы помешали моим планам, чего я никому не прощаю. Самое скверное то, что вы знаете об этом доме. Пока вы еще не поделились этим открытием с полицией, но вы еще можете это сделать. Сильно опасаюсь, что никак не могу положиться на вас в этом вопросе. Вы, конечно, могли бы пообещать, но кто сейчас держит слово? А этот дом, представьте, очень для меня ценен. Это дом, откуда не возвращаются. Я посылаю людей отсюда – в никуда. Вынужден сообщить, что это вам сейчас и предстоит. Печально, конечно, но совершенно необходимо.

Голос немного помолчал и продолжил:

– Никакой крови. Ненавижу кровь. Мой метод куда проще. И, сколько могу судить, не так уж мучителен. Ну, а теперь мне пора. Доброго вам обоим вечера.

– Эй, послушайте! – воскликнул Уилбрэхем. – Делайте что хотите со мной, но при чем же тут девушка? Она ровным счетом ничего не сделала – решительно ничего. Она никому ничего не расскажет, если вы ее отпустите.

Ответа не последовало.

Вдруг Фреда в ужасе вскрикнула:

– Вода!

Уилбрэхем с трудом развернулся и проследил за ее взглядом. У самого потолка в стене открылось отверстие, из которого теперь била мощная струя воды.

– Они хотят утопить нас, – в ужасе простонала Фреда. На лбу майора выступил холодный пот. Но он постарался взять себя в руки.

– Нельзя сдаваться, – твердо сказал он. – Мы позовем на помощь. Кто-нибудь услышит. Ну, давайте вместе.

Они кричали и кричали снова, а потом еще – до тех пор пока окончательно не охрипли.

– Боюсь, бесполезно, – мрачно сказал Уилбрэхем. – Слишком уж глубоко, да и стены, я подозреваю, со звукоизоляцией. Можно было догадаться, что в противном случае нам просто-напросто заткнули бы рты.

– Ох! – простонала Фреда. – Что я наделала? Зачем я втянула вас во все это?

– Не думайте обо мне, дорогая. Меня больше беспокоите вы. Я-то бывал в переделках и раньше и, как видите, всегда выбирался. Выберусь и теперь. Времени у нас предостаточно. Если вода будет прибывать с той же скоростью, пройдут часы, прежде чем случится непоправимое.

– Вы просто чудо! – вскричала Фреда. – Никогда еще не встречала такого человека – ну, разве в книжках.

– Пустяки. Обычный здравый смысл. Давайте-ка лучше займемся веревками.

Через пятнадцать минут мучительных физических упражнений майор с удовлетворением констатировал, что путы заметно ослабли. Вскоре ему удалось нагнуть голову и приподнять руки настолько, чтобы достать до узлов зубами.

После того как он освободил руки, остальное было минутным делом. Одеревеневший, онемевший, отлежавший все, что только можно, но все же свободный, майор развязал девушку.

Вода к этому времени едва успела добраться до их лодыжек.

– А теперь, – сказал майор, – пора отсюда выбираться.

Дверь в погреб находилась на несколько ступеней выше уровня пола.

– Довольно хилое сооружение, – заключил майор, осмотрев ее. – Никаких проблем. Сейчас откроем.

Он налег на дверь плечом и нажал.

Послышался скрежет, затем треск, и дверь сорвалась с петель. За ней оказался ведущий наверх лестничный пролет, заканчивавшийся еще одной – но совсем не такой же – дверью. Эта была из цельного дерева и вдобавок обита железом.

– Немного сложнее, – заметил майор. – Ха! Да она не заперта.

Он толкнул дверь, выглянул наружу и, повернувшись, помахал девушке. Теперь они были в коридоре за кухней, где майор уже все знал. Через минуту они стояли на Монастырской аллее, а над их головами сияли звезды.

– Ox! – Фреда тихонько всхлипнула. – Это было так ужасно!

– Бедняжка моя! – откликнулся майор, заключая ее в объятия. – Да вы были просто образцом мужества. Фреда, ангел мой, не могли бы вы – то есть могли бы вы… – черт! – я люблю вас, Фреда. Вы выйдете за меня замуж?

После приличествующей случаю паузы (очень понравившейся обоим) он со смехом добавил:

– И мало того, сокровище все еще при нас.

– Как? Они же забрали карту!

Майор весело подмигнул.

– Ничего подобного. Понимаешь, вчера вечером я снял с нее копию – только название страны поменял – и, перед тем как идти сюда, положил настоящую в письмо своему портному и опустил в почтовый ящик. Так что мистер Рейд получил фальшивку, с чем я его и поздравляю. Знаешь, любимая, что мы сделаем? Мы проведем наш медовый месяц в Восточной Африке и найдем сокровище.



Мистер Паркер Пайн вышел из своего кабинета и поднялся по лестнице двумя пролетами выше. Там, под самой крышей, находилась комната миссис Оливер, автора приключенческих романов, а с недавнего времени – сотрудницы мистера Паркера Пайна.

Он постучался и вошел. Миссис Оливер сидела за столом, на котором, помимо пишущей машинки, помещались также несколько блокнотов, ворох исписанной бумаги и большая корзина яблок.

– Отличный сюжет, миссис Оливер, – весело сказал мистер Паркер Пайн.

– Все прошло гладко? – поинтересовалась та. – Ну и слава Богу.

– Да, но этот эпизод с водой и колодцем, – неуверенно начал мистер Паркер Пайн. – Как вы считаете, может, в следующий раз стоит придумать что-нибудь более оригинальное?

Миссис Оливер важно покачала головой и взяла из корзинки очередное яблоко.

– Думаю, нет, мистер Пайн. Люди, видите ли, привыкли читать о таких вещах. Вода, поднимающаяся в погребе, газ на кухне и так далее. Поэтому, когда нечто подобное случается с ними в действительности, это придает ощущениям особую остроту. Публика очень консервативна, мистер Пайн, – ей подавай все те же старые добрые трюки.

– Что ж, вам, конечно, виднее, – признал мистер Паркер Пайн, памятуя о сорока шести принадлежащих перу миссис Оливер романах, ставших бестселлерами в Англии и Америке и переведенных на французский, немецкий, итальянский, венгерский, финский, японский и абиссинский[3] языки. – А как у нас с расходами?

Миссис Оливер выудила из вороха бумаг какой-то листок.

– В целом довольно скромно. Негры – Перси и Джерри – запросили всего ничего. Юный Лорример – актер – вызвался сыграть мистера Рейда за пять гиней. В погребе, само собой, мы прокрутили пленку.

– «Особняк кармелитов» оказался настоящей находкой, – заметил мистер Паркер Пайн. – Обошелся почти даром, а сколько драм там уже разыгралось! Одиннадцать, если не ошибаюсь.

– Ax да, совсем забыла, – сказала вдруг миссис Оливер. – Еще нужно заплатить Джонни. Пять шиллингов.

– Джонни?

– Ну да. Мальчик, который лил из канистры воду в погреб.

– Ах да, конечно. Кстати, миссис Оливер, откуда вы знаете суахили?

– Помилуйте, зачем это мне?

– Ясно. Стало быть. Британский музей?

– Нет. Справочное бюро Дэлфриджа.

– Ресурсы современной коммуникации неисчислимы, – пробормотал себе под нос мистер Паркер Пайн.

– Единственное, что меня беспокоит, – заметила миссис Оливер, – это молодые люди. Отправиться в такую даль и ничего не найти!

– Нельзя же, чтобы у них было все сразу, – возразил мистер Паркер Пайн. – У них и так будет медовый месяц.



Миссис Уилбрэхем сидела в кресле. Ее муж заканчивал письмо.

– Какое сегодня число, Фреда? – спросил он.

– Шестнадцатое.

– Шестнадцатое… Черт побери!

– Что такое, милый?

– Да нет, ничего. Вспомнил одного парня по имени Джонс.

Он рассудил, что некоторых вещей даже лучшим из жен знать все-таки не стоит.

«Черт побери! – думал майор Уилбрэхем. – Надо было сходить туда и забрать свои деньги».

Потом, будучи человеком справедливым, он взглянул на дело с другой стороны.

«Но, если подумать, я сам провалил сделку. Может, дойди я до этого Джонса, что-нибудь и вышло бы. Но ведь, не окажись я там, я не спас бы Фреду и мы никогда бы не встретились. Так что, пусть косвенно, но, может, они и заработали эти несчастные пятьдесят фунтов».

Миссис Уилбрэхем думала о своем.

«Ну и дурочкой же я была, поверив какому-то объявлению и заплатив совершенно незнакомым людям три гиней. Разумеется, они и пальцем не пошевелили, чтобы что-то случилось. Но откуда же мне тогда было знать, что вдруг объявится мистер Рейд, а потом таким странным и романтическим образом в мою жизнь войдет Чарли. Представить страшно, что, если бы не случайность, мы никогда бы не встретились!»

Она повернулась и с обожанием посмотрела на своего мужа.

Случай совестливой девушки

На столе мистера Паркера Панна тихонько зажужжал селектор.

– Да? – ответил сей великий человек.

– Тут какая-то юная особа, – сообщила секретарша. – Желает вас видеть. Но ей не назначено.

– Можете впустить ее, мисс Лемон, – решил мистер Паркер Пайн и минутой позже уже встречал посетительницу. – Доброе утро. Садитесь, прошу вас.

Девушка уселась и неуверенно посмотрела на мистера Паркера Пайна. Это была очень молоденькая, очень хорошенькая и очень опрятная девушка. Ее темные волнистые волосы завивались на концах маленькими аккуратными колечками. С ног до головы, то есть с белой вязаной шапочки до кружевных чулок и крошечных ботинок, она была само изящество. И она страшно нервничала.

– Мистер Паркер Пайн? – уточнила она.

– Да.

– Это вы.., давали объявление?

– Я.

– Там говорится, что если кто-то не.., несчастлив, он может прийти к вам.

– Может.

Девушка решилась.

– А я как раз жутко несчастна. Вот я и подумала, почему бы не зайти.., не попробовать…

Мистер Паркер Пайн молча ждал. В том, что продолжение последует, он не сомневался.

Девушка нервно стиснула руки.

– У меня.., у меня просто жуткие неприятности.

– Я так и подумал, – заметил мистер Паркер Пайн. – Желаете поделиться?

Казалось, однако, что как раз этого девушке хочется меньше всего. Она долго и пристально всматривалась в лицо мистера Паркера Пайна. Потом, внезапно решившись, она с горячностью заговорила:

– Хорошо. Я расскажу вам. Просто, знаете, так трудно решиться… Я чуть с ума не сошла от беспокойства. Куда идти, что делать? А потом увидела ваше объявление. Я тогда решила, что это, наверное, какое-то жульничество, но почему-то запомнила. А потом подумала, почему бы просто не заглянуть. Всегда ведь можно извиниться и уйти, если.., если…

– Да, да, именно так, – кивнул мистер Паркер Пайн.

– Никогда ведь не знаешь, – выпалила девушка, – кому можно доверять.

– И вы решили, что мне можно? – улыбнулся мистер Паркер Пайн.

– Как ни странно, да, – ответила девушка. – Я совсем вас не знаю, но почему-то просто уверена, что вы меня не обманете, – продолжала девушка.

– Не обману, – подтвердил мистер Паркер Пайн.

– Ну, значит, так. Меня зовут Дафни Сент-Джон…

– Да, мисс Сент-Джон?

– Миссис. Я замужем.

– Фу-у, – пробормотал мистер Паркер Пайн, раздраженный тем, что не заметил обручальное кольцо на безымянном пальце ее левой руки. – Такой промах с моей стороны.

– Не будь я замужем, – продолжила девушка, – я бы особенно и не волновалась. Я имею в виду, тогда это не имело бы такого значения. Но стоит мне подумать о Джеральде…

Она порывисто сунула руку в сумочку и, вынув оттуда маленький круглый предмет, швырнула его на стол. Предмет, сверкая, подкатился к мистеру Паркеру Пайну и при ближайшем рассмотрении оказался платиновым колечком с большим бриллиантом.

– Вот! – объявила девушка. – Все из-за него.

Мистер Паркер Пайн взял кольцо и, подойдя к окну, провел камнем по стеклу. Затем взял лупу и внимательно осмотрел бриллиант.

– Изумительной чистоты камень, – заметил он, возвращаясь к столу. – Я бы оценил его, как минимум, в две тысячи фунтов.

– Да. Только он краденый. Я украла его и теперь не знаю, как быть.

– Ого! – протянул мистер Паркер Пайн. – Это уже интересно.

Выдержка изменила девушке, и она расплакалась, уткнувшись в трогательное подобие носового платка.

– Ну, ну, – проговорил мистер Паркер Пайн. – Все будет хорошо.

Девушка подняла глаза.

– Правда? – спросила она, шмыгнув носом. – Вы думаете?

– Уверен. А теперь расскажите мне все, как есть.

– Ну, началось с того, что я залезла в долги. Понимаете, я жутко непрактичная. Джеральд от этого прямо с ума сходит. Это мой муж – Джеральд. Он намного меня старше и жутко принципиальный. Долги для него – чуть не конец света. В общем, никак нельзя было ему признаться, и я отправилась с приятелями в казино… Мне и надо-то было совсем немного везения. Сначала мне повезло, и я выиграла. А потом все проиграла. И даже больше, чем все. Так что ничего уже не оставалось, как попробовать отыграться, и.., и…

– Понятно, – сказал мистер Паркер Пайн. – Дальше можете не рассказывать. Вас понесло. Так?

Дафни Сент-Джон кивнула.

– И после этого я уже точно не могла сказать Джеральду. Он ненавидит азартные игры. В общем, я совсем запуталась. И как раз тогда Дортгеймеры – мы с Наоми учились в одной школе – пригласили нас погостить. Они живут недалеко от Кобхэма и, разумеется, страшно богатые. А Наоми ужас какая красивая. У нее есть кольцо с бриллиантом, и что-то там случилось с оправой, и, когда мы уезжали, она попросила меня захватить кольцо и занести ювелиру на Бонд-стрит.

Девушка замолчала.

– Кажется, мы приблизились к самому трудному, – пришел ей на помощь мистер Паркер Пайн. – Продолжайте, миссис Сент-Джон.

– А вы точно никому не скажете? – заволновалась вдруг девушка.

– Для меня это святое, – заверил ее мистер Паркер Пайн. – И потом, вы рассказали уже столько, что я, скорее всего, сумею закончить эту историю за вас.

– Да, правда. Ну, хорошо. Но как не хочется рассказывать! Это так ужасно… В общем, я пошла на Бонд-стрит. Там же много ювелирных магазинов, и в одном из них – «Виро» – делают копии с драгоценностей. Не знаю, наверное, на меня нашло какое-то помрачение. Зашла туда и попросила сделать точную копию с этого кольца. Сказала, что собираюсь за границу и не хочу брать с собой настоящее. Они ничего не заподозрили. Сделали копию, и я отослала ее Наоми – будто бы из салона. Футляр-то у меня был, так что оставалось только упаковать как надо. А потом.., потом я взяла и заложила настоящее кольцо.

Девушка спрятала лицо в ладонях.

– И как я могла? Как? Я, наверное, ничуть не лучше обычной уличной воровки!

Мистер Паркер Пайн деликатно кашлянул.

– Мне кажется, вы еще не все рассказали.

– Не все, – вздохнув, согласилась девушка. – С тех пор прошло шесть недель. Долги я отдала – с этим все уладилось, но с тех пор я места себе не нахожу. А недавно умерла моя дальняя родственница и оставила мне кое-какие деньги. Первое, что я сделала, получив их – выкупила это злосчастное кольцо. И все было бы хорошо, но тут, как назло, вышла крайне неприятная штука.

– Да?

– Мы поссорились с Дортгеймерами. Все из-за этих акций, которые сэр Рубен посоветовал купить Джеральду. Чуть не на следующий день они совершенно обесценились, и Джеральд высказал сэру Рубену все, что он о нем думает, а думает он, оказывается, не очень хорошо, и – в общем, вышла жутко неприятная сцена. А главное, теперь я не могу вернуть кольцо.

– А нельзя отослать его леди Дортгеймер анонимно?

– Но это же все равно, что признаться! Она тут же все поймет.

– Но вы ведь, как я понял, подруги? Как насчет того, чтобы рассказать ей все как есть – положиться на ее милосердие?

Миссис Сент-Джон покачала головой.

– Подруги, конечно, но не до такой же степени! В том, что касается драгоценностей, Наоми тверже камня. Отдай я ей кольцо в открытую, она, может, и не засадила бы меня за решетку, но уж точно рассказала бы кому только можно, а это ничуть не лучше. Если Джеральд узнает, он никогда мне этого не простит. Боже, как все ужасно получилось!

Она снова расплакалась.

– Я чуть голову не сломала, но так и не решила, что мне теперь делать. Мистер Пайн, может, вы что-нибудь посоветуете?

– Кое-что посоветую, – отозвался мистер Паркер Пайн.

– Нет, правда?

– Разумеется. То, что я предлагаю, – простейший выход из ситуации, а опыт показывает, что простейший – он же и лучший, поскольку полностью исключает риск непредвиденных осложнений. Однако я нахожу ваши возражения убедительными. Вы говорите, сейчас об этом печальном инциденте никто, кроме вас, не знает?

– И кроме вас, – сказала девушка.

– Ну, я не в счет. Следовательно, на данный момент вы в полной безопасности, и все, что нужно, – это незаметно подменить кольцо.

– Именно, – оживилась девушка.

– Ну, это не так уж сложно. Немного времени – и мы что-нибудь придумаем…

– Но что? – воскликнула миссис Сент-Джон. – Ведь совсем нет времени. Наоми собирается поменять камень. И это сводит меня с ума.

– Как вы узнали?

– Случайно. На днях я ужинала с одной моей знакомой и мне очень понравилось ее кольцо с изумрудом. И она сказала, что изумруды теперь в моде и что Наоми Дортгеймер тоже будет менять камень в своем кольце.

– То есть действовать надо быстро, – задумчиво проговорил мистер Паркер Пайн.

– Да, да! – подхватила девушка.

– А для этого необходимо получить доступ в дом – и, по возможности, не в качестве прислуги. У прислуги мало возможностей подобраться к драгоценностям. У вас есть какие-нибудь идеи по этому поводу, миссис Сент-Джон?

– Ну, в среду Наоми устраивает большой прием. И, по словам все той же подруги, ищет профессиональных танцоров. Не знаю, правда, нашла уже или нет…

– Думаю, это можно уладить, – заметил мистер Паркер Пайн. – Если нашла, выйдет немного дороже, только и всего. И еще. Вы случайно не знаете, где у них распределительный щит?

– Представьте себе, знаю! Как-то вечером, когда мы у них гостили, перегорели пробки, а слуги уже все легли, и Рубен менял их сам. Это в холле, в стенном шкафу.

Мистер Пайн попросил набросать план.

– Ну что ж, – сказал мистер Паркер Пайн, поднимаясь, – можете больше ни о чем не беспокоиться. Обещаю вам, все будет хорошо. Да, миссис Сент-Джон, как мы поступим с кольцом? Вы, вероятно, предпочтете подержать его до среды у себя?

– Да, наверное, так будет лучше.

– Хорошо. И не волнуйтесь больше, прошу вас.

– А ваш.., гонорар? – робко спросила девушка.

– Это подождет до среды. Тогда я смогу представить вам список возникших расходов. Но, уверяю вас, они будут минимальны.

Проводив девушку, он вызвал секретаршу.

– Пришлите ко мне Клода Латрэ и Мадлен. Если Клод был, пожалуй, самым симпатичным из обретающихся в Англии жиголо, то Мадлен была самой соблазнительной из всех обретающихся в Англии обольстительниц.

– Дети мои, – заявил мистер Паркер Пайн, одобрительно обозрев представшую перед ним пару, – для вас есть работа. Отныне вы – всемирно известные профессиональные танцоры. А теперь, Клоди, слушай меня внимательно и постарайся ничего не перепутать.



Леди Дортгеймер была совершенно удовлетворена проводившимися в ее доме приготовлениями. Даже цветы оказались расставлены именно так, как надо. Отдав дворецкому последние распоряжения, она с удивлением заметила мужу, что, как ни странно, все сделано наилучшим образом.

В последний момент, правда, позвонил Мишель – танцор из «Горького пьяницы» – и сообщил, что его партнерша Хуанита растянула лодыжку и они не смогут приехать. Впрочем, они сами же и подыскали себе замену – какую-то пару, вызвавшую настоящий фурор в Париже (как уверял по телефону Мишель).

Танцоры прибыли, леди Дортгеймер посмотрела их и совершенно одобрила. Вечер прошел великолепно. Жюль и Александра стали настоящей сенсацией. Сначала они исполнили испанский революционный танец, затем – композицию под названием «Мечта идиота», а в заключение ознакомили общество с последними новинками в искусстве современного танца.

Потом танцевали все. Очаровательный Жюль пригласил леди Дортгеймер и закружил ее по залу. Никогда еще у нее не было столь совершенного партнера.

Сэр Рубен тщетно разыскивал обольстительную Александру. В зале ее не было, а поискать в холле, возле распределительного щитка, сэру Рубену и в голову не приходило.

В то время как Александра стояла возле щитка, не сводя глаз со своих инкрустированных[4] наручных часиков, Жюль приглушенно нашептывал леди Дортгеймер примерно следующее:

– Нет, вы не англичанка! Невозможно так танцевать, родившись в Англии. Вы – фея, вы дух танца. Pschenichnaya smirnoffka na zdorrovie[5].

– Что это за язык? – спросила очарованная леди.

– Русский, – сообщил Жюль. – Я сказал вам то, что никогда не осмелился бы произнести на английском.

Леди Дортгеймер зажмурилась. Жюль привлек ее к себе, и в этот момент погас свет.

Жюль склонил голову и прикоснулся губами к руке, лежавшей на его плече. Рука нервно отдернулась, но Жюль схватил ее и поднес к губам снова. Кольцо, словно живое, соскользнуло с пальца.

Через мгновение – или так только показалось леди Дортгеймер – свет вспыхнул снова.

– Ваше кольцо, – улыбнулся ей Жюль. – Оно соскользнуло. Вы позволите?

Он осторожно надел его ей на палец, и чего только не сказали его глаза во время этой незамысловатой процедуры Сэр Рубен все говорил о каких-то распределительных щитках и глупых шутках, но леди Дортгеймер это совершенно не интересовало. То, что произошло, когда погас свет, было куда более волнующим…



Первое, что услышал мистер Паркер Пайн, появившись утром в четверг в своем офисе, это то, что его дожидается миссис Сент-Джон.

– Пригласите ее, – кивнул он секретарше.

– Ну как? – нетерпеливо спросила миссис Сент-Джон, едва переступив порог.

– Вы все-таки волновались, – укоризненно заметил мистер Паркер Пайн.

– Да я в эту ночь глаз не сомкнула, – взорвалась миссис Сент-Джон. – Все думала…

– Ну, хорошо, вот список издержек. Проезд, костюмы, пятьдесят фунтов для Мишеля и Хуаниты… Всего шестьдесят пять фунтов семнадцать шиллингов.

– Да-да, но что же с прошлым вечером? Как все прошло? Получилось?

Мистер Паркер Пайн взглянул на нее с искренним изумлением.

– Милая моя леди, естественно! Простите, как-то не думал, что тут возможны сомнения.

– Господи! Просто гора с плеч! А я так боялась…

Мистер Паркер Пайн укоризненно покачал головой.

– Неудача – слово, которого я не терплю. Если я сомневаюсь в успехе, я никогда не берусь за дело. Если же я за него берусь, успех попросту неизбежен.

– Так она действительно получила свое кольцо назад и ничего не заметила?

– Абсолютно ничего. Операция была выполнена безукоризненно.

Дафни Сент-Джон глубоко вдохнула.

– Вы не представляете, какой груз сняли с моих плеч. Так что вы там говорили о расходах?

– Шестьдесят пять фунтов и семнадцать шиллингов.

Миссис Сент-Джон открыла сумочку и отсчитала требуемую сумму.

– Благодарю вас, – учтиво сказал мистер Паркер Пайн, выдавая расписку.

– Но как же? Это ведь только накладные расходы. А ваш гонорар?

– В данном случае я его не возьму.

– Ох, мистер Пайн! Но я не могу, право же, не могу!

– Но я настаиваю. Я не возьму ни пенни. Это было бы против моих принципов. Вот ваша расписка. А теперь…

И, точно фокусник, удачно выполнивший сложный трюк, мистер Паркер Пайн с улыбкой выложил на стол небольшой футляр и подтолкнул его к девушке. Дафни открыла его. Внутри лежало кольцо с бриллиантом. Сходство и впрямь было удивительным.

– У-у, противное! – наморщила носик девушка. – Как я его ненавижу! Так и выбросила бы в окно.

– Я бы на вашем месте не стал этого делать, – заметил мистер Паркер Пайн. – Прохожие могут вас не понять.

– А оно точно ненастоящее? – поинтересовалась Дафни.

– Конечно нет. Теперь леди Дортгеймер носит именно то, что вы дали мне вчера вечером.

– Ну, тогда все в порядке, – воскликнула Дафни с радостным смехом и поднялась.

– Забавно, кстати, что вы об этом спросили, – заметил мистер Паркер Пайн. – Клод мог и напутать. Для большей уверенности я сегодня утром занес эту безделицу к ювелиру.

– К ювелиру? – встревоженно переспросила мисс Сент-Джон, усаживаясь обратно. – И что же он сказал?

– Что это необыкновенно удачная имитация, – с сияющим видом сообщил мистер Паркер Пайн. – Прямо-таки первоклассная работа. Теперь, думаю, вы совершенно успокоились?

Миссис Сент-Джон попыталась что-то сказать, но не смогла и только во все глаза глядела на мистера Паркера Пайна.

Тот удобно расположился в кресле и окинул ее благожелательным взглядом.

– Таскать из огня каштаны, – задумчиво проговорил он, – не такое уж приятное занятие. Во всяком случае, не из тех, какое я поручил бы своим сотрудникам. Простите, вы что-то сказали?

– Я? Нет… Ничего.

– Хорошо. Тогда, миссис Сент-Джон, я расскажу вам одну историю. В ней фигурирует некая юная леди. Пусть она у нас будет светловолосой и незамужней. Назовем ее… Не будем называть ее Дафни Сент-Джон. Назовем ее Эр-Нестиной Ричарде – бывшей секретаршей леди Дортгеймер.

Итак, в один прекрасный день леди Дортгеймер замечает, что бриллиант в ее кольце вот-вот выпадет, и посылает свою секретаршу отнести его к ювелиру. Очень похоже на ваш случай, не правда ли? Дальше – больше. Мисс Ричарде посещает та же мысль, что и вас. Она тоже делает копию. Но она девушка предусмотрительная. Она отлично понимает, что рано или поздно леди Дортгеймер обнаружит подмену и без труда догадается, чья это работа.

И что же делает наша мисс Ричарде? – продолжил мистер Паркер Пайн, безмятежно разглядывая сидящую напротив девушку. – Сначала, думаю, модельную стрижку – если память мне не изменяет – номер семь и перекрашивается в брюнетку. Потом идет ко мне. Показывает мне кольцо, позволяет удостовериться, что камень самый что ни на есть настоящий, после чего относит его ювелиру, а тот честь по чести отсылает его леди Дортгеймер.

Вчера вечером на вокзале Ватерлоо совершенно справедливо полагая, что мистер Латрэ не большой знаток бриллиантов и вдобавок торопится на поезд, мисс Ричарде отдает ему прекрасно выполненную подделку. Разумеется, она понятия не имеет, что тем же поездом едет один мой знакомый ювелир, которого я попросил быть там на всякий случай. Он осматривает камень, и никаких сомнений не остается: это отнюдь не бриллиант, это только отличная его имитация.

Думаю, вы уже догадались, в чем дело. Что вспомнит леди Дортгеймер, обнаружив подмену? Приятного молодого человека, снявшего с ее пальца кольцо, когда погас свет! Наведя справки, она без труда выяснит, что первоначально приглашенным танцорам заплатили, чтобы они не приехали. Далее след приведет ее в мой офис, где она с отвращением выслушает не выдерживающую никакой критики историю про миссис Сент-Джон. Среди знакомых леди Дортгеймер никогда не было особы с таким именем! И леди Дортгеймер неизбежно придет к выводу, что перед ней жалкий мошенник.

Надеюсь, вы понимаете, что я никак не мог этого допустить? Так что пришлось моему другу Клоду надеть на ее палец то же самое кольцо, которое он снял.

Улыбка на лице мистера Паркера Пайна стала куда менее благодушной, чем прежде.

– Теперь вы понимаете, почему я решительно не могу взять с вас денег? Я гарантировал, что сделаю вас счастливой. Совершенно очевидно, мне этого не удалось. И я скажу вам еще кое-что… Вы молоды, и, возможно, это первая ваша попытка такого рода. Согласитесь, меня молодым никак уж не назовешь, да и опыта у меня побольше, особенно в области статистики. Так вот, весь мой опыт говорит, что мошенничество раскрывается в восьмидесяти семи процентах случаев. Восемьдесят семь процентов! Подумайте об этом.

Резко оттолкнув стул, мисс Ричарде вскочила на ноги.

– Старая лживая скотина! Так меня подставить! Еще и расходы оплатить заставил! И все это время…

Она задохнулась от злости и рванулась к дверям.

– Колечко не забудьте, – безмятежно напомнил мистер Паркер Пайн.

Выхватив из его рук кольцо, мисс Ричарде не глядя вышвырнула его в окно и, хлопнув дверью, исчезла.

Мистер Паркер Пайн подошел к окну и с любопытством выглянул наружу.

– Как я и думал, – пробормотал он. – Налицо явное недоумение. Джентльмен, продающий игрушки, кажется, совершенно не представляет, что ему с этим делать.

Случай несчастного мужа

Несомненно, способность к сочувствию – великий дар.

Мистер Паркер Пайн обладал им в полной мере. Он прямо-таки располагал к доверию. По опыту зная, что состояние посетителей его офиса обычно больше всего напоминает ступор, он прилагал все усилия, чтобы дать клиенту возможность почувствовать себя легко и непринужденно.

Этим утром, едва взглянув на своего посетителя, некоего мистера Реджинальда Вейда, он тут же понял, что мистер Вейд принадлежит к числу косноязычных клиентов, то есть людей, начисто лишенных способности выразить свои переживания в словах.

Это был высокий широкоплечий мужчина с загорелым лицом и застенчивыми голубыми глазами. Он машинально подергивал свои маленькие усики и смотрел на мистера Паркера Пайна со всей трогательностью бессловесного животного.

– Видел тут ваше объявление, – внезапно выпалил он. – Почему, думаю, не зайти? Дикость, конечно, но, с другой стороны, как знать…

Мистер Паркер Пайн правильно истолковал это странное откровение.

– Конечно, – подтвердил он, – хуже не будет.

– Вот! – обрадовался мистер Вейд, – вот именно. Так почему бы не попробовать? Очень уж все скверно, мистер Пайн. Не знаю, что и делать. Сложно, чертовски сложно.

– Для этого, – заявил мистер Паркер Пайн, – я здесь и сижу. Чтобы подсказать вам выход. Я эксперт по людским проблемам.

– Хитрая, должно быть, штука.

– Да нет, в общем. Все беды человечества можно легко разделить на несколько основных категорий. Это проблемы со здоровьем, скука, проблемы с мужем… – мистер Паркер Пайн выдержал паузу, – и проблемы с женой.

– Они самые. Прямо в яблочко.

– Расскажите, – посоветовал мистер Паркер Пайн.

– Да здесь почти и нечего рассказывать. Жена хочет выйти за другого парня и просит меня дать ей развод.

– Что ж, довольно распространенное явление в наши дни. Насколько я понимаю, вас такая перспектива не радует?

– Я люблю ее, – просто ответил мистер Вейд. – Ну, это как.., в общем люблю.

Это простое и отчасти даже банальное признание сказало мистеру Паркеру Пайну куда больше, чем если бы мистер Вейд начал вдруг клясться, что буквально боготворит жену, готов целовать землю, по которой она ходит, и с радостью даст изрезать себя ради нее на тысячу маленьких кусочков.

– Только, – продолжил мистер Вейд, – этим делу не поможешь. Я хочу сказать, человек тут беспомощен. Раз она предпочитает этого парня – что ж, приходится соблюдать правила игры: третий – лишний и все такое.

– И вероятно, повод к разводу должны предоставить вы?

– Разумеется. Не могу же я допустить, чтобы ее затаскали по инстанциям.

Мистер Пайн задумчиво посмотрел на своего клиента.

– И однако, вы пришли ко мне. Почему?

Мистер Вейд смущенно улыбнулся.

– Сам не знаю. Понимаете, я не очень-то разбираюсь в таких делах. Совершенно растерялся. Думал, может, вы что посоветуете? Понимаете, она дала мне полгода. Мы так и договорились: если через шесть месяцев ничего не изменится – я ухожу. Вот я и подумал: может, вы что придумаете. Все, что делаю я, ее только раздражает. Понимаете, мистер Пайн, простоват я для нее, вот в чем штука. Я футбол люблю, гольф… Мне хорошая партия в теннис дороже всей этой музыки, картин и прочей зауми. А жена – она образованная. Картины любит, оперу, концерты всякие – понятно, что ей со мной скучно. А тот парень – длинноволосый такой мерзавец – отлично в таких вещах разбирается. Он может об этом говорить, а я нет. Я ее где-то даже понимаю: такая умная, красивая женщина – и такой осел, как я…

Мистер Паркер Пайн даже застонал.

– Вы сколько уже женаты? Девять лет? И с самого начала практикуете подобное самоуничижение? Ошибка, мой дорогой, катастрофическая ошибка! Никогда не позволяйте женщине чувствовать свое превосходство: она воспользуется этим немедленно! Так что вы сами, можно сказать, виноваты в создавшемся положении. Вам следовало налегать на свои спортивные достижения. Отзываться о живописи и музыке не иначе как о «глупостях, которыми забивает голову моя жена». Постоянно сочувствовать бедняжке, что природа обделила ее ловкостью и способностью хоть чему-нибудь научиться… Неуверенность в себе, дорогой мой – яд для семейной жизни. Ни одна женщина этого не выдержит. Я даже удивляюсь, что ваша жена терпела так долго!

– Так что же, по-вашему, мне теперь делать? – робко спросил мистер Вейд, несколько ошеломленный его словами.

– Это, конечно, вопрос, и задать его себе вы должны были еще девять лет назад. Поскольку вы этого не сделали, придется в корне менять всю тактику. У вас когда-нибудь был роман на стороне?

– Разумеется, нет.

– Ну, возможно, легкий флирт?

– Я никогда особенно не увлекался женщинами.

– Большая ошибка, мой дорогой, и исправлять ее следует немедленно.

– Э, послушайте, – всполошился мистер Вейд, – я правда не могу. Я…

– И не надо. Для этих целей мы подберем одну из моих сотрудниц, которая будет направлять ваши действия и знаки внимания, которые вам придется ей уделять, будет воспринимать как деловые отношения.

Мистеру Вейду явно стало легче.

– Ну, это еще куда ни шло. Но вы уверены.., то есть, я хочу сказать, по-моему, Айрис это будет только на руку.

– Вы совершенно не разбираетесь в людях, мистер Вейд, а в женщинах – и того меньше. В настоящий момент, с точки зрения вашей жены, вы представляете из себя отработанный материал. Вы никому не нужны. Раз так, почему вы должны быть нужны ей? Она что же, по-вашему, хуже других? Но взгляните на дело иначе. Предположим, ваша жена обнаружит, что вы жаждете обрести свободу не меньше, чем она сама?

– Ну, это должно будет ее только порадовать.

– Должно будет, но, поверьте мне, не порадует. Обнаружив, что вы оказались достаточно привлекательны для красивой и молодой особы, явно обладающей возможностью выбирать, она тут же произведет переоценку. Вы немедленно вырастете в ее глазах. Кроме того, ей очень не понравится вывод, который неизбежно сделают все ваши знакомые. А именно, что это вы ее бросили, уйдя к более молодой и привлекательной женщине.

– Вы думаете?

– Я знаю. Из «бедного старого Реджи» вы тут же превратитесь в «ай да Реджи», если не в «ай да сукиного кота Реджи»! Чувствуете разницу? Никаких сомнений, что, не оставляя пока своего увлечения, жена попытается вернуть вас в исходное состояние. И надеюсь убедится, что вы вовсе не намерены в него возвращаться. Вы будете благоразумно повторять ей ее же доводы. И что «лучше вам все же расстаться», и что «вы не сошлись характерами», и что она права: вы никогда ее не понимали – точно так же, как она не понимала вас. Однако не стоит вдаваться сейчас в детали. Когда придет время, вы получите самые подробные инструкции.

Мистер Вейд, казалось, все еще сомневался.

– Вы действительно думаете, это сработает? – недоверчиво спросил он.

– Не скажу, что уверен на все сто, – осторожно начал мистер Пайн. – Ведь существует вероятность того, что миссис Вейд настолько увлечена этим типом, что никакие ваши слова и поступки на нее не подействуют. Но сие представляется мне маловероятным. Скорее всего, к этому роману ее подтолкнула скука – и та атмосфера безоговорочной преданности и надоедливого обожания, которой вы столь недальновидно ее окружили. Если вы согласитесь следовать моим инструкциям, шансы, я бы сказал, будут примерно девяносто семь из ста в вашу пользу.

– Вполне прилично, – решил мистер Вейд. – Согласен. Во сколько, кстати, это мне обойдется?

– Мой гонорар составляет двести гиней, выплаченных авансом.

Мистер Вейд достал чековую книжку.



Восхитительное цветовое пятно, обозначенное лежащей в шезлонге Айрис Вейд, приятно оживляло сочную зелень лужайки в «Лорример Корт». Миссис Вейд была облачена в платье нежнейшего розовато-лилового оттенка, а искусный макияж позволял ей выглядеть много моложе ее тридцати пяти.

Она вела ленивую и непринужденную беседу со своей приятельницей, миссис Мэссингтон, с которой ее объединяло родство душ и проблем. Страдания, причиняемые обеим дамам мужьями, способными думать лишь о бирже, акциях и гольфе, были невыносимы.

– Вот так и начинаешь понимать народную мудрость – живи сам и давай жить другим, – завершила свою мысль Айрис.

– Дорогая, ты просто чудо, – отозвалась миссис Мэссингтон и, помолчав чуть меньше, чем следовало, спросила: – Так кто же она?

Айрис лениво повела плечом.

– Ох, и не спрашивай! Где только Реджи мог ее откопать – эту свою подружку. Смех, да и только. Он сроду на девочек не заглядывался! Представляешь, подошел ко мне, мялся, мямлил, потом наконец выдавил, что ему хочется пригласить эту мисс де Сара на выходные. Я засмеялась – не могла удержаться. Представляешь: Реджи! Ну, вот юна и приехала.

– А где они познакомились?

– Не знаю. Он что-то темнит.

– Может, они уже давно встречаются?

– Не думаю! – сказала миссис Вейд. – Но я довольна. Так удачно получилось. Это очень упрощает дело. Я ведь безумно переживала за Реджи. Он такой ранимый. Я и Синклеру все говорила: подождем, дадим бедняге время свыкнуться с этой мыслью. Но, похоже, Синклер был прав: Реджи быстро оправится. Еще два дня назад ходил как в воду опущенный, и вот, пожалуйста, приглашает эту девицу! Меня это забавляет. Я рада, что он так быстро оправился. Бедняга, кажется, думает, что я и впрямь могу его приревновать. Бред какой! Ну, я ему и отвечаю: «Конечно, дорогой, приглашай свою подружку». Бедный Реджи! Вообразил, что у них это серьезно. Думаю, она позабавится немного и бросит его.

– Мужчинам такие нравятся, – заметила миссис Мэссингтон. – Я бы даже сказала, слишком нравятся, если ты понимаешь, о чем я. Сразу видно – у нее одно на уме. Не знаю почему, но, сдается мне, она та еще стерва.

– Возможно, – рассеянно согласилась миссис Вейд.

– Но одета она потрясающе, этого не отнимешь, – вздохнула миссис Мэссингтон.

– Слишком экстравагантно – ты не думаешь?

– Но шикарно.

– Я бы сказала, вызывающе шикарно.

– Вон они идут, – заметила миссис Мэссингтон.



Обернувшись, миссис Вейд увидела идущих к ним Мадлен де Сара и Реджи Вейда. Они оживленно болтали, смеялись и выглядели на редкость довольными. Мадлен с ходу плюхнулась в шезлонг и, сорвав с головы берет, взъерошила свои восхитительные черные кудри. Миссис Вейд пришлось признать, что все-таки она удивительно хороша.

– Мы так чудно провели время! – объявила Мадлен. – Я вся взмокла. Выгляжу, должно быть, ужасно.

Услышав условный сигнал, Реджи Вейд нервно вздрогнул и вымученно сообщил:

– Вы выглядите.., выглядите… – Он смущенно хихикнул. – Я лучше промолчу.

Их глаза встретились. Миссис Вейд не могла не заметить, что парочка успела достичь редкостного взаимопонимания.

– Вам непременно нужно научиться играть в гольф, – повернулась Мадлен к хозяйке. – Вы даже представить себе не можете, сколько теряете! Вам совершенно нечего стесняться: у меня есть подруга, она даже старше вас, но все равно начала и сейчас довольно сносно играет.

– Подобные развлечения меня не интересуют, – холодно отозвалась Айрис.

– Это потому, что у вас не получается, – заверила се Мадлен. – Какая жалость! Вы бы почувствовали себя совсем другим человеком! Но все еще можно исправить, миссис Вейд, уверяю вас. Все, что вам нужно – это хороший тренер. Я сама научилась играть в теннис в одно лето. Но, правда, абсолютно безнадежна в гольфе.

– Чепуха! – вмешался Реджи. – Немного не хватает практики, вот и все. Ваш последний удар… Это надо было видеть!

– Потому что вы показали мне, как надо. Вы прирожденный учитель. Большинство людей неспособны учить других. А у вас просто дар. Я так вам завидую.., вы же все умеете!

– Чепуха, – смутился Реджи. – Ничего я не умею.

– Как здорово, наверное, иметь такого мужа, – повернулась Мадлен к миссис Вейд. – В вас наверняка что-то есть, раз вы сумели удержать его столько времени. Или вы его никому не показывали?

Ничего не ответив, миссис Вейд нащупала книгу. Ее рука немного дрожала.

Реджи пробормотал, что ему нужно переодеться, и удалился.

– Так мило, что вы решились меня пригласить, – продолжила Мадлен. – Иные жены с таким подозрением относятся к друзьям мужа! На редкость глупая штука – ревность, как вы считаете?

– Несомненно. Мне и в голову не пришло бы ревновать Реджи.

– Вы удивительная женщина! Ведь такой привлекательный мужчина конечно же постоянно дает к этому повод. Я, например, была просто убита, узнав, что он женат. Ну почему все привлекательные мужчины обязательно оказываются женатыми?

– Рада, что вы находите Реджи привлекательным, – довольно сухо заметила миссис Вейд.

– Ну еще бы! Такой красивый мужчина! А как он играет! И это его напускное равнодушие к женщинам… Сами знаете, как это действует.

– У вас, наверное, много приятелей мужского пола? – поинтересовалась миссис Вейд.

– О да. Мне вообще проще с мужчинами. С женщинами у меня как-то не складывается. Не знаю почему.

– Возможно, потому, что складывается с их мужьями, – звонко рассмеялась миссис Мэссингтон.

– Ну, должен же кто-то пожалеть бедняжек, – рассмеялась в ответ Мадлен. – Вы не представляете, каких скучных жен ухитряются найти себе совершенно замечательные мужчины. Таких… Ну, вы знаете этих эстетствующих интеллектуалок. Естественно, бедняги начинают тосковать по общению с кем-то поживее и.., помоложе. Хорошо хоть в наше время к разводу относятся проще, чем раньше. Пока молод, надо начинать жизнь заново с тем, кто действительно разделяет все твои вкусы и убеждения. И в итоге получается лучше для всех. Я имею в виду, что такой интеллектуалки появляется шанс найти себе какого-нибудь волосатого умника и жить с ним душа в душу. Сжечь все мосты и начать заново – это же здорово! Правда, миссис Вейд?

– Правда, мисс де Сара.

Некоторая неловкость положения достигла наконец сознания Мадлен, и, пробормотав, что ей нужно переодеться к чаю, она поспешно удалилась.

– Эти современные девицы просто ужасны! – заметила миссис Вейд. – О чем они только думают?

– Не знаю, как остальные, Айрис, – отозвалась миссис Мэссингтон, – но эта явно думает о Реджи.

– Чушь!

– Точно тебе говорю. Я же видела, как она на него смотрит. И, сдается мне, плевать она хотела, женат он или нет. Она твердо намерена заполучить его. Просто отвратительно!

Миссис Вейд немного помолчала, затем, натужно рассмеявшись, воскликнула:

– Да, в конце концов, мне-то какое дело? После этого она встала и поспешно направилась к дому.

Мужа она нашла в гостиной. Он переодевался и что-то напевал.

– Вижу, у тебя отличное настроение, дорогой? – осведомилась миссис Вейд.

– Да, превосходное.

– Я рада. Ты же знаешь: я желаю тебе только счастья.

– Ну конечно.

Хотя Реджи Вейд был начисто лишен актерского дара, это полностью компенсировалось его гипертрофированной совестливостью. Он ненавидел весь этот фарс. Ему было мучительно стыдно, и в итоге он выглядел в точности как застигнутый врасплох любовник. Услышав голос жены, он нервно подскочил, и его глаза воровато забегали.

– Как давно ты ее знаешь? – неожиданно спросила миссис Вейд.

– Э.., кого?

– Мисс де Сара. Реджи, мисс де Сара.

– Ну, не помню точно. Какое-то время, должно быть.

– Вот как? Ты никогда не рассказывал мне об этом.

– Правда? Забыл, наверное.

– Забыл! Ничего себе! – фыркнула миссис Вейд и удалилась, гневно взмахнув розовато-лиловыми одеяниями.

После чая мистер Вейд решил показать мисс де Саре розарий. Они отправились туда через лужайку, чувствуя на спинах пристальный взгляд двух пар глаз.

– Послушайте, – взорвался мистер Вейд, когда они оказались вне пределов видимости из дома. – Да послушайте же! Давайте лучше забудем обо всем этом. Жена смотрит на меня волком.

– Да успокойтесь же, – сказала Мадлен. – Все складывается как надо.

– Вы думаете? Но я вовсе не хочу, чтобы она меня возненавидела. Вы же слышали, какие гадости она говорила мне за чаем!

– Все идет просто отлично, – повторила Мадлен. – Вы превосходно справляетесь со своей ролью.

– Вы правда так думаете?

– Да, – ответила Мадлен и, понизив голос, сообщила: – Ваша жена только что вышла на террасу. Ей интересно, чем мы тут занимаемся. Вам лучше поцеловать меня.

– Ох, – занервничал мистер Вейд. – Может, не стоит, а? То есть…

– Да целуйте же! – яростно прошипела Мадлен. Мистер Вейд подчинился. Некоторый недостаток пыла у него пришлось компенсировать Мадлен. Она обняла его за шею и проникновенно прижалась губами к его губам.

– Ого! – выговорил он, покачнувшись.

– Очень противно? – сочувственно поинтересовалась Мадлен.

– Ну что вы, совсем даже напротив, – галантно ответил мистер Вейд. – Просто.., я был не готов. Как вам кажется, мы уже достаточно здесь пробыли? – поинтересовался он мрачно.

– Думаю, теперь можно и отдохнуть, – решила Мадлен. – Мы хорошо поработали.

Когда они вернулись домой, миссис Мзссингтон известила их, что Айрис отправилась спать, так как у нее неожиданно разболелась голова.

Чуть позже мистер Вейд с перекошенным лицом подошел к Мадлен.

– Она в ужасном состоянии. Настоящая истерика.

– Отлично.

– Она видела, как мы целовались.

– Так и было задумано.

– Знаю, но я ведь не мог ей это сказать? Ведь нельзя, да? Я просто не знаю, как быть. Я сказал, что это.., ну.., так уж получилось.

– Замечательно.

– А она заявила, что вы хотите меня окрутить и что вы даже хуже, чем она думала. Это ужасно несправедливо: вы ведь просто выполняете свою работу. И я сказал ей, что искренне вас уважаю и что она в корне ошибается на ваш счет, и, боюсь, немного даже вышел из себя, потому что она ничего не хотела слушать.

– Превосходно!

– А затем она велела мне убираться. И сказала, что ни о чем не хочет со мной говорить. Заявила, что немедленно собирает вещи и уезжает.

На мистера Вейда жалко было смотреть. Мадлен улыбнулась.

– Я знаю, что делать. Скажите ей, что уехать должны вы. Поэтому вы немедленно пакуете вещи и переезжаете в город.

– Но я не хочу!

– А вам и не придется. Мысль о том, что она останется здесь, а вы будете развлекаться в Лондоне, миссис Вейд совсем не понравится.



На следующее утро Реджи Вейд делился с Мадлен свежими новостями.

– Она говорит, что все обдумала и решила, что нечестно было бы уехать сейчас, ведь она обещала подождать шесть месяцев. И еще она сказала, что, поскольку мои друзья гостят здесь, она не понимает, почему бы ей не пригласить своих. Сюда едет Синклер Джордан.

– Это он?

– Да, и будь я проклят, если пущу его на порог.

– Вы должны, – заявила Мадлен. – И не волнуйтесь так, я им займусь. Скажите жене, что вы подумали и у вас нет ни малейших возражений, только вот вы надеетесь, что она не против, если я погощу у вас еще с недельку.

– О Господи! – простонал мистер Вейд.

– Мужайтесь! – подбодрила его Мадлен. – Все идет как надо. Пара недель – и все ваши горести останутся в прошлом.

– Две недели? Вы думаете? – с надеждой переспросил мистер Вейд.

– Я знаю, – твердо сказала Мадлен.

Неделей позже Мадлен де Сара вошла с офис мистера Паркера Пайна и обессиленно рухнула в кресло.

– Приветствую королеву вамп[6]! – улыбнулся ей мистер Паркер Пайн.

– Вамп! – фыркнула Мадлен. – Господи, ну и работенку вы мне подкинули! Этот человек просто помешан на своей жене. Прямо болезнь какая-то!

Мистер Пайн улыбнулся.

– И не говорите. Впрочем, в какой-то мере это упрощает нашу задачу. И потом, дорогая, неужели вы думаете, что я с легким сердцем подверг бы вашим чарам того, кто не предан своей жене?

Девушка рассмеялась.

– Знали бы вы, до чего трудно было заставить его поцеловаться!

– Новый опыт всегда полезен, дорогая. Итак, ваша миссия завершена?

– Да. Думаю, там все как надо. В конце у нас была потрясающая сцена. Погодите, последний отчет я посылала вам три дня назад?

– Да.

– Тогда я расскажу. Как я и предполагала, достаточно было глянуть на этого жалкого червяка, Синклера Джордана, – и он был весь мой без остатка. Бедняга вдобавок решил, что я богата: платье-то вон какое! Миссис Вейд, понятно, была вне себя. Надо думать, ведь оба ее поклонника напрочь забыли о ней и увивались вокруг меня. Ну, а я показала свое предпочтение. Высмеяла этого Синклера Джордана с ног до головы. Его одежду, его длинные волосы и, наконец, его кривые ноги.

– Блестящая работа, – одобрил мистер Паркер Пайн.

– Ну, и вчера вечером она не выдержала. Выложила все начистоту. Заявила, что я хочу разрушить ее брак. Реджи Вейд заикнулся было насчет Синклера Джордана, но она тут же возразила, что к этому ее подтолкнули исключительно страдания и одиночество. Она давно уже замечала холодность мужа, только до сих пор не догадывалась о причине. Напомнила ему, что они были идеальной парой, жили счастливо, и что она всегда его обожала и он это прекрасно знает, и что ей нужен он, и только он.

– Я сказала, что уже слишком поздно. Мистер Вейд держался молодцом и выполнил все инструкции. Сказал, что, мол, уже действительно поздно, что все уже решено и он женится на мне! А миссис Вейд может хоть завтра выходить за своего Синклера. И вообще, он не понимает, зачем откладывать бракоразводный процесс, тем более на такой огромный срок – шесть месяцев.

Заверил ее, что в течение нескольких ближайших дней предоставит неопровержимое свидетельство своей супружеской неверности, с каким любой суд без разговоров даст ей развод. Сказал, что жить без меня не может. Тут миссис Вейд начала хвататься за сердце, вспомнила, что оно у нее очень слабое, и стала просить бренди. Мистер Вейд и тут не сдался. Первым же утренним поездом уехал в город, и я нисколько не сомневаюсь, что миссис Вейд немедленно ринулась за ним.

– Ну и отлично, – жизнерадостно сказал мистер Паркер Пайн. – Такой потрясающий успех.

Дверь распахнулась настежь, и в комнату влетел Реджи Вейд.

– Она здесь? – грозно вопросил он, надвигаясь на мистера Пайна. – Где вы ее прячете?

Узрев Мадлен, он подлетел к ней и заключил в свои объятия.

– Любовь моя! – вскричал он. – Дорогая! Ты ведь знаешь, что прошлым вечером я говорил чистую правду? Каждое мое слово! Не понимаю, как я мог быть так слеп! Но я прозрел, любовь моя! Вот уже три дня, как я осознал это!

– Осознал что? – слабо выдохнула Мадлен.

– Я обожаю тебя! Я люблю и всегда любил одну тебя! Айрис подаст на развод, и, когда с этим будет покончено, ты выйдешь за меня замуж – ведь правда, любовь моя? Ответь мне «да», Мадлен, я обожаю тебя.

Он стиснул остолбеневшую Мадлен в объятиях, но в этот момент дверь снова распахнулась, и в комнату ворвалась худая взъерошенная женщина в неопрятном зеленом балахоне.

– Так я и знала! – грозно заявила она с порога. – Я следила за тобой. Знала, что ты пойдешь к ней!

– Могу вас заверить, – начал было почти уже пришедший в себя мистер Паркер Пайн, но его даже и не заметили.

– О Реджи! – простонала миссис Вейн. – Только вернись, и я ни словом не напомню тебе обо всем этом. Я научусь играть в гольф. Откажусь от этих ужасных знакомых, которые так тебя раздражают. Вспомни о годах, что мы были счастливы вместе.

– Я никогда не был счастлив, – отрезал мистер Вейд, не сводя глаз с Мадлен. – Да что, черт возьми, с тобой такое, Айрис? Ты же хотела выйти за этого осла Синклера? Вот и выходи.

Миссис Вейд горестно застонала:

– Да я ненавижу его! Меня тошнит только при одном упоминании о нем.

Она повернулась к Мадлен:

– Злодейка. Мерзкое чудовище! Ты украла у меня мужа!

– Да не нужен мне ваш муж, – возмущенно заявила Мадлен.

– Мадлен! – вскричал мистер Вейд голосом, полным невыразимой муки.

– Пожалуйста, уходите, – сухо предложила Мадлен.

– Поверь мне, это правда, я люблю тебя!

– Да уходите же! – истерично взвизгнула Мадлен. – У-хо-ди-те!

Реджи нехотя двинулся к двери.

– Я вернусь, – предупредил он. – Вы еще обо мне услышите!

И, хлопнув дверью, он вышел.

– На таких, как вы, нужно выжигать позорное клеймо! – бушевала миссис Вейд. – Реджи был сущим ангелом, пока не познакомился с вами. А теперь.., теперь я просто не узнаю его!

Она всхлипнула и поспешила вслед за мужем. Мадлен и мистер Паркер Пайн молча уставились друг на друга.

– И не смотрите на меня так, – не выдержала наконец Мадлен. – Он прекрасный человек, добрый и милый… Но я не хочу за него замуж! Я и представить себе не могла… Если бы вы только знали, как трудно было заставить его поцеловаться!

– Кхм! – кашлянул мистер Паркер Пайн. – Как ни печально, виноват во всем я. Так ошибиться в клиенте!

Он грустно покачал головой и, достав из стола папку с делом мистера Вейда, написал поперек обложки:

«Неудача – в силу стечения обстоятельств.

Nota Bene[7]. – Следовало предвидеть».

Случай уставшего клерка

Мистер Паркер Панн откинулся на спинку вращающегося кресла и окинул посетителя профессиональным взором. Объект представлял собой маленького упитанного человечка лет сорока пяти с грустными усталыми глазами, в которых попеременно отражались недоверие и надежда.

– Вот, увидел в газете ваше объявление, – сообщил человечек.

– Стало быть, у вас проблемы, мистер Робертс?

– Да нет, не совсем так, чтобы проблемы.

– Значит, вы несчастливы?

– Ну, вряд ли так можно выразиться. Мне есть за что благодарить Бога.

– Это обычное дело, – заметил мистер Паркер Пайн, – но, когда приходится постоянно напоминать себе об этом, это плохой признак.

– Ну да, – оживился человечек. – И я о том же. Вы попали прямо в точку, сэр.

– Что, если для начала вы немного расскажете о себе? – предложил мистер Паркер Пайн.

– Да что тут рассказывать, сэр? – вздохнул мистер Робертс. – Все-то у меня есть: приличная работа, сбережения на черный день, здоровые веселые дети…

– Чего же вам не хватает?

Мистер Робертс покраснел.

– Я.., я не знаю. Прекрасно понимаю, как глупо это звучит, но…

– Вовсе нет, – возразил мистер Пайн.

Искусно задавая наводящие вопросы, он вытянул из мистера Робертса дальнейшие признания. Вскоре он знал, что когда-то очень уже давно мистер Робертс устроился в солидную фирму и с тех пор медленно, но неуклонно продвигался вверх по служебной лестнице. Он услышал о женитьбе мистера Робертса и его отчаянных попытках поддерживать видимость благополучия, прилично одеть детей и дать им хорошее образование; о жертвах, ухищрениях и постоянной экономии, на которые ему приходилось идти, чтобы ежегодно откладывать несколько лишних фунтов на черный день. По существу, вся жизнь мистера Робертса, наполненная непрестанной борьбой за выживание, прошла перед его глазами.

– Вот какое дело, – заключил мистер Робертс свой грустный рассказ. – А тут как раз жена уехала погостить к матери и забрала обоих детей. Небольшая перемена обстановки для них и отдых для нее. Собственно, это единственное место, куда мы можем позволить себе съездить. Только там так тесно, что для меня и комнаты нет. И вот недавно, читая газету, я наткнулся на ваше объявление – и задумался. Мне ведь, знаете, уже сорок восемь. Как подумаешь, что жизнь идет стороной…

Он смолк и грустно уставился на мистера Паркера Пайна своими тусклыми глазами городского обывателя.

– Десяти минут, прожитых с блеском, – поинтересовался тот, – вам хватит?

– Ну, не знаю, – отозвался мистер Робертс, – хотя, может, и хватит. Хоть ненадолго вырваться из этой рутины. Я с благодарностью вернусь к ней снова – если только у меня будет о чем вспомнить.

Он затравленно глянул на мистера Паркера Пайна.

– Но ведь вряд ли что-нибудь получится, да, сэр? Боюсь.., боюсь, я не могу себе такого позволить.

– А на какую сумму вы рассчитываете?

– Думаю, я сумел бы наскрести пять фунтов.

– Пять фунтов, – повторил мистер Паркер Пайн. – Думаю.., думаю, мы сможем кое-что для вас сделать за эту сумму. Опасность не отпугнет вас? – деловито поинтересовался он.

Желтоватое лицо мистера Робертса слегка порозовело.

– Вы сказали «опасность», сэр? Нет, нет, что вы. Конечно, не отпугнет. Правда.., со мной еще никогда не случалось ничего опасного.

Мистер Пайн улыбнулся.

– Тогда приходите ко мне завтра утром, и я сообщу, что смогу для вас сделать.

В Лондоне мало кто слышал о ресторанчике «Бон Вояжер». Его посещают только завсегдатаи, которых, впрочем, тоже не много. К случайным посетителям там относятся с большим предубеждением.

Зашедшего туда мистера Паркера Пайна встретили едва ли не с почетом.

– Мистер Боннингтон здесь? – осведомился он.

– Да, сэр. На своем обычном месте.

– Хорошо. Пойду к нему.

Мистер Боннингтон, джентльмен с военной выправкой и несколько туповатым выражением лица, радостно приветствовал друга.

– Здорово, Пайн! Вот так встреча. Не знал, что ты здесь бываешь.

– Так, захожу иногда. Особенно, когда нужно разыскать старого друга.

– Это меня, что ли?

– Тебя, тебя, – заверил его мистер Паркер Пайн. – Знаешь, Лукас, у меня никак не выходит из головы наш последний разговор.

– А, ты о Питерфилде. Читал последние новости? Ну да, конечно, это же появится только в вечерних газетах.

– Что появится?

– Да убили Питерфилда. Прошлой ночью и убили, – сообщил мистер Боннингтон, с аппетитом уплетая салат.

– Боже мой!

– А я так нисколько не удивлен, – заметил мистер Боннингтон. – Этот Питерфилд был туп как пробка. И слушать никого не желал. Чертежи должны храниться у него, и все тут!

– Так они добрались до чертежей?

– Нет. Какая-то из его поклонниц занесла профессору рецепт приготовления ветчины, и старый осел со своей обычной рассеянностью сунул его в сейф. Чертежи, соответственно, – в кухонный шкафчик.

– Счастливая ошибка.

– Почти невероятное везение. Тем не менее я так и не знаю, кого бы можно послать с чертежами в Женеву. Мэйтленд в больнице, Карслейк в Берлине, я не могу оставить Лондона. Остается молодой Хупер.

Боннингтон многозначительно посмотрел на друга.

– Ты все еще думаешь…

– Да. Я ему не доверяю. Доказательств, разумеется, никаких, но говорю тебе, Паркер, я нюхом чую: он ненадежен. А чертежи обязательно должны оказаться в Женеве. Они нужны Лиге![8] Это же впервые, когда подобное изобретение не продают какой-либо нации, а добровольно передают в дар Лиге. Это самый большой шаг к примирению, какой когда-либо имел место, и он должен удастся. А Хуперу доверять нельзя. Точно тебе говорю: отправь я его поездом – он попросту выйдет на какой-нибудь станции, а посади в самолет – выпрыгнет с парашютом при первом же удобном случае. И, черт бы его побрал, я не могу от него избавиться! Дисциплина! Без нее никуда. Поэтому я и обратился к тебе.

– Ты спрашивал, нет ли у меня надежного человека.

– Да. У тебя ведь всякие бывают клиенты. Вот я и подумал, может, найдется какая горячая голова, головорез, истосковавшийся по хорошей драке. Сам-то я, как понимаешь, совсем не могу никого послать – слишком велика вероятность, что их засветят, а твоего человека, возможно, даже не заподозрят. Только у этого парня должны быть железные нервы.

– Думаю, у меня есть такой, – сказал мистер Паркер Пайн.

– Благодарение Богу, в этой стране остались еще смельчаки, готовые рискнуть жизнью! Значит, решено?

– Решено.



Мистер Паркер Пайн в последний раз повторял инструкции:

– Итак, в десять сорок пять с Паддингтона отправляется поезд, который доставит вас в Фолкстон. Там вы пересядете на паром, идущий в Булонь. В Булони для вас уже забронировано место в спальный вагон первого класса до Женевы. В Женеве поезд будет на следующий день в восемь часов утра. Вот адрес, по которому вам следует зайти. Пожалуйста, запомните его – сейчас я его уничтожу. Доставив документы, немедленно возвращайтесь в отель и ждите дальнейших инструкций. Вот вам деньги на накладные расходы в швейцарской и французской валюте. Все понятно?

– Да, сэр.

Глаза Робертса сияли от возбуждения.

– Простите, сэр, но нельзя ли, э.., узнать о характере бумаг, которые я везу?

Мистер Паркер Пайн отечески ему улыбнулся.

– Вы везете шифровку, в которой указано, где русские цари зарыли свои сокровища, – торжественно произнес он. – Вы, конечно, понимаете, что большевистские агенты постараются перехватить вас во что бы то ни стало. Да, кстати.., если вас кто-нибудь спросит о цели вашей поездки, я посоветовал бы вам говорить, что вы получили наследство и решили немного попутешествовать.



Мистер Робертс потягивал кофе и любовался Женевским озером. Он был счастлив, но в то же время немного разочарован.

Счастлив он был потому, что впервые в жизни оказался за границей. Мало того, он остановился в гостинице, о какой и мечтать не мог, и все это совершенно бесплатно! Кормили там изумительно, номер был с удобствами, а предупредительность прислуги не оставляла желать ничего лучшего. Мистер Робертс радовался всему этому, как ребенок.

Разочарован же он был потому, что с ним так и не случилось ничего, хотя бы отдаленно напоминающего приключение. Никаких большевиков или загадочных русских ему не встретилось. Приятный коммивояжер-француз, в совершенстве владевший английским, оказался единственным человеком, пожелавшим разделить с мистером Робертсом радость человеческого общения. Секретные документы, в полном соответствии с инструкцией, всю дорогу провели в мыльнице и были переданы тому, кому предназначались. Опасности, которые можно бы было преодолеть или, по крайней мере, искусно избежать, так и не возникли. Мистер Робертс был разочарован.

– Пардон, – услышал он вдруг и, подняв голову, обнаружил высокого бородатого незнакомца, бесцеремонно усаживающегося за его столик.

– Прошу прощения, – заявил бородач, – но, если не ошибаюсь, у нас есть общий знакомый. Инициалы «П. П.» вам что-нибудь говорят?

Мистером Робертсом овладело приятное возбуждение. Борода, акцент… Вот он, первый в его жизни русский.

– Д-да…

– Думаю, мы понимаем друг друга, – многозначительно сказал незнакомец.

Мистер Робертс испытующе посмотрел на него. Это уже начинало на что-то походить. Незнакомцу было под пятьдесят, и в нем безошибочно угадывался иностранец. Подозрительнее всего было то, что он носил пенсне и красную ленточку в петлице.

– Ваша миссия выполнена безупречно, – сказал иностранец. – Готовы ли вы взять на себя еще одну?

– Разумеется. О да!

– Хорошо. Тогда слушайте. Вы купите билет в спальный вагон экспресса «Женева – Париж» на завтрашний вечер. Место номер девять.

– А если оно будет занято?

– Оно будет свободно. Об этом позаботятся.

– Место номер девять, – повторил Робертс. – Ясно.

– В поезде к вам подойдут и скажут: «Простите, вы случайно не были недавно в Грассе?» – на что вы должны ответить: «Да, я был там в прошлом месяце». Затем вас спросят: «Вы интересуетесь парфюмерией?» Ответ будет: «Да, у меня линия по производству жасминовых масел». После чего вы поступите в его полное распоряжение. Кстати, вы вооружены?

– Нет, – стыдливо признался мистер Робертс. – Я как-то не думал – то есть…

– Ну, это легко уладить, – успокоил его незнакомец и, оглядевшись по сторонам, вложил в руку мистера Робертса что-то тяжелое и блестящее.

– Небольшое, но очень эффективное оружие, – пояснил он с милой улыбкой.

Мистер Робертс, в жизни не стрелявший из револьвера, с опаской сунул оружие в карман. У него было неприятное подозрение, что эта штука способна выстрелить, причем абсолютно в любой момент.

Они еще раз повторили пароль с отзывом, после чего новый знакомый мистера Робертса поднялся.

– Желаю удачи, – сказал он напоследок. – Вы храбрый человек, мистер Робертс. Да хранит вас Бог.

– Храбрый? – переспросил тот себя, оставшись в одиночестве. – Но это не повод, чтобы подвергать мою жизнь опасности. В конце концов, мы так не договаривались.

По его спине пополз холодок, и, чем больше мистер Робертс размышлял обо всем этом, тем менее приятным этот холодок становился.

Поднявшись к себе, он осмотрел оружие, но, так и не разобравшись в его хитроумном механизме, решил уповать на то, что необходимости в его применении не возникнет. Он обреченно вздохнул и отправился покупать билет.

Поезд отправлялся в половине десятого. Задолго до нужного времени мистер Робертс был уже на вокзале. Проводник взял у него билет с паспортом и проводил в купе, где носильщик закинул его чемодан на полку. Там уже лежал чей-то багаж – саквояж из свиной кожи и большой чемодан.

– У вас нижняя полка, – сказал проводник.

Выходя из купе, мистер Робертс столкнулся с крупным мужчиной, который как раз хотел туда войти. Последовал обычный обмен извинениями – Робертс по-английски, мужчина по-французски. Сосед по купе отличался мощным телосложением, а его бритую голову украшали очки с мощными линзами, сквозь которые подозрительно щурились маленькие хитрые глазки.

«На редкость неприятный тип!» – подумал мистер Робертс.

От незнакомца неуловимо веяло чем-то зловещим. Маленький клерк решил, что, по всей видимости, они попали в одно купе не случайно. Ему предстояло следить за этим громилой!

До отхода поезда оставалось еще десять минут, и, решив прогуляться по платформе, мистер Робертс двинулся к выходу. В тамбуре ему пришлось остановиться и прижаться к стене, чтобы пропустить только что вошедшую женщину. Перед ней, с билетом в руке, шел кондуктор. Протискиваясь мимо Робертса, женщина выронила сумочку, и он поспешно бросился ее поднимать.

– Благодарю вас, мосье, – сказала женщина на прекрасном английском, но с явно иностранным акцентом.

Голос у нее был низкий и очень, очень волнующий. Она двинулась было дальше, но, еще раз взглянув на мистера Робертса, приостановилась и неуверенно спросила: «Простите, мосье, но вы случайно не были недавно в Грассе?»

Мысль, что он поступает в распоряжение, да еще и полное, столь прекрасной молодой леди, а то, что она была именно прекрасна, не могло быть ни малейших сомнений. Мало того, она явно была самого что ни на есть благородного происхождения и к тому же еще, видимо, богата. На ее шее сверкали жемчуга, на плечах красовалось меховое манто, а на голове – элегантная шляпка. У нее была смуглая кожа и чувственные алые губы.

– Да, я был там в прошлом месяце, – поспешно отозвался Робертс.

– Интересуетесь парфюмерией?

– Да, у меня линия по производству жасминовых масел.

Женщина слегка кивнула и двинулась по проходу дальше.

– На этом месте. Как только тронемся, – уловил Робертс тихий, как дыхание, шепот.

Следующие десять минут показались ему вечностью. Наконец перрон за окнами поплыл назад, и Робертс вышел из купе. Прекрасная незнакомка в мехах безуспешно пыталась открыть окно. Робертс поспешил ей на помощь.

– Благодарю вас, мосье. Хотелось немного подышать, прежде чем они запрут все, что только можно, – сказала она.

И тут же Робертс услышал другой: тихий, быстрый и нежный голос:

– Когда мы пересечем границу и ваш попутчик заснет – не раньше, запомните, – пройдите в туалет и через него – в соседнее купе. Вы меня поняли?

– Да, – шепнул в ответ Робертс и, опустив окно, во весь голос осведомился:

– Так лучше, мадам?

– Большое спасибо.

Вернувшись в свое купе, он обнаружил, что его спутник уже растянулся на верхней полке, благо, подготовка ко сну вряд ли отняла у него много времени. Единственное, с чем он решился расстаться на ночь, были пальто и ботинки.

Робертс задумался, как же в этой ситуации поступить ему. Раздетым в купе к незнакомой даме не пойдешь, и он ограничился тем, что сменил ботинки на домашние тапочки. Затем он улегся и выключил свет. Через несколько минут с верхней полки послышался размеренный храп.

В десять поезд подошел к границе. Дверь купе распахнулась, и последовала необременительная процедура таможенного досмотра. «Мосье не везут ничего запрещенного? Нет?» Дверь закрылась. Несколькими минутами позже поезд покинул территорию Швейцарии.

Мужчина на верхней полке тут же захрапел снова. Робертс выждал еще минут двадцать, затем тихо встал и проскользнул в туалет. Закрывшись, он нерешительно посмотрел на дверь в соседнее купе. Она была не заперта. Робертс задумался: уместно ли будет постучаться. С одной стороны, стучать в такой ситуации было как-то нелепо, но воспитание решительно не позволяло ему без предупреждения войти в помещение, где находится дама. Решившись на компромисс, маленький клерк приоткрыл дверь и кашлянул.

Ответ последовал незамедлительно. Дверь распахнулась, его за руку втянули внутрь и поспешно заперли за ним дверь. Робертс огляделся, и у него перехватило дыхание. Он и представить себе не мог, что в жизни существует такая красота. Девушка в чем-то длинном полупрозрачном – сплошные кружева и шифон, – задыхаясь от ужаса, жалась к дверям купе. Робертс часто читал о прекрасных созданиях, застывших на краю бездны, и вот он видит это наяву. Чрезвычайно волнующая картина.

– Слава Богу! – выдохнула она.

Она была очень молода и настолько прекрасна, что казалась Робертсу существом из иного мира. Наконец-то он участвует в настоящем приключении!

Девушка сбивчиво и быстро зашептала:

– Боже, как я рада, что вы пришли. Я так напугана. В поезде едет Васильевич! Вы понимаете, что это значит?

Робертс не имел об этом ни малейшего представления, но на всякий случай кивнул.

– Я думала, мне удалось сбить их со следа, – быстро продолжала она на хорошем английском, но с явно иностранными модуляциями. – Какая же я была дура! Что же теперь делать? Васильевич в соседнем купе. Нельзя допустить, чтобы он завладел драгоценностями. Пусть лучше он убьет меня, чем получит драгоценности.

– Нет, – решительно сказал Робертс. – Он не убьет вас. И драгоценностей он тоже не получит.

– Но что же мне с ними делать?

– Двери надежно заперты, – заметил Робертс.

– Что для Васильевича замки? – с горьким смехом возразила девушка.

Робертс все больше и больше чувствовал себя в центре одного из своих любимых приключенческих романов.

– Остается одно, – заявил он. – Отдайте драгоценности мне.

– Это четверть миллиона, – нерешительно проговорила девушка.

Лицо Робертса вспыхнуло.

– Мне вы можете доверять, – сдержанно сказал он. Девушка чуть поколебалась.

– Да, я вам верю, – проговорила она и порывисто сунула руку в сумочку.

Робертс, покраснев, уставился на то, что она ему протягивала: на пару свернутых шелковых кружевных чулок.

– Возьмите их, друг мой, – подбодрила его девушка. Он взял и тут же все понял. На вид легкие как пушинка, чулки оказались весьма увесистыми.

– Спрячьте это в своем купе, – сказала она. – Отдадите их утром, если.., если будет еще, кому отдавать.

Робертс кашлянул.

– Послушайте, – начал он. – Так не пойдет. Я имею в виду…

Он замялся и вдруг выпалил:

– Я останусь здесь.

При мысли, что его слова могут неверно истолковать, он мучительно покраснел.

– Я хотел сказать: там, – пояснил он, кивая в сторону уборной.

– Ну зачем же? – удивилась девушка, показывая на верхнюю полку.

На этот раз Робертс покраснел до корней волос.

– Нет-нет, – запротестовал он. – Мне и там будет хорошо. Просто позовите, если что.

– Благодарю вас, друг мой, – нежно проговорила девушка.

Она скользнула на нижнюю полку и, благодарно ему улыбнувшись, натянула на себя одеяло. Робертс устроился в туалете.

Внезапно – прошло никак не более двух часов – ему показалось, что он что-то услышал. Робертс прислушался – ничего. Возможно, он просто ошибся? Однако он был почти уверен, что действительно слышал какой-то приглушенный звук, донесшийся из соседнего купе. Что, если? Нет, невозможно! И все же…

Робертс тихонько приоткрыл дверь. В купе все было по-прежнему. Маленькие плафоны на потолке тускло и мирно светились сонными голубыми огоньками. Робертс мучительно напрягал глаза, дожидаясь, когда они привыкнут к этому полумраку. Наконец он различил очертания нижней полки. Она была пуста! Девушка исчезла.

Робертс поспешно щелкнул выключателем, и купе осветилось. В нем никого не было. Что-то заставило его втянуть воздух. Слабый, сладковатый запах… Хлороформ![9]

Робертс вышел из купе в коридор, отметив про себя, что теперь дверь не заперта. В проходе никого не было. Взгляд Робертса остановился на двери соседнего купе. Девушка говорила, что в нем едет этот таинственный Васильевич. Робертс приблизился и легонько потянул ручку. Дверь была заперта изнутри.

Что же ему делать? Потребовать, чтобы его впустили? Не так, наверное, этот Васильевич глуп. И потом, что, если девушки там нет? А если она все же там, как она отнесется к тому, что он поднял шум? Из прочитанных им книг он прекрасно знал, что в таких делах секретность – превыше всего.

Маленький человечек в смятении побрел по коридору. Дойдя до купе проводника, он обнаружил, что дверь в купе открыта, а сам проводник спокойненько спит. А над ним, на крючке, висят коричневый служебный китель и форменная фуражка!

В голове Робертса моментально созрел план. Облачившись в китель и надев на голову фуражку, он поспешил по коридору. У двери подозрительного купе он остановился и, собравшись с духом, решительно постучал.

Ответа не последовало. Робертс постучал снова.

– Мосье, откройте! Откройте, мосье! – потребовал он официальным тоном, старательно изображая французский акцент.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и в образовавшийся проем высунулась голова. Она была гладко выбрита и, не будь на ней больших черных усов, мало чем отличалась от яйца. Голова явно принадлежала иностранцу и была крайне недовольна вторжением.

– Qu est-ce-qu'il у а?[10] – злобно осведомилась она.

– Votre passeport, monsieur[11], – повелительно произнес Робертс, отступая назад и жестом призывая иностранца выйти.

Тот поколебался, но, как и рассчитывал Робертс, вышел в коридор. Он не хотел пускать посторонних в свое купе. Значит, девушка там! Робертс действовал с быстротой молнии. Отпихнув мужчину плечом – тот совершенно не ожидал нападения, да и поезд в этот момент качнуло, – он стремительно прорвался мимо него в купе, захлопнул дверь и запер ее изнутри.

Девушка лежала на нижней полке. Ее руки были накрепко связаны, а во рту торчал кляп. Как только Робертс ее освободил, она со вздохом упала в его объятия.

– У меня такая слабость, – пожаловалась она. – Что это было? Хлороформ? А.., где драгоценности?

– Они здесь. – Робертс похлопал по своему карману. – Но что же нам делать дальше?

Девушка присела, собираясь с мыслями. На форму, в которой был Робертс, она обратила внимание только сейчас.

– Здорово придумано! – воскликнула она. – Какой вы молодец. Он угрожал убить меня, если я не скажу, где драгоценности. Мне было так страшно! И тут появились вы.

Неожиданно она расхохоталась.

– Только подумайте, в какое глупое положение попал Васильевич! Он же ничего не сможет теперь сделать! Не решится даже сказать, что вы выгнали его из собственного купе! Мы останемся здесь до утра! Он, наверное, сойдет в Дижоне – поезд стоит там почти полчаса – и телеграфирует в Париж, чтобы слежку продолжили оттуда. Кстати, выбросьте этот маскарад в окно. Как бы не было неприятностей.

Робертс повиновался.

– Спать нам лучше не надо, – решила девушка. – Будем настороже до рассвета.

Это было незабываемое, удивительное бдение. В шесть утра Робертс осторожно приоткрыл дверь купе и выглянул наружу. Коридор был пуст. Девушка быстро проскользнула в собственное купе, и Робертс последовал за ней. Там царил разгром: купе явно обыскивали. Робертс прошел через туалет к себе. Его спутник продолжал мирно храпеть.

В Париже они были в семь утра. Кондуктор уныло слонялся по вагону, громко сетуя на пропажу своей формы. Исчезновения одного из пассажиров он еще не обнаружил.

Поезд подтянулся к станции, и началась захватывающая дух гонка. Девушка с Робертсом брали такси, кружили в нем по Парижу, потом неожиданно оставляли его, заскакивали в какой-нибудь отель или ресторан через один вход, тут же выбегали через другой, и все повторялось снова. Наконец девушка облегченно вздохнула.

– Теперь я уверена, что мы оторвались, – заявила она. Они позавтракали и отправились в аэропорт. Через три часа они уже были в Кройдоне Робертс впервые в жизни летел самолетом.

В Кройдоне их встречал высокий пожилой джентльмен, отдаленно напоминавший наставника мистера Робертса в Женеве. Девушку он приветствовал с особым почтением.

– Машина ждет вас, мадам, – произнес он с поклоном.

– Джентльмен едет с нами, Поль, – бросила ему девушка и, повернувшись к Робертсу, пояснила: – Граф Павел Стефаньев.

Машиной оказался необъятный лимузин, менее чем за час доставивший их в огромное загородное поместье. Мистера Робертса провели в величественный особняк и проводили в комнату, служившую, видимо, кабинетом. Произошла передача драгоценных чулок. Потом его ненадолго оставили одного. Вскоре к нему присоединился граф Стефаньев.

– Мистер Робертс, – сказал он, – мы бесконечно вам признательны. Вы показали себя храбрым и изобретательным человеком.

Он достал маленький красный сафьяновый футляр.

– Позвольте мне вручить вам почетный орден Святого Станислава десятой степени.

Точно во сне, Робертс открыл футляр и уставился на переливающийся драгоценными камнями орден.

– Перед тем как вы нас покинете, – продолжал граф, – великая герцогиня Ольга желает лично выразить вам свою благодарность.

Он провел Робертса в огромную гостиную. Там, в шелках и бархате, невероятно прекрасная и величественная, стояла его недавняя спутница.

Повинуясь властному мановению ее руки, граф поспешно удалился.

– Я обязана вам жизнью, мистер Робертс, – сказала великая герцогиня.

Она протянула руку, и Робертс почтительно поцеловал ее. Внезапно герцогиня порывисто шагнула к нему.

– Вы храбрый человек, – проговорила она. Их губы слились в поцелуе. На мгновение стройный стан оказался в объятиях Робертса, на него повеяло восточными благовониями, и он забыл обо всем.

– Машина отвезет вас, куда вы пожелаете, – пробудил его от грез чей-то голос.

Через час, отвезя Робертса домой, машина вернулась за великой герцогиней Ольгой. Вместе с ней в машину уселся и седовласый граф, совершенно упарившийся в бороде и теперь с облегчением ее снявший. Герцогиня вышла в Стритхеме. Она зашла в какой-то дом, открыла дверь квартиры, и пожилая женщина, оторвавшись от ужина, радостно воскликнула:

– Мэгги, милая, ну наконец-то!

В экспрессе «Женева – Париж» девушка была великой герцогиней Ольгой, в офисе мистера Паркера Пайна Мадлен де Сара, но у себя дома, в Стритхеме, она была просто Мэгги Сайерс, четвертой дочерью самых обыкновенных родителей.

Как все-таки измельчали великие мира сего!



Мистер Паркер Пайн обедал со своим другом мистером Боннингтоном.

– Мои поздравления, – заявил тот. – Твой человек блестяще выполнил задание. Представляю, как рвет и мечет Тормали при мысли, что чертежи пулемета достались Лиге. Ты объяснил ему, что он везет?

– Нет. Решил, что лучше немного.., э-э.., приукрасить.

– Очень уместная предосторожность.

– Не то чтобы предосторожность. Просто я хотел, чтобы он получил удовольствие от поездки. Боюсь, пулемет его бы разочаровал. Пришлось придумать кое-что поинтересней.

– Пулемет? Разочаровал бы? – вытаращил глаза Боннингтон. – Да его убили бы за это не задумываясь!

– Конечно, – мягко подтвердил мистер Паркер Пайн. – Но это не входило в мои планы.

– Слушай, а много ты зарабатываешь на таких делах?

– На таких я теряю, – ответил мистер Паркер Пайн. – Но оно того стоит.



А тем временем в Париже трое озлобленных джентльменов вовсю грызлись друг с другом.

– Чертов Хупер! – говорил один. – Он нас подставил.

– Чертежи вез кто-то не из их ведомства, – заявил второй. – Я точно знаю, что их отправили в среду. Так что это ты провалил все дело.

– Черта с два! – угрюмо огрызнулся третий. – В поезде вообще не было англичан. Только какой-то коротышка-клерк. Уж он-то точно понятия не имел ни о Питерфилде, ни о пулемете. Я его прощупал. Точно тебе говорю: Питерфилд и пулемет для него пустой звук.

Он хохотнул.

– Бедняга бредил большевистскими кознями.



Мистер Робертс уютно устроился перед камином. На коленях у него лежало распечатанное письмо от мистера Паркера Пайна, а в руках он держал чек на пятьдесят фунтов «от лиц, восхищенных профессионализмом, проявленным им в известном деле».

На подлокотнике кресла лежала книжка из библиотеки. Мистер Робертс рассеянно открыл ее наугад и прочел:

«…задыхаясь от ужаса, она жалась к дверям купе. Прекрасное создание, застывшее на самом краю бездны…»

Ну, в этом он кое-что понимал! Он открыл книгу на другой странице.

«Что-то заставило его принюхаться. Слабый, сладковатый запах… Хлороформ.»

И это было ему знакомо.

«Он сжал ее в своих сильных руках и почувствовал ответный трепет ее алых губ».

Мистер Робертс вздохнул. Это был не сон. Все это случилось с ним на самом деле. Поездка туда прошла довольно скучно, но вот обратно! Поездка обратно пришлась ему по вкусу. Но все же хорошо, что он снова дома. Робертс смутно чувствовал, что нельзя прожить всю жизнь в таком темпе. Великая герцогиня Ольга с ее прощальным поцелуем слишком уж напоминали сон.

Завтра возвращается Мэри с детьми. Робертс счастливо улыбнулся.

Она скажет: «Мы так весело провели время, только все время думали, как ты тут – совсем один, бедняжка». А он ответит: «Да знаешь, старушка, ничего. Пришлось смотаться в Женеву – провернуть для фирмы одно хитрое дельце, так смотри, что они мне прислали». И покажет ей чек на пятьдесят фунтов.

Он вспомнил про почетный орден Святого Станислава десятой степени. Он, конечно, надежно его спрятал, но что, если Мэри все же случайно его обнаружит?

А, черт с ним! Всегда можно сказать, что он купил его в Женеве. Так, сувенир на память.

Он снова открыл книжку и углубился в чтение. Загнанное выражение исчезло с его лица. Он улыбался. Ведь теперь он тоже принадлежал к славному племени тех, в чьей жизни кое-что случается.

Случай богатой дамы

Услышав, что его желает видеть миссис Эбнер Раймер, мистер Паркер Пайн удивленно поднял брови. Это имя было ему хорошо известно.

Ее немедленно пригласили в кабинет.

Это была высокая нескладная женщина, чего не могли скрыть ни просторное бархатное платье, ни накинутая сверху тяжелая меховая шуба. У нее было широкое сильно накрашенное лицо и огромные костлявые руки. Ее черные волосы были уложены по последней моде, а на шляпке раскачивался целый лес завитых страусиных перьев.

Небрежно кивнув, она плюхнулась в кресло.

– Здрасьте, – грубоватым голосом заявила она. – Если вы хоть на что-то годитесь, скажите, куда мне девать деньги.

– Весьма оригинально, – пробормотал мистер Паркер Пайн. – Нынче такой вопрос редко приходится слышать. Стало быть, для вас это и в самом деле затруднительно, миссис Раймер?

– Да, – прямо ответила леди. – У меня уже три шубы, куча самых разных платьев и все в таком духе. Я купила машину и особняк на Парк-Лейн. У меня есть яхта, но на море меня укачивает. У меня целый штат первоклассной прислуги, которая на меня же и смотрит свысока. Я уже объехала весь мир. И будь я проклята, если могу придумать, что мне еще купить или сделать.

Она выжидающе уставилась на мистера Паркера Пайна.

– Как насчет благотворительности? – предложил он.

– Что? Просто так взять и отдать свои деньги? Еще чего! Я их заработала, да-да, заработала, позвольте заметить, а не украла. И если вы думаете, что теперь я хочу выбросить их на ветер как простые бумажки, вы просто.., в общем, вы ошибаетесь. Я хочу их потратить – и потратить с толком. Короче, если у вас есть какие-нибудь идеи по этому поводу, можете рассчитывать на хорошее вознаграждение.

– Ваше предложение меня заинтересовало, – ответил мистер Паркер Пайн. – Кстати, вы не упомянули о загородном доме.

– Забыла. Есть у меня такой. Но там смертная тоска.

– Придется вам рассказать о себе побольше. Ваша проблема не из простых.

– Расскажу. Охотно расскажу. Мне стыдиться нечего. Молодость я провела на ферме – работала, представьте себе. Там же познакомилась с Эбнером – он работал на соседней мельнице. Он ухаживал за мной восемь лет, потом мы поженились.

– Вы были счастливы вместе?

– Да. Он был мне хорошим мужем. Хотя, конечно, поначалу нам приходилось несладко. Он дважды оставался без работы, а ведь у нас росли дети. У нас их четверо было: девочка и три мальчика. Они так и не успели вырасти. Если бы они все не умерли, сейчас, наверное, все было бы по-другому.

Ее лицо смягчилось и даже как-то помолодело.

– У него грудь была слабая, у Эбнера. Его и на войну из-за этого не взяли. Ну, он и старался показать себя на мельнице. Сначала его сделали старшим мастером. Он очень способный был, Эбнер. Придумал какое-то усовершенствование. Надо сказать, с ним обошлись по-честному: заплатили что полагалось. Он вложил эти деньги в другое свое изобретение, и тогда уже деньги так прямо и повалили. Он сам стал хозяином, нанял рабочих… Купил два обанкротившихся предприятия и поставил их на ноги. Ну, а дальше все пошло как по маслу. Деньги так и посыпались. Их и сейчас с каждым днем все больше и больше. Понимаете, сначала все это было жутко весело. Ну, собственный дом, шикарные ванные, личная прислуга… Никакой тебе больше готовки, стирки и уборки по дому. Сиди себе на шелковых подушках в собственной гостиной да названивай в колокольчик: «Чаю мне!», прямо как графиня какая. Очень все это смешно нам тогда казалось, и развлекались мы от души. Потом переехали в Лондон. Я приоделась у лучших портных, свозила Эбнера в Париж и на Ривьеру. Весело было.

– А потом? – спросил мистер Паркер Пайн.

– Привыкли, наверное, – мрачно ответила миссис Раймер. – И все это уже не казалось таким забавным. Даже аппетит пропал. И это при том, что мы могли заказать что душе угодно. Ванны – тоже… Не может же нормальный человек сидеть в ванне целый день. Одного раза за глаза хватает. А потом Эбнер стал жаловаться на здоровье. Мы, понятно, кучу денег заплатили докторам, но они ничего так и не смогли сделать. Пробовали то, пробовали это, но все без толку. Эбнер-то все равно умер.

Она помолчала.

– А он совсем еще молодой был, только сорок три и исполнилось.

Мистер Паркер Пайн сочувствующе кивнул.

– Это было пять лет назад. А деньги как шли, так и идут. Только почему-то не можешь их с толком использовать. Но я уже говорила: совершенно не представляю, что бы я могла купить, чего у меня еще не было.

– Другими словами, – заметил мистер Паркер Пайн, – вам скучно. Вам не нравится такой образ жизни.

– Меня тошнит от него, – мрачно заявила миссис Раймер. – У меня даже друзей нет. Новым нужны от меня только деньги, а за спиной надо мной же и смеются. Старые же стесняются, что у них нет денег, дорогих тряпок, машин… Ну что мне делать? Вы можете хоть что-нибудь посоветовать?

– Кажется, могу, – медленно проговорил мистер Паркер Пайн. – Трудновато, конечно, но, думаю, шансы на успех все же есть. Полагаю, я смогу вернуть вам то, что вы потеряли: интерес к жизни.

– Каким образом? – отрывисто спросила миссис Раймер.

– А вот это уже профессиональная тайна, – ответил мистер Паркер Пайн. – Я никогда не раскрываю своих маленьких секретов. Так что вопрос лишь в том, захотите ли вы рискнуть? Я не гарантирую вам успех, я говорю только, что его вероятность достаточно велика.

– И сколько же это будет стоить?

– Мне придется использовать нестандартные методы, а это потребует значительных расходов. Я возьму с вас тысячу фунтов – вперед.

– А вы парень не промах, – восхищенно протянула миссис Раймер. – Ладно, идет. Рискну. Я привыкла платить. Только, когда я за что-то плачу, я хочу это получить.

– Получите, – ответил мистер Паркер Пайн, – не волнуйтесь.

– Пришлю вам чек вечером, – сказала миссис Раймер, поднимаясь. – Хотя понятия не имею, почему должна вам довериться. Говорят, дураки с деньгами не уживаются. Похоже, это как раз про меня. Однако вы молодец! Надо же: напечатали во всех газетах, что можете сделать людей счастливыми!

– Да, пришлось потратиться, – заметил мистер Паркер Пайн. – Так что приходится делать всех счастливыми, а иначе как бы я вернул деньги? Я знаю, почему люди несчастливы, и, соответственно, отчетливо представляю, как это исправить.

Миссис Раймер недоверчиво покачала головой и удалилась, оставив за собой облако дорогих, но слишком уж сильных духов.

В кабинет заглянул неотразимый Клод Латрэ.

– Что-нибудь по моей части? – осведомился он.

– На этот раз все несколько сложнее, – покачал головой мистер Паркер Пайн. – Это очень трудный случай. Боюсь даже, придется пойти на некоторый риск. Прибегнуть к нестандартным средствам, я хочу сказать.

– Миссис Оливер?

При упоминании всемирно известной писательницы мистер Паркер Пайн улыбнулся.

– Сказать вам по секрету, миссис Оливер стандартней нас всех вместе взятых. Я имел в виду по-настоящему дерзкий и незаурядный ход. Так что, друг мой, звоните доктору Антробусу.

– Антробусу?

– Да. Нам потребуются его услуги.



Неделей позже миссис Раймер снова появилась в офисе мистера Паркера Пайна. Тот поднялся ей навстречу.

– Уверяю вас, задержка была продиктована исключительно необходимостью, – сказал он. – Пришлось сделать кое-какие приготовления, заручиться услугами одного не совсем обычного человека, которому пришлось пересечь пол-Европы, чтобы сюда добраться.

– Ну, ну, – скептически хмыкнула миссис Раймер, за истекшую неделю ни на минуту не забывавшая о выписанном и оплаченном чеке в тысячу фунтов.

Мистер Паркер Пайн нажал кнопку селектора, и в кабинет вошла смуглая девушка восточной внешности, облаченная в белоснежный медицинский халат.

– Все готово, сестра де Сара? – спросил он.

– Да, доктор Константини ждет.

– Что это вы собираетесь делать? – забеспокоилась миссис Раймер.

– Хочу познакомить вас с восточной магией, милая моя леди, – ответил мистер Паркер Пайн.

Медсестра проводила миссис Раймер этажом выше и открыла дверь, за которой начинался совершенно иной мир: мир персидских ковров, полностью покрывавших пол и стены, и необыкновенно красивых и мягких диванов. Мужчина, колдовавший над кофейником, выпрямился при их появлении.

– Доктор Константини, – сказала сестра. Доктор был одет в европейский костюм, но лицо его было смуглым, а взгляд темных раскосых глаз пронзителен и властен.

– Итак, это моя больная? – спросил он низким звучным голосом.

– Какая я вам больная! – возмутилась миссис Раймер.

– Тело ваше здорово, – согласился врач, – но душа изнемогает. Мы, на Востоке, знаем, как с этим справиться. Присядьте и выпейте кофе.

Миссис Раймер послушно уселась и взяла в руку крошечную чашку благоухающей жидкости. Пока она пила, доктор объяснял:

– У вас, на Западе, привыкли лечить только тело. Ошибка! Тело лишь инструмент, на котором играет дух. Как из всякого инструмента, из него можно извлечь грустную, печальную мелодию, а можно и радостную песню, так сказать, гимн жизни. Чем мы с вами и займемся. У вас есть деньги. Вы сможете тратить их и радоваться этому. Ваша жизнь вновь обретет смысл. Это просто, просто, это совсем просто…

Миссис Раймер почувствовала приятную слабость. Очертания доктора и сестры начали расплываться. Ее вдруг захлестнуло ощущение невероятного счастья. Навалилась непреодолимая сонливость… Фигура доктора становилась все больше, больше, и вместе с ней рос весь мир.

Доктор пристально смотрел ей в глаза.

– Спите, – повторял он, – спите. Ваши веки закрываются. Вы засыпаете. Вы уже спите, спите…

Глаза миссис Раймер закрылись, и теплая нежная волна понесла ее в невероятно огромный и прекрасный мир.



Когда она открыла глаза снова, у нее было чувство, что прошло уже очень много времени. Она почти ничего не помнила: какие-то странные невероятные сны, потом вроде бы чувство пробуждения – и снова грезы. Она смутно припомнила какую-то машину и смуглую красивую девушку в белом халате.

Как бы то ни было, теперь она окончательно проснулась и, слава Богу, проснулась в своей кровати.

Только вот в своей ли? Что-то было не так с этой кроватью. Она, конечно, была мягкая, но не такая восхитительно мягкая, как ее собственная. Эта кровать смутно напоминала о далеких и почти забытых днях. Миссис Раймер повернулась, и кровать заскрипела. Ее постель на Парк-Лейн никогда бы себе этого не позволила.

Миссис Раймер огляделась. Определенно, она была не на Парк-Лейн. Может, в больнице? Поразмыслив, миссис Раймер решила, что это никак не может быть больницей. И гостиницей тоже не может. Пустая комната с голыми стенами, выкрашенными в грязно-сиреневый цвет. В одном углу умывальный столик с кувшином и тазом, в другом – сосновый комод и кованый сундук. На вбитых в стену колышках висела незнакомая одежда. Еще в комнате была кровать со старым стеганым одеялом, а на кровати – она, миссис Раймер.

– Да где это я? – спросила она вслух.

Дверь открылась, и в комнату проскользнула маленькая пухлая женщина с румяным добродушным лицом. На ней был передник, а рукава блузки были закатаны.

– Эй! – крикнула она, обернувшись к двери. – Доктор, идите скорей! Она проснулась.

Миссис Раймер открыла уже рот, чтобы высказать этому прохвосту Константини все, что она о нем думает, но так и не высказала, потому что вошедший в комнату человек ни в малейшей степени не походил на экзотического Константини. Это был согбенный старичок, щурящийся сквозь сильные очки.

– Так-то лучше, – прошамкал он, приближаясь к кровати, затем взял запястье миссис Раймер. – Идете на поправку, милочка.

– Что со мной было? – спросила миссис Раймер.

– Небольшой приступ, – ответил доктор. – Пару дней пробыли без сознания. Ничего страшного.

– Ох и напугала же ты нас, Ханна, – вставила маленькая пухлая женщина. – Особенно, когда начала бредить и нести всякую околесицу.

– Да, да, миссис Гарднер, – внушительно произнес доктор, – но не стоит тревожить больную. Вскоре вы полностью поправитесь, милочка.

– И не волнуйся о работе, Ханна, – заторопилась миссис Гарднер. – Мне помогла миссис Робертс, так что мы кое-как справились. Лежи, ни о чем не волнуйся и выздоравливай, моя милая.

– Почему вы называете меня Ханной? – возмутилась миссис Раймер.

– Но тебя же так зовут, – изумленно всплеснула руками миссис Гарднер.

– Ничего подобного. Меня зовут Амелия. Амелия Раймер. Миссис Эбнер Раймер.

Врач и миссис Гарднер обменялись многозначительными взглядами.

– Ладно, ты отдыхай, – сказала миссис Гарднер.

– Да, да, главное, никаких волнений, – добавил доктор, и оба удалились.

Миссис Раймер была сильно озадачена. Почему они называют ее Ханной? И что это еще за жалостливый взгляд, которым они обменялись, когда она сказала им свое настоящее имя? Да где же она находится и что с ней, в конце концов, случилось?

Она выскользнула из постели, неуверенно переступая ослабевшими ногами, добралась до крохотного слухового окошка и выглянула наружу – прямо на скотный двор.

Вконец озадаченная, она отошла от окна и снова улеглась в постель. Что она делает на ферме, которую прежде и в глаза не видела?

В комнату вошла миссис Гарднер, неся на подносе тарелку супа, и миссис Раймер засыпала ее вопросами:

– Что я делаю в этом доме? Как я здесь оказалась?

– А где ж тебе и быть, милая? Это же твой дом. Подумать только: пять лет живем вместе, а я и не подозревала, что ты болеешь.

– Здесь? Пять лет?

– Конечно. Ханна, ты же не хочешь сказать, что все забыла?

– Никогда я здесь не жила! И вас, кстати, тоже впервые вижу.

– Это все приступ…

– Я никогда не жила здесь, – упрямо повторила миссис Раймер.

– О, Господи! – всплеснула руками миссис Гарднер и, неожиданно метнувшись к комоду, вернулась с маленькой пожелтевшей фотографией в дешевой рамке.

На снимке была запечатлена группа из четырех человек: какой-то усатый джентльмен, полная женщина (миссис Гарднер), высокий худой мужчина с приятной застенчивой улыбкой и женщина в ситцевом платье и переднике – миссис Раймер собственной персоной!

Пока она, не веря своим глазам, рассматривала фотографию, миссис Гарднер поставила поднос у кровати и тихонько выскользнула из комнаты.

Миссис Раймер машинально взяла ложку и принялась за суп. Это был вкусный, густой и горячий суп. Мозг ее лихорадочно работал. Кто здесь ненормальный? Миссис Гарднер или она сама? У одной из них точно с головой не в порядке. Да, но ведь есть еще доктор.

– Я – Амелия Раймер, – твердо сказала она себе. – Я знаю, что я Амелия Раймер, и никто не сможет убедить меня, что это не так.

Она доела суп и поставила тарелку на поднос. Ее взгляд привлекла лежащая на столе газета. Взяв ее, она первым делом взглянула на число. Девятнадцатое октября. В офисе этого Пайна она была не то пятнадцатого, не то шестнадцатого. Стало быть, она проболела минимум три дня!

– Чертов знахарь! – злобно помянула она доктора Константини, чувствуя все же некоторое облегчение.

Она слышала о случаях, когда люди годами не могли вспомнить даже своего имени. Она-то, слава Богу, помнит все прекрасно.

Равнодушно листая газету, она небрежно проглядывала заголовки. Неожиданно она наткнулась на статью следующего содержания:


Миссис Эбнер Раймер, вдова пуговичного короля Эбнера Раймера, была помещена вчера в частную психиатрическую клинику. Причиной послужила развившаяся у вдовы в последние два дня навязчивая идея, что она более не миссис Раймер, а совершенно другой человек – некая Ханна Мурхауз, служанка на ферме.


– Ханна Мурхауз. Ну, конечно! – воскликнула миссис Раймер. – Двойники! Ну, это мы быстро исправим! Если этот елейный святоша Пайн вздумал сыграть со мной…

Но тут ей в глаза бросилось имя доктора Константини, огромными буквами напечатанное на следующей странице. На этот раз это был заголовок.


ЗАЯВЛЕНИЕ ДОКТОРА КОНСТАНТИНИ

В прощальной лекции, состоявшейся накануне его отъезда в Японию, доктор Клаудиус Константини выдвинул ошеломляющую теорию. Он во всеуслышание объявил, что ему удалось наглядно доказать существование души, переместив ее из одного тела в другое. В ходе своих экспериментов, заявил он, ему удалось успешно осуществить даже двойное перемещение: душа из загипнотизированного тела А была помещена в загипнотизированное тело В, а из тела В – в тело А. Очнувшись от транса, тело А ощущало себя телом В, в то время как В пребывало в твердой уверенности, что оно А. Залогом успеха этого необычного эксперимента, по словам доктора Константина, стало необычайное физическое сходство объектов. Нет никаких сомнений, утверждает он, что сходство двух этих людей имело для опыта первостепенное значение. Особенно это заметно в экспериментах с близнецами. Доктор Константина уверен, однако, что даже совершенно незнакомые друг другу люди, занимающие сколь угодно различное социальное положение, способны проявлять не меньшую гармонию внутреннего мира при условии выраженного внешнего сходства.


Миссис Раймер отшвырнула газету.

– Мерзавец! Нет, ну каков мерзавец!

Теперь она видит их насквозь! Весь их грязный трусливый замысел с целью прибрать к рукам ее деньги. Эта Ханна Мурхауз была всего лишь орудием – возможно даже, невинным орудием – в руках Паркера Пайна. Он и этот мерзавец Константини вдвоем провернули эту чудовищную аферу.

Но она их разоблачит. Она им покажет! Найдет на них управу. Она всем расскажет…

Внезапно она вспомнила первую статью, и все ее негодование куда-то исчезло. Ханна Мурхауз вовсе не была послушным орудием. Она протестовала, она отстаивала права собственной личности!

– И что же они с ней сделали? – прошептала миссис Раймер. – Они упрятали меня в чужом обличье.

По ее спине поползли мурашки.

Сумасшедший дом! Место, из которого, однажды попав, уже никогда не выходят. Место, где, чем более вы нормальны, тем меньше вам верят. Вечный приют. Нет, только не это!

Открылась дверь, и вошла миссис Гарднер.

– О, да ты съела весь суп, моя милая. Хороший знак. Значит, ты поправляешься.

– Когда я заболела? – деловито осведомилась миссис Раймер.

– Дай-ка подумать. Это было дня три назад.., ну, точно, в среду. Пятнадцатого октября. Примерно в четыре вечера тебе стало плохо…

– В четыре! – воскликнула миссис Раймер. Еще бы: именно в это время начался сеанс у доктора Константини.

– Ты упала на стул, – продолжала миссис Гарднер, – и сказала «Ох!» Да, вот так: «Ох!» А потом: «Я, кажется, засыпаю». Таким сонным усталым голосом: «Я, кажется, засыпаю». Ну, а потом и впрямь заснула. Мы перенесли тебя на кровать и послали за доктором. Вот и все.

– А откуда вы знаете, кто я такая? – робко спросила миссис Раймер. – Я имею в виду, если забыть о моем лице.

– Ну что ты такое говоришь, милая? Как это забыть? Лицо затем и дано человеку, чтобы его можно было узнать. Но, чтобы совсем уж тебя успокоить: у тебя есть родимое пятно.

– Родимое пятно? – встрепенулась миссис Раймер. Ничего подобного у нее не было.

– Ну да, красноватое родимое пятно под правым локтем. Да ты глянь, милая.

С твердой решимостью доказать, что у нее в жизни не было родимого пятна под правым локтем, миссис Раймер отвернула рукав ночной рубашки. Пятно было там! От чувства беспомощности миссис Раймер даже расплакалась.



Через четыре дня она встала с постели. За это время она успела не только разработать многочисленные планы отмщения, но и все их напрочь отвергнуть.

Можно было, конечно, показать статью из газеты доктору и миссис Гарднер и попробовать им все объяснить. Только миссис Раймер была уверена, что они ей ни за что не поверят.

Можно было обратиться в полицию. Только ведь наверняка результат будет тот же.

Можно было пойти в офис этого проходимца Пайна. Это, наверное, было бы лучше всего. По крайней мере, она смогла бы высказать этому негодяю все, что о нем думает. Но даже это намерение она не могла осуществить по достаточно прозаической причине. У нее не было денег, чтобы добраться до Лондона. Ведь, как ей объяснили, она сейчас находилась в Корнуоле… Два шиллинга и четыре пенса, завалявшихся в потертом кошельке, определяли ее настоящее финансовое положение.

Поэтому, по прошествии четырех дней, миссис Раймер пришла к тяжелому, но неизбежному выводу. Она вынуждена смириться! Раз уже всем так хочется считать ее Ханной Мурхауз, хорошо, некоторое время она побудет Ханной Мурхауз. Но только, пока не скопит достаточно денег. А уж тогда она не медля отправится в Лондон и бесстрашно ворвется в логово этого гнусного мошенника.

Приняв такое решение, миссис Раймер стала терпимее относиться к своей новой роли и даже получать от нее некоторое мрачное удовольствие. Тем более что роль эта была ей знакома. Ее новая жизнь сильно напоминала жизнь, которую она вела – давным-давно – во времена своей молодости.



После долгих лет, прожитых в роскоши, работа на ферме давалась миссис Раймер очень нелегко, но уже через неделю она как-то втянулась. Миссис Гарднер оказалась доброй и уравновешенной женщиной. Ее спокойный и молчаливый муж, чуть не вдвое ее выше, тоже оказался на редкость уживчивым человеком. Худой нескладный мужчина, которого она видела на фотокарточке, исчез – вместо него появился новый работник, добродушный гигант лет сорока пяти, скупой на слова и мысли, но с веселым огоньком в бледно-голубых глазах.

Прошло несколько недель. Наконец миссис Раймер скопила достаточно, чтобы добраться до Лондона. Тем не менее она все оттягивала поездку.

«Времени предостаточно, – убеждала она себя, не желая признаться, что просто боится сумасшедшего дома. – Этот Паркер Пайн – умный негодяй, наверняка без труда найдет еще одного шарлатана, который заявит, что я не в себе, и меня навеки упрячут подальше с глаз людских. И потом, – говорила она себе, – небольшая перемена обстановки никому еще не вредила».

Она вставала засветло и работала дотемна. Пришла зима, заболел Джо Уэлш, новый работник Гарднеров, и ей с миссис Гарднер пришлось по очереди за ним ухаживать. Добродушный великан был трогательно беспомощен, и женщины нянчились с ним, как с ребенком.

Пришла весна, а с ней и новые заботы. Повсюду распустились полевые цветы, воздух наполнился обманчивым теплом. Джо Уэлш частенько помогал Ханне в ее работе. Она чинила ему одежду.

Иногда, по воскресеньям, они вместе ходили погулять. Джо был вдовец. Его жена умерла четыре года назад. С тех пор, признался он Ханне, он стал частенько прикладываться к бутылке.

Недели шли, и он стал все реже заглядывать в местный трактир. Он даже немножко обновил свой гардероб. Мистер и миссис Гарднер тихонько посмеивались. Ханна – тоже, беззлобно подшучивая над его неуклюжестью. Джо и не думал обижаться. Он, правда, мучительно краснел, но выглядел в такие минуты абсолютно счастливым.

За весной пришло лето. В тот год оно выдалось щедрым, и работа нашлась всем.

Прошла жатва. На деревьях появились красные и золотые листья…

Это случилось восьмого октября. Ханна, только что срезавшая большой кочан капусты, подняла голову и увидела мистера Паркера Пайна, который, облокотившись о плетень, с интересом ее разглядывал.

– Вы! – с чувством сказала Ханна, она же миссис Раймер. – Вы…

Прошло немало времени, прежде чем мистер Паркер Пайн узнал, какой он есть на самом деле – без прикрас. Высказав все, что хотела, миссис Раймер совершенно выдохлась.

Мистер Пайн благодушно улыбнулся.

– Совершенно с вами согласен, – сказал он.

– Лжец и мошенник, вот вы кто, – закончила свою речь миссис Раймер, впрочем, уже повторяясь. – А этот ваш Константини со своим гипнотизерством и того хуже.

Запереть несчастную девушку в сумасшедший дом! Я про настоящую Ханну Мурхауз говорю.

– Нет, – возразил мистер Паркер Пайн. – Вот чего не было, того не было. Вы слишком плохо обо мне думаете. Никакой Ханны Мурхауз в сумасшедшем доме нет, поскольку ее вообще никогда и не существовало.

– Что? А как же фотография, которую я видела собственными глазами?

– Подделка, – объяснил мистер Паркер Пайн. – Чего же проще?

– А заметка в газете?

– Фальшивка, как, впрочем, и вся газета. Сфабрикована исключительно ради двух заметок, которые должны были вас убедить, и, насколько я понимаю, убедили.

– А этот мошенник? Константини?

– Вымышленный персонаж. Его сыграл один мой знакомый, очень кстати талантливый актер.

Миссис Раймер фыркнула.

– Талантливый! Что же, меня и не гипнотизировали вовсе?

– Честно говоря, нет. Просто добавили вам в кофе немного индийского гашиша. Потом пришлось применить еще кое-какие препараты, чтобы вы не пришли в сознание, пока мы не доставили вас сюда.

– Стало быть, миссис Гарднер с вами заодно?

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– Подкуплена, стало быть. Или вы ее тоже обманули?

– Миссис Гарднер многим мне обязана, – ответил мистер Паркер Пайн. – Когда-то я спас ее единственного сына от каторги.

Странным образом его речи действовали на миссис Раймер как хорошее успокоительное.

– А родимое пятно откуда? – спросила она уже без прежнего напора.

Мистер Паркер Пайн улыбнулся.

– Уже сходит. Через полгода и следа не останется.

– Но зачем? Что за дурацкие шутки? С моими-то деньгами работать тут простой служанкой! Хотя, о чем я говорю? Денег-то теперь у меня и нету – верно, приятель? Они, надо думать, теперь все у вас?

– Надо признаться, – невозмутимо ответил мистер Паркер Пайн, – что, пока вы находились в состоянии наркотического опьянения, я действительно получил от вас доверенность на управление вашими делами и, пока вы – как бы это сказать? – отсутствовали, осуществлял контроль над ними; но, уверяю вас, мадам: из вашего капитала, за исключением той тысячи фунтов, что вы заплатили мне сами, в мой карман не попало ни одного пенни. Собственно говоря, благодаря разумной политике, капитал даже увеличился.

Мистер Паркер Пайн благожелательно смотрел на миссис Раймер.

– Но тогда зачем?

– Я хочу задать вам один вопрос, миссис Раймер, – сказал мистер Паркер Пайн. – Вы прямая женщина и, я думаю, ответите мне откровенно. Так вот: вы счастливы?

– Счастлива ли я? Хорошенький вопрос! Украсть у человека все его деньги, а затем спросить, как ему это нравится. Более наглого типа я в своей жизни не встречала.

– Вы все еще сердитесь, – миролюбиво заметил мистер Пайн. – Что ж, это вполне естественно. Но попробуйте на время забыть о моей гнусной личности. Миссис Раймер, когда год назад вы пришли ко мне в офис, вы были несчастливы. Можете ли вы сказать, что вы и теперь так же несчастливы? Если да, что ж, тогда прошу прощения, и можете предпринять против меня любые шаги, какие сочтете нужным. Более того, я готов возвратить вам вашу тысячу фунтов. Так что же, миссис Раймер, вы и сейчас так же несчастны, как и тогда?

Она вскинула на него глаза, но тут же опустила их и тихо ответила:

– Нет. – В ее голосе слышалось удивление. – Вы правы, черт побери. Признаю. Я давно уже не была так счастлива. Собственно говоря, с тех пор, как умер Эбнер. Я.., я собираюсь выйти замуж за одного человека. Он тут работает. Джо Уэлш. Мы объявим об этом в следующее воскресенье – то есть хотели объявить.

– Но теперь, разумеется, – понимающе сказал мистер Пайн, – все изменилось.

Лицо миссис Раймер вспыхнуло, и она угрожающе надвинулась на мистера Пайна.

– Что это вы хотите сказать? Что изменилось? Думаете, если у меня снова будут мои деньги, я смогу стать леди? Да я совершенно не хочу быть леди! Нет уж, спасибо. Жалкие никчемные людишки. Джо достаточно хорош для меня, а я для него. Мы подходим друг другу, и, можете мне поверить, мы будем счастливы. А что до вас, друг мой, можете катиться отсюда и не лезть в дела, которые вас не касаются!

Мистер Паркер Пайн достал из кармана какой-то документ и протянул его ей.

– Доверенность, – пояснил он, – на управление вашим имуществом. Желаете порвать сейчас же? Насколько я понимаю, вы теперь же вступите во владение своим состоянием.

На лице миссис Раймер появилось очень странное выражение. Она оттолкнула документ.

– Оставьте себе. Я много чего вам сказала, но как минимум половину из этого вы, видимо, не заслужили. Вы, конечно, хитрая бестия, но бог знает почему я вам верю. Переведите на мое имя в местный банк семьсот фунтов. Этого хватит, чтобы купить ферму. Ну, а остальное.., отдайте, что ли, больницам.

– Вы же не хотите сказать, что жертвуете все свое состояние на благотворительность?

– Именно это я и говорю. Джо хороший, честный парень, но он слабоват. Деньги не доведут его до добра. Сейчас он у меня не пьет, и я уж постараюсь, чтобы не запил впредь. Благодарение Богу, я еще в своем уме, чтобы позволить каким-то деньгам помешать моему счастью.

– Вы удивительная женщина, – медленно произнес мистер Пайн. – Только одна женщина из тысячи способна так поступить.

– Ну что ж, это значит, что всего лишь у одной женщины из тысячи есть хоть какие-то мозги.

– Снимаю перед вами шляпу, – сказал мистер Паркер Пайн, и в его голосе появились необычно торжественные нотки.

Он важно приподнял шляпу и медленно пошел прочь.

– Эй! – окликнула его миссис Раймер. – И чтобы Джо ничего не знал!

Она стояла, гордо откинув голову и расправив плечи, все еще держа в руках огромный голубовато-зеленый кочан. Ее фигура отчетливо вырисовывалась на фоне заходящего солнца. Величественная фигура крестьянки.

Все что душе угодно

– Par ici, Madame.[12]

Высокая девушка в норковой шубке следовала за увешанным чемоданами носильщиком по перрону Лионского вокзала. На девушке была темно-коричневая вязаная шапочка, кокетливо сдвинутая набок и совершенно скрывающая один глаз и ухо. Подобравшись с другой стороны, можно было, впрочем, разглядеть очаровательное курносое личико и выбившиеся из-под шапочки золотистые локоны, завивающиеся над крохотным ушком. Что ни говори, даже среди типичных американок встречаются совершенно очаровательные создания, и, пока она шла за носильщиком вдоль готового к отправлению поезда, не один мужчина обернулся ей вслед.

Носильщик на ходу разглядывал таблички по бокам спальных вагонов: «Париж – Афины», «Париж – Будапешт», «Париж-Стамбул».

У последнего он резко остановился, расстегнул ремень, связывающий чемоданы, и они тяжело осыпались на перрон.

– Voici, Madame.[13]

Проводник, стоявший у ступенек, тут же подскочил к ним.

– Bonsoir, Madame[14], – сказал он со всей учтивостью, причиной которой, возможно, была шикарная норковая шубка.

Девушка протянула ему билет.

– Место номер шесть, – сообщил проводник. – Сюда, пожалуйста.

Он легко взбежал по железным ступенькам, и девушка последовала за ним. Стараясь не отстать от него в тесном проходе, она чудом избежала столкновения с полным господином, неожиданно появившимся из соседнего купе. Мгновение – и широкое благодушное лицо с внимательными глазами исчезло в тамбуре.

– Voici, Madame.

Проводник прошел в купе, поднял окно и подал знак носильщику. Вскоре багаж оказался благополучно размещен на полках, и девушка осталась одна.

Усевшись, она положила рядом с собой маленький алый несессер и сумочку. В купе было жарко, но она, казалось, этого не замечала. Не снимая шубки, она невидяще смотрела в окно. На платформе царила суета. По ней сновали торговцы газетами, шоколадом, фруктами, минеральной водой и прочей мелочью. Они наперебой предлагали девушке свои товары, но она равнодушно смотрела прямо сквозь них. Ее лицо было грустным и озабоченным.

Перрон тронулся и тихо поплыл назад.

– Будьте добры, ваш паспорт, мадам.

Она как будто не слышала. Проводнику, стоявшему в дверях купе, пришлось повторить. Элси Джеффрис вздрогнула и очнулась.

– Прошу прощения.

– Ваш паспорт, мадам.

Элси открыла сумочку, вынула паспорт и подала его проводнику.

– Желаю приятного путешествия, мадам. Я лично за всем прослежу. Я с вами до самого Стамбула, – многозначительно добавил он после паузы.

Элси достала пятидесятифранковую банкноту и протянула ему. Проводник деловито поместил ее в свой карман и почтительно осведомился, когда застилать постель и будет ли мадам ужинать.

Выяснив это, он удалился, чудом разминувшись в коридоре с официантом, который смерчем пронесся по проходу, как одержимый размахивая своим колокольчиком и звучно выкрикивая:

– Первая очередь! Первая очередь!

Элси встала, сняла наконец шубку, бросила небрежный взгляд в зеркальце и, прихватив сумочку и несессер, вышла в коридор. Не успела она пройти и нескольких шагов, как «первая очередь» помчался в обратную сторону. Спасаясь от него, Элси отступила в открытую дверь соседнего купе. Там никого не оказалось, и Элси уже выходила, когда ее взгляд случайно упал на добротный чемодан свиной кожи, довольно, впрочем, потертый. Ярлычок гласил: «Д. Паркер Пайн, до Стамбула». Инициалы «П. П.», выдавленные на самом чемодане, как будто этому не противоречили.

На лице девушки появилось странное недоверчивое выражение. В коридоре она на секунду замялась, потом решительно вернулась в свое купе и отыскала номер «Таймс», брошенный ею на столике вместе с другими журналами.

Пробежав взглядом колонку объявлений на первой странице и не найдя искомого, она капризно нахмурилась и отправилась в вагон-ресторан.

Служащий проводил ее к столику. Там уже сидел какой-то господин – тот самый, с которым она чуть не столкнулась в коридоре и которому, по всей видимости, принадлежал чемодан из свиной кожи.

Элси незаметно его разглядывала. Мужчина производил впечатление крайне вежливого, удивительно приятного и – бог знает почему – исключительно честного человека. Как истый британец, первую фразу он произнес не раньше, чем подали десерт.

– Ужасно все-таки здесь топят, – заметил он.

– Действительно, – отозвалась Элси. – Может, попробовать открыть окно?

Мужчина сокрушенно улыбнулся.

– Ни в коем случае! Все остальные будут возражать.

Элси улыбнулась в ответ, и беседа оборвалась. Принесли кофе и счет – как всегда, совершенно непостижимый. Уже положив на стол несколько банкнот, Элси внезапно набралась мужества и выпалила:

– Простите, но я видела наклейку на вашем чемодане. Паркер Пайн.., это вы? То есть, я хотела сказать, это случайно не вы?..

Она смутилась, и мужчина поспешил ей на помощь:

– Думаю, все же я. Вы ведь имеете в виду: «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну»? – процитировал он объявление, которое Элси много раз видела в «Таймс» и тщетно искала всего полчаса назад.

– Да, – согласилась она. – Какое странное объявление.

Мистер Паркер Пайн покачал головой.

– Возможно, кому-то так кажется, но, уверяю вас, я не вижу здесь решительно ничего необычного.

К этому времени вагон-ресторан почти уже опустел, и мистер Паркер Пайн, немного наклонившись к Элси, с отеческой улыбкой спросил:

– Так вы несчастливы?

– Я? – вскинулась было Элси, но тут же обмякла.

– Иначе вы бы не сказали «какое странное объявление», – заметил мистер Паркер Пайн.

Элси помолчала. Уже одно присутствие этого странного господина непонятным образом действовало на нее успокаивающе.

– Н-ну, да, в общем, – признала наконец она. – Несчастлива. Хотя, возможно, я просто волнуюсь.

Мистер Паркер Пайн ободряюще кивнул.

– Понимаете, – продолжила Элси, – все это так странно… Не знаю, что и думать.

– Попробуйте рассказать.

Элси вспомнила, как часто они с Эдвардом смеялись над этим самым объявлением. Кто бы мог представить, что она сама… Лучше, наверное, не стоит… Если этот тип шарлатан… Нет, не может быть!

Элси решилась. Что угодно, лишь бы избавиться от этих страхов.

– Хорошо, – начала она. – Видите ли, в Стамбул я еду к мужу. У него там деловые партнеры, и в этом году ему пришлось отправиться туда лично. Он уехал две недели назад. Мы решили, что он все подготовит, а я присоединюсь к нему позже. Я так радовалась этой поездке! Понимаете, я еще ни разу не была за границей. Не считая Англии, конечно, – мы живем здесь.

– Вы с мужем американцы?

– Да.

– И, полагаю, не так давно женаты?

– Полтора года.

– Счастливо?

– О да! Эдвард – сущий ангел.

Она немного замялась.

– Иногда я даже удивляюсь, как это он меня терпит. Он ведь, знаете, такой… Не знаю, как и сказать. Правильный, что ли? Ну, пуританские традиции[15] и все такое. Но он все равно очень милый, – поспешно добавила она.

Некоторое время мистер Паркер Пайн задумчиво разглядывал девушку, потом сказал:

– Продолжайте.

– Ну вот. Это было где-то через неделю после того, как Эдвард уехал. Я писала письмо в его кабинете и взяла со стола промокательную бумагу. Она была почти чистая – только раз ею и пользовались. А я только что прочла детектив, где главной уликой была как раз промокательная бумага. Ну, смеха ради, я и поднесла ее к зеркалу. Только, вы, пожалуйста, поймите меня правильно. Я сделала это исключительно от скуки. Мне бы и в голову не пришло шпионить за Эдвардом. Такую невинную овечку и подозревать-то грешно.

– Да-да, я понимаю.

– Ну вот, оказалось, с помощью зеркала действительно можно разобрать, что он там написал. «Жена», потом «Симплонский экспресс»[16], а в самом низу: «лучше всего перед самым въездом в Венецию».

Она смолкла.

– Занятно, – проговорил мистер Паркер Пайн. – Действительно, странно. И это был почерк вашего мужа?

– О да. Я чуть голову не сломала, пытаясь представить, при каких обстоятельствах можно такое написать.

– «Лучше всего перед самым въездом в Венецию», – повторил мистер Паркер Пайн. – Весьма занятно.

– Так что же мне делать? – спросила миссис Джеффрис, подавшись вперед и глядя на него как на оракула. Мистер Пайн был польщен.

– Боюсь, – важно ответил он, – что до Венеции нам остается только ждать. – А в Венеции мы будем, – он взял со стола книжечку с расписанием движения поезда, – завтра, в четырнадцать часов двадцать семь минут.

Они посмотрели друг на друга.

– Положитесь на меня, – сказал мистер Паркер Пайн.

Было уже пять минут третьего. Только четверть часа назад выехав из Местре, Симплонский экспресс отставал от графика на одиннадцать минут.

Мистер Паркер Пайн сидел в купе Элси Джеффрис. До сих пор путешествие протекало приятно и без всяких происшествий. Теперь, если чему-то суждено было случиться, это должно было произойти с минуты на минуту. Сидя друг против друга, они молча ждали. С каждой минутой сердце Элси билось все сильнее, и она невольно искала поддержки в глазах мистера Паркера Пайна.

– Сохраняйте спокойствие, – сказал он. – Вы в полной безопасности. Я рядом.

Внезапно в коридоре раздался крик:

– Горим! Скорее сюда!

Одним прыжком мистер Паркер Пайн и Элси очутились в коридоре. Какая-то женщина славянской наружности истерично металась по проходу, тыча пальцем в сторону клубов дыма, вырывающихся из одного купе. Мистер Паркер Пайн и Элси, не раздумывая, бросились туда. Около купе уже толпились взволнованные пассажиры. Те, кто успел заглянуть внутрь, теперь выскакивали, кашляя и задыхаясь. Появился проводник.

– Messieurs et dames![17] – кричал он, пытаясь сразу отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы. – Успокойтесь. В купе никого не было. Огонь скоро потушат.

Поезд въехал на мост, соединяющий Венецию с материком. Мистер Паркер Пайн неожиданно развернулся и, растолкав столпившихся пассажиров, поспешил к купе Элси. Добравшись до него, он обнаружил внутри поднявшую тревогу женщину славянской наружности. Она высунулась в окно и жадно глотала свежий воздух.

– Простите, мадам, – сказал мистер Паркер Пайн, – но вы ошиблись купе.

– Да-да, я знаю, – нервно откликнулась женщина. – Простите. Этот пожар… Такой ужас… Мне ведь нельзя волноваться: сердце…

Она обессиленно рухнула на сиденье и, все еще задыхаясь, указала на открытое окно.

Мистер Паркер Пайн стоял в дверях. Его голос звучал ласково и убедительно:

– Вам совершенно нечего бояться. Не думаю, что пожар был опасным.

– Правда? Слава Богу! Мне сразу стало легче.

Она начала подниматься.

– Я, пожалуй, вернусь к себе.

– Не так сразу, – возразил мистер Паркер Пайн, мягко, но решительно возвращая ее на место. – Попрошу вас немного задержаться.

– Мосье, как вы смеете?

– Мадам, вы останетесь. – Теперь его голос звучал холодно и твердо.

Женщина замерла, глядя на него снизу вверх. Скоро к ним присоединилась Элси.

– Похоже, это была дымовая шашка, – сообщила она, задыхаясь. – Чья-то идиотская шутка. Проводник в бешенстве. Допрашивает всех и каждого…

Она смолкла, удивленно уставившись на незнакомку.

– Миссис Джеффрис, – повернулся к ней мистер Паркер Пайн, – что вы храните в этом маленьком несессере?

– Мои драгоценности.

– Будьте так добры, убедитесь, все ли на месте. Это заявление тут же вызвало бурю негодования со стороны женщины. Начав на английском, она уже через несколько фраз нашла его недостаточно выразительным для одолевавших ее чувств и перешла на французский.

– Ой, – вскрикнула Элси, успевшая взять несессер. – Он открыт!

– …Et je porterai plainte a la Compagnie des Wagons-Lits[18], – закончила свою мысль женщина.

– Драгоценности исчезли! – вскричала в наступившей тишине Элси. – Все исчезли. И браслет с бриллиантами, и ожерелье, подаренное отцом, и кольца: с рубином и изумрудом. И брошки с алмазами! Слава Богу, хоть жемчуг был на мне! Мистер Пайн, что же нам делать?

– Если вы сходите за проводником, – ответил он, – я прослежу, чтобы эта дама его дождалась.

– Scelerat! Monstre![19] – взвизгнула упомянутая дама и уже более спокойно начала сыпать другими известными ей оскорблениями.

Поезд въехал в Венецию.

События последующих тридцати минут заслуживают лишь сжатого изложения. Пообщавшись с несколькими представителями власти на различных языках, мистер Паркер Пайн потерпел полную неудачу. Обыск подозрительной дамы, подвергшейся процедуре с совершенной готовностью, полностью смыл появившееся было на ее репутации пятно. Драгоценностей при ней не было.

Возможность обсудить случившееся предоставилась Элси и мистеру Паркеру Пайну, только когда поезд находился уже где-то между Венецией и Триестом – Когда вы в последний раз видели свои драгоценности?

– Сегодня утром. Я поменяла сапфировые сережки, которые носила вчера, на вот эти, с жемчугом.

– И все было на месте?

– Ну, я, конечно, не перебирала их, но все выглядело как обычно. Да я бы заметила! Ну, разве, если бы пропало кольцо или какая-нибудь мелочь…

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– А когда проводник прибирался утром в купе?

– Я взяла их с собой в вагон-ресторан. Я всегда ношу их с собой. Они всегда были при мне – кроме того случая с пожаром.

– Значит, – сказал мистер Паркер Пайн, – украсть их могла только оскорбленная мною добродетель – мадам Сабайская или как там она представилась. Но куда, черт возьми, она их сунула? У нее было не больше полутора минут – только, чтобы открыть несессер отмычкой и вынуть драгоценности. Но что потом?

– А не могла она их кому-нибудь передать?

– Вряд ли. Я вошел почти сразу же за ней. Если бы кто-то вышел из купе, я бы увидел.

– Она могла их выкинуть в окно, а сообщник – подобрать.

– Дело в том, что как раз в это время мы проезжали по мосту через пролив.

– Тогда.., может, она спрятала их где-нибудь в купе?

– Что ж, давайте посмотрим.

С присущей американцам энергией Элси принялась обыскивать купе. Мистер Пайн присоединился к ней, но с очень уж отсутствующим видом. Обвиненный в недостатке усердия, он принялся оправдываться:

– Простите, я все думаю об одной очень важной телеграмме, которую мне надо будет отправить из Триеста.

Элси холодно выслушала это объяснение. Авторитет мистера Паркера Пайна стремительно падал в ее глазах.

– Кажется, я вас разочаровываю, миссис Джеффрис, – смущенно заметил он.

– Во всяком случае, порадовать меня вам пока не удалось, – отрезала она.

– Но, милая моя леди, вы должны понять, что я вовсе не детектив. Кражи, преступления – все это совершенно не по моей части. Я, в конце концов, знаток человеческих сердец, а не сыщик.

– Да? В начале поездки я, конечно, была не особенно счастлива, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что творится со мной сейчас. Сейчас я просто разревусь. Мой любимый браслет! Мое изумрудное кольцо! Эдвард купил его, когда мы обручились.

– Но они ведь, наверное, застрахованы? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.

– Что? Не знаю! Хотя, да, кажется, застрахованы. Но при чем тут деньги, мистер Пайн? Это же память!

Поезд начал тормозить, и мистер Паркер Пайн выглянул в окно.

– Триест, – сообщил он. – Пойду-ка отправлю свою телеграмму…



– Эдвард!

При виде мужа, спешащего к ней по стамбульской платформе, лицо Элси тут же просветлело. На какое-то время она даже забыла об украденных драгоценностях, о странных словах, отпечатавшихся на промокательной бумаге, – забыла обо всем, кроме того, что уже две недели не видела мужа, которого, при всей его чопорности и строгости, тем не менее безумно любила.

Они уже сходили с перрона, когда кто-то дружески дотронулся до ее плеча. Обернувшись, она обнаружила мистера Паркера Пайна. Его крупное благожелательное лицо прямо-таки излучало благодушие.

– Миссис Джеффрис, – произнес он, – не заглянете ли вы ко мне через полчасика? Отель «Токатлиан». Думаю, мне удастся вас кое-чем порадовать.

Элси нерешительно взглянула на мужа.

– Это.., э.., мой муж – мистер Паркер Пайн, – представила она мужчин друг другу.

– Я так понимаю, жена уже телеграфировала вам, что ее драгоценности исчезли? – спросил мистер Паркер Пайн. – Я пытался помочь ей, в меру моих возможностей. Думаю, через полчасика у меня будут свежие новости.

Элси вопросительно взглянула на мужа.

– Нам пора, дорогая, – поспешно сказал тот. – Вы сказали «Токатлиан», мистер Пайн? Хорошо, я ей напомню.



Ровно через полчаса Элси входила в номер мистера Паркера Пайна. Он поднялся ей навстречу.

– Я разочаровал вас, миссис Джеффрис, – начал он, – Разочаровал, не спорьте. Так вот… На роль волшебника я, конечно, не претендую, но кое-что все же могу. Взгляните-ка вот на это.

Он положил на стол и легонько подтолкнул к ней маленькую картонную коробочку. Элси открыла ее. Кольца, броши, браслеты, ожерелье – все они были там!

– Мистер Пайн, вы просто волшебник. Это же.., невероятно!

Мистер Паркер Пайн скромно улыбнулся.

– Рад был помочь, моя милая юная леди.

– Ох, мистер Пайн, мне так теперь стыдно! Начиная с Триеста я вела себя просто отвратительно. И вдруг – вот это. Но как вы их нашли? Когда? Где?

Мистер Паркер Пайн медленно покачал головой.

– Слишком долгая история, – ответил он. – Впрочем, вы ее еще услышите. И, думаю, довольно скоро.

– Но почему не сейчас?

– На то есть причины.

Элси пришлось уйти, так и не удовлетворив своего любопытства.

Мистер Паркер Пайн немного выждал и, прихватив шляпу и тросточку, в свою очередь вышел из отеля и углубился в путаницу стамбульских улочек. Во все время прогулки с его лица не сходила довольная улыбка. Наконец он подошел к маленькому пустующему кафе прямо напротив гавани Золотой Рог. С другой стороны на фоне вечереющего неба отчетливо вырисовывались точеные очертания минаретов[20] стамбульских мечетей. Зрелище было изумительное. Мистер Паркер Пайн уселся и заказал кофе. Вскоре ему принесли две чашки крепкого и терпкого напитка. Едва мистер Пайн поднес свою чашку к губам, за его столик уселся мужчина. Это был Эдвард Джеффрис.

– Я взял вам кофе, – заметил мистер Паркер Пайн, указывая на вторую чашку.

Эдвард отставил ее в сторону.

– Как вы узнали? – спросил он.

Мистер Паркер Пайн не спеша отхлебнул кофе.

– Разве жена еще не рассказала вам о промокательной бумаге? Нет? Ну, ничего, скоро расскажет. Видно, это просто вылетело у нее из головы.

Он рассказал Эдварду суть дела.

– Ну так вот, – продолжил он. – Когда перед самым въездом в Венецию действительно случилась эта история с пожаром, у меня не осталось никаких сомнений, что похищение драгоценностей вашей жены спланировано именно вами. Смущала только фраза «лучше всего перед самым въездом в Венецию». Какой в этом смысл? Почему вы не пожелали предоставить своей сооб.., агенту возможность самостоятельно выбрать время и место?

Потом, неожиданно, меня осенило. Вы украли драгоценности жены еще до своего отъезда, а на их место подложили их точные копии. Но и это вас не устраивало. Вы юноша честный и совестливый. Мысль, что подозрение падет на слуг или ваших знакомых, приводила вас в ужас. И вы решили, что нужна еще одна кража, причем при обстоятельствах, полностью исключающих причастность близких вам людей.

Вы снабдили свою помощницу дубликатом ключа от шкатулки и дымовой шашкой. В нужный момент она инсценировала пожар и, пользуясь паникой, проникла в купе вашей жены. Отперев несессер с драгоценностями, она изъяла их и попросту выбросила в окно. Любые подозрения на ее счет развеялись без следа после бесплодного – естественно – обыска.

Вот тут-то и становятся очевидными все преимущества совершения кражи при въезде в Венецию. Если бы фальшивые драгоценности выбросили на железнодорожное полотно, их бы рано или поздно нашли. Но, выбросив их в пролив, грабители могли быть абсолютно спокойны – в этом случае их никто бы не мог найти.

Тем временем вы пытались сбыть настоящие драгоценности, и, хотя времени для этого у вас было более чем достаточно, моя телеграмма пришла, когда они еще были у вас. Я рад, что вы послушались меня и занесли их ко мне в номер. Иначе, боюсь, мне пришлось бы обратиться в полицию. Хорошо также, что вы решились со мной встретиться.

Молодой человек жалобно смотрел на мистера Паркера Пайна. Эдвард Джеффрис был симпатичным юношей: высоким, светловолосым, с округлым подбородком и совсем уж круглыми глазами.

– Ну как вам это объяснить? – беспомощно вздохнул он. – Вы, наверно, думаете, что я самый обыкновенный вор?

– Вовсе нет, – откликнулся мистер Паркер Пайн. – Напротив. Я бы даже сказал, что вы болезненно щепетильны. Классификация человеческих типов – мой конек. Вы, дорогой юноша, без всяких сомнений, относитесь к категории жертв. А теперь расскажите мне вашу историю.

– Это можно сделать одним словом. Шантаж.

– Да?

– Вы видели мою жену – вы знаете, какое это чистое и невинное существо. Она выросла, даже не подозревая, что в мире существует зло.

– Неужто?

– Иллюзия, конечно, но какая прекрасная! – с энтузиазмом продолжал Эдвард. – И, если бы она вдруг узнала.., узнала о некоторых моих поступках, она тут же бы меня бросила.

– Это вряд ли, – отозвался мистер Паркер Пайн. – Но не важно. Так что же это за поступки, мой юный друг? Женщина, полагаю?

Эдвард Джеффрис кивнул.

– До женитьбы – или уже после?

– Бог мой! Конечно – до.

– Ну, ну. И что же случилось?

– Да ничего! В том-то и дело, что ничего. Я тогда был в Западной Индии и остановился в одной гостинице… Там же остановилась некая миссис Росситер, очень привлекательная женщина. Она была с мужем – грубым и неотесанным мужланом. У него то и дело случались чудовищные припадки гнева. Однажды ночью, во время одной из таких вспышек, он стал угрожать своей жене револьвером. Бедняжке удалось вырваться из своего номера, и она постучалась ко мне. Она не помнила себя от ужаса. Она.., она попросила, чтобы я спрятал ее у себя до утра. Ну, и… – а что же мне оставалось?

Мистер Паркер Пайн внимательно посмотрел юноше в глаза. Тот ответил прямым искренним взглядом.

– Короче говоря, мистер Джеффрис, вы, как последний простофиля, клюнули на эту удочку.

– Да нет же…

– Да, да. Очень старый трюк – но неизменно действует без осечки на донкихотствующих молодых людей. Полагаю, вам напомнили о той ночи, как только было объявлено о помолвке?

– Да, я получил письмо. Там говорилось, что, если я не вышлю определенной суммы, мой будущий тесть узнает все… И как я будто бы добивался этой замужней дамы, и как ее видели потом входящей ночью в мой номер. Там говорилось еще, что ее муж собирается возбудить бракоразводный процесс. Понимаете, мистер Пайн, все это и впрямь выставило бы меня в таком невыгодном свете…

Он измученно потер лоб.

– Да, да, понимаю. Значит, вы заплатили. Но одним разом дело не ограничилось.

– Да. Но это была последняя капля. Из-за кризиса дела сильно пошатнулись. Мне просто негде было достать наличных. Вот я и решил…

Он взял чашку давно остывшего кофе, рассеянно посмотрел на нее и залпом выпил.

– Что же мне теперь делать? – жалобно спросил он. – Что, мистер Пайн?

– Слушаться меня, – уверенно ответил тот. – С вашими шантажистами я разберусь сам. Что же касается вашей жены, немедленно отправляйтесь к ней и расскажите все, как было на самом деле. Единственное, о чем советую вам умолчать, так это о том, какую дурацкую роль вы сыграли в той истории.

– Но…

– Дорогой мистер Джеффрис, вы не знаете женщин. Если им приходится выбирать между простофилей и Дон-Жуаном, они неизменно выбирают последнего. Ваша жена, мистер Джеффрис, очаровательное, невинное и возвышенное создание, и единственный способ скрасить ее с вами жизнь – это посеять в ней убеждение, что ей ежеминутно приходится следить, как бы вы опять не взялись за старое.

У Эдварда Джеффриса отвисла челюсть.

– Я знаю, что говорю, – продолжал мистер Паркер Пайн. – В настоящий момент жена в вас влюблена, но, по некоторым признакам я вижу, что, если вы срочно не прекратите строить из себя образчик добродетели и благородства, слишком уж отдающий скукой, долго это не протянется.

Эдвард съежился.

– Идите к ней, мой мальчик, – благожелательно убеждал его мистер Паркер Пайн. – Идите и признайтесь во всем – то есть во всем, что найдете нужным. Объясните, что с тех самых пор, как ее встретили, вы распростились с прежней жизнью. Вы даже решились на кражу, но только для того, чтобы она никогда не узнала о той женщине. Она простит вас, и простит с удовольствием.

– Да нечего ей мне прощать!

– Что есть правда? – вопросил мистер Паркер Пайн. – Говорю вам по опыту: это именно то, чего от вас ждут в самую последнюю очередь. Вы должны лгать жене – это азы семейной жизни! Ей это понравится! Так что идите и повинитесь, мой мальчик! И живите счастливо. Сомневаюсь, правда, что после этого жена позволит вам хоть на шаг приблизиться к сколько-нибудь привлекательной особе женского пола. Впрочем, кому-нибудь другому это, может, и не понравилось бы, но вам, я думаю, все равно?

– Кроме Элси мне никто не нужен, – бесхитростно сказал мистер Джеффрис.

– Великолепно, мой мальчик! – воскликнул мистер Паркер Пайн. – Только, на вашем месте, я не стал бы этого афишировать. Ни одной женщине не хочется думать, что она получила что-то без боя.

Эдвард Джеффрис поднялся.

– Так вы и вправду считаете?..

– Я знаю, – внушительно произнес мистер Паркер Пайн.

Дорога в Багдад

В Дамаске четверо главных врат…

Мистер Паркер Пайн мечтательно повторил про себя эти строки Флеккера!

Я – в преддверье пустыни последний приют,

Начало несчастий, обитель страха.

Я – врата на Багдад, я твоя плаха.

Наконец-то он в Дамаске! Мало того, завтра утром припаркованный возле отеля «Ориентал», огромный шестиколесный автобус, повезет его и еще одиннадцать путешественников в Багдад.

О караван, пусть смолкнет твой певец!

Когда поет он, разве кто услышит

Ту тишину, где все давно мертвы,

Но кто-то медленно и осторожно дышит!

Что ж, проходи, о караван, пыль караван,

Прах караван.

Для справки: раньше дорога в Багдад действительно была дорогой смерти. Четыреста миль раскаленного песка, по которому измученным караванам приходилось тащиться долгие месяцы. Теперь же вездесущие бензиновые монстры покрывают это расстояние за тридцать шесть часов.

– Вы что-то сказали, мистер Пайн? – услышал он звонкий голосок мисс Нетты Прайс, путешественницы, моложе и очаровательней которой трудно себе и представить. Нагрузка в виде бдительной тетушки со скверно выведенной растительностью на лице и неукротимой тягой к слову Божьему нисколько не мешала ей наслаждаться жизнью с легкомыслием, вряд ли бы одобренным мисс Прайс-старшей.

Мистер Паркер Пайн повторил для нее стихи.

– Прямо мурашки по коже! – поежилась Нетта. Один из стоявших поблизости мужчин в форме военно-воздушных сил, большой поклонник Нетты, заметил:

– Мурашки по коже могут побежать и нынче. Бандиты, например, до сих пор, случается, обстреливают проходящий транспорт. Или можно заблудиться. Тогда на поиски посылают нас. Одного парня мы нашли только на шестые сутки. К счастью, у него было с собой вдоволь воды. А еще ухабы. Такие ухабы! Совсем недавно один человек погиб. Автобус тряхнуло, а он дремал и ударился головой о крышу. И что вы думаете? Умер! Я вам точно говорю.

– Это произошло в туристическом автобусе, мистер О'Рурк? – осведомилась старшая мисс Прайс.

– Нет, мадам, не в туристическом, – признал молодой человек.

Нетта, нетерпеливо слушавшая этот разговор, капризно воскликнула:

– Послушайте, так мы не успеем ничего осмотреть! Ее тетя достала путеводитель, а Нетта воспользовалась моментом, чтобы тихонько исчезнуть.

– Наверняка ведь потащится любоваться каким-нибудь окном, из которого выбросили святого Павла[21], – шепнула она О'Рурку. – А я так хотела увидеть настоящий восточный базар!

Молодой человек живо откликнулся:

– Идемте. Здесь недалеко. Вон по той улице…

Они удалились.

Мистер Паркер Пайн повернулся к стоявшему рядом молчаливому человеку. Его звали Хэнсли – Хэнсли из багдадского департамента общественных работ.

– При первом знакомстве Дамаск несколько разочаровывает, – извиняющимся тоном заметил мистер Паркер Пайн. – Слишком много цивилизации. Все эти трамваи, современные здания, магазины…

Хэнсли кивнул. Как уже отмечалось, человек он был немногословный.

– Не стоило, – изрек он, – тащиться на край света, чтобы увидеть трамвай.

К ним присоединился еще один член группы, светловолосый молодой человек, на нем был галстук выпускника Итона. У него было приятное, хотя и не очень выразительное лицо, сейчас, впрочем, на нем отражалось беспокойство. Он служил в том же департаменте, что и Хэнсли.

– Привет, Сметхерст, – сказал тот. – Потерял что-нибудь?

Молодой человек отрицательно покачал головой. Он был к тому же тугодумом.

– Так, решил прогуляться, – рассеянно сообщил он и, внезапно оживившись, спросил: – Ты как насчет выпить?

Друзья ушли, а мистер Паркер Пайн, купив от нечего делать местную газету, издающуюся на французском, принялся ее изучать. Но очень скоро это занятие ему наскучило. Местные дрязги его совершенно не интересовали, а в остальном мире то ли ничего не происходило, то ли газета забыла об этом упомянуть. В разделе «Разное» он нашел всего две заметки. Первая касалась финансовых новостей, вторая состояла в основном из догадок о возможном местопребывании некоего Сэмуэля Лонга, преступными способами сколотившего капитал в три миллиона долларов и, по слухам, скрывающегося сейчас в Южной Америке.

– Совсем неплохо для человека, едва перевалившего за тридцать, – пробормотал вслух мистер Паркер Пайн.

– Простите?

Обернувшись, он увидел итальянского генерала, с которым плыл на одном корабле из Бриндизи в Бейрут. Он повторил ему свои соображения.

Генерал важно закивал.

– Великий преступник этот человек. Даже мы, итальянцы, попались на его удочку. Весь мир ему верил. Впрочем, чему тут удивляться? Говорят, он получил прекрасное образование.

– Итон, затем Оксфорд, – сообщил мистер Пайн.

– Как вы думаете: его поймают?

– Зависит от того, как далеко ему удалось уйти. Он может быть все еще в Англии, а может.., да где угодно!

– Например, здесь, среди нас! – рассмеялся генерал.

– Почему бы и нет? – пожал плечами мистер Паркер Пайн. – Откуда вы, например, знаете, генерал, что это не я?

Загорелое лицо его собеседника вытянулось, но тут же расплылось в понимающей улыбке.

– О! Как вы меня! Неплохо, очень неплохо. Только вы…

Он демонстративно оглядел мистера Паркера Пайна с головы до ног. Тот совершенно правильно истолковал этот жест.

– Нельзя судить по наружности, – сказал он. – Но небольшой животик – это же самый простой и эффективный способ маскировки. Видите, как старит! Но, конечно, тут еще и грим, и акцент, и краска для волос… – доверительно сообщил он.

Генерал Поли недоверчиво отодвинулся. Никогда не знаешь с этими англичанами, шутят они или нет.

Вечером мистер Пайн отправился развеяться в кинотеатр. Потом кто-то посоветовал ему заглянуть во «Дворец развлечений». По указанному адресу мистер Пайн не нашел ни дворца, ни тем более развлечений. Какие-то дамы нехотя крутили животом, получая в награду не менее вялые аплодисменты.

Неожиданно он заметил в зале Сметхерста. Молодой человек в одиночестве сидел за столиком. Судя по его раскрасневшемуся лицу, выпил он куда больше, чем следовало. Мистер Пайн поднялся, пересек зал и подсел к нему.

– Самая гнусная подлость, – мрачно заявил юноша, обнаружив появление собеседника. – Ставишь ей выпивку, потом еще… Кучу выпивки! А она смеется тебе в лицо и уходит в обнимку с каким-то итальяшкой. Самая гнусная подлость – так я это называю.

Мистер Паркер Пайн согласился и предложил выпить кофе.

– Сейчас принесут араку, – сообщил Сметхерст. – Роскошная штука. Попробуйте…

Мистер Паркер Пайн, отлично представлявший, что это за штука, деликатно отказался.

Капитан Сметхерст печально покачал головой.

– Запутался, совсем запутался, – сообщил он. – Нужно взбодриться. Посмотрел бы я, как бы вы себя чувствовали на моем месте. Не выдавать же его? А с другой стороны, что остается?

Он удивленно посмотрел на мистера Паркера Пайна, словно впервые его заметил.

– Вы кто? – спросил он с пьяной бесцеремонностью. – Чем занимаетесь, я спрашиваю?

– Втираюсь людям в доверие, – мягко ответил мистер Паркер Пайн.

– Как? И вы тоже? – Капитан уставился на него в, крайнем изумлении.

Мистер Паркер Пайн достал бумажник и, вытащив из него газетную вырезку, положил ее на стол.

«Счастливы ли вы? – (гласило объявление). Если нет – обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну…»

Сметхерст с трудом сконцентрировался на бумажке.

– Черт меня подери! – воскликнул он. – И что? Люди приходят и все вам рассказывают?

– Они мне верят, – ответил мистер Паркер Пайн.

– Надо думать, в основном безмозглые дамочки.

– Женщин много, – согласился мистер Паркер Пайн, – но есть и мужчины. А как насчет вас, мой юный друг? По-моему, вам срочно нужен совет.

– А катитесь вы к чертовой матери! – взорвался капитан Сметхерст. – Это мое дело – и больше оно никого нeкасается. И вообще, где эта чертова арака?

Мистер Пайн грустно покачал головой и отнес случай капитана Сметхерста в разряд совершенно безнадежных.



Туристический автобус выехал из Дамаска в семь утра. Группа состояла из двенадцати человек: мистера Паркера Пайна, генерала Поли, мисс Прайс с племянницей, троих офицеров военно-воздушных сил, Сметхерста, Хэнсли и армянской дамы с малолетним сыном по фамилии Пентемьян.

Арака (араб) – пальмовая водка. Автобус выехал точно по расписанию. Вскоре фруктовые сады Дамаска остались далеко позади. Более молодой из водителей мрачно поглядывал на затянутое облаками небо.

– За Рутбой прошел ливень, – обернулся он к Хэнсли. – Как бы не застрять.

В полдень сделали остановку. Пассажиры получили картонки с обедом и картонные же стаканчики с чаем, тут же заваренным водителями.

Путешествие возобновилось, и вновь за окнами поплыли бесконечные песчаные дюны. Мистер Паркер Пайн представил себе караваны, неделями бредущие этим путем.

На закате они добрались до заброшенного форта Рутба. Огромные ворота были распахнуты настежь, и автобус бесшумно въехал внутрь.

– Как здорово! – воскликнула Нетта.

Приняв ванну, она изъявила желание прогуляться. Капитан О'Рурк и мистер Паркер Пайн вызвались ее сопровождать. Не успели они сделать и нескольких шагов, как их догнал гид и попросил не слишком удаляться от форта, поскольку в пустыне темнеет быстро и тогда можно легко заблудиться.

– Не будем, – пообещал О'Рурк.

Впрочем, однообразие пейзажа и впрямь не предрасполагало к длительным прогулкам.

На обратном пути мистер Паркер Пайн нагнулся и что-то поднял.

– Что это? – заинтересовалась Нетта.

– Первобытный бурав, мисс Прайс. Из кремня.

– Они что – убивали друг друга этими штуками?

– Нет, этим они пользовались в мирных целях. Впрочем, думаю, могли и убить. Собственно говоря, сам по себе инструмент не так уж важен. Главное – желание убить, а, уж если оно появилось, что-нибудь всегда подвернется под руку.

Начало стремительно темнеть, и они прибавили шагу.

После ужина, состоявшего из множества блюд или, точнее сказать, из множества консервов, последовал непродолжительный отдых. В полночь автобус отправлялся дальше.

Водитель выглядел обеспокоенным.

– Плохие здесь дороги, – сказал он. – Можно увязнуть. Все снова забрались в автобус и расположились на своих местах. Мисс Прайс нудно сетовала на отсутствие своих чемоданов.

– Мне нужны тапочки! – капризно заявила она.

– Сдается мне, вам больше бы пригодились галоши, – заметил Сметхерст. – У меня такое впечатление, что скоро мы будем принимать грязевые ванны.

– А у меня даже запасных чулок нету, – пожаловалась Нетта.

– Ну, вам-то они не понадобятся. Вытаскивать из грязи автобусы – привилегия сильного пола.

– Всегда ношу с собой запасные носки, – заявил Хэнсли, похлопывая себя по карману. – На всякий случай.

Верхний свет выключили, и автобус нырнул во тьму. Поездка оказалась не из приятных. Их, конечно, не трясло, как это было бы в обычном автомобиле, но время от времени весьма существенно подкидывало.

У мистера Паркера Пайна было одно из передних мест. Через проход от него расположилась армянская дама, укутанная в платки и шали. Позади сидел ее сын. За мистером Пайном находились места обеих мисс Прайс. Генерал, Сметхерст, Хэнсли и летчики сидели сзади.

Автобус полз и полз вперед, за окнам и скользила тьма, и тем не менее мистер Паркер Пайн нашел обстановку совершенно не располагающей ко сну. Спина у него затекла, ноги – тоже, а вытянуть их не было никакой возможности из-за армянской леди, ноги которой занимали не только проход, но и значительную часть жизненного пространства мистера Пайна. Сама леди, по-видимому, чувствовала себя превосходно.

Казалось, кроме мистера Пайна, все уже спали. Вот и он уже было задремал, но тут автобус тряхнуло так, что все пассажиры подскочили чуть не до потолка. Сонный голос из задней части автобуса невнятно пробормотал:

– Полегче! Хочешь, чтоб мы шеи себе переломали?

Автобус двинулся дальше, и понемногу мистер Пайн снова стал клевать носом. Через несколько минут он уже крепко спал.

Проснулся он от того, что движение прекратилось. Открыв глаза, он обнаружил, что автобус стоит, а кое-кто уже даже вышел наружу.

– Застряли, – послышался голос Хэнсли. Движимый любопытством, мистер Паркер Пайн осторожно выбрался из автобуса. Дождь уже кончился, но под ногами хлюпала жидкая грязь. В лунном свете виднелись фигуры водителей, пытающихся вытащить колеса из грязи с помощью домкратов и камней. Большинство мужчин помогало. Дамы наблюдали за их усилиями из окон: Нетта и мисс Прайс с интересом, армянская леди – с плохо скрытой брезгливостью.

По команде шофера мужчины дружно поднатужились.

– А где этот армяшка? – вдруг вспомнил О'Рурк. – Отсиживается у печки? Тащите его сюда!

– А заодно и капитана Сметхерста, – добавил генерал Поли. – Что-то я его тут тоже не вижу.

– Да он и не просыпался! Счастливчик!

И действительно, капитану Сметхерсту, уютно устроившемуся в кресле, можно было только позавидовать.

– Я разбужу, – вызвался О'Рурк, исчезая в дверях автобуса.

Меньше чем через минуту он выглянул обратно. Его голос изменился.

– Слушайте, он, похоже, заболел, или еще что. Где доктор?

Один из мужчин, возившихся с колесом, поднял голову. Военный врач в звании майора авиации Лофтус был уравновешенным, начинающим уже седеть мужчиной.

– Что там у вас? – спросил он.

– Да не знаю!

Доктор зашел в автобус и склонился над неподвижной фигурой. О'Рурк и мистер Пайн остановились у него за спиной. Одного прикосновения врачу оказалось достаточно.

– Он мертв, – тихо сказал он.

«Мертв? Но почему?» – посыпались вопросы.

– Какой ужас, – прошептала Нетта. Доктор раздраженно оглянулся.

– Должно быть, ударился головой, – сказал он. – Возможно, тогда, когда автобус тряхнуло.

– Ну это вряд ли, доктор! Может, что-нибудь другое?

– Ничего не могу сказать, пока не осмотрю как следует, – отрезал Лофтус, выразительно глядя в сторону наседающих женщин и некоторых возвратившихся в автобус мужчин.

Мистер Паркер Пайн переговорил о чем-то с водителем. Это был молодой мускулистый парень. Он поочередно перенес женщин через грязь на сухой участок. С мадам Пентемьян и Неттой у него никаких проблем не возникло, но с увесистой мисс Прайс он едва справился.

Доктор наконец смог заняться осмотром.

Мужчины вернулись к своим попыткам вытащить увязшую машину. Начинало светать. День обещал быть солнечным, грязь быстро подсыхала, но вытащить машину пока не удавалось. Сломав три домкрата и убедившись в тщетности своих усилий, водители решили сделать перерыв и принялись готовить завтрак, то есть вскрывать консервированные сосиски и кипятить воду для чая.

Вскоре майор авиации Лофтус вынес свой вердикт:

– Не вижу на теле никаких повреждений. Как я и предполагал, скорее всего, смерть наступила из-за удара головой.

– Вы уверены, что это случайность? – спросил мистер Паркер Пайн.

Что-то в его голосе заставило доктора внимательно на него посмотреть.

– Существует единственная альтернатива.

– Да?

– Что кто-то ударил его по затылку тяжелым тупым предметом, – сказал он, не скрывая своего скепсиса. – Чем-то вроде резиновой дубинки.

– Такого не может быть, – вмешался Уильямсон, третий летчик. – Я хочу сказать, мы бы увидели.

– Да нет, мы спали, – напомнил доктор.

– Все равно риск был велик! – воскликнул офицер. – Надо было встать и идти к нему по проходу… Кто-нибудь наверняка бы проснулся.

– Ну, разве, – вмешался генерал Поли, – это сделал тот, кто сидел прямо за ним. Тогда и вставать не нужно. Просто выждать подходящий момент…

– А кто за ним сидел? – спросил доктор.

– Хэнсли, сэр, – с готовностью отозвался О'Рурк, – только забудьте про это: они были лучшими друзьями.

Наступившую тишину нарушил уверенный и спокойный голос мистера Паркера Пайна:

– Мне кажется, капитан Уильямсон что-то хочет сказать.

– Я, сэр? Да, я…

– Выкладывайте, Уильямсон, – повернулся к нему О'Рурк.

– Даже и не знаю…

– Ну давайте же.

– Это только обрывок разговора, услышанный мной в Рутбе – во дворе. Я вернулся в автобус за своим портсигаром и никак не мог его найти. И тут возле автобуса остановились двое. Они разговаривали, и один из них был Сметхерст. Он сказал…

Уильямсон замялся.

– Ну давайте, выкладывайте.

– Что-то насчет того, что не хочет подставлять друга. Мне показалось, он был очень расстроен. Потом он сказал: «Я буду держать язык за зубами до Багдада – и ни минутой дольше. Так что тебе лучше как можно скорее исчезнуть».

– А с кем он разговаривал?

– Да не знаю я, клянусь, не знаю. Было уже темно, тот все больше молчал. Так, пару слов сказал, да и тех я не разобрал.

– А кто из вас близко знал Сметхерста? – спросил мистер Паркер Пайн.

– Другом он мог назвать только Хэнсли, – медленно отозвался О'Рурк. – Немного, конечно, он был знаком и со мной. Уильямсон пришел к нам недавно, как и майор Лофтус. Едва ли они встречались раньше.

Мужчины кивнули.

– А вы, генерал?

– Ехали из Бейрута в одной машине. До тех пор никогда его не видел.

– А эта армянская крыса?

– Он слишком мал, – уверенно заявил О'Рурк. – И потом, ни у одного армяшки не хватит духа кого-то убить.

– Возможно, у меня есть что добавить, – заметил мистер Паркер Пайн и рассказал о разговоре, состоявшемся между ним и Сметхерстом в ночном клубе в Дамаске.

– Итак, он дважды повторил фразу «не хочу подставлять друга» и был сильно расстроен, – задумчиво проговорил О'Рурк.

– Никто больше не хочет ничего добавить? – спросил мистер Паркер Пайн. Доктор кашлянул.

– Может, это никак не связано… – неуверенно начал он.

Его подбодрили.

– Я слышал, как Сметхерст сказал Хэнсли: «Ты же не можешь отрицать, что у тебя недостача?»

– Когда это было?

– Вчера утром, незадолго до того, как мы выехали из Дамаска. Они ведь служили в одном департаменте. Я думал, они обсуждают какую-то общую проблему. Я же не знал…

Доктор замолчал.

– Это уже интересно, – заметил генерал. – Друзья мои, общими усилиями нам удалось воссоздать мотив.

– Вы говорили о резиновой дубинке, доктор, – сказал мистер Паркер Пайн. – Что могло бы ее заменить?

Доктор нагнулся и, взяв в ладонь песок, начал просеивать его через пальцы.

– Этого здесь предостаточно, – заметил он.

– И, если насыпать его в носок… – продолжил О'Рурк и остановился.

Всем тут же вспомнились слова Хэнсли: «Я всегда беру с собой запасные носки. На всякий случай».

Наступила тишина, которую нарушил, как всегда ровный, голос мистера Паркера Пайна.

– Майор Лофтус, – сказал он. – Мне кажется, Хэнсли носит запасные носки в кармане френча[22]. Френч оставался в автобусе.

Глаза мужчин на миг повернулись к одинокой фигуре, мрачно расхаживающей в отдалении. Хэнсли тут же отошел, как только услышал о смерти Сметхерста. Все знали, что они были друзьями, и отнеслись к этому с пониманием.

– Может, вы достанете их? – продолжил мистер Паркер Пайн.

Доктор заколебался.

– Мне бы не хотелось… – пробормотал он, глядя на вышагивавшую вдалеке фигуру. – Нехорошо как-то.

– Пожалуйста, поймите, что и обстоятельства не совсем обычны. Мы отрезаны от всего мира и во что бы то ни стало должны выяснить истину. Мне кажется, носки могли бы нам в этом помочь.

Лофтус покорно развернулся и направился в глубь автобуса.

Мистер Паркер Пайн отвел в сторону генерала Поли.

– Генерал, если не ошибаюсь, вы сидели прямо через проход от капитана Сметхерста?

– Именно так.

– Кто-нибудь вставал или ходил между креслами?

– Только англичанка – мисс Прайс. Она прошла в туалет и обратно.

– Она нигде не останавливалась? Может, была какая-то заминка?

– Ну, знаете, так ведь и автобус качало.

– Да. И больше никто не вставал?

– Нет.

Генерал с интересом посмотрел на мистера Паркера Пайна.

– Хотел бы я знать, кто вы на самом деле? На военного не похожи, однако командуете…

– У меня богатый опыт, – ответил мистер Паркер Пайн.

– Путешествовали?

– Нет, сидел в офисе.

Лофтус принес носки, и мистер Паркер Пайн внимательно осмотрел их. На изнанке одного из них обнаружились налипшие на ткань песчинки.

– Теперь я знаю! – сказал он со вздохом. Глаза мужчин снова обратились к одинокой фигуре в отдалении.

– Я бы хотел взглянуть на тело, если вы не против, – повернулся мистер Паркер Пайн к доктору.

Они вместе направились к накрытому брезентом телу Сметхерста.

Доктор отдернул брезент.

– Здесь и смотреть нечего.

Однако глаза мистера Паркера Пайна были прикованы к галстуку Сметхерста.

– Стало быть, он тоже выпускник Итона, – проговорил он.

Доктор смотрел на него с явным недоумением. Еще больше он удивился, услышав вопрос:

– А вы хорошо знаете этого Уильямсона?

– Вовсе нет. Только в Бейруте и познакомились. Я туда из Египта приехал. А что? Уж конечно…

– Ну, ведь на основании его показаний мы собираемся повесить человека, – бодро отозвался мистер Паркер Пайн. – В таких делах, знаете, осторожность не помешает.

Говоря это, он продолжал задумчиво разглядывать галстук Сметхерста. Потом нагнулся, ослабил его и расстегнул воротничок. Внезапно он воскликнул:

– Ого! Посмотрите!

На отвороту воротника, у самой шеи, алело маленькое пятнышко крови.

Мистер Паркер Пайн внимательно разглядывал шею покойного.

– Знаете, доктор, а этого человека убили вовсе не ударом по голове, – отрывисто сказал он, поднимаясь на ноги. – Его закололи! Крохотный след у самого основания черепа.

– А я и не заметил!

– Слишком увлеклись своей версией, – ободряюще проговорил мистер Паркер Пайн. – Раз человек убит ударом по голове, зачем осматривать его шею. К тому же такую крошечную ранку трудно заметить. Укол чем-то очень острым – жертва не успела даже вскрикнуть.

– Вы думаете о стилете? По-вашему, генерал?..

– Итальянцы не расстаются со стилетом только в дешевых романах, доктор. О, смотрите: машина!

И действительно: какая-то машина, поднимая клубы пыли, появилась из-за горизонта и быстро приближалась к ним.

– Отлично, – заявил подошедший О'Рурк. – Хоть женщины смогут уехать.

– А как быть с убийцей? – спросил мистер Паркер Пайн.

– С Хэнсли?

– Нет, я не его имел в виду. В невиновности Хэнсли я убедился только что.

– Вы… Но как?

– Видите ли, в его запасных носках оказался песок.

О'Рурк в недоумении уставился на Паркера Пайна.

– Прекрасно понимаю, мой мальчик, как дико это звучит, – мягко ответил он, – и тем не менее это так. Видите ли, Сметхерста не били по голове. Его закололи.

Он немного помолчал и продолжил:

– Вспомните разговор, о котором я вам рассказывал – наш с ним разговор в Дамаске. В ответ на мою шутливую фразу, что я втираюсь к людям в доверие, он воскликнул: «Как, и вы тоже?» Не кажется ли вам это странным? Растратить казенные деньги и «втереться в доверие» – вещи несколько разные. Последнее больше подошло бы.., ну, например, к беглому Сэмюэлю Лонгу.

Доктор вздрогнул.

– Ну, возможно, – протянул О'Рурк.

– Я недавно говорил в шутку, что мистер Лонг может скрываться под видом обычного туриста – одного из нас, например. Предположим, так оно и есть.

– Что? Немыслимо!

– Почему же? Что вы знаете о своих спутниках, кроме того, что они рассказали о себе сами? Паспорта очень легко подделать. Как вы можете быть уверены, что я действительно мистер Паркер Пайн или что генерал Поли и впрямь генерал или, по крайней мере, итальянец? А как насчет мужеподобной Прайс-старшей, которая определенно бреется?

– Но он же, Сметхерст то есть, не знал Лонга?

– Сметхерст учился в Итоне. Лонг тоже. Так что Сметхерст вполне мог знать его, хоть и не говорил вам об этом. Он мог узнать его в одном из тех, кто путешествует с нами. И, если так, что бы он сделал? Он долго бы мучился сомнениями и в конце концов решил бы дать этому Лонгу время до Багдада. Но не больше.

– Вы хотите сказать, что один из нас – Сэмюэль Лонг?

О'Рурк явно был не в силах это переварить. Он глубоко вдохнул.

– Тогда это, наверное, итальянец. Больше некому. Или армянин?

– Зачем такие сложности? Гораздо спокойней и проще ему оставаться англичанином.

– Мисс Прайс? – воскликнул О'Рурк, не веря своим ушам.

– Нет, – ответил мистер Паркер Пайн, дружески кладя руку на плечо стоявшего рядом человека. Правда, в голосе его совсем не было ничего дружеского, а пальцы сжимали это плечо мертвой хваткой.

– Майор авиации Лофтус или мистер Сэмюэль Лонг – как его ни называй, суть от этого не изменится.

– Но это невозможно, невозможно, – запинаясь, выговорил О'Рурк. – Столько времени нужно, чтобы дослужиться до майора…

– Но вы же никогда не видели его прежде, не так ли? И никто из нас не видел. Откуда такая уверенность, что это настоящий Лофтус?

– Способный вы, однако, парень. – Молчавший до сих пор человек обрел голос. – Как, между прочим, догадались?

– Да все ваше нелепое утверждение, будто Сметхерст умер, ударившись головой о крышу автобуса. О таком случае рассказывал нам вчера О'Рурк. Вы подумали: «До чего же просто!» Кроме вас, здесь врачей нет – все, что бы вы ни сказали, примут на веру. И еще у вас был чемоданчик Лофтуса, в котором полно всяких острых инструментов.

Вы просто оборачиваетесь к Сметхерсту и, о чем-то беседуя, вонзаете это ему в шею. Потом еще пару минут вполголоса разговариваете с мертвецом. В автобусе темно – кому придет в голову что-нибудь заподозрить?

Когда выясняется, что Сметхерст мертв, вы предлагаете свою версию случившегося. Ее тут же отметают, и вы выдвигаете новую. Уильямсон повторяет ваш разговор со Сметхерстом, подслушанный им возле автобуса. Возникает заблуждение, что собеседником Сметхерста был Хэнсли. В довершение вы добавляете маленькую, но убийственную для последнего деталь про недостачу. И все-таки вы попались. Я просил вас принести носки Хэнсли, чтобы установить наконец истину. Только вы моих слов не поняли. К тому времени я уже осмотрел эти носки, и песка в них не было. Его насыпали туда вы.

Мистер Сэмюэль Лонг не спеша закурил.

– Сдаюсь, – сказал он. – Похоже, удача мне изменила. Что ж, она долго была со мной. Когда я добрался до Египта, они уже прочно сидели у меня на хвосте. Там я и наткнулся на Лофтуса. Он только что получил назначение в Багдад и ровным счетом никого там не знал. Такой шанс нельзя было упустить, и я купил его с потрохами. Что для меня какие-то двадцать тысяч фунтов? Я присоединился к вам и – надо же было такому случиться! – нос к носу столкнулся со Сметхерстом. Такого осла свет еще не видывал! Он, видите ли, преклонялся передо мной в Итоне! Я был для него старшим товарищем, образцом для подражания и бог знает чем еще. В общем, очень ему не хотелось меня выдавать. Согласился потерпеть до Багдада. А что дальше? У меня не оставалось ни единого шанса. Так что пришлось его ликвидировать. Однако, смею заверить, убийства – вовсе не мое призвание. У меня, знаете ли, способности несколько иного рода.

Внезапно его лицо исказилось. Он зашатался и рухнул навзничь.

О'Рурк склонился над ним.

– Синильная кислота, вероятно, – флегматично заметил мистер Паркер Пайн. – В сигарете. Бедняга разыграл свою последнюю карту.

Он посмотрел на простиравшуюся вокруг пустыню, окрашенную лучами заходящего солнца. Не прошло и дня, как они выехали на дорогу, оказавшуюся для капитана Сметхерста роковой. Дорогу в Багдад.

О караван, пусть смолкнет твой певец!

Когда поет он, разве кто услышит

Ту тишину, где все давно мертво,

Но кто-то медленно и осторожно дышит.

Дом в Ширазе

В шесть утра мистер Паркер Пайн вылетел из Багдада в Иран. Место для пассажиров в маленьком моноплане было отмерено на редкость скупо, и узенькое сиденье, на котором он примостился, доставляло ему куда больше мучений, нежели комфорта. Его попутчиками оказались общительный с виду здоровяк и худощавая женщина с поджатыми губами и явно решительного характера.

– Во всяком случае, – утешил себя мистер Паркер Пайн, – не похоже, что они способны обратиться ко мне за консультацией.

Они и не обратились. Маленькая женщина оказалась американской миссионеркой, нашедшей счастье в изнурительном труде на благо ближних. Цветущий мужчина работал в нефтяной компании. Все это мистер Паркер Пайн узнал от них еще до того, как самолет взлетел.

– Что касается меня, боюсь, я самый обыкновенный турист, – смущенно сообщил он. – Собираюсь осмотреть Тегеран, Исфахан и Шираз.

И, очарованный восточной музыкой этих названий, повторил:

– Тегеран. Исфахан. Шираз.

Он выглянул в иллюминатор. Внизу была пустыня. Мистер Паркер Пайн поежился. Он чувствовал магию этого бескрайнего мертвого пространства.

В Керманшахе самолет приземлился для таможенного досмотра и паспортного контроля. Небольшая коробочка, обнаруженная в багаже мистера Паркера Пайна, вызвала целый ажиотаж. Официальные лица обратились к мистеру Паркеру Пайну за объяснениями, но, так как достойный джентльмен совершенно не знал иранского, дело зашло в тупик.

Пилот, молодой белокурый немец с открытым обветренным лицом и темно-синими глазами, заинтересовался наконец происходящим.

– Проблемы? – спросил он, подходя к группе. Мистер Паркер Пайн, до того безуспешно забавлявший зрителей изумительно исполняемой пантомимой, облегченно вздохнул.

– Это порошок от клопов, – объяснил он. – Как вы думаете, им можно это объяснить?

– Проблемы? – дружелюбно, но непонимающе поинтересовался пилот.

Мистер Паркер Пайн повторил фразу на немецком. Пилот ухмыльнулся, перевел ее на персидский. Суровые лица таможенников тут же просветлели. Морщины перестали бороздить их лбы, они улыбнулись, а один даже рассмеялся. Мысль избавляться от клопов с помощью порошка показалась им необычайно забавной.

Пассажиры вернулись в самолет, и полет возобновился. Над Хамаданом моноплан снизился, но садиться не стал, а просто скинул мешки с почтой и направился дальше. Мистер Паркер Пайн выглянул в иллюминатор, пытаясь разглядеть скалу, на которой Дарий увековечил свои подвиги в камне, на трех языках – вавилонском, мидийском и персидском.

В час они прибыли в Тегеран. Последовали очередные формальности. Немец-пилот, улыбаясь, стоял рядом с мистером Паркером, пока тот отвечал на бесконечные вопросы, которых он все равно не понимал.

– Что я им сказал? – поинтересовался у него мистер Паркер Панн на немецком.

– Что вашего отца зовут Турист, по профессии вы Чарльз, девичья фамилия вашей матери Багдад, а прибыли вы из Герата.

– Это что-то меняет?

– Ровным счетом ничего. Просто что-нибудь говорите – это все, что им нужно.

Тегеран разочаровал мистера Паркера Пайна. Город оказался до отвращения современным. Возвращаясь на следующий вечер в отель и столкнувшись в холле с господином Шлейгелем, немецким пилотом, мистер Паркер Пайн пожаловался ему на это обстоятельство и, неожиданно для себя, пригласил его поужинать. Тот согласился.

Официант-грузин доставил им заказанные блюда.

Когда ужин перешел в стадию десерта, немец, задумчиво ковыряясь в липкой шоколадной субстанции, проговорил:

– В Шираз, значит, едете?

– Точнее, лечу. А оттуда на машине – с заездом в Исфахан – снова сюда. Мы ведь с вами завтра летим?

– О нет. Я возвращаюсь в Багдад.

– Давно здесь живете?

– Три года. Столько же, сколько существует наша авиалиния. Пока без происшествий – unbemfen![23]

Он постучал по столу.

Принесли кофе в тяжелых глиняных чашках. Мужчины закурили.

– Моими первыми пассажирами были две дамы, – принялся вспоминать немец. – Две англичанки.

– Да? – вежливо сказал мистер Паркер Пайн.

– Юная леди из очень хорошей фамилии – дочь одного из ваших министров. Как это по-вашему – леди? Да, леди Эстер Карр. Красивая, очень красивая девушка. Только сумасшедшая.

– Сумасшедшая?

– Совершенно. Купила огромный дом в Ширазе и не выходит из него. Завела восточные порядки, европейцев и видеть не желает. Разве это дело для благородной-то леди?

– Ну, есть примеры, – сказал мистер Паркер Пайн. – Взять хоть леди Эстер Стенхоуп[24].

– Нет, эта точно сумасшедшая, – уверенно заявил немец. – По глазам видно. Точно такие глаза я видел на войне у командира нашей подводной лодки. Он теперь в сумасшедшем доме.

Мистер Паркер Пайн был удивлен. Он хорошо помнил лорда Мичлдэвера, отца упомянутой девушки. Он даже работал под его началом, когда тот был министром внутренних дел. Высокий светловолосый мужчина с насмешливыми голубыми глазами. И жену его он тоже видел, хоть всего и однажды: черноволосая красавица ирландка с глазами совершенно невероятного синего – едва ли не фиолетового – цвета. Оба были приятными, совершенно здоровыми людьми, и, однако, безумие действительно тлело в их роду. Пощадив одно поколение, оно неожиданно проявлялось в другом. Странно было услышать, что незнакомый немецкий летчик так настаивает на сумасшествии их дочери.

– А другая дама? – спросил он из вежливости.

– Другая умерла.

Что-то в голосе немца заставило мистера Паркера Пайна взглянуть на него повнимательней.

– Ну да, – сказал тот. – Я же не каменный – у меня тоже есть сердце. Она казалась мне самым прекрасным существом на свете. Ну, вы знаете, как это случается. Находит на тебя внезапно. Она была как цветок, совершенно как цветок.

Он тяжело вздохнул.

– Я заходил к ним однажды в Ширазе. Леди Эстер меня пригласила. А моя бедняжка, мой ангел, она была чем-то ужасно напугана. Я же видел! А в следующий раз, когда я вернулся из Багдада, мне сказали, что она умерла.

Он помолчал и мрачно добавил:

– Наверное, леди Эстер ее и убила. Она же совсем сумасшедшая, я вам говорил.

Он снова вздохнул, и мистер Паркер Пайн заказал два бенедиктина.

– Хороший выбор, – согласился грузинский официант и почему-то принес им два кюрасо.



На следующий день, вскоре после полудня, мистер Паркер Пайн впервые увидел Шираз. Самолет летел над горными грядами, между которыми скрывались глубокие сумрачные долины, дышащие зноем и смертью, когда неожиданно впереди и внизу показался Шираз – изумрудно-зеленая жемчужина среди нагромождения безжизненных раскаленных камней.

Шираз понравился мистеру Паркеру Пайну куда больше, чем Тегеран. Пещерное убранство отеля пугало его не больше, чем первобытное состояние улиц.

Как оказалось, в Шираз он попал в самый разгар веселья, поскольку прошлым вечером начался Hay Руз – пятнадцать дней, в течение которых в Иране празднуют новый год. Побродив по пустым базарам, мистер Паркер Пайн обнаружил наконец центр веселья, где собрался весь город: огромный участок общинной земли на северной окраине.

В один из дней мистер Пайн выбрался за город, чтобы осмотреть гробницу великого персидского поэта Хафиза. Он уже возвращался, когда увидел дом, совершенно его очаровавший. Дом, выложенный голубой, желтой и розовой плиткой, казался редким самоцветом, вставленным в оправу зеленого сада с фонтанами, розами и апельсиновыми деревьями. Просто сказочный домик.

Вечером, ужиная с английским консулом, он упомянул об этом в доме.

– Очаровательное место, не правда ли? – отозвался консул. – Его построил прежний губернатор Луристана, недурно попользовавшийся своим служебным положением. Теперь он принадлежит англичанке. Леди Эстер Карр – вы, должно быть, слышали. Совершенно свихнулась. Полностью ассимилировалась и слышать не хочет ни об Англии, ни тем более об англичанах.

– Молода?

– Даже слишком для подобных штучек. Ей нет и тридцати.

– Кажется, она приехала сюда не одна? Была еще одна англичанка, которая потом умерла?

– Да, с тех пор прошло уже почти три года. Это случилось вскоре после того, как я принял дела после неожиданной кончины своего предшественника, Барэхема. Собственно говоря, на следующий же день.

– А как она умерла? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.

– Упала во внутренний двор с балкона второго этажа. Она была то ли служанкой леди Эстер, то ли ее компаньонкой – не помню точно. Как бы там ни было, она несла ей поднос с завтраком и оступилась. Грустная история. Ничем нельзя было помочь – голова раскололась о камни.

– А как ее звали?

– Кинг, кажется – или Уилз? Нет, это миссионерка. Очень, кстати, была милая привлекательная особа.

– Леди Эстер была сильно расстроена?

– Не знаю. Очень уж она странная. Я ее так и не раскусил. Она очень.., властная натура. Чувствуется, знаете, порода – если вы понимаете, что я имею в виду. Я, честно говоря, ее просто побаиваюсь. Стоит ей только глянуть на меня своими черными сверкающими глазищами…

Он смущенно засмеялся, потом с любопытством взглянул на собеседника. Мистер Паркер Пайн явно его не слышал. Он невидяще смотрел вдаль, а в его пальцах догорала так и не использованная спичка. Когда она догорела до самых пальцев, мистер Паркер Пайн, чертыхнувшись, выронил ее и, увидев изумленное лицо консула, улыбнулся.

– Прошу прощения.

– Витаете в облаках? – добродушно поинтересовался консул.

– Три полных круга, – загадочно ответил мистер Паркер Пайн, и они заговорили о другом.

Вечером, вернувшись в отель, мистер Паркер Пайн зажег маленькую масляную лампу и принялся сочинять письмо. Изрядно помучившись над композицией, он остановился в конце концов на следующем лаконичном варианте:


«Мистер Паркер Пайн выражает свое почтение леди Эстер Карр и на случай, если ей потребуются его услуги, сообщает, что ближайшие три дня пробудет в отеле „Фарс“.


К этому посланию он приложил вырезку со знаменитым объявлением:


ЧАСТНЫЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ

Счастливы ли вы? Если нет – обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну, Ричмонд-стрит, 17.

ФЛОРА. – Я так устала ждать! – Д.

ФРАНЦУЗСКАЯ СЕМЬЯ ПРЕДОСТАВИТ обеспеченным гостям жилье в пятнадцати минутах езды от Парижа. Большой особняк, современные удобства, превосходная кухня. Возможны уроки французского.


– Должно сработать, – пробормотал он, осторожно взбираясь на свое шаткое ложе. – Учитывая обстоятельства… Почти три года…. Да, должно сработать.

На следующий день около четырех он получил ответ. Принес его слуга-перс, не понимавший по-английски ни слова.


«Леди Эстер Карр будет рада видеть мистера Паркера Панна у себя нынче же в девять часов вечера».


Мистер Паркер Пайн улыбнулся.

В назначенное время он был на месте. Все тот же слуга встретил его и провел через темный уже сад, потом по наружной лестнице внутрь и, наконец, то ли на открытый балкон, то ли во внутренний двор. На балконе, возле стены, находился большой диван, на котором полулежала хозяйка.

При виде леди Эстер закрадывалось подозрение, что восточные одеяния выбраны ею далеко не случайно, а как единственно подходящие к ее жгучему, восточному типу красоты. «Властная женщина», – сказал о ней консул, и, чтобы убедиться в его правоте, достаточно было только взглянуть на ее гордо вскинутый подбородок и надменный изгиб бровей.

– Вы мистер Паркер Пайн? Садитесь туда.

Ее рука, сверкнув на миг большим изумрудом с вырезанным на нем фамильным гербом, повелительно указала в сторону сваленных на полу подушек. Изумруд был фамильной драгоценностью и – как мысленно прикинул мистер Паркер Пайн – стоил целое состояние.

Он послушно, хоть и не без усилий, уселся. Впрочем, усаживая человека подобной комплекции на землю, никто и не ожидает, что это будет выполнено сколько-нибудь грациозно.

Появился слуга, неся на подносе кофе. Мистер Паркер Пайн принял свою чашку и с видом знатока пригубил.

Казалось, его хозяйка – как, впрочем, и все на Востоке – обладает бесконечным запасом времени. Она совершенно не торопилась начинать разговор и, прикрыв глаза, медленно потягивала кофе. Наконец она заговорила.

– Итак, вы помогаете тем, кто несчастлив, – проговорила она. – По крайней мере, так значится в вашем объявлении.

– Да.

– Почему же вы послали его мне? Или это у вас в обычае – совмещать путешествия с бизнесом?

Мистер Паркер Пайн проигнорировал оскорбительный смысл этого замечания и невозмутимо ответил:

– Нет. В моем представлении это вещи несовместимые.

– Зачем же тогда вы послали мне это?

– Затем, что вы, по-моему, несчастны.

Последовала пауза. Мистер Паркер Пайн с интересом ждал реакции на свои слова. Леди Эстер, в свою очередь, ее обдумывала. Через минуту она рассмеялась.

– Вы, видно, думаете, что каждый, кто, подобно мне, покидает свет и живет вдали от своей страны и своей расы, делает так потому, что несчастлив? Разочарование, печаль – вот, по-вашему, единственно стоящие причины для уединения? О, ну когда же вы это поймете? Там – в Англии – я чувствовала себя чужой. Здесь я дома. Порой мне кажется, что сердцем я была здесь всегда. Мне нравится это уединение. Впрочем, боюсь, вам этого не понять. Вам, вероятно, это должно казаться… – она чуть запнулась, – безумием.

– Вы отнюдь не безумны, – сказал мистер Паркер Пайн. Его голос прозвучал так уверенно и спокойно, что женщина взглянула на него с любопытством.

– Однако же, как я слышала, многие считают иначе. Глупцы! Впрочем, чем был бы без них этот мир? Я абсолютно счастлива!

– И тем не менее вы пригласили меня прийти.

– Признаюсь, мне было любопытно посмотреть на вас. И потом, – продолжила она, чуть поколебавшись, – хотя я и не собираюсь возвращаться туда – в Англию, порой мне нравится послушать, что нового происходит в мире…

– Который вы покинули? – закончил за нее мистер Паркер Пайн.

Леди Эстер слегка кивнула, и мистер Паркер Пайн принялся рассказывать. Его мягкий спокойный голос звучал тихо и ровно, изредка повышаясь в местах, требующих акцента.

Он рассказывал о Лондоне, о городских новостях, о знаменитостях, об открывшихся ресторанах и новых ночных клубах, о скачках, о приемах, охоте и сельских сплетнях. Он говорил о новых тканях, о последней парижской моде, о маленьких магазинчиках вдали от фешенебельных улиц, ухитряющихся поддерживать нереально низкие цены.

Он говорил о кино и театрах, о последних фильмах и постановках, о новых пригородных парках, о саженцах и садоводстве, об уютном ночном Лондоне – со всеми его автобусами и трамваями, с толпами, спешащими после работы домой в маленькие уютные домики, где их ждет семья. Как-то незаметно он успел даже расписать все прелести и особенности английской семейной жизни.

Это был необыкновенный рассказ, и не рассказ даже, а целое представление, обнаружившее поистине удивительный кругозор и знание человеческой природы. Подбородок леди Эстер опускался все ниже и ниже, ее надменность таяла как воск, и вскоре по ее щекам медленно покатились слезы. Когда мистер Паркер Пайн наконец умолк, она уже рыдала.

Мистер Паркер Пайн молчал. Он сидел на своих подушках и поглядывал на нее со спокойной уверенностью ученого, ни секунды не сомневавшегося в удачном исходе эксперимента.

Наконец леди Эстер подняла голову.

– Теперь, – с горечью спросила она, – теперь вы довольны?

– Теперь – да.

– Но я? Как мне теперь выносить это? Жить здесь взаперти, никогда никого больше не видя!

Она спохватилась, но слишком поздно. Слова были произнесены. Ее лицо залила краска гнева.

– Ну? – с яростью выговорила она. – Что ж вы не спрашиваете? Неужели вам не хочется сказать: «Если вас так тянет домой, почему вы туда не едете?»

– Нет, – мистер Паркер Пайн покачал головой, – не хочется. Не так это для вас просто.

В глазах леди Эстер мелькнуло что-то похожее на испуг.

– Может, вы знаете и почему?

– Думаю, знаю.

– В таком случае, вы ошибаетесь, – покачала она головой. – Об истинной причине вам никогда не догадаться.

– Я не гадаю, – возразил мистер Паркер Пайн, – я наблюдаю. И классифицирую.

Она снова покачала головой.

– Вы ничего – ровным счетом ничего – не знаете.

– Придется, кажется, убедить вас в обратном, – добродушно сказал мистер Паркер Пайн. – Насколько я понимаю, леди Эстер, вы прилетели сюда из Багдада самолетом этой новой немецкой авиалинии.

– Да.

– Там был молодой пилот, господин Шлейгель. Ну, тот самый, он еще заходил к вам однажды.

На этот раз ее «да» прозвучало – почти неуловимо, но все же – нежнее и мягче.

– И у вас была подруга – или компаньонка, – которая вскоре погибла.

– Компаньонка, – прозвенел голос, снова холодный и твердый как сталь.

– И звали ее?..

– Мюриэл Кинг.

– Вы любили ее?

– Что значит «любила»? – вскинулась леди Эстер, но, тут же остыв, надменно ответила: – Она была мне полезна – и только.

Мистеру Паркеру Пайну невольно вспомнились слова консула: «Чувствуется, знаете, порода – если вы понимаете, о чем я».

– Вы сожалели о ее смерти?

– Естественно! Впрочем, мистер Пайн, не вижу никакой необходимости обсуждать это с вами, – сказала она и решительно закончила: – Очень мило было с вашей стороны зайти. Однако я несколько устала, и если вы сообщите, сколько я вам должна за визит…

– После ее смерти господин Шлейгель больше не заходил сюда, – спокойно продолжил мистер Паркер Пайн, и не думая подниматься. Оскорбления он как будто и вовсе не заметил. – Но, если бы зашел, вы бы его приняли?

– Разумеется, нет.

– Вы абсолютно уверены?

– Естественно. Господин Шлейгель не будет принят.

– Да, – задумчиво проговорил мистер Паркер Пайн. – Иначе ответить вы и не могли.

– Я.., я не понимаю, о чем вы, – неуверенно проговорила леди Эстер, изо всех сил стараясь сохранить броню надменности, уже давшую трещину.

– А вы знали, что он любил Мюриэл Кинг? Он романтик, этот юноша. Он свято хранит память о ней.

– Да? – Ее голос упал чуть не до шепота.

– Какая она была?

– Что значит какая? Откуда мне знать?

– Но смотреть-то вам на нее, думаю, доводилось? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.

– Ах, это! Ну, обычная девушка. Довольно привлекательная…

– Примерно вашего возраста?

– Примерно.

Наступила пауза.

– А почему вы думаете, что этот пилот.., ее любил? – неожиданно спросила леди Эстер.

– Потому что он сам мне в этом признался. Да-да, и в совершенно недвусмысленных выражениях. Как я уже говорил, он романтик. Ему необходимо было с кем-то поделиться. Особенно его мучает то, как она погибла.

Леди Эстер вскочила на ноги.

– Вы думаете, я ее убила?

Мистер Паркер Пайн на ноги не вскочил. Его комплекция исключала такого рода импульсивность.

– Нет, дитя мое, – ответил он. – Я так не думаю и именно потому считаю, что, чем скорее вы закончите весь этот спектакль и вернетесь домой, тем лучше.

– Что.., что вы хотите этим сказать? Спектакль?

– Беда в том, что вам не хватило выдержки. Да-да, не хватило. Вы испугались, что вас обвинят в убийстве хозяйки.

Девушка отшатнулась.

– Вы ведь не леди Эстер Карр, – спокойно продолжал мистер Паркер Пайн. – Я догадывался об этом еще до того, как вас увидел. Небольшая проверка показала, что я прав.

Он не сдержал улыбки, и она тут же расползлась, широкая и добродушная, по его благожелательному лицу.

– Только что, делая обзор лондонской жизни, я внимательно наблюдал за вами. Вы реагировали как Мюриэл Кинг, а не как леди Эстер. Дешевые магазинчики, кинотеатры, парки, толкучка в трамваях – все это не оставило вас равнодушной, а вот сельские пересуды, новые ночные клубы, скачки и аристократические сплетни были для вас пустым звуком. Так что сядьте и расскажите мне все, – закончил он совсем уже отеческим тоном. – Я знаю, что вы не убивали леди Эстер. Вы только боялись, что вас обвинят в этом. Просто расскажите, как это случилось.

Девушка медленно опустилась на диван и, глубоко вдохнув, начала говорить, и говорила все быстрее и быстрее, точно боясь теперь, что ее остановят.

– Нужно начать.., с самого начала. Я – я боялась ее. Она была безумна.., не совсем, конечно – но все же. Она сама предложила мне поехать сюда с ней. Я – идиотка! – пришла в восторг. Решила, что это будет так романтично! Идиотка. Романтическая дурочка – вот кем я была. Она сбежала сюда из-за той истории с шофером. Она была без ума от мужчин – совершенно без ума. Шофер-то и смотреть на нее не хотел, и хуже всего то, что это получило огласку. Знакомые смеялись чуть ли не ей в лицо. Она порвала с семьей и уехала сюда.

Все это было для нее только красивым жестом – гордое одиночество в пустыне и все такое. Она насладилась бы своими страданиями и вернулась обратно. Так оно и было бы, не лишись она рассудка. И потом – этот пилот. Он.., он ей понравился. И когда он пришел сюда ко мне, она вообразила… Ну, вы понимаете. Только, должно быть, он объяснил ей… И тогда она сорвалась. Понимаете, это был просто кошмар. Она заявила, что я никогда не вернусь домой. Что я в ее власти. Ее собственность, ее рабыня. Именно рабыня, а значит, она имеет полное право распоряжаться моей жизнью и смертью.

Мистер Паркер Пайн кивнул. Он прекрасно мог представить себе, что происходило дальше. Леди Эстер все ближе и ближе подходила к краю, за которым царит чистое безумие и за который уже шагнул не один ее предок, а бедная девушка, невежественная и неопытная, принимала ее слова за угрозы здорового человек.

– И однажды я не выдержала, – взволнованно продолжала та. – Я дала ей отпор. Сказала, что, в конце концов, физически я сильнее и могу запросто скинуть ее с балкона. Она испугалась, страшно испугалась. Она явно не ожидала ничего подобного от ничтожества, за которое меня держала. Я шагнула к ней. Наверное, она думала, я хочу ее ударить. Она отступила, а она и так уже стояла на самом краю…

Мюриэль Кинг закрыла лицо руками.

– А потом? – мягко спросил мистер Паркер Пайн.

– Я потеряла голову. Я была уверена, что все решат, будто я ее столкнула. Мне казалось, меня и слушать не станут, а сразу швырнут в эту чудовищную местную тюрьму.

Ее губы задрожали. Мистер Паркер Пайн отлично представлял себе, какой всепобеждающий ужас должен был охватить девушку.

– А потом.., потом мне пришло в голову это. Что, если разбилась я? Новый консул еще не заходил к нам, а старый умер. Так что, кроме слуг, никто бы ничего не узнал. А со слугами, я знала, проблем не будет. Для них мы были всего лишь двумя сумасшедшими англичанками. Одна умерла, другая осталась – сомневаюсь, чтобы их волновало, какая именно. Я дала каждому денег и велела послать за консулом. Когда тот явился, я надела фамильное кольцо леди Эстер и выдала себя за нее. Консул был очень мил и позаботился об остальном. В результате ни у кого не возникло ни малейших сомнений.

Мистер Паркер Пайн задумчиво кивнул. Фактор громкого имени. Леди Эстер Карр могла вести себя сколь угодно странно, но это не мешало ей оставаться леди Эстер Карр.

– Очень скоро, – продолжала Мюриэль, – я пожалела о своем поступке. Я поняла, что это было безумием. Я обрекла себя на пожизненное заточение, на то, чтобы вечно играть роль другого человека! Но я не знала, как это изменить. Признаваться было поздно: если бы раньше только могли подумать, что я убила леди Эстер, теперь в этом были бы уверены. О, Господи, мистер Пайн, что же мне делать? Что?

– Делать? – переспросил мистер Паркер Пайн, поднимаясь на ноги со всем отпущенным ему природой проворством. – Как что? Разумеется, милое мое дитя, идти со мной к английскому консулу, который, кстати, очень милый и приятный человек. Конечно, не обойдется без некоторых неприятных формальностей. Не стану обещать, что все пройдет гладко, но за убийство вас не повесят, можете мне поверить. А кстати, почему рядом с телом оказался поднос с завтраком?

– Я.., скинула его туда. Мне казалось, тогда уже ни за что не подумают, что это леди Эстер. Глупо, да?

– Напротив, – успокоил ее мистер Паркер Пайн. – Честно говоря, это было настолько умно, что даже заставило меня задуматься, а не избавились ли вы и в самом деле от своей хозяйки – впрочем, это было до того, как я вас увидел. При одном взгляде на вас ясно – мне, по крайней мере – что вы способны на многое, но только не на убийство.

– Потому что мне не хватает выдержки?

– Потому что вы не так устроены, – улыбнулся мистер Паркер Пайн. – Ну, так мы идем? Впереди у вас куча неприятностей, но я буду рядом. А тогда – домой, в Стритхем-Хилл. В Стритхем-Хилл, я ведь не ошибся? Нет, думаю, нет. Я же видел ваше лицо, когда расписывал этот автобусный маршрут. Так вы идете?

Мюриэл Кинг отшатнулась.

– Они ни за что мне не поверят! – простонала она. – Ее семья… Никто не поверит, что она сошла с ума.

– Предоставьте это мне, – сказал мистер Паркер Пайн. – Поверьте, я немного знаком с историей их семейства. Пойдемте, дитя мое, полно праздновать труса! Вспомните наконец о молодом человеке, оплакивающем вас в Тегеране. Подумайте лучше, как бы устроить, чтобы именно он вел самолет, которым вы вернетесь в Багдад.

Девушка улыбнулась и покраснела.

– Я готова, – ответила она просто. Она первой двинулась к выходу, но неожиданно остановилась и обернулась.

– Вы сказали, что знали, кто я на самом деле, еще до того, как пришли сюда. Но как вы догадались?

– Статистика, – ответил тот.

– Статистика?

– Да. У лорда Мичлдэвера были голубые глаза. У его жены – тоже. Как только консул сказал мне, что у их дочери пламенные карие глаза, я понял, что здесь что-то не так. У людей с карими глазами могут быть голубоглазые дети, но ни в коем случае не наоборот. Научно доказанный факт, можете мне поверить.

– Вы удивительный человек! – сказала Мюриэл Кинг.

Бесценная жемчужина

День был долгим и утомительным. Ранним утром выйдя из Аммана, где даже в тени температура успела подняться до девяностовосьмиградусной отметки, группа лишь затемно добралась до стоянки, разбитой посреди фантастического нагромождения красного камня, какое представляет из себя город Петра[25].

Их было семеро: мистер Калеб П. Бланделл – преуспевающий американский промышленник с весьма солидным брюшком; его секретарь – смуглый и симпатичный, и разве что слишком уж молчаливый Джим Херст; сэр Дональд Марвел – утомленный политикой член парламента; пожилой доктор Карвер – археолог с мировым именем; щеголеватый, как настоящий француз, полковник Дюбош, получивший отпуск после сирийской кампании; мистер Паркер Пайн, возможно, меньше других отмеченный печатью своей профессии, но зато воплощающий истинно британскую солидность, и, наконец, мисс Кэрол Бланделл – хорошенькая, избалованная и крайне самоуверенная, как это свойственно женщинам, путешествующим в мужской компании.

Распределив, кто будет ночевать в палатках, а кто в пещере, общество собралось на ужин под большим тентом. Говорили в основном о ближневосточной политике; англичане – деликатно, французы – сдержанно, американцы – без всякого о ней понятия, а мистер Паркер Пайн с археологом и вовсе отмалчивались, по всей видимости, предпочитая роль слушателей. Как и Джим Херст. Потом разговор зашел о месте, куда они забрались.

– Боже, какая романтика! – воскликнула Кэрол. – Только подумать, что эти – как их? – Набатины[26] жили здесь, когда, наверное, даже понятия времени еще не существовало!

– Ну, вряд ли так давно, – мягко ответил мистер Паркер Пайн. – А, доктор Карвер?

– О, не более двух тысяч лет назад. Но романтики были законченные, если, конечно, считать рэкет романтичным. По мне, так это была просто кучка мерзавцев, наживавшихся на купцах, которым приходилось пользоваться их караванными путями по той простой причине, что все остальные их же заботами были очень небезопасны. А Петра была у них чем-то вроде Форт-Нокса.

– Так вы думаете, они были обычными грабителями? – разочарованно протянула Кэрол. – Просто шайка воров?

– Обижаете, мисс Бланделл. Воровство – это что-то совсем уже мелкое. Назовем лучше их занятие грабежом. Все-таки они действовали с размахом.

– Как и современные предприниматели, – подмигнул мистер Паркер Пайн.

– Па, это в твой огород! – подтолкнула отца Кэрол.

– Каждый человек, который добился чего-то для себя, облагодетельствовал тем самым и человечество, – важно изрек мистер Бланделл.

– Удивительно неблагодарная штука, это человечество, – пробормотал себе под нос мистер Паркер Пайн.

– Да что такое честность? – неожиданно вмешался француз. – Нечто неуловимое: нюанс, условность. В каждой стране ее понимают по-своему. Арабу, например, будет стыдно не потому, что он украл или солгал, а потому, что он обокрал или обманул не того, кого нужно.

– Интересный подход, – заметил доктор Карвер.

– Лишний раз подтверждающий превосходство Запада над Востоком, – вставил мистер Бланделл. – Если бы можно было дать этим несчастным хоть какое-то образование…

– Чепуха это, это ваше образование, – нехотя вступил в разговор сэр Дональд. – Кому от него польза? Забивают голову всякой ерундой. И потом, каким человек родился, таким он и умрет.

– То есть?

– Ну, как это говорится? А, вот! Единожды укравший – вор навсегда.

На мгновение повисла мертвая тишина. Первой ее нарушила Кэрол, внезапно обрушившаяся на москитов. Ее отец поспешно подхватил эту тему.

Несколько озадаченный сэр Дональд повернулся к сидевшему рядом мистеру Паркеру Пайну и тихонько шепнул:

– Кажется, я что-то сморозил.

– Похоже на то, – отозвался мистер Паркер Пайн. Неловкость, если таковая действительно возникла, совершенно ускользнула от внимания археолога, молча сидевшего поодаль с мечтательным и отрешенным видом. Поспешив воспользоваться так кстати возникшей паузой, он неожиданно заявил:

– Знаете, а я совершенно с этим согласен. По крайней мере, в отношении честности. Человек либо честен, либо нет. Третьего здесь, как говорится, не дано.

– Стало быть, вы не верите, что, скажем, внезапное искушение способно совратить даже кристально честного человека? – поинтересовался мистер Паркер Пайн.

– Это невозможно, – отрезал Карвер.

Мистер Паркер Пайн медленно покачал головой.

– Вряд ли подобная категоричность уместна в данном случае. Слишком уж от многих факторов зависит человеческая честность. Взять, к примеру, критическую нагрузку…

– Что вы называете критической нагрузкой? – впервые подал голос – оказавшийся низким и приятным – юный Херст.

– Человеческий мозг способен выдержать определенную нагрузку, и совершенно невозможно предсказать, что именно окажется последней каплей, которая превратит честного человека в преступника. Это может быть совершенный пустяк. Большинство преступлений и выглядит настолько абсурдно именно потому, что в девяти случаях из десяти мотивировкой является тот самый пустяк – довесок, склонивший чашу весов.

– Ну вот, дружище, теперь вы ударились в психологию, – с улыбкой сказал француз.

– Ах, какие возможности могло бы подарить преступнику знание психологии! – воскликнул мистер Паркер Пайн, загораясь. – Стоит только подумать, что, при правильном подходе, девяносто процентов людей можно заставить поступать нужным вам образом…

– О, объясните! – вскричала Кэрол.

– Например, робкий человек. Достаточно на него прикрикнуть, и он повинуется. Человек гордый или упрямый сделает то, что вам нужно, если заставлять его делать обратное. Или вот третий, самый распространенный тип – внушаемый. Сюда относятся люди, которые видели машину, потому что слышали автомобильный клаксон, слышали, как приходил почтальон, потому что помнят, как звякнула крышка почтового ящика, видят нож в ране, поскольку им сказали, что человек заколот, и с тем же успехом услышали бы пистолетный выстрел, узнай, что его застрелили.

– Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь удалось провернуть такое со мной, – недоверчиво протянула Кэрол.

– Ну, ты у меня вообще умница, дорогая, – проворковал ее отец.

– Вы очень точно это подметили, – задумчиво проговорил француз. – Человек слишком склонен подменять истинное положение вещей своим представлением о нем.

Кэрол немедленно зевнула.

– Ну, я отправляюсь в свою норку. Устала до смерти! Проводник говорил, завтра надо будет выйти пораньше. Хочет показать нам жертвенник, что бы это такое…

– Такое место, где приносят в жертву хорошеньких девушек, – с готовностью пояснил сэр Дональд.

– Нет уж, благодарю покорно. Ну, спокойной всем ночи. Ой, моя сережка!

Полковник Дюбош ловко поймал покатившуюся через стол сережку и галантно протянул ее владелице.

– Что, настоящие? – деловито осведомился сэр Дональд, не слишком учтиво разглядывая две крупные жемчужины в ушах мисс Бланделл.

– Уж будьте уверены, – отозвалась та.

– Сорок тысяч долларов, – укоризненно сказал ей отец, – катаются по столу только потому, что ты плохо застегнула замок. Дочь, ты пустишь меня по миру.

– Это тебе не грозит, даже если придется купить новые, – с нежностью ответила та.

– Ну, в общем, не грозит, – согласился мистер Бланделл. – Я мог бы купить тебе три такие пары и не заметить изменения в моем банковском счете.

Он гордо огляделся.

– Очень за вас рад, – довольно сухо сказал сэр Дональд.

– Ну, джентльмены, думаю, мне тоже пора на покой, – заявил мистер Бланделл. – Доброй ночи.

Он удалился вслед за дочерью. Почти тут же поднялся и его секретарь.

Четверо оставшихся обменялись понимающими взглядами.

– Приятно знать, – протянул сэр Дональд, – что хоть у кого-то нет забот с деньгами. Вот же хвастливый боров! – добавил он с неожиданной злостью.

– Слишком они им легко достаются, этим американцам, – сказал Дюбош.

– Очень трудно, – мягко проговорил мистер Паркер Пайн, – богатому человеку найти сочувствие в этом мире бедняков.

– Злоба и зависть окружают их, – продолжил, рассмеявшись, Дюбош. – Вы правы, месье. Но что делать? Каждому хочется быть богатым и покупать жемчужные серьги по паре в месяц. Ну кроме разве…

Он кивнул в сторону доктора Карвера, снова погрузившегося в, очевидно, обычную для него задумчивость и рассеянно вертевшего в пальцах какой-то мелкий предмет.

– А? – встрепенулся доктор. – Ну да, я, признаться, не так уж жажду покупать жемчуга. Хотя, конечно, деньги очень полезная вещь.

Закрыв самим тоном своим эту тему, он протянул открытую ладонь к костру.

– Вы лучше взгляните на это, – предложил он. – Здесь у меня кое-что в сотни раз интересней жемчуга.

– И что же?

– Печать с выгравированной на ней сценкой: младшее божество, препровождающее просителя к старшему. Проситель несет подношение в виде ягненка; старшее божество восседает на троне, и раб отгоняет от него мух пальмовой ветвью. Вот эта изящная надпись поясняет, что человек этот – служитель Хаммураби, а значит, вещичке никак не меньше четырех тысяч лет.

Он вынул из кармана кусок пластилина, расплющил его на столе и, немного смазав вазелином, вдавил в него печать. Затем осторожно, перочинным ножом, отлепил его от стола и бережно взял в руки.

– Видите?

Обещанная сцена отчетливо выдавилась на пластилине. Все стихли, словно перед ними неожиданно распахнулись ворота в вечность. И только донесшийся снаружи трубный глас мистера Бланделла без следа разрушил очарование момента.

– Эй, ниггеры, где вы там? Давайте тащите мои вещи из этой треклятой пещеры в палатку. Эта мелкая сволочь так кусается, что глаз не сомкнуть.

– Мелкая сволочь? – недоумевающе переспросил сэр Дональд.

– Москиты, вероятно, – пояснил доктор Карвер.

– «Мелкая сволочь» звучит куда лучше, – заметил мистер Паркер Пайн. – По крайней мере, выразительнее.



На следующее утро все поднялись ни свет ни заря и, вдоволь навосторгавшись невиданными оттенками скал, двинулись в путь. «Красно-розовый» город и впрямь был настоящим капризом природы, воплотившим в себе ее самые радужные и причудливые фантазии.

Доктор Карвер, не отрывавший глаз от земли и поминутно нагибавшийся, чтобы что-то поднять, сильно тормозил продвижение вперед.

– Сразу видно археолога, – с улыбкой заметил полковник Дюбош. – Небо, горы и прочая ерунда его не интересуют. Его взор прикован к земле. Он не любуется – он ищет.

– Да, но что? – спросила Кэрол. – Что вы там поднимаете, доктор Карвер?

Слегка улыбнувшись, тот предъявил ей пару грязных глиняных черепков.

– Этот мусор! – презрительно воскликнула Кэрол.

– Керамика куда интереснее, чем золото, – заявил доктор Карвер и был награжден очень недоверчивым взглядом.

Миновав несколько каменных гробниц, дорога резко пошла вверх и вдруг уперлась в крутой склон. Шедшие впереди носильщики-бедуины, ни секунды не колеблясь, принялись деловито карабкаться вверх, не удостоив ни единым взглядом отвесный склон сбоку.

Кэрол сильно побледнела. Один из носильщиков свесился откуда-то сверху и протянул ей руку. Херст рванулся вперед и упер свою трость в скалу. Получилась довольно удобная ступенька. Кэрол ответила ему благодарным взглядом и минутой позже уже находилась на широком и безопасном уступе. Остальные с опаской последовали за ней.

Солнце тем временем поднялось совсем уже высоко, и жара становилась невыносимой.

Наконец они достигли широкого плато, откуда было рукой подать до вершины – большой скалы прямоугольной формы. Туда вел довольно пологий склон, и Бланделл объявил носильщикам, что вершина будет покорена без них. Бедуины тут же расположились на отдых и закурили. Несколькими минутами позже путешественники без приключений достигли вершины.

Это была открытая площадка, с которой открывался совершенно изумительный вид на низлежащие долины. В самом центре удивительно ровной прямоугольной поверхности, ограниченной по бокам выдолбленными в камне желобками, возвышался жертвенный алтарь.

– Изумительное место для жертвоприношений! – восторженно вскричала Кэрол. – Только вот приходилось же им, наверное, попотеть, чтобы доставить сюда жертву!

– Тут когда-то был серпантин, – объяснил доктор Кар-вер. – Увидите, что от него осталось, когда будем спускаться другим путем.

Едва слышный звук, точно от крошечного колокольчика, заставил его оборвать себя на полуслове.

– Кажется, вы опять уронили свою сережку, мисс Бланделл, – сказал он.

Рука Кэрол автоматически метнулась к уху.

– Ну вот, опять, – вздохнула она.

Дюбош и Херст тут же бросились на поиски.

– Должна быть тут, – проговорил француз, ползая на четвереньках. – Слава Богу, укатиться ей некуда. Она здесь как на тарелке.

– Может, в трещину завалилась? – предположила Кэрол через несколько минут.

– Здесь нет трещин, – заметил мистер Паркер Пайн. – Вы же видите. Площадка совершенно гладкая. Ну вот, полковнику, кажется, повезло.

– Только камешек, – виновато улыбнулся француз, отбрасывая его подальше.

Поиски продолжились, но с каждой минутой неловкость положения становилась все очевиднее. Никто, разумеется, не произнес этого вслух, но слова «восемьдесят тысяч долларов», казалось, повисли в воздухе.

– Кэрол, а ты уверена, что она вообще на тебе была? – ворчливо спросил ее отец. – То есть ты уверена, что не потеряла ее раньше?

– Уверена. Потому что, когда мы сюда залезли, доктор Карвер заметил, что застежка расстегнулась и помог мне ее закрепить. Скажите ему, доктор.

Доктор Карвер подтвердил. Сэр Дональд решился наконец облечь в слова то, о чем давно уже думал каждый.

– Все это весьма неприятно, мистер Бланделл, – сказал он. – Вчера вечером вы упомянули цену этих сережек. Каждая из них стоит целое состояние. Если она не будет найдена, а, похоже, все к тому и идет, некоторая доля подозрения придется на каждого.

– Чтобы покончить с этим, Прошу меня обыскать, – отчеканил полковник Дюбош. – И не прошу даже, а требую, как своего законного права.

– И я тоже, – отрывисто добавил Херст.

– Как насчет остальных? – поинтересовался сэр Дональд, оглядывая своих спутников.

– Разумеется, – согласился мистер Паркер Пайн.

– Прекрасная мысль, – сказал доктор Карвер.

– Присоединяюсь к вам, джентльмены, – заявил мистер Бланделл. – Поверьте, на то есть причины, хоть мне и не хотелось бы сейчас в них вдаваться.

– Как пожелаете, мистер Бланделл, – учтиво согласился сэр Дональд.

– Кэрол, дорогая, может, ты спустишься и подождешь с носильщиками? – повернулся к девушке ее отец.

Она молча повернулась и ушла. На ее лице застыло горькое выражение, настолько похожее на отчаяние, что, по крайней мере, один из оставшихся мужчин всерьез задумался о его причине.

Обыск начался. Он был проведен тщательно и дотошно – и без всякого результата.

В подавленном настроении группа спускалась вниз, рассеянно слушая пояснения и описания гида.



Мистер Паркер Пайн только что переоделся к обеду, когда полог его палатки откинулся и в проеме показалась фигура девушки.

– Мистер Пайн, можно?

– Конечно, милое дитя, входите.

Кэрол вошла и уселась на раскладушку. Обреченное выражение, которое мистер Паркер Пайн заметил на ее лице еще днем, так и не исчезло.

– Если не ошибаюсь, несчастные люди – ваша компетенция? – решительно начала она.

– Я здесь на отдыхе, мисс Бланделл. Я не беру никаких дел.

– Это возьмете, – холодно заявила девушка. – Поверьте, мистер Пайн, человека несчастнее меня вам уже не найти.

– И что же вас мучает? – сдался тот. – Недавняя пропажа?

– Вы сами это сказали. Да. Только Джим Херст не брал ее, мистер Пайн. Я точно знаю, не брал.

– Не совсем вас понимаю, мисс Бланделл. Никто, кажется, и не говорил, что это он.

– Пока не говорил, мистер Пайн, но обязательно скажет, узнав, что у него есть судимость. Собственно, он попался, когда залез к нам в дом. Я.., я пожалела его. Он был такой молодой, такой несчастный… (И такой симпатичный, – добавил про себя мистер Паркер Пайн.) Я упросила отца дать ему шанс. Па, он на все для меня готов, взял Джима на работу. Ну, и понял, что Джим – очень хороший и честный, постепенно стал все больше ему доверять, потом сделал его своей правой рукой, и в конце концов все бы уладилось – точнее, должно было уладиться, если бы не это…

– Что значит «уладилось»?

– Я хочу сказать, мы бы поженились.

– А мне казалось, сэр Дональд…

– Ничего подобного. Это идея отца. Неужели вы думаете, я способна выйти замуж за такого надутого индюка, как этот ваш сэр Дональд?

Ничем не выразив своего отношения к выданной молодому англичанину характеристике, мистер Паркер Пайн поинтересовался:

– А что думает сам сэр Дональд?

– Полагаю, надеется таким образом поправить свои дела, – презрительно ответила девушка. Мистер Паркер Пайн что-то обдумал.

– Мне бы хотелось уточнить две вещи, – сказал он наконец. – Вчера вечером прозвучала фраза «Единожды укравший – вор навсегда».

Девушка кивнула.

– Теперь мне понятна причина возникшей неловкости.

– Да, Джиму, наверное, было страшно неудобно – да и нам с Па тоже. Я так боялась, что кто-нибудь догадается по лицу Джима, что принялась болтать первое, что пришло в голову.

Мистер Паркер Пайн задумчиво кивнул.

– А почему ваш отец настаивал сегодня на том, чтобы его обыскали тоже?

– А вы не догадались? Я так сразу поняла. Он боялся, как бы я не подумала, что он подстроил это нарочно, чтобы очернить Джима. Понимаете, он же спит и видит, как я выхожу за этого англичанина. Вот он и хотел показать мне, что ничего такого он не делал.

– Бог ты мой, – проговорил мистер Паркер Пайн. – До чего логично. Только, боюсь, все это ни на шаг не приближает нас к разгадке.

– Вы что же, умываете руки?

– Нет-нет, – поспешно ответил мистер Пайн, и, помолчав, спросил:

– Но что именно вы от меня хотите?

– Доказательства, что это сделал не Джим.

– Но, предположим – простите, – что это сделал все-таки он?

– Если вы так думаете, вы глубоко ошибаетесь.

– Да, но уверены ли вы, что приняли во внимание все обстоятельства? Вы не думаете, что жемчужина могла оказаться для мистера Херста слишком уж большим искушением? Продав ее, он получил бы.., назовем это начальным капиталом, который дал бы ему независимость и возможность жениться на вас с согласия вашего отца или без оного.

– Джим этого не делал, – спокойно сказала девушка. На этот раз мистер Паркер Пайн, по-видимому, остался удовлетворен ответом.

– Хорошо, попробую вам помочь, – сказал он. Девушка коротко кивнула и вышла из палатки. Мистер Паркер Пайн присел на освободившуюся раскладушку и погрузился в размышления. Неожиданно он фыркнул.

– Кажется, я начинаю тупеть, – сказал он вслух. За обедом он демонстрировал прекрасное настроение.

Вторая половина дня была свободна, и большинство путешественников разошлось по палаткам спать. Когда в четверть пятого мистер Паркер Пайн заглянул под центральный тент, он обнаружил там только доктора Карвера, возившегося со своими черепками.

– Ага! – проговорил мистер Паркер Пайн, усаживаясь против него за стол. – Вас-то я и искал. Вы, как я заметил, всегда при пластилине. Не могли бы вы ссудить мне немного?

Доктор порылся в карманах и невозмутимо протянул мистеру Паркеру Пайну кусочек.

– Нет, – возразил тот, отводя его руку, – я хотел другой. Тот, который был у вас вчера вечером. Собственно говоря, меня интересует не столько он, сколько его содержимое.

– Не понимаю, о чем вы, – не сразу и очень тихо сказал доктор Карвер.

– Уверен, что понимаете. О серьге мисс Бланделл.

На этот раз пауза была гораздо продолжительнее. Наконец Карвер снова сунул руку в карман и вытащил бесформенный комок пластилина.

– Ловко! – отметил он. Лицо его осталось совершенно бесстрастным.

– Теперь хотелось бы послушать вас, – сказал мистер Паркер Пайн, деловито разламывая комок. Повертев в пальцах перемазанную пластилином жемчужину, он довольно хмыкнул. – Я, знаете, ужасно любопытен, – извиняющимся тоном добавил он.

– Хорошо, я расскажу, – ответил Карвер. – Если только объясните, как вы узнали. Насколько я понимаю, вы ничего не видели?

– Нет, – покачал головой мистер Паркер Пайн. – Я размышлял.

– Хорошо. Прежде всего хочу вас заверить, что это была чистая случайность. Сегодня утром я шел самым последним и вдруг наткнулся на эту штуку. Должно быть, мисс Кэрол только что ее потеряла. Она этого не заметила, как, впрочем, и все остальные. Ну, я поднял ее и положил в карман, чтобы отдать, когда догоню. И напрочь об этом забыл. А потом, уже где-то на половине подъема, вспомнил и задумался. Ну что такое для этой девицы одна жемчужина? Отец, не поморщившись, купит этой дурочке новую. А для меня это целое состояние. На такие деньги можно полностью снарядить экспедицию.

Его бесстрастное лицо дрогнуло и оживилось.

– Да знаете ли вы, как трудно в наши дни выпросить деньги на раскопки? Да нет, откуда вам! А с этой жемчужиной все было бы просто. Есть одно место, Белуджистан… Это целая глава прошлого, которая только и ждет, когда с нее наконец отряхнут пыль и прочтут. Я вспомнил, что вы говорили вчера вечером о мнимых свидетельствах, и подумал, что, несмотря на ее апломб, провернуть это с мисс Кэрол проще простого. Когда мы добрались до вершины, я сказал ей, будто замок на ее сережке расстегнулся, и сделал вид, что застегиваю его. На самом-то деле я просто дотронулся до ее уха кончиком карандаша. Через несколько минут я уронил камешек, и, вы видели: она готова была поклясться, что сережка все время была у нее в ухе и только сейчас выпала. Ну, и пока ее искали, я просто вдавил ее в кусок пластилина, валявшийся у меня в кармане. Вот и вся моя история. Не слишком, боюсь, поучительная. Теперь ваша очередь.

– Ну, мне почти и нечего рассказывать, – отозвался мистер Паркер Пайн. – Видите ли, вы были единственным, кто поднимал что-то с земли. Поэтому камешек, который полковник нашел на плато, сказал мне очень о многом. И потом…

– Да?

– Э.., видите ли, вчера вечером вы слишком уж пылко говорили о чести. А излишняя горячность говорит о.., ну, вы помните, как это у Шекспира[27]. Начинает казаться, что человек пытается убедить самого себя. Вдобавок, вы чересчур пренебрежительно отозвались о деньгах.

Лицо археолога выглядело осунувшимся и постаревшим.

– Что ж, ваша правда, – сказал он. – Теперь мне конец. Полагаю, вы намерены немедленно отдать девушке ее побрякушку? Странная штука этот первобытный инстинкт к украшательству. Прослеживается чуть не до палеолита. Один из первых, появившихся у женского пола.

– Вы недооцениваете мисс Кэрол, – сказал мистер Паркер Пайн. – Поверьте: у нее есть голова и, больше того, у нее есть сердце. Думаю, она предпочтет забыть всю эту историю.

– Чего не приходится ожидать от ее отца, – заметил археолог.

– Думаю, и в этом вы ошибаетесь. У «Па» есть очень веская причина помалкивать. Дело в том, что ни о каких сорока тысячах и речи идти не может. Этой жемчужине красная цена пять долларов.

– Вы хотите сказать…

– Да. Девушка, кстати, не знает. Думает, они настоящие. Я сам заподозрил неладное только вчера вечером. Слишком уж сильно мистер Бланделл напирал на свое богатство. Когда человек разорен, ему только и остается, что делать хорошую мину при плохой игре. Он блефовал, доктор.

Внезапно губы Карвера растянулись в широкой мальчишеской ухмылке, меньше всего подходившей к его бесстрастному и сухому лицу.

– Выходит, все мы здесь неудачники, – сказал он.

– Выходит, так, – согласился мистер Паркер Пайн и процитировал: «Чувство товарищества удивительно нас облагораживает».[28]

Смерть на Ниле

Леди Грейл капризничала. С того самого момента, как она взошла на борт парохода «Фэйюм», ее раздражало буквально все. Ей не нравилась ее каюта. Утреннее солнце она еще могла вынести, но никак уж не дневное. Памела Грейл, ее племянница, любезно предложила ей свою каюту по другому борту. Леди Грейл ворчливо перебралась туда.

Затем она окрысилась на свою сиделку, мисс Макноутон, подавшую ей не ту шаль и прихватившую в дорогу маленькую подушечку, которую следовало оставить дома. Под конец она набросилась на мужа, сэра Джорджа, купившего ей не те бусы. Она хотела лазурит, а не сердолик. Джордж – полный идиот!

– Извини, дорогая, извини, – заволновался сэр Джордж. – Сейчас схожу поменяю. Время еще есть.

Единственным, кто избежал бури, был личный секретарь ее мужа, Бэзил Уэст, и то потому, что сердиться на него было решительно невозможно. Его улыбка обезоруживала вас прежде, чем вы успевали открыть рот.

Но больше всего, разумеется, досталось Магомету – импозантному и совершенно невозмутимому переводчику в роскошных одеяниях.

Стоило только леди Грейл узреть незнакомца, мирно устроившегося в плетеном кресле, и уяснить себе, что он тоже пассажир, как чаша ее гнева переполнилась, а затем и опрокинулась вовсе.

– В офисе мне ясно сказали, что мы будем единственными пассажирами. Что сезон кончается и больше никто не едет.

– Конечно, мадам, – подтвердил Магомет. – Только вы, ваши родственники и этот джентльмен.

– Никто ни слова не говорил про какого-то джентльмена!

– Конечно, мадам.

– Что значит «конечно»? Меня обманули! И вообще, что он здесь делает?

– Он появился позже, мадам. Уже после того, как вы купили билеты. Он только утром принял решение ехать.

– Полное безобразие!

– Успокойтесь, мадам, это очень приличный джентльмен, тихий как мышка.

– Болван! Что вы о нем знаете? Где эта мисс Макноутон? Ах, вы здесь! Я же несколько раз просила вас никуда не отходить. Мне в любую минуту может стать дурно. Отведите меня в каюту, и приготовьте аспирин, и уберите куда-нибудь Магомета. Если он еще раз скажет свое «конечно, мадам», я завою!

Сиделка без единого слова взяла ее под руку. Мисс Макноутон была высокой привлекательной женщиной лет тридцати пяти со спокойным замкнутым лицом. Она отвела леди Грейл в каюту, устроила среди подушек, дала аспирин и терпеливо выслушала начинающий уже иссякать поток жалоб.

Леди Грейл было сорок восемь, и, начиная с шестнадцати, она мучилась избытком денег, которых не стало меньше даже после десятилетнего супружества с этим обнищавшим баронетом сэром Грейлом.

Это была грузная женщина, и ее лицо можно было назвать даже привлекательным, но его безнадежно портили вечно раздраженное выражение и бесчисленные морщины. Толстый слой косметики только подчеркивал урон, нанесенный ему временем и скверным характером. Волосы, успевшие испытать на себе действие сначала перекиси, а затем хны, выглядели, как следствие, тусклыми и безжизненными. Кроме того, на леди Грейл было слишком много одежды и драгоценностей.

– Скажите сэру Джорджу, – закончила она свой монолог, выслушанный мисс Макноутон без малейших признаков нетерпения, – что он просто обязан избавиться от этого типа на нашем пароходе. Мне необходимо уединение. После всего, что я пережила за последнее время…

Она устало прикрыла глаза.

– Хорошо, леди Грейл, – ответила мисс Макноутон и вышла из каюты.

Упомянутый тип, имевший наглость в последнюю минуту нарушить уединение леди Грейл, все еще сидел в своем кресле. Проходя мимо, мисс Макноутон окинула его быстрым оценивающим взглядом. Джентльмен сидел, развернувшись спиной к Луксору, и созерцал, как Нил величественно несет свои воды к далеким холмам, позолоченные солнцем вершины которых поднимались над темно-зеленым горизонтом.

Сэра Джорджа мисс Макноутон обнаружила в салоне. Он как раз держал в руке очередные бусы и с большим сомнением их рассматривал.

– Как вы думаете, мисс Макноутон, – спросил он, – эти пойдут?

Она мельком взглянула.

– Очень мило.

– Думаете, леди Грейл понравится?

– Не думаю, сэр Джордж. Очень сомневаюсь, что на свете существует вещь, которая может понравиться леди Грейл. Кстати, я к вам с поручением. Она хочет, чтобы вы избавились от этого пассажира.

У сэра Джорджа отвисла челюсть.

– Но как можно? Что я ему скажу?

– Невозможно, – сочувственно подтвердила Элси Макноутон. – Просто скажите леди Грейл, что ничего нельзя было сделать. Да все будет нормально, – добавила она ободряюще.

– Вы думаете? – Лицо сэра Джорджа было до смешного несчастным.

– Право же, не стоит принимать это так близко к сердцу, сэр Джордж, – еще мягче проговорила Элси Макноутон. – Поймите же, это все ее болезнь. Не нужно так волноваться.

– Вы думаете, ей стало хуже?

По лицу сиделки скользнула тень. Что-то странное появилось в ее голосе, когда она ответила:

– Да, мне.., мне не очень нравится ее состояние. Но, пожалуйста, сэр Джордж, не волнуйтесь. Не стоит. Право же, не стоит.

Ласково ему улыбнувшись, она ушла.

Вскоре появилась одетая во все белое Памела, спокойная и невозмутимая.

– Привет, дядя.

– Привет, Пам, дорогая.

– Что тут у тебя? О, какая прелесть!

– Рад, что ты так считаешь. Думаешь, твоей тете тоже понравится?

– Ей не понравится ничто и никогда. Не понимаю, дядя, как ты вообще мог на ней жениться!

Сэр Джордж промолчал. Перед его мысленным взором вихрем пронеслись смутные картины из прошлого: бесконечные проигрыши на скачках, назойливые кредиторы, привлекательная, хотя и властная женщина…

– Бедняжка, – заставил его очнуться голос Памелы. – Наверное, тебе солоно пришлось. Но мы оба натерпелись от нее, верно?

– Ну, пока она не заболела… – начал сэр Джордж, но Памела тут же его перебила:

– Да не болеет она вовсе! Точно тебе говорю. Во всяком случае, это нисколько не мешает ей делать все, что ей хочется. Господи, да пока ты был в Асуане, она прыгала не хуже кузнечика. Готова поспорить, мисс Макноутон тоже считает ее симулянткой.

– Даже не представляю, что бы мы делали без мисс Макноутон, – тяжело вздохнул сэр Джордж.

– Да, эта свое дело знает, – согласилась Памела. – И, хотя я от нее не в таком восторге, как ты… Не спорь, пожалуйста. Именно, в восторге. Она тебе кажется совершенством. В какой-то мере так оно, может, и есть, но только она – темная лошадка. Никогда не знаешь, что у нее на уме. Хотя со старой перечницей управляется очень ловко.

– Послушай, Пам, ты не должна так говорить о своей тете. Черт побери, вспомни, сколько она для тебя сделала.

– Ну да, оплачивает наши счета и все такое. Только все равно это мучение, а не жизнь.

Сэр Джордж поспешно сменил тему на более безобидную.

– Да, так что же нам делать с этим лишним пассажиром? Твоя тетя не желает видеть на пароходе посторонних.

– Ничего, как-нибудь переживет, – холодно ответила Памела. – По моему, вполне приличный человек. Вылитый архивариус на покое – если такие еще существуют. Некто Паркер Пайн. Забавно, но, кажется, я где-то слышала это имя. Бэзил! – повернулась она к только что подошедшему секретарю. – Где я могла видеть имя Паркер Пайн?

– На первой странице «Таймс». В колонке объявлений, – не задумываясь, ответил молодой человек. – «Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну».

– Не может быть! Ужас как интересно. Что, если заставить его до самого Каира выслушивать все наши несчастья?

– Мне нечего было бы ему сказать, – ответил Бэзил Уэст с удивительной простотой. – Мы же отправляемся вниз по великому Нилу, будем осматривать храмы… – он быстро оглянулся на сэра Джорджа, который уткнулся в газету, – вместе!

Последние слова он едва выдохнул, но Памела услышала их и ответила ему понимающим взглядом.

– Ты прав, Бэзил, – весело сказала она, – нужно наслаждаться жизнью.

Сэр Джордж сложил свою газету, поднялся и вышел. Лицо Памелы тут же помрачнело.

– Что такое, любимая? – встревожился Бэзил.

– Да все эта.., тетка, дядина жена!

– Не обращай внимания, – поспешно сказал Бэзил. – Не все ли тебе равно, что она там делает или говорит? Просто не противоречь ей, и все. Уж поверь моему опыту, – рассмеялся он, – это самый действенный способ.

В салон вошел мистер Паркер Пайн, от которого волнами расходилась атмосфера спокойствия и благодушия. За ним виднелась живописная фигура Магомета, готового исполнить свой долг.

– Леди и джентльмены, мы отправляемся, – провозгласил он. – Через несколько минут по правому борту нашего корабля вы сможете увидеть храмы Карнака[29]. А пока я расскажу вам историю про маленького мальчика, который вышел купить немного жареной баранины для своего отца…

Мистер Паркер Пайн промокнул лоб. Он только что вернулся с осмотра храма Дендеры Поездка на осле – упражнение, совершенно противопоказанное при его комплекции. В этом он убедился. Он уже снимал воротничок, когда его внимание привлекла оставленная на зеркале записка. Развернув ее, он прочел:


Уважаемый сэр.

Буду признательна, если вы воздержитесь от посещения храма Абидоса и останетесь на корабле, поскольку я хочу с вами проконсультироваться.

Искренне ваша, Ариадна Грейл.


Широкое благодушное лицо мистера Паркера Пайна расплылось в улыбке. Достав лист бумаги, он снял колпачок со своей перьевой ручки и написал ответ:


Уважаемая леди Грейл.

Искренне сожалею, но в настоящий момент я нахожусь на отдыхе и не занимаюсь профессиональной деятельностью.


Подписавшись, он отослал записку со стюардом. Не успел он переодеться, как тот вернулся с ответом:


Уважаемый мистер Паркер Пайн.

Я с уважением отношусь к чужому отдыху и потому готова заплатить сто фунтов за консультацию.

Искренне ваша, Ариадна Грейл.


Брови мистера Паркера Пайна поползли вверх. Он задумчиво постучал по зубам своей перьевой ручкой. Ему очень хотелось посмотреть Абидос, но сто фунтов – это сто фунтов, а деньги в Египте тают чертовски быстро. И он написал:


Уважаемая леди Грейл.

Я, пожалуй, воздержусь от осмотра храма Абидоса.

Искренне ваш, Д. Паркер Пайн.


Его отказ покинуть корабль страшно взволновал Магомета.

– Очень хороший замок, – горестно лепетал он. – Все джентльмены его осматривают. Он, Магомет, с радостью понесет багаж джентльмена. Самому же джентльмену нужно только сесть в кресло, и его с радостью понесут матросы.

Мистер Паркер Пайн отклонил эти заманчивые предложения.

Оставшись один, он вышел на палубу и стал ждать. Вскоре дверь одной из кают отворилась, и леди Грейл собственной персоной выбралась наружу.

– Жарковато нынче, – благосклонно заметила она. – Я вижу, вы решили остаться, мистер Пайн. И умно сделали. Давайте выпьем чаю в салоне.

Мистер Паркер Пайн поспешно поднялся и двинулся вслед за ней. Любопытства ему было не занимать.

Однако леди Грейл никак не хотела – или не решалась – перейти к делу. Она болтала о том и об этом, но наконец вдруг совершенно другим тоном заявила:

– Мистер Пайн, все, что я здесь скажу, должно остаться исключительно между нами. Я могу быть в этом уверена, не правда ли?

– Разумеется.

Леди Грейл помолчала. Мистер Паркер Пайн ждал. Наконец она глубоко вздохнула и выпалила:

– Я хочу знать, пытается мой муж отравить меня или нет.

Мистер Паркер Пайн ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Он даже не стал скрывать своего изумления.

– Это очень серьезное обвинение, леди Грейл!

– Вот что, мистер Пайн, я не дурочка и не вчера родилась. Кое-что мне очень подозрительно. Как только Джордж уезжает, мне становится лучше. Нормализуется пищеварение, и я чувствую себя совершенно другим человеком! Этому должно быть какое-то объяснение.

– Все это очень серьезно, леди Грейл. Не забывайте, я ведь не детектив. Я, если угодно, знаток человеческих…

– А я, что же, по-вашему, не человек? – оборвала его леди Грейл. – Вы понимаете, что я не могу относиться к этому спокойно? Мне не полисмен нужен, мистер Пайн: слава Богу, я и сама могу за себя постоять. Мне уверенность нужна, понимаете? Я хочу знать. Я вовсе не злодейка и веду себя честно с теми, кто честен со мной. Сделка есть сделка. Я свою часть выполнила. Долги мужа заплатила полностью и никогда его в средствах не ограничивала.

Мистер Паркер Пайн поймал себя на том, что ему по-настоящему жалко сэра Джорджа.

– Что до девушки, – продолжала леди Грейл, – она получила и то, и другое, и третье. Одежду, вечеринки… Все, что я прошу взамен, – обычная благодарность.

– Благодарность не покупается, – заметил мистер Паркер Пайн.

– Чушь! В общем, так: выясните, что на самом деле происходит! И когда я узнаю…

Мистер Паркер Пайн заинтересованно поднял глаза.

– Да, леди Грейл. Что тогда?

– Это уж мое дело.

Ее губы сжались. Поколебавшись немного, мистер Паркер Пайн сказал:

– Простите, леди Грейл, но у меня сложилось впечатление, что вы не все мне сказали.

– Нелепое впечатление. Я совершенно ясно объяснила, что от вас требуется.

– Да, но зачем?

Их глаза встретились. Первыми их опустила леди Грейл.

– Мне казалось, это очевидно, – сказала она.

– Нет, поскольку кое-что вызывает у меня сомнение.

– И что же это?

– Чего именно вы хотите: чтобы я подтвердил ваши подозрения или опроверг их?

– Знаете что, мистер! – Леди Грейл встала, дрожа от негодования.

– В том-то и дело, что не знаю, – ласково отозвался мистер Паркер Пайн.

Леди Грейл даже онемела от такой наглости.

– О! – только и смогла выдавить она и в ярости покинула комнату.

Оставшись один, мистер Паркер Пайн погрузился в размышления, и погрузился так основательно, что даже вздрогнул, когда кто-то неожиданно уселся рядом. Подняв глаза, он обнаружил неизвестно откуда появившуюся мисс Макноутон.

– Что-то вы быстро вернулись, – заметил он.

– Только я одна. Сказала, что разболелась голова, и поспешила сюда… А где леди Грейл? – неуверенно спросила она после паузы.

– Надо полагать, у себя в каюте.

– А, ну, тогда все в порядке. Не хочу, чтобы она меня видела.

– Стало быть, вы вернулись не из-за нее?

Мисс Макноутон отрицательно покачала головой.

– Нет, я хотела поговорить с вами.

Мистер Паркер Пайн был удивлен. О мисс Макноутон у него уже сложилось твердое впечатление как о человеке, безусловно способном самому решать свои проблемы, не прибегая к посторонней помощи. Выходит, он ошибся.

– Я наблюдаю за вами с тех самых пор, как вы здесь появились. Вы производите впечатление человека опытного и здравомыслящего. А мне так нужен совет…

– Простите, мисс Макноутон, но вы, в свою очередь, производите впечатление человека, не привыкшего полагаться на чужое мнение.

– Обычно – да. Но я оказалась в очень сложном положении.

Она замялась.

– Не в моих правилах обсуждать своих пациентов. Однако в данном случае это представляется мне необходимым. Мистер Пайн, когда мы только выехали из Англии, с леди Грейл все было предельно ясно. Попросту говоря, ничего серьезного у нее не было. Не совсем так, конечно. Неподвижный образ жизни и чрезмерная роскошь все-таки скверно влияют на психику. И, если бы сейчас леди Грейл пришлось ежедневно мыть полы или приглядывать за пятью-шестью ребятишками, это была бы совершенно здоровая и, уж несомненно, куда более счастливая женщина.

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– В больнице я насмотрелась на невротиков. Видите ли, леди Грейл нравится думать, что она больна. Таким образом, до недавнего времени мне оставалось только подыгрывать ей, проявлять как можно больше внимания и – по возможности – получать удовольствие от путешествия.

– Весьма разумная тактика, – одобрил мистер Паркер Пайн.

– Но, мистер Пайн, теперь все по-другому. Страдания, которые испытывает леди Грейл сейчас, абсолютно реальны.

– Вы хотите сказать…

– Мне кажется, ее пытаются отравить.

– И давно вам так кажется?

– Уже три недели.

– Вы подозреваете какого-то конкретного человека?

– Н-нет, – дрогнувшим голосом ответила мисс Макноутон, пристально глядя в пол.

– А я говорю «да», причем не кого-нибудь, а сэра Джорджа Грейла.

– О нет, нет! Никогда этому не поверю! Он такой беспомощный, совершенно как ребенок. Он не способен хладнокровно убить человека.

В ее голосе отчетливо зазвучала боль.

– И однако, вы не могли не отметить того факта, что с его отъездами состояние вашей пациентки улучшается, вновь ухудшаясь с его возвращением?

Мисс Макноутон молчала.

– И какой же яд вы подозреваете? Мышьяк?

– Да, мышьяк или сурьма.

– И какие меры вы приняли?

– Теперь я проверяю все, что она ест или пьет.

Мистер Паркер Пайн кивнул.

– Кстати, – небрежно обронил он, – Как вам кажется: сама леди Грейл ничего не подозревает?

– О нет, уверена, что нет.

– Ошибаетесь. Еще как подозревает. Что бы вы о ней ни думали, ее выдержке можно позавидовать, – ответил он на изумленный взгляд мисс Макноутон. – И кроме того: меньше всего эту женщину интересуют чужие советы.

– Вы сильно меня удивили, – медленно проговорила мисс Макноутон.

– Я хочу задать вам еще один вопрос. Как по-вашему, она вам симпатизирует?

– Никогда об этом не задумывалась.

Их разговор прервался с появлением Магомета, сияющего, волочащего за собой свой просторный балахон.

– Леди услышала, что вы вернулись, – радостно объявил он. – Зовет вас. Спрашивает, что же вы не идете?

Элси Макноутон поспешно встала. Мистер Паркер Пайн поднялся тоже.

– Удобно ли вам будет встретиться со мной завтра? Скажем, рано утром.

– Да, это самое лучшее время. Леди Грейл встает поздно. До тех пор я буду очень осторожна.

– Думаю, леди Грейл тоже.

Мисс Макноутон удалилась.

В следующий раз мистер Паркер Пайн столкнулся с леди Грейл только ближе к вечеру, зайдя в салон. Она курила и наблюдала, как в пепельнице догорает какая-то бумажка, с виду похожая на письмо. На мистера Паркера Пайна она не обратила ровным счетом никакого внимания, из чего тот заключил, что оскорбил ее даже сильнее, чем думал.

После ужина он играл в бридж с Памелой, Бэзилом и сэром Джорджем. Игра не клеилась, и вскоре все разошлись по каютам.

Через несколько часов мистера Паркера Пайна разбудили. Открыв дверь каюты, он обнаружил на пороге взволнованного Магомета.

– Пожилая леди, она совсем больна. Сестра очень напугана. Не могу найти доктора.

Мистер Паркер Пайн поспешно оделся. К каюте леди Грейл он подоспел одновременно с Бэзилом Уэстом. Сэр Джордж и Памела были уже внутри, горестно наблюдая, как Элси Макноутон бьется над своей пациенткой. Когда мистер Паркер Пайн вошел, все было кончено. Тело несчастной выгнулось в последней мучительной судороге, на мгновение застыло и, обмякнув, откинулось на постель.

Мистер Паркер Пайн тихонько выставил Памелу из каюты.

– Какой ужас, – всхлипнула девушка, – какой ужас! Она.., она.., уже?

– Умерла? Да, дитя мое, боюсь, это конец.

Он слегка подтолкнул ее к Бэзилу. Из каюты вышел сэр Джордж. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.

– Я не думал, что она действительно больна, – бормотал он. – Никогда не думал…

Мистер Паркер Пайн протиснулся мимо него в каюту. Элси Макноутон повернула к нему совершенно белое измученное лицо.

– За доктором послали? – спросила она. Мистер Паркер Пайн кивнул.

– Стрихнин? – спросил он.

– Да. Эти судороги – ошибиться невозможно. Господи, не могу поверить!

Она обессиленно опустилась на стул и разрыдалась. Мистер Паркер Пайн тихонько похлопал ее по плечу. Неожиданно он застыл, пораженный внезапной догадкой, и, стремительно выйдя из каюты, направился в салон. Оказавшись там, он двинулся прямиком к пепельнице и, не колеблясь, запустил туда руку. Вскоре в его пальцах оказался крошечный клочок обгоревшей бумаги, на котором можно было различить лишь несколько слов:

Рану грез.

Прочтя, сожги!

– Ого! Это уже интересно, – проговорил мистер Пайн.

Мистер Паркер Пайн сидел в кабинете своего знакомого – видного каирского чиновника.

– Вот такие улики, – задумчиво проговорил он.

– Ничего себе! Этот парень что, круглый идиот?

– Ну, мыслителем сэра Джорджа я бы, конечно, не назвал, но все же…

– Да ладно тебе. Все одно к одному. Леди Грейл просит чашку «Боврила». Сиделка его готовит. Леди Грейл просит добавить туда херес. Сэр Джордж достает ей херес, и двумя часами позже она умирает с отчетливой симптоматикой отравления стрихнином. Один пакетик стрихнина мы находим в каюте сэра Джорджа, еще один – в кармане его пиджака.

– Замечательная получается картина, – заметил мистер Паркер Пайн. – Откуда, кстати, взялся стрихнин?

– Тут некоторая неясность. Небольшой запас был у сиделки – на случай, если у леди Грейл прихватило бы сердце, но она сама себе противоречит. Сначала заявила, что все на месте, потом, что, может, его и впрямь стало меньше…

– Странно все это, – заметил мистер Паркер Пайн.

– Если хочешь знать мое мнение, они действовали на пару. Скажем, питают друг к другу слабость.

– Возможно, но если бы она в этом участвовала, они бы действовали куда профессиональней, в конце концов, она медик.

– Да, действительно… Если хочешь знать мое мнение, сэр Джордж действовал один, и теперь ему конец.

– Ну, ну, – возразил мистер Паркер Пайн. – Посмотрим, что здесь можно сделать.

Для начала он разыскал Памелу. Та побелела от возмущения.

– Дядя никогда бы такого не сделал – никогда – никогда – никогда!

– А кто бы сделал? – миролюбиво поинтересовался мистер Паркер Пайн.

Памела доверительно к нему придвинулась.

– Знаете, что я думаю? Она сделала это сама. Последнее время она была ужасно странная. Городила разные глупости…

– Какие, например?

– Ну, совершенная дикость. Намекала, что между ней и Бэзилом что-то есть. А Бэзил и я, мы…

– Я заметил, – улыбнулся мистер Паркер Пайн.

– Самый настоящий бред. Я думаю, она была очень зла на беднягу – я про дядюшку – и выдумала эту историю специально для вас, а потом подложила стрихнин ему в пиджак и в каюту и отравилась. Ведь бывали же такие случаи, правда?

– Бывали, – согласился мистер Паркер Пайн, – но не думаю, что леди Грейл могла поступить подобным образом. Это, если позволите, не в ее стиле.

– Но ее больное воображение?

– А вот об этом я еще побеседую с мистером Уэстом.

Молодой человек оказался в своей комнате и с готовностью все объяснил.

– Видите ли, я прекрасно понимаю, как дико это звучит, но леди Грейл попросту в меня влюбилась. Вот почему я и не решался рассказать ей о нас с Памелой. Она тут же заставила бы сэра Джорджа меня уволить.

– Ее собственное объяснение кажется вам правдоподобным?

– Ну, в общем, да, – неуверенно ответил молодой человек.

– Но все же не слишком, – спокойно возразил мистер Паркер Пайн. – Нет, придется найти более убедительное. – И, немного помолчав, добавил:

– Думаю, добровольное признание будет для вас лучше всего.

Он снял колпачок со своей перьевой ручки, вытащил из кармана чистый лист бумаги и протянул молодому человеку.

– Просто напишите, как все было. Бэзил Уэст вытаращил на него глаза.

– Я? Какого черта! Что вы хотите этим сказать?

– Милый юноша, – проговорил мистер Пайн чуть ли не отеческим тоном, – я ведь и так все знаю. И как вы вскружили голову богатой леди, и как она мучилась угрызениями совести, и как вы влюбились в ее хорошенькую, но бедную племянницу. И как решили избавиться от леди Грейл – подсыпав ей в пищу стрихнин. Ее смерть наверняка списали бы на гастроэнтерит. Или на сэра Джорджа, поскольку вы позаботились о том, чтобы приступы совпадали с его присутствием дома.

Неожиданно вы обнаружили, что леди что-то подозревает и даже поделилась со мной своими сомнениями. Вы на ходу меняете план. Выкрадываете стрихнин из аптечки мисс Макноутон. Кладете пакетик в карман сэру Джорджу, другой подбрасываете в его каюту, а остальное отсылаете обреченной леди, обещая, что этот порошок отправит ее в «страну грез».

Довольно циничная шутка. Но леди Грейл это представляется очень романтичным. Разумеется, она принимает порошок только после того, как уходит ее сиделка, так что никто ничего не узнает. Но это по-вашему. Милый юноша, вы совершили чудовищную ошибку, поверив, что леди Грейл сожжет ваше любовное послание. Она ни за что бы этого не сделала! И, в результате, мне достается увесистая подборка ваших посланий, в том числе и последнее, где вы предлагаете ей прогулку в «страну грез».

Лицо Бэзила Уэста стало бледно-зеленым. Вся его привлекательность в момент исчезла. Теперь он выглядел в точности как затравленный кролик.

– Проклятье! – ощерился он. – Все-то тебе известно, проклятая ищейка!

Он угрожающе двинулся вперед. От физического насилия мистера Паркера Пайна спасло только появление предусмотрительно размещенных им за дверьми и слышавших все до последнего слова свидетелей.



Мистер Паркер Пайн обсуждал закрытое уже дело со своим высокопоставленным каирским приятелем.

– И все это даже без намека на настоящую улику! Только бессмысленный обрывок с требованием его сжечь! Я практически выдумал всю эту историю и с ходу выложил ее ему. И сработало ведь! Я буквально наткнулся на истину. Письма его добили. Леди Грейл сожгла каждый написанный им клочок, но он-то об этом не знал!

Она была необыкновенной женщиной. Наш разговор тогда поставил меня в тупик. Она хотела, чтобы именно муж подсыпал ей отраву в еду. Тогда она могла бы с чистой совестью уйти к этому Уэсту. Но только тогда. Она хотела играть честно. Удивительная женщина.

– Ее племяннице выпало страшное испытание, – заметил чиновник.

– Справится, – жестко сказал мистер Паркер Пайн. – Она молода. Меня больше волнует сэр Джордж. Надеюсь, жизнь ему улыбнется. Последние десять лет его всячески третировали. Хотя, думаю, Элси Макноутон о нем позаботится.

Неожиданно его сияющее лицо омрачилось. Он тяжело вздохнул.

– Кажется, в Грецию я поеду инкогнито. Должен же я наконец отдохнуть!

Дельфийский оракул

Греция мало интересовала миссис Уиллард Д. Петере, а о Дельфах, сказать по правде, она и вовсе не слыхала.

Духовной вотчиной миссис Петере были Париж, Лондон и Ривьера. Ей нравилось останавливаться в гостиницах, но только в таких, где есть пушистые ковры, роскошная кровать, изобилие несущих свет электрических приспособлений – вплоть до торшера с регулируемой яркостью, вдоволь горячей и холодной воды и телефон под рукой, по которому всегда можно заказать чай, закуски, минеральную воду, коктейли или же просто поболтать с подругой.

В дельфийской гостинице ничего этого не было. Там был только изумительный вид из окна, чистая постель, не менее чистые стены, комод, стул и умывальник. В душ можно было попасть исключительно по записи, что, впрочем, не гарантировало наличия горячей воды.

Миссис Петере представлялось, как все будут поражены, узнав, что она посетила Дельфы, и, в предвидении расспросов, изо всех сил старалась вызвать у себя интерес к Древней Греции. Интерес не приходил. Скульптуры все были какие-то недоделанные, – если у статуи наличествовала голова, можно было быть уверенной, что у нее не окажется руки или ноги. Пухлый мраморный ангелок с крылышками, украшавший надгробие мужа, был ей куда симпатичнее.

Однако она не призналась бы в этом ни за что на свете – хотя бы уже из боязни оскорбить художественный вкус своего сына Уилларда. Собственно, ради него она и принимала все эти муки: холодную неудобную комнату, угрюмую прислугу и шофера, чей омерзительный затылок вынуждена была созерцать ежедневно. Ибо восемнадцатилетний Уиллард (до недавнего времени вынужденный носить ненавистную ему приставку «младший») был единственным сыном миссис Петере, которого она боготворила. Именно его, Уилларда, обуяла страсть к античному искусству, и именно он, тощий, бледный и очкастый Уиллард потащился в его поисках через всю Грецию.

Они побывали в Олимпии[30], где миссис Петере не могла побороть чувства, что неплохо бы там немного прибраться; видели Парфенон[31], показавшийся ей довольно сносным, осмотрели – совершенно, по ее мнению, ужасные – Афины[32]. Коринф и Микены[33] оказались сущим мучением уже не только для нее, но и для шофера.

Миссис Петере решила, что Дельфы – последняя капля. В них абсолютно нечего было делать, кроме как бродить между развалинами. А Уиллард даже не бродил – он ползал! Часами ползал на коленях, изучая какие-то древнегреческие надписи и периодически восклицая: «Мамочка, ты только послушай!», после чего зачитывал такое, скучнее чего миссис Петере сроду не слыхивала.

Тем утром Уиллард с утра пораньше отправился рассматривать какую-то византийскую мозаику[34]. Прислушавшись к себе, миссис Петере вынуждена была признаться, что византийская мозаика, образно – как, впрочем, и фактически – говоря, ее не греет. Она отказалась от прогулки.

– Понимаю, мама, – согласился Уиллард. – Ты хочешь пойти куда-нибудь, где никого нет, и просто посидеть, впитывая мощь и величие этих развалин.

– Точно, цыпленок, – сказала миссис Петере.

– Я знал, что это место тебя проймет, – взволнованно сказал Уиллард, выходя из номера.

Миссис Петере глубоко вздохнула, вылезла из кровати и отправилась завтракать.

В столовой никого не было. Только четыре человека. Мать с дочерью, обе одетые во что-то несуразное (миссис Петере знать не знала, что такое пеплум[35]) и оживленно толкующие об искусстве самовыражения в танце; потом полный пожилой господин по имени Томпсон, спасший чемодан, забытый ею в купе, и еще лысый джентльмен средних лет, прибывший вчера вечером.

Поскольку он задержался в столовой дольше других, миссис Петере разговорилась с ним. По природе своей женщина дружелюбная и общительная, она успела истосковаться по доброму собеседнику. Мистер Томпсон на эту роль явно не годился по причине своей (как ее деликатно обозначила миссис Петере) чисто английской сдержанности, а мать с дочкой вели себя слишком уж надменно и неприступно, хотя девушка, как ни странно, отлично ладила с Уиллардом.

В лице лысого джентльмена миссис Петере нашла исключительно приятного собеседника. Он был человеком широко образованным, но без надменности. Он даже рассказал ей несколько забавных историй, в которых древние греки не выглядели утомительными историческими персонажами, смотрясь как-то живее и человечнее.

Миссис Петере, в свою очередь, рассказала об Уилларде, о том, какой он умный и как свободно он чувствует себя в стихии под названием Искусство. В джентльмене оказалось масса сердечности и доброжелательности, и с ним так легко было разговаривать.

Однако чем занимался он сам, миссис Петере так и не выяснила. Джентльмен ограничился признанием, что он путешествует и на некоторое время совершенно оставил дела, так, впрочем, и не пояснив какие.

В целом день прошел быстрее, чем этого можно было ожидать. Мать, дочь и мистер Томпсон продолжали держаться замкнуто. Так, встреченный при выходе из музея мистер Томпсон немедленно развернулся и заспешил куда-то прочь.

Новый знакомец миссис Петере, слегка нахмурясь, проводил его взглядом.

– Хотел бы я знать, что это за птица, – протянул он. При всем желании помочь, миссис Петере могла сообщить ему только имя.

– Томпсон, Томпсон… Нет, не припоминаю, – задумчиво проговорил тот. – Однако очень знакомое лицо. Где же я его видел?

После полудня миссис Петере устроилась в тенистом уголке, чтобы немного вздремнуть. Книгой, которую она с собой прихватила, оказался, как ни странно, не прекрасный труд по греческому искусству, рекомендованный ей сыном, а «Таинственная прогулка» с четырьмя убийствами, тремя похищениями и богатым выбором гангстеров всех Мастей. Все вместе это должным образом возбуждало, хотя больше все-таки успокаивало.

В четыре она оторвалась от чтения и поспешила в отель, куда давно уже должен был вернуться Уиллард. Удивительно, но материнское чутье настолько изменило миссис Петере, что она чуть не забыла вскрыть конверт, который, по словам портье, оставил для нее днем какой-то странноватый господин.

Конверт был омерзительно грязен. Брезгливо вскрыв его и прочтя первые строки, миссис Петере побелела как мел. Письмо было написано по-английски незнакомым ей почерком.


Женщина! (начиналось письмо). Когда получишь это, знай: твой сын есть наш узник, содержащийся в великом секрете. Ни единого волоса не падет с головы этого благородного юноши, если ты с точностью выполнишь мои требования. То есть выкупишь его десятью тысячами английских фунтов стерлингов. Скажи хоть слово владельцу гостиницы или полиции или еще кому, и твой сын погибнет. Помни об этом! Инструкции, как передать деньги, получишь завтра. Не выполнишь их – уши благородного юноши будут отрезаны и высланы тебе почтой А если и тогда не выполнишь – он будет убит. И опять же это не пустая угроза. Думай, женщина, думай и молчи.

Деметриус Свирепый.


Бесполезно даже пытаться описать состояние, в которое привело несчастную мать это послание. При всей своей нелепости и безграмотности письмо таило в себе страшную и реальную угрозу. Уиллард, ее малыш, ее цыпленок – нежный мечтательный Уиллард! Его маленькие ушки!

Она немедленно пойдет в полицию! Она поднимет на ноги всех соседей! Но что, если тогда они… Миссис Петере содрогнулась от ужаса.

Затем, взяв себя в руки, она вышла из номера и разыскала владельца отеля – единственного известного ей грека, способного изъясняться на английском.

– Уже поздно, – сказала она ему, – а мой сын еще не вернулся.

– Не вернулся! – просиял приветливый маленький человечек. – Да, мосье отпустил мулов. Пожелал идти пешком. Должен бы уже дойти, да, видно, где-то задержался.

Он улыбнулся еще радостнее, чем прежде.

– Скажите, – решительно спросила миссис Петере, – в окрестностях водятся темные личности?

Познания маленького человечка в английском не простирались до таких языковых тонкостей. Выразившись яснее, миссис Петере получила заверение, что в Дельфах живут исключительно тихие и приятные люди, обожающие иностранцев.

Просьба о помощи рвалась с губ миссис Петере, но она удержала ее усилием воли. Зловещая угроза сковывала ей язык. Возможно, это только блеф, но если нет? Дома, в Америке, у одной ее знакомой тоже похитили ребенка, а когда та обратилась в полицию, его убили. Бывает и такое.

Ей казалось, она сойдет с ума. Что делать? Десять тысяч фунтов – сколько же это? – то ли сорок, то ли пятьдесят тысяч долларов? Ничто в сравнении с безопасностью Уилларда, но где их взять? Сейчас так сложно достать наличные! Аккредитив на несколько сотен фунтов – вот все, что у нее с собой было.

Но захотят ли бандиты понять это? Способны ли они рассуждать здраво? Станут ли они ждать?

Она яростно вытолкала внезапно появившуюся горничную и снова принялась мерить комнату шагами. Позвонили к обеду, и несчастная машинально отправилась вниз, уселась за стол и стала механически поглощать пищу, не замечая ничего и никого вокруг.

Когда подали фрукты, ей на тарелку положили аккуратно сложенную записку. Миссис Петере вздрогнула, но, развернув ее, с облегчением убедилась, что почерк совершенно другой, чем тот, который она боялась увидеть. Это был изящный и беглый почерк очень аккуратного человека. Прочтя записку, миссис Петере нашла ее содержание весьма интригующим.

«В Дельфах нет больше Оракула, но временно есть мистер Паркер Пайн, с кем можно посоветоваться».

Ниже к листу была подколота газетная вырезка, а под ней – фотография с паспорта, изображающая ее лысого утреннего знакомого.

Миссис Петере дважды перечитала вырезку.

«Счастливы ли вы? Если нет, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну…»

Счастливы? Счастливы? Да был ли на свете человек несчастней? Записка казалась ответом на ее мольбу. Миссис Петере поспешно схватила салфетку и написала:


Пожалуйста, помогите! Буду ждать вас возле гостиницы через десять минут.


Сложив салфетку, она попросила официанта передать ее джентльмену за столиком у окна. Через десять минут, кутаясь в шубу, поскольку ночи стояли холодные, миссис Петере вышла из гостиницы и медленно двинулась по дороге в сторону развалин. Мистер Паркер Пайн уже ждал ее там.

– Сам Бог послал вас мне! – горячо воскликнула миссис Петере. – Но как вы узнали о постигшем меня несчастье? Это выше моего понимания!

– По вашему лицу, милая моя леди, – мягко сообщил мистер Паркер Пайн. – Что что-то случилось, я понял сразу, но что именно – это мне расскажете вы.

Слова так и хлынули из миссис Петере. Осмотрев при свете карманного фонарика послание шантажистов, мистер Паркер Пайн хмыкнул.

– Удивительный документ, поистине удивительный. Тут есть места…

Однако миссис Петере была абсолютно не в настроении разбирать стилистические особенности письма. Она хотела знать одно: что ей делать? Ведь у них же Уиллард! Ее маленький Уиллард!

Мистер Паркер Пайн принялся ее успокаивать. Нарисованная им живописная картина греческого преступного элемента, чуть ли не молящегося на заложников, в которых были воплощены самые их заветные мечты, и впрямь подействовала на миссис Петере умиротворяюще.

– Но что же мне делать? – жалобно спросила она.

– Подождите до завтра, – ответил мистер Паркер Пайн. – Это, конечно, если вы не предпочитаете обратиться в поли…

До смерти перепуганная миссис Петере даже не дала ему договорить. Ее обожаемого Уилларда убьют на месте!

– Вы думаете, я получу его назад в целости и сохранности? – спросила она с мольбой в голосе.

– Несомненно, – успокоил ее мистер Паркер Пайн. – Вопрос только в том, удастся ли нам сделать это даром.

– Деньги не имеют для меня никакого значения.

– Конечно, конечно, – сказал мистер Паркер Пайн. – Что за человек, кстати, принес письмо?

– Хозяин его не знает. Кто-то со стороны.

– Ага. Здесь открываются некоторые возможности. Например, выследить его, когда он принесет завтра новое. Между прочим, как вы объясните отсутствие вашего сына окружающим?

– Я об этом не думала.

– Тогда вот что. – Мистер Паркер Пайн подумал. – Полагаю, нет никакой нужды скрывать свое беспокойство. Можно даже организовать поисковую группу.

– А вы не думаете, что эти злодеи… – Она запнулась.

– Нет, нет. Пока вы будете молчать о похищении и выкупе, вашему сыну ничего не грозит. В конце концов, было бы даже подозрительно, если бы исчезновение сына оставило вас совершенно равнодушной.

– Вы поможете мне?

– Это моя работа, – коротко ответил мистер Паркер Пайн.

Они повернули обратно и чуть не столкнулись с плотной фигурой, тут же растворившейся во тьме.

– Это еще кто? – удивленно спросил мистер Паркер Пайн.

– Мне показалось, мистер Томпсон, – ответила миссис Петере.

– О! – задумчиво протянул мистер Паркер Пайн. – Томпсон, говорите? Ну-ну.



Забираясь в постель, миссис Петере думала о предложенном мистером Пайном плане поимке преступника, и, чем больше она о нем думала, тем больше он ей нравился. Кто бы ни принес утром письмо, он обязательно должен быть связан с бандитами. Заснула она куда быстрее, чем это представлялось ей возможным.

Одеваясь на следующее утро, она неожиданно заметила, что на полу у самого окна что-то лежит. С упавшим сердцем она подняла уже знакомый ей грязный дешевый конверт. Все тот же ненавистный почерк!


Доброе утро, женщина (прочла она). Решилась ли ты? Твой сын жив и здоров – но все может измениться. Нам нужны деньги. Вероятно, тебе сложно собрать требуемую сумму, но нам сообщили, что у тебя есть при себе бриллиантовое колье. Очень красивые камни. Мы согласны и на него. Слушай, как поступить. Пусть ты или тот, кому ты доверяешь, придет на Арену, имея при себе это колье. Там есть дерево у большой скалы. Но и у скал есть уши. Поэтому прийти должен один. И тогда он получит твоего сына в обмен на колье. Сделать это нужно завтра сразу же после восхода солнца. Если же ты обратишься в полицию после сделки, мы застрелим твоего сына, когда вы поедете на станцию.

С наилучшими пожеланиями, Деметриус.


Миссис Петере спешно разыскала мистера Паркера Пайна. Тот внимательно прочел письмо.

– Насчет бриллиантового колье, – поднял он голову, – все верно?

– Абсолютно. Муж заплатил за него сто тысяч долларов.

– До чего информированные пошли воры, – пробормотал мистер Паркер Пайн.

– Что вы сказали?

– Да нет, ничего, просто меня заинтересовали некоторые нюансы…

– Боже мой, мистер Пайн, – перебила его миссис Петере, – сейчас не время для нюансов! Мы должны спасти моего мальчика.

– Но вы же сильная женщина, миссис Петере. Неужели вам по душе роль покорной жертвы? Неужели вам нравится отдавать свои бриллианты по первому требованию каких-то шантажистов?

– Нет, ну, когда вы так говорите, – заколебалась сильная женщина миссис Петере, борясь с миссис Петерс-матерью. – Естественно, я с ними разделаюсь – потом. Подлые трусы! Как только я получу своего мальчика, мистер Пайн, ничто не удержит меня от того, чтобы поднять на ноги всю окрестную полицию. Если потребуется, я найму бронированный автомобиль, чтобы в целости довезти сына до станции.

Глаза миссис Петере мстительно засверкали.

– Н-да, – проговорил мистер Паркер Пайн. – Видите ли, в чем дело, милая моя леди: боюсь, они совершенно к этому готовы. Они прекрасно понимают, что, получив своего Уилларда, вы тут же натравите на них всю округу. И, надо полагать, заранее подготовили отступление.

– И что же вы предлагаете?

Мистер Паркер Пайн улыбнулся.

– Маленький план собственного изобретения.

Он огляделся. Столовая была пуста, двери – закрыты.

– Миссис Петере, в Афинах у меня есть знакомый ювелир, специалист по искусственным бриллиантам – первоклассный специалист!

Он перешел на шепот.

– Я созвонюсь с ним. К обеду он будет здесь и привезет с собой отличную коллекцию стразов[36].

– Вы хотите сказать…

– Да. Он вынет из колье настоящие камни и заменит их поддельными.

– О! – восхищенно воскликнула миссис Петере. – Надо же было такое придумать!

– Шшш! Не так громко. Вы мне поможете?

– Конечно.

– Тогда последите, пожалуйста, чтобы никто не подслушал, когда я буду говорить по телефону.

Миссис Петере кивнула.

Телефон находился в кабинете управляющего. Тот был настолько деликатен, что оставил мистера Паркера Пайна одного, как только убедился, что его соединили. Выйдя за дверь, он натолкнулся на миссис Петере.

– Жду мистера Пайна, – объяснила она. – Мы собирались прогуляться.

– Конечно, мадам.

В коридоре появился мистер Томпсон и, присоединившись к скучающей под дверью компании, завязал с управляющим разговор.

– Скажите, – спросил он, – нельзя ли здесь снять виллу? Нет? Какая жалость. А вот ту, что на горе?

– Это частная вилла, мосье. Она не сдается.

– А есть ли другие?

– Ну, есть одна, принадлежащая американской леди. Это на другом конце города, но сейчас там никто не живет. И еще у английского джентльмена, художника, есть домик на самом краю утеса. Совершенно изумительный вид.

Миссис Петере решила, что пора вмешаться. Природа одарила ее мощными голосовыми связками, и сейчас это пришлось как нельзя более кстати.

– О! – вскричала она. – Собственная вилла! Здесь! Это же мечта. Тут все так чисто и первозданно. Я решительно без ума от местной природы, мистер Томпсон, а вы? Ох, не отвечайте, я знаю, вы тоже, если собрались снять виллу. Вы что, впервые здесь? Не может быть!

Она продолжала в том же духе, пока мистер Паркер Пайн не вышел из кабинета, наградив ее чуть заметной одобрительной улыбкой.

Мистер Томпсон не спеша спустился по ступенькам и, выйдя на дорогу, присоединился к прогуливавшемуся неподалеку семейству интеллектуалок, которые, хоть и не подавали виду, должно быть, жутко мерзли на пронизывающем ветру в своих открытых платьицах.

Все шло по плану. Сразу после обеда на автобусе, битком набитом туристами, приехал ювелир. Взглянув на колье, он одобрительно хмыкнул и заявил:

– Madame peut etre tranquille. Je reussirai.[37]

Вытащив из своего саквояжа инструменты, он принялся за работу.

В одиннадцать вечера в номер миссис Петере заглянул мистер Паркер Пайн.

– Держите, – сказал он, протягивая ей маленький замшевый мешочек.

Миссис Петере заглянула внутрь.

– Мои бриллианты!

– Тише! А вот колье с поддельными. Замечательная работа, не правда ли?

– Просто невероятно.

– Аристопулос мастер своего дела.

– Думаете, они ничего не заподозрят?

– С какой стати? У вас было колье. Вы его отдали. Все пройдет как по маслу.

– Все-таки невероятное сходство, – повторила она, протягивая ему колье. – Вы отнесете его? Или я прошу уже слишком многого?

– Конечно, отнесу. Только дайте мне письмо с точными координатами. Благодарю. А теперь спите спокойно и ни о чем не волнуйтесь. Завтракать вы будете уже вместе с сыном.

– Дай-то бог!

– Ни о чем не тревожьтесь. Предоставьте все мне.

Миссис Петере провела страшную ночь. Когда ей наконец удалось заснуть, на нее тут же навалились кошмары. Уиллард в одной пижаме из последних сил бежал вниз по склону горы, а бандиты на бронированных автомобилях безжалостно расстреливали его из пулеметов.

Проснувшись, миссис Петере возблагодарила Бога за то, что это был сон. Наконец забрезжил рассвет. Миссис Петере вылезла из постели, оделась и села ждать.

В семь часов утра в дверь постучали. В горле миссис Петере пересохло настолько, что она с трудом выдавила: «Войдите».

Дверь открылась, и вошел мистер Томпсон. Не в силах побороть дурное предчувствие, миссис Петере в ужасе смотрела на него. Голос мистера Томпсона, когда он заговорил, звучал, однако, совершенно буднично и спокойно. Низкий и очень даже приятный голос.

– Доброе утро, миссис Петере.

– Как вы смеете, сэр? Как…

– Прошу извинить меня за столь ранний визит, но я, видите ли, по делу.

Миссис Петере обвиняюще уперла в него палец.

– Так это вы, вы похитили моего мальчика, а никакие не бандиты!

– Разумеется, не бандиты. Вообще все, что касается бандитов, исполнено, на мой взгляд, крайне неубедительно. Сплошное дилетантство, и это еще мягко сказано.

Но миссис Петере было не так-то просто сбить с толку.

– Где мой сын? – спросила она, и в ее глазах зажглись нехорошие огоньки.

– Вообще-то за дверью, – невозмутимо сообщил мистер Томпсон.

– Уиллард!

Дверь распахнулась, и Уиллард – худой, очкастый и явно нуждающийся в бритве – бросился ей в объятия. Внезапно миссис Петере опомнилась и обернулась к мистеру Томпсону, благожелательно наблюдавшему за трогательной сценой воссоединения.

– Все равно вы за это ответите, – заявила она. – И ответите по закону!

– Мама, ты все перепутала, – вмешался Уиллард. – Этот джентльмен спас меня!

– Откуда?

– Из этого дома на утесе. Всего в миле отсюда.

– Кстати уж, – добавил мистер Томпсон, – позвольте вернуть вам вашу собственность.

Он протянул ей небольшой предмет, на редкость небрежно завернутый в бумагу, которая тут же и развернулась. На ладони мистера Томпсона лежало бриллиантовое колье!

– И можете выбросить тот замшевый мешочек, – добавил он с улыбкой. – Там только стразы. Настоящие бриллианты все еще в колье. Как заметил ваш друг, Аристопулос – просто волшебник.

– Я не понимаю ни слова из того что вы говорите, – выдавила миссис Петере.

– Вам лучше взглянуть на дело с моей точки зрения, – сказал мистер Томпсон. – Мое внимание привлекло определенное имя. Я взял на себя смелость последовать за вами и вашим знакомым – которому, кстати, не мешало бы получше следить за фигурой – на улицу и подслушать ваш разговор. Ну да, подслушать. Я нашел его настолько интересным, что счел возможным поделиться им с управляющим. Тот согласился, что все это необычайно занимательно, и проследил номер телефона, по которому звонил ваш услужливый друг. Он также позаботился, чтобы ваш утренний с ним разговор в столовой происходил при официанте.

– На самом деле все очень просто. Вы чуть не стали жертвой парочки ловких проходимцев, специализирующихся на краже драгоценностей. Они были прекрасно осведомлены о вашем бриллиантовом колье. Они последовали за вами сюда, похитили вашего сына и написали это, с позволения сказать, «бандитское» письмо с требованием выкупа. Думаю, составляя его, они немало повеселились. Они же позаботились, чтобы вам было к кому обратиться за помощью. Собственно говоря, обратились вы за ней к идейному вдохновителю всей этой затеи.

Дальше совсем просто. Этот милый джентльмен вручает вам мешочек со стразами и скрывается вместе с сообщникам. Утром, так и не дождавшись своего сына, вы ударились бы в панику. Исчезновение своего спасителя вы истолковали бы как свидетельство того, что его похитили тоже. Думаю, они наняли кого-нибудь, чтобы тот заглянул завтра на виллу и «обнаружил» там вашего сына. Конечно, вместе с ним вы быстро восстановили бы – пусть даже в общих чертах – истинную картину, но к тому времени они были бы уже далеко.

– А сейчас?

– О, я позаботился, чтобы они оказались за решеткой.

– Мерзавец! – сквозь зубы проговорила миссис Петере, вспоминая свою доверчивость. – Гнусный лживый негодяй!

– Действительно, не очень приятный тип, – согласился мистер Томпсон.

– Но как вы его раскусили? – спросил Уиллард, с восхищением взирая на своего спасителя. – Наверное, это было чертовски трудно?

– Вовсе нет, – пренебрежительно отмахнулся тот. – Просто, когда путешествуешь инкогнито и слышишь, как кто-то склоняет твое имя…

Миссис Петере наградила его пристальным взором.

– А как ваше имя? – подозрительно спросила она.

– Паркер Пайн, – с достоинством сообщил джентльмен.

Хлопоты в Польенсе

Ранним утром мистер Паркер Пайн сошел в Пальме с борта теплохода, доставившего его на Майорку из Барселон. Разочарование последовало незамедлительно.

Отели были переполнены!

Лучшее, что ему смогли предложить в центре города, это душная каморка с окнами во внутренний двор. К этому мистер Паркер Пайн не был готов совершенно. Владелец отеля, однако, остался равнодушен к его горю.

– А что вы хотели? – пожал он плечами.

Пальма стала модным местом. Курс валюты благоприятствовал. Англичане, американцы – все! – ехали зимой на Майорку и забивали ее до отказа. Сомнительно, чтобы английскому джентльмену удалось пристроиться где-нибудь еще – ну разве на Форментере, который иностранцы обходят стороной по причине безумных цен.

Мистер Паркер Пайн выпил кофе с булочкой и отправился было осматривать собор, но по дороге обнаружил, что совершенно не в настроении наслаждаться прелестями архитектуры.

Вместо этого он завязал весьма плодотворную беседу, протекавшую на ужасни смеси французского и испанского языков, с каким-то дружелюбным таксистом, обсудив с ним поочередно достоинства и преимущества Сольера, Алькудии, Польенсы и Форментера, где, оказывается, были приличные, но слишком уж дорогие гостиницы.

Мистера Паркера Пайна волновал вопрос: насколько дорогие.

– Нелепо, абсурдно дорогие, – уверял таксист. – Понятно ведь, что англичане и едут-то сюда из-за умеренных цен.

– Несомненно, – согласился мистер Паркер Пайн, – но, любопытства ради: сколько же стоит проживание на Форментере?

– Вы не поверите, – сказал таксист.

– Ничего страшного, – успокоил его мистер Паркер Пайн, – так сколько же?

Таксист, удивленный его настойчивостью, выдавил точную цифру.

Закаленного претензиями иерусалимских и египетских гостиниц мистера Паркера Пайна она не испугала.

Сделка состоялась, багаж мистера Паркера Пайна был погружен – или, скорее, заброшен – в такси, и оно принялось колесить по острову с заездами в отели подешевле, но с Форментером в качестве конечной цели.

Однако они так и не добрались до этого оплота плутократии[38] по той причине, что, выбравшись из путаницы узеньких улочек Польенсы и двигаясь изогнутой линией побережья, обнаружили расположенный у самого моря отель «Пино д'Оро» – небольшое строение, очертания которого расплывались в утренней дымке ясного дня, подобно краскам на загадочных японских акварелях. Едва завидев его, мистер Паркер Пайн понял, что хочет жить здесь – и только здесь. Он остановил такси и проследовал внутрь, надеясь обрести наконец пристанище.

Пожилая чета, владевшая отелем, не знала ни английского, ни французского. Вопрос тем не менее был улажен. Мистера Паркера Пайна поместили в номере с видом на море, его багаж подняли туда же, и таксист, поздравив своего пассажира с чудесным избавлением от чудовищных поборов «этих новых отелей» и получив плату, отбыл, по-испански жизнерадостно с ним распрощавшись.

Взглянув на часы и обнаружив, что не было еще и десяти, мистер Паркер Пайн вышел на маленькую террасу, залитую первыми лучами солнца, и – второй раз за это утро – попросил кофе и булочек.

Кроме его столика на террасе стояли еще три: с одного как раз прибирали, два других были заняты. За соседним расположилось немецкое семейство: отец, мать и две взрослые дочери. Дальше, в самом углу террасы, сидели, без всякого сомнения, англичане: мать и сын.

Женщине было около пятидесяти пяти: седые волосы приятного оттенка, практичные, не слишком модные твидовые жакет и юбка и та особая невозмутимость, которая вырабатывается у привыкших много путешествовать англичанок.

Молодому человеку, который сидел против нее, на вид можно было дать лет двадцать – двадцать пять, и он тоже был совершенно типичным представителем своего класса и своего возраста. Особенно хорош собой он не был, но назвать его невзрачным тоже бы никто не решился; он был не высок и не низок и, судя по тому, как заботливо он ухаживал за своей матерью и по веселому смеху, доносившемуся с их стола, находился с ней в самых дружеских отношениях.

За разговором женщина заметила появление мистера Паркера Пайна. Ее взгляд скользнул по нему с благовоспитанным безразличием. Но он понял, что оценен по достоинству. То есть как англичанин и джентльмен, заслуживающий того, чтобы, при случае, обратиться к нему с вежливой и ни к чему не обязывающей фразой.

Никаких особенных возражений на этот счет у мистера Паркера Пайна не было. Соотечественники, мужчины и женщины, которых он встречал за границей, слегка утомляли его, но он был отнюдь не прочь какое-то время провести в дружеской беседе. Тем более что попытка уклониться от общения в таком маленьком отеле могла бы вызвать напряженность. Эта же женщина, он был уверен, в совершенстве владела тем, что он называл про себя «гостиничным этикетом».

Молодой человек сказал что-то, рассмеялся и ушел с террасы. Его мать взяла свою сумочку, газеты и, усевшись лицом к морю – спиной к мистеру Паркеру Пайну, – развернула номер «Дейли мейл».

Когда, допив кофе, мистер Паркер Пайн снова взглянул в ее направлении, он невольно насторожился: над безмятежным течением его отпуска нависла страшная угроза. Спина женщины говорила об этом с безжалостной выразительностью. В свое время мистер Паркер Пайн немало повидал таких спин. Ее напряженная неподвижность – мистеру Паркеру Пайну не нужно было видеть лица женщины – со всей определенностью говорила, что в ее глазах блестят слезы, удерживаемые лишь огромным усилием воли.

Мистер Паркер Пайн тихонько поднялся и, точно старый матерый кролик – мечта браконьера, крадучись проскользнул в отель. Менее получаса назад его пригласили расписаться в книге для гостей. И сейчас его аккуратно выведенная роспись значилась там: «К. Паркер Панн, Лондон!» Несколькими строчками выше расписались некие миссис Р. Честер и мистер Бэзил Честер, Холм-парк, Девон.

Схватив перо, мистер Паркер Пайн поспешно написал прямо на своей прежней подписи: «Кристофер Пайн». Но если в Польенсе на миссис Р. Честер обрушилось несчастье, следовало постараться ограничить ее возможность обратиться за советом к мистеру Паркеру Пайну.

Количество встреченных за границей соотечественников, заметивших его объявление и знающих его имя постоянно удивляло достойного джентльмена. В Англии тысячи людей, ежедневно читающих «Таймс», совершенно искренне могли бы сказать, что в жизни о нем не слыхали. На чужбине, однако, как он начал подозревать, они читают вести с родины куда более вдумчиво. Ни одна мелочь не ускользала от их внимания – даже колонка объявлений.

Ему уже неоднократно отравляли отдых, заставляя заниматься чужими проблемами, начиная с убийства и заканчивая попыткой шантажа. И теперь на Майорке мистер Паркер Пайн был полон решимости оградить свой покой. Инстинкт же подсказывал ему, что расстроенная пожилая леди могла серьезно этому помешать.

Мистер Паркер Пайн премило устроился в «Пино д'Оро». Неподалеку находился отель побольше, «Марипоза», где проживало множество англичан. Все окрестности были буквально заполнены художниками. По берегу моря можно было прогуляться до рыбацкой деревеньки, где располагался уютный бар, обжитый отдыхающими. Все было очень тихо и мирно. Девушки расхаживали в джинсах и цветастых косынках, которыми укрывали верхнюю часть своего тела. Длинноволосые юноши в беретах, толкущиеся «У Мака», распространялись на такие темы, как ложные ценности и абстракционизм[39] в искусстве.

На следующий после прибытия день мистер Паркер Пайн удостоился со стороны миссис Честер нескольких светских фраз, насчет очарования местной природы и надежд на хорошую погоду. Затем миссис Честер немного поболтала с немецкой леди о вязании и перемолвилась парой слов о политической нестабильности с двумя джентльменами из Дании, тратившими весь свой досуг на то, чтобы от рассвета до заката бродить по окрестностям. В лице юного Бэзила Честера мистер Паркер Пайн обнаружил исключительно приятного собеседника. Молодой человек неизменно называл его «сэр» и вежливо выслушивал все, что бы ему ни вздумалось сообщить. Иногда вечерами после ужина они втроем усаживались на террасе, попивая кофе. На третий день Бэзил, просидев с ними минут десять или около того, ушел, оставив старших наедине.

Они побеседовали о цветах, их выращивании, плачевном состоянии английского фунта, растущей дороговизне отдыха во Франции и трудностях, с которыми в наши дни сталкивается англичанин, желая получить в пять часов прилично заваренный чай.

И каждый вечер мистер Паркер Пайн замечал, как предательски начинают дрожать губы миссис Честер, когда ее сын покидал их. Однако она быстро справлялась со своими чувствами, и беседа непринужденно и мило текла в обозначенном выше русле.

Мало-помалу в их разговорах начал появляться образ Бэзила: какой он был – примерный ученик в школе (представляете, он был среди одиннадцати первых!), как все его любили, как гордился бы им отец, будь он жив, и какой он всегда покладистый, за что миссис Честер так ему благодарна.

– Разумеется, я постоянно твержу ему, что он должен быть с молодежью, но, знаете, ему, кажется, куда больше нравится мое общество, – заметила она с ноткой явного удовлетворения.

И вот тут-то мистер Паркер Пайн забыл об осторожности и, вместо того чтобы ответить одной из тактичных фраз, которые так легко ему удавались, заметил:

– Да, конечно, Здесь очень много молодежи. Не в отеле – в окрестностях.

Миссис Честер тут же помрачнела.

– Да, здесь столько художнике в, – недовольно отозвалась она. – Я, наверное, страшно старомодна, но, в конце концов, я же не против настоящего искусства; к сожалению, для большинства этих молодых людей живопись всего лишь отличный повод бездельничать и везде слоняться. А видели бы вы, сколько они пьют… И девушки тоже.

На следующий день Бэзил сказал мистеру Паркеру Пайну:

– Просто здорово, что вы здесь оказались, сэр. Я имею в виду, для моей матери. Так хорошо, что у нее теперь есть с кем поговорить вечерами…

– А что же вы делали, когда были здесь раньше?

– В основном играли в пикет[40].

– Понятно.

– Только он очень быстро надоедает, этот пикет. Понимаете, у меня здесь появились друзья – страшно веселая компания. Сомневаюсь, чтобы мама одобряла моих новых знакомых.

Он рассмеялся, считая, видно, что это очень забавно.

– Она, знаете, ужасно старомодна. Ее шокируют даже девушки в джинсах!

– Шокируют, – подтвердил мистер Паркер Пайн.

– Я ей говорю: нужно жить в ногу со временем… А у нас в Девоне девушки такие скучные…

– Понимаю, – сказал мистер Паркер Пайн. Все это немало его занимало. Перед ним разворачивалась маленькая драма, в которой ему не было нужды участвовать.

А затем случилось худшее – худшее из того, что, по мнению мистера Паркера Пайна, могло с ним случиться. В местном кафе, в присутствии миссис Честер, он столкнулся с некой экзальтированной особой, остановившейся в Марипозе и – о, ужас! – знакомой с ним.

– Кого я вижу! Да неужто это сам мистер Паркер Пайн? Единственный и неповторимый? – тут же взвизгнула она. – Да не с кем-нибудь, а с Аделой Честер! Вы знакомы? Правда? Остановились в одном и том же отеле? Адела, это же настоящий волшебник, восьмое чудо света, человек, уничтожающий все твои беды одним мановением руки. Как? Ты не знаешь? Не может быть, уж наверное, ты о нем слышала. Ну, как же? Неужели ты не читала его объявления? «Если у вас проблемы, обращайтесь к мистеру Паркеру Пайну». Для него нет решительно ничего невозможного. Семейную пару, готовую перегрызть друг другу глотки, он мигом превратит в образцовую семью. Если вы разочаровались в жизни, он обеспечит вам незабываемые впечатления! Говорю тебе: этот человек – волшебник!

Она еще долго пела ему дифирамбы, изредка прерываемые робкими возражениями мистера Паркера Пайна, которому очень не понравилась задумчивость, появившаяся в обращенном на него взгляде миссис Честер. Еще меньше ему понравилось, когда он увидел ее, возвращающуюся вечером с пляжа, оживленно беседуя с неугомонной поклонницей его талантов.

Развязка наступила скорее, чем он ожидал. Тем же вечером, после кофе, миссис Честер решительно предложила:

– Давайте пройдемте в маленький салон, мистер Пайн. Я хотела бы поговорить с вами.

Мистер Паркер Пайн поклонился и покорился неизбежному.

Самообладание, видимо, уже начало изменять миссис Честер. Как только двери салона закрылись за ними, оно рухнуло. Миссис Честер села в кресло и залилась слезами.

– Мой мальчик, мистер Паркер Пайн! Вы должны спасти его. Мы должны спасти его! Мое сердце разрывается.

– Милая моя леди, как человек совершенно посторонний…

– Нина Уичерли говорит, что вы можете все. Говорит, я должна полностью вам довериться. Советует ничего от вас не скрывать – и тогда вы непременно поможете.

Прокляв про себя восторженную Нину Уичерли, мистер Паркер Пайн смирился и приступил к делу.

– Что ж, давайте проясним ситуацию. Женщина, я полагаю?

– Он говорил вам о ней?

– Я догадался.

Слова неудержимым потоком хлынули из миссис Честер. Девица чудовищна. Пьет, сквернословит и носит на себе так мало одежды, что не всякий эту одежду разглядит. Еще у нее есть сестра, которая живет здесь же, а у той – муж художник и датчанин. Общество, в котором они вращаются, не менее ужасно. Половина из них живет друг с другом, не состоя в браке. Бэзил совершенно переменился. Он всегда был таким тихим, спокойным мальчиком… Интересовался серьезными вещами… Думал заняться археологией…

– Вот! – заметил мистер Паркер Пайн. – А природа этого не терпит.

– То есть?

– Для молодого человека противоестественно интересоваться серьезными вещами. Он должен интересоваться девушками. Причем как можно в большем количестве и наиболее ужасными.

– Умоляю вас, не шутите так, мистер Паркер Пайн.

– Я абсолютно серьезен. Кстати, не та ли эта девушка, что была с вами вчера за чаем?

Мистер Паркер Пайн отлично ее помнил: серые фланелевые брюки, алый платок, небрежно завязанный узлом между лопатками, ярко-красная помада… Еще он помнил, что чаю она предпочла коктейль.

– Так вы ее видели? Чудовище, не правда ли? Раньше Бэзил восхищался совершенно другими девушками.

– Вам не кажется, что вы оставляли ему не слишком много возможностей восхищаться девушками?

– Я?

– Ему слишком нравилось ваше общество! Скверно… Однако, думаю, все обойдется, если только вы не будете торопить события.

– Вы не понимаете! Он хочет жениться на этой… Бетти Грегг! Они уже помолвлены.

– Дело зашло так далеко?

– Да. Мистер Паркер Пайн, вы обязаны что-то сделать. Предотвратить эту ужасную женитьбу. Эта девица разрушит моему мальчику всю жизнь.

– Жизнь человека может разрушить только он сам – и никто другой.

– Жизнь Бэзила можно разрушить! – уверенно заявила миссис Честер.

– Бэзил меня не беспокоит, – заметил мистер Паркер Пайн.

– Вас что же, беспокоит эта девица?

– Нет, миссис Честер, вы. Точнее, личность, которую вы в себе губите.

Миссис Честер взглянула на него с некоторым недоумением.

– Что есть жизнь между двадцатью и сорока годами? – вопросил мистер Паркер Пайн. – Темница, сотканная из межличностных эмоциональных связей! Так есть и так должно быть. Это жизнь. Но позже.., позже она вступает в новое качество. Вы можете размышлять, наблюдать ее со стороны, узнавать кое-что новое о людях и почти всю правду о себе. Жизнь становится настоящей, она обретает смысл. Вы видите ее в целом – не как отдельный эпизод, в котором вы задействованы как актер на сцене. Ни один мужчина и ни одна женщина не может считать себя совершенно самой собой до сорока пяти. Только тогда индивидуальность получает шанс проявиться.

– Но я была так занята Бэзилом… Он был для меня всем.

– А не должен был быть. За это вы теперь и расплачиваетесь. Любите его сколько угодно, только не забывайте, что вы – Адела Честер, личность, а не только мать Бэзила.

– Если его жизнь будет разрушена, это разобьет мне сердце, – возразила мать Бэзила.

Мистер Паркер Пайн взглянул на ее тонкое лицо, на печально опущенные уголки губ… Она все еще была привлекательной женщиной. Он не хотел, чтобы она страдала.

– Что ж, я посмотрю, что можно сделать, – сказал он и отправился разыскивать Бэзила.

Тот, казалось, давно уже мечтал поговорить с Паркером Пайном и принялся с жаром отстаивать свои позиции.

– Все это чертовски неприятно. С матерью говорить без толку. Предрассудки, ограниченность. Если бы только она от этого избавилась, то увидела бы, какая Бетти замечательная и…

– А что сама Бетти?

Бэзил вздохнул.

– Черт! С ней тоже нелегко. Если бы она хоть чуточку уступила – я имею в виду, хоть день не красила губы… Может, в этом все дело. Но такое чувство, что при матери она просто из кожи вон лезет, чтобы выглядеть еще – ну.., современней, что ли…

Мистер Паркер Пайн улыбнулся.

– Мать и Бетти – самые дорогие для меня люди! – раздраженно продолжал Бэзил. – Кажется, могли бы и поладить.

– В жизни не все идет так, как нам того хочется, молодой человек, – заметил мистер Паркер Панн.

– Вот если бы мы сейчас пошли к Бетти и вы поговорили бы с ней обо всем этом?

Мистер Паркер Пайн с готовностью принял приглашение.

Бетти с сестрой и ее мужем жили в небольшом ветхом строении чуть в стороне от моря. Их быт радовал простотой. Обстановка состояла из стола, кроватей и трех стульев. Встроенный в стену буфет, помимо самой необходимой посуды, был пуст.

Ганс оказался беспокойным молодым человеком с огромной копной непослушных светлых волос. Он изъяснялся на ломаном английском, делал это с невероятной скоростью и при этом неутомимо расхаживал по комнате. Стелла, его жена, была маленькой и милой. У Бетти Грегг оказались рыжие волосы, веснушки и озорные глаза. Мистер Паркер Пайн отметил, что накрашена она куда меньше, чем это было вчера в «Пино д'Оро».

Она подала ему коктейль и подмигнула.

– Вас тоже втянули в эту заварушку? Мистер Паркер Пайн кивнул.

– И на чьей же вы стороне, господин судья? Молодых влюбленных или непримиримой леди?

– А можно задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Много ли такта вы проявляете в этой истории?

– И не думала проявлять, – честно призналась мисс Грегг. – Как только я вижу эту дамочку, мне тут же хочется делать ей все назло.

Оглянувшись, она убедилась, что Бэзил находится вне пределов слышимости, и продолжила:

– Она меня просто бесит. Не отпускает Бэзила ни на шаг от своей юбки, а ему сколько лет-то уже! Мужчина, который позволяет так с собой обращаться, должен быть полным идиотом. А Бэзил вовсе не идиот. Просто она злоупотребляет своим положением.

– Ну, не так уж это и плохо. Не совсем, как говорится, в духе времени, но и только.

Бетти Грегг неожиданно подмигнула.

– Что-то вроде того, как прячут на чердак чиппендейловские кресла, когда в моду входят викторианские?[41] А потом стаскивают их вниз и говорят: «Ну разве они не прекрасны?»

– Что-то в таком духе.

Бетти Грегг задумалась.

– Может, вы и правы. Буду с вами откровенной. Бэзил сам во всем виноват. Видели бы вы, как он боялся, что я произведу плохое впечатление на его обожаемую матушку. Меня это просто из себя выводило. Подозреваю, надави она на него посильнее, он бы тотчас же меня бросил.

– Возможно, – согласился мистер Паркер Пайн, – если б она нашла правильный подход.

– Уж не собираетесь ли вы ей его подсказать? Сама-то она ни за что не додумается. Будет упорно сидеть с осуждающим видом, а этого явно маловато. Но с вашей подсказки…

Она закусила губу и подняла на мистера Паркера Пайна свои голубые глаза.

– Знаете, а я ведь о вас слышала. Считается, что вы больше других знаете о человеческой натуре. И что же вы думаете о нас с Бэзилом? Есть у нас шанс или нет?

– Сначала я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Тест на совместимость? Отлично, давайте.

– Вы закрываете окна на ночь?

– Никогда. Люблю свежий воздух.

– У вас с Бэзилом одинаковые предпочтения в пище?

– Да.

– Вы любите ложиться рано или поздно?

– Ну, между нами говоря, рано. Если не лягу спать в половине одиннадцатого, то вся измучаюсь, а утром буду чувствовать себя совершенно разбитой. Но, надеюсь, это между нами.

– Вы должны отлично подойти друг другу, – решил мистер Паркер Пайн.

– На редкость поверхностный тест.

– Отнюдь. Я знаю несколько браков, окончательно распавшихся только потому, что муж любил засиживаться до полуночи, а жена засыпала в половине десятого – или наоборот.

– Какая жалость, – заметила Бетти, – что люди не могут быть счастливы все одновременно. Представить только: я, Бэзил и его мать, благословляющая нас.

Мистер Паркер Пайн кашлянул.

– Думаю, – сказал он, – это можно устроить. Бетти недоверчиво посмотрела на него.

– Вы, часом, меня не дурачите?

Лицо мистера Паркера Пайна осталось бесстрастным.



Отчет, представленный им Аделе Честер, был успокаивающим, но не совсем определенным. В конце концов, помолвка далеко еще не женитьба. Сам он уезжает на неделю в Сольер и на время своего отсутствия рекомендует ей не обострять ситуацию. Пусть думают, что она уступила.

Он провел очаровательную неделю в Сольере.

По возвращении же обнаружил, что события приняли совершенно неожиданный оборот.

Первое, что он увидел, ступив на террасу «Пино д'Оро», были миссис Честер и Бетти Грегг за чаем. Бэзила с ними не было. Миссис Честер выглядела постаревшей. Да и у Бетти вид был неважный. Казалось, она вообще забыла накраситься, а ее веки покраснели, словно она недавно плакала.

Они тепло его поприветствовали, но о Бэзиле не было сказано ни слова.

Неожиданно Бетти резко вдохнула, словно от острой боли, и мистер Паркер Пайн оглянулся.

По ступеням, ведущим на террасу с пляжа, поднимался Бэзил Честер. Рядом с ним шла девушка такой необыкновенной красоты, что просто дух захватывало. Кожа у нее была восхитительно смуглой, а фигура изумительно женственная, что никак нельзя было не заметить, учитывая, что скрывалась она лишь бледно-голубой призрачной хламидой[42]. Обилие румян цвета охры и ярко-оранжевая губная помада только подчеркивали ее удивительную красоту. Что до юного Бэзила, он, казалось, был совершенно не в силах оторвать от нее глаз.

– Ты сильно опоздал, Бэзил, – заметила его мать. – Ты же обещал повести Бетти ужинать.

– Ох, это я виновата, – томно протянула прекрасная незнакомка. – Но нам было так хорошо вместе…

– Ангел мой, – повернулась она к Бэзилу, – принеси мне что-нибудь покрепче.

Она скинула босоножки и вытянула восхитительные ноги с ухоженными ногтями изумрудно-зеленого оттенка – под цвет ногтям на руках.

На женщин она не обратила ни малейшего внимания, зато доверительно наклонилась к мистеру Паркеру Пайну.

– Ужасный остров, – сообщила она. – Я просто умирала от скуки, пока не повстречала Бэзила. Он такой душка!

– Мистер Паркер Пайн – мисс Рамона, – представила их друг другу миссис Честер.

Девушка поблагодарила ее небрежной улыбкой.

– Я буду звать вас просто Паркер, – решила она. – А вы зовите меня Долорес.

Вернулся Бэзил с напитками. Теперь мисс Рамона оказывала внимание (выражавшееся большей частью в томных взглядах) не только Бэзилу, но и мистеру Паркеру Пайну. Присутствия за столом других дам она как будто не замечала вовсе. Раз или два Бетти пыталась вступить в беседу, но всякий раз мисс Рамона смотрела на нее с величайшим удивлением и зевала.

Наконец она поднялась.

– Думаю, мне пора. Я остановилась в другом отеле. Кто-нибудь меня проводит?

Бэзил поспешно вскочил.

– Бэзил, дорогой… – одернула его миссис Честер.

– Я скоро вернусь, ма.

– Разве можно огорчать маму? – поинтересовалась мисс Рамона ни у кого в особенности. – Примерные мальчики никогда так не поступают.

Бэзил покраснел и замялся. Долорес Рамона одарила мистера Паркера Пайна ослепительной улыбкой, кивнула в пространство рядом с миссис Честер и удалилась, сопровождаемая Бэзилом.

За столом воцарилось гнетущее молчание, и мистер Паркер Пайн совершенно не собирался нарушать его первым. Бетти, стиснув ладони, смотрела на море. Миссис Честер сидела красная, ее переполняло возмущение.

– Ну, и как вам наше новое знакомство? – прервала наконец тишину Бетти не совсем ровным голосом.

– Довольно.., э.., экзотично, – осторожно ответил мистер Паркер Пайн.

– Экзотично? – У Бетти вырвался нервный смешок.

– Она чудовищна, чудовищна! – воскликнула миссис Честер. – Бэзил, должно быть, сошел с ума!

– С Бэзилом все в порядке, – резко возразила Бетти.

– Ее ногти! – содрогнувшись от отвращения, вспомнила миссис Честер.

Неожиданно Бетти поднялась.

– Думаю, миссис Честер, мне лучше пойти домой. Бог с ним, с ужином.

– Но, дорогая, Бэзил будет так расстроен!

– Вы думаете? – коротко рассмеялась девушка. – И все же, я лучше пойду. Голова страшно разболелась.

Она улыбнулась им и ушла. Миссис Честер повернулась к мистеру Паркеру Пайну.

– Чего бы я только не отдала, чтобы мы никогда сюда не приезжали. Никогда!

Мистер Паркер Пайн сочувственно покачал головой.

– И зачем вы только уехали? – простонала миссис Честер. – Останься вы здесь, ничего этого не случилось бы. Отмалчиваться дальше было решительно невозможно.

– Милая моя леди, – ответил мистер Паркер Пайн. – Уверяю вас: когда дело касается хорошеньких девушек, я не имею на вашего сына ни малейшего влияния. У него, по-видимому, очень.., э.., впечатлительная натура.

– Он не был таким раньше, – возразила миссис Честер сквозь слезы.

– Ну, – заметил мистер Паркер Пайн с наигранной бодростью, – зато это новое увлечение, похоже, не оставило камня на камне от чувств, которые он питал к мисс Грегг. Этим ведь можно утешаться, верно?

– Не понимаю, о чем вы. Бетти – милое дитя и предана Бэзилу всей душой. Очень достойно переносит выпавшие нам испытания. Мой сын, должно быть, слеп.

Мистер Паркер Пайн выслушал это не моргнув глазом. Подобную непоследовательность он замечал в лучшей половине человечества и раньше. Поэтому он только мягко сказал:

– Ну-ну, какое там слеп. Просто увлечен.

– Эта особа – итальянка. Она решительно невозможна.

– Зато весьма привлекательна.

Миссис Честер презрительно фыркнула. В этот момент на террасу взбежал Бэзил.

– Привет, ма! – бросил он. – Вот и я. А где Бетти?

– У нее разболелась голова, и она ушла домой. Что неудивительно.

– Опять, значит, дуется, – заметил Бэзил.

– Я считаю, твое отношение к Бетти совершенно недопустимо.

– Бога ради, ма, не начинай снова. Если она собирается устраивать сцены всякий раз, как я перемолвлюсь словечком с другой женщиной, хорошенькая же у нас будет жизнь!

– Вы обручены.

– Да помню я, помню. Но это вовсе не значит, что у каждого из нас не может быть каких-то знакомых. В наши дни люди должны жить так, как им хочется, и не мешать жить другим.

Он помолчал.

– Слушай, если уж Бетти с нами не ужинает… Я, пожалуй, вернусь в «Марипозу». Меня приглашали…

– О Бэзил!

Молодой человек раздраженно передернул плечами и сбежал вниз по лестнице.

Его мать красноречиво посмотрела на мистера Паркера Пайна.

– Видите? – сказала она.

Он видел.

Развязка наступила парой дней позже. Бетти и Бэзил договорились отправиться на пикник и провести весь день на природе. Однако, зайдя утром в «Пино д'Оро», Бетти обнаружила, что Бэзил начисто забыл об их планах, отправился с компанией Долорес Рамоны на острова и вернется лишь вечером.

Девушка сжала губы, но промолчала. Вскоре, однако, она поднялась с кресла и решительно подошла к миссис Честер. На террасе, кроме них, не было ни души.

– Все это в порядке вещей, – заявила она. – Не о чем и беспокоиться. Только.., наверное.., знаете.., пора уже с этим покончить.

С этими словами она сняла с пальца перстень, который подарил ей Бэзил, – настоящее обручальное кольцо он собирался купить позже.

– Вы не передадите ему это, миссис Честер? И скажите, что все в порядке и чтобы он не беспокоился…

– Бетти, дорогая, нет! Он ведь любит тебя, правда, любит.

– И делает все, чтобы доказать это. – Бетти горько рассмеялась. – Нет, кое-какая гордость у меня еще осталась. Скажите ему, что все в порядке и.., и что я желаю ему счастья.

Когда на закате Бэзил вернулся в отель, его ожидала буря.

При виде кольца он немного покраснел.

– Ого! Даже так? Ну, может, оно и лучше.

– Бэзил!

– Да ладно тебе, ма, все равно последнее время мы не очень-то и ладили.

– И чья же это вина?

– Не думаю, что только моя. Ревность – отвратительная штука, но, честно говоря, я не совсем понимаю, чего ты-то так разволновалась. Сама ведь умоляла меня отказаться от Бетти.

– Это было до того, как я узнала ее получше. Бэзил, дорогой мой, ты же не думаешь.., жениться на этой…

Бэзил Честер спокойно ответил:

– Как только она согласится. Только, боюсь, она не согласится.

Холодные мурашки пробежали по спине миссис Честер, и она незамедлительно отправилась на поиски мистера Паркера Пайна. Тот сидел в укромном уголке и безмятежно читал книгу.

– Вы должны что-то сделать! – набросилась на него миссис Честер. – Должны что-то сделать! Жизнь моего сына рушится на моих глазах.

– Да что же я могу? – осведомился мистер Паркер Пайн, порядком утомленный непрестанно рушащейся жизнью Бэзила Честера.

– Пойти и поговорить с этим ужасным созданием. Если нужно, откупиться от нее.

– Боюсь, это слишком дорого обойдется.

– Не важно.

– Очень трогательно, но, возможно, есть и другие способы…

Миссис Честер вопросительно посмотрела на него.

– Я ничего не обещаю, – сказал он, покачав головой, – просто посмотрю, что можно здесь сделать. Мне знаком этот тип женщин. И кстати: ни слова Бэзилу. Это все погубит.

– Конечно нет.

Из «Марипозы» мистер Паркер Пайн вернулся только к полуночи. Миссис Честер ждала его на террасе.

– Ну? – выдохнула она.

В глазах мистера Паркера Пайна мелькнул огонек.

– Завтра утром сеньорита Долорес Рамона покинет Польенсу, а к вечеру – и вообще остров.

– О! Мистер! Паркер! Пайн! Как вам удалось это?

– Без единого, как говорится, цента. – В его глазах снова вспыхнул огонек. – Я был почти уверен, что смогу убедить ее, и, как видите, убедил!

– Нина Уичерли была права. Вы просто волшебник! Вы обязаны сказать мне, сколько.., э…

– Ни пенни. Это было для меня развлечением. Надеюсь, все кончится хорошо. Разумеется, когда мальчик узнает, что она внезапно исчезла и даже не оставила адреса, он будет страшно расстроен. Просто будьте с ним поласковей пару недель.

– Если бы только Бетти смогла простить его…

– Простит, можете не сомневаться. Они прекрасная пара. Между прочим, я тоже завтра уезжаю.

– Ох, мистер Паркер Пайн, нам будет так не хватать вас.

– Нет уж, лучше мне уехать, пока ваш отпрыск не поддался очередному увлечению.



Облокотившись о перила, мистер Паркер Пайн смотрел с парохода на огни Пальмы. Рядом стояла Долорес Рамона.

– Отличная работа, Мадлен, – говорил он ей с искренним восхищением. – Хорошо, что я догадался вызвать вас телеграммой. Вы ведь у нас такая домоседка…

– Рада была помочь, – просто ответила Маделейн дэ Сара, она же Долорес Рамона, она же Мэгги Сайерс. – И потом, полезно иногда сменить обстановку. Я, пожалуй, пойду вниз и прилягу, пока мы не отплыли. Моряк из меня неважный.

Несколькими минутами позже на плечо мистера Паркера Пайна опустилась чья-то рука. Обернувшись, он увидел Бэзила Честера.

– Вот, пришел с вами попрощаться. Бетти просила передать, что вы прелесть. Ну, и огромное вам спасибо от нас обоих. Отличный спектакль. Бетти и ма теперь лучшие подруги. Чуточку стыдно перед ма, что пришлось обманывать ее, но, в конце концов, она сама виновата Ладно, главное, все хорошо закончилось. Теперь бы не забыть, что еще пару дней сердце у меня совершенно разбито, и все. Мы просто ужас как вам благодарны, мистер Паркер Паин, Бетти и я.

– Желаю вам всяческого счастья, – улыбнулся тот – Спасибо.

После небольшой паузы Бэзил с каким-то уж чрезмерным равнодушием поинтересовался:

– А мисс.., мисс де Сара.., она поблизости? Хотелось бы поблагодарить и ее тоже.

Мистер Паркер Пайн пристально взглянул на молодого человека.

– Боюсь, мисс де Сара уже легла, – сообщил он.

– Жаль… Ну что ж, возможно, мы как-нибудь увидимся в Лондоне.

– Вообще-то по прибытии она почти тотчас же уезжает по моим делам в Америку.

– О! – тусклым голосом отозвался Бэзил.

– Ну мне наверное, пора.

Мистер Паркер Пайн улыбнулся. По дороге в свою каюту он постучался к Мадлен.

– Как вы, моя милая? Все в порядке? Наведывался наш юный друг. Обычное обострение мадленита[43]. Ничего страшного. Через день-другой пройдет. Но до чего же все-таки заразная болезнь!

Тайна регаты

Мистер Айзек Пойнтц вынул изо рта сигару и одобрительно произнес:

– Милое местечко.

Подтвердив таким образом свое одобрение гавани Дартмут, он вернул сигару на место и огляделся с видом человека, совершенно довольного собой, окружающими и жизнью в целом.

Что касается довольства самим собой, то оно было вполне обоснованным – в свои пятьдесят восемь мистер Айзек Пойнтц сохранил прекрасное здоровье и отличную форму, возможно, с легким намеком на полноту. Это вовсе не означало, что мистер Пойнтц выглядел тучным – нет, отнюдь. Да и ловко сидящий на нем костюм яхтсмена никак не позволял отнести его к разряду стареющих и толстеющих джентльменов. Костюм этот был безукоризнен до самой последней пуговки и самой крохотной складки, так что у смуглого и слегка восточного типа лица мистера Пойнтца, осененного козырьком спортивной кепки, были все основания излучать уверенность и покой.

Что до окружающих, то имелись в виду, конечно, спутники мистера Пойнтца: его компаньон Лео Штейн, сэр Джордж и леди Мэрроуэй, мистер Сэмюель Лезерн – чисто деловое знакомство – со своей дочерью Евой, миссис Растингтон и Эван Левеллин.

Общество только что вернулось с прогулки на принадлежащей мистеру Пойнтцу яхте «Веселушка». Утром они наблюдали за гонками парусников и теперь вернулись на сушу ненадолго отдаться во власть ярмарочных развлечений: поиграть в кокосовый кегельбан, прокатиться на карусели и посмотреть на Человека-паука и Невероятно Толстую Женщину. Можно не сомневаться, что, если кто и был в восторге от подобных развлечений, то это Ева Лезерн; так что, когда мистер Пойнтц предложил наконец обеденный перерыв, чтобы отправиться в «Ройал Джордж», ее голос оказался единственным против.

– Ой, мистер Пойнтц, а я еще хотела, чтобы Настоящая Цыганка предсказала мне судьбу в этой своей кибитке!

Несмотря на серьезные сомнения в подлинности вышеупомянутой настоящей цыганки, мистер Пойнтц снисходительно уступил.

– Ева просто без ума от ярмарки, – извиняющимся тоном проговорил мистер Лезерн. – Не обращайте внимания, если нам действительно пора.

– Времени предостаточно, – благожелательно ответил мистер Пойнтц.

– Пусть юная леди развлекается. А я пока выставлю тебя в дартс, Лео.

– Двадцать пять и больше получают приз! – высоким гнусавым голосом выкрикнул хозяин павильона.

– Ставлю пятерку, что наберу больше, – заявил Пойнтц.

– Идет! – с готовностью согласился Штейн. Вскоре мужчины с головой ушли в сражение.

– Кажется, Ева не единственный ребенок в нашей компании, – шепнула леди Мэрроуэй Эвану Левеллину.

Тот согласно, но отсутствующе улыбнулся. Подобная рассеянность отмечалась в нем с самого утра. А некоторые из его ответов позволяли предположить, что он вообще не слышит, о чем его спрашивают.

Оставив его в покое, Памела Мэрроуэй сообщила мужу:

– У этого молодого человека определенно что-то на уме.

– А может, кто-то? – пробормотал сэр Джордж, многозначительно показывая глазами на Джанет Растингтон.

Леди Мэрроуэй слегка нахмурилась. Это была высокая и изящная, исключительно ухоженная женщина. Алый лак ее ногтей прекрасно гармонировал с темно-красными коралловыми серьгами. Глаза у нее были темные и очень зоркие. Взгляд прозрачно-голубых глаз сэра Джорджа, несмотря на его беспечные манеры добросердечного английского джентльмена, был так же зорок и цепок.

Если Айзек Пойнтц и Лео Штейн большую часть своей жизни проводили на Хаттон-Гарден, торгуя алмазами, сэр Джордж и леди Мэрроуэй принадлежали к другому миру – миру Французской Ривьеры, гольфа на Сен-Жан-де-Люз и зимних ванн на Мадейре.

С виду это были сущие цветы, что растут, не ведая ни забот, ни хлопот, но, возможно, впечатление это было и не совсем верным. Разные бывают заботы и совсем уж разные хлопоты.

– Ну вот, ребенок возвращается, – заметил Эван Левеллин, повернувшись к миссис Растингтон.

В этом смуглом молодом человеке было нечто от голодного волка, что некоторые женщины находят весьма привлекательным. Но вот находила ли его таким миссис Растингтон, оставалось совершенно неясно. Она была не из тех, о ком говорят: «душа нараспашку». Миссис Растингтон рано и неудачно вышла замуж, меньше чем через год брак был расторгнут, и хотя манеры ее были неизменно очаровательны, это наложило на нее некий отпечаток отчуждения и замкнутости.

Ева Лезерн вприпрыжку вернулась к взрослым, оживленно тряся своими длинными светлыми волосами. Ей было только пятнадцать, и она в полной мере обладала присущей этому возрасту нескладностью и неистощимым запасом энергии.

– Я выйду замуж в семнадцать, – не успев отдышаться, объявила она, – за жутко богатого человека, и у нас будет шестеро детей, а вторник и четверг – мои счастливые дни, и мне всегда нужно носить что-нибудь зеленое или голубое, и мой камень изумруд и…

– Ладно, цыпленок, доскажешь по дороге, – остановил ее отец.

Мистер Лезерн был высоким светловолосым мужчиной с внешностью язвенника и некоторым налетом скорби на лице.

Мистер Пойнтц и его компаньон оторвались от своего состязания. Первый довольно посмеивался, мистер Штейн выглядел расстроенным.

– Вопрос удачи, – оправдывался он.

– Мастерство, мой мальчик, мастерство! – возразил мистер Пойнтц, жизнерадостно хлопая себя по карману. – Пятерку я таки с тебя снял. Мой старикан, вот тот был первоклассным игроком. Ну, господа, пора двигать. Тебе все предсказали, Ева? Предупредили, чтобы остерегалась жгучего брюнета?

– Брюнетку, – поправила Ева. – Она косоглазая и может наделать кучу неприятностей, если я не уберегусь. И еще я выйду замуж в семнадцать…

И она весело умчалась вперед, предоставив компании догонять ее по пути в «Ройал Джордж».

Обед был заранее заказан предусмотрительным мистером Пойнтцем, и официант, кланяясь, провел их на второй этаж в частные апартаменты. Круглый стол оказался уже накрыт. Огромное окно, выходящее на портовую площадь, было распахнуто, пропуская шум ярмарки и хриплый визг трех каруселей, каждая из которых скрипела на свой особый лад.

– Лучше закрыть его, если мы хотим друг друга слышать, – заметил мистер Пойнтц, подкрепляя свои слова делом.

Все расселись вокруг стола, и мистер Пойнтц с сияющим видом обвел взглядом своих гостей. Он чувствовал, что им хорошо, а ему нравилось делать людям приятное. И вот они все здесь…

Леди Мэрроуэй… Очаровательная женщина! Не совершенство, конечно, – он прекрасно отдавал себе отчет, что те, кого он привык именовать «сливками общества», вряд ли пришли бы в восторг, обнаружив чету Мэрроуэй в своем кругу, но, с другой стороны, о существовании Айзека Пойнтца эти самые «сливки» вовсе и не подозревали. В любом случае леди Мэрроуэй – чертовски привлекательная женщина, и он готов был смотреть сквозь пальцы на ее вчерашние передергивания за бриджем. Вот в отношении сэра Джорджа подобная снисходительность давалась ему куда труднее. У парня совершенно рыбьи глаза. Так и смотрит, где чего урвать. Только зря он надеется поживиться за счет старого Пойнтца. Уж об этом он позаботится.

Сэмюель Лезерн… Парень, в общем, неплохой. Болтливый, конечно, как и большинство американцев, – обожает рассказывать какие-то нудные бесконечные истории. И эта его отвратительная привычка – требовать точных цифр… Каково население Дартмута? В каком году построен Морской колледж? И так без конца. Видимо, думает, что его хозяин что-то вроде ходячего «Бедекера». Вот Ева – милый живой ребенок, подшучивать над ней – одно удовольствие. Голос словно у коростеля, но прекрасно знает, чего ей надо. Сообразительная юная леди.

Молодой Левеллин… Что-то он подозрительно затих. Похоже, усиленно размышляет. Гол как сокол, по всей вероятности. Обычное дело с этими писателями. Очень может быть, неравнодушен к Джанет Растингтон. Что ж, хороший выбор. Привлекательна и умна к тому же. Не высовывается со своей писаниной. Послушаешь, как говорит, ни в жизнь не поверишь, что сочиняет такую заумь.

Ну и, конечно, старина Лео! Этот с годами не худеет и не молодеет. И в блаженном неведении, что в эту самую минуту его партнер подумал о нем точно так же. Мистер Пойнтц исправил заблуждение мистера Лезерна о происхождении сардин из Корнуолла, а не Девона и приготовился получить полное удовольствие от обеда.

– Мистер Пойнтц, – проговорила Ева, когда перед каждым оказалось по дымящейся тарелке с макрелью и официанты покинули комнату.

– Да, юная леди.

– А тот большой бриллиант у вас и сейчас с собой? Ну тот, который вы показывали нам вчера вечером и еще говорили, что никогда с ним не расстаетесь?

Мистер Пойнтц добродушно рассмеялся.

– Точно. Я называю его своим талисманом. Естественно, он при мне.

– А мне кажется, это жутко опасно. Кто-нибудь может украсть его. Например, в толпе – на ярмарке.

– Вряд ли, – возразил мистер Пойнтц. – Я, знаете ли, хорошенько на этот счет позаботился.

– Но могут же? – настаивала Ева. – У нас вон полно гангстеров. Наверняка ведь в Англии тоже?

– Ну, «Утренней Звезды» им не видать как своих ушей! – заявил мистер Пойнтц. – Во-первых, она в особом внутреннем кармане. Старый Пойнтц свое дело знает. «Утреннюю Звезду» не сможет украсть никто.

Ева рассмеялась.

– Вот еще! Спорим, я смогу?

– А спорим, не сможете! – подмигнул ей мистер Пойнтц.

– Да клянусь вам, у меня получится! Я обдумала все вчера вечером, когда легла спать, – после того как вы за ужином всем показывали камень. Я придумала исключительно хитроумный план.

– И какой же?

Ева склонила голову набок, и ее светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам.

– Ну, пока не скажу. На что спорим, что мне это удастся?

В голове мистера Пойнтца пронеслись воспоминания его юности.

– Полдюжины пар перчаток, – предложил он.

– Перчатки! – презрительно протянула Ева. – Да кто ж их теперь носит?

– Ну, а шелковые чулки?

– А что! Сегодня утром как раз поползла моя лучшая пара!

– Ну вот и отлично. Ставлю полдюжины лучших шелковых чулок!

– Ооо! – благоговейно выдохнула Ева. – А что хотите вы?

– Ну, а мне нужен новый кисет.

– Отлично. Вот это сделка! Хотя, конечно, кисета вам не видать. Теперь слушайте, что вы должны сделать. Нужно пустить бриллиант по кругу, как вчера, чтобы каждый мог его посмотреть…

В комнату вошли официанты, чтобы заменить тарелки, и Ева смолкла. Принимаясь за цыпленка, мистер Пойнтц заметил:

– Но запомните, юная леди. Чтобы все было по-честному, я вызову полицию и вас обыщут.

– Да ради бога. Только зачем так уж по-настоящему? Леди Мэрроуэй или миссис Растингтон обыщут нисколько не хуже.

– Тогда решено, – согласился мистер Пойнтц. – Кем вы, кстати, собираетесь стать, юная леди? Уж не намереваетесь ли специализироваться на краже драгоценностей?

– Ну, если это окупается…

– Если вам удастся фокус с «Утренней Звездой», это вполне окупится. Даже если распилить его, камень будет стоить больше тридцати тысяч фунтов.

– Ничего себе! – ахнула явно потрясенная Ева. – А сколько это будет в долларах?

Леди Мэрроуэй издала удивленное восклицание.

– И вы носите при себе такой камень? – с упреком проговорила она. – Тридцать тысяч фунтов!

Ее темные ресницы вздрогнули.

– Большие деньги, – мягко заметила миссис Растингтон. – И потом, очарование самого камня… Он прекрасен.

– Обычный кусок угля, – вставил Эван Левеллин.

– Мне всегда представлялось, – заметил сэр Джордж, – что в краже драгоценностей самое сложное – продать их. Перекупщик вечно забирает львиную долю… Хм… Так о чем это я?

– Ну, давайте, – возбужденно перебила его Ева. – Давайте начинать. Доставайте свой бриллиант и повторяйте все, что говорили про него вчера вечером.

– Прошу прощения за своего отпрыска. Она слишком возбуждена, – вставил мистер Лезерн своим низким печальным голосом.

– Да ладно тебе, па, – нетерпеливо воскликнула Ева. – Ну, давайте же, мистер Пойнтц!

Улыбаясь, тот пошарил во внутреннем кармане и вытащил что-то наружу. На его ладони, поблескивая в электрическом свете, лежал крупный камень. Бриллиант…

Затем мистер Пойнтц не без труда, по мере возможности, восстановил свою вчерашнюю речь на «Веселушке».

– Не желают ли леди и джентльмены взглянуть поближе? Это необычайно красивый камень. Я называю его «Утренней Звездой», и он для меня что-то вроде талисмана – всегда и всюду со мной. Вот полюбуйтесь.

Он протянул бриллиант леди Мэрроуэй, которая взяла его, восхищенно ахнула и передала мистеру Лезерну, весьма натянуто молвившему: «Довольно мил. Да, определенно, мил…» и, в свою очередь, передавшему его Левелину.

На этом месте в процедуре произошла легкая заминка, вызванная появлением официантов. Когда они удалились, Эван, заметив: «Очень крупный камень», передал его Лео Штейну, который не стал утруждать себя комментариями и поскорее отдал бриллиант Еве.

– Как он прекрасен! – вскричала та высоким театральным голосом, тут же сменившимся испуганным восклицанием, когда бриллиант выскользнул у нее из руки:

– Ой, я его уронила!

Она оттолкнула стул и нырнула под стол. Сэр Джордж, сидевший от нее слева, нагнулся тоже. В общей суматохе кто-то смахнул со стола бокал. Штейн, Левеллин и миссис Растингтон приняли участие в поисках. Под конец к ним присоединилась и леди Мэрроуэй.

Мистер Пойнтц остался в стороне от суматохи. Он невозмутимо сидел за столом, с саркастической улыбкой потягивая вино.

– О Боже! – вскричала Ева все в той же театральной манере. – Какой ужас! Но куда же он мог закатиться? Его нигде нет!

Один за другим участники поисков выбрались из-под стола.

– Исчез, как и не бывало, Пойнтц, – широко улыбаясь, объявил сэр Джордж.

– Неплохо проделано, – согласился мистер Пойнтц, одобрительно кивая. – Из вас выйдет прекрасная актриса, Ева. Вопрос лишь в том, спрятали вы его в комнате или на себе?

– Обыскивайте меня, – драматическим тоном предложила Ева.

Мистер Пойнтц поискал глазами и, обнаружив в углу комнаты большую зеленую ширму, кивнул в ее сторону и вопросительно посмотрел на леди Мэрроуэй и миссис Растингтон.

– Если кто-нибудь из дам будет столь любезен…

– Ну, конечно, – улыбаясь, согласилась леди Мэрроуэй.

Обе женщины поднялись.

– Не волнуйтесь, мистер Пойнтц, – пообещала леди Мэрроуэй, – сделаем все как надо.

Они исчезли за ширмой.

В комнате становилось душно, и Эван Левеллин распахнул окно. Бросив монетку проходившему внизу разносчику газет, он ловко подхватил свежий выпуск.

– В Венгрии неспокойно, – сообщил он, развернув его.

– Это местная? – поинтересовался сэр Джордж. – Взгляните, пожалуйста… Меня интересует одна лошадка. Должна была бежать сегодня в Хэлдоне. Ее зовут Шустрый Мальчик.

– Лео, – заметил мистер Пойнтц, – запри пока дверь. Ни к чему этим чертовым официантам сновать тут взад-вперед, пока мы не закончили.

– За Шустрого Мальчика выдача три к одному, – объявил Эван.

– Ерунда! – поморщился сэр Джордж.

– В основном новости регаты, – сообщил Эван, проглядывая газету.

Из-за ширмы появилась женская часть общества.

– Ничего нет. Пусто, – объявила Джанет Растингтон.

– Можете мне поверить: бриллианта у нее нет, – подтвердила леди Мэрроуэй.

Мистер Пойнтц подумал, что как раз ей он очень даже может поверить. Нотки разочарования в ее голосе лучше всего подтверждали, что обыск был проведен на совесть.

– Послушай, Ева, а ты его случайно не проглотила? – забеспокоился мистер Лезерн. – Потому что, если так, это ведь, наверное, вредно.

– Я бы увидел, – тихо заметил Лео Штейн. – Я все время наблюдал за ней. Она ничего не клала в рот.

– Да я бы и не проглотила такую огромную штуковину, – заявила Ева и, уперев руки в бока, победно взглянула на мистера Пойнтца. – Ну так что?

– Стойте там и никуда не двигайтесь, – сказал мистер Пойнтц.

Мужчины очистили стол и перевернули его. Мистер Пойнтц лично обследовал его до последнего дюйма, после чего перенес свое внимание на стул, за которым сидела Ева, и два соседних.

Более тщательно вряд ли можно было это проделать. Вскоре к нему присоединились остальные четверо мужчин, а затем и женщины. Ева Лезерн стояла у стены возле ширмы и от души веселилась.

Через пять минут мистер Пойнтц с тихим стоном поднялся на ноги и принялся мрачно отряхивать брюки. Девственная свежесть его костюма слегка пострадала.

– Ева, – сказал он, – снимаю шляпу. В области кражи драгоценностей ты лучшая, с кем мне довелось сталкиваться. То, что ты проделала, ставит меня в тупик. Как я понимаю, раз его нет при тебе, он должен быть где-то в комнате. Я побежден.

– Значит, чулки мои? – осведомилась Ева.

– Ваши, юная леди.

– Ева, дитя мое, но куда же ты могла его спрятать? – с любопытством спросила миссис Растингтон. Ева горделиво выпятила грудь.

– Я лучше покажу. Сейчас вам будет за себя просто стыдно.

Она подошла к той части стола, где были свалены остатки обеда и столовые приборы. Взяв свою маленькую черную вечернюю сумочку, она объявила:

– Прямо у вас под носом. Прямо…

Ее голос, только что радостный и победный, внезапно сорвался.

– Ох, – произнесла она. – Ох…

– Что такое, дорогая? – поинтересовался ее отец.

– Он исчез, – прошептала Ева. – Исчез…

– Что там такое? – нахмурился мистер Пойнтц, подходя ближе.

Ева порывисто развернулась.

– Дело было так… У этой сумочки в застежке был большой стеклянный камень. Он выпал вчера вечером, и, когда вы показывали свой бриллиант, я заметила, что они почти одного размера. И вот ночью я подумала, что можно.., прикрепить ваш бриллиант на пустующее место в застежке с помощью пластилина. Я была совершенно уверена, что никто не заметит. Так я и сделала. Выронила бриллиант и бросилась за ним под стол со своей сумочкой. Там быстро прикрепила его пластилином – он заранее был у меня в руке – к застежке, положила сумочку на стол и сделала вид, что продолжаю искать. Я думала, это будет как с Похищенным письмом[44] – ну, вы помните. Бриллиант лежит прямо у вас под носом, а вы думаете, что это самая обычная стекляшка. Это был прекрасный план: никто из вас действительно ничего не заметил.

– Интересно… – проговорил «Лео Штейн.

– Что вы сказали?

Мистер Пойнтц взял сумочку, оглядел пустующее гнездо с сохранившимся кусочком пластилина и медленно произнес:

– Камень мог выпасть. Нужно поискать еще.

Поиски возобновились, но на этот раз проходили в тягостной тишине. В комнате чувствовалось напряжение.

Один за другим участники поисков оставили это занятие. Все стояли и молча смотрели друг на друга.

– Бриллианта в этой комнате нет, – прервал тишину Штейн.

– И никто из нее не выходил, – многозначительно добавил сэр Джордж.

Повисла пауза, прерванная расплакавшейся Евой.

– Ну, ну, – неловко произнес ее отец, похлопывая дочь по плечу.

Сэр Джордж повернулся к Лео Штейну.

– Мистер Штейн, – начал он, – вы сейчас произнесли что-то вполголоса, а когда я переспросил, не захотели повторить. Но так уж вышло, что я слышал ваши слова. Это было сразу после того, как Ева заявила, что никто из нас не видел, куда она спрятала настоящий камень. И вы сказали: «Интересно». Думаю, мы должны допустить вероятность, что кто-то все же это заметил, и этот кто-то находится сейчас в комнате. Я полагаю, единственно возможный и справедливый выход – это каждому из присутствующих согласиться на обыск. Бриллиант не мог покинуть комнаты.

Если уж сэр Джордж входил в роль настоящего английского джентльмена, сравниться с ним не мог никто. Его голос даже зазвенел от благородного негодования.

– Однако же неприятно все это, – грустно заметил мистер Пойнтц.

– Это я виновата, – всхлипнула Ева. – Но я ведь не хотела…

– Выше нос, детеныш! – мягко проговорил мистер Штейн. – Никто тебя и не винит.

Мистер Лезерн в присущей ему медлительной педантичной манере произнес:

– Что ж, несомненно.., думаю, предложение сэра Джорджа встретит единодушное одобрение. Лично я за.

– Согласен, – сказал Эван Левеллин.

Миссис Растингтон взглянула на леди Мэрроуэй и, встретив легкий кивок, встала и скрылась с ней за ширмой. Всхлипывающая Ева отправилась вслед за ними.

В дверь постучал и получил приказание удалиться официант.

Еще через пять минут восемь человек недоверчиво смотрели друг на друга.

«Утренняя Звезда» растворилась в воздухе.



Мистер Паркер Пайн задумчиво созерцал смуглое взволнованное лицо сидящего против него молодого человека.

– Ну, конечно же, – сказал он, – вы валлиец[45], мистер Левеллин.

– Господи, а это-то здесь при чем?

Мистер Паркер Пайн взмахнул своей крупной и тщательно ухоженной рукой.

– Совершенно ни при чем, полностью с вами согласен. Просто я увлекаюсь классификацией эмоциональных реакций, проявляемых различными этническими группами, только и всего. Давайте вернемся к вашей проблеме.

– Собственно говоря, я и сам не знаю, почему пришел к вам, – сказал Эван Левеллин.

Молодой человек выглядел осунувшимся, и его руки явно не находили себе места. Он не смотрел на мистера Паркера Пайна, пристальное же внимание джентльмена заставило его чувствовать себя крайне неуютно.

– Не знаю, почему я пришел к вам, – повторил он. – Хотя куда я еще мог пойти? И что я вообще мог сделать? Вот эта-то абсолютная беспомощность меня и добивает. Я увидел ваше объявление и вспомнил, что один парень как-то говорил, что вы здорово ему помогли. Ну.., я и пришел! И чувствую себя теперь полным идиотом. В моем положении не поможет уже никто и ничто.

– Вовсе нет, – возразил мистер Паркер Пайн. – Вы попали точно по адресу. Я специалист по несчастьям, а это дело, несомненно, причинило вам большую неприятность. Вы уверены, что все происходило именно так, как вы рассказали?

– Вряд ли тут можно что-нибудь упустить. Пойнтц вынул свой бриллиант и пустил его по кругу. Это чертово дитя Америки прикрепило его к своей дурацкой сумке, а когда мы подошли взглянуть на нее, бриллианта там уже не было. Его вообще ни у кого не было! Мы обыскали даже старого Пойнтца – он сам это предложил. И, готов поклясться, в комнате его не было тоже! А ведь из нее никто не выходил.

– Возможно, официанты? – предположил мистер Паркер Пайн.

Левеллин отрицательно покачал головой.

– Они ушли еще до того, как девочка начала всю эту возню, а потом старый Пойнтц запер дверь, чтобы нам не мешали. Нет, это сделал кто-то из нас.

– Ну, в этом можно и не сомневаться, – задумчиво произнес мистер Паркер Пайн.

– Эта проклятая газета! – горько воскликнул Эван Левеллин. – Конечно же, они меня подозревают. Это была единственная возможность…

– Расскажите мне в точности, как это произошло.

– Да ничего особенного. Я открыл окно, свистнул мальчишке, бросил ему монетку, а он мне – газету. Но это, как вы понимаете, единственно возможный путь, каким бриллиант мог покинуть комнату – чтобы я передал его поджидавшему на улице сообщнику.

– Возможный, но не единственный, – поправил его мистер Паркер Пайн.

– Вы можете предложить какой-то еще?

– Раз это не ваших рук дело, значит, был другой.

– Ах, вот оно что. Я-то надеялся на что-нибудь более определенное. Что ж, могу только повторить, что я не бросал бриллиант из окна. Впрочем, я не надеюсь, что вы мне поверите – или кто-то еще.

– Да нет же, я вам верю, – возразил мистер Пайн.

– Но почему?

– Вы не криминальный тип, – объяснил мистер Паркер Пайн. – То есть не тот криминальный тип, что крадет драгоценности. Несомненно, есть преступления, которые способны совершить и вы, но сейчас мы не будем в это углубляться. Важно то, что я не вижу вас в роли похитителя «Утренней Звезды».

– Остальные видят, – горько заметил Левеллин.

– Понимаю, – сочувственно отозвался мистер Пайн.

– Они так на меня смотрели… Мэрроуэй, так тот просто поднял газету и взглянул на окно. Он ничего не сказал – зато Пойнтц все прекрасно понял. Я просто читал их мысли. И хуже всего то, что прямо меня так никто и не обвинил.

Мистер Паркер Пайн понимающе кивнул.

– Это хуже всего, – подтвердил он.

– Да. Просто подозрение. Тут ко мне наведывался парень с вопросами – самыми формальными, как он сказал. Я так понимаю, полицейский в штатском. Очень вежливый – никаких намеков. Ему просто было любопытно, что у меня все не было и не было денег, а потом они вдруг взяли и появились.

– А это так?

– Ну, в общем, да. Немного повезло на скачках. К сожалению, я ставил не в конторе – так что никаких квитанций, чтобы это подтвердить. Опровергнуть, конечно, тоже нельзя, но уж очень это со стороны выглядит подозрительным.

– Согласен. И все же им потребуется куда больше фактов, чтобы предпринять официальные шаги.

– О! Вот как раз официального обвинения я боюсь меньше всего. В каком-то смысле это даже было бы лучше. Хоть знаешь, на каком ты свете. Как же это ужасно чувствовать, что все считают тебя вором.

– И особенно одна персона?

– На что вы намекаете?

– Предполагаю, и ничего больше, – снова отмахнулся своей ухоженной ручкой мистер Паркер Пайн. – Ну так что же, одна из них имеет-таки место? Миссис Растингтон, скажем?

– Почему сразу она? – осведомился Левеллин, густо краснея.

– Ну, дорогой мой… Совершенно очевидно, что чье-то мнение вас особенно волнует, и, скорее всего, это мнение женщины. Какие же дамы имеются у нас в наличии? Маленькая американка? Леди Мэрроуэй? В глазах последней вы, скорее всего, только выиграли бы, сумей провернуть такое дельце. Я немного знаю ее. Значит, остается миссис Растингтон…

Левеллин не без усилия выговорил:

– Она.., у нее.., очень печальный опыт. Ее муж был законченным негодяем. Это отбило у нее желание доверять кому бы то ни было. Она.., если она думает…

Эван Левеллин запнулся, не зная, как объяснить.

– Понятно, – спас его мистер Паркер Пайн. – Я вижу, дело действительно серьезное. В этом следует разобраться.

Эван Левеллин коротко рассмеялся.

– Легко сказать.

– И совсем нетрудно сделать, – добавил мистер Паркер Пайн.

– Вы думаете?

– О да. Вопрос поставлен на редкость четко. Большинство возможностей исключено заранее. Следовательно, и ответ должен быть крайне прост. Собственно говоря, передо мной уже брезжит…

Левеллин недоверчиво уставился на него. Мистер Паркер Пайн пододвинул к нему стопку бумаги и карандаш.

– Будьте добры коротко описать вашу компанию.

– Разве я не сделал это раньше?

– Я имею в виду внешность: цвет волос и так далее.

– Но, мистер Паркер Пайн, это-то здесь при чем?

– Еще как при чем, юноша, еще как! Классификация и все прочее…

Все еще с недоверием Эван описал внешность каждого из участников злополучного обеда.

Мистер Паркер Пайн изучил листок, сделал на нем пару пометок и отложил в сторону.

– Отлично, – подытожил он. – А кстати, вы говорили, разбился какой-то бокал?

Эван снова недоуменно воззрился на детектива.

– Ну да, его смахнули со стола, а потом еще и наступили.

– Скверная штука, эти стеклянные осколки, – заметил мистер Паркер Пайн. – А чей это был бокал?

– Кажется, девочки. Евы то есть.

– Ага. А кто сидел рядом?

– С одной стороны Штейн, с другой – сэр Джордж Мэрроуэй.

– А вы не видели, кто из них смахнул бокал на пол?

– Боюсь, что нет. А это важно?

– Да нет, не очень. Может, это и ни при чем. Что ж, – добавил он, поднимаясь, – всего вам доброго, мистер Левеллин. Загляните ко мне денька через три. Думаю, к тому времени дело окончательно прояснится.

– Вы шутите, мистер Паркер Пайн?

– Мой дорогой друг, в профессиональных вопросах я не шучу никогда. Это вызвало бы недоверие клиентов. Так, значит, в пятницу. Скажем, в одиннадцать тридцать? Вот и договорились.

В пятницу утром Эван Левеллин переступил порог офиса мистера Паркера Пайна в сильнейшем смятении. Надежда и скепсис боролись в его душе.

Мистер Паркер Пайн, сияя улыбкой, поднялся ему навстречу.

– Доброе утро, мистер Левеллин. Присаживайтесь. Вы курите?

Левеллин отстранил предложенные сигареты.

– Ну? – выдавил он.

– Ну и все, – ответил мистер Паркер Пайн. – Вчера ночью полиция взяла всю шайку.

– Какую шайку?

– Амальфи, разумеется. Я подумал о ней сразу, как только услышал ваш рассказ. Знакомый стиль. Ну, а когда вы описали гостей, тут уж не осталось никаких сомнений.

– Какие еще Амальфи? – тихо выговорил Левеллин.

– Отец, сын и невестка – это, конечно, если Пьетро и Мария женаты, что весьма сомнительно.

– Я не понимаю.

– Все очень просто. Фамилия – итальянская, как, очевидно, и происхождение. Однако родился Амальфи-старший в Америке. Работает обычно в одном стиле. Представляется крупным бизнесменом, знакомится с какой-либо фигурой из мира торговцев драгоценностями, а затем проделывает свой маленький трюк. В нашем случае он определенно охотился за «Утренней Звездой»: чудачества Пойнтца отлично известны в деловом мире. Мария Амальфи сыграла роль его дочери (удивительное существо: ей как минимум двадцать семь, а она почти всегда играет шестнадцатилетних).

– Только не Ева! – выдохнул Левеллин.

– Именно она. Третий член шайки устроился в «Ройал Джордж» официантом. Вы понимаете: пора отпусков, отель нуждается в дополнительном персонале… Хотя не исключено, что он просто подкупил кого-то из служащих, чтобы занять его место. Таким образом, все готово к спектаклю. Ева бросает Пойнтцу вызов, тот его принимает. Он пускает бриллиант по рукам, как уже делал это накануне вечером. Когда в комнату заходят официанты, бриллиант находится у Лезерна. Когда они уходят – бриллиант также покидает комнату – аккуратно прикрепленный кусочком жвачки к донышку тарелки, которую несет Пьетро. Все очень просто!

– Но когда вошли официанты, бриллиант был у меня!

– Нет-нет, у вас уже была всего лишь подделка, правда, достаточно хорошо исполненная, чтобы обмануть поверхностный взгляд. Штейн, например, вы говорили, почти и не смотрел на него. И вот Ева роняет этот так называемый бриллиант под стол, смахивает туда же стакан и все вместе давит ногой. Бриллиант чудесным образом исчезает! И Ева и Лезерн могут позволить обыскивать себя сколько душе угодно!

– Ну.., я… – Эван потряс головой, не находя слов. – Вы говорили, что узнали шайку по моему описанию. Они что же, проделывали подобное и раньше?

– Ну не совсем подобное. Но это их профессия, и я сразу обратил внимание на девочку.

– Но почему? Я не подозревал ее – да и никто не подозревал. Она выглядела… выглядела совсем как ребенок.

– Такой уж у нее дар. Она больше похожа на ребенка, чем обычный ребенок. И потом – пластилин. Предполагалось, что пари предложено совершенно спонтанно, и, однако, у юной леди оказался под рукой пластилин. Это говорит о расчете. Я тотчас ее и заподозрил.

Левеллин поднялся.

– Что ж, мистер Паркер Пайн, я бесконечно вам обязан.

– Классификация, – пробормотал тот. – Классификация криминальных типов всегда меня интересовала.

– Вы известите меня, сколько.., э…

– Мой гонорар будет достаточно скромным, – отозвался мистер Паркер Пайн. – Он не проделает слишком уж большую брешь в.., э.., ваших доходах от скачек. И тем не менее, молодой человек, лично я на будущее оставил бы лошадей в покое. Очень уж непредсказуемые животные, эти лошади.

– Конечно, – согласился Эван.

Он пожал руку мистера Паркера Пайна и вышел из его офиса.

На улице он остановил такси и назвал адрес Джанет Растингтон.

Он чувствовал, что теперь его ничто не остановит.

1

Анемичный – малокровный, бледный.

2

Суахили – язык межэтнического общения в Восточной Африке, относящийся к семье банту и имеющий письменность на основе латинского алфавита.

3

Абиссинский язык – имеется в виду амхарский язык, государственный язык Эфиопии.

4

…инкрустированных… – Имеется в виду украшенный инкрустацией – узором, врезанным в изделие из другого материала, обычно на одном уровне с поверхностью изделия.

5

Пшеничная смирновка на здоровье.

6

Вамп – обольстительница, роковая женщина.

7

Nota Bene – Заметь хорошо (лат.) – помета, служащая для того, чтобы привлечь внимание к какой-либо части текста.

8

Они нужны Лиге! – Имеется в виду Лига Наций – международная организация, возникшая после Первой мировой войны и имевшая целью развитие сотрудничества и обеспечение мира и безопасности народов. Просуществовала до 1939 года.

9

Хлороформ – бесцветная, прозрачная, легко испаряющаяся жидкость с характерным запахом и сладковатым вкусом, вызывающая при вдыхании состояние наркоза.

10

Что такое? (фр.)

11

Ваш паспорт, мосье (фр.)

12

Сюда, мадам (фр.)

13

Здесь, мадам (фр.)

14

Добрый вечер, мадам (фр.)

15

Ну, пуританские традиции – Имеется в виду религиозное движение, возникшее в XVI—XVII веках и стремившееся очистить англиканскую доктрину и богослужение от остатков католицизма.

16

«Симплонский экспресс» – международный экспресс, с 1919 года перевозивший пассажиров из Лондона и ряда других европейских городов в Стамбул через Симплонский туннель в Альпах.

17

Господа и дамы! (фр.)

18

Я напишу жалобу в управление железной дороги (фр.)

19

Злодей! Чудовище! (фр.)

20

Минарет – необходимая принадлежность мусульманской мечети, высокая башенка в форме многогранника или цилиндра, с вершины которой правоверных призывают к молитве.

21

Святой Павел (? – 67) – христианский апостол, которому приписывается авторство ряда «Посланий» в Новом Завете, проповедовавший, по преданию, в этом районе Малой Азии и принявший мученическую смерть в Риме.

22

Френч – куртка военного образца с четырьмя большими наружными накладными карманами.

23

Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! (нем.)

24

Стенхоуп Эстер (1776—1839) – английская аристократка, в 1810 году в знак протеста против условностей английского общества уехавшая на Ближний Восток и прожившая там среди туземных племен до конца жизни.

25

Петра – высеченный в скалах город, столица древнего Набатейского царства, в 150 км к юго-востоку от Иерусалима. Известен пещерными жилищами, гробницами, храмами.

26

Набатины – кочевое древнесемитское племя, обитавшее в северной части Аравийского полуострова к югу от Мертвого моря.

27

…ну, вы помните, как это у Шекспира. – Имеется в виду реплика Королевы, матери Гамлета в трагедии «Гамлет» (акт III, сцена 2, 242) Вильяма Шекспира (1564—1616) – английского драматурга и поэта, крупнейшего гуманиста эпохи позднего Возрождения.

28

«Чувство товарищества удивительно нас облагораживает». – Цитата из прощальной речи английского актера Дэвида Гаррика (1717—1779), которую он произнес в 1776 году, покидая труппу театра.

29

Карнак – комплекс древнеегипетских храмов, названный по названию арабского селения.

30

Олимпия – древнегреческий город в северо-западной части Пелопоннеса, место культа Зевса и проведения Олимпийских игр; был впоследствии сожжен.

31

Парфенон – главный храм на Акрополе в Афинах, памятник древнегреческой архитектуры периода высокой классики.

32

Афины – столица Греции, центр культурной, политической и экономической жизни Древней Греции.

33

Коринф – город и порт в Греции на полуострове Пелопоннес, основанный в Х веке до н.э. и славившийся керамикой и изделиями из бронзы. Микены – древний город в Южной Греции, центр эгейской культуры, расцвет которой приходится на XIV—XII века до н.э.

34

Византийская мозаика – узор из разноцветных кусочков стекла, эмали или разноцветных камешков, скрепленных между собой, распространен в Византии (Восточной Римской империи) в IV—V века.

35

Пеплум – в Древней Греции и Риме верхняя женская одежда из тонкой ткани без рукавов, надевавшаяся поверх туники.

36

Страз – искусственный камень, блеском и игрой похожий на драгоценный; назван по имени изобретателя – французского ювелира Ж.Ф. Страза (1700—1773).

37

Мадам может быть спокойна. Я добьюсь успеха (фр.)

38

Плутократия – политическое господство богачей, государственный строй, при котором власть принадлежит богатой верхушке господствующего класса.

39

Абстракционизм – возникшее в начале XX века течение в европейской живописи, скульптуре, графике, представители которого отказывались от изображения предметного мира и искали новые формы, экспериментируя с цветом, линиями, объемом и т.д.

40

Пикет – старинная карточная игра, в которой два партнера разыгрывают 32 карты.

41

Чиппендейловские кресла – Имеется в виду стиль мебели XVIII века, характеризующийся обилием декоративных деталей и тонкой резьбой (по имени краснодеревщика Томаса Чиппендейла, 1718—1779). Викторианские – Имеется в виду тяжелая массивная мебель с богатой резьбой и дорогой обивкой, вошедшая в моду в эпоху правления королевы Виктории (1837—1901).

42

Хламида – широкая накидка, первоначально мужская верхняя одежда древних греков и римлян, род плаща с застежкой на правом плече или на груди.

43

Мадленит – псевдомедицинский термин, образованный по модели названий болезней от собственного имени Мадлен и означающий «болезненное влечение к Мадлен».

44

«Похищенное письмо» – новелла американского писателя Эдгара По (1809—1849).

45

…вы валлиец? – Имеется в виду представитель кельтского населения Уэльса, полуострова на юго-западе Великобритании.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14