- А моя - Бересфорд, - сказала Таппенс.
      - Боюсь, вы знаете, время от времени толика злости идет человеку на пользу. Послушать только, что она иногда говорит про других здешних постояльцев, как их описывает. Вроде бы и грешно смеяться, а смеешься.
      - Вы давно здесь живете?
      - Да уж прилично. Дайте-ка сообразить... семь... нет, восемь лет. Да-да, должно быть, больше восьми лет. - Она вздохнула. - Теряешь связь с событиями, да и с людьми тоже. Родственники, те, что у меня остались, живут за границей.
      - Это, должно быть, довольно грустно.
      - Да нет, право. Мне они были как-то безразличны. Правду сказать, я даже знала их не очень хорошо. У меня была плохая болезнь, очень плохая болезнь, и я была одна-одинешенька на всем белом свете, поэтому они решили, что мне лучше жить в таком вот заведении. Я думаю, мне очень повезло, что я приехала сюда. Здесь все такие добрые и внимательные. А сады по-настоящему красивые. Я сама знаю, что не захотела бы жить одна, потому что порой я действительно совсем теряюсь, вы знаете. Совсем теряюсь. - Она постучала себя по лбу. - Вот тут путается все, смешивается как-то. Я не всегда помню, что происходило.
      - Сочувствую, - отозвалась Таппенс. - Вероятно, с человеком всегда что-то да бывает, нет?
      - Некоторые недуги очень болезненны. У нас тут есть две бедняжки с острым ревматическим артритом. Они ужасно страдают. Так что, я думаю, путаться в событиях, людях и временах еще не самое страшное. Во всяком случае, это не больно.
      - Да, наверное, вы правы, - поддержала ее Таппенс. Дверь отворилась, вошла девушка в белом халате с небольшим подносом с кофейником на нем и тарелкой с двумя бисквитами. Она поставила поднос перед Таппенс.
      - Мисс Паккард подумала, что вам, возможно, захочется кофе, - сказала она.
      - О, спасибо, - поблагодарила Таппенс. Девушка вышла, и миссис Ланкастер сказала:
      - Ну вот, видите? Весьма заботливые, правда?
      - Да, в самом деле.
      Таппенс налила себе кофе и стала пить. Женщины посидели некоторое время молча. Таппенс предложила старушке бисквиты, но та покачала головой.
      - Нет, спасибо, дорогая. Я предпочитаю пить простое молоко.
      Она поставила пустой стакан и откинулась на спинку кресла, полузакрыв глаза. Таппенс подумала, что в этот час утра она, наверное, дремлет, и поэтому молчала. Миссис Ланкастер, однако, казалось, вдруг резко пробудилась. Глаза ее открылись, она посмотрела на Таппенс и сказала:
      - Я вижу, вы смотрите на камин.
      - Я?! Неужто и вправду смотрела? - Таппенс даже слегка перепугалась.
      - Да. Я еще подумала... - Она подалась вперед и понизила голос:
      - Простите меня, это было ваше бедное дитя?
      Таппенс замялась, немного сбитая с толку.
      - Я... нет, не думаю, - ответила она.
      - А то я все гадала. Я подумала, что вы могли приехать именно из-за этого. Кто-то же должен когда-то приехать. Возможно, еще приедут. А смотреть на камин так, как смотрели вы... Знаете, оно как раз там, за камином.
      - О-о, - протянула Таппенс. - О-о, правда?
      - Всегда в одно и то же время, - тихим голосом продолжала миссис Ланкастер. - Всегда в один и тот же час. - Она подняла взор и посмотрела на часы на каминной доске. Таппенс тоже подняла глаза. - Десять минут двенадцатого, - сказала старушка. - Десять минут двенадцатого. Да, всегда в одно и то же время, каждое утро. - Она вздохнула. - Люди не понимали - я рассказала им, что знаю, но они упорно не желают мне верить!
      Таппенс испытала облегчение от того, что в этот миг дверь открылась и вошел Томми. Таппенс встала.
      - Я здесь. Я готова. - Она направилась к двери, повернув на ходу голову, чтобы сказать:
      - До свидания, миссис Ланкастер.
      - Ну как, поладили? - спросила она Томми, когда они вышли в холл.
      - После твоего ухода, - ответил Томми, - там было, как в горящем доме.
      - Я, похоже, дурно на нее подействовала, правда? - сказала Таппенс. В некотором роде я довольна.
      - Почему довольна?
      - Ну, в моем-то возрасте, - сказала Таппенс, - да еще если учесть мою чопорную, респектабельную и слегка скучную внешность, приятно думать, что меня могут принять за растленную женщину, этакую роковую секс-бомбу.
      - Дурочка, - сказал Томми, любовно ущипнув ее за руку. - А с кем ты развлекалась? Она показалась мне весьма милой старушкой.
      - Она и впрямь очень мила, - сказала Таппенс. - Славная старушка, но, я думаю, к сожалению, совершенно чокнутая.
      - Чокнутая?
      - Да. Похоже, думает, что за камином находится какой-то мертвый ребенок или что-то в этом роде. Она спросила, не мое ли это бедное дитя.
      - Довольно неприятно, - заметил Томми. - Наверное, тут есть люди, которые слегка не в себе, наряду со старушками, единственная болезнь которых - возраст. И все же она показалась мне славной.
      - О да, она была мила, - сказала Таппенс. - Мила и радушна. Интересно, что ей мерещится и почему?
      Неожиданно снова появилась мисс Паккард.
      - До свидания, миссис Бересфорд. Надеюсь, вам подали кофе?
      - О да, подали, спасибо.
      - По-моему, очень мило, что вы приехали, - сказала мисс Паккард. Повернувшись к Томми, она добавила:
      - И я знаю, что мисс Фэншо получила большое удовольствие от вашего визита. Мне жаль, что она нагрубила вашей жене.
      - По-моему, это доставило ей большое удовольствие, - отозвалась Таппенс.
      - Да, вы совершенно правы. Она и впрямь любит грубить людям. К сожалению, у нее это здорово получается.
      - И поэтому она упражняется в этом искусстве при любой возможности, подбросил Томми.
      - Вы оба все так хорошо понимаете, - одобрительно заметила мисс Паккард.
      - Та старушка, с которой я беседовала, - спросила Таппенс, - она, по-моему, назвалась миссис Ланкастер?
      - О да, миссис Ланкастер. Мы все ее очень любим.
      - Она... она немного странная?
      - Ну, у нее есть причуды, - снисходительно сказала мисс Паккард. - У нас тут несколько человек с причудами. Совершенно безобидные. Но... ну такие уж они. То, что им мерещится, произошло с ними. Или с другими людьми. Мы стараемся не обращать внимания, не поощрять их. Просто относиться к этому спокойно. Я, право, думаю, что они лишь тренируют свое воображение. Некая фантазия, знаете ли, в которой нравится пребывать. Нечто возбуждающее, или нечто грустное и трагическое. Что именно, не имеет значения. Но никакой мании преследования, слава богу. Это было бы уж совсем никуда.
      - Ну, дело сделано, - со вздохом сказал Томми, сев в машину. - Теперь мы избавились от необходимости приезжать сюда по крайней мере на полгода.
      Но через полгода им ехать не пришлось, так как три недели спустя тетушка Ада отошла во сне.
      3. Похороны
      - Похороны - это всегда довольно грустно, правда? - сказала Таппенс.
      Они только что вернулись с похорон тети Ады, проделав утомительное путешествие в поезде, поскольку погребение состоялось в одной деревеньке в Линкольншире, где были похоронены большинство членов семьи и предков тети Ады.
      - А чего ж ты хочешь от похорон? - резонно спросил Томми. - Чтобы это была сцена бесшабашного веселья?
      - Ну, в некоторых местах они проходят весело, - сказала Таппенс. - Я имею в виду, что ирландцы веселятся на поминках, разве нет? Сначала-то они голосят и причитают, зато потом напиваются и предаются разгулу. Выпьем? добавила она, бросив взгляд на сервант.
      Томми принес то, что он считал приличествующим данному случаю, "белую даму" <Коктейль из джина, ликера "Куантро" и лимонного сока>.
      - А, так-то оно лучше, - заметила Таппенс.
      Она сняла черную шляпку, швырнула ее через всю комнату и сбросила черное пальто.
      - Ненавижу траур, - заявила она. - От него иногда разит нафталиновыми шариками, потому что одежда где-то лежала.
      - Тебе не обязательно продолжать носить траур. Эта одежда только для того, чтобы сходить в ней на похороны, - сказал Томми.
      - Да, да, я знаю. Через минуту-другую я поднимусь наверх и надену ярко-красную кофту, чтобы было веселей. Можешь приготовить мне еще одну "белую даму".
      - Право, Таппенс, я и думать не думал, что похороны настроят тебя на такой праздничный лад.
      - Я говорила, что похороны - это грустно, - сказала Таппенс, появляясь вновь минуту или две спустя в блестящем вишневом платье с приколотой к плечу рубиново-бриллиантовой ящерицей, - потому что именно похороны тети Ады грустные. Пожилые люди, мало кто плачет и шмыгает носом, цветов немного. Умер кто-то одинокий и старый, по ком особо не будут тосковать.
      - По-моему, эти похороны дались тебе гораздо легче, чем дались бы, скажем, мои.
      - Вот тут ты в корне не прав, - возразила Таппенс. - Я даже и думать особенно не хочу о твоих похоронах, поскольку предпочла бы умереть раньше тебя. Но, скажу я тебе, доведись мне присутствовать на твоих похоронах, это была бы оргия горя. Я бы прихватила с собой уйму носовых платков.
      - С черной каймой?
      - Ну, до черной каймы я не додумалась, но мысль неплохая. К тому же похоронное бюро как-то настраивает на возвышенный лад. Оно каким-то образом избавляет тебя от горя.
      - Право, Таппенс, я нахожу, что твои замечания о моей кончине и о действии, какое она на тебя произведет, отдают исключительно дурным вкусом. Мне это не нравится. Забудем о похоронах.
      - Согласна. Забудем.
      - Бедная старушка умерла, - сказал Томми, - отошла мирно и без страданий. Так что не будем больше об этом. Я, пожалуй, разберусь в этих бумагах.
      Он прошел к письменному столу и порылся в бумагах.
      - Нет, куда же я положил письмо от мистера Рокбери?
      - Кто этот мистер Рокбери? А, ты имеешь в виду адвоката, который тебе написал?
      - Да. Об устройстве ее дел. Я, похоже, последний оставшийся в живых член семьи.
      - Жаль, что она не оставила тебе состояния, - заметила Таппенс.
      - Будь у нее состояние, она бы оставила его этому кошачьему приюту, сказал Томми. - На этот завещательный отказ почти наверняка уйдут все деньги. Мне почти ничего не останется. Впрочем, не больно-то и надо.
      - Она так любила кошек?
      - Не знаю. Вероятно. Я никогда не слышал, чтобы она о них упоминала. По-моему, - задумчиво сказал Томми, - ей доставляло большое удовольствие говорить своим старым друзьям, когда они навещали ее: "Я вам кое-что оставила в своем завещании, дорогая", или: "Эту брошку, которая вам так нравится, я завещала вам". На самом же деле она ничего никому не оставила, кроме кошачьего приюта.
      - Могу спорить, она прямо блаженствовала при этом, - развивала его мысль Таппенс. - Я воочию вижу, как она говорит всем своим старым подругам то, что ты сейчас сказал мне. Или, скорее, так называемым старым подругам, ибо я не думаю, что они были людьми, которые ей действительно нравились. Просто она забавлялась тем, что дурачила их. Не хотелось бы такое говорить, но ведь она была старая ведьма, разве нет, Томми? Только вот ведь что странно: вроде и ведьма, а все равно ее любишь. Надо ведь уметь получать какую-то радость от жизни, даже когда ты стар и тебя упрятали в богадельню. Нам придется ехать в "Солнечный кряж"?
      - А где другое письмо, от мисс Паккард? Ах да, вот оно. Я положил его вместе с письмом от Рокбери. Да, она пишет, что остались некоторые вещи, которые теперь, очевидно, являются моей собственностью. Она взяла с собой кое-какую мебель, когда перебралась туда жить, ты знаешь. И, разумеется, остались ее личные вещи. Одежда и все такое. Я полагаю, кто-то должен посмотреть их. Ну, и письма, и другая мелочь. Я ее душеприказчик, так что, наверное, это лежит на мне. Не думаю, что там есть нечто нужное нам, правда? Разве что тот маленький письменный стол, который мне всегда нравился. По-моему, он принадлежал дядюшке Уильяму.
      - Ну, можешь взять его на память, - сказала Таппенс. - А остальное, я полагаю, нужно просто отправить на аукцион.
      - Так что тебе, по сути, незачем туда ехать, - сказал Томми.
      - О, но я хотела бы съездить.
      - Хотела бы? Почему? А не боишься, что тебе будет скучно?
      - Что - просматривать ее вещи? Нет, не боюсь. Наверное, я не лишена любознательности. Старые письма и антиквариат всегда интересны, и я считаю, что надо посмотреть на них своими глазами, а не отправлять сразу на аукцион или доверять посторонним. Нет, мы поедем вместе, посмотрим ее вещи и узнаем, нет ли среди них чего-нибудь такого, что мы хотели бы оставить. Ну и вообще, все уладим.
      - Нет, правда, почему ты хочешь поехать? У тебя ведь есть какая-то другая причина, верно?
      - О боже, - вздохнула Таппенс, - это так ужасно - быть замужем за человеком, который столько о тебе знает.
      - Значит, есть-таки другая причина?
      - Да вроде нет.
      - Ладно, оставь. Не так уж ты любишь копаться в барахле других людей.
      - Я считаю это своим долгом, - твердо заявила Таппенс. - Нет, единственная другая причина...
      - Ладно, выкладывай.
      - Мне очень хотелось бы повидать... ту, другую старую кошечку снова.
      - Что?! Ту, которой мерещилось мертвое дитя за камином?
      - Да, - ответила Таппенс. - Я хотела бы еще раз поговорить с ней. Мне хотелось бы знать, что было у нее на уме, когда она все это говорила. То ли она что-то вспомнила, то ли просто себе навоображала? Чем больше я об этом думаю, тем необычнее все кажется. Что заставило ее думать, будто это мертвое дитя могло быть моим? Я похожа на человека, у которого был мертвый ребенок?
      - Даже и не знаю, как, по-твоему, должен выглядеть человек, у которого умер ребенок, - ответил Томми. - Я бы так не подумал. Во всяком случае, Таппенс, наш долг съездить туда. Решено: напишем мисс Паккард и договоримся о дне. А ты, может, заодно и побалдеешь на стороне...
      4. Дом на картине
      Таппенс глубоко вздохнула.
      - Все как прежде, - сказала она.
      Они с Томми стояли на ступеньках "Солнечного кряжа".
      - А почему бы и нет? - ответил Томми.
      - Не знаю. Просто у меня какое-то ощущение, что время в разных местах идет с разной скоростью. Возвращаешься куда-нибудь и чувствуешь, что время тут проносилось со страшной быстротой и что наверняка многое изменилось. Но здесь... Томми... ты помнишь Остенде? <Остенде город, порт, климатический курорт в Бельгии на Северном море>
      - Остенде? Мы ездили туда на медовый месяц. Разумеется, помню.
      - А ты помнишь, какая там висела надпись? ТРАМВАЙСТОЙ - то-то мы посмеялись. Она казалась нелепой.
      - По-моему, это было в Кноке, а не в Остенде. Неважно, главное, ты помнишь. Ну, а здесь применимо другое слово-гибрид - ВРЕМЯСТОЙ. Просто время тут стояло без движения. Похоже на историю о привидениях, только все наоборот.
      - Не понимаю, что ты такое буровишь. Ты что, собираешься стоять тут весь день, рассуждая о времени, и даже не нажмешь на кнопку звонка? Тети Ады ведь здесь уже нет. Значит, хоть что-то да изменилось.
      Он нажал на кнопку звонка.
      - Это единственное, что изменилось. Моя старушка будет пить молоко и говорить о каминах, а миссис... как ее там... проглотит наперсток или чайную ложку, а смешная маленькая женщина выскочит из комнаты и писклявым голосом будет требовать свое какао, а мисс Паккард спустится по лестнице и...
      Дверь отворилась. Молодая женщина в нейлоновом халате произнесла:
      - Мистер и миссис Бересфорд? Мисс Паккард ждет вас.
      Она уже собралась было, как и в прошлый раз, провести их в ту же самую гостиную, когда по лестнице спустилась и приветствовала их мисс Паккард. Держалась она, с учетом обстоятельств, менее оживленно, чем обычно. Мисс Паккард была докой по части соболезнований и всегда знала, какую дозу сочувствия выдать, и когда, чтобы не привести гостей в замешательство. Семьдесят лет - вот отпущенный по Библии срок пребывания человека на земле, а в ее заведении смерть редко наступала раньше.
      - Так хорошо, что вы приехали. Я все аккуратно разложила. Я рада, что вы приехали так быстро, потому что уже три или четыре человека стоят в очереди на поселение у меня. Я уверена, вы правильно меня поймете и не подумаете, будто я вас подгоняю.
      - О нет, что вы, мы все понимаем, - заверил ее Томми.
      - Вещи все еще в комнате, которую занимала мисс Фэншо, - объяснила мисс Паккард, открывая дверь комнаты, в которой они видели в последний раз тетю Аду. У комнаты был тот заброшенный вид, который появляется, когда кровать покрыта чехлом от пыли, а из-под него торчат аккуратно сложенные одеяла и подушки.
      Двери платяного шкафа стояли открытыми, и одежда, прежде висевшая и лежавшая в нем, сейчас была аккуратно сложена на кровати.
      - Что вы обычно делаете... я хочу сказать, что в подобных случаях делают с одеждой и вещами? - спросила Таппенс.
      Мисс Паккард, как и всегда, оказалась в высшей степени знающей и полезной.
      - Могу сообщить вам названия двух-трех обществ, которые только рады были бы получить эти вещи. У нее была весьма приличная меховая накидка и добротное пальто, но я не думаю, что вы станете ими пользоваться. Впрочем, возможно, вы и сами знаете благотворительные общества, которым можно передать эти вещи.
      Таппенс покачала головой.
      - У нее были кое-какие драгоценности, - продолжала мисс Паккард. - Я их убрала на всякий случай. Вы найдете их в правом выдвижном ящике туалетного столика. Я положила их туда перед самым вашим приездом.
      - Большое спасибо за хлопоты, - сказал Томми.
      Таппенс во все глаза уставилась на картину над каминной доской. На небольшом, писанном маслом полотне был изображен бледно-розовый дом, стоявший рядом с каналом, через который был перекинут горбатый мостик. Под мостом, у берега, стояла пустая лодка. Вдали высились два тополя. Пейзаж был довольно милый, но все же Томми удивился, с чего бы вдруг Таппенс так серьезно разглядывает его.
      - Как забавно, - сказала Таппенс.
      Томми вопрошающе посмотрел на нее. Вещи, которые Таппенс находила забавными, нельзя было, как он знал из долгого опыта, на самом деле описать этим прилагательным.
      - Что ты имеешь в виду, Таппенс?
      - Забавно. Когда я была здесь, я этой картины не заметила. Но странно то, что этот дом я где-то видела. Или, возможно, видела какой-то дом, похожий на этот. Я помню его довольно хорошо... Смешно, но я не могу вспомнить, когда и где...
      - Я полагаю, ты заметила его, на самом деле, даже не заметив, что заметила, - сказал Томми, чувствуя, что довольно неуклюже выбирает слова и повторяется, как Таппенс повторялась со своим "забавно".
      - А ты заметил ее, Томми, когда мы были здесь в прошлый раз?
      - Нет, но я тогда особенно и не смотрел.
      - Ах, эта картина, - заговорила мисс Паккард. - Нет, не думаю, что вы увидели бы ее, когда были здесь в последний раз, потому как я почти уверена, что тогда она над каминной доской не висела. Вообще-то картина принадлежала одной из наших постоялиц, и та подарила ее вашей тете. Мисс Фэншо пару раз похвалила картину, и другая леди подарила ее вашей тете.
      - А, понятно, - сказала Таппенс, - так что прежде я ее видеть не могла. Но я по-прежнему чувствую, что этот дом мне знаком. А тебе, Томми?
      - Нет, - ответил Томми.
      - Ну, сейчас я вас оставлю, - бодро сказала мисс Паккард. - Я к вашим услугам в любое время.
      Она с улыбкой кивнула и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.
      - Пожалуй, мне не нравятся зубы этой женщины, - заметила Таппенс.
      - А что с ними такое?
      - Да больно их много. Или они слишком большие: чтобы съесть тебя, дитя мое, - как у бабушки Красной Шапочки.
      - Ты, похоже, сегодня сама не своя, Таппенс.
      - Да, пожалуй. Я всегда считала мисс Паккард очень приятной женщиной, но сегодня почему-то она кажется мне немного зловещей. Ты когда-нибудь чувствовал такое?
      - Нет, не чувствовал. Ладно, давай займемся тем, ради чего приехали, посмотрим, как выражаются законники "движимое имущество" тети Ады. Это и есть тот самый письменный стол, о котором я тебе говорил, стол дядюшки Уильяма. Он тебе нравится?
      - Симпатичный столик. Эпоха Регентства <Регентство - в британской истории 1811 -1820 гг., когда Георг, принц Уэльсский (впоследствии Георг IV) был регентом своего отца, Георга III>, я бы сказала. Очень хорошо, что старым людям, которые приезжают сюда жить, разрешается привозить с собой часть своих вещей. Эти набитые конским волосом стулья мне не нужны, но я бы хотела забрать вон тот столик для рукоделия. Это как раз то, что нам нужно в угол у окна, где у нас все свалено в кучу.
      - Хорошо, - сказал Томми. - Отмечу эти два предмета.
      - Заберем также картину над каминной доской. Удивительно славная картина, и я совершенно уверена, что видела где-то этот дом прежде. Ну, посмотрим драгоценности?
      Они открыли ящик туалетного столика. Там лежал набор камней, флорентийский браслет, серьги и перстень с вправленными в него разноцветными камнями.
      - Я видела один такой раньше, - сказала Таппенс. - Обычно камни - дар со значением. Из первых букв их названий складываются слова. Иногда "дражайшая". Бриллиант, изумруд, аметист... нет, это не "дражайшая". Просто не могу себе представить, чтобы кто-то подарил тетушке Аде перстень, который означал бы "дражайшая". Рубин, изумруд... трудность в том, что никогда не знаешь, с чего начать. Попробую снова. Рубин, изумруд, еще один рубин, нет, по-моему, это гранат и аметист и еще один розовый камень, на этот раз, должно быть, рубин и небольшой бриллиант в середине. О, ну конечно! Это же "уважение" <Слово "уважение" складывается из первых букв названий этих камней на английском языке>. Право, довольно мило. Так старомодно и сентиментально.
      Она надела перстень на палец.
      - Пожалуй, Дебора с удовольствием возьмет его, - сказала она. - И флорентийский гарнитур. Она без ума от викторианских вещиц. Впрочем, многие сегодня от них без ума. Ну, а теперь, я полагаю, нам лучше заняться одеждой. Это всегда очень неприятно, по-моему. Ах, это меховая накидка. Думаю, весьма ценная. Мне она, пожалуй, не нужна. Интересно, нет ли здесь кого-нибудь, кто был особенно добр к тете Аде, или какой-то близкой ее подруги? Если есть, мы могли бы предложить накидку ей. Это настоящий соболь. Мы спросим у мисс Паккард. Остальные вещи можно отдать благотворительным учреждениям. Стало быть, все улажено? Пойдем поищем мисс Паккард. До свидания, тетя Ада, - заметила она вслух, обращая взор на кровать. - Я рада, что мы приехали повидать вас в тот, последний, раз. Мне жаль, что я вам не понравилась, но если вам было приятно выказывать нерасположение ко мне и грубить, я не держу на вас зла. Надо же вам было как-то развлекаться. И мы вас не забудем. Мы будем вспоминать вас, глядя на стол дядюшки Уильяма.
      Они отправились разыскивать мисс Паккард. Томми обещал ей договориться, чтобы за письменным столом и за столиком для рукоделия заехали и доставили по их адресу, и сказал, что местные аукционеры сплавят остальную мебель. И если мисс Паккард не возражает, он предоставляет ей право самой выбрать благотворительные общества, которые хотели бы принять одежду.
      - Не знаю, есть ли тут кто-нибудь, кто хотел бы взять ее соболиную накидку, - заговорила Таппенс. - Она довольно хорошая. Может, у нее была какая-то подруга? Или, может, одна из нянечек, которая особенно угождала тете Аде?
      - Вы очень добры, миссис Бересфорд. Боюсь, у мисс Фэншо тут не было особенно близких подруг. Но мисс О'Киф, одна из нянечек, действительно очень много для нее делала и была особенно добра и предупредительна. Я думаю, получить этот палантин будет для нее и радостно, и почетно.
      - И еще эта картина над каминной доской, - сказала Таппенс. - Я хотела бы забрать ее, но, возможно, женщина, которой она принадлежала и которая подарила ее мисс Фэншо, пожелает получить ее обратно. Я думаю, нам следует спросить ее...
      Мисс Паккард прервала ее:
      - Ах, прошу прощения, миссис Бересфорд, боюсь, это невозможно. Подарила ее мисс Фэншо некая миссис Ланкастер, а она уже у нас не живет.
      - Не живет?! - удивленно спросила Таппенс. - Некая миссис Ланкастер? Та, которую я видела, когда была здесь в прошлый раз, - с белыми волосами, зачесанными назад? Она еще пила молоко в гостиной внизу. Она уехала, говорите?
      - Да. Это произошло довольно неожиданно. Одна из ее родственниц, некая миссис Джонсон, увезла ее с неделю назад. Миссис Джонсон вдруг вернулась из Африки, где жила последние четыре или пять лет. Сейчас она в состоянии ухаживать за миссис Ланкастер в своем собственном доме, поскольку она и ее муж купили дом в Англии. Не думаю, - продолжала мисс Паккард, - что миссис Ланкастер хотелось уезжать от нас. Она стала такой... так ко всему привыкла, со всеми очень хорошо ладила и была счастлива. Она уезжала в тревоге и страхе - но что можно было сделать? Ее особенно не спрашивали, потому что, разумеется, за ее проживание здесь платили Джонсоны. Я попыталась намекнуть, что ей здесь хорошо...
      - Сколько времени миссис Ланкастер жила у вас? - спросила Таппенс.
      - О, по-моему, почти шесть лет. Что-то около того. Вот почему она считала, что это ее дом.
      - Да, - сказала Таппенс. - Да, я могу это понять. - Она нахмурилась и бросила нервный взгляд на Томми, а затем решительно вздернула подбородок. Мне жаль, что она уехала. Когда я беседовала с ней, у меня было такое чувство, будто я встречала ее раньше - ее лицо показалось мне знакомым. Впоследствии я вспомнила, что встречала ее с одной своей подругой, некой миссис Бленкинсон. Я подумала, что, когда в следующий раз приеду сюда проведать тетю Аду, то узнаю у нее, так ли это на самом деле. Но, разумеется, если она вернулась к своей родне, это уже другое дело.
      - Я прекрасно вас понимаю, миссис Бересфорд. Если кто-то из наших жильцов может связаться со старыми друзьями или со знакомыми родственников, это много для них значит. Я не помню, чтобы она когда-нибудь упоминала какую-то миссис Бленкинсон, но ведь это ни о чем не говорит.
      - Вы не можете рассказать мне о ней побольше? Кто были ее родственники, и как она попала сюда?
      - Рассказывать-то почти нечего. Как я говорила, лет шесть назад мы получили письмо от миссис Джонсон с запросом о нашем приюте, после чего миссис Джонсон приехала сама и все осмотрела. Она заявила, что слышала о "Солнечном кряже" от одной своей подруги, расспросила об условиях, и все такое, потом уехала. А неделю или две спустя мы получили письмо от одной лондонской фирмы адвокатов, с новыми расспросами, и наконец они написали нам, прося принять миссис Ланкастер и сообщая, что миссис Джонсон привезет ее сюда примерно через неделю, если у нас есть свободная комната. Так уж вышло, что место тогда у нас было; миссис Джонсон привезла сюда миссис Ланкастер; и той, вроде бы, понравилось здесь. Миссис Джонсон сказала, что миссис Ланкастер хотела бы привезти с собой кое-какие вещи. Я согласилась, потому что это обычное дело, и людям так больше нравится. Так что все было улажено ко всеобщему удовлетворению. Миссис Джонсон объяснила, что миссис Ланкастер - родственница ее мужа, не очень близкая, но что они тревожатся из-за нее, поскольку собираются уехать в Африку, по-моему, в Нигерию. Ее муж получил туда назначение, и, весьма вероятно, они вернутся в Англию только через несколько лет, а поскольку дома у них нет, они хотят устроить миссис Ланкастер в приют, где та будет по-настоящему счастлива.
      - Понятно.
      - Миссис Ланкастер всем здесь очень нравилась. У нее была некоторая... ну, вы знаете, что я имею в виду... путаница в голове. Я хочу сказать, она постоянно все забывала, путала, а иногда не могла вспомнить имен и адресов.
      - Она получала много писем? - спросила Таппенс. - Я хочу сказать, писем из-за границы?
      Ну, по-моему, миссис Джонсон или мистер Джонсон написали раз или два из Африки, но только года через два. Люди все-таки утрачивают связь, особенно когда уезжают за границу и начинают новую жизнь. Не думаю, что они вообще много общались с нею. Она была дальней родственницей, и они позаботились о ней больше из чувства долга, а не потому, что она много для них значила. Все финансовые дела вел адвокат, мистер Эклз, член весьма почтенной фирмы, с которой мы уже пару раз имели дело. Я полагаю, родственники и друзья миссис Ланкастер все умерли, и вестей она не получала, и навещала ее очень редко. Лет пять назад приезжал один симпатичный господин, друг мистера Джонсона. Он и сам служил в колониях. По-моему, он приехал, только чтобы удостовериться, что она здорова и счастлива.
      - А после этого, - сказала Таппенс, - все о ней забыли.
      - Боюсь, что так, - согласилась мисс Паккард. Грустно, правда? Но это скорее обычное явление, нежели наоборот. К счастью, большинство наших обитательниц находят себе здесь друзей. Они сходятся с кем-нибудь, кто разделяет их вкусы, или у кого есть какие-то общие с ними воспоминания, и все устраивается самым счастливым образом. По-моему, многие из них почти забывают о своей прошлой жизни.
      - Некоторые, я полагаю, - заговорил Томми, - немного... - Он замолчал, подыскивая слово, - немного... - Его рука медленно поднялась ко лбу, но он отдернул ее. - Я не хочу сказать... - забормотал он.
      - О-о, я вполне понимаю, что вы имеете в виду, - сказала мисс Паккард. - Мы не берем пациентов с умственными расстройствами, но действительно принимаем таких, кто на грани помешательства. Я имею в виду людей, которые страдают старческой немощью, не могут как следует следить за собой, или тех, у кого есть причуды и галлюцинации. Иногда они воображают себя историческими персонажами. У нас здесь были две Марии-Антуанетты и одна очень милая старушенция, которая твердила, что она мадам Кюри и открыла радий. Она, бывало, с большим интересом читала газеты, особенно новости об атомных бомбах и научных открытиях. А потом непременно объясняла, что именно она и ее муж первыми начали эксперименты в этом направлении. Безобидный обман - вот что может сделать вас счастливыми, когда вы стареете. К тому же подобные загибы не постоянны. Не каждый день вы бываете Марией-Антуанеттой или даже мадам Кюри. Обычно это находит раз в две недели. Затем, я полагаю, человек устает поддерживать игру. И, разумеется, зачастую люди страдают забывчивостью. Они не могут упомнить, кто они. Либо же то и дело говорят, что забыли нечто важное, и мечтают вспомнить. Ну, в общем, всякое в этом роде.