Глава 1

Объявлено убийство

Ежедневно, кроме воскресений, с семи тридцати до восьми тридцати утра, Джонни Батт, пронзительно свистя, объезжал на велосипеде поселок Чиппинг-Клеорн; перед каждым домом он останавливался и бросал в почтовый ящик те утренние газеты, на которые подписывались хозяева этих домов у киоскера с Хай-стрит. А посему полковнику Истербруку с женой он положил в ящик “Таймс” и “Дейли грэфик”, миссис Светтенхэм он оставил “Таймс” и “Дейли уоркер”, мисс Хинчклифф и мисс Мергатроид – “Дейли телеграф” и “Ньюс кроникл”, мисс Блеклок – “Телеграф”, “Таймс” и “Дейли мейл”.

А по пятницам он заносил в эти, как и во все другие дома Чиппинг-Клеорна, еще и “Норт бэнхэм ньюз энд Чиппинг-Клеорн газетт”, которую называли здесь попросту “Газетой”.

И каждую пятницу, бросив беглый взгляд на заголовки Других изданий (НАПРЯЖЕННОСТЬ В МИРЕ ОБОСТРЯЕТСЯ! СЕГОДНЯ-АССАМБЛЕЯ ООН! ИЩЕЙКИ ВЫСЛЕЖИВАЮТ УБИЙЦУ БЕЛОКУРОЙ МАШИНИСТКИ! ТРИ ШАХТЫ БАСТУЮТ! ДВАДЦАТЬ ТРИ ЧЕЛОВЕКА УМЕРЛИ ОТ ПИЩЕВОГО ОТРАВЛЕНИЯ В ОТЕЛЕ “СИСАЙД” И Т. Д.), большинство жителей Чиппинг-Клеорна нетерпеливо разворачивали “Газету” и погружались в изучение местных новостей. Наскоро просмотрев раздел писем (в которых пышным цветом расцветали страстная ненависть и кровная вражда), девять подписчиков из десяти обращались к столбцу частных объявлений, здесь, вперемешку с объявлениями о купле или продаже и слезными мольбами о помощи по хозяйству, печатались бесчисленные объявления о собаках, домашней птице и садовом инвентаре, – короче говоря, все то, что могло заинтересовать членов маленькой общины Чиппинг-Клеорна.

Пятница, 29 октября, не была исключением из правил…

Откинув со лба очаровательные пепельные кудряшки, миссис Светтенхэм развернула “Таймс”, окинула томным взглядом левую страницу с новостями и, решив, по своему обыкновению, что даже если в мире и случилось что-нибудь из ряда вон выходящее, то “Таймс” все равно ограничится лишь туманными гладкими фразами ни о чем, быстренько проглядела хронику рождений, свадеб и смертей (последние – с большим интересом!), затем с чувством выполненного долга отложила “Таймс” в сторону и торопливо потянулась за “Чиппинг-Клеорн газетт”.

Когда немного погодя ее сын Эдмунд вошел в комнату, она уже была погружена в изучение объявлений.

– Доброе утро, дорогой, – сказала миссис Светтенхэм. – Смедли продают свой “даймлер”. Он у них с тридцать пятого года – совсем развалина, да?

Сын пробурчал в ответ что-то маловразумительное, налил кофе, взял пару копченых рыбешек, уселся за стол и развернул “Дейли уоркер”, прислонив газету к подносу с гренками.

– Щенки бульмастифа[1], – читала вслух миссис Светтенхэм. – Ей-богу, не понимаю, как можно в наше время прокормить такую большую собаку… Гм-м, Селина Лоуренс опять дала объявление насчет кухарки… По-моему, пустая трата времени по нынешним временам. Она даже не указала адреса, только номер почтового ящика.., да.., роковая ошибка, скажу я вам.., прислуга теперь просто с ножом у горла требует, чтобы ей сообщали точный адрес: все хотят попасть в престижный район… Искусственные зубы… Не понимаю, почему искусственные зубы пользуются таким спросом. Вполне доступные цены!.. Прекрасные луковицы. Наш особый сорт. Действительно, недорого… Девушка ищет интересную работу, хотела бы путешествовать. Тоже мне!.. А кто бы не хотел? Таксы… Вот мне лично никогда не нравились таксы, не потому что порода немецкая, это теперь уже не так важно, просто не нравились – и все тут!.. Да-да, миссис Финч?

Дверь приоткрылась, и показалась мрачная особа могучего телосложения в потертом бархатном берете – миссис Финч.

– Доброе утро, мэм, – сказала она. – Можно убирать со стола?

– Нет-нет, подождите. Мы еще не позавтракали, ответила миссис Светтенхэм. – Скоро кончим, – добавила она заискивающе.

Метнув грозный взгляд на сидевшего с газетой Эдмунда, миссис Финч презрительно фыркнула и удалилась.

– Я ведь только сел, – начал было Эдмунд, но мать перебила его:

– И, пожалуйста, не читай эту жуткую газету, Эдмунд! Миссис Финч этого не любит.

– Не понимаю, какое дело миссис Финч до моих политических убеждений.

– Тем более, – не слушая его, продолжала миссис Светтенхэм, – что ты не рабочий. Ты вообще не работаешь.

– Ну, это уж чистая ложь! – возмутился Эдмуэд. – Как не работаю? Я пишу книгу.

– Я имею в виду настоящую работу, – сказала миссис Светтенхэм. – А миссис Финч нам очень даже нужна. Вот обидится она, уйдет – кого мы найдем вместо нее?

– Напечатаем объявление в “Газете”, – ухмыльнулся Эдмунд.

– Да говорю тебе, это бесполезно! Ей-богу, в наши дни если нет в доме старенькой нянюшки, которая готовит еду и ведет хозяйство, пропадешь.

– А почему у нас ее нет? Как же ты так оплошала и вовремя не обеспечила меня нянюшкой? О чем ты только думала, мама?!

– Но, дорогой, у тебя была айя[2].

– Как ты недальновидна, – пробормотал Эдмунд. Миссис Светтенхэм снова углубилась в частные объявления.

– Продается подержанная газонокосилка. Интересно… Боже, что за цена!.. Еще таксы… “Напиши или свяжись со мной, я в отчаянии. Макака”. Ну и дурацкие бывают прозвища!.. Кокер-спаниели… Эдмунд, помнишь Сьюзи? Она была прямо как человек. Все понимала… Продается буфет в стиле шератон. Подлинник, фамильная реликвия. Миссис Лукас. Дайяс-Холл. Вот лгунья! Можно подумать и впрямь шератон!

Миссис Светтенхэм презрительно хмыкнула и продолжала читать:

– “Дорогая, все ошибка. Любовь до гроба. В пятницу как обычно”. Наверное, влюбленные поссорились. А может, это воровской пароль? Как ты думаешь, Эдмунд? Опять таксы! Ей-богу, люди помешались на таксах! Словно других собак нет! Вот у твоего дяди Симона были манчестерские терьеры[3]. Такие грациозные крошки! Мне лично нравится, когда у собак длинные лапы… Дама, собирающаяся за границу, продает двухместный катер.., и ни описания, ни цены… Объявлена свадьба.., пет, УБИЙСТВО… Что?! Первый раз слышу… Эдмунд, Эдмунд, ты ТОЛЬКО ВЗГЛЯНИ: “ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО. КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В ЛИТТЛ-ПЕДДОКСЕ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ. ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ”.

– Что такое? – оторвался от газеты Эдмунд.

– В пятницу двадцать девятого октября… Он, ведь это сегодня!

– Дай-ка, дай-ка, – взял у нее газету сын.

– Однако что все это значит? – сгорая от любопытства, спросила миссис Светтенхэм.

Эдмунд Светтенхэм задумчиво почесал нос.

– Наверное, они устраивают вечеринку. “Игру в убийство” или что-то в этом духе.

– А-а, – с сомнением в голосе откликнулась миссис Светтенхэм. – Но что за странная манера давать такие объявления! Совершенно не похоже на Летицию Блеклок, я ее считала на редкость здравомыслящей женщиной.

– Может, на нее подействовали развеселые юнцы, живущие сейчас в доме?

– Очень уж лаконичная заметка. Сегодня… Как ты считаешь, нам стоит пойти?

– Здесь говорится: “Друзья, спешите принять участие”.

– Однако эта новая мода приглашать гостей ужасно беспардонна, – решительно заявила миссис Светтенхэм.

– Хорошо, мама, не ходи туда.

– И не пойду! – воскликнула миссис Светтенхэм. Они помолчали.

– Неужели тебе действительно хочется съесть эту последнюю гренку, Эдмунд?

– Ах, мама, а я-то думал, что мое правильное питание для тебя важнее, чем то, что старой карге приспичило убрать со стола!..

– Тс-с, дорогой, она может услышать!.. А что такое “игра в убийство”?

– Точно не знаю. Кажется, к тебе прицепляют клочок бумаги.., нет, пожалуй, их все-таки тянут из шапки. Один становится сыщиком, другой – жертвой, гасят свет, и кто-нибудь хлопает тебя по плечу; ты орешь, падаешь и притворяешься мертвым.

– Что ж, весьма увлекательно.

– А по-моему, чертовски скучно. Я не пойду.

– Глупости, Эдмунд! – решительно возразила миссис Светтенхэм. – Раз я собираюсь, значит, и ты пойдешь. И нечего тут обсуждать!

– Арчи, – сказала миссис Истербрук своему мужу, – ты только послушай!

Полковник Истербрук не обратил на нее внимания, поскольку возмущенно пыхтел, читая статью в “Таймс”.

– Вся беда этих деятелей в том, – изрек он, – что они не имеют об Индии ни малейшего понятия. Ни малейшего!

– Конечно, милый, конечно.

– Иначе они не писали бы такой чепухи.

– Ну, разумеется, Арчи, послушай: “ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ (значит, сегодня!) В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В ЛИТТЛ-ПЕДДОКСЕ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ. ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ”. – Миссис Истербрук торжествующе умолкла.

Полковник взглянул на нее снисходительно, но без особого интереса.

– “Игра в убийство” – вот что это такое, – сказал он.

– А… – пробормотала миссис Истербрук.

– Только и всего. – Полковник слегка выпрямился. – Однако она может оказаться очень даже забавной, если только играют со знанием дела. А для этого нужен кто-то, кто хорошо знает правила. Сначала положено тянуть жребий. Один из игроков – убийца, кто именно – никому не известно. Гасят свет. Убийца выбирает жертву. Она должна сосчитать до двадцати, а потом закричать. Тогда тот, кому выпало быть детективом, начинает расследование. Всех допрашивает. Где они были, что делали… Пытается вывести убийцу на чистую воду. Да, хорошая игра, если детектив.., м-м.., имеет представление о том, что ему нужно делать.

– Вот как ты, например. Арчи. Сколько интересных дел было в твоем округе!

Полковник Истербрук снисходительно улыбнулся и самодовольно покрутил ус.

– Да уж, Лаура, – сказал он. – Думаю, я мог бы их кое-чему научить.

Он приосанился.

– Мисс Блеклок зря не попросила тебя помочь.

Полковник хмыкнул.

– Так у нее ж есть этот молокосос! Племянник или кем он там ей доводится?.. Наверное, это он ее и подбил. Надо же додуматься – дать такое объявление!.. Забавно!

– Оно напечатано в частных объявлениях. Мы могли бы и не заметить. Как ты считаешь, это приглашение, Арчи?

– Хорошенькое приглашение! На меня, во всяком случае, пусть не рассчитывают.

– Но, Арчи! – Голос миссис Истербрук стал пронзительно-плаксивым.

– Должны были предупредить заранее. Они же знают, что я могу быть занят.

– Но ведь ты не занят, милый, правда? – вкрадчиво прошептала миссис Истербрук. – Арчи, по-моему, пойти помочь бедной мисс Блеклок – это твой долг. Она наверняка рассчитывает на твою помощь. Ты же столько знаешь про работу в полиции, про суды… Если ты ей не поможешь, у них ничего не получится. В конце концов, соседей надо выручать!

Миссис Истербрук склонила набок головку с крашеными светлыми волосами и широко распахнула голубые глаза.

– Ну, коли так, то конечно, Лаура… – Полковник Истербрук снова с важным видом покрутил ус и снисходительно глянул на свою пышную женушку. Миссис Истербрук была моложе его, по крайней мере, лет на тридцать. – Раз ты так считаешь, Лаура, – протянул он.

– Но ведь это действительно твой долг. Арчи! – торжественно отчеканила миссис Истербрук.

“Чиппинг-Клеорн газетт” принесли и в Боулдерс – так назывались три живописных, соединенных друг с другом коттеджа, где обитала мисс Хинчклифф и мисс Мергатройд.

– Хинч!

– В чем дело, Мергатройд?

– Ты где?

– В курятнике.

– Ой!

Осторожно ступая по высокой мокрой траве, мисс Эми Мергатройд добралась до подруги. Облачившись в вельветовые штаны и военный китель, та добросовестно растирала ладонями корм и бросала его в таз, в котором дымилось малоаппетитное варево из картофельных очисток и капустных кочерыжек.

Мисс Хинчклифф обернулась. Волосы ее были подстрижены коротко, по-мужски, кожа на лице задубела.

Мисс Мергатройд, миловидная толстушка, была одета в твидовую юбку и растянувшийся пуловер ярко-синего цвета. Седые кудряшки ее растрепались и напоминали птичье гнездо. Она слегка запыхалась.

– Тут, в “Газете”, – выдохнула Мергатройд. – Ты только послушай.., что бы это значило? “ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ В ЛИТТЛ-ПЕДДОКСЕ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ. ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ”.

У нее перехватило дыхание, и она умолкла, ожидая авторитетного заключения подруги.

– Рехнуться можно, – сказала мисс Хинчклифф.

– Да-да, но что же все-таки это значит, как ты думаешь?

– Выпивон, что же еще? – хмыкнула мисс Хинчклифф.

– Значит, это приглашение?

– Выясним, когда придем, – сказала мисс Хинчклифф. – Херес наверняка будет паршивый. Ты бы сошла с травы, Мергатройд. Ты же в домашних тапочках. Они насквозь промокли.

– О Боже! – Мисс Мергатройд уныло уставилась на свои ноги. – Сколько сегодня яиц?

– Семь. Эта проклятая курица все еще высиживает цыплят. Надо будет загнать ее в курятник.

– Странный все-таки это способ, как ты думаешь? мечтательно протянула Эми Мергатройд, имея в виду объявление в “Газете”.

Однако подруга была сделана из более простого и жесткого теста. Она нацелилась на борьбу с непокорной курицей, и никакие, даже самые загадочные, объявления не могли ее отвлечь.

Мисс Хинчклифф тяжело прохлюпала но грязи и набросилась на пятнистую наседку. Послышалось громкое возмущенное кудахтанье.

– Надо будет завести уток, – изрекла мисс Хинчклифф. – С ними куда меньше хлопот.

– Восхитительно! – воскликнула за обедом миссис Хармон, обращаясь к мужу, преподобному Джулиану Хармону. – У мисс Блеклок будет убийство.

– Убийство? – переспросил, слегка удивившись, муж. – Когда?

– Сегодня днем… Вернее, ранним вечером. В половине седьмого. Ах, что за невезенье, милый, тебе как раз надо готовиться к конфирмации! А ведь ты обожаешь убийства!

– Совершенно не понимаю, о чем ты, Банч. Миссис Хармон, этакая пышечка, протянула ему “Газету”.

– Вот, взгляни. Там, где подержанные пианино и вставные зубы.

– Какое странное объявление!

– Правда? – радостно подхватила Банч. – Никогда бы не подумала, что мисс Блеклок увлекается подобными играми. Наверное, ее подбили молодые Симмонсы… Хотя, по-моему, для Джулии Симмонс такие забавы грубоваты. Но факт остается фактом, и просто возмутительно, что ты не сможешь пойти. А я пойду обязательно и потом тебе все расскажу. Хотя сама я едва ли получу удовольствие – не люблю игр в темноте. Признаться, они меня пугают, надеюсь, что мне не выпадет роль жертвы. Уверена, что, если кто-нибудь вдруг схватит меня за плечо и шепнет: “Ты убита”, у меня сердце так подпрыгнет, что я и вправду умру. Как ты думаешь, это возможно?

– Конечно нет, Банч. Я думаю, ты будешь жить долго-долго.., вместе со мной…

– И мы умрем в один день, и нас похоронят в одной могиле. Вот было бы чудесно!

При мысли о такой перспективе Банч просияла.

– Ты выглядишь очень счастливой, – сказал, улыбаясь, ее муж.

– А кто на моем месте не был бы счастлив? – чуть смущенно спросила Банч. – У меня есть ты, и Сьюзан, и Эдвард, и все вы во мне души не чаете, и вам не важно, глупа я или умна. И солнышко светит! И у нас такой чудный большой дом!

Преподобный Джулиан Хармон оглядел просторную полупустую столовую и нерешительно кивнул.

– Для некоторых жить в таком огромном бестолковом доме, где гуляют сквозняки, хуже каторги.

– А мне нравятся большие комнаты. В них подолгу задерживаются приятные ароматы, долетающие с улицы. И чувствуешь себя вольготно, и можно разбрасывать вещи, потому что беспорядка не будет заметно.

– Но у нас нет ни электроприборов, облегчающих быт, ни центрального отопления. Тебе, должно быть, тяжко приходится, Банч.

– Да что ты, Джулиан! Я, как встану в полседьмого, сразу включаю бойлер и ношусь туда-сюда, как вихрь, и к восьми у меня уже все готово. Разве я плохо справляюсь? Я натираю полы пчелиным воском, стираю пыль с полировки и ставлю в большие кувшины осенние листья. На самом деле с большим домом хлопот вовсе не прибавляется. Вытираешь пыль и моешь полы гораздо быстрее, потому что не натыкаешься на разные вещи, как это бывает в маленьких комнатушках. И спать в большой холодной комнате мне нравится: свернешься клубочком, так что только нос торчит, – уютно! А чистить картошку и мыть посуду все равно приходится везде, не важно, в каком доме ты живешь. Сам посуди, как прекрасно, что у Сьюзан и Эдварда такая большая пустая комната! Они могут играть сколько им вздумается и в железную дорогу, и в куклы, и им не нужно убирать игрушки. А потом, когда дом большой, есть где разместить гостей. Возьми, к примеру, Джимми Саймса и Джонни Финча – им пришлось жить с родителями жен. А ты сам знаешь, каково это. Ты преданно любишь свою маму, но, наверно, тебе не очень хотелось бы после свадьбы жить с ней и с папой. И мне тоже. Я чувствовала бы себя маленькой девочкой. Джулиан улыбнулся.

– Но ты и вправду до сих пор как маленькая девочка, Банч.

Сам Джулиан Хармон, судя по всему, давно ощущал себя шестидесятилетним старцем. Однако до края, предначертанного природой, ему оставалось еще лет двадцать пять.

– Знаю, я глупая…

– Ты не глупая, Банч. Ты очень умная.

– Нет-нет… Я совсем не интеллектуалка. Правда, я стараюсь.., и мне действительно очень нравится, когда ты рассказываешь о литературе, истории, природе… Хотя, наверное, читать мне по вечерам Гиббона[4] все-таки не стоило. Знаешь, когда за окном свистит ветер, а у нас тут внутри тепло и уютно, меня от Гиббона почему-то клонит в сон.

Джулиан рассмеялся.

– Но я обожаю тебя слушать, Джулиан. Расскажи мне еще раз про старого священника.

– Ты же знаешь эту историю наизусть, Банч.

– Ну, еще разочек. Пожалуйста!

– Ладно, – уступил муж. – Священника звали старик Скримгор. Однажды кто-то заглянул к нему в церковь. Стоя на кафедре, он держал страстную речь перед двумя поденщицами. Грозил им пальцем и говорил: “Ага! Знаю-знаю, о чем вы думаете. Вы думаете, что Агасфер[5] – это Артаксеркс Второй[6]. Так вот: ошибаетесь! – восклицал старик и добавлял с неописуемым торжеством:

– Агасфер был Артаксерксом Третьим[7]!

Джулиан не находил в этой истории ничего особо смешного, но Банч не переставала потешаться.

Раздался всплеск ее звонкого смеха.

– Какой душка! – воскликнула она. – Когда-нибудь и ты станешь таким, Джулиан.

Джулиану явно было не по себе.

– Я знаю, что порой не могу выражаться просто и доходчиво, – ответил он, – и очень из-за этого переживаю.

– Ну, на сей счет я бы на твоем месте не беспокоилась. – Банч поднялась из-за стола и начала собирать на поднос грязную посуду. – Вчера миссис Батт сказала мне, что ее муж, который раньше в церковь вообще не заглядывал и слыл местным атеистом, теперь каждое воскресенье отправляется послушать твою проповедь… “А недавно, мадам, – продолжала она, мастерски подражая голосу “рафинированной” миссис Батт, – мой Батт сказал мистеру Тимкинсу из Литтл-Ворсдейла, что у нас в Чиппинг-Клеорне настоящая культура, не то что в Ворсдейле, где мистер Гросс говорит с прихожанами, будто с детьми неразумными. Наш священник – человек высокообразованный. Еще бы! Он не в каких-нибудь там Мильчестерах, он в Оксфорде обучался! И он дарит всех нас плодами своей учености. И про все-то он знает! И про Древний Рим, и про Грецию, и про Вавилон с Ассирией! Даже кота своего назвал в честь ассирийского царя!” – победоносно закончила Банч. – Видишь, какая о тебе идет слава!.. О Господи Боже мой! Мне же надо делать дела, а то я до вечера не управлюсь. Кис-кис, Тиглатпаласар, попробуй-ка селедочный хребет!

Она открыла дверь, ловко придержала ее ногой и юркнула в нее с полным подносом, громко и не особенно благозвучно распевая собственную версию шуточной песенки:

Грохот вываливаемой в раковину посуды заглушил следующие слова, но, выходя из дому, преподобный Джулиан Хармон услышал заключительную ликующую строку: “Идем мы на убийство!”

Глава 2

Завтрак в Литтл-Педдоксе

В Литтл-Педдоксе завтрак тоже был в самом разгаре.

Мисс Блеклок, шестидесятилетняя хозяйка дома, сидела во главе стола. На ней было домашнее платье, совершенно не вязавшееся с ожерельем из крупного фальшивого жемчуга. Она читала статью Лейн Норкотт в “Дейли мейл”. Джулия Симмонс томно перелисты вала “Дейли телеграф”. Патрик Симмонс решал кроссворд в “Таймсе”. Мисс Дора Баннер с головой ушла в местный еженедельник и ничего вокруг не замечала.

Мисс Блеклок тихонько хихикнула; Патрик пробормотал: “Не авторитетный, а авторитарный – вот где я ошибся”.

И вдруг мисс Баннер закудахтала, как вспугнутая курица:

– Летти, Летти, ты видела? Что это?

– В чем дело, Дора?

– Какое странное объявление! В нем черным по белому назван Литтл-Педдокс. Но что это значит?

– Дора, милочка, дай-ка взглянуть…

Мисс Баннер послушно протянула газету мисс Блеклок и ткнула дрожащим пальцем в загадочные строчки:

– Только посмотри, Летти.

Мисс Блеклок взглянула. Брови ее приподнялись. Окинув стол испытующим взором, она громко прочла:

– “ОБЪЯВЛЕНО УБИЙСТВО, КОТОРОЕ ПРОИЗОЙДЕТ В ЛИТТЛ-ПЕДОКСЕ В ПЯТНИЦУ, ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ. ТОЛЬКО СЕГОДНЯ. ДРУЗЬЯ, СПЕШИТЕ ПРИНЯТЬ УЧАСТИЕ”. Патрик, это твои штучки? – Ее вопрошающий взгляд остановился на красивом молодом повесе, сидевшем на противоположном конце стола.

Патрик Симмонс поспешил оправдаться:

– Что вы, тетя Летти! Как вы могли подумать? И вообще, при чем тут я?

– От тебя вполне можно этого ожидать, – жестко сказала мисс Блеклок. – Такие выходки в твоем духе.

– Выходки? Да что вы, тетя Летти!

– Тогда, может, это ты, Джулия?

– Ну, разумеется, нет, – устало ответила Джулия.

– Неужели вы думаете, что миссис Хаймс… – пробормотала мисс Блеклок и взглянула на уже освободившееся место за столом.

– Нет, вряд ли наша Филлипа вдруг сделалась шутницей, – откликнулся Патрик. – Она у нас девушка серьезная.

– Однако чья же это тогда выдумка? – спросила, зевая, Джулия. – И что это означает?

– Наверное, какой-то глупый розыгрыш, – задумчиво произнесла мисс Блеклок.

– Но зачем? – воскликнула Дора Баннер. – С какой целью? По-моему, это очень неумная шутка. И дурного тона!

Ее дряблые щеки негодующе затряслись, а близорукие глаза возмущенно сверкнули.

Мисс Блеклок улыбнулась.

– Не переживай так, Банни. Просто кто-то решил пошутить: хотелось бы только узнать, кто именно.

– Здесь говорится “сегодня”, – напомнила мисс Баннер, – сегодня в восемнадцать тридцать. Как ты думаешь, что будет?

– Будет Смерть, – загробным голосом ответил Патрик. – Дивная Смерть!

– Патрик, уймись! – цыкнула на него мисс Блеклок, а мисс Баннер тихо взвизгнула.

– Но я имел в виду всего лишь торт, который готовит Мици, – принялся оправдываться Патрик. – Вы же знаете, мы называем его “Дивная Смерть”.

Мисс Блеклок рассеянно улыбнулась.

Однако мисс Баннер никак не желала оставить ее в покое.

– Нет, правда, Летти, как ты думаешь…

Подруга прервала ее, стараясь держаться беспечно.

– Я знаю только одно, – сухо сказала она, – в шесть тридцать к нам пожалует, сгорая от любопытства, полпоселка. На твоем месте я бы лучше выяснила, есть ли у нас что-нибудь выпить.

– Но ведь ты волнуешься, Лотти?

Мисс Блеклок вздрогнула. Она сидела за письменным столом, рассеянно рисуя на промокашке каких-то рыбок. Подняв голову, она посмотрела на встревоженную подругу.

Что ей было сказать Доре Баннер? Банни нельзя волноваться, нельзя расстраиваться. Мисс Блеклок помолчала, раздумывая…

Они с Дорой Баннер вместе учились в школе. В те времена Дора была светловолосой, голубоглазой глуповатой девочкой. Но глупость ее никому не мешала, и с ней с удовольствием общались, потому что она была веселой, жизнерадостной и хорошенькой. Мисс Блеклок считала, что ей нужно выйти замуж за симпатичного военного или за сельского присяжного. Ведь Дора обладала массой достоинств: нежностью, привязчивостью, верностью. Но жизнь жестоко обошлась с ней: Доре пришлось самой зарабатывать себе на хлеб. Она всегда была очень старательной… Но – неумехой страшной… За что бы она ни бралась, ничего у нее не получалось.

На долгое время подруги потеряли друг друга из виду. Но полгода назад мисс Блеклок получила письмо, сбивчивое и патетическое. Дорино здоровье было подорвано. Она жила в маленькой комнатушке, пытаясь кое-как просуществовать на свою жалкую пенсию. Ей хотелось бы брать на дом вышиванье, но из-за ревматизма она не могла сделать и этого. Банни вспоминала школьную дружбу.., конечно, жизнь разбросала их.., но, может быть.., вдруг подруга ей поможет?

Поддавшись внезапному порыву, мисс Блеклок откликнулась. Бедная Дора, бедная, милая, глупенькая, пухленькая Дора! Летиция бросилась к ней, увезла ее с собой и поселила в Литтл-Педдоксе, сказав, что одной вести хозяйство тяжело и ей нужна помощница. Жить Доре оставалось недолго – так, по крайней мере, уверяли врачи. И все же порой мисс Блеклок чувствовала, что взяла на себя непомерно тяжелую ношу. Дорогая ее Дора путала все на свете, расстраивала темпераментную иностранку-домработницу, теряла счета, письма и временами доводила мисс Блеклок до белого каления. Бедная бестолковая старушка, такая преданная, так искренне желающая помочь, столь гордая тем, что она нужна и приносит пользу, – только, увы, на нее ни в чем нельзя было положиться…

– Не надо, Дора. Я же тебя просила, – резко произнесла мисс Блеклок.

– Ой! – виновато поглядела на нее мисс Баннер. – Конечно… Я просто забыла. Но.., ты ведь действительно…

– Волнуюсь? Вовсе нет. По крайней мере, – добавила Летиция, стараясь быть правдивой, – не из-за этого. Ты же говоришь про дурацкое объявление в “Газете”?

– Да… И даже если это шутка, то, по-моему, она очень злая.

– Злая?

– Да. Я чувствую во всем какую-то злость. То есть.., я хочу сказать.., нехорошая это шутка, вот что.

Мисс Блеклок взглянула на подругу. Кроткие глаза, длинный упрямый рот, слегка вздернутый нос. Бедная Дора, от нее с ума можно сойти! Такая преданная и такая суетливая… Боже, сколько с ней хлопот! И вот на тебе – у этого милого, выжившего из ума существа еще остался нюх на нравственные и безнравственные поступки!

– Пожалуй, ты права, Дора, – сказала мисс Блеклок. – Это нехорошая шутка.

– Мне она совсем не нравится, – с внезапной яростью выпалила мисс Баннер. – Я боюсь… И ты тоже боишься, Летиция, – неожиданно прибавила она.

– Ерунда! – бодро возразила мисс Блеклок.

– Это опасно… Это.., это как бомба, которую присылают по почте.

– Да нет же, дорогая, просто какой-то недоумок решил сострить.

– Не вижу ничего смешного.

И действительно, ничего смешного тут не было… Лицо мисс Блеклок вдруг выдало ее мысли, и Дора торжествующе вскричала:

– Я же говорила! Ты тоже так думаешь!

– Но, Дора, милочка…

Мисс Блеклок осеклась. В комнату, словно цунами, ворвалась молодая женщина, пышная грудь ее бурно вздымалась под тесным свитером. Широкая яркая юбка была посажена на корсаж, вокруг головы были обмотаны грязные черные косы. Темные глаза сверкали.

– Я могу вам говорить, пожалуйста, да? – затарахтела она.

Мисс Блеклок вздохнула:

– Конечно, Мици, в чем дело?

Порой ей казалось, что лучше самой готовить еду и вести хозяйство, чем терпеть бесконечные истерики домработницы-беженки.

– Я сразу говорить.., надеюсь, все нормально? Я даю вам предупреждение.., и уходить.., уходить сейчас.

– Но почему? Вас кто-нибудь расстроил?

– Да, расстроил, – трагически воскликнула Мици. – Я не хочу умереть! Я уже убежать Европа. Моя семья – они все умереть.., их убивать.., мама, и маленький брат, и моя такая милая маленькая племянница.., всех, всех их убивать. Но я убежать, я прятаться.., прийти в Англия. Я работаю. Я делаю работа, какая никогда не делать на моей родине… Я…

– Все это мне известно, – решительно оборвала мисс Блеклок вечную песню Мици. – Но почему вы намерены уйти именно сегодня?

– Потому что они опять приходят меня убивать!

– Кто?

– Мои враги. Наци! А может, на этот раз и большевики. Они узнали, что я здесь. И приходят убивать. Я читала об это, да, я читала газету!

– Вы имеете в виду нашу “Газету”?

– Здесь, здесь написано. – Мици вытащила из-за спины “Газету”. – Посмотрите, вот здесь есть прямо: “Убийство”. В Литтл-Педдоксе. Или это не значит здесь? Сегодня вечером в половине седьмого. Ай! Я не хочу ждать, когда меня убивают… Нет.

– Но почему это обязательно про вас? Мы думаем, кто-то просто пошутил.

– Шутка? Разве убивать кого-нибудь – шутка?

– Разумеется, нет. Но, дорогая девочка, если бы кто-нибудь захотел вас убить, он бы не стал давать объявление в газете.

– Вы думаете? – Мици слегка заколебалась. – Вы думаете, они никто не хотеть убивать? А может, они хотеть убивать вас, мисс Блеклок.

– Ни за что не поверю, что кому-то хочется меня убить, – беспечно заявила мисс Блеклок. – И, ей-богу, Мици, я совершенно не понимаю, зачем им убивать вас. Ну, зачем, скажите на милость?