Глава 1

На лице человека, сидевшего за письменным столом, не было ни задумчивости, ни рассеянности, оно просто ничего не выражало. Он был бледен той особой бледностью, какая бывает у людей, которым приходится большую часть суток проводить при искусственном освещении. Возраст его трудно было определить — он выглядел ни старо, ни молодо. Лицо гладкое, без морщин, только в глазах страшная усталость.

Второй человек, находившийся в этом же кабинете, был темноволос и энергичен, даже сейчас он не мог спокойно сидеть, поминутно вскакивал, расхаживал взад и вперед, бросая отрывистые замечания.

— Донесения! — в его голосе была горечь. — Донесения, сообщения, доклады и еще раз донесения! И ни в одном из них ни черта нет!

На столе в беспорядке лежали бумаги. Одна из служебных карт была озаглавлена: «Беттертон, Томас Чарльз». Рядом с этим именем был начертан огромный вопросительный знак. Сидящий за столом покачал головою.

— Итак, полковник Вартон, вы изучили все эти донесения и считаете, что там нет ничего заслуживающего внимания?

Второй пожал плечами.

— Кто может сказать наверняка?

— Вы правы. Кто может сказать наверняка!

Тогда опять заговорил Вартон. Его речь напоминала пулеметную очередь:

— Донесения из Рима, донесения из Турина. То его видели на Ривьере, то засекли в Антверпене, опознали по приметам в Осло, затем видели в Биарице… Сообщают о его подозрительном поведении в Страсбурге… Доносят, что видели на побережье в Остенде с очаровательной блондинкой… Установили, что он прогуливался по улице Брюсселя с борзой! В зоологическом саду в обнимку с зеброй его еще не видели, но боюсь, что скоро мы узнаем и такое!

— Мы должны все выяснить, — продолжал Вартон. — Первая наша задача — найти четкие ответы на все эти как, почему и где. Мы не можем допустить, чтобы каждый месяц исчезал какой-нибудь известный ученый, а мы даже представления не имели бы, почему это происходит и куда они все деваются! Вы читали секретное досье на Беттертона, которое пришло из США, Джессеп?

Человек за столом утвердительно кивнул.

— Обычные левые настроения того периода, ими переболели там почти все. Ничего такого серьезного, насколько нам удалось установить. До войны он работал в области звука, но, в общем-то, безуспешно. Когда известный Маннхейм эмигрировал из Германии в США, Беттертона пригласили к нему ассистентом, это кончилось его женитьбой на дочери Маннхейма. После смерти Маннхейма Беттертон продолжал самостоятельно работать и сделал блестящие успехи. Известность ему принесло открытие, которое произвело переворот в науке, а именно ZE-расщепление. Беттертон достиг вершины славы. Все сулило ему блестящую карьеру. Но жена Беттертона вскоре после свадьбы умерла, и это его страшно потрясло. Он вернулся в Англию и последние полтора года работал здесь, в Харвелле. Полгода назад он женился вторично — на этот раз на дочери местного нотариуса.

— ZE-расщепление, — зло произнес Вартон. — Вся эта терминология просто убивает меня. — В его голосе слышалась брезгливость. — Я человек старого поколения. В жизни мне не удалось разглядеть ни одной молекулы! А они теперь, видите ли, расщепляют самое Вселенную! И этот Беттертон — один из главных, как их там, расщепителей! Кстати, а как отзываются о нем в Харвелле?

— В атомном центре Беттертона характеризуют вполне положительно. — Собеседники перебрасывались словами почти автоматически.

— Целых полтора года, с самого дня его приезда, он был перед нами как на ладони… И все было в порядке.

— Все наши меры по обеспечению безопасности ученых обычно давят на их психику, вы же знаете. Такое чувство, будто постоянно находишься под микроскопом. Тут-то и возникают идеи о каком-то идеальном мире — свобода и братство, работа на благо всего человечества. Люди становятся податливыми и представляют собой отличный материал для всяких проходимцев.

Джессеп устало улыбнулся:

— А мы занимаемся делами совсем другими, мы — народ скромный. Спасение мира отнюдь не входит в нашу задачу. — Он побарабанил пальцами по столу. — Эх, знать бы нам побольше о Беттертоне. Мне нужны самые повседневные вещи. Например, каким шуткам он смеялся, что могло рассердить его, каких людей он любил, каких ненавидел.

Вартон взглянул на собеседника с любопытством:

— Послушайте, Джессеп, а что его жена, вы уже допрашивали ее?

— Несколько раз.

— Она может помочь?

— Кажется, нет.

— Как вы думаете, она что-нибудь знает?

— Она утверждает, что ей ничего неизвестно. И все эмоции, требуемые ситуацией, налицо — беспокойство, горе, отчаяние. Кстати, она выдвигает свою версию, она считает, что Беттертона похитили.

— И вы ей верите?

— У меня страшный недостаток. Я никогда никому не верю… Обыкновенная женщина, одна из тех, что вы ежедневно встречаете за игрой в бридж.

— Понятно, — отозвался Вартон, — тогда это только затрудняет дело.

— Оливия Беттертон уже в приемной и ждет вызова. Опять придется начинать с самого начала.

— Видимо, это единственный путь… — Вартон поднялся с кресла. — Не буду вас задерживать. — Он поклонился и вышел. Джессеп взял трубку одного из стоящих на столе телефонов. — Проводите ко мне миссис Беттертон.

Оливия Беттертон была высокая изящная женщина лет двадцати семи с необыкновенно красивыми светло-каштановыми волосами. Под этой роскошной золотой шапкой хорошенькое лицо ее сильно проигрывало. Серо-зеленые глаза, светлые ресницы. И никакой косметики.

Последнее, как ни странно, навело Джессепа на мысль, что изящная миссис Беттертон знает больше, чем говорит. Он знал по опыту своей тяжелой работы, что, если у женщины горе, она отнюдь не пренебрегает косметикой. Наоборот, любая женщина знает, что несчастье оставило следы на ее лице, и всегда постарается это скрыть доступными средствами. Не сознательно ли жена Беттертона именно таким образом старалась получше сыграть роль отчаявшейся жены?

— О, мистер Джессеп! Надеюсь, есть какие-нибудь новости?

Джессеп отрицательно покачал головой и мягко сказал:

— Мне очень жаль, миссис Беттертон, но я вынужден был просить вас прийти сюда еще раз. Ничего определенного, однако, сообщить мы не можем.

Оливия быстро перебила его:

— Я знаю, вы написали об этом в письме, но я думала, может.., с тех пор… Я с радостью и надеждой шла сюда. Сидеть дома и теряться в догадках! Что может быть хуже! Это так ужасно, когда не знаешь, чем помочь!

— Надеюсь, вы не станете возражать, если я опять вернусь к прежней теме и задам вам те же самые вопросы? Знаете, иногда выступают незначительные детали… Что-нибудь из того, что вы упустили прежде или посчитали не стоящим внимания.

— Да., Я понимаю.. Пожалуйста, спрашивайте обо всем, что вас интересует.

— Последний раз вы видели мужа двадцать третьего августа. Не так ли?

— Да.

— Это было в день его вылета в Париж для участия в конференции?

— Да.

Джессеп быстро перешел к следующему вопросу:

— Так вот, первые два дня мистер Беттертон был на конференции. На третий день он не появился. Случайно, нет ли, но он сказал одному из своих коллег, что собирается покататься на речном теплоходе по Сене. Это не удивляет вас? — Тон Джессепа стал резким. — Это что, в характере вашего мужа?

В ответе Оливии Джессеп уловил нотку сомнения.

— Видите ли, мне показалось… Томаса очень интересовала предстоящая конференция.

— Возможно. Но сейчас мы говорим именно об этом дне. Может, он просто решил денек отдохнуть?.. Но не кажется ли вам, что такое поведение просто не свойственно мистеру Беттертону?

Оливия только покачала головой.

— Дальше, — продолжал Джессеп. — В ту ночь мистер Беттертон не вернулся в гостиницу. Мы можем утверждать, что за границу он тогда не выехал, во всяком случае, под собственным именем. Как вы думаете, у него мог быть второй паспорт на какое-либо другое имя?

— Конечно, нет! Зачем ему это?

Джессеп внимательно наблюдал за своей собеседницей.

— Значит, вы никогда не видели у него второго паспорта, миссис Беттертон?

— Нет, не видела. И я не верю этому. Я ни на минуту не могу этому поверить. Он не мог уехать куда-то добровольно, как вы все здесь стараетесь представить. С ним что-то случилось, а может быть.., может быть.., он вдруг потерял память?…

— До сих пор его здоровье было в порядке?

— Да. Но Томас очень много работал и иногда чувствовал себя чрезвычайно утомленным.

— Скажите, он не проявлял какого-нибудь беспричинного беспокойства, не был чем-то угнетен?

— У него не было никаких причин для беспокойства или подавленности. — Трясущимися пальцами Оливия открыла сумочку и достала носовой платок. — Это все так ужасно! — Голос женщины дрогнул, — Я не могу поверить всему этому. Он никогда бы не уехал, не предупредив меня. С Томасом что-то случилось. Наверно, его похитили или просто на него было совершено нападение. Я стараюсь не думать об этом, но временами чувствую, что произошло самое ужасное…

— Но позвольте, миссис Беттертон, пока нет никаких оснований для такого предположения. Если бы он был мертв, то его тело давно бы обнаружили.

— А если он утонул, или его столкнули в канализационный колодец? Я знаю, в Париже все может случиться.

— Уверяю вас, миссис Беттертон, в Париже очень хорошая полиция…

— Я знаю, о чем вы думаете, — гневно перебила Оливия Джессепа, — но это не так! Томас никогда не продаст секретов и никогда их никому не выдаст. Он чист, как стеклышко, вся его жизнь, как открытая книга!

— Расскажите мне о политических взглядах вашего супруга, миссис Беттертон.

— В США, я думаю, он был демократом, здесь, в Англии, голосовал за лейбористов. Впрочем, его совершенно не интересовала политика. Он был ученым до мозга костей. Блестящим ученым, кстати, — в ее тоне слышался вызов.

— Да, — согласился Джессеп, — он был блестящим ученым. В этом-то и вся суть дела. Может, ему сделали какое-нибудь интересное предложение, и он уехал в другую страну?

— Это неправда! — Оливия и не старалась скрыть свой гнев. — Так пытаются представить все газеты, так думаете и вы. Но это неправда! Он никуда бы не уехал, не предупредив меня…

— А он действительно ничего вам не сказал? — Джессеп пристально следил за лицом Оливии Беттертон.

— Ничего. Я не знаю, где он. Я думаю, что его похитили или, как я уже говорила, его нет в живых. Но если Томас умер, я должна знать об этом. Я должна знать! Я не могу больше томиться в этой страшной неизвестности. Я не ем и не сплю, теряю последние силы. Неужели вы не можете мне помочь?

Джессеп поднялся и обошел вокруг стола.

— Я очень сожалею, миссис Беттертон. — В его голосе слышалось сочувствие. — Очень. Позвольте заверить вас, что мы делаем все, что в наших силах. Мы ежедневно получаем сообщения из различных мест…

— Различных мест?.. — прервала его Оливия. — Что же там говорится?

Джессеп покачал головой.

— Все это надо еще изучить, проверить, проанализировать. Единственное, что я могу сказать, — там нет ничего определенного.

— Я должна знать правду, мистер Джессеп! — Оливия умоляюще смотрела на своего собеседника. — Я больше так не могу.

— Я понимаю вас… Простите, но я должен задать вам один вопрос. Скажите, вы не ссорились с мужем?

— О, нет!

— Не было ли у вас когда-нибудь раздоров из-за какой-то другой женщины?

— Нет, конечно! Я же говорю вам, мы только в прошлом апреле поженились!

— Пожалуйста, не подумайте, что я считаю это возможным. Просто нам следует принимать во внимание все, что могло заставить его так неожиданно уехать. Значит, вы утверждаете, миссис Беттертон, что в последнее время ваш муж не был подавлен или озабочен? Не проявлял нервозности?

— Нет, нет и нет!

— На такой работе, как у вашего мужа, люди порой становятся нервными. Это вполне естественно для нормального человека — нервничать в таких условиях, — улыбнулся Джессеп. — Он любил свою работу? Говорил ли с вами мистер Беттертон о служебных делах?

— Нет, никогда, это все очень.., я бы сказала, специальное.

— Не замечали ли вы у мужа состояния неудовлетворенности своей научной работой? С учеными это часто бывает.

— Я никогда не слышала от него ничего подобного.

— Видите ли, миссис Беттертон. — Джессеп слегка наклонился вперед, вся его недавняя пассивность бесследно исчезла. — Я стараюсь нарисовать себе портрет вашего мужа, хочу выяснить, что он за человек. А вы в некотором роде не хотите мне помочь.

— А что же еще я могу сказать или сделать? Я ответила на все ваши вопросы!

— Да, вы действительно ответили на все мои вопросы, но на большинство из них вы ответили отрицательно. Я хотел бы услышать что-нибудь позитивное, что помогло бы мне получить представление о нем, как о личности. Вы понимаете, что я имею в виду? Человека гораздо легче искать, когда знаешь, что он из себя представляет.

Оливия некоторое время размышляла.

— Я понимаю, вернее, мне кажется, что я вас понимаю… Томас был очень веселый, добродушный. И умный, конечно.

Джессеп улыбнулся.

— Вы перечислили его качества. Теперь давайте поговорим о его наклонностях. Ну, например, читал он много?

— Да, очень.

— А какую литературу?

— Вы знаете.., ну, эти, биографии, всякие там рекомендации Книжного общества. Когда уставал, брался за детективы.

— Чему от отдавал предпочтение — ну, например, шахматы, карты?

— Он играл в бридж. Обычно мы играли у Эвансов раза два в неделю.

— У вашего мужа было много друзей?

— Нет, видите ли, друзей у него не было. Томас родился в Канаде, долго жил в Штатах, а здесь мало кого знал.

Джессеп заглянул в один из лежащих перед ним документов.

— Недавно, насколько нам известно, его посетили три человека из Соединенных Штатов. Больше ни с кем из иностранцев он за последнее время не встречался. Поэтому именно эти трое привлекают наше особое внимание. Первый — Уолтер Гриффитс. Он как-то навестил вас в Харвелле.

— Это верно. Гриффитс был проездом в Англии и заглянул к нам, чтобы повидаться с Томасом.

— А как его встретил ваш муж?

— Томас был очень удивлен, но тем не менее искренне обрадовался. Они очень дружили в Штатах.

— Что вы можете сказать об этом Гриффитсе? Каким он вам показался? Опишите его.

— А зачем? Вы, наверное, и без меня знаете о нем все.

— Это верно. Но меня интересует, что о нем думаете вы.

— Ну, что ж… — Оливия помедлила. — Гриффитс был очень любезен со мной, бурно радовался встрече с Томасом, оживленно рассказывал, что произошло с тех пор, как Томас уехал в Англию. Но мне это было совсем не интересно, я же не знала этих людей.

— Они говорили о политике?

— Вас интересует, не коммунист ли он? Нет, ничего похожего. Гриффитс на правительственной службе, где-то в окружном суде. Когда Томас стал высмеивать пресловутую «охоту за ведьмами», тот обиделся и заносчиво объявил, что мы тут, в Англии, многого не понимаем. Совершенно ясно, что он не коммунист.

— О, пожалуйста, миссис Беттертон, не надо так нервничать!

— И Томас тоже не был коммунистом, раз который я повторяю это, а вы все не верите!

— Нет, почему же, я верю… Вторым, кто приезжал к мистеру Беттертону из Штатов, был некий доктор Марк Лукас. Вы встречались с ним в Лондоне, в «Дорсете». Помните?

— Правильно. Как-то после спектакля мы зашли поужинать в «Дорсет». Там к нам подошел этот самый Лукас и поздоровался. Он занимается какими-то исследованиями в области химии или что-то в этом роде. Лукас — бывший германский подданный, принявший американское гражданство.

— Скажите, а ваш муж очень удивился, когда Лукас подошел к вам?

— Да, очень.

— Он обрадовался?

— Кажется, да…

— Но вы не уверены в этом?

— Видите ли, Томас как-то не очень был расположен к Лукасу, он сказал мне об этом позднее.

— Значит, встреча была случайная? Они не договаривались о новой?

— Нет, нет, это был случайный знакомый.

— Хорошо… Третий человек из-за границы, с которым встречался мистер Беттертон, — женщина. Некая Кэрол Спидер, тоже из Штатов. Расскажите о ней.

— Когда-то она была связана с ООН, если я не ошибаюсь. Спидер позвонила и предложила, чтобы мы с Томасом как-нибудь позавтракали вместе с ней.

— И вы пошли?

— Нет.

— Вы не были, а ваш муж был.

— Не может быть! — воскликнула Оливия.

— Подождите, — удивился Джессеп, — разве мистер Беттертон не рассказывал вам об этом?

— Нет.

Оливия была явно смущена и расстроена. Джессеп чувствовал себя несколько виноватым перед ней, но иначе поступить не мог. Впервые за все это время интуиция подсказала ему, что он на верном пути.

— Я ничего не понимаю, — произнесла Оливия нерешительно. — Очень странно, что Томас не нашел нужным сказать мне об этом.

— Итак, в четверг, 12 августа, они завтракали вместе в «Дорсете», где останавливалась миссис Спидер.

— 12 августа?

— Да.

— Она действительно в середине августа была в Лондоне. Но Томас не говорил мне об этом… завтраке. — Оливия прервала сама себя неожиданным вопросом: — Скажите, мистер Джессеп, а как выглядит Кэрол Спидер?

— О, она не из тех, кто может очаровать, миссис Беттертон. Деловая женщина лет сорока, даже не привлекательная. Никаких сомнений, что ничего интимного между ней и мистером Беттертоном не было. И именно поэтому странно, что он не рассказал вам об этой встрече.

— Да, действительно…

— Теперь подумайте, миссис Беттертон, постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы в те дни каких-либо перемен в вашем муже?

— Нет, я ничего не замечала. Нечего была замечать…

Джессеп вздохнул. Зазвонил внутренний аппарат. Он взял трубку.

— Тут пришел один человек, — сообщили по телефону. — Он говорит, что по делу Беттертона, сэр.

— Как его имя?.. — Джессеп записал. — Попросите обождать.

— Хорошо, сэр.

Джессеп взглянул на Оливию. Та сидела в позе какого-то совершенного отчаяния.

— Известен ли вам человек, носящий такое имя? — спросил он спокойно, протягивая листок.

Глаза женщины расширились, Джессепу на минуту даже показалось, что она испугалась.

— Да, знаю, — услышал он тихий ответ. — Этот человек писал мне.

— Когда?

— Вчера. Он брат первой жены Томаса. Только что приехал в Англию. Его очень волнует исчезновение мужа. В письме он спрашивал, имею ли я какие-нибудь сведения о нем. Он выразил мне глубокое сочувствие.

— А прежде вы о нем слышали?

Оливия отрицательно покачала головой.

— Ваш муж когда-нибудь упоминал о нем?

— Нет.

— А может быть, он вовсе и не родственник вашего мужа?

— Не знаю, я не думала об этом. — Миссис Беттертон выглядела очень испуганной, голос ее упал. — Но какую тогда цель он преследует?

— Это один из тех вопросов, которые нам чаще всего приходится задавать самим себе, — усмехнулся Джессеп.

— Я больше не могу переносить все это, — Оливия Беттертон откинула со лба золотые пряди. — Я бы лучше уехала куда-нибудь — за границу, например. Где меня не станут осаждать репортеры, а люди на улицах не будут смотреть мне вслед. То и дело мне звонят друзья и спрашивают, есть ли какие-нибудь новости. — Она помолчала, а затем заговорила опять. — Я просто боюсь сойти с ума. Я старалась крепиться, но не могу с собой справиться… Кстати, и мой врач не возражает, он даже настаивает, чтобы я уехала недели на три-четыре. Вот у меня его письмо, я могу показать вам. А как вы считаете, могу я уехать?

— Конечно, миссис Беттертон! Почему бы вам и не поехать. — Брови Джессепа от удивления поползли вверх. — Почему бы и нет?

— Я думала, что у вас будут возражения.

— Возражения? Почему? Это ведь ваше право. Сделайте только так, чтобы я мог с вами без труда связаться — в случае, если будут какие-нибудь новости.

— О, конечно.

— А куда вы думаете поехать?

— Туда, где много солнца и мало англичан. В Испанию или Марокко…

— Замечательно. Думаю, поездка пойдет вам на пользу.

— Благодарю вас. О, как я вам за все благодарна!

Джессеп поднялся, пожал протянутую руку и приказал дежурному проводить миссис Беттертон. Затем попросил майора Глидера.

Глава 2

— Майор Глидер?

— Мистер Джессеп?

— Да, Джессеп — это я.

Посетитель глядел на него с интересом.

— Я много слышал о вас, — наконец произнес он.

— Действительно? — вяло полюбопытствовал Джессеп. Глидер держался уверенно и спокойно, и уже это было необычным. Большинство из тех, кому доводилось появляться здесь, нервничали, волновались или же просто испытывали страх.

Этот человек с непроницаемым лицом прекрасно владел собой. Такие люди всегда знают, чего хотят. Они не скажут больше того, что считают нужным.

— Чем могу быть полезен? — вежливо полюбопытствовал Джессеп.

— Меня интересует, есть ли у вас какие-нибудь сведения о Томасе Беттертоне? Ведь не всегда можно верить газетам. Мне кажется, что у вас я мог бы получить заслуживающую доверия информацию.

— Очень сожалею, но пока ничего определенного нет.

— Я думал, может, его послали за рубеж с каким-нибудь секретным поручением…

— Дорогой сэр! — воскликнул уязвленный Джессеп. — Ведь Беттертон всего-навсего ученый, а не дипломат и не секретный агент!

— Беру свои слова назад. Хотя если говорить правду, то не всегда наклейка соответствует содержимому. Теперь о главном. Разрешите объяснить, чем вызван этот мой интерес: Беттертон — мой родственник.

— Да, знаю. Вы — племянник покойного профессора Маннхейма?

— О, вы хорошо осведомлены!

— Кое-кто иногда заходит сюда и кое-что рассказывает… Здесь была жена Беттертона. Эти сведения от нее. Вы писали ей?

— Да, выразил свое сочувствие и спросил, нет ли новостей.

— Вы поступили правильно.

— Видите ли, мистер Джессеп, дело в том, что моя мать была единственной сестрой профессора Маннхейма, они были очень привязаны друг к другу, и я много времени проводил в доме профессора. Его дочь Эльза была мне как родная сестра. После смерти моих родителей я стал жить с дядей и его дочерью, их дом стал моим домом, это было счастливое время. А затем началась война, дни трагедий и ужасов… Дядя с Эльзой уехали в Штаты, а я остался в Польше, в подпольной группе Сопротивления. Однажды после войны мне удалось съездить в Штаты — я хотел повидаться с родными. Увы, это было наше последнее свидание. Когда моя работа в Европе кончилась, я решил встретиться с Маннхеймом и Эльзой, но… — Глидер развел руками, — я приехал в США, чтобы узнать о их смерти. Тот же, кого сестра называла своим мужем, перебрался в Англию, где женился вторично. И вот я потерял семью во второй раз. А сейчас я узнал об исчезновении Томаса Беттертона и хочу выяснить, что можно сделать. — Глидер умолк, вопросительно глядя на Джессепа.

Тот безучастно смотрел куда-то мимо посетителя.

— Почему он исчез, мистер Джессеп?

— Это именно то, что и нам хотелось бы знать, — ответил Джессеп.

— А может, вы знаете это?

Джессеп с некоторой долей любопытства следил за тем, как легко они с Глидером меняются ролями. В этом кабинете обычно задавал вопросы он, Джессеп, а люди отвечали. А тут спрашивал незнакомец.

— Простите, — начал Джессеп, — я не совсем понимаю, чем вызван этот ваш интерес. Ведь Беттертон в сущности и не родственник вам. Вы даже не были с ним знакомы.

— Это верно, — согласился Глидер, — но для нас, поляков, фамильная честь дороже всего. Существуют, видите ли, определенные обязательства. — Он встал и начал откланиваться. — Очень сожалею, что отнял у вас время, благодарю за любезный прием. Если я вам понадоблюсь, со мной можно связаться через американское посольство.

Проводив посетителя, Джессеп взял телефонную трубку.

— Попросите ко мне полковника Вартона.

Когда Вартон вошел в кабинет, первые слова Джессепа были:

— Ну, лед тронулся наконец!

— Каким образом?

— Миссис Беттертон выразила желание поехать за границу.

Вартон слегка присвистнул:

— К муженьку?

— Надеюсь. Она пришла с заготовленным письмом от своего врача. Тот настоятельно рекомендует ей переменить обстановку и отдохнуть.

— Неплохо придумано!

— А может, это и правда, — попытался охладить горячность товарища Джессеп. — Должен признаться, миссис Беттертон довольно убедительно сыграла свою роль. Ни малейшей опечатки.

— Ничего нового от нее не удалось узнать?

— Кое-что. Про эту Спидер, с которой Беттертон завтракал в «Дорсете».

— Что же?

— Оказывается, Беттертон ничего не сказал жене о встрече.

— Так… Вы считаете, это имеет прямое отношение к делу?

— Во всяком случае, может иметь. Одно время Спидер вызывали в США в комиссию по расследованию. Ей удалось оправдаться, но все равно ей здорово потрепали перья. Возможно, это и есть ниточка. Единственная, которой мы располагаем по делу Томаса Беттертона. Еще сегодня у меня был брат первой жены Беттертона майор Глидер. Интересуется подробностями.

— Вы, конечно, приказали за ним следить?

— О, да. Я дважды нажал кнопку звонка, — усмехнулся Джессеп.

— Так куда же она собирается? — вернулся Вартон к прежней теме.

— В Испанию или Марокко. Единственные страны, где Беттертона не видели.

— Да… — Вартон сердито постучал пальцами по папке с секретными донесениями. — Если мы не справимся с этим делом… Один бог знает, что будет.

Джессеп откинулся в своем кресле.

— Что-то давно я не отдыхал, — произнес он медленно, — надоела мне эта контора. А не прогуляться ли и мне за границу?

Глава 3

— Рейс 108, на Париж, Эр Франс. Сюда, пожалуйста!..

Пассажиры, сидевшие в зале ожидания аэропорта Хет Роу, при этом сообщении заволновались. Хилари Крейвен подхватила свой небольшой крокодиловой кожи чемоданчик и вместе со всеми направилась к выходу.

Резкий ветер показался ей холодным. Хилари плотнее закуталась в шубу. Наконец-то она оставит все эти туманы, холода, все это беспросветное, жалкое существование. И поедет к солнцу, голубому небу, к новой жизни. Впервые за многие месяцы Хилари почувствовала, что тяжесть, которая сковывала ее сердце, начала понемногу ослабевать.

Загудели моторы. Хилари откинулась в кресле и прикрыла глаза. Она оставляла Англию, где у нее было столько горя, оставляла воспоминания о неудавшейся любви, оставляла маленький грустный холмик — последнее прибежище Бренды…

До аэродрома Орли Хилари проспала. Здесь она пересела в самолет, следующий до Касабланки.

Не успела Хилари ступить на касабланскую землю, как один из служащих обратился к ней с поздравлениями:

— Вам здорово повезло, мадам, что вы не летели предыдущим рейсом!

— А почему? Что там случилось? — равнодушно поинтересовалась Хилари.

Служащий оглянулся кругом, но новость так и выпирала из него. Он наклонился к Хилари и понизил голос:

— Ужасное происшествие. Самолет разбился при посадке. Пилот и штурман погибли. Троих пассажиров в тяжелом состоянии отправили в больницу.

Первое, что почувствовала Хилари, услышав это, была досада. Почему там не было ее! Сейчас бы уже ничего не существовало — ни ноющего сердца, ни всех ее несчастий. Она бы погибла, и все кончилось.

И в гостинице Хилари ясно осознала, что бегство из Англии — далеко не избавление. От самой себя ей не убежать. Вспоминалось странное поведение врача, когда она попросила прописать ей снотворное. Тот отказался. Неужели он предполагал, что дело дойдет до этого?

Хилари вышла на улицу, на поиски аптеки.

…Достав из сумки четыре маленьких пакетика, которые с трудом удалось раздобыть в нескольких аптеках, Хилари развернула их. В это время кто-то негромко, но настойчиво постучал. Она решила не отвечать. И вдруг глаза ее расширились от удивления — ручка двери стала медленно поворачиваться, дверь открылась, и на пороге возникла мужская фигура. Хилари сразу узнала этого человека с сонным лицом — только что он покупал в аптеке зубную пасту. Незнакомец закрыл за собой дверь, подошел к столу, за которым сидела Хилари, и сел напротив.

— Мое имя Джессеп, — представился он.

Изумленной Хилари все это казалось по меньшей мере неуместным, она покраснела от возмущения и, едва сдерживая гнев, резко спросила:

— Хотелось бы мне знать, что вы тут делаете?

Джессеп спокойно смотрел на нее.

— Странно. Это тот самый вопрос, который я хотел задать вам. Для этого я и пришел. — И он жестом указал на лежавшие на столе таблетки.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ответила Хилари.

— О, нет. Вы меня прекрасно понимаете.

Хилари замолчала, подыскивая слова для ответа. Однако почему-то спросила, указывая на дверь:

— Как вам удалось ее открыть?

По лицу Джессепа пробежала мальчишеская улыбка, оно сразу оживилось и помолодело. Он вытащил из кармана отмычку.

— А, понимаю. Вы — взломщик? — спокойно поинтересовалась Хилари.

— Нет, миссис Крейвен, будьте ко мне справедливы. Ведь я стучал. Разве взломщики имеют обыкновение стучать? Когда я понял, что вы мне не откроете, мне пришлось прибегнуть к этому инструменту.

— Зачем же?

Взгляд Джессепа опять скользнул по столу.

— На вашем месте я бы не стал этого делать.

— Меня ничто не привязывает к жизни, — вырвалось вдруг у Хилари. — Муж, которого я любила, бросил меня, мой единственный ребенок скончался от менингита, у меня нет ни близких друзей, ни родных.., никакого призвания или любимой работы.., ничего! Ясно? Может быть, теперь вы оставите меня в покое?

— Пока еще нет. Я хотел бы знать, что кроется за всем этим. Значит, жизнь вас не интересует и вы хотите покончить с ней. Так или иначе, но вы думаете о смерти?

— Да.

— Понятно. Теперь все становится более или менее ясным. Перейдем к следующему вопросу. Это обязательно должно быть снотворное?

— Что вы имеете в виду?

— Смерть от снотворного не так романтична, как это кажется на первый взгляд. Выбрасываться из окна тоже не особенно приятно — человек умирает не сразу. Бросаться под поезд — это опять-таки имеет свои отрицательные стороны. К чему я веду? Есть другие пути.