Агата КРИСТИ
      ЛИЦО ЕЛЕНЫ
      Мистер Саттертуэйт приехал в оперу. Он сидел один в просторной ложе первого яруса, на двери которой помещалась табличка с его фамилией. Мистер Саттертуэйт, знаток и почитатель искусств, превыше всего ценил музыку и имел обыкновение ежегодно на весь сезон - по вторникам и пятницам - арендовать ложу в Ковент-Гардене.
      Ему, однако, редко приходилось сидеть в ней одному. Будучи человеком общительным, он любил окружать себя людьми из высшего общества, к которому принадлежал, или же аристократами от мира искусства, в котором тоже чувствовал себя как рыба в воде. Сегодня он остался в одиночестве "по милости одной знакомой графини. Графиня эта была не только достойная женщина и признанная красавица, но и заботливая мать. Ее дети подхватили всем известную, но от этого не менее неприятную хворь - свинку, и графиня осталась дома, чтобы вздыхать и переживать в обществе накрахмаленных нянек. Супруг же, одаривший ее упомянутыми уже детьми и графским титулом, но в остальном полное ничтожество, воспользовался случаем и почел за счастье улизнуть: музыка всегда наводила на него смертную тоску.
      Итак, мистер Саттертуэйт был один. Давали "Cavalleria Rusticana" и "Pagliacci" но поскольку "Cavalleria Rusticana" его никогда, не прельщала, он явился к самому занавесу, опустившемуся над смертными муками Сантуццы <Ковент -Гарден - королевский оперный театр в Лондоне, современное здание которого было построено в 1858 году. Ceльcкaя честь" (ит.) - опера итальянского композитора Пьетро Масканьи (1863 - 1945). "Даяцы" (ит.) - опера итальянского композитора Руджеро Леон Ковалло (1857 - 1919), основоположника оперного веризма, стремящегося к жизненному правдоподобию сценического действия. Сантуцца - персонаж оперы П.Масканьи "Сельская честь", деревенская девушка, брошенная возлюбленным.>. И прежде чем публика растеклась по ложам знакомых или отправилась в буфет - оспаривать свои права на лимонад и кофе, он успел навести бинокль на партер, окинуть его опытным взглядом и наметить себе подходящую жертву на ближайший антракт. Вставая с места, он уже имел перед собой четкий план действий. Однако этому плану так и не суждено было осуществиться, так как у выхода из ложи мистер Саттертуэйт натолкнулся на высокого темноволосого человека и, узнав его, издал радостный вопль:
      - Мистер Кин!
      Он вцепился в руку своего знакомого, словно боясь, что иначе тот запросто растворится в воздухе.
      - Вы должны перейти в мою ложу! - категорически заявил мистер Саттертуэйт. - Вы один или с друзьями?
      - Я один и сижу в партере, - улыбнулся мистер Кин.
      - Стало быть, решено! - облегченно вздохнул мистер Саттертуэйт.
      Стороннего наблюдателя, если бы таковой случился, его поведение, пожалуй, могло бы позабавить.
      - Благодарю, - сказал мистер Кин.
      - Ах, да за что же?! Я так рад встрече с вами! Я и не знал, что вы любите музыку.
      - Признаться, у меня есть резон питать особое пристрастие к "Pagliacci".
      - Ну конечно, - понимающе закивал мистер Саттертуэйт. - Еще бы вам не питать пристрастия к "Pagliacci"! - Хотя, спроси его, почему, собственно, его друг должен питать пристрастие к "Pagliacci", он вряд ли бы дал вразумительный ответ.
      После первого звонка они вернулись в ложу и, наклонившись над барьером, смотрели, как зал постепенно заполняется.
      - Взгляните, какая прекрасная головка, - заметил вдруг мистер Саттертуэйт.
      Девушка, на которую указывал его бинокль, сидела в партере почти под ними. Лица ее не было видно - только золото гладко зачесанных волос да изгиб шеи.
      - Греческая головка! - благоговейно произнес мистер Саттертуэйт. Классические линии! - Он счастливо вздохнул. - Поразительно, как мало женщин, которых волосы по-настоящему украшают. Сейчас, когда в моду вошли короткие стрижки, это стало еще заметнее.
      - Вы наблюдательны, - сказал мистер Кин.
      - Да, - согласился мистер Саттертуэйт. - Я умею смотреть и видеть. Эту головку, например, я сразу приметил. Интересно было бы взглянуть на лицо! Впрочем, оно наверняка нас разочарует. Ну, разве что один шанс из тысячи...
      Не успел он договорить, как свет стал гаснуть, послышался властный стук палочки о дирижерский пульт, и опера началась. Сегодня пел новый тенор, которого называли "вторым Карузо" <Карузо Энрико (1837 - 1921) - итальянский оперный певец-тенор.>. Газеты с завидной последовательностью объявляли его то югославом, то чехом, то албанцем, то венгром, то болгарином. В Альберт-Холле <Альберт-Холл - большой концертный зал в Лондоне, построенный в 1867 - 1871 годах и названный в честь принца Альберта, мужа королевы Виктории.> прошел его концерт, на котором он исполнял песни своих родных гор. Музыкальный лад этих диковинных песен содержал необычно много полутонов - перед концертом пришлось даже специально перестраивать инструменты - и кто-то из критиков уже окрестил их "чересчур загадочными". Настоящие музыканты, однако, воздерживались от оценок, резонно полагая, что сначала слух должен привыкнуть к новому необычному звучанию. Так или иначе, для многих сегодня было огромным облегчением убедиться, что Йоашбим, как и все, умеет петь на обычном итальянском языке, со всеми положенными чувствительными тремоло <Тремоло (ит, муз.) - дрожание звука, производимого голосом или инструментом.>.
      Первый акт закончился, занавес упал, грянули аплодисменты. Мистер Саттертуэйт обернулся к своему другу. Он сознавал, что от него ждут авторитетного суждения, и немного рисовался. В конце концов, как критик он не ошибался почти никогда.
      - Несомненный талант, - тихонько кивнув, проговорил он.
      - Вы так думаете?
      - Голос не хуже, чем у Карузо. Публика не сразу это поймет, поскольку у него пока еще не совсем совершенная техника: иногда он неуверенно начинает, кое-где слишком резко обрывает, но голос - голос потрясающий!
      - Я был на его концерте в Альберт-Холле, - заметил мистер Кин.
      - Правда? А я вот не выбрался.
      - Его "Пастушья песня" произвела настоящий фурор.
      - Да, я читал; - сказал мистер Саттертуэйт. - Это та, в которой рефрен <Рефрен (фр.) - повторяющийся припев, фраза или строчки, регулярно повторяющиеся в песне или стихотворении.> всякий раз обрывается на высочайшей ноте - где-то между ля и си-бемоль? Любопытно!
      Йоашбим еще трижды выходил на аплодисменты и с улыбкой раскланивался. Наконец зажегся свет, и зрители потянулись из зала. Мистер Саттертуэйт придвинулся поближе к барьеру, чтобы еще раз взглянуть на девушку с золотыми волосами. Девушка встала, поправила шарфик и обернулась...
      У мистера Саттертуэйта вдруг перехватило дыхание. Он знал, что на свете бывают лица, удел которых - вершить историю... Пока она со своим спутником пробиралась между креслами, мужчины оглядывались и уже не могли отвести от нее глаз.
      "Вот она, истинная красота, - сказал себе мистер Саттертуэйт. - Не шарм, не обаяние, не притягательность, не все то, о чем мы так любим порассуждать, а красота! Вот она, чистота линий. Овал лица, изгиб бровей..."
      - "Так вот краса, что в путь суда подвигла" <Строка из пьесы "Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста" предшественника Шекспира Кристофера Марло (1564 - 1593) (акт V, сц.1).>, - тихонько пробормотал он. Впервые он почувствовал эту строку по-настоящему.
      Мистер Саттертуэйт оглянулся на гостя. Тот следил за ним с выражением такого понимания и сочувствия, что слова, казалось, были излишни.
      - Мне всегда хотелось узнать, каковы эти женщины на самом деле, - только и сказал мистер Саттертуэйт.
      - Какие женщины?
      - Елены, Клеопатры, Марии Стюарт...
      Мистер Кин задумчиво кивнул.
      - Пойдемте прогуляемся, - предложил он. - Может, что-нибудь и прояснится.
      Выйдя из ложи, они вскоре увидели тех, кого искали, в фойе между двумя лестничными пролетами. Только сейчас мистер Саттертуэйт обратил внимание на темноволосого молодого человека, спутника девушки. Его лицо, хотя и некрасивое, было по-своему замечательно. Заостренные черты, широкие скулы, несколько выдающийся вперед подбородок. В глубоко посаженных, неожиданно светлых глазах под темными нависающими бровями горело страстное нетерпение.
      "Какое необычное лицо, - сказал себе мистер Саттертуэйт. - Интересно!.."
      Молодой человек сидел наклонясь вперед и что-то оживленно говорил, девушка слушала. Оба явно не принадлежали к тому кругу, в котором мистер Саттертуэйт привык вращаться: скорее их можно было отнести к лондонской богеме. На девушке был какой-то бесформенный балахон из дешевого зеленого шелка, на ногах белые атласные туфельки, уже довольно стоптанные. Молодой человек держался так, словно вечерний костюм его стеснял.
      Мистер Саттертуэйт с мистером Кином успели несколько раз продефилировать мимо сидящих. Когда они возвращались к ним по четвертому заходу, к тем двоим присоединился еще один собеседник - тоже молодой, но блондин, по виду обыкновенный клерк. Его появление, по-видимому, вызвало некоторую неловкость. Сам он без конца поправлял галстук и явно чувствовал себя не в своей тарелке, прекрасное лицо девушки сделалось вдруг чрезмерно серьезным, а ее спутник бросал на непрошеного гостя свирепые взгляды.
      - Обычная история, - вполголоса заметил мистер Кин, когда они снова прошли мимо.
      - Да, - со вздохом согласился мистер Саттертуэйт. - Готовы сцепиться, словно собаки за кость. Что ж, вероятно, это неизбежно! Так было во все времена, и так будет. А жаль! Ведь красота...
      - Он умолк. Красота для мистера Саттертуэйта всегда была непостижимым чудом, но говорить сейчас об этом чуде он не мог. Он поднял глаза на мистера Кина, и тот без тени иронии кивнул в ответ.
      И они отправились на свои места. Начался второй акт. Когда занавес упал в последний раз, мистер Саттертуэйт оживленно повернулся к своему другу.
      - Сегодня сыровато, правда? Я на машине. Позвольте вас, гм-м.., куда-нибудь подвезти.
      В этом трогательном "куда-нибудь" проявилась природная деликатность мистера Саттертуэйта. Предложи он подвезти мистера Кина "домой", тот, пожалуй, мог бы заподозрить в нем излишнее любопытство: ведь сам он ни о себе, ни о своем доме никогда ничего не рассказывал. Просто поразительно, как мало мистер Саттертуэйт о нем знал!
      - Но, - может быть, вы тоже на машине? - тактично предположил он.
      - Нет, - сказал мистер Кин. - Я не на машине.
      - Ну, тогда...
      Но мистер Кин покачал головой.
      - Благодарю вас, - сказал он, - но я предпочитаю добираться самостоятельно. К тому же, - добавил он, загадочно улыбнувшись, - случись что, действовать ведь придется вам, а не мне. Еще раз спасибо - и доброй ночи! Как видите, опять нам с вами пришлось вместе смотреть драму.
      Он так быстро ушел, что мистер Саттертуэйт не успел ничего возразить, но в душе почтенного джентльмена зародилось смутное беспокойство. Что за драму имел в виду мистер Кин? "Pagliacci"? Или.., другую?
      Мастере, шофер мистера Саттертуэйта, обычно поджидал хозяина на одной из близлежайших улиц: мистер Саттертуэйт не любил ждать, пока рассосется толпа перед театром. И сегодня он, как всегда, свернул за угол и быстро пошел в ту сторону, где должна была стоять его машина. Впереди него шли мужчина с девушкой - мистер Саттертуэйт узнал их без труда... Неожиданно рядом с ними появился третий.
      Все произошло в одну минуту. Разгневанный мужской голос. Другой голос оскорбленный, протестующий. И - драка. Удары, тяжелое прерывистое дыхание, опять удары, величественная фигура полицейского, возникшего невесть откуда... Мистер Саттертуэйт быстро догнал девушку, в испуге прижавшуюся к стене.
      - Разрешите, - сказал он. - Вам не следует здесь оставаться.
      Взяв девушку под руку, он быстро повел ее по улице. Уходя, она оглянулась.
      - Может, мне лучше... - неуверенно начала она. Мистер Саттертуэйт покачал головой.
      - Не нужно вмешиваться, это может оказаться для вас весьма неприятным испытанием. Вас, вероятно, попросят проследовать вместе с ними в полицейский участок. Думаю, ни один из ваших.., друзей не хотел бы этого.
      Он остановился:
      - Вот моя машина. Если позволите, я с удовольствием отвезу вас домой.
      Какое-то время девушка колебалась, испытующе глядя на мистера Саттертуэйта, но несомненная респектабельность немолодого джентльмена ее убедила.
      - Благодарю вас, - сказала она, садясь в машину. Мастере придержал перед нею дверцу. Выяснив, куда ехать, - девушка назвала адрес в Челси, - мистер Саттертуэйт сел рядом с нею на заднем сиденье.
      Видя, что девушка погружена в себя и не очень расположена к беседе, он тактично молчал - он вообще не любил навязываться. Вскоре, однако, она повернулась к нему и заговорила сама.
      - И зачем люди делают столько глупостей! - произнесла она в сердцах.
      - Да, бывает, - согласился мистер Саттертуэйт. Его невозмутимость помогла девушке прийти в себя. Ей, видимо, очень нужно было выговориться, и она продолжала:
      - Я ведь совсем этого не хотела... Ну вот, послушайте, как получилось. Мы с мистером Истни давно уже дружим - с самого моего приезда в Лондон. Он ужасно много времени и сил посвятил моему голосу, кое с кем меня познакомил и вообще столько для меня сделал, что, ей-богу, всего и не перечесть. Музыку он просто обожает! Я так ему благодарна за то, что он пригласил меня сегодня в оперу, я ведь понимаю, что для него это весьма ощутимые расходы. А потом к нам подошел мистер Берне и заговорил. Ей-богу же, он ничего такого не сказал, но Фил - ну, то есть мистер Истни - вдруг весь как будто ощетинился. И что он так на него взъелся - ума не приложу! В конце концов, у нас же тут свободная страна! А мистер Берне вообще всегда со всеми вежлив!.. А после, когда мы уже шли к подземке, он опять нас догнал и хотел пойти с нами, но не успел и двух слов сказать, как Филип вдруг ни с того ни с сего набросился на него с кулаками... Ах, как мне все это неприятно!
      - Правда? - с невинным видом спросил мистер Саттертуэйт.
      Девушка смутилась, но не сильно. По всей видимости, она не была закоренелой кокеткой. Некое приятное волнение оттого, что из-за нее дерутся мужчины, ей, конечно, не чуждо, размышлял мистер Саттертуэйт, и это вполне естественно - однако досада и беспокойство, кажется, тоже несомненно имеют место. Ситуация прояснилась в следующую минуту, когда, без видимой связи с предыдущим, она вдруг сказала:
      - Надеюсь, он не сделал ему слишком больно. "Интересно, - улыбаясь в темноте, подумал мистер Саттертуэйт, - кто "он" и кому "ему"?"
      Желая проверить собственные догадки, он уточнил:
      - Простите, вы надеетесь, что мистер... Истни не сделал слишком больно мистеру Бернсу?
      Она кивнула.
      - Ну да. Господи, какой кошмар! Хоть бы узнать, чем там у них кончилось!..
      Машина подъехала к ее дому.
      - У вас есть телефон? - спросил он.
      - Да.
      - Если хотите, я могу все выяснить, а потом вам позвоню.
      Лицо девушки прояснилось.
      - Ах, как хорошо! Вы так добры!.. Если только это вас не очень затруднит...
      - О, нисколько!
      Еще раз его поблагодарив, девушка назвала свой номер.
      - Меня зовут Джиллиан Уэст, - чуть стесняясь, добавила она.
      Пока мистер Саттертуэйт, облеченный новым поручением, ехал по ночному Лондону, на губах его играла загадочная улыбка.
      "Да, вот вам и "овал лица, изгиб бровей", - думал он про себя.
      Однако обещание свое он выполнил.
      ***
      В следующее воскресенье после обеда мистер Саттертуэйт отправился в Кью-Гарденс "на рододендроны" <Рододендрон - альпийская роза, вечнозеленый кустарник из семейства вересковых с белыми или красными цветами, растущий в горных местностях или разводимый как декоративное растение.>. Однажды, давным-давно (бесконечно давно, как казалась ему самому), он с одной молодой особой приехал в Кью-Гарденс "на колокольчики" Накануне он очень тщательно продумал, как, какими словами он будет просить означенную молодую особу стать его женой. Но в тот самый момент, когда он в сотый раз мысленно повторял эти самые слова и, вследствие этого, несколько рассеянно отвечал на восклицания спутницы по поведу цветущих колокольчиков, случилось нечто непредвиденное. Молодая особа вдруг прервала свои ботанические восторги и призналась мистеру Саттертуэйту - как истинному другу - в своей любви к другому! Мистеру Саттертуэйту пришлось спешно отложить отрепетированную речь и выудить из глубин собственной души самое искреннее и бескорыстное участие.
      Так и закончился роман мистера Саттертуэйта - маленький скромный роман начала викторианской эпохи. Однако в душе мистера Саттертуэйта навсегда осталась сентиментальная привязанность к Кью-Гарденс, и он часто наведывался сюда взглянуть на колокольчики или - если задерживался за границей дольше обычного - на рододендроны, и грустил, и вздыхал про себя, и, несмотря на старомодность всех своих переживаний, бывал по-настоящему счастлив.
      Сегодня он уже возвращался к воротам сада, когда за одним из столиков, расставленных на лужайке возле закусочной, увидел Джиллиан Уэст в компании уже знакомого блондина. Они тоже его узнали. Девушка вспыхнула и, обернувшись к своему спутнику, оживленно о чем-то заговорила. Через минуту мистер Саттертуэйт, сдержанно здороваясь с молодыми людьми за руку, уже принимал скромное приглашение посидеть с ними за чашкой чаю.
      - Не могу передать, сэр, как я вам благодарен за то, что вы в тот вечер позаботились о Джиллиан, - говорил мистер Берне. - Она мне все рассказала.
      - Да-да, это правда, - кивала девушка. - Вы были так добры!
      Мистер Саттертуэйт слушал их с удовольствием. Ему нравилась наивная искренность молодых людей. К тому же, общаясь с ними, он мог как бы заглянуть в новый для себя мир: ведь эти двое открывали ему прежде малознакомый слой общества.
      Мистер Саттертуэйт, несмотря на присущую ему сдержанность, умел расположить людей к себе - и вскоре он уже выслушивал историю своих новых друзей. Он заметил, что мистер Берне по ходу разговора превратился в Чарли, и не очень удивился, узнав, что Чарли с Джиллиан помолвлены.
      - Вообще-то, - в новом порыве откровенности признался мистер Берне, - мы помолвлены только с сегодняшнего дня. Да, Джил?
      Берне работал клерком в какой-то судоходной компании. Он получал приличное жалованье, плюс кое-какие собственные сбережения - так что тянуть со свадьбой не было необходимости.
      Мистер Саттертуэйт, кивая, все выслушал и поздравил жениха и невесту.
      "Вполне заурядный молодой человек, - подумал он про себя. - Ничего выдающегося. Хороший, честный парень, и в нем много положительных качеств: знает себе цену, но не задается, хорош собою, но не чрезмерно... Конечно, ничего из ряду вон выходящего он никогда не совершит - однако она его, кажется, любит..."
      Вслух он произнес:
      - А мистер Истни?
      Он умолк, но и сказанного оказалось достаточно, чтобы последовала реакция, в целом его не удивившая. Чарли Берне заметно потемнел лицом, Джиллиан казалась обеспокоенной. Не просто обеспокоенной, подумал он. Пожалуй, даже напуганной.
      - Не нравится мне все это, - тихо произнесла девушка. Говоря, она обращалась к мистеру Саттертуэйту, словно чувствуя инстинктивно, что он способен понять переживания, недоступные ее возлюбленному. - Знаете, он ведь так много для меня сделал. Уговорил меня заняться пением, во всем помогал... Я, правда, с самого начала понимала, что голос у меня не бог весть какой. Нет, конечно, кое-какие предложения у меня были...
      Она замолчала.
      - А также кое-какие неприятности! - закончил за нее Берне. - Всякой девушке нужно, чтобы о ней кто-то заботился - иначе ее ждут неприятности! У Джиллиан, мистер Саттертуэйт, их было уже много, я бы сказал, даже слишком много! Вы же видите, какая она красавица, - а для девушки это всегда чревато неприятностями...
      Постепенно мистер Саттертуэйт уяснил, какого рода "неприятности" имелись при этом в виду. Самоубийство некоего молодого человека (который застрелился из пистолета), необычное поведение управляющего банком (женатого, к слову сказать, человека!), неистовые страсти какого-то незнакомца (этот, по-видимому, просто спятил), безумства старого художника... - Бесстрастным, будничным тоном Чарльз Берне повествовал о том, какой яркий трагический след оставляла за собою Джиллиан Уэст.
      - По-моему, - закончил он, - этот Истни тоже немножко ненормальный. Кто знает, может, не появись я вовремя, у Джиллиан и с ним бы возникли проблемы?
      Он рассмеялся, но смех этот показался мистеру Саттертуэйту несколько натянутым и не вызвал ответной улыбки на лице девушки. Она серьезно смотрела на мистера Саттертуэйта.
      - Нет, Фил совсем не такой, - раздумчиво сказала она. - Я знаю, он меня любит, я и сама его люблю - но как друга, не более. Просто не могу представить, что с ним будет, когда он узнает про нас с Чарли! Он... Я боюсь, что он...
      Она умолкла, так и не сумев выразить своих опасений.
      - Если вам понадобится моя помощь, - сказал мистер Саттертуэйт, - можете на меня рассчитывать.
      Ему показалось, что Чарли Бернсу его предложение пришлось не по вкусу, но Джиллиан, не задумываясь, ответила: "Спасибо".
      И, пообещав в следующий четверг зайти к девушке на чай, мистер Саттертуэйт распрощался со своими новыми друзьями.
      ***
      Когда четверг наступил, мистер Саттертуэйт еще с утра почувствовал легкий трепет от предвкушения приятной встречи. "Я стар, - думал он, - но не настолько, чтобы не трепетать при виде такой красоты. Да, такой красоты..." И он тряхнул головой, отгоняя дурные предчувствия.
      Джиллиан оказалась одна: Чарли Берне должен был подойти позже. "Она выглядит счастливее, - подумал мистер Саттертуэйт, - будто камень с души сбросила". Да она и сама в этом призналась.
      - Знаете, я так боялась сообщить Филу о нашей помолвке - и совершенно напрасно! Фил оказался гораздо лучше, чем я о нем думала. Он, конечно, был огорчен, услышав новость, но все равно повел себя как настоящий друг. Да, друг! Посмотрите, что он прислал мне сегодня утром! Это к свадьбе. Роскошный подарок, правда?
      Да, для молодого человека, находящегося в стесненных обстоятельствах, подарок был действительно роскошный - четырехламповый радиоприемник самого последнего образца.
      - Мы оба любим музыку, - объяснила девушка, - и Фил сказал, что теперь, слушая музыкальные передачи, я буду о нем вспоминать. Ну конечно же, буду! Мы ведь так с ним дружили...
      - Вы можете гордиться своим другом, - мягко сказал мистер Саттертуэйт. По-моему, он принял удар как настоящий мужчина.
      Джиллиан кивнула, и на глаза ее, кажется, навернулись слезы.
      - Он кое о чем меня попросил. Сегодня годовщина нашей с ним первой встречи, и он хочет, чтобы я вечером никуда не ходила с Чарли, а просто осталась бы дома и послушала музыку. Я была так тронута - и сказала, что, конечно, останусь и буду думать о нем с любовью и благодарностью.
      Мистер Саттертуэйт кивнул, хотя и несколько озадачено. Он редко ошибался в людях - а глядя на Филипа Истни, он ни за что бы не подумал, что тот окажется способным на подобные сантименты. Однако девушку эта просьба отверженного возлюбленного, видимо, ничуть не удивила. Мистер Саттертуэйт почувствовал некоторое разочарование. Он, правда, и сам был отчасти сентиментален, но от остального мира ждал большего прагматизма. К тому же сентиментальность была атрибутом его века, теперь же, по его мнению, время ее прошло.
      Он попросил Джиллиан спеть, и она не стала отказываться. Дослушав, он сказал, что у нее прекрасный голос - хотя, честно говоря, ему сразу стало ясно, что голос у нее самый что ни на есть заурядный. Возможно, она и добилась бы каких-нибудь успехов на избранной стезе, но только не благодаря своему голосу.
      Мистер Саттертуэйт не особенно жаждал видеть мистера Бернса, а потому вскоре захотел уйти. Тут его внимание привлек кубок на камине, который выделялся среди прочих дешевых безделушек, как бриллиант в мусорной куче.
      Это был витой кубок тонкого зеленого стекла на длинной изящной ножке, на самом краешке которого повис как бы огромный мыльный пузырь - радужный переливающийся стеклянный шар.
      - Это тоже свадебный подарок от Фила, - заметив интерес гостя, пояснила Джиллиан. - По-моему, очень милая вещица... Он работает на какой-то стеклодувной фабрике.
      - Превосходная вещь, - с уважением сказал мистер Саттертуэйт. - Такой работой могли бы гордиться даже муранские стеклодувы.
      Он ушел, чувствуя, как в нем вновь пробуждается интерес к Филипу Истни. Очень, очень необычный молодой человек! И тем не менее, девушка с прекрасным лицом предпочла ему Чарли Бернса. Как все-таки странен и непостижим этот мир!
      По дороге мистеру Саттертуэйту пришло в голову, что, вероятно, благодаря удивительной красоте Джиллиан Уэст последняя встреча с мистером Кином обошлась, как ни странно, без последствий. До сих пор каждое появление этого загадочного господина неизменно влекло за собой что-нибудь странное и неожиданное. И, быть может, в надежде разыскать своего неуловимого друга мистер Саттертуэйт свернул в сторону "Арлекино" - небольшого ресторанчика, в котором он однажды встретил мистера Кина и куда мистер Кин, по его собственным словам, часто заглядывал.
      В "Арлекино" мистер Саттертуэйт, озираясь, переходил из зала в зал, но ни в одном из них не заметил смуглого улыбающегося лица мистера Кина. Зато он встретил здесь другое знакомое ему лицо - в одном из залов за маленьким столиком сидел Филип Истни.
      В ресторанчике было довольно людно, и мистер Саттертуэйт решил подсесть к молодому человеку. Он вдруг почувствовал странное возбуждение, словно его захватило как нитку и он втягивается в пестрый узор событий. И вот он уже вплетен в эту пока неведомую ткань. Теперь понятно, что за драму имел тогда в виду мистер Кин!.. Да, драма уже началась, и не последняя роль в ней отведена ему, мистеру Саттертуэйту. Надо только не прозевать свой выход и не перепутать реплики.
      Он садился за столик едва ли не с сознанием, что исполняет свой долг. Разговорить Истни оказалось делом нетрудным - тот, видимо, и сам был рад случайному собеседнику. А мистер Саттертуэйт, как всегда, выступал в роли благодарного и внимательного слушателя. Разговор зашел о войне, о взрывчатых веществах и ядах - в последних, как выяснилось, Истни неплохо разбирался, поскольку большую часть войны был занят в производстве отравляющих газов.
      Мистер Саттертуэйт слушал с интересом.
      Кстати, сообщил Истни, один газ во время войны так и не успели испытать слишком скоро наступило Перемирие. А на него как раз возлагались самые большие надежды: один-единственный вдох его уже смертелен!.. Молодой человек все больше увлекался собственным рассказом.
      Дальше мистер Саттертуэйт свернул разговор к музыке. Худощавое лицо Истни оживилось. Он заговорил свободно и взволнованно, как истинный ценитель. Об исполнении Йоашбима молодой человек отзывался с восторгом, и оба они с мистерам Саттертуэйтом сошлись на том, что нет и не может быть ничего прекраснее настоящего тенора. Истни еще мальчиком слышал Карузо, и это детское впечатление осталось на всю жизнь.
      - А вы знаете, что от его голоса лопались бокалы? - спросил он.
      - Я всегда полагал, что это выдумки, - улыбнулся мистер Саттертуэйт.
      - О нет, я уверен, что это чистая правда! Тут нет ничего невозможного. Все дело в резонансе.
      И он принялся разъяснять техническую сторону вопроса. Глаза и щеки его загорелись. Вероятно, предмет разговора волновал его и, насколько мистер Саттертуэйт мог судить, был ему хорошо знаком. Постепенно почтенный джентльмен начал осознавать, что говорит с человеком выдающегося интеллекта, человеком исключительным - возможно, гением. Он пока еще колеблется, решает, по какому руслу пустить свои блестящие способности, - но то, что это гений, сомнению не подлежит.
      Мистер Саттертуэйт вспомнил Чарли Бернса и снова поразился выбору Джиллиан Уэст. < К своему удивлению, он вдруг обнаружил, что уже очень поздно, и потребовал счет. Истни поглядывал на него немного виновато.
      - Простите, совсем вас заболтал, - сказал он. - Я так рад, что мы случайно оказались за одним столиком. Знаете, мне очень нужно было с кем-нибудь поговорить, - сказал он с каким-то странным смешком.
      В нем еще не погасло оживление от разговора, но во всем его облике проглядывало что-то трагическое.
      - Было чрезвычайно интересно с вами побеседовать, - сказал мистер Саттертуэйт. - Я узнал много нового для себя.
      И, церемонно раскланявшись, он вышел из ресторанчика. Ночь была темная, и он шел не спеша. Но постепенно у него возникло странное ощущение: ему казалось, что он не один, что кто-то идет с ним рядом. Напрасно он внушал себе, что это самообман, что такого не может быть - наваждение не проходило. Кто-то шел рядом с ним по темной тихой улочке, кто-то, кого видеть он не мог... Почему, почему образ мистера Кина снова маячит перед ним? Зачем его молчаливый друг идет рядом, не отставая ни на шаг, - хотя стоит лишь скосить глаза, чтобы убедиться, что там никого нет?
      К этому назойливому ощущению примешивалось еще одно - тягостное предчувствие беды. Что-то необходимо сделать, и немедленно! Случилось что-то неладное, но мистер Саттертуэйт пока еще властен все исправить...
      Ощущение было настолько сильно, что мистер Саттертуэйт даже не пытался ему противостоять. Вместе этого он закрыл глаза и попробовал приблизить к себе образ мистера Кина. Ах, если бы он только мог задать мистеру Кину хоть один вопрос! Но, едва подумав, он уже знал, что это бессмысленно. Что толку задавать мистеру Кину вопросы? "Все нити в ваших руках", - вот что ответил бы ему мистер Кин.
      Нити... А какие, собственно, нити? Он принялся распутывать клубок собственных ощущений. Вот, к примеру, предчувствие опасности. Кому грозит эта опасность?
      Тут же перед его глазами всплыла четкая картина: Джиллиан Уэст, одна, сидит у радиоприемника в своей комнате.
      Сунув монетку проходящему торговцу газетами, мистер Саттертуэйт выхватил свежий номер и отыскал в нем программу Лондонского радио. Ага, стало быть, сегодня по радио концерт Йоашбима: сначала "Salve Dimora" <Имеется в виду ария Фауста "Привет тебе приют невинный" из 3-го акта оперы "Фауст" французского композитора Шарля Гуно (1818-1893).> из "Фауста", потом подборка народных песен - "Пастушья песня", "Рыбка", "Олененок" и так далее.