Глава 4

Спускаясь по лестнице, Мэри Доув остановилась и выглянула в большое окно. Из подъехавшей машины выходили двое. Тот, что повыше ростом, повернулся к дому спиной и оглядел окрестности. Мэри Доув задумчиво смотрела на них. Видимо, это инспектор Нил и его помощник.

Она отвернулась от окна и взглянула на себя в массивное, в полный рост зеркало, висевшее на стене, где лестница делала поворот. Она увидела хрупкую, подчеркнуто опрятную женщину с безукоризненно белым воротничком и манжетами на серо-бежевом платье. Каштановые волосы были разделены посредине на две блестящие тугие волны и стянуты в тугой узел на затылке… На губах — бледно-розовая помада.

В целом Мэри Доув осталась своей внешностью довольна. Она пошла вниз, и на губах ее поигрывала легкая улыбка.

Инспектор Нил, оглядывая дом, рассуждал про себя:

«Хороша хижина! Тисовая хижина! О-о, до чего же они лицемерны, эти богачи, до чего любят играть на публику!» Он, инспектор Нил, назвал бы этот дом усадьбой. Он прекрасно знал, что такое хижина. Можно сказать, он вырос в хижине. Она стояла у ворот усадьбы Хартингтон-парк, неуклюжей махины в греческом стиле с двадцатью девятью спальнями, которую впоследствии прибрал к рукам Национальный трест[6]. А маленькая хижина снаружи казалась милой и привлекательной, внутри же была сырой, неуютной и не соответствовала самым примитивным санитарным нормам. К счастью для родителей инспектора Нила, подобный порядок вещей им казался вполне естественным и справедливым. Хозяева не брали с них денег за жилище, а работа их заключалась лишь в том, чтобы по мере надобности отворять и затворять ворота. В округе водилось много кроликов, а иногда к ним в кастрюлю попадал даже фазан. Миссис Нил не пришлось столкнуться с такими радостями цивилизации, как электрический утюг, кухонная электроплита, вытяжной шкаф, холодная и горячая вода, из-под крана и даже свет, включавшийся простым нажатием пальца. Зимой Нилы пользовались керосиновой лампой, а летом с наступлением темноты укладывались спать Это были здоровые и счастливые люди, безнадежно отставшие от своего времени.

И когда инспектор Нил услышал слово «хижина», в нем проснулись воспоминания детства. Но этот дом, претенциозно названный «Тисовая хижина», принадлежал как раз к хоромам, которые возводят себе богачи, а потом называют их «нашим укромным уголком в деревне». Да и деревню инспектор Нил всегда представлял себе как-то иначе. Дом был солидным и мощным сооружением из красного кирпича, вытянувшимся не вверх, а в длину, с чрезмерным количеством фронтонов и множеством окон со свинцовыми стеклами. Сады были уж очень искусственные, надуманные, повсюду разбиты розовые клумбы, растут перголы, поблескивают прудики и, оправдывая название дома, живой изгородью теснятся аккуратно подстриженные тисы.

Если кому-то потребовалось сырье для токсина, тиса здесь больше чем достаточно. Справа, за розовой перголой, природа сохранилась в чистом виде — там росло огромное тисовое дерево, какие встретишь в церковных дворах, ветви его опирались на подпорки — эдакий Моисей лесного царства. «Это дерево, — подумал инспектор, — стояло здесь задолго до той поры, когда началось нашествие домов из красного кирпича. Это уже при нем здесь появились площадки для гольфа, при нем модные архитекторы водили по окрестностям богатых клиентов и показывали им преимущества того или другого участка. А раз уж именно здесь пустил корни этот памятник древности, трогать его не стали и даже вписали в новый пейзаж, скорее всего благодаря ему и дали название новому вожделенному жилищу. „Тисовая хижина“. И может быть, ягоды с этого самого дерева…»

Инспектор Нил отогнал прочь эти бесполезные мысли. Делом надо заниматься. Он нажал звонок.

Дверь не замедлила открыться. За ней стоял мужчина средних лет и выглядел он именно так, как и представил себе инспектор Нил, когда говорил с ним по телефону. Пройдоха и ловчила средней руки, любитель заложить за воротник.

Инспектор Нил представился, отрекомендовал своего помощника и не без удовольствия заметил, как в глазах дворецкого мелькнул тревожный огонек. Нил не стал придавать этому большого значения. Вполне возможно, смерть Рекса Фортескью тут ни при чем. Так, непроизвольная реакция.

— Миссис Фортескью еще не вернулась?

— Нет, сэр.

— А мистер Персиваль Фортескью? Мисс Фортескью?

— Нет, сэр.

— Тогда я хотел бы видеть мисс Доув.

Дворецкий чуть оглянулся.

— Мисс Доув уже спускается.

Пока мисс Доув со спокойным достоинством шла по широкой лестнице, инспектор Нил успел внимательно ее оглядеть. На сей раз составленный им образ никак не соответствовал действительности. Подсознательно слово «экономка» вызвало в его воображении женщину крупную и властную, одетую в черное, со связкой ключей под передником.

Своим обликом маленькая ладная женщина, спускавшаяся к нему, застала инспектора врасплох. Нежно-голубиные тона платья, белый воротничок и манжеты, уложенные аккуратными волнами волосы, едва обозначенная улыбка Моны Лизы. Тем не менее было в ней что-то ненастоящее, будто эта молодая, которой еще нет тридцати, женщина играла какую-то роль; не роль экономки, нет, — роль Мэри Доув. То есть голубки. Она явно стремилась соответствовать своей фамилии. Мисс Доув сдержанно приветствовала гостей.

— Инспектор Нил?

— Да. Это сержант Хей. Я вам уже сказал по телефону, что мистер Фортескью скончался в больнице Сент-Джудс в двенадцать часов сорок три минуты. Похоже, он что-то съел сегодня за завтраком и это «что-то» явилось причиной его смерти. Поэтому я хотел бы, чтобы сержанта Хея отвели на кухню, там он выяснит, что именно подавалось на завтрак.

На мгновение их взгляды встретились; чуть подумав, она кивнула.

— Хорошо. — Повернувшись к дворецкому, который встревоженно переминался с ноги на ногу, она распорядилась:

— Крамп, проводите, пожалуйста, сержанта Хея и покажите все, что ему понадобится.

Крамп и Хей ушли. Мэри Доув пригласила инспектора Нила в дом.

Открыв дверь в комнату, она вошла первой. Это оказалась курительная, довольно безликая — панельная обшивка, богатая драпировка, большие набивные кресла, на стенах, как водится, — гравюры на спортивные темы.

— Пожалуйста, садитесь.

Он сел, Мэри Доув заняла кресло напротив. Лицом к свету, тут же отметил про себя Нил. Необычный выбор для женщины. Тем более необычный, если женщине есть что скрывать. Но вполне возможно, что скрывать Мэри Доув как раз и нечего.

— Так неудачно, — заговорила она, — что никого из членов семьи нет дома. Миссис Фортескью может вернуться с минуты на минуту. И миссис Валь тоже. Мистеру Персивалю Фортескью я послала несколько телеграмм — в разные места.

— Спасибо, мисс Доув.

— Вы сказали, что мистер Фортескью умер, потому что кое-что съел, может быть, за завтраком. Вы имеете в виду пищевое отравление?

— Возможно. — Он внимательно смотрел на нее.

— Едва ли, — сказала она, храня полное спокойствие. — Сегодня утром на завтрак подавали яичницу с грудинкой, кофе, тосты и мармелад. Еще на буфете стоял холодный окорок, но его нарезали вчера, и никто не жаловался. Никакой рыбы не было, сосисок тоже — ничего такого.

— Я вижу, вы точно знаете, что подавалось к столу.

— Естественно. Заказ делаю я. Вчера на обед…

— Не нужно, — остановил ее инспектор. — Вчерашний обед здесь ни при чем.

— Мне казалось, что пищевое отравление иногда наступает с задержкой даже на целые сутки…

— В нашем случае — нет… Скажите, пожалуйста, что именно мистер Фортескью ел и пил сегодня утром перед выходом из дома?

— В восемь утра ему в комнату был подан чай. Завтракали в четверть десятого. Как я уже сказала, мистер Фортескью ел яичницу с грудинкой, кофе, тосты и мармелад.

— Какая-нибудь каша?

— Каш он не ест.

— Сахар для кофе — кусковой или песок?

— Кусковой. Но мистер Фортескью пьет кофе без сахара.

— У него нет привычки принимать по утрам лекарства? Какие-нибудь соли? Тонизирующие средства? Что-нибудь для улучшения пищеварения?

— Нет, ничего такого.

— Вы завтракали вместе с ним?

— Нет. За столом сидят только члены семьи.

— Кто был за столом?

— Миссис Фортескью. Мисс Фортескью. Миссис Валь Фортескью. Мистера Персиваля Фортескью, само собой, не было.

— А миссис и мисс Фортескью ели на завтрак то же самое?

— Миссис Фортескью выпила кофе, стакан апельсинового сока, съела тост — вот и все. Миссис Валь и мисс Фортескью всегда завтракают плотно. Кроме яичницы и холодного окорока они иногда едят кашу. Миссис Валь пьет не кофе, а чай.

— На минуту инспектор Нил погрузился в раздумье. По крайней мере, круг сужается. Завтракали с умершим всего три человека и только они: его жена, дочь и невестка. Любая из них могла добавить ему в кофе токсин. Токсин — штука горькая, так ведь и кофе тоже. Мистер Фортескью мог ничего не заметить. Правда, был еще утренний чай, но Бернсдорф говорил, что как раз в чае привкус был бы особенно ощутим. Хотя, с другой стороны, человек только проснулся, организм еще не так восприимчив…

Инспектор Нил поднял голову и увидел, что Мэри Доув наблюдает за ним.

— Ваши вопросы насчет тонизирующих средств и лекарств показались мне довольно странными, инспектор, — сказала она. — Подтекст такой: либо лекарство было бракованным, либо в него что-то добавили. Но ни то, ни другое не назовешь пищевым отравлением.

Нил пристально посмотрел на нее.

— А я и не говорил, что мистер Фортескью умер от пищевого отравления. Он умер от отравления. Просто от отравления.

— От отравления… — негромко повторила она. Она не удивилась, не вздрогнула от испуга, просто в глазах ее появился интерес. Так человек осмысливает нечто для себя новое.

Собственно, после минутного размышления именно это она и сказала:

— Мне никогда не приходилось сталкиваться с отравлением.

— Ничего приятного тут нет, — сухо заверил ее Нил.

— Да, наверное…

Она снова задумалась, потом подняла голову и неожиданно улыбнулась ему.

— Я этого не делала, — заявила она. — Но, не сомневаюсь, что то же вам скажут и остальные!

— А кто бы мог это сделать, мисс Доун?

Она пожала плечами.

— Говоря откровенно, он был довольно одиозной личностью. И сделать это мог кто угодно.

— Ну, мисс Доув, одиозный — еще не причина для отравления. Мотив должен быть серьезнее.

— Да, вы правы.

Она погрузилась в свои мысли.

— Может быть, вы мне что-нибудь расскажете об этом доме?

Она взглянула на него. Он даже слегка вздрогнул — в ее глазах была холодноватая насмешка.

— Это, надеюсь, не официальный допрос? Конечно, нет, иначе тут был бы ваш сержант, а он сейчас терзает прислугу. Я готова вам кое-что рассказать, но повторять это в суде мне бы не хотелось. Неофициально — пожалуйста. Как говорится, без протокола.

— Разумеется, мисс Доув. Мы с вами, как вы уже безусловно заметили, говорим с глазу на глаз.

Она откинулась в кресле, качнула изящной ножкой и прищурилась.

— Начну с того, что особой преданности к моим хозяевам я не испытываю. Я работаю на них, потому что мне хорошо платят, и это мое обязательное условие.

— Я слегка удивился, увидев вас здесь, в этой должности. С вашим умом и образованием…

— Сидеть от и до в конторе? Перебирать бумаги в министерстве? Дорогой инспектор Нил, работенка здесь не бей лежачего, а деньги… Люди готовы платить любые деньги, любые, лишь бы у них не было проблем по содержанию дома. Найти и нанять прислугу — дело кропотливое и нудное. Писать в агентства, посылать в газеты объявления, беседовать с людьми, договариваться о встречах и в конце концов вести хозяйство, чтобы все шло без сучка без задоринки — на это требуются определенные способности, которых у богатых людей, как правило, нет.

— А если прислуга, которую вы выбрали, возьмет да и уйдет от вас в одночасье? Такое случается.

Мэри улыбнулась.

— Если надо, я сама и постели застелю, и комнаты пропылесосю, и обед приготовлю, и на стол накрою — хозяева никакой разницы не почувствуют. Конечно, я не трезвоню на всех углах, что я — мастерица на все руки. Мало ли у кого какие мысли могут появиться. Но любую прореху заткнуть могу, это точно. Хотя прорех почти не бывает. Я работаю только на очень богатых, которые за удобство готовы платить сколько угодно. Соответственно и я плачу прислуге по высшему разряду и могу отбирать лучших.

— Таких, как ваш дворецкий?

Она удивленно, оценивающе взглянула на него.

— Супружеская пара — куда тут денешься? Крампа я держу только из-за миссис Крамп — лучших поварих я в жизни не встречала. Настоящее сокровище, чтобы ее сохранить, приходится кое на что закрывать глаза. Наш мистер Фортескью поесть любит.., вернее, любил. Все в этом доме — большие гурманы, а денег куры не клюют. Так что миссис Крамп может закупать что хочет — масло, яйца, сливки. Что же касается Крампа, свое дело он делает, и ладно. Серебряные вилки и ложки всегда начищены до блеска, на стол он подает не хуже других. Ключ от винного погребка я храню у себя, виски и джин тоже у меня под контролем, а как он чистит и гладит одежду, я проверяю сама.

Инспектор Нил приподнял брови.

— Маленькая хозяйка большого дома.

— Я считаю, нужно все уметь делать самой. И тогда делать тебе ничего не придется. Но вы хотели услышать мое мнение об этой семье.

— Если не возражаете.

— В общем все они — публика одиозная. Покойный мистер Фортескью был из разряда мошенников, у которых все всегда шито-крыто. Он любил похвастаться, как ловко провернул какое-то дельце. Изысканными манерами не отличался, был человеком грубым и властным; одним словом, самодур. Миссис Фортескью — Адель — его вторая жена, она лет на тридцать его моложе. Он откопал ее в Брайтоне». Она работала маникюршей и выискивала богатенького кавалера. Она весьма хороша собой, жутко сексапильная.

Инспектор Нил был шокирован, но не подал виду. Все-таки странно слышать подобные речи от такой девушки, как Мэри Доув.

Та с непроницаемым видом продолжала:

— Адель вышла за него из-за денег, тут никаких сомнений. Когда это случилось, его сын Персиваль и дочь Элейн ходили просто зеленые от злости. Они и сейчас ее не жалуют, но она ведет себя очень умно — не замечает этого или не хочет замечать. Старик исполнит любую ее прихоть, она прекрасно это понимает. Господи, опять я говорю не в том времени. Никак не привыкну, что его нет в живых…

— Ну, а что же его сын?

— Драгоценный Персиваль? Валь, как его величает жена. Персиваль лицемер, из тех, кто мягко стелет, да жестко спать. Чопорный, хитрый и коварный. Панически боится отца, всегда перед ним тушуется и слова поперек не скажет, но свои интересы очень даже блюдет. В отличие от отца прижимист. Экономия — это его страсть. Потому он так долго не может подобрать себе дом. А тут у него и своя квартира, и денежки целы.

— А его жена?

— С виду — кроткая овечка, которую Бог обделил мозгами. Но это с виду, а что на самом деле… До замужества она работала медсестрой в больнице — когда Персиваль слег с воспалением легких, она его выхаживала и выходила до романтической развязки. Старика этот брак сильно разочаровал. Он сноб и хотел, чтобы Персиваль женился «как положено». Несчастную миссис Валь он презирает, то и дело мешает с грязью. Так что, думаю, она его не сильно любит — вернее, любила. У нее две страсти — кино и магазины. Главная печаль — муж дает мало денег.

— Что скажете про дочь?

— Элейн? Вот ее мне немного жаль. Она человек неплохой. Из тех, что всю жизнь остаются школьницами. Она умеет организовать игру, занимается с девочками-скаутами, это ей интересно. Недавно у нее был роман с молодым учителем, из «сердитых»[7], но отец семейства выяснил, что этот недовольный напичкан коммунистическими идеями, и разом положил этой романтической истории конец.

— И у нее не хватило духу возразить?

— У нее-то хватило. Отступился и поднял лапки как раз он. Опять же, наверное, его больше прельщали деньги. Особенно привлекательной Элейн, увы, не назовешь.

— А другой сын?

— Никогда с ним не встречалась. Говорят, необычайно красив, но, судя по всему, отпетый негодяй. Была скверная история в прошлом — подделал чек. Живет в Восточной Африке.

— С отцом — полный разрыв?

— Да, мистер Фортескью не мог лишить его наследства, потому что уже сделал младшим партнером в фирме, но он уже многие годы не поддерживает с ним никаких отношений, а если и упоминает его, то только так: «Не говорите мне об этом мерзавце. Он мне не сын». И все-таки…

— Да, мисс Доув?

— И все-таки, — медленно проговорила Мэри, — не удивлюсь, если вдруг выяснится, что старик Фортескью собирался вернуть сына сюда.

— Почему вы так думаете?

— Потому что с месяц назад старый Фортескью устроил Персивалю жуткую головомойку — оказалось, тот что-то делал за его спиной, не знаю, — что именно, но хозяин был вне себя от ярости. Персиваль вдруг попал в опалу. Он в последнее время тоже сильно изменился.

— Мистер Фортескью?

— Нет, Персиваль. Ходил перепуганный до смерти.

— Так, теперь поговорим о слугах. О Крампах вы уже рассказали. Кто еще работает в доме?

— Есть горничная, Глэдис Мартин, вернее официантка — они предпочитают, чтобы их называли так. Она убирает комнаты внизу, накрывает на столы, уносит грязную посуду и помогает Крампу прислуживать хозяевам за едой. Довольно порядочная девушка, но уж очень тупа. Слегка гнусавит.

Нил кивнул.

— Эллен Кертис — уборщица. Женщина пожилая, вечно раздраженная и сердитая, но работает в доме давно и чистоту поддерживает на высшем уровне. Никогда нигде ни соринки, ни пылинки. Есть еще помощницы, но они появляются по мере надобности.

— То есть в доме больше никто не живет?

— Живет. Старушка мисс Рэмсботтом.

— Кто она?

— Свояченица мистера Фортескью — сестра его первой жены. Жена была немного старше его, а сестра намного старше ее — так что ей здорово за семьдесят. У нее на втором этаже своя комната, она сама себе готовит и вообще сама себя обслуживает, женщина заходит к ней только убирать. Довольно эксцентричная особа и своего зятя никогда не любила, но переехала сюда при жизни сестры, да так здесь и осталась. Мистеру Фортескью никогда не было до нее дела. Но она, доложу я вам, штучка, эта тетушка Эффи.

— И это все?

— Все.

— Стало быть, мы добрались до вас, мисс Доув.

— Хотите подробности моей биографии? Я сирота. Кончила курсы секретарш в колледже Сент-Алфредс. Работала машинисткой-стенографисткой сначала в одном месте, затем в другом, потом решила, что карьера секретарши не по мне, и поменяла курс, пошла в экономки. Работала в трех семьях. Через год-полтора сидеть на одном месте мне надоедает, перебираюсь на другое. В «Тисовой хижине» я около года. Я отпечатаю на машинке фамилии и адреса моих прежних нанимателей и передам их, вместе с копиями рекомендаций, вашему сержанту… Хей, да? Это вас удовлетворит?

— Вполне, мисс Доув. — Нил немного помолчал, мысленно представив, как мисс Доув подсыпает отраву в завтрак мистера Фортескью. Фантазия его пошла дальше, и он увидел, как она методично собирает тисовые ягоды в корзину. Вздохнув, он вернулся в настоящее, к реальной действительности. — Я хотел бы поговорить с девушкой… Глэдис, а потом с уборщицей. — Поднявшись, он добавил:

— Кстати, мисс Доув, может быть, вам известно, почему в кармане мистера Фортескью оказалась горсть зерен?

— Зерен? — Она уставилась на него, похоже, с неподдельным удивлением.

— Да, именно зерен. Вам это ни о чем не говорит?

— Абсолютно.

— Кто содержал в порядке его одежду?

— Крамп.

— Понятно. Мистер и миссис Фортескью занимают общую спальню?

— Да. Помимо этого, разумеется, у него своя гардеробная и туалет, как и у нее… — Мэри глянула на наручные часы. — Думаю, она вот-вот вернется.

Инспектор уже поднялся.

— Знаете что, мисс Доув? — спросил он любезным тоном. — Даже если в округе три площадки для гольфа, очень странно, что миссис Фортескью до сих пор не нашли.

— А если она сейчас вообще не играет в гольф, инспектор? Тогда ничего странного в этом нет, правда?

В голосе Мэри слышались сухие нотки. Инспектор резко бросил:

— Мне четко ответили, что она играет в гольф.

— Она взяла клюшки для гольфа и сказала, что поедет играть. Села в машину и уехала.

Он с легким прищуром посмотрел на нее, переваривая смысл сказанного.

— С кем она обычно играет в гольф? Вам это известно?

— Весьма вероятно, что с мистером Вивианом Дюбуа.

Нил ограничился кратким:

— Понятно.

— Я пришлю к вам Глэдис. Скорее всего, она будет перепугана до смерти. — Застыв на мгновение в дверях, Мэри сказала:

— На мои слова особенно не ориентируйтесь. Я женщина злобная.

Она вышла. Инспектор Нил в задумчивости смотрел на закрытую дверь. По злобе или нет, но рассказанное Мэри Доув давало пищу для размышлений. Если Рекса Фортескью отравили, а судя по всему, так оно и было, обстановка в «Тисовой хижине» выглядела многообещающей. Мотивы лежали на поверхности толстым слоем.

Глава 5

Девушка, вошедшая в комнату с явным нежеланием, была непривлекательной и испуганной. Несмотря на высокий рост и хорошо сшитый форменный бордовый костюм, ей удавалось выглядеть неряшливой.

Она сразу заявила, вперившись в него испытующим взглядом:

— Я ничего не делала. Правда. Ничего про это не знаю.

— Хорошо, хорошо, — успокаивающе произнес Нил. Голос его слегка изменился. В нем теперь слышались даже веселые нотки, интонация стала менее официальной. Пусть эта Глэдис, перепуганная крольчиха, почувствует себя посвободнее. — Садитесь, — пригласил он. — Я хочу расспросить вас про сегодняшний завтрак.

— Я ничего не делала.

— Но завтрак вы подавали?

— Завтрак подавала.

Даже в этом она призналась с неохотой. Вообще вид у нее был и виноватый и перепуганный, но инспектор Нил знал — со свидетелями такое бывает. И бодрым голосом, стараясь, чтобы она почувствовала себя раскованнее, продолжал задавать вопросы:

— Кто вышел к завтраку первым? А вторым?

— Первой к завтраку вышла Элейн Фортескью. Крамп как раз вносил кофейник. Потом спустилась миссис Фортескью, потом миссис Валь, а хозяин вышел последним. Они обслуживали себя сами. Чай, кофе и горячее стояли на буфете.

Ничего нового и существенного он от нее не узнал. Господа ели и пили именно то, что перечислила Мэри Доув. Хозяин, миссис Фортескью и мисс Элейн пили кофе, миссис Валь пила чай. Все как всегда.

Нил задал ей несколько вопросов о себе, тут она отвечала с большей готовностью. От Центра по обслуживанию она работала в ИААФе, то есть Институте армии, авиации и флота, потом в кафе в Истборне. Потом решила поработать в частном доме и в сентябре устроилась в «Тисовую хижину». Уже два месяца прошло.

— И как, нравится?

— А что, вроде нормально. — Потом добавила:

— Беготни тут, слава Богу, меньше, хотя и не так вольготно…

— Расскажите мне об одежде мистера Фортескью — о его костюмах. Кто за ними следил? Чистил и все такое? Глэдис обиженно поджала губы.

— Вообще-то полагалось, чтобы мистер Крамп. А он всякий раз норовил это на меня спихнуть.

— Кто чистил и гладил костюм, в котором мистер Фортескью был сегодня?

— Я и не помню, в каком он был. У него их ого сколько.

— В кармане его костюмов вы зерна никогда не находили?

— Зерна? — озадаченно переспросила она.

— Рожь, если точнее.

— Рожь? Хлеб, что ли? Такой черный.., и на вкус противный, да?

— Хлеб делают из ржи. А рожь — это сами зерна. Их нашли в кармане пиджака вашего хозяина.

— В кармане пиджака?

— Да. Знаете, как они туда попали?

— Не знаю, точно говорю. Я их в глаза не видела. Больше вытянуть из нее ничего не удалось. На мгновение он засомневался: вдруг она что-то утаивает, что-то знает, но не хочет признаваться? Она явно была смущена, будто ждала подвоха, но в конце концов он решил: это естественный страх перед полицией.

Когда он разрешил ей идти, она спросила:

— Так это правда? Он умер?

— Да, умер.

— Надо же, так сразу. Когда звонили из конторы, сказали, мол, у него припадок.

— Да.., с ним случился припадок.

— У одной моей знакомой бывали припадки, — сообщила Глэдис. — Ни с того ни с сего ка-ак бухнется! Я, помню, жутко боялась.

На миг воспоминание помогло ей расслабиться.

Инспектор Нил прошел на кухню.

Там его встретили в штыки. Могучая краснолицая женщина, вооруженная скалкой, угрожающе шагнула ему навстречу.

— Тоже мне, полиция, — сразу перешла она в наступление. — Приходят сюда и заявляют: я, мол, такого наготовила, что хозяин отравился. Нет уж, господа хорошие, извиняйте. Отсюда в столовую все идет в том виде, в каком положено. Это же надо — прийти сюда и заявить, что я отравила хозяина! Да я на вас еще в суд подам, будь вы хоть десять раз из полиции. В этом доме порченого на стол не подают.

Инспектору Нилу не сразу, но все-таки удалось унять оскорбленную в лучших чувствах мастерицу своего дела. Из буфетной, ухмыляясь, выглянул сержант Хей, и инспектор Нил понял, что свою порцию праведного гнева миссис Крамп он уже получил.

Сцена завершилась телефонным звонком. Нил вышел в холл и увидел, что трубку взяла Мэри Доув. Стала что-то записывать в блокнот. Повернув голову, она через плечо бросила:

— Телеграмма.

Повесила трубку и передала инспектору блокнот с записью.

Телеграмма была из Парижа и гласила следующее:

— ФОРТЕСКЬЮ ТИСОВАЯ ХИЖИНА БЕЙДОН-ХИТ. ТВОЕ ПИСЬМО СОЖАЛЕНИЮ ЗАДЕРЖАЛОСЬ БУДУ ЗАВТРА ЧАЮ. ПРЕДВКУШАЮ ОБЕД ТЕЛЯЧЬЮ ОТБИВНУЮ. ЛАНС».

Брови инспектора Нила приподнялись.

— Итак, блудного сына вызвали домой, — произнес он.