Глава 1

Когда он подъехал к пристани, уже наступили сумерки.

Ничто ему не мешало появиться здесь гораздо раньше. Просто он все откладывал и откладывал эту поездку.

Ленч с друзьями в Редкее, легкий бессвязный разговор, болтовня об общих знакомых – все это означало только одно: у него не хватало духу сделать то, что следует. Друзья пригласили его остаться на чай, и он согласился. Но наконец настала минута, когда он понял: больше медлить нельзя.

Он попрощался. Нанятый им автомобиль уже ждал. Миль семь проехали по шоссе вдоль кишащего народом побережья, потом свернули на узкую лесную дорогу, которая привела к реке, к небольшому, мощенному камнем причалу.

Шофер принялся что есть силы звонить в тяжелый колокол, чтобы вызвать с другого берега паром.

– Прикажете подождать, сэр?

У шофера был мягкий местный выговор.

– Не надо, – сказал Артур Колгари. – Я заказал машину, через час она будет на том берегу. Отвезет меня в Драймут[1].

Он расплатился, прибавил чаевые.

– Паром сейчас подойдет, сэр, – сказал шофер, вглядываясь во тьму.

Пожелав Артуру доброй ночи, он развернул автомобиль и двинулся вверх по склону холма Артур Колгари остался один на один со своими мыслями и тягостными предчувствиями. «Какая тут глушь, – подумал он – Будто в каком-то Богом забытом уголке Шотландии. А ведь всего в нескольких милях отсюда Редкей, гостиницы, магазины, бары, толпы народа на набережной». Он в который уже раз подивился переменчивости английского пейзажа. До его слуха донесся тихий всплеск весел, и к причалу подошла лодка. Старик лодочник закинул багор, лодка остановилась, и Артур Колгари, спустившись по сходням, прыгнул в нее. Ему вдруг на мгновение представилось, что этот старик и его лодка таинственным образом связаны друг с другом и образуют какое-то странное, фантастическое существо.

Когда они отплыли от берега, с моря задул несильный, но холодный ветер.

– Зябко нынче, – сказал лодочник.

Колгари кивнул: в самом деле, вчера было теплее.

Он заметил – или ему показалось, – что старик поглядывает на него с затаенным любопытством. Вот, мол, странный малый. Туристский сезон уже закончился. Да еще едет в такой час – в кафе на молу чаю уже не подадут, поздно. Багажа при нем нет, стало быть, оставаться не собирается. И правда, спрашивал себя Колгари, почему он поехал так поздно. Неужели бессознательно оттягивал отъезд? Откладывал до последней минуты то, что ему давно уже надлежало сделать? Перейти Рубикон…[2] Река.., река… Его мысли вернулись к другой реке – к Темзе.

Неужели это было только вчера? Только вчера он сидел, уставясь невидящим взглядом на Темзу. Потом посмотрел на лицо человека, сидящего за столом напротив. Эти внимательные глаза… В них было что-то, чего Артур никак не мог понять. Что-то затаенное, какая-то невысказанная мысль… «Видимо, они хорошо научились скрывать то, что на уме у их обладателя», – подумал он тогда.

Теперь, когда нужно было действовать, его охватил страх. Он обязан исполнить свой долг, а потом – поскорее все забыть!

Припоминая вчерашний разговор, он нахмурился. Приятный, вальяжный, вкрадчиво-вежливый голос произносит:

«Доктор Колгари, вы твердо решили выполнить свое намерение?»

«А разве у меня есть выбор? Вы же знаете. Вы должны меня понять. Я не могу от этого увиливать!» – воскликнул он с жаром.

«Тем не менее следует рассмотреть проблему со всех сторон, мы должны учесть все аспекты».

Артур Колгари был несколько озадачен таким советом, однако в непроницаемом взгляде серых глаз он не смог прочесть ничего.

«Но ведь с точки зрения справедливости существует всего лишь один аспект, разве не так?» – резко проговорил он, вдруг заподозрив в словах собеседника постыдное предложение замять дело.

«В известном смысле, да. Однако, есть кое-что поважнее. Поважнее.., справедливости. Вы не согласны?»

«Нет, не согласен. Нельзя не считаться с чувствами его близких».

«О да! Безусловно. Как раз с ними-то я и считаюсь».

«Чепуха, – подумал Колгари. – Потому что если бы с ними считались…»

«Доктор Колгари, – не ожидая ответа, продолжил его собеседник своим хорошо поставленным голосом, – это исключительно ваше дело. Разумеется, вы вольны поступить так, как находите нужным…»

Лодка причалила к берегу. Рубикон перейден.

– Четырехпенсовик пожалуйте, сэр. Или, может, рассчитаетесь на обратном пути? – с мягкой интонацией уроженца западных графств проговорил лодочник.

– Нет, – сказал Колгари, – обратного пути не будет. Как зловеще прозвучали эти слова!

– Не знаете ли вы дом, который называется «Солнечный мыс»? – спросил он, расплатившись со стариком.

Вежливой сдержанности как не бывало: в глазах лодочника полыхало жадное любопытство.

– Как не знать! Знаю, конечно. Как раз по правую руку будет, там увидите за деревьями. Сперва поднимитесь на взгорок, по правой дороге, а после по новой дороге – к домам, там теперь целая улица. В самом конце – последний дом.

– Спасибо.

– Стало быть, «Солнечный мыс», сэр? Это где миссис Аргайл…

– Да-да, – быстро перебил его Колгари. Ему не хотелось об этом говорить. – «Солнечный мыс».

Губы старика медленно расползлись в какой-то странной улыбке. Он вдруг стал похож на лукавого фавна[3].

– Это ведь она сама дом так назвала, в войну еще. Дом был новый, только-только построенный, еще без названия. И знаете, где он стоит? На лесной косе, на Змеином мысе! Но ей Змеиный мыс был не по нраву, не пожелала, она, чтобы ее дом так назывался. Переименовала в Солнечный, ну а мы все по-старому Змеиный да Змеиный.

Колгари торопливо поблагодарил лодочника и, пожелав ему доброй ночи, пошел вверх по склону. Вокруг не было ни души, все уже попрятались по домам. Но у него было странное ощущение, что из окон чьи-то глаза украдкой за ним следят. И всем известно, куда он идет. Смотрите, шепчутся там, за окнами, он идет в Змеиный мыс…

Змеиный мыс. Подходящее название, прямо не по себе становится…

Он решительно себя одернул. Сейчас ему надо сосредоточиться и хорошенько обдумать, что он будет говорить…

Колгари прошел всю новую нарядную улицу, застроенную по обеим сторонам новыми нарядными домами, при каждом из которых зеленел небольшой сад. Камнеломки[4], хризантемы, розы, шалфей, герань – словом, всякий домовладелец демонстрировал свои личные вкусы и пристрастия.

В конце улицы Артур увидел ворота, на которых готическими буквами[5] было написано: «Солнечный мыс». Он отворил калитку, прошел по короткой дорожке и оказался перед добротным домом в безликом современном стиле, с двускатной крышей и портиком[6]. Такой увидишь в любом респектабельном предместье, в районе новой застройки. Дом, на взгляд Артура, пейзажа собою не украшал. Уж очень живописно было вокруг. Река в этом месте, огибая мыс, делала крутой поворот чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Вдали поднимались лесистые холмы. Слева, вверх по течению, открывался вид на дальнюю излучину реки, заливные луга и фруктовые сады.

Колгари постоял минуту-другую, любуясь рекой. Здесь бы замок построить, подумалось ему, забавный сказочный замок. Пряничный, сахарный дворец… А тут стоит эдакий добротный, без всяких затей домина – куча денег и никакой фантазии.

Естественно, Аргайлы здесь ни при чем. Они ведь этот дом не строили, они его купили. Однако они или кто-то из них – может быть, миссис Аргайл – его выбрал…

«Хватит тянуть!» – приказал себе Колгари и нажал кнопку звонка. Постоял, выждал для приличия некоторое время и снова позвонил.

Никаких шагов он не услышал, но внезапно дверь распахнулась. Вздрогнув от неожиданности, он отступил назад.

Возможно, его возбужденное состояние было тому причиной, но ему показалось, что перед ним вдруг возникла обретшая человеческий облик муза Трагедии. В дверном проеме стояла совсем молоденькая девушка. На ее почти детском личике страдание выглядело особенно мучительным. «Трагическая маска, – подумал он, – это всегда маска юности… Беззащитность, обреченность, шаги Судьбы.., приближающейся из будущего…»

Приструнив разыгравшееся воображение и спустившись на землю, он отметил про себя: чисто «ирландский тип». Густая голубизна окруженных тенью глаз, непокорные черные волосы, печальная и трогательная красота в изысканной лепке лица, в форме головы…

Девушка держалась настороженно и неприязненно.

– Ну? Что вам нужно? – спросила она. В ответ он вежливо осведомился:

– Дома ли мистер Аргайл?

– Да, но он никого не принимает. Я говорю о тех, кто ему не знаком. Он ведь вас не знает, правда?

– Да, мы с ним незнакомы, но…

– В таком случае вам лучше ему написать… – Она явно собиралась захлопнуть дверь.

– Простите, но мне необходимо с ним повидаться. Вы ведь мисс Аргайл?

– Да, я Эстер Аргайл, – с досадой сказала она. – Но отец никого не принимает, если не условлено заранее. Лучше напишите ему.

– Я проделал такой длинный путь…

Она не шелохнулась.

– Всегда так говорят. Я-то думала, все это наконец кончилось. Вы ведь, наверное, репортер? – с оттенком осуждения спросила она.

– Нет-нет, ничего подобного!

В ее взгляде мелькнуло сомнение.

– Что же вам нужно в таком случае?

За ее спиной в глубине холла Артур Колгари разглядел еще одно лицо. Случись ему описать это лицо, он бы сравнил его с блином. Лицо женщины средних лет, изжелта-седые волосы завиты и уложены на макушке. Казалось, она бдительно стережет девушку.

– Мисс Аргайл, дело касается вашего брата.

Эстер Аргайл коротко вздохнула.

– Майкла? – недоверчиво проговорила она.

– Нет, Джека.

– Так я и знала! – воскликнула Эстер. – Знала, что вы о нем заговорите! Почему нас никак не оставят в покое?! Ведь все уже кончено! И довольно об этом!

– Никому не дано знать, кончено или нет.

– Но с этим точно покончено! Жако умер. Что вам еще от него надо? Говорю вам, все кончено. Если вы не репортер, значит, врач, психиатр или Бог знает, кто еще. Прошу вас, уходите. Отца нельзя тревожить. Он занят.

Девушка потянула дверь на себя. Колгари торопливо вытащил из кармана письмо – с этого надо было начать! – и протянул ей.

– Это от мистера Маршалла, – пробормотал он. Девушка, опешив, неуверенно взяла конверт.

– От мистера Маршалла? Из Лондона? – переспросила она.

Пожилая женщина, которая до этого момента скрывалась где-то в глубине передней, теперь тоже подошла к двери и вонзила в Колгари подозрительный взгляд. Ему вдруг вспомнились католические монахини. Ну конечно, типичная монахиня. Ей бы белый крахмальный чепец, черное одеяние и накидку. Да, но вид у нее совсем не отрешенный, она больше похожа на монастырскую привратницу, которая буравит вас взглядом через маленькое окошко в толстой двери, а потом скрепя сердце впускает и ведет в комнату для посетителей или к настоятельнице.

– Значит, вы от мистера Маршалла? – заговорила женщина. Тон у нее был обличающий.

Эстер продолжала молча смотреть на конверт. Потом, не говоря ни слова, повернулась и пошла наверх.

Колгари замер в дверях, боясь пошевелиться под тяжелым подозрительным взглядом этого дракона в обличье монахини.

Он прикидывал, что бы такое сказать, но ничего надумать не мог и решил благоразумно помолчать.

– Отец говорит, пусть поднимется, – донесся сверху надменно-холодный голос Эстер.

Дракон нехотя посторонился, продолжая буравить его подозрительным взглядом. Артур Колгари вошел, положил шляпу на стул и поднялся по лестнице. Эстер его ждала.

Артура поразила почти больничная чистота дома: было такое ощущение, что он попал в фешенебельную частную лечебницу.

Они миновали коридор и, спустившись вниз на три ступени, остановились перед дверью. Эстер отворила ее и жестом пригласила Артура войти. Потом вошла сама и прикрыла за собой дверь.

Это была библиотека. Оглядевшись, Колгари облегченно вздохнул. Здесь не было и следа унылой стерильности. Чувствовалось, что здесь работают, отдыхают – в общем, живут. Стены уставлены книжными шкафами, кресла массивные, довольно потертые, но удобные. На столах разложены книги, бумаги, повсюду царит приятный для глаза рабочий беспорядок. Входя, Артур мельком увидел, как в другую, дальнюю дверь вышла женщина, молодая и весьма привлекательная. Навстречу ему из-за стола поднялся хозяин дома. В руках у него было распечатанное письмо.

Первое впечатление от Лео Аргайла – очень истощенный, почти бесплотный. Призрак, а не человек. Голос приятный, хотя ему явно недостает звучности.

– Доктор Колгари? – сказал он. – Прошу вас, присаживайтесь.

Колгари опустился на стул, стоявший у стола. Взял предложенную ему сигарету. Лео Аргайл тоже неторопливо сел, вообще в его жестах не было ни тени суетливости, как будто в этом доме время мало что значило. Говорил он, чуть заметно улыбаясь и легонько постукивая по письму бескровным пальцем.

– Мистер Маршалл пишет, что вы имеете сообщить нам нечто важное, хотя не указывает, что именно, – и улыбнувшись более открыто, он добавил: – Юристы всегда так осторожны – им лишь бы ничем себя не связать.

Неожиданно Артуру пришло в голову, что перед ним вполне счастливый человек. Не жизнерадостный, не брызжущий весельем, а счастливый в своем собственном призрачном, но блаженном убежище. С внешним миром этот человек, похоже, совсем не сталкивается и весьма этому рад. Артура эта его отрешенность поразила, хотя он и сам не смог бы объяснить почему.

– Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться со мной, – сказал он, чтобы хоть с чего-то начать. – Я подумал, что лучше будет не писать, а повидать вас лично. – Он помолчал, потом вдруг нервно произнес:

– Мне трудно… Невероятно трудно сообщить…

– А вы не спешите, – учтиво, но все так же отрешенно сказал Аргайл.

Он подался вперед, будто желая со свойственной ему неизменной доброжелательностью помочь гостю.

– Так как вы пришли с письмом от Маршалла, я полагаю, ваш визит имеет отношение к моему несчастному сыну Жако. Я хотел сказать, к Джеку… Дома мы его называли Жако.

Все приготовленные заранее слова выскочили у Артура из головы перед лицом страшной правды, которую он обязан был открыть. Он снова попытался было заговорить:

– Я хотел бы… – и снова замолчал.

– Может быть, вам будет легче решиться, если я скажу, что… – осторожно начал Аргайл. – Мы ведь знаем, что Жако вряд ли можно считать психически здоровым человеком. Что бы вы ни сообщили нам, для нас это не будет неожиданностью. То, что случилось, ужасно, но я убежден, что Жако не отвечал за свои действия.

– Конечно, не отвечал, – раздался вдруг голос Эстер. Колгари вздрогнул. Он совсем о ней забыл. Она сидела в кресле, стоявшем слева и чуть позади него. Он обернулся, и она, нетерпеливым движением подавшись к нему, оживленно заговорила:

– Жако всегда был несносным. Совсем как мальчишка, особенно когда выходил из себя, понимаете? Схватит, бывало, что под руку попадется, и швырнет в тебя…

– Эстер… Эстер, дорогая. – В голосе Аргайла слышалось страдание.

Девушка прижала руку к губам, вспыхнула и вдруг по-детски неловко залепетала:

– Простите… Я не хотела.., я забыла… Мне не следовало говорить этого.., теперь.., о нем… Теперь, когда все кончилось и.., и…

– Все кончено, все в прошлом, – поддержал ее Аргайл. – Я стараюсь.., мы все стараемся.., помнить, что к мальчику следует относиться как к больному. Такое случается… Ошибка природы. Пожалуй, это самое подходящее объяснение. – Он посмотрел на Колгари. – Вы согласны?

– Нет! – сказал Артур.

Воцарилось молчание. Это яростное «нет», казалось, неприятно поразило его собеседников. Пытаясь сгладить свою резкость, он заговорил с неуклюжей поспешностью:

– Я.., простите, я… Видите ли, вам пока неизвестно…

– О! – Аргайл помолчал, потом обратился к дочери:

– Эстер, может быть, ты нас оставишь…

– Нет, я не уйду! Я хочу знать, о чем идет речь.

– А если тебя это огорчит…

– Разве имеет значение, что там еще натворил Жако? Ведь все кончено, – нетерпеливо вскричала Эстер.

– Прошу вас, поверьте, – порывисто проговорил Колгари, – ничего ваш брат не натворил, совсем напротив.

– Не понимаю…

Дверь в дальнем углу комнаты отворилась, и вошла та молодая женщина. На ней было пальто, в руках кожаный портфель.

Она обратилась к Аргайлу:

– Я ухожу. Не нужно ли еще чего-нибудь?

Аргайл на мгновенье замялся (наверное, его постоянно одолевают сомнения, подумал Колгари), потом накрыл ее руку своей, будто хотел удержать.

– Сядь, Гвенда, – сказал он. – Это.., э-э.., доктор Колгари… Доктор Колгари, позвольте представить вам мисс Воэн, она.., она… – Он снова запнулся. – Она вот уже несколько лет служит у меня секретарем. Гвенда, доктор Колгари хочет рассказать.., или узнать у нас что-то о… Жако…

– Рассказать, – перебил его Колгари. – И с каждой минутой вы, сами того не желая, все усложняете и усложняете мою задачу.

Все смотрели на Артура в немом удивлении, но в глазах Гвенды Воэн, как ему показалось, мелькнула искра понимания. Будто на одно короткое мгновенье они вступили в молчаливый союз. Будто она ему сказала: «Да, знаю, как нелегко бывает с Аргайлами».

«Какая обаятельная женщина, – подумал Артур, – хоть и не слишком молода, вероятно, ей лет тридцать семь – тридцать восемь. Изящная округлая фигура, каштановые волосы, карие глаза. От нее так и веет жизненной силой и здоровьем. К тому же сразу видно, что она умна и понятлива».

Аргайл заговорил в свойственной ему слегка отстраненной манере:

– Вот уж не подозревал, что так вас смущаю, доктор Колгари. У меня и в мыслях ничего подобного не было, уверяю вас. Если бы вы объяснили суть…

– Да, конечно. Простите, я не должен был… Я должен был сдержаться. Просто вы и ваша дочь все время повторяете, что все уже закончилось, все миновало, все – позади. Так вот – ничего не закончилось! Кто-то из великих сказал: «Не должно успокаиваться, пока не…»

– «Пока не восторжествует справедливость», – подхватила мисс Воэн. – Это Киплинг.

Она ободряюще ему кивнула, и он почувствовал к ней благодарность.

– Итак, перехожу к сути, – начал он. – Когда вы все узнаете, то поймете мои.., затруднения. Вернее, мою тревогу. Сначала несколько слов о себе. Я геофизик и недавно участвовал в антарктической экспедиции. Вернулся в Англию всего несколько недель назад.

– Экспедиция Хейса Бентли? – спросила Гвенда. Он с признательностью на нее посмотрел.

– Да. Она самая. Говорю об этом, чтобы вы могли составить представление обо мне, а также чтобы объяснить, почему я почти два года не имел сведений о том, какие.., события тут у вас происходят.

Гвенда снова пришла к нему на помощь.

– Вы имеете в виду судебные разбирательства?

– Да, мисс Воэн, именно их. – Он посмотрел на Аргайла. – Простите, ради Бога, если я невольно причиню вам боль, но мне необходимо уточнить некоторые данные. Девятого ноября позапрошлого года, около шести часов вечера между вашим сыном Джеком Аргайлом, Жако, как вы его называете, и его матерью, миссис Аргайл, состоялся разговор.

– Да.

– Джек сказал матери, что попал в затруднительное положение, и потребовал денег. Такое случалось и прежде…

– Много раз, – вздохнул Лео.

– Миссис Аргайл ему отказала. Он начал ей угрожать. Потом выскочил вон, крикнув напоследок, что еще вернется и она «поплатится» за свой отказ. «Ты что, хочешь, чтобы меня в тюрьму засадили?» – спросил он тогда. «Мне начинает казаться, что это пошло бы на пользу!» – в сердцах ответила она.

Лео Аргайл беспокойно задвигался.

– Мы с женой обсуждали как-то и этот вариант. Мальчик приносил нам так много огорчений. Мы столько раз ему помогали, хотели, чтобы он начал новую жизнь. И нам казалось, что, может быть, такое потрясение, как тюрьма.., воспитает его… – проговорил он упавшим голосом. – Однако, прошу вас, продолжайте.

– В тот же вечер, позднее, вашу жену убили. Нанесли смертельный удар. По голове. Кочергой. На ней потом были обнаружены отпечатки пальцев вашего сына. Выяснилось, что похищена значительная сумма денег, которые ваша жена держала в ящике письменного стола. Полиция задержала вашего сына в Драймуте. При нем были найдены деньги, в основном пятифунтовые банкноты.

Имя и адрес, написанные на одном из них, позволили заключить, что эти деньги утром того же дня банк выплатил миссис Аргайл… Ваш сын предстал перед судом. – Колгари помолчал. – Вердикт гласил: преднамеренное убийство.

Убийство… Роковое слово наконец прозвучало, вернее сказать, не прозвучало, а, сдавленное и приглушенное, увязло в толстых портьерах, в книгах, в пушистом ковре… Да, слово можно приглушить или вообще не произнести вслух, а вот само деяние…

– Из разговора с мистером Маршаллом, который на процессе выступал в роли защитника, я понял, что во время ареста ваш сын беззаботно, чуть ли не весело, заявил, что он невиновен. Уверял, что у него неопровержимое алиби на то время, когда, по мнению полиции, было совершено преступление, а именно – между семью и семью тридцатью. По его словам, около семи часов он сел в попутную машину в миле отсюда, на шоссе Редмин – Драймут. Он не разглядел, какой марки машина, так как уже стемнело, но помнит, что цвет у нее то ли черный, то ли темно-синий; за рулем сидел человек средних лет. Было сделано все возможное, чтобы найти машину и водителя, однако обнаружить их не удалось. Даже адвокаты Джека Аргайла были уверены, что всю эту историю – совершенно неубедительную – он сочинил на скорую руку…

На суде защитник опирался главным образом на свидетельство психиатров, которые старались доказать, что Джек Аргайл психически неуравновешен. Но судья в своем выступлении камня на камне не оставил от их доводов. Было очевидно, что он настроен резко отрицательно по отношению к обвиняемому. Джека Аргайла приговорили к пожизненному заключению. Через полгода он умер в тюрьме от воспаления легких.

Колгари умолк. Три пары глаз были прикованы к нему. Гвенда Воэн смотрела с доброжелательным вниманием, Эстер – с подозрением, Лео Аргайл – озадаченно.

– Правильно ли я изложил факты? – спросил Колгари.

– Да. Совершенно правильно, – подтвердил Лео, – хотя я пока не понимаю, зачем вам понадобилось воскрешать столь мучительное для нас прошлое, которое мы всячески стараемся забыть.

– Простите меня. Я был вынужден это сделать. Насколько я понимаю, вы согласны с вердиктом?

– Видите ли, если принимать во внимание только голые факты, то следует признать, что совершено убийство. Но если вникнуть в существо дела, то обнаружатся очень веские смягчающие обстоятельства. Мальчик был психически неустойчив, хотя, к сожалению, юристы сочли его вполне дееспособным. Наши нынешние законы слишком несовершенны, они давно устарели. Уверяю вас, доктор, что Рейчел, моя покойная жена, первая простила бы несчастному мальчику его безумный поступок. Она была необычайно умна, добра и тонко понимала психологию людей. Она бы не приговорила его к пожизненному заключению.

– Она знала, что Жако может быть просто ужасен, – сказала Эстер. – Он всегда был такой… Казалось, он не в состоянии ничего с собой поделать.

– Значит, никто из вас не сомневался… – медленно проговорил Колгари, – не сомневается, что он виновен?

– Что за вопрос! – воскликнула Эстер. – Конечно нет.

– Не то чтобы виновен… – возразил Лео. – Мне это слово не нравится.

– Действительно, оно тут ни к чему. – Колгари тяжело перевел дух. – Потому что Джек Аргайл невиновен!

Глава 2

Казалось бы, это заявление должно было всех поразить. Ничуть не бывало. Колгари ожидал, что все будут безумно обрадованы, сразу начнут засыпать его вопросами… Ничего подобного. Его слова вызвали только беспокойство и подозрительность. Гвенда Воэн нахмурилась. Эстер уставилась на него широко раскрытыми глазами. Ну что ж, наверное, это естественно, такую новость сразу принять трудно.

Лео Аргайл неуверенно проговорил:

– Вы хотите сказать, доктор Колгари, что разделяете мое мнение? Считаете, что Джек не отвечал за свои действия?

– Я хочу сказать, что он не совершал преступления. Неужели не понятно? Не совершал. Не мог совершить. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, обернувшиеся несчастьем для Джека Аргайла, он бы сумел доказать свою невиновность. Я бы его поддержал.

– Вы?

– Да. За рулем той машины был я, – сказал Артур таким обыденным тоном, что в первый момент смысл его слов не дошел до сознания присутствующих.

Не успели все прийти в себя, как дверь отворилась и вошла та самая простоватая круглолицая женщина.

– Иду мимо, слышу, он говорит, что Жако не убивал миссис Аргайл. С чего он взял? Откуда ему знать? – без всяких предисловий напористо заговорила она.

Внезапно ее гневное лицо слезливо сморщилось.

– Можно я тоже послушаю, – попросила она. – Не могу я стоять в стороне.

– Конечно, Кирсти. Вы член семьи. – Лео Аргайл представил ее. – Мисс Линдстрем, доктор Колгари. Доктор Колгари сообщил нам невероятную новость.

Колгари удивился, что у нее шотландское имя. По-английски она говорила безукоризненно, только интонация была чуть-чуть необычная.

Она с осуждением посмотрела на Колгари и сказала:

– И зачем вы сюда явились? Зачем все это говорите? Только всех расстраиваете! Они смирились со своим горем. А вы снова причиняете им боль. Что случилось, то случилось, на все воля Божия.

Ее самодовольное суесловие возмутило Артура. «Видно, она из тех, кто упивается чужим несчастьем. Ну так лишу ее этой радости», – подумал он.

– В тот вечер, без пяти минут семь, – сухо и деловито заговорил он, – на шоссе Редмин – Драймут я подобрал молодого человека. Он «голосовал» на дороге. Я довез его до Драймута. Мы разговорились. Славный, обаятельный молодой человек.

– Да, Жако был очень обаятельный, – сказала Гвенда. – Все так считали. Его погубил неуемный нрав. И конечно, он был иногда странноватым и не очень щепетильным, – задумчиво добавила она. – Но ведь постороннему это в глаза не бросается.

– Нельзя так о нем говорить, ведь он умер, – тут же поспешила упрекнуть ее мисс Линдстрем.

– Доктор Колгари, продолжайте, пожалуйста, – довольно резко проговорил Лео Аргайл. – Почему вы не объявились тогда?

– Вот именно. – Голос у Эстер срывался. – Почему? Ведь в газетах публиковали объявления, просили откликнуться. Как можно поступать так эгоистично, так жестоко…

– Эстер, Эстер, – прервал ее отец. – Доктор Колгари еще не закончил.

Колгари обернулся к ней:

– Мне так понятны ваши чувства. Знали бы вы, что чувствую я сам.., я никогда себе не прощу… – Он с трудом взял себя в руки. – Позвольте мне закончить свой рассказ. В тот вечер на улицах было очень много машин. Когда мы приехали в Драймут и я высадил молодого человека, имени которого так и не узнал, было уже семь тридцать пять. Это обстоятельство, насколько я понимаю, полностью снимает с Джека Аргайла обвинение, так как, по утверждению полиции, преступление совершено между семью и половиной восьмого.

– Да, – сказала Эстер, – но вы…

– Пожалуйста, потерпите еще немного. Чтобы вам все стало понятно, мне придется рассказать о предшествующих событиях. В Драймуте я на пару дней остановился в квартире моего приятеля. Он моряк и в это время был в плавании. Он и одолжил мне автомобиль. Именно в тот день, девятого ноября, я должен был возвращаться в Лондон. Ехать я решил вечерним поездом, с тем чтобы успеть навестить старую няньку, которую у нас в семье все очень любят. Она живет в небольшом коттедже в Полгарте, это милях в сорока от Драймута. Я заехал к ней, как и собирался. Няня совсем уже старая и немного заговаривается, но меня узнала, безмерно обрадовалась и разволновалась, так как прочла в газетах, что я «еду на полюс», как она выразилась. У нее я пробыл недолго, чтобы не утомлять ее. Возвращаться в Драймут я решил не побережьем, а другим путем. Поехал к северу, на Редмин, чтобы повидать старого каноника Песмарша. У него в библиотеке собрано множество редких книг, в том числе трактат по навигации, откуда мне надо было кое-что скопировать. Почтенный джентльмен не пользуется телефоном, ибо считает его изобретением дьявола, вкупе с радио, телевидением, кино и реактивными самолетами, поэтому я рисковал не застать его дома. Увы, мне не повезло. Дом был заперт. Я посетил церковь, а потом направился в Драймут, замыкая таким образом треугольник, коим можно было бы обозначить на карте мой дневной маршрут. У меня оставалось достаточно времени, чтобы заехать на квартиру, взять чемодан, поставить автомобиль в гараж и успеть на поезд.

По пути, как я уже рассказывал, я подобрал молодого человека и высадил его в Драймуте. Приехав на вокзал, я увидел, что еще успею купить сигареты. Я вышел на улицу, и, когда переходил дорогу, меня сбил грузовик, который на большой скорости вылетел из-за угла.

По свидетельству прохожих, я поднялся на ноги. Видимых повреждений не было, и держался я довольно бодро. Сказал, что все в порядке и что я спешу на поезд. Но когда прибыли на Паддингтонский вокзал, я был в беспамятстве, и меня увезли в больницу. Там обнаружили сотрясение мозга. В медицине известны подобные случаи поздней симптоматики[7].

Через несколько дней я пришел в сознание, но ни о несчастном случае, ни о возвращении в Лондон ничего не помнил. Если говорить точнее, последнее, что удержалось у меня в памяти, – поездка к няне в Полгарт. Потом – полный провал. Меня заверили, что такие последствия совсем не редкость. У меня вроде бы не было оснований считать, что в те часы, которые выпали из моей памяти, произошло что-то из ряда вон выходящее. Никому, в том числе мне самому, и в «голову не приходило, что я мог в тот вечер проезжать по шоссе Редмин – Драймут.

Времени до отъезда в экспедицию оставалось совсем мало. Прямо из больницы, где мне был предписан полный покой и куда даже газет не доставляли, я отправился в аэропорт, чтобы лететь в Австралию, а затем в Антарктику. Врачи отнюдь не были уверены в том, что я гожусь для участия в экспедиции, но я пренебрег их сомнениями. Меня целиком захватила подготовка к работе, и мне было не до газет и уж тем более не до криминальной хроники. Потом, после ареста Джека, шумиха в газетах прекратилась, а когда дело дошло до суда и о нем снова сообщалось во всех подробностях, я уже был на пути в Антарктику.

Артур помолчал. Его слушали, затаив дыхание.

– Все обнаружилось примерно месяц назад, когда я вернулся в Англию. Мне понадобились старые газеты, для того чтобы заворачивать образцы, и квартирная хозяйка принесла мне целую кипу, она их держит для растопки. Разложив одну из газет на столе, я увидел фотографию молодого человека, чье лицо мне показалось знакомым. Я попытался вспомнить, где я мог его встретить и кто он, но мне это не удалось. Странно, однако, я помнил, о чем мы с ним говорили, – об угрях. Он как зачарованный слушал сагу о жизни угрей. Но когда? Где? Я прочел, что этот юноша, Джек Аргайл, обвиняется в убийстве и что он сообщил в полиции, что его подвез до города человек в черном седане.

И тут внезапно у меня в памяти всплыл этот кусок пути. Ведь это я его подвозил до Драймута, где и расстался с ним. Я направлялся домой… Стал переходить улицу, чтобы купить сигареты. Потом перед моим мысленным взором мелькнул грузовик, сбивший меня с ног, дальше – провал, затем – больница. Как я сел в поезд, как приехал в Лондон – ничего не помню. Я снова и снова перечитывал газетную статью. Суд окончился год назад, дело почти забыто. «А-а, это тот парень, который прикончил свою мать, – сказала моя квартирная хозяйка, с трудом припомнив эту давнюю историю. – Не знаю, что с ним сталось, кажется, его повесили». Я перечитал подшивки газет того периода и отправился к мистеру Маршаллу, контора «Маршалл и Маршалл», который вел защиту. От него узнал, что уже слишком поздно и я ничего не смогу сделать для несчастного молодого человека. Он скончался в тюрьме от пневмонии. Однако следует восстановить справедливость, хотя бы ради его памяти. Мы с мистером Маршаллом отправились в полицию. Дело представили прокурору. Маршалл почти не сомневался, что его передадут на рассмотрение министру внутренних дел.

Вы, безусловно, получите от мистера Маршалла подробный отчет, с которым он задержался по моей просьбе, ибо я счел своим долгом лично рассказать вам всю правду. Я просто обязан был пройти через это испытание. Мне уже никогда не избавиться от чувства вины, надеюсь, вы это понимаете. Если бы я проявил большую осторожность, когда переходил улицу… – Он осекся. – Я понимаю, что не имею оснований рассчитывать на вашу доброту.., хотя формально я невиновен… Но вы не можете не обвинять меня.

Гвенда взволнованно заговорила. В голосе у нее звучала искренняя доброжелательность:

– Да нет же, мы не виним вас. Просто.., так уж случилось. Трагическое.., невероятное стечение обстоятельств.

– Они вам поверили? – спросила Эстер. Артур удивленно на нее посмотрел.

– Я говорю, в полиции вам поверили? Вы же могли все это выдумать?

Артур невольно улыбнулся.

– Как свидетель я вполне заслуживаю доверия, – мягко сказал он. – И я не преследую никаких корыстных целей. Полиция очень скрупулезно все проверила – медицинские справки, показания очевидцев в Драймуте, подтверждающие мои слова. Мистер Маршалл, как и все юристы, крайне осторожен. Он не желал воскрешать в вас надежды, пока сам не убедится в успехе расследования.

Лео Аргайл беспокойно пошевелился и впервые за все это время нарушил молчание.

– Что вы подразумеваете под словом «успех»?

– Простите, – живо проговорил Колгари. – Это не совсем подходящее слово. Вашего сына обвинили в преступлении, которого он не совершал, подвергли суду, приговорили к наказанию, и он умер в тюрьме. Истина обнаружилась слишком поздно. Но правосудие может свершиться, оно должно свершиться, об этом позаботятся. Вероятно, по представлению министра внутренних дел королева дарует Джеку Аргайлу помилование.

Эстер засмеялась.

– Помилование за то, чего он не совершал?

– Я вас понимаю. Судебная терминология зачастую не передает существа дела. Но это необходимо, чтобы сделать в парламенте запрос. В результате чего будет установлено, что Джек Аргайл не совершал преступления, за которое он осужден, и это получит широкое освещение в прессе.

Артур умолк. Никто не проронил ни слова. Он подумал, что для них это, наверное, слишком большое потрясение… Хоть и приятное.

– Боюсь, что мне больше нечего добавить, – неуверенно проговорил он, вставая. – Кроме того, что я горько сожалею и еще раз прошу меня простить… Вы, я думаю, меня поймете. Кончина Джека Аргайла бросает трагический отсвет и на мою жизнь. Однако, все-таки, – в голосе у него звучали просительные нотки, – ведь важно знать, что он не совершал этого преступления.., что его имя.., ваше имя не запятнано в глазах общества, не так ли?

Увы! Ответа он не дождался.

Лео Аргайл сидел, сгорбившись в своем кресле. Гвенда не отводила взгляда от его лица. Эстер горестно смотрела в пространство широко открытыми глазами. Мисс Линдстрем, тряхнув головой, проворчала что-то себе под нос.

Колгари, остановившись в дверях, с виноватым видом оглянулся.

Наконец Гвенда Воэн решилась нарушить тягостное оцепенение. Она подошла к Артуру, коснулась его руки и тихо сказала:

– Доктор Колгари, наверное, им надо побыть одним. Слишком сильное потрясение. Нужно время, чтобы все это осмыслить.

Он поклонился и вышел. Мисс Линдстрем двинулась вслед за ним.

– Я вас провожу, – сказала она.

Артур оглянулся и, прежде чем двери закрылись, успел увидеть, как Гвенда Воэн опустилась на колени перед Лео Аргайлом. «Довольно странно», – подумал он.

На лестничной площадке мисс Линдстрем остановилась и сварливо проговорила:

– Вы не в силах воскресить Джека. Так зачем напоминать им все это? Они уже смирились со своим горем. А теперь снова будут страдать. Лучше бы вам не вмешиваться.

Вид у нее был раздраженный.

– Необходимо вернуть Джеку Аргайлу доброе имя, – возразил Артур Колгари.

– Подумаешь, какие нежности! У них ведь жизнь уже наладилась. Да где вам понять! Нет чтобы прежде подумать! И почему люди никогда не думают?! – Она топнула ногой. – Поймите, мне они как родные! Ведь я приехала сюда в сороковом году, помогать миссис Аргайл, когда она устроила здесь ясли – была война, и много детей осталось без крова. Уж как мы старались. Все для них делали. Было это почти восемнадцать лет назад. И теперь, когда она умерла, я осталась здесь. Присматриваю за ними, слежу, чтобы в доме было уютно и чисто, чтобы они хорошо питались. Я их всех люблю, да, люблю! А Жако.., трудный был мальчик. Его я тоже любила. Но.., какой он был трудный!

Она резко развернулась и ушла, забыв, что собиралась проводить гостя. Артур медленно спустился в прихожую. Он замешкался у входной двери, пытаясь открыть хитрый замок, и вдруг услышал за спиной легкие шаги. По лестнице сбежала Эстер.

Она щелкнула предохранителем и отворила дверь. Теперь они стояли, глядя друг на друга. Почему она смотрит на него так горестно, с таким упреком? Он терялся в догадках.

– Зачем вы пришли? Зачем вы только пришли? – выпалила она.

Он беспомощно посмотрел на нее.

– Ничего не понимаю. Разве вы не хотите вернуть вашему брату доброе имя? Не хотите, чтобы восторжествовала справедливость?

– Справедливость! – бросила она презрительно.

– Не понимаю… – повторил он.

– Снова вы со своей справедливостью! Разве для Жако оно имеет значение? Он умер. Теперь дело не в Жако. Дело в нас!

– В каком смысле?

– Не столь важно, виновен ли он. Важно, что мы все невиновны.

Она схватила его за руку, так что ее ногти впились ему в ладонь.

– Теперь все дело в нас. Неужели вы не понимаете, что вы натворили?

Он, стоя в дверях, молча смотрел на девушку.

– Доктор Колгари? – раздался голос из темноты, где смутно маячил силуэт мужчины. – Такси до Драймута заказывали? Машина ждет вас, сэр.

– Да.., благодарю вас.

Колгари снова повернулся к Эстер, но она уже скрылась в доме.

Дверь с шумом захлопнулась.

Глава 3

Эстер медленно поднималась по ступеням, задумчиво откидывая с высокого лба свои густые каштановые волосы. На лестничной площадке стояла Кирстен Линдстрем.

– Ушел?

– Да.

– Ты так перенервничала, Эстер. – Кирстен мягко положила руку на плечо девушки. – Пойдем ко мне. Глоточек бренди тебе не помешает. Легко ли такое вынести.

– Спасибо, Кирсти. Что-то не хочется.

– Мало ли что не хочется, а надо, это тебя подбодрит.

Девушка не стала противиться, и Кирстен повела ее по коридору к себе, в свою маленькую гостиную.

– Свалился как снег на голову, – раздраженно сказала она, глядя на Эстер, которая чуть-чуть пригубила из стакана. – Хоть бы предупредил. А что ж мистер Маршалл, почему он не написал заранее?

– Думаю, доктор Колгари ему не позволил. Хотел сам нам сообщить.

– Хотел сообщить! Нет чтобы подумать, каково нам будет это узнать!

– Наверное, ожидал, что мы обрадуемся, – проговорила Эстер каким-то безжизненным голосом.

– Обрадуемся, не обрадуемся – все равно это как обухом по голове. Не надо ему было ничего затевать.

– Но что ни говори, с его стороны это мужественный поступок. – Лицо девушки порозовело. – Представляю, как нелегко ему было. Прийти к людям и сказать, что член их семьи, осужденный за убийство и умерший в тюрьме, на самом деле невиновен. Нет, тут нужно много мужества… Но уж лучше бы доктор Колгари струсил и не пришел, – добавила она.

– Да уж конечно, – с готовностью подхватила мисс Линдстрем.

Эстер посмотрела на нее с живым интересом, на миг отвлекшись от своей рассеянной озабоченности.

– Значит, ты тоже так считаешь, Кирсти? А мне казалось, что только я.

– Не так уж я глупа, – проворчала мисс Линдстрем. – Во всяком случае, могу представить себе такие последствия, о которых твой доктор Колгари и не подозревает.

Эстер поднялась.

– Надо пойти к отцу, – вздохнула она. Кирстен Линдстрем кивнула.

– Да. Ему теперь надо подумать, как лучше поступить.

Когда Эстер вошла в библиотеку, Гвенда Воэн набирала по телефону номер. Лео Аргайл поманил дочь, та приблизилась и села на подлокотник его кресла.

– Пытаемся связаться с Мэри и Микки, – пояснил он. – Надо им все рассказать.

– Алло! Миссис Даррант? Мэри? Это Гвенда Воэн. С вами хочет поговорить ваш отец.

Лео подошел, взял трубку.

– Мэри? Как поживаешь? Как Филип?.. Хорошо. Случилось нечто из ряда вон выходящее… Видимо, надо сейчас же тебе все рассказать. У нас только что был некий доктор Колгари. Он пришел с письмом от Эндрю Маршалла. Это по поводу Жако. Оказывается – просто невероятно! – оказывается, все, что говорил Жако о том, как поймал на шоссе какой-то автомобиль, в котором доехал до Драймута, – чистая правда. Этот доктор Колгари его и подвез. – Лео умолк и стал слушать, что говорит ему дочь. – Да, хорошо, Мэри. Не стану сейчас вдаваться в подробности… Вовремя не заявил из-за несчастного случая. Сотрясение мозга. Все абсолютно достоверно. Думаю, мы должны как можно скорее собраться у нас и поговорить. Может быть, и Маршалл сумеет приехать. Необходимо посоветоваться с хорошим юристом. Не могли бы вы с Филипом?.. Да… Да, понимаю. Но, дорогая, я в самом деле считаю, что это крайне важно… Да.., хорошо, перезвони позже, если хочешь. Попытаюсь поговорить с Микки. – Он положил трубку.

К нему подошла Гвенда Воэн.

– Позвольте, я попробую дозвониться Микки?

– Гвенда, можно я сначала позвоню Доналду? – сказала Эстер.

– Конечно, – сказал Лео. – Ты ведь сегодня вечером собираешься с ним встретиться, да?

– Собиралась, – уточнила Эстер. Отец бросил на нее внимательный взгляд.

– Ты очень огорчена, дорогая?

– Сама не знаю, – сказала Эстер и, подойдя к телефону, набрала номер. – Скажите, пожалуйста, могу я поговорить с доктором Крейгом? Да. Да. Эстер Аргайл.

Она подождала, когда он подойдет.

– Это вы, Доналд?… Кажется, сегодня я не смогу пойти с вами на лекцию… Нет, не заболела, просто мы.., просто нам сообщили довольно странную новость.

Эстер, прикрыв трубку рукой, посмотрела на отца:

– Наверное, не стоит ему говорить?

– Ну отчего же? – медленно сказал Лео. – Тут нет никакой тайны. Только я попросил бы Доналда пока больше никого в это не посвящать. Ты же понимаешь, поползут слухи, наговорят Бог знает чего.

– Да, понимаю. – Она снова заговорила в трубку:

– Вообще-то это хорошая новость, Доналд, но.., но мы так потрясены. Не хотелось бы говорить по телефону… Нет-нет, не приходите… Пожалуйста, не надо. Не сегодня. Может быть, завтра. Речь идет о Жако. Да.., да, о моем брате… Выяснилось, что он не виновен в убийстве… Пожалуйста, Доналд, пока никому ничего не говорите, завтра я вам все расскажу… Нет, Доналд, нет… Сегодня я не в состоянии ни с кем видеться, даже с вами… Пожалуйста. И не надо ничего говорить, – Она положила трубку.

Гвенда подошла к телефону и попросила соединить ее с Драймутом.

– Эстер, почему ты не пошла с Доналдом на лекцию? – ласково спросил Лео. – Отвлеклась бы немного.

– Не хочется, папа. Да я просто не в состоянии.

– Ты так говорила… Ему, наверное, показалось, что это для нас дурная новость. Понимаешь, Эстер, на самом деле все не так. Да, мы испытали потрясение, но мы рады.., счастливы… Разве может быть иначе?

– Значит, так и будем всем говорить, да?

– Дитя мое… – предостерегающе начал Лео.

– Но ведь это не правда! На самом деле новость просто ужасная.

– Микки на проводе, – сказала Гвенда. Лео подошел, взял у нее из рук трубку и повторил сыну все, что говорил дочери. Микки отнесся к сообщению совсем не так, как Мэри. Не возражал, не удивлялся, не сомневался. Принял все как само собой разумеющееся.

– Ну и ну, – сказал он. – Значит, объявился свидетель! Не поздновато ли? Сколько времени прошло! Ну и ну, чертовски не повезло Жако в ту ночь… Да, согласен, нам надо собраться как можно скорее и заполучить Маршалла. – И вдруг он прыснул, как, бывало, в детстве. Лео хорошо помнил этот его смешок. Микки, тогда совсем еще маленький мальчик, играл, бывало, в саду под окном. – Значит, будем теперь гадать, кто из нас это сделал. То-то забавная игра получится!

Лео со стуком положил трубку и отошел от телефона.

– Что он говорит? – спросила Гвенда. Он передал ей слова Микки.

– По-моему, глупая шутка, – сказала она. Лео бросил на нее быстрый взгляд.

– Хорошо, если так, – тихо проговорил он.

Мэри Даррант подошла к вазе с хризантемами, аккуратно подобрала опавшие лепестки и бросила их в мусорную корзину. Мэри была высокая двадцатисемилетняя женщина с безмятежным лицом. Хотя морщин у нее еще не появилось, выглядела она старше своих лет, видимо, оттого, что в ее облике угадывались присущие ей степенность и серьезность. Она была безусловно красива, но напрочь лишена обаяния. Правильные черты лица, гладкая кожа, яркие голубые глаза, светлые, гладко зачесанные волосы, собранные у шеи в большой пучок. Такая прическа снова вошла тогда в моду, однако Мэри носила ее отнюдь не по этой причине. Просто она никогда не отступала от своего собственного стиля. Ее внешность, впрочем как и ее дом, была безупречно опрятной и ухоженной. Пыль, грязь, беспорядок причиняли ей невыносимые страдания.

Филип Даррант, сидя в своем инвалидном кресле, наблюдал, как тщательно она подбирает лепестки, как аккуратно кладет их в корзину.

– Чистюля, – сказал он, улыбаясь. – Каждая вещь должна лежать на своем месте. – Он засмеялся, но в его смехе слышалось легкое раздражение. Тем не менее Мэри Даррант хранила невозмутимое спокойствие.

– Что делать, люблю порядок, – согласилась она. – Знаешь, Фил, тебе самому станет противно, если учинить в доме кавардак.

– Во всяком случае, уж я-то не способен ничего учинить, – с едва приметной горечью пошутил он.

Вскоре после того, как они поженились, Филип Даррант перенес тяжелый полиомиелит, осложнившийся параличом. Для Мэри, которая его обожала, он стал не только мужем, но и ребенком. Порой ее деспотичная любовь была ему в тягость. Мэри не хватало ума понять, что ее радость от сознания того, что он полностью от нее зависит, порою очень его раздражает.

Он заговорил так поспешно, будто боялся, что она начнет ему соболезновать.

– Ну и новости у твоего отца! Уму непостижимо! Столько времени прошло… Как ты можешь с таким спокойствием к этому относиться?

– До меня, наверное, еще не дошло… Это же просто невероятно. Сначала я даже не могла понять, о чем он толкует. Если бы позвонила Эстер, я бы подумала, что это плод ее воображения. Ты же знаешь, какая она фантазерка.

Выражение горечи в лице Филипа Дарранта стало чуть менее заметным.

– Пылкая, мятежная душа, она сама ищет страдание и обречена страдать.

Мэри отмахнулась от его слов. Чужие души ее не занимали.

– Видимо, это все-таки правда? Или он все выдумал, как ты думаешь?

– Кто? Этот разиня-ученый? Хорошо бы, если так, но, кажется, Эндрю Маршалл отнесся к делу весьма серьезно. У фирмы «Маршалл и Маршалл» прожженные законники, их не проведешь, уверяю тебя.

Мэри Даррант нахмурилась:

– Фил, что из всего этого следует?

– Что следует? А то, что Жако будет полностью реабилитирован. Если, конечно, официальные власти сами убедятся… И по-моему, у них вряд ли возникнут сомнения.

– Ну что ж, – с легким вздохом сказала Мэри, – вот и славно.

Филип Даррант снова засмеялся, горько скривив губы.

– Ну, Полли, ты меня уморишь!

Это имя, которым называл Мэри Даррант только ее муж, до смешного не соответствовало ее монументальной наружности. Мэри взглянула на мужа с некоторым удивлением:

– И чем же я тебя так позабавила?

– Своим благостным тоном. Ни дать ни взять патронесса на благотворительном базаре, снисходительно взирающая на шедевры провинциального рукоделия.

– Но это действительно очень хорошо! – недоуменно проговорила Мэри. – А то ведь все считают, что в нашей семье убийца! Не станешь же ты утверждать, что тебя это совсем не задевало.

– Ну, не совсем в нашей.

– Какая разница! Вспомни, сколько было тревог, как неловко мы себя чувствовали! А все эти любопытные! Просто дрожат от нетерпения в ожидании сенсаций. Как я их ненавидела!

– Но держалась ты отменно. Бывало, как смеришь всех своим ледяным взглядом… Осаживала так, что им совестно становилось. Удивительно, как ты умеешь скрывать свои чувства.

– Мне было ужасно противно. Просто отвратительно. Но когда он умер, все кончилось. А теперь – теперь, я думаю, снова начнут ворошить прошлое. Так утомительно!

– Да, – задумчиво проговорил Филип Даррант. Он передернулся, по лицу едва заметно прошла гримаса боли. Мэри тотчас бросилась к нему:

– Что, снова спазмы? Подожди! Дай я поправлю подушку. Ну вот. Так удобнее?

– Тебе бы быть сиделкой.

– Ну уж нет! Не хочу ни за кем ухаживать. Только за тобой, – просто сказала она.

Какие глубокие чувства угадывались за этими скупыми словами!

Зазвонил телефон, Мэри подошла, сняла трубку.

– Алло… Да.., слушаю… А, это ты… Это Микки, – сказала она Филипу. – Да.., да, мы знаем. Папа звонил… Да, конечно… Да… Да… Раз юристы не сомневаются, говорит Филип, значит, так оно и есть… Но, Микки, честное слово, я не понимаю, отчего ты так нервничаешь… Не думай, не настолько уж я тупа… Микки, послушай, по-моему… Алло!.. Алло?.. Дал отбой… – Она в сердцах положила трубку. – Правда, Филип, я не могу понять Микки.

– Что он говорит?

– Ну, он очень взвинчен. Говорит, что я тупая, не представляю последствий. Говорит, теперь такое начнется… Но почему? Мне не понятно.

– Кажется, он струсил, – задумчиво проговорил Филип.

– Почему?

– Видишь ли, он прав. Последствия не заставят себя ждать.

Мэри немного встревожилась.

– В том смысле, что снова заговорят об этом деле? Конечно, я рада, что с Жако сняли обвинения, но ужасно, если опять начнутся пересуды.

– Не просто пересуды, а нечто посерьезнее.

Мэри вопросительно на него посмотрела.

– Полиция тоже вмешается.

– Полиция?! – удивилась Мэри. – С какой стати?

– А ты подумай, душечка.

Мэри подплыла к нему, села рядом.

– У них на руках снова оказывается нераскрытое преступление, понимаешь? – сказал Филип.

– Да не будут они суетиться – столько времени прошло!

– Боюсь, дорогая, ты выдаешь желаемое за действительное.

– Неужели они захотят ворошить прошлое? Они же показали себя полными идиотами, арестовав Жако.

– Они-то, может, и не хотят, но придется. Это их долг.

– Ох, Филип, надеюсь, ты ошибаешься. Поговорят-поговорят и угомонятся.

– И мы снова заживем спокойно, – насмешливо закончил Филип.

– А почему бы нет?

Он покачал головой:

– Не так все просто… Твой отец прав. Нам надо собраться и поговорить. И вызвать Маршалла. Тут он тоже прав.

– Ты хочешь.., ехать в «Солнечный мыс»?

– Да.

– Но это немыслимо.

– Почему?

– Потому что неосуществимо. Ты не можешь передвигаться и…

– Могу, – раздраженно возразил Филип. – Чувствую себя вполне бодрым, никакой слабости. Только ноги вот подвели. Я мог бы добраться до Тимбукту[8], мне бы подходящий транспорт.

– Нет, уверена, поездка в «Солнечный мыс» пойдет тебе во вред. Ворошить это ужасное дело…

– А мне-то что.

– И я себе не представляю, как можно оставить дом. Только и слышишь о кражах да грабежах, особенно по ночам.

– Попросим кого-нибудь присмотреть, пока нас не будет.

– Легко сказать! А кого просить-то?!

– Да хоть эту старушку, миссис.., ну как ее там.., которая каждый день сюда приходит. Хватит придумывать всякие отговорки, Полли. Просто ты сама не хочешь ехать, вот и все.

– Нет, я хочу.

– Поедем ненадолго, – примирительно сказал Филип. – Но ехать, по-моему, надо обязательно. В такой момент семья должна действовать сплоченно. Нужно договориться, как себя вести.

Колгари приехал в Драймут, остановился в гостинице, рано пообедал здесь же в ресторане и поднялся к себе в номер. Он никак не мог прийти в себя после визита в «Солнечный мыс». Он, конечно, понимал, что испытание ему предстоит тяжкое, и собрал всю свою силу воли, чтобы выдержать его достойно. Как он и предвидел, Аргайлам пришлось пережить мучительные минуты, они были потрясены. Но разве такой реакции он от них ожидал! Он бросился на кровать, закурил сигарету, снова и снова мысленно возвращаясь в «Солнечный мыс».

Перед ним, как живое, стояло лицо Эстер, каким он его запомнил, когда она его провожала. С каким презрением она отвергла его попытку заговорить о справедливости! Как она сказала? «Не столь важно, виновен ли он. Важно, что мы все невиновны». И еще: «Что вы с нами сделали? Неужели не понимаете?» Что же он такого сделал? Непостижимо.

А остальные? Эта женщина, которую они называют Кирсти… Почему Кирсти? Ведь это шотландское имя. А она не шотландка, а датчанка или, может быть, норвежка… Почему она так враждебно с ним разговаривала, будто он в чем-то виноват?

Лео Аргайл тоже какой-то странный – замкнутый, отрешенный. Естественная реакция, казалось бы: «Слава Богу, сын невиновен!» Так ничего подобного!

И эта девушка, секретарь Лео. Держалась дружелюбно, старалась помочь. Но тоже вела себя после его сообщения как-то странно. Артуру вспомнилось, как она опустилась на колени у кресла Лео Аргайла. Будто.., будто испытывала жалость к нему, хотела утешить. А в чем, собственно, утешить? В том, что его сын не убийца? И, конечно.., конечно, ощущение такое, что она для него не просто секретарь, пусть даже с многолетним стажем… Что все это значит? Почему они…

На столике у кровати зазвонил телефон. Артур снял трубку.

– Алло?

– Доктор Колгари? Тут вас спрашивают.

– Меня?

Артур был удивлен. Вроде бы он никому не говорил, что заночует в Драймуте.

– Кто?

Пауза, потом снова голос портье:

– Мистер Аргайл.

– О, передайте ему… – Артур Колгари чуть не сказал, что сейчас спустится в холл, но вдруг сообразил: если Лео Аргайл последовал за ним в Драймут и даже разыскал его гостиницу, значит, дело у него такое, которое неудобно обсуждать на людях.

– Пожалуйста, попросите его подняться ко мне в номер.

Артур встал с постели и принялся расхаживать туда-сюда, пока не раздался стук в дверь.

– Входите, мистер Аргайл… – сказал Артур, отворяя дверь. – Я… – Он осекся, увидев вошедшего. Это был не Лео Аргайл. Это был загорелый молодой человек с красивым, но недобрым лицом. Такие высокомерные желчные лица бывают у неудачников…

– Принимайте нежданного гостя, – проговорил молодой человек. – Думали, что это мой отец? Я Майкл Аргайл.

– Входите. – Артур затворил за ним дверь. – Как вы узнали, что я здесь? – спросил он, протягивая молодому человеку портсигар.

Майкл Аргайл взял сигарету и сказал с коротким неприятным смешком:

– Проще простого! Дай, думаю, обзвоню крупные гостиницы, может, вы ночуете в Драймуте. Попал со второго раза.

– Зачем вам понадобилось со мной встречаться?

– Хотел взглянуть, что вы за птица… – с расстановкой проговорил Майкл Аргайл.

Он окинул Колгари оценивающим взглядом: чуть сутулые плечи, седеющие волосы, тонкое нервное лицо.

– Стало быть, вы из тех героев, кто покоряет Антарктику. Вид у вас не слишком цветущий.

Артур Колгари едва заметно улыбнулся.

– Наружность порой обманчива, – сказал он. – Сил у меня достаточно. Ведь требуется не только физическое здоровье. Есть и другие, не менее важные качества: выносливость, терпение, специальные знания.

– Сколько вам лет? Сорок пять?

– Тридцать восемь.

– А выгладите старше.

– Да.., вероятно. – Внезапная печаль кольнула ему сердце, когда он смотрел на этого вызывающе молодого, сильного парня. – Зачем вам понадобилось видеть меня? – снова отрывисто спросил он.

Майкл Аргайл нахмурился:

– Неужели непонятно? Мне стало известно то, что вы сообщили. О моем покойном брате.

Колгари промолчал.

– Не поздновато ли для бедняги? – продолжил тогда Майкл Аргайл.

– Да. Слишком поздно.., для него, – тихо проговорил Артур Колгари.

– А почему скрывали? Что там еще за сотрясение какое-то? Что за бредни?

Колгари терпеливо все рассказал. К собственному удивлению, он обнаружил, что грубый, почти оскорбительный тон молодого человека придает ему уверенности. Этому юнцу, по крайней мере, не безразлично, что сталось с его братом.

– Значит, суть в том, что у Жако алиби. Вы уверены, что точно вспомнили время?

– Абсолютно уверен, – твердо сказал Артур Колгари.

– Но почему? Вы, ученые, – порядочные растяпы. Где, когда – обычно такие мелочи вас не волнуют.

Слова молодого человека позабавили Артура Колгари.

– Наверное, в вашем представлении ученый – эдакий рассеянный профессор изящной словесности, который надевает разные носки, забывает, какое сегодня число и где он находится? Мой юный друг, научная работа требует предельной точности в определении количественных и временных показателей, безошибочности расчетов. Уверяю вас, я не мог ошибиться. Я подобрал вашего брата примерно около семи и высадил его в Драймуте в тридцать пять минут восьмого.

– Может быть, ваши часы врали. Или врали часы, которые были у вас в машине.

– И те и другие показывали одно и то же время.

– Жако мог заморочить вам голову. На это он был мастер.

– Ничего подобного. Почему вы стараетесь внушить мне, что я ошибся? – проговорил Артур, начиная раздражаться. – Мне было нелегко убедить официальные власти, что они осудили невинного человека. Но этого я ожидал. Но никак не ожидал, что так трудно будет убедить его собственную семью.

– Значит, вы уже поняли это?

– Да, понял. И это, по-моему, весьма странно.

Микки бросил на него цепкий взгляд.

– Так, значит, вам никто не поверил?

– Да, мне так показалось…

– Вам не показалось. Именно так оно и есть. И если вдуматься, тут нет ничего странного.

– Почему? Ваша матушка убита, в ее смерти обвиняют вашего брата и сажают в тюрьму. И теперь выясняется, что он невиновен. Вы должны испытывать облегчение, благодарность. Это же ваш брат.

– Он мне не брат. А она – не мать.

– Как?

– Разве вам не сказали? Мы все приемные. Старшую «сестру» Мэри удочерили в Нью-Йорке. Остальных – во время войны. Моя, как вы выразились, «матушка» не могла иметь детей. Вот и создала себе эту очаровательную семейку. Мэри, я. Тина, Эстер, Жако. Прекрасный, удобный дом, беззаветная материнская любовь… Со временем она даже забыла, что мы ей не родные. Но с Жако ей здорово не повезло, хотя он тоже стал ее «дорогим сыночком».

– Я и не подозревал об этом.

– Поэтому нечего взывать к моим родственным чувствам – «ваша матушка», «ваш брат»! Жако был мерзавец!

– Но не убийца, – твердо сказал Артур. Микки кивнул.

– Значит, вы стоите на своем. Ладно, предположим, Жако ни при чем. Тогда кто ее убил? Вам и в голову не пришло подумать об этом… Подумайте хоть сейчас… Может, тогда поймете, что вы натворили.

Он круто повернулся и вышел.

Глава 4

– Я вам так признателен, мистер Маршалл, что вы согласились еще раз встретиться со мной, – говорил Артур извиняющимся тоном.

– Не стоит благодарности.

– Вам ведь известно, что я побывал в «Солнечном мысе», повидался с семьей Джека Аргайла?

– Да, конечно.

– Полагаю, вам было бы интересно узнать об этом подробнее?

– Весьма интересно.

– Видите ли, я не думал, что все так обернется… Вероятно, вас удивляет, что я снова к вам обратился?

– Да пожалуй, нет, – проронил мистер Маршалл. Говорил он, как обычно, скупо и сдержанно, но Артуру в его голосе послышались подбадривающие нотки.

– Видите ли, мистер Маршалл, я полагал, что своим признанием поставлю точку в этом деле. Разумеется, я предвидел, что вызову у Аргайлов, как бы это сказать.., праведное негодование, что ли. Хотя сотрясение мозга можно расценивать как своего рода стихийное бедствие, они чисто по-человечески были вправе питать ко мне враждебность. К этому я был готов. Однако все же надеялся, что, несмотря на их обиду, буду вознагражден благодарностью за то, что, вернул Джеку Аргайлу доброе имя. Но все обернулось совсем не так, как я ожидал. Совсем не так.

– Понимаю.

– Мистер Маршалл, вы.., вы предвидели нечто подобное? Помню, в тот раз я ушел от вас в некоторой растерянности, поскольку чувствовал, что вы довольно скептически относитесь к моему намерению. Неужели вы знали наперед, что Аргайлы воспримут эту новость таким образом?

– Доктор Колгари, вы пока еще мне не рассказали, как они ее восприняли.

Артур Колгари придвинулся поближе к столу.

– Я думал, что ставлю точку в деле Джека Аргайла, поменяв концовку, как бы это сказать, уже написанной трагедии. Однако мне намекнули, вернее даже, заставили понять, что я, сам того не ведая, дополнил эту трагедию новым актом. Как вы считаете, я правильно истолковал их отношение?

Мистер Маршалл неторопливо кивнул.

– Да. Вероятно, так оно и есть. Откровенно говоря, я сразу тогда подумал, что вы не понимаете всех тонкостей этого дела. Да и откуда вам было это понять. Вам ведь было известно только то, что известно всем и о чем сообщалось в прессе.

– Да-да, теперь я это понял. – Артур чуть повысил голос и взволнованно проговорил:

– Ни облегчения, ни благодарности они не почувствовали. Их охватил страх. Страх перед тем, что их ждет. Ведь так?

Маршалл сказал осторожно:

– Возможно, вы и правы. Но учтите: я не стал бы утверждать это в столь категоричной форме.

– И все-таки вы допускаете, что я прав? Но в таком случае я не могу спокойно вернуться к своей работе. Я-то думал, что в какой-то мере загладил перед ними вину… А что получилось? Только внес смуту в жизнь этих людей. И было бы верхом непорядочности взять и умыть теперь руки.

Мистер Маршалл деликатно покашлял.

– Не кажется ли вам, доктор Колгари, что вы слишком все усложняете?

– Нет, не кажется. Я искренне считаю, что надо отвечать за свои поступки, и не только за сами поступки, но и за их последствия. Два года назад я подобрал молодого человека, который «голосовал» на шоссе. И тем самым обусловил некий ряд событий. Теперь я не вправе отстраниться.

Мистер Маршалл скептически покачал головой.

– Ну хорошо, – нетерпеливо заговорил Артур Колгари. – Называйте это прихотью, чудачеством, если угодно. Но задеты мои чувства, моя совесть. Я желал только одного – загладить свою вину за то, чего не смог предотвратить. Но у меня ничего не получилось. Непостижимым образом я лишь усугубил страдания людей, которые и без того пережили страшную трагедию. Не могу понять, почему так случилось.

– Ну, конечно, не можете. Ведь целых полтора года вы были отрезаны от мира. Не читали газет и знать не знали ни об этом судебном процессе, ни о семье Аргайлов. Будь вы в Англии, вы просто не могли бы не услышать об этом громком деле, даже если бы не имели обыкновения просматривать криминальную хронику. Все обстоятельства, связанные с делом Аргайла, в свое время были преданы широкой гласности. Теперь все сводится к одному: если это преступление совершил не Джек Аргайл – а, по вашим словам, он не мог этого сделать, – то кто? Давайте вернемся к началу истории. Убийство было совершено ноябрьским вечером между семью и половиной восьмого. Миссис Аргайл находилась у себя в доме, в окружении семьи и домочадцев. Двери и окна были надежно заперты, и если кто-то вошел в дом, то его впустила сама миссис Аргайл. Иными словами, это не мог быть чужой. Не могу не вспомнить дело Борденов в Америке. Однажды воскресным утром мистер Борден и его жена были зарублены топором. Никто ничего не слышал и не видел, в дом никто не входил. Теперь вы понимаете, почему Аргайлы почувствовали не облегчение, а тревогу?

– То есть они бы предпочли, чтобы был виновен Джек Аргайл? – с расстановкой проговорил Артур Колгари.

– Да-да, безусловно. Как ни цинично это звучит с точки зрения Аргайлов, Джек – самый подходящий кандидат на роль убийцы. Трудный ребенок, потом неуправляемый подросток и, наконец, молодой человек с необузданным нравом. Близкие нашли ему оправдание. О нем скорбели, ему сочувствовали и, ссылаясь на психиатров, убеждали себя и других, что он не мог отвечать за свои действия. Да, для семьи Аргайлов это был очень удобный выход.

– А теперь… – Артур осекся.

– Теперь, разумеется, все повернулось иначе. Теперь в их стане, наверное, тревога.

Артур пристально посмотрел на мистера Маршалла:

– Для вас ведь мои показания тоже нежелательны, не так ли?

– Должен признаться, что вы правы. Да. Не могу скрыть, что я был.., потрясен. Дело, которое было благополучно – да, позволю себе употребить это слово – благополучно закрыто, теперь нужно вытаскивать из архива.

– Это официальная точка зрения? То есть полиция обязана провести повторное расследование?

– О, безусловно. Когда Джека Аргайла признали виновным на основании многочисленных улик – присяжные совещались всего четверть часа, – дело закончилось. Но если ему посмертно даровали амнистию, значит, дело заново открывается.

– И полиция начнет новое расследование?

– Я бы рискнул ответить утвердительно. – Мистер Маршалл задумчиво потер подбородок. – Конечно, прошло столько времени, да и дело такое необычное, что вряд ли они чего-нибудь достигнут… Лично я не думаю. Ну, установят, что виновен кто-то из домочадцев. Может быть, даже выдвинут достаточно убедительную версию относительно конкретного лица. Но добыть убедительные доказательства будет весьма затруднительно.

– Понимаю. Понимаю… Именно это она и подразумевала.

– О ком вы говорите? – насторожился мистер Маршалл.

– Об этой девушке. Об Эстер Аргайл.

– Ах, об Эстер. И что же она вам сказала? – заинтересованно проговорил мистер Маршалл.

– Сказала, что не столь важно, виновен ли Жако, гораздо важнее, что невиновны остальные. Теперь я понял смысл ее слов…

Маршалл бросил на него острый взгляд:

– Надеюсь.

– Она имела в виду то, о чем вы только что говорили. Что семья во второй раз попадет под подозрение…

– Не во второй, а в первый раз, – перебил его Маршалл. – Раньше семью ни в чем не подозревали. Все улики с самого начала указывали только на Джека Аргайла.

Но Артур лишь слабо махнул рукой в ответ на это возражение и продолжил.

– Семья попадет под подозрение, – повторил он, – и, вероятно, на долгое время, может статься, навсегда. Возможно, они сами не знают, кто из них виновен на самом деле. Начнут следить друг за другом, гадать… Вот что самое отвратительное. А они, скорее всего, действительно не знают, кто именно…

Наступило молчание. Маршалл смотрел на Колгари пытливым взглядом, но ничего не говорил.

– Поймите, это ужасно, – сказал Колгари. На его худом выразительном лице отражались охватившие его чувства.

– Ужасно… Жить в неведении год за годом, изводя друг друга подозрениями… И постепенно исчезнет любовь, исчезнет доверие…

Маршалл покашлял.

– Не кажется ли вам.., э-э.., что вы чересчур сгущаете краски?

– Нет. Не думаю. Извините меня, мистер Маршалл, но, по-моему, я более ясно, нежели вы, могу представить себе последствия… То, чем обернется это неведение…

Снова наступило молчание.

– Пострадают невиновные, – продолжал Артур, – а этого быть не должно. Вот почему.., вот почему я не могу просто так уйти, сказав себе: «Я совершил благое дело – искупил, насколько мог, свою вину, восстановил справедливость». Но весь парадокс в том, что ни о какой справедливости вообще не может идти речи – пока преступник не осужден, невиновные не избавлены от подозрений.

– По-моему, вы чересчур эмоциональны, доктор Колгари. То, что вы говорите, безусловно верно, но не представляю себе, что вы можете предпринять.

– Я тоже, – честно сознался Колгари. – Но я должен попытаться. Потому я к вам и пришел, мистер Маршалл. Я хочу – и, надеюсь, даже имею право – знать все обстоятельства этого дела.

– О, конечно, – с готовностью согласился мистер Маршалл. – Тут нет никаких секретов. Могу сообщить вам все, о чем вы пожелаете узнать. Но предупреждаю: я располагаю только фактами. Я не был на короткой ноге ни с кем из Аргайлов. Итак, начнем. Наша контора несколько лет обслуживала миссис Аргайл. Мы сотрудничали при учреждении доверительных фондов[9], обеспечивая юридическую сторону дела. Саму миссис Аргайл я знал достаточно хорошо и с ее мужем тоже был знаком. Но о царившей в «Солнечном мысе» атмосфере, о характерах и нравах его обитателей знал, можно сказать, понаслышке, от миссис Аргайл.

– Это понятно, но нельзя ли начать с самого начала. Мне сказали, что собственных детей у нее не было, что всех их она усыновила и удочерила, так ли это?

– Да. Миссис Аргайл, урожденная Рейчел Констем, была единственной дочерью Рудолфа Констема, человека очень состоятельного. Ее мать, американка, тоже владела порядочным состоянием. Рудолф Констем много занимался благотворительностью и дочери тоже привил вкус к филантропии[10]. Когда родители погибли в авиакатастрофе, Рейчел все огромное состояние, унаследованное ею, потратила на то, что условно можно назвать благотворительным предпринимательством. Она входила во все тонкости и нередко даже сама брала на себя кое-какие организационные хлопоты при устройстве детских приютов, больниц и школ. На этом поприще она и встретилась с Лео Аргайлом, преподавателем Оксфордского университета, тоже увлеченным идеями экономического и социального реформирования. Миссис Аргайл не могла иметь детей, и это было для нее настоящей трагедией, омрачавшей – такова уж участь бесплодных женщин – всю ее жизнь. Так вот, если вы хотите понять ее психологию, об этом нельзя забывать. После лечения у разных медицинских светил она поняла, что у нее нет надежды стать матерью, и прибегла к тому утешению, которое ей было доступно. В Нью-Йорке, в каких-то трущобах она подобрала ребенка, девочку, и удочерила ее. Теперь это миссис Даррант. А после этого миссис Аргайл целиком посвятила себя детям, нуждающимся в милосердии. Когда в тридцать девятом разразилась война, она под патронажем Министерства здравоохранения основала что-то вроде детского приюта, купив для этой цели дом, который назвала «Солнечный мыс» и в котором вам уже довелось побывать.

– Тогда он назывался «Змеиный мыс».

– Да, верно. Теперь это старое название, вероятно, подходит ему больше, чем то, которое придумала миссис Аргайл… Короче, к сороковому году у нее уже было человек шестнадцать детей, главным образом из тех, о ком не заботились родители, или из отставших во время эвакуации от своих семей. Для детей делалось буквально все возможное. Дом у них был просто великолепный. Я как мог увещевал миссис Аргайл, говорил, что после войны детям, привыкшим к такой роскоши, будет трудно возвращаться в свои дома. Но она моих советов не слушала. Она была слишком привязана к этим детишкам. Кончилось тем, что часть из них – сирот и тех, кто практически лишился дома, – она оставила в своей семье. Таких оказалось пятеро: Мэри, впоследствии вышедшая замуж за Филипа Дарранта, о ней я уже упоминал; Майкл – теперь он работает в Драймуте; Тина, полукровка; Эстер, ну и, конечно. Жако. Дети относились к мистеру и миссис Аргайл как к родителям. Все они получили самое лучшее образование, какое только можно купить за деньги. Одним словом, если бы условия, в которых эти дети росли, что-нибудь значили, то они должны были бы далеко пойти. Им дали все, что только можно пожелать… Джек, или Жако, как они его называли, рос неблагополучным ребенком. В школе украл однажды деньги, и его пришлось оттуда забрать. Когда учился на первом курсе в университете, тоже попал в неприятную историю. Он всегда отличался буйным нравом. Впрочем, это вы, наверное, уже поняли. Дважды, когда Джек совершил растраты, Аргайлы улаживали скандалы. И не просто улаживали, они давали ему деньги, чтобы он начал новое дело, но все впустую – каждый раз он терпел неудачи. После смерти Джека Аргайлы назначили его вдове годовое содержание и до сих пор продолжают его выплачивать.

– Его вдове? А мне даже не сказали, что он был женат.

– О Господи! Это мое упущение! – Маршалл досадливо щелкнул пальцами. – Совсем запамятовал! Конечно, вы же не читали газет! Должен заметить, что никто из Аргайлов и не подозревал, что Жако женился. Его жена явилась в «Солнечный мыс» на следующий день после того, как его арестовали. Она была в отчаянии. Мистер Аргайл очень доброжелательно к ней отнесся. Эта молодая женщина служит платной партнершей в драймутском дансинге. Наверное, я потому забыл вам о ней рассказать, что она буквально через месяц-другой после смерти Джека снова выскочила замуж. Ее нынешний муж, по-моему, электромонтер.

– Мне надо с ней повидаться, – сказал Артур и, помолчав, сокрушенно добавил:

– Она первая, с кем мне следовало бы повидаться.

– Разумеется. Адрес я вам дам. И как это я забыл про нее, когда вы приходили ко мне в прошлый раз, ума не приложу!

Артур молчал.

– Ее роль столь.., гм.., ничтожна, – продолжил Маршалл, будто стараясь оправдаться, – что даже газетчики не слишком ее осаждали. В тюрьме она его ни разу не навестила и вообще не проявляла к нему никакого интереса.

Артур что-то сосредоточенно обдумывал.

– Не могли бы вы точно мне сказать, – наконец заговорил он, – кто находился в доме в тот вечер, когда убили миссис Аргайл?

Маршалл кинул на него быстрый взгляд.

– Естественно, Лео Аргайл и младшая дочь Эстер. Еще в доме гостили Мэри Даррант с мужем. Он инвалид и только что вышел тогда из больницы. Была также Кирстен Линдстрем – вы ее, наверное, видели. Она медицинская сестра и массажистка, с первых дней жила в доме, помогала миссис Аргайл в приюте, она и сейчас его опекает. Майкла и Тины не было – Майкл работает в Драймуте, занимается продажей автомобилей, а Тина служит в Редмине, в местной библиотеке, там и живет.

Маршалл помолчал.

– В доме также была и мисс Воэн, – добавил он, – секретарь мистера Аргайла. В тот вечер она ушла, когда тело еще не было обнаружено.

– Я ее видел. Кажется, она очень.., привязана к мистеру Аргайлу.

– Да.., да. Думаю, вскоре объявят об их помолвке.

– Вот как!

– После смерти жены он был очень одинок, – сказал Маршалл. В его тоне проскользнуло что-то вроде легкого осуждения.

– Ну да, конечно, – отозвался Артур. – А что вы можете сказать о мотивах преступления, мистер Маршалл?

– Должен признаться, это для меня до сих пор полная загадка, дорогой доктор!

– В самом деле? Позвольте вам не поверить! Вы же сами сказали, что все факты налицо.

– Видите ли, прямой денежной выгоды от смерти миссис Аргайл не получил никто. Она издавна имела ряд дискреционных[11] доверительных фондов. Такая форма, как вам должно быть известно, в наши дни широко распространена. Эти фонды учреждены на имя всех детей. Управляются они тремя доверенными лицами – мною, Лео Аргайлом и еще одним юристом из Америки, дальним родственником миссис Аргайл. Фонды, кстати, включающие очень большую сумму, распределяются доверенными лицами таким образом, что преимуществом пользуется тот из детей, кто больше всего нуждается в помощи.

– Ну а мистер Аргайл? Принесла ли ему смерть жены какую-либо финансовую выгоду?

– Нет. Ну разве что очень незначительную. Большая часть ее состояния, как я уже сказал, размещена в этих фондах. Она завещала ему свое имущество, но оно оценивается довольно скромной суммой.

– А мисс Линдстрем?

– Ей миссис Аргайл за несколько лет до своей смерти купила щедрую ежегодную ренту[12], – сказал Маршалл и, недовольно поморщившись, добавил:

– Мотивы? По-моему, никаких. Во всяком случае, с финансовой точки зрения.

– А с психологической? Может быть, какие-то серьезные.., разногласия, конфликты?

– Боюсь, тут я едва ли смогу вам помочь, – заявил Маршалл, давая понять, что разговор закончен. – Я не вникал в то, что у них там происходит.

– А кто-нибудь вникал?

Маршалл задумался, потом, как будто с неохотой, добавил:

– Можно поговорить с доктором. Доктор.., э-э… Макмастер, кажется. Теперь он на пенсии, но живет здесь, неподалеку. Во время войны он обслуживал детский приют миссис Аргайл. Вот ему, должно быть, многое известно об обитателях «Солнечного мыса». Удастся ли вам его разговорить, не знаю. Но если удастся, он, наверное, окажется вам полезен.., хотя – извините, что говорю вам это, – неужели вы считаете, что есть нечто такое, с чем не управится полиция, причем более профессионально, чем вы сами?

– Не знаю, что и сказать. Может, и нет. Но одно я знаю твердо. Попытаться я должен. Понимаете, должен.

Глава 5