— Я думаю, — медленно произнес мистер Саттерфвейт, — может быть, я и ошибаюсь, но, кажется, мистер Квин интересуется влюбленными.

— Бог мой! — произнес пораженный полковник и замолк.

Они свернули к воротам усадьбы, и машина остановилась у дорожки, ведущей к главному входу; со ступенек крыльца к ним навстречу спешил полицейский констебль.

— Добрый вечер, сэр. Инспектор Кертис в кабинете.

— Хорошо.

Мелроуз поднялся по ступеням, за ним последовали его спутники.

— Добрый вечер, Майлз, — полковник кивнул пожилому дворецкому, стоявшему в середине обширного холла, — это очень прискорбное событие.

— Очень, — дрожащим голосом проговорил Майлз. — Не могу поверить, сэр, чтобы кто-то мог убить хозяина!

— Да, да, — проговорил Мелроуз, обрывая разговор, — мы с вами еще побеседуем.

Он прошел в кабинет, служивший и библиотекой. Здесь его почтительно приветствовал инспектор Кертис, на вид типичный служака.

— Страшное дело, сэр. Я ничего не трогал. На орудии преступления отпечатков пальцев не обнаружено. Тот, кто совершил его, знал свое дело. Человека ударили сзади, сверху вниз, страшный удар, который раскроил череп. Зрелище было не из приятных. Орудие преступления лежало на полу бронзовая фигурка около двух футов высотой, ее основание было влажно и забрызгано кровью.

Мистер Саттерфвейт с любопытством склонился над ней.

— Венера, — произнес он. — Итак, ему нанесли удар статуэткой Венеры.

Этот факт придал его размышлениям некоторую романтическую нотку.

— Окна, — продолжал инспектор, — были закрыты на запоры с внутренней стороны.

Он многозначительно замолк.

— Хотите сказать, что преступление совершил кто-то из обитателей дома? — неохотно проговорил полковник. — Ну что ж, посмотрим.

Убитый был одет в костюм для гольфа, спортивная сумка с клюшками была небрежно брошена на большую кожаную кушетку.

— Только что с площадки для гольфа, — объяснил инспектор.

— Это было в 17.15. Лакей принес ему чай прямо сюда. Позднее он позвонил, чтобы камердинер принес ему домашние туфли. Насколько можно судить, камердинер был последним, кто видел его живым.

Мелроуз кивнул и обратил внимание на письменный стол.

Множество безделушек и других предметов было перевернуто и разбито. В первую очередь бросались в глаза большие, украшенные эмалью часы, лежавшие на боку в самом центре стола.

Инспектор прокашлялся.

— Это можно назвать удачей, сэр. Как видите, они остановились, что указывает на время преступления. Чрезвычайно кстати.

Полковник не отрывал взгляда от часов.

— Вы сказали, это очень кстати, даже слишком кстати, что мне совсем не нравится, инспектор.

Он оглянулся на остальных. Его взгляд, казалось, спрашивал, что думает об этом мистер Квин.

— Очень уж аккуратно получается, — пробормотал Мелроуз.

— Вы понимаете, что я хочу сказать? Так не бывает.

— Вы хотите сказать, что часы не могли так упасть?

Полковник осторожно поставил часы на подставку и обрушил на стол сильный удар. Часы закачались, но устояли. Мелроуз повторил все сначала, и часы медленно, как бы с неохотой, упали циферблатом вверх.

— Когда было обнаружено преступление? — резко спросил Мелроуз.

— Как раз около семи, сэр.

— Кто его обнаружил?

— Дворецкий.

— Позовите его сюда. Я хочу с ним встретиться. А где, кстати говоря, леди Двайтон?

— Она легла, сэр. Горничная говорит, что она в ужасном состоянии и не может никого видеть.

Инспектор отправился на поиски дворецкого. Мистер Квин задумчиво смотрел в камин, мистер Саттерфвейт последовал его примеру. Вдруг он наклонился и подобрал маленький осколок выпуклого стекла, застрявший в каминной решетке.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

Это был голос дворецкого, все еще неуверенный и дрожащий.

Мистер Саттерфвейт положил осколок в жилетный карман и обернулся.

— Садитесь, — мягко проговорил полковник, — вы дрожите. Я понимаю, каким это было ударом для вас.

— Да, сэр.

— Я не задержу вас долго. Ваш хозяин, полагаю, пришел в пять?

— Он распорядился, чтобы чай ему принесли прямо сюда. Когда я пришел забрать поднос, он попросил, чтобы я прислал ему Дженнингса — это камердинер, сэр.

— В котором часу?

— Минут десять седьмого, сэр. Я передал Дженнингсу. Когда я пришел сюда в семь часов, чтобы закрыть окна и задернуть портьеры, только тогда я увидел…

Мелроуз прервал его:

— Да, да, не будем возвращаться к этому. Вы не трогали тело и ни к чему не прикасались, не так ли?

— Нет, конечно, сэр! Я сразу позвонил в полицию.

— А потом?

— Я сказал Джанет, горничной хозяйки, чтобы она сообщила ее сиятельству.

— Вы не видели хозяйку в этот вечер?

— В общем-то так, сэр. Ее сиятельство с момента трагедии из своих комнат не выходили.

— А до этого вы ее видели? — Вопрос прозвучал резко и требовательно.

— Я… я видел ее мельком, сэр, когда она спускалась по лестнице.

— Она входила сюда?

Мистер Саттерфвейт затаил дыхание.

— Я… я думаю, да.

— Во сколько это было?

— Около половины седьмого, сэр.

Мелроуз набрал в легкие побольше воздуха и произнес:

— Достаточно, благодарю вас. Будьте добры, пошлите ко мне Дженнингса.

В Дженнингсе была какая-то непроницаемость и скрытность.

Мистер Саттерфвейт подумал, что такой человек вполне мог убить своего хозяина, если бы был уверен, что не будет разоблачен. Он с интересом слушал, как Дженнингс отвечал на вопросы полковника. То, что он говорил, звучало вполне убедительно: он принес хозяину мягкие домашние тапочки и забрал спортивные туфли.

— Что вы делали после этого, Дженнингс?

— Вернулся в камердинерскую, сэр.

— В котором часу это было?

— Где-то после четверти седьмого, сэр.

— А где вы были в половине седьмого, Дженнингс?

— В камердинерской, сэр.

Полковник Мелроуз кивком головы отпустил камердинера, глядя вопросительно на Кертиса.

— Все верно, сэр. Я проверял. Он действительно находился в камердинерской с шести двадцати до семи часов.

— Это ставит его вне подозрений, — заметил с сожалением Мелроуз. — Кроме того, отсутствует мотив.

Послышался стук в дверь.

— Войдите, — сказал полковник.

Показалось испуганное личико горничной.

— Извините, леди узнала, что полковник Мелроуз здесь, и хотела бы его видеть.

— Конечно, — сказал Мелроуз, — я немедленно иду. Вы покажете куда?

Но чья-то рука отодвинула девушку в сторону, и в дверях показалась сама леди Двайтон, похожая на пришелицу из другого мира.

Она была одета в облегающее одеяние из синей парчи слегка приглушенных тонов в стиле средневековья. Ее тициановские волосы, разделенные посередине пробором, спускались на уши и тяжелым узлом лежали на изгибе шеи. Руки были обнажены.

Одна из них оперлась о дверной косяк, другая беспомощно висела вдоль тела, в ней она сжимала книгу. Мистер Саттерфвейт подумал, что она похожа на Мадонну, сошедшую с одного из полотен раннего средневековья.

— Я пришла, чтобы сказать вам… сказать вам…

Голос у нее был глубокий и звучный. Мистер Саттерфвейт так был захвачен драматизмом этой сцены, что совсем забыл о происходящем.

Мелроуз провел леди Двайтон через холл в маленькую переднюю, стены которой были обиты выцветшим шелком. Квин и Саттерфвейт последовали за ними. Леди Двайтон опустилась на низкую кушетку, откинула голову на красновато-коричневую диванную подушку и закрыла глаза. Все трое смотрели на нее.

Неожиданно она открыла глаза, выпрямилась и очень спокойно произнесла:

— Я убила его. Именно это я и пришла сказать. Его убила я!

Последовала минута напряженной тишины.

— Леди Двайтон, — проговорил наконец Мелроуз, — у вас сильный шок, это от перенапряжения. Я не уверен, что вы полностью сознаете, о чем говорите.

— Я прекрасно сознаю, о чем говорю. Именно я застрелила его.

Двое из тех, кто находился в комнате, громко вздохнули, остальные хранили молчание. Лаура Двайтон наклонилась вперед.

— Как вы не понимаете? Я спустилась вниз и застрелила его.

Книга, которую она держала в руке, упала на пол. В ней был нож для разрезания бумаги в форме кинжала с отделанной драгоценными камнями рукоятью. Мистер Саттерфвейт автоматически поднял его и положил на стол. В голове промелькнула мысль: «Опасная игрушка. Такой можно убить человека».

— Так что же, — в голосе леди Двайтон прозвучало напряжение, — что вы собираетесь делать дальше? Арестовать меня? Увезти отсюда?

Полковник Мелроуз с трудом проговорил:

— Все, что вы сказали, леди Двайтон, очень серьезно. Я должен просить вас вернуться в вашу комнату, пока я… не сделаю распоряжений…

Она кивнула и поднялась. Теперь леди Двайтон была очень собранна, мрачна и холодна.

Неожиданно раздался голос мистера Квина:

— Что вы сделали с револьвером, леди Двайтон?

На ее лице промелькнула мгновенная неуверенность.

— Я… я уронила его здесь, на пол. Нет, кажется, я выкинула его в окно. О! Я не могу вспомнить. Какое все это имеет значение? Я не отдавала себе отчета в том, что делала. Ведь это не имеет значения, правда?

— Не имеет, — ответил мистер Квин. — Думаю, что не имеет.

Леди Двайтон взглянула на него с тревожным замешательством, потом гордо вскинула голову и вышла из комнаты. Мистер Саттерфвейт поспешил за ней. Внизу у лестницы стояла перепуганная горничная, и мистер Саттерфвейт обратился к ней наставительно:

— Позаботьтесь о своей хозяйке.

— О да, сэр. Сэр, скажите, пожалуйста, ведь они не подозревают его, правда?

— Подозревают кого?

— Дженнингса, сэр. Поверьте, он не обидит и мухи!

— Дженнингса? Нет, конечно, нет. Идите и позаботьтесь о своей хозяйке.

Девушка быстро взбежала по лестнице, а мистер Саттерфвейт вернулся в комнату.

Полковник Мелроуз обратился к нему:

— Да, в этом деле не все так просто, как кажется. Это напоминает глупости, которые проделывают некоторые экзальтированные героини в романах.

Мистер Квин кивнул Саттерфвейту:

— Вы от этой драмы получаете истинное наслаждение, не так ли? Ведь вы из тех людей, которые ценят хорошую игру.

Мистер Саттерфвейт пристально посмотрел на него.

В воцарившейся тишине до их ушей донесся какой-то звук.

— Похоже на выстрел, — прокомментировал полковник. Пожалуй, это кто-то из сторожей. Эти звуки она, вероятно, и слышала. Может, даже спускалась вниз и решила…

— Мистер Делангуа, сэр. — В дверях с извиняющимся видом стоял дворецкий.

— В чем дело?

— Пришел мистер Делангуа и хочет поговорить с вами, если позволите.

— Просите его, — мрачно произнес полковник, откинувшись на спинку стула.

Минуту спустя Поль Делангуа уже стоял в дверях. Мягкая грация движений, смуглое красивое лицо, слишком близко посаженные глаза.

— Добрый вечер, джентльмены, — произнес Делангуа, сопровождая приветствие несколько театральным поклоном.

— Не знаю, в чем заключается ваше дело, — сухо сказал полковник Мелроуз, — но вряд ли оно имеет отношение к тому, чем мы сейчас занимаемся…

Делангуа прервал его со смехом:

— Как раз наоборот, самое непосредственное отношение.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я пришел сюда, чтобы признаться в убийстве сэра Джеймса Двайтона.

— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— Вполне.

Глаза молодого человека обратились к столу.

— Почему я признаюсь? Назовите это раскаянием… чем хотите. Я заколол его, насмерть, в этом можете быть совершенно уверены. — Он кивнул в направлении стола. — Я вижу, вы нашли оружие. Очень удобный инструмент. К несчастью, леди Двайтон оставила его в книге, а я им воспользовался.

— Одну минуту, — сказал полковник Мелроуз. — Вы признаете, что зарезали сэра Джеймса вот этим?

— Он приподнял кинжал.

— Совершенно верно. Я пробрался через окно. Он сидел ко мне спиной. Это было совсем нетрудно сделать. Ушел я тем же путем.

— Через окно?

— Разумеется.

— И когда это случилось?

Делангуа заколебался.

— Дайте подумать. Я разговаривал с кем-то из сторожей где-то в четверть седьмого. Я слышал, как пробили церковные часы. Следовательно, произошло все в половине седьмого.

На губах полковника появилась мрачная улыбка.

— Вы совершенно правы, молодой человек, — проговорил он.

— Именно в половине седьмого. И, должен заметить, это совершенно особенное убийство.

— Почему?

— Слишком много людей признаются в нем.

Делангуа затаил дыхание.

— Кто еще в нем признался, сэр? — Он безуспешно старался, чтобы голос его прозвучал ровно.

— Леди Двайтон.

Делангуа откинул голову и рассмеялся деланным смехом.

— Леди Двайтон подвержена истерии, — небрежно произнес он. — На вашем месте я не стал бы придавать значения тому, что она говорит.

— Думаю, что так и поступлю, — ответил Мелроуз. — Но в этом убийстве есть еще одна особенность.

— Какая?

— Леди Двайтон призналась, что застрелила сэра Джеймса, а вы — что закололи его. К счастью для вас обоих, он не был заколот или застрелен. Ему размозжили голову.

— Бог мой! — воскликнул Делангуа. — Женщина не могла сделать этого!..

Он замолчал и прикусил губу. Мелроуз кивнул с едва заметной улыбкой.

— Часто читал о таком, но никогда не встречался в жизни.

— О чем вы?

— О паре молодых идиотов, каждый из которых берет вину на себя лишь потому, что думает, будто преступление совершил другой. Теперь придется начинать сначала.

— Камердинер! — воскликнул мистер Саттерфвейт. — Эта девушка только что… я просто не обратил внимания… Она боялась, что мы подозреваем Дженнингса. У него должен быть мотив, о котором нам неизвестно, но известно горничной.

Полковник Мелроуз нахмурился, потом позвонил: «Спросите у леди Двайтон, достаточно ли хорошо она себя чувствует, чтобы спуститься вниз еще раз?»

Все молча ждали прихода леди. При виде Делангуа она вздрогнула и оперлась обо что-то рукой, чтоб не упасть.

Мелроуз поспешил ей на помощь.

— Все в порядке, леди Двайтон, не пугайтесь.

— Я не понимаю, что делает здесь мистер Делангуа.

— Лаура, Лаура, зачем вы это сделали? — Делангуа подошел к леди Двайтон.

— Сделала что?

— Я знаю. Это из-за меня. Вы думали, что я… Вы ангел!

Полковник Мелроуз прокашлялся. Он был из тех, кто с неодобрением относится к проявлению эмоций.

— Если позволите мне сказать, леди Двайтон, вам обоим повезло. Делангуа появился как раз затем, чтобы, в свою очередь, «признаться» в убийстве. Но не волнуйтесь, все в порядке — он его не совершал. Однако нам надо знать правду. Достаточно всей этой чепухи. Дворецкий сказал, что вы входили в кабинет в половине седьмого, — так?

Лаура взглянула на Делангуа, он кивнул в ответ.

— Правду, Лаура. Вот что нам сейчас нужно.

— Я скажу, — вздохнула леди Двайтон и опустилась в кресло, которое торопливо пододвинул мистер Саттерфвейт. Я действительно спускалась вниз. Открыла дверь кабинета и увидела… — Она замолкла и судорожно сглотнула.

— Да, вы увидели…

— Муж лежал на письменном столе. Я увидела его голову, кровь… О боже! — Она закрыла лицо руками.

— Извините меня, леди Двайтон. Вы подумали, что мистер Делангуа застрелил его?

Она кивнула.

— Простите меня, Поль, — умоляюще произнесла Лаура, — но ведь вы сказали… сказали…

— Что пристрелю его, как собаку, — мрачно проговорил Делангуа. — Я помню. Это было в тот день, когда я узнал, что он дурно обращается с вами.

— Должен ли я понять, — твердо проговорил полковник, что вы снова поднялись наверх… э-э… ничего никому не сказав? Вы не трогали тело, не подходили к письменному столу?

— Нет, нет. Я сразу выскочила из комнаты.

— Так, так. И во сколько это было? Не помните?

— Когда я вернулась в спальню, было половина седьмого.

— Следовательно, в шесть двадцать пять сэр Джеймс был уже мертв? Выходит, эти часы уловка? Мы так и подозревали. Нет ничего проще передвинуть стрелки часов на любое нужное время, оставив их в таком положении. Этот факт, пожалуй, сужает круг до дворецкого и камердинера, но я не верю, что это был дворецкий. Скажите, леди Двайтон, Дженнингс имел зуб против вашего мужа?

— Не то чтобы зуб, — Лаура подняла голову, — но только сегодня Джеймс сказал мне, что уволил Дженнингса. Он обнаружил, что тот занимается мелким воровством.

— А! Вот оно! Дженнингс потерял бы работу и не получил рекомендаций. Для него это очень серьезно.

— Вы что-то сказали про часы, — проговорила Лаура Двайтон. — Есть возможность узнать точное время — у Джеймса наверняка были золотые часы, он обычно брал их с собой на гольф.

— Это мысль, — медленно проговорил полковник. — Но боюсь… Кертис!

Инспектор понимающе кивнул и вышел из комнаты. Минуту спустя он вернулся, держа на вытянутой ладони небольшие часы в форме мяча для гольфа — их покупают любители гольфа и носят на цепочке в кармашке для мячей.

— Вот они, сэр, но сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Часы хорошо защищены.

Полковник взял часы и прижал к уху.

— Тем не менее, они встали.

Он нажал пальцем, и крышка часов открылась.

Внутри стекло было разбито.

— А! — взволнованно воскликнул полковник.

Стрелки показывали ровно четверть седьмого.

— Отличный портвейн, полковник Мелроуз, — сказал мистер Квин.

Было половина девятого, только что закончился ужин в доме полковника. Мистер Саттерфвейт был просто в восторге.

— Я оказался прав, вы не можете отрицать, мистер Квин.

Вы встретились нам, чтобы спасти двух неразумных молодых людей, которые так безрассудно сунули головы в ловушку.

— Разве? — возразил мистер Квин. — Я ничего не сделал.

— Просто не возникло необходимости, — согласился мистер Саттерфвейт. — Но она могла возникнуть. Это было просто потрясающе. Никогда не забуду момента, когда леди Двайтон произнесла: «Я убила его!» Даже на сцене я не видел ничего более драматичного.

— Склонен согласиться с вами, — сказал мистер Квин.

— Никогда бы не поверил, что такое может случиться в жизни, — провозгласил полковник уже в двадцатый раз за вечер.

— Вот как? — спросил мистер Квин.

Полковник уставился на него.

— Черт побери, но ведь сегодня вечером это произошло!

— И обратите внимание, — вмешался мистер Саттерфвейт, откидываясь назад и потягивая портвейн, — леди Двайтон была великолепна, но она совершила одну ошибку. Ей не надо было так поспешно приходить к заключению, что ее муж был застрелен. Да и Делангуа совершил глупость, решив, что его закололи кинжалом, только потому, что он лежал у нас на столе. Ведь то, что леди Двайтон принесла нож, было простым совпадением.

— Вот как?

— Представьте, если бы они просто признались, что убили сэра Джеймса, без всяких подробностей, чем бы это могло кончиться? — продолжал мистер Саттерфвейт.

— Им могли поверить, — со странной улыбкой произнес мистер Квин.

— Их поступки словно заимствованы из романа, — сказал полковник.

— Осмелюсь предположить, что именно оттуда они позаимствовали эту идею, — заметил мистер Квин.

— Возможно, — согласился Саттерфвейт. — То, что когда-то прочитал, иногда странным образом снова приходит в голову.

— Он искоса взглянул на мистера Квина. — Конечно же, часы с самого начала выглядели подозрительно. Никогда не следует забывать, что стрелки часов легко подвести вперед или вернуть назад.

— Стрелки перевели вперед, мы это знаем, — проговорил мистер Саттерфвейт.

— Вот как? — удивился мистер Квин.

— Не хотите ли вы сказать, что перевели назад часы для гольфа? Бессмысленно и невозможно.

— Вовсе не невозможно, — промурлыкал мистер Квин.

— Но кому это выгодно?

— Я полагаю, только тому, у кого на это время было алиби.

— Боже мой! — воскликнул полковник. — Ведь Делангуа сказал, что именно в это время разговаривал со сторожем.

— Специально сказал, — заметил мистер Саттерфвейт.

Они переглянулись. События завертелись, приобретая новое значение.

— Но в таком случае, — начал Мелроуз, — в таком случае…

Мистер Саттерфвейт закончил за него:

— Все совершенно наоборот. Это заговор, но заговор против камердинера. Но такого не может быть! Ведь они хотели взять вину на себя!

— Да, — сказал мистер Квин. — Вы ведь подозревали их? — Голос его звучал спокойно и даже чуть мечтательно. — А для того, чтобы им поверили, следовало придумать нечто правдоподобное.

Полковник и мистер Саттерфвейт смотрели на Квина с беспомощным видом.

— Это было бы уж слишком умно, — медленно начал мистер Саттерфвейт — Просто дьявольски умно. Да, вот что еще пришло мне в голову. Ведь дворецкий сказал, что вошел в семь часов закрыть окна — значит, он думал, что окна должны быть открыты.

— Именно этим путем Делангуа и попал в дом, — сказал мистер Квин. — Он убил сэра Джеймса одним ударом, и они оба проделали все, что им было нужно…

Он взглянул на мистера Саттерфвейта, словно приглашая его восстановить сцену. Тот неуверенно начал:

— Они разбили часы и положили циферблатом вверх. Да, они перевели стрелки часов для гольфа, предварительно разбив стекло. Потом Делангуа выбрался из окна наружу, а леди Двайтон заперла окна. Но есть одна вещь, которую я не понимаю. Зачем вообще эта затея с часами для гольфа? Почему бы просто не отвести назад стрелки настольных часов?

— Настольные часы — слишком очевидная уловка, слишком прозрачный намек, — сказал мистер Квин.

— Но о часах для гольфа не так-то просто догадаться. Мы ведь узнали о них по чистой случайности.

— Ну нет, — возразил мистер Квин. — Вспомните! Это было предположение леди Двайтон. И при этом единственным человеком, который вряд ли забыл бы о часах для гольфа, был сам камердинер. Ведь камердинер лучше, чем кто-либо другой, знает, что носит в карманах его хозяин. Если он перевел стрелки настольных часов, то не забыл бы и о часах для гольфа. Эти двое не совсем представляют себе природу человека. Они не похожи на мистера Саттерфвейта.

— Я полностью ошибался, — покачал головой мистер Саттерфвейт. — Я думал, что вы приехали спасти их.

— Я и спас, — ответил мистер Квин. — Но не тех двоих, совсем других. Может, вы обратили внимание на горничную леди? Конечно, она не одета в синюю парчу и не играла драматической роли в этом спектакле. Но она действительно хорошая девушка и, думаю, любит этого Дженнингса. Так что вы сможете спасти его от виселицы.

— У нас нет ни единого доказательства, — мрачно произнес полковник Мелроуз.

Мистер Квин улыбнулся:

— Есть, у мистера Саттерфвейта.

— У меня? — Мистер Саттерфвейт был изумлен.

— У вас есть доказательство, что эти часы разбились не в кармане сэра Джеймса. Их невозможно разбить, не открыв крышки. Кто-то вынул часы, открыл, перевел стрелки, разбил стекло, потом закрыл и положил обратно. Они так и не заметили, что не хватает крошечного осколка.

— О! — воскликнул мистер Саттерфвейт. Его рука сама потянулась к жилетному карману. Он вынул осколок чуть изогнутого стекла.

Это был его триумф.

— Этим, — многозначительно произнес мистер Саттерфвейт, спасу жизнь человека.