Агата КРИСТИ
      ДВИЖУЩИЙСЯ ПАЛЕЦ
      Еще роман издавался под названием "Одним пальцем"
      1
      Я часто вспоминаю то утро, когда пришло первое анонимное письмо.
      Оно пришло как раз, когда мы завтракали, и я долго крутил его в руках, как человек, для которого время ползет медленно и который хочет до конца обсосать любое малейшее событие. Я видел, что письмо отправлено с местной почты, а адрес напечатан на машинке. Я взялся за него раньше, чем за два конверта с лондонскими штемпелями, потому что в одном был явно счет, а на втором я узнал почерк двоюродного брата, которого я терпеть не могу.
      Сейчас мне это странно, но я вспоминаю, что Джоан и меня это письмо скорее позабавило, чем расстроило. Тогда мы и понятия не имели, что приходит вместе с ним - кровь, насилие, подозрение, страх.
      Мы просто не могли представить, что подобные вещи могут как - то ассоциироваться с Лимстоком.
      Вижу, что начал я неудачно. Я же не объяснил, что такое Лимсток.
      Когда со мной случилась та проклятая авария, я боялся, что теперь осужден всю жизнь только лежать и лежать - хоть доктора и сестры успокаивали меня и уверяли в обратном. В конце концов, меня все же вытащили из гипса, и я начал снова учиться пользоваться своими конечностями. Через некоторое время Марк Кент, мой врач, похлопал меня по спине и сказал, что теперь уже все в порядке и будет в порядке, только мне надо собраться, поехать куда - нибудь в деревню и хотя бы полгода пожить там, как капуста в огороде.
      - Поезжайте туда, где у вас нет никаких знакомых.
      Выбросьте все заботы из головы! Самое большее, можете интересоваться местными выборами, слушать сплетни и забавляться скандальчиками, которые там наверняка случаются. Маленькая кружка пива каждый день - больше я вам ничего не пропишу. И еще абсолютный отдых и покой.
      Отдых и покой! Сейчас мне забавно и подумать об этом!
      Так, значит, Лимсток - и вилла "Розмарин".
      Лимсток был важным пунктом на карте Англии во времена Вильгельма Завоевателя. В двадцатом веке это дыра, где собаки дохнут с тоски, крохотное местечко с ежегодной ярмаркой, милях в трех от автострады, на склоне поросшего вереском холма. А вилла "Розмарин" - невысокий, красивый белый домик с викторианской верандой, выкрашенной в бледно - зеленый цвет.
      Моя сестра Джоан увидела этот дом и в тот же момент решила, что это просто идеальное место для выздоравливающего. Хозяйка - маленькая очаровательная старушка, напоминавшая, как и весь дом, времена королевы Виктории - объяснила Джоан, что ей и в голову бы не пришло сдавать виллу, если бы не то, что "времена так изменились - вы же знаете, эти ужасные налоги".
      Мы обо всем договорились, подписали контракт, и вот мы с Джоан приехали и поселились на вилле, а мисс Эмили Бартон временно переехала в Лимсток к своей прежней служанке - "моей верной Флоренс", с нами же осталась ее теперешняя служанка - ворчливая, но работящая пожилая женщина мисс Партридж, которой днем помогала приходящая девушка.
      Лимсток дал нам пару дней на то, чтобы устроиться, а потом начались массовые визиты. Некоторые оставляли свои визитные карточки - "люди из хороших, порядочных семей, знающие, как себя вести", как заявила Джоан. Был у нас мистер Симмингтон - высокий, сухощавый адвокат, со своею говорливой женой - большой любительницей бриджа. Доктор Гриффит - темноволосый, меланхолического вида врач - и его высокая, бодрая сестра. Каноник Калтроп - пожилой, как положено настоящему ученому, рассеянный человечек - со своей несколько эксцентричной женой. Был и богатый любитель искусства мистер Пай из Прайорс Энд и, наконец, сама мисс Эмили Бартон - типичная старая дева в провинциальном издании.
      Джоан перебирала визитные карточки с чувством, несколько напоминавший ужас. "Я и не знала, - сказала она с благоговейной дрожью в голосе, - что люди взаправду наносят визиты - и с визитными карточками!"
      - Это потому, - проговорил я поучительным тоном, - что ты понятия не имеешь о деревенской жизни.
      Джоан - очень веселая и красивая девушка, любит танцы, коктейли, флирт и бешеную езду на автомобиле. До мозга костей городское существо.
      - Но выгляжу я и в деревне как следует, - отрезала она мне в ответ.
      Я осмотрел ее критическим взглядом и не смог согласиться.
      Джоан была одета в спортивный костюм (фирма Миротен, Лондон). Он действительно шел ей, но для Лимстока это была несколько эксцентричная элегантность.
      - Нет, - сказал я. - Ничего подобного. Ты должна была надеть старое, выцветшее твидовое платье и такой же старый и выцветший пуловер, а еще поношенный вязаный жакет, старомодную фетровую шляпку, а на ноги - толстые чулки и старые, разбитые туфли. И лицо у тебя не в порядке, - добавил я.
      - А там что тебе не нравится? Крем номер два, оттенок "деревенский загар".
      - Совершенно верно, - кивнул я. - Только, если бы ты была из Лимстока, то немного припудрила бы нос, чтобы не блестел, и уж точно у тебя были бы целые брови, а не выбритые остаточки их.
      Джоан засмеялась и сказала, что жизнь в деревне для нее нечто совершенно новое и она заранее рада ей.
      - Все это тебе быстро надоест, - заметил я укоризненно.
      - Не надоест. Я и вправду сыта уже по горло Лондоном. Меня тебе, конечно, не жаль, но, знаешь, история с Полом меня основательно задела за живое. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
      Я бросил на нее скептический взгляд. Я знаю, что любовные приключения Джоан протекают всегда одинаково. У нее предрасположение к бесхребетным молодым людям - гениям, не признанным миром. Она выслушивает бесконечные стенания какого - нибудь из этих гигантов мысли и старается помочь ему добиться признания. Когда же он проявит себя как неблагодарное существо, она глубоко огорчается и утверждает, что сердце ее разбито - до тех пор, пока не появится новый меланхоличный молодой человек, что обычно случается недели, примерно, через три.
      Я не очень всерьез принимал разбитое сердце Джоан, но видел, что для моей симпатичной сестренки жизнь в деревне - что - то вроде новой игры. Она со рвением начала отвечать на визиты. Мы получали приглашения на чай и бридж, принимали их и, в свою очередь, приглашали к себе.
      Для нас это было ново и забавно. И, как я уже сказал, когда пришло первое анонимное письмо, это тоже сначала показалось забавным.
      Я разорвал конверт и пару минут только смотрел и смотрел, ничего не понимая. Отдельные слова были вырезаны из какой - то книги и наклеены на листок бумаги.
      Текст был крайне вульгарным и выражал мнение автора, что мы с Джоан вовсе не брат и сестра.
      - Ну, - спросила Джоан. - Что там?
      - Довольно мерзкое анонимное письмо, - ответил я. Я все еще не мог прийти в себя. Человек как - то не ожидает чего - то подобного в тихой заводи Лимстока.
      Джоан немедленно заинтересовалась:
      - Правда? А что там написано?
      В романах, как я обратил внимание, герой никогда не станет показывать жене анонимное письмо, полное всяких гадостей и неприятностей. Предполагается, что женщин следует любой ценой оберегать от того удара, который это могло бы нанести их нежной нервной системе.
      Как ни жаль, но должен признаться честно: мне и в голову не пришло скрывать от Джоан это письмо, и я без колебаний протянул его ей.
      Мое доверие к стойкости ее характера было вполне оправданным - она не пришла в ужас, скорее это ее позабавило:
      - Вот гадость - то! Я столько раз слышала об анонимных письмах, но ни одного еще не видела. Они все такие?
      - Не могу сказать, - ответил я. - Для меня это тоже первое.
      Джоан вздохнула.
      - Ты - таки был прав насчет моей внешности. Джерри. Здешние, наверное, думают, что я должна быть ужасно развращенной особой.
      - Это одно, - сказал я, - а потом еще то, что отец у нас был высоким брюнетом, а мама - маленькой голубоглазой блондинкой. Я пошел в отца, а ты - в мать.
      Джоан задумчиво кивнула.
      - Да, мы не очень похожи. Никто с первого взгляда не сказал бы, что мы - брат и сестра.
      - И уж во всяком случае не этот писатель, - с чувством ответил я.
      Джоан заметила, что все это, по ее мнению, здорово смешно. Она взяла письмо кончиками пальцев, покачала им и спросила, что мы будем дальше с ним делать.
      - Думаю, - ответил я, - что самое правильное - бросить его в огонь, громко выражая при этом свое возмущение.
      Буквально так я и сделал под аплодисменты Джоан.
      - У тебя это получилось великолепно, - сказала она. - Как на сцене. К счастью, мы еще топим камин.
      - Мусорная корзинка была бы далеко не так драматична, - согласился я. - Конечно, можно было бы поджечь письмо спичкой и понемногу присматриваться, как оно горит - или присматриваться, как оно понемногу горит.
      - Только, когда хочешь, чтобы что - то загорелось, как на зло не получается, - возразила Джоан. - Никакого эффекта не было бы. Жег бы просто спичку за спичкой.
      Она встала и подошла к окну, а потом быстро повернулась ко мне.
      - Хотела бы я знать, кто это написал.
      - Ну, этого мы никогда не узнаем.
      - Да, пожалуй, что так. - Она немного помолчала и добавила:
      - Я вот начинаю думать и не знаю - так ли уж это забавно. Знаешь, я думала, что.., что нам здесь рады.
      - А нам и рады. Это же писал кто - то, у кого пары шариков не хватает...
      - Я тоже так думаю. Фу, мерзость!
      Она пошла во двор погреться на солнышке. Я курил свою первую утреннюю сигарету и размышлял о том, что Джоан права. Это действительно была мерзость. Кому - то было не по вкусу, что мы на время приехали сюда, кого то раздражала светлая, молодая красота Джоан, кто - то умышленно хотел сделать больно. Само собой, что лучше всего было относиться к этому с юмором, но в глубине души я знал, что смешного тут мало.
      Перед полуднем пришел доктор Гриффит. Я договорился с ним, что раз в неделю он будет меня осматривать. Оуэн Гриффит мне нравился. Смуглый брюнет, не то, чтобы светский лев, несколько медлительный, но зато руки у него были ловкие и ласковые. Он чуть заикался и был немного застенчив.
      Чтобы ободрить меня, он сказал, что мое выздоровление быстро подвигается вперед, однако добавил:
      - Как вы себя сегодня чувствуете? Мне только кажется или вы нынче действительно не в своей тарелке?
      - Вы угадали, - ответил я. - За завтраком мы получили исключительно гнусное анонимное письмо, так что у меня до сих пор противно во рту.
      Он поставил свой чемоданчик. Его узкое смуглое лицо оживилось.
      - Хотите сказать, что и вы получили одно из этих писем?
      Меня это начало занимать.
      - А что - это здесь часто случается?
      - Да. С некоторых пор.
      - Вот как! - сказал я. - А я - то думал, что мы кому - то помешали просто тем, что чужие здесь.
      - Нет, нет, с этим тут нет ничего общего. Это... - Он замолчал, а потом спросил:
      - Что там было написано? Хотя... - он внезапно покраснел, - может быть, не надо было спрашивать?
      - Охотно вам отвечу. Написано было, что та бабенка, которую я привез с собой, стоит того, чтобы согрешить, но о том, что это моя сестра, и болтать нечего! Это, так сказать, сокращенная версия.
      Его смуглое лицо потемнело от гнева еще больше.
      - Отвратительно! Ваша сестра.., надеюсь, это не слишком ее расстроило?
      - Джоан, - ответил я, - может быть, и похожа на ангелочка с верхушки рождественской елки, но это вполне современная девушка и выдержать может многое. Ей это кажется ужасно смешным. Она еще никогда в жизни ни с чем подобным не сталкивалась.
      - В этом я уверен, - сердечно сказал Гриффит.
      - Видимо, это и есть наилучшая реакция, - решительно сказал я. Считать это исключительно смешным.
      - Да, - задумчиво сказал Гриффит, - но только... Он замолчал, а, я поспешно согласился:
      - Совершенно верно! Это смешно - но только...
      - Беда в том, что, раз начавшись, такая вещь разрастается в лавину.
      - Могу себе представить.
      - Разумеется, это чистейшая патология. Я кивнул и спросил:
      - Вы догадываетесь, кто за этим стоит?
      - Нет, а хотел бы. Знаете, все эти гнусные анонимки возникают по двум причинам. Это может быть злоба, направленная против одного человека или группы людей, злоба, так сказать, мотивированная: автор кого - то ненавидит и выбирает крайне подлый и коварный способ проявить свою ненависть. Это отвратительно, но вовсе не обязательно связано с расстройством психики. Обычно авторов таких писем разыскать нетрудно - уволенная служанка, ревнивая жена и тому подобное. Гораздо серьезнее дело, когда речь идет о злобе всеобщей немотивированной. В таких случаях письма как правило посылаются без раздумья и без выбора, просто чтобы снять тяжесть, давящую на мозг автора. Как я уже сказал, это чисто патологическое явление. Безумие нарастает. Когда, наконец, автора писем находят, это часто оказывается человек, о котором вы и во сне бы этого не подумали. Нечто подобное произошло в прошлом году на другом конце графства. Оказалось, что анонимки писала заведующая шляпным отделом в большом универмаге, спокойная, ласковая женщина, проработавшая там много лет. Аналогичный случай был и на севере Англии, где я раньше работал. Там причиной была чисто личная ненависть. Короче говоря, мне такие вещи уже случалось видеть и, честно говоря, они меня пугают.
      - Давно это здесь продолжается? - спросил я.
      - Да вроде нет. Конечно, трудно сказать точно, ведь люди, получившие такие письма, не ходят и не рассказывают о них первому встречному. Просто швыряют их в огонь.
      Он помолчал.
      - Я и сам получил такое письмо. И адвокат Симмингтон тоже. Упоминали о них и еще пара моих пациентов.
      - И все письма на один манер?
      - Да, все в них вращается вокруг секса. Это характерно. - Он усмехнулся. - Симмингтон был обвинен в непристойной связи со своей служанкой - бедной мисс Джинч, которой не меньше сорока лет, пенсне и зубы, как у кролика. Симмингтон отнес письмо в полицию. Меня автор обвинил в том, что я нарушал свой долг врача, заигрывая с пациентками, причем особое внимание было обращено на детали. Все это выглядит абсурдно и по - детски, но полно страшной злобы и яда. - Лицо у него изменилось, он помрачнел. Все - таки это пугает меня. Такие вещи могут оказаться опасными.
      - Еще бы!
      - Даже если это только жестокая, детская злоба, рано или поздно одно из этих писем попадет в цель. И бог знает, что тогда может случиться! Я боюсь, что такие письма могут подействовать на слабых духом подозрительных и необразованных людей. Когда они видят что - то написанным черным по белому, они думают, что это правда. Могут возникнуть самые разнообразные осложнения.
      - Это пишет какой - то примитив, - задумчиво сказал я, - я бы даже сказал, полубезграмотный человек.
      - Вы так думаете? - Оуэн посмотрел на меня и ушел.
      Когда я позже стал размышлять об этом, его "Вы так думаете?" начало меня беспокоить.
      ***
      Не буду прикидываться, что анонимка не оставила неприятного привкуса и отвратительного запаха у меня во рту. Оставила. Скоро, однако, я перестал о ней думать. Понимаете, тогда я неспособен был принимать ее всерьез. Вспомнил, как я говорил себе в душе, что такие вещи в маленьких провинциальных местечках случаются нередко. Скорее всего, за этим кроется какая - нибудь истеричка, стремящаяся любой ценой стать центром событий. В конце концов, если все письма были такими же детскими и глупыми, как полученное нами, они не могли причинить особого вреда.
      До нового инцидента, если это можно так назвать, дошло примерно через неделю. Мисс Партридж, плотно сжав губы, сообщила мне, что Беатрис, помогавшая ей в течение дня, сегодня не придет.
      - Мне кажется, сэр, что она совсем вне себя.
      Я не вполне понял, что мисс Партридж хочет этим сказать, но решил (как выяснилось - ошибочно), что речь идет о каком - нибудь желудочном заболевании, которое Партридж стесняется назвать прямо. Я ответил, что мне очень жаль, но я надеюсь, что скоро она будет здорова.
      - Она здорова, как лошадь, - возразила мисс Партридж, - тут дело не в здоровье, а в чувствах!
      - О! - произнес я с некоторым сомнением.
      - Это из - за того письма, которое она получила. Там вроде были всякие намеки.
      Хмурый вид нашей мисс Партридж подсказал мне, что эти намеки, очевидно, связаны с моей персоной. Хотя, случайно встретив в городе Беатрис, я вряд ли узнал бы ее, настолько мало обращал на нее внимания, я почувствовал вполне понятную досаду. Инвалид, ковылявший на двух костылях, вряд ли способен играть роль соблазнителя Деревенских девушек.
      - Это же чушь! - гневно запротестовал я.
      - То же самое сначала и я сказала ее матери, - заверила меня мисс Партридж. - Ничего подобного, говорю я, не случилось и не случится, пока я в этом доме. А что касается Беатрис, то девушки сейчас не те, какими бы пи мы, и ходит ли она где - то с кем - нибудь другим - за это я поручиться не могу. Но и то правда, сэр, что парень из гаража, с которым ходит Беатрис, тоже получил анонимное письмо и, говорят, скандалил так, что страшно сказать
      - В жизни большей глупости не слыхал, - сердито сказал я.
      - Я так думаю, сэр, что Беатрис к нам больше не вернется. Но скажу вам: не сделала бы она так, если бы за ней чего - нибудь да не водилось. Зря говорить не будут... Сказано ведь: нет дыма без огня.
      Я не подозревал тогда, как страшно, до омерзения будет преследовать меня эта поговорка.
      ***
      Перед обедом мне надо было еще сходить в город. Светило солнце, воздух был холодным и свежим, но уже пахло весной. Я взял костыли и отправился в путь. Я энергично отказался от предложения Джоан проводить меня, но мы договорились, что, когда будет пора обедать, она подъедет за мной на машине.
      - Ты там, наверное, встретишься со всем Лимстоком.
      - Нисколько не сомневаюсь, - ответил я, - что уже со всеми - то здешними сливками общества встречусь.
      По утрам вся жизнь общества сосредоточивалась на Хай - стрит: люди делали здесь покупки, останавливались и обменивались новостями.
      И все - таки в город я шел не без сопровождения. Не прошел я и двухсот ярдов, как услышал за собой звонок, потом скрип тормозов велосипеда, и вслед за этим чуть не к моим ногам свалилась Миген Хантер.
      - Здравствуйте, - сказала она запыхавшись, подымаясь и отряхиваясь.
      Миген мне нравилась и мне всегда было страшно жаль ее.
      Это была падчерица адвоката Симмингтона, дочь его жены от первого брака. О мистере (или, кажется, капитане) Хантере почти никогда не упоминали, и, очевидно, все считали, что чем скорее о нем забудут, тем лучше. Вел он себя с теперешней миссис Симмингтон ужасно, и она развелась с ним через год или два после свадьбы. У нее были свои средства, и она поселилась с дочуркой в Лимстоке, "чтобы предать все забвению", здесь же она и вышла снова замуж за старого холостяка Ричарда Симмингтона.
      От второго брака родились два мальчика, боготворимых обоими супругами. Я подозревал, что Миген чувствует иногда себя дома пятым колесом в телеге. Она совершенно не была похожа на свою мать - невысокую, анемичную женщину, довольно видную и по большей части толковавшую тонким, меланхолическим голоском о своих стычках со служанками, о своем здоровье.
      Миген была высокой, неловкой девушкой, и хотя ей было почти двадцать, выглядела она шестнадцатилетней школьницей. У нее был узел неопрятных каштановых волос, зеленоватые глаза, узкое скуластое личико и неожиданно милая улыбка уголком рта. Она носила серые платья, здорово напоминавшие мешковину, и фильдекосовые чулки, случалось, что и рваные.
      Когда я сейчас посмотрел на нее, она показалась мне похожей скорее на жеребенка, чем на человеческое существо. Правда, жеребенок был бы очень симпатичным, если бы его хорошенько почистить!
      Она выпалила, как обычно, быстро и тяжело дыша:
      - Я была наверху в усадьбе - знаете, у Лешеров - спросить, нет ли у них утиных яиц. У них там столько маленьких поросяток! Вот прелесть - то! Вы любите поросят? Я очень, даже и запах их.
      - В хорошем хозяйстве поросята не должны пахнуть.
      - Правда? А у нас здесь всюду пахнут. Вы вниз? Я увидела, что вы идете один, и решила пойти с вами, только уж очень резко затормозила.
      - У вас чулок порвался, - обратил я ее внимание. Миген огорченно посмотрела на свою правую ногу.
      Порвался - таки. Ну, да там все равно уже были две дырки, так что не велика беда, верно?
      - Вы когда - нибудь штопаете чулки, Миген?
      - Бывает. Когда мама заставит. Только она не очень обращает внимание на меня - а это тоже по - своему не так уж плохо, правда?
      - До вас еще, кажется, не дошло, что вы уже не девочка.
      - А вы считаете, что мне надо быть такой, как ваша сестра? Словно с витрины магазина?
      Такая характеристика Джоан мне не очень понравилась.
      - Она выглядит чисто, аккуратно и красиво, - строго ответил я.
      - Очень красива, - вежливо согласилась Миген. - Но ничуть на вас не похожа. Почему это так?
      - Брат и сестра не всегда похожи, как две капли воды.
      - Это верно. Я вот тоже не очень похожа на Брайена и Колина. Да и они совсем разные. - Она помолчала, а потом сказала:
      - Странная это все - таки штука.
      - Что именно?
      Миген ответила коротко:
      - Семья.
      Я задумчиво кивнул:
      - Пожалуй, что так.
      Хотел бы я знать, о чем она сейчас думает. Минуту мы шли молча, а потом Миген немного робко спросила:
      - Вы - летчик, да? - Да.
      - Это у вас, когда вы летали?
      - Да, была авария.
      - А у нас тут никто никогда не летал.
      - Пожалуй, - ответил я. - А вы бы хотели летать, Миген?
      - Я? - Миген удивилась. - Господи, нет. Меня бы укачало. Мне и в поезде не по себе бывает.
      Она помолчала, а потом спросила прямо, как это обычно делают только дети:
      - Вы выздоровеете и будете снова летать или так уж и останетесь немного инвалидом?
      - Доктор говорит, что все будет в полном порядке.
      - Да, но что, если он из тех людей, которые привыкли обманывать?
      - Не думаю. Правду говоря, уверен, что он меня не обманывает. Я ему верю.
      - Это хорошо, а то столько людей врут, как нанятые.
      На это неопровержимое утверждение я ничего не ответил.
      - Я очень рада, - продолжала Миген каким - то безликим тоном. - Я боялась, что вы выглядите таким мрачным, потому что вас на всю жизнь покалечило, но, если вы просто всегда такой - это совсем другое дело!
      - Я вовсе не мрачный! - холодно ответил я.
      - Нет, так нет, но сердитый - это уж точно.
      - Это потому, что мне хочется поскорее выздороветь, а быстрее никак не получается. - Так чего же сердиться? Я засмеялся.
      - Милая моя девочка, а вы разве никогда не выходите из себя, когда чего - то ждете?
      Минуту Миген раздумывала, а потом ответила:
      - Нет. Чего ради? Мне нечего ждать. Все равно никогда ничего не случается.
      Меня поразило и тронуло что - то страшно безнадежное, прозвучавшее в ее словах, и я мирно спросил:
      - А чем вы вообще все время занимаетесь? Она пожала плечами.
      - А чем мне заниматься?
      - Увлекаетесь чем - нибудь? Занимаетесь спортом? Есть у вас тут хоть пара друзей?
      - К теннису или крикету у меня нет способностей. Здесь в городке много девушек, но я их не люблю. Они считают, что я просто ужасна.
      - Глупости. Чего ради им так думать? Миген покачала головой.
      Мы как раз выходили на Хай - стрит, и Миген охнула:
      - Вон идет мисс Гриффит. Ужасная женщина. Непрерывно пристает, чтобы я вступила в герл - скауты. А я не люблю скаутов. Кому это надо рядиться в форму, маршировать по улицам в строю и носить нашивки за то, чему толком так и не научился? Глупость все это.
      В этом я был с Миген вполне согласен, но мисс Гриффит подошла к нам раньше, чем я успел высказать свое мнение вслух.
      Сестра доктора, носившая довольно необычное имя Эме, обладала всеми теми свойствами характера, которых не хватало ее брату. Это была красивая, хотя и явно мужеподобная женщина с приятным, низким голосом.
      - Привет, - крикнула она нам. - Хорошая сегодня погода, верно? А я как раз хотела встретить тебя, Миген.
      Мне нужна твоя помощь - надписать адреса на письмах, которые рассылает Общество Консерваторов.
      Миген что - то пробормотала в ответ и, взяв велосипед за руль, исчезла в толпе возле универмага.
      - Странная девочка, - проговорила, глядя ей вслед, мисс Гриффит. Страшно ленива и бродит все время, как лунатичка. Бедной миссис Симмингтон нелегко, должно быть, смотреть на это. Я знаю, что она несколько раз пыталась привлечь Миген к чему - нибудь: стенографии, или кулинарии, или разведению ангорских кроликов. Миген просто необходимо найти какой - то интерес к жизни.
      Я подумал, что она, наверное, права, но чувствовал, что на месте Миген тоже твердо отвергал бы все уговоры и предложения Эме Гриффит просто потому, что меня бесила эта агрессивная баба.
      - Я не признаю праздности, - продолжала миссис Гриффит. - И уж во всяком случае у молодежи. Дело не в том, что Миген не очень красивая или непривлекательная или еще что - нибудь в этом роде. Мне иногда кажется, что у этой девушки не все дома. Мать это, конечно, ужасно огорчает. Отец, знаете ли, - она понизила голос, - у нее немногого стоил. Боюсь, что дочь пошла в него. Мать совсем извелась с нею Да, странных людей творит господь бог.
      - К счастью, - ответил я.
      Эме Гриффит бодро рассмеялась.
      - Да, если бы все мы были слеплены из одного теста, хорошего было бы мало. Только меня все равно огорчает, когда люди не берут от жизни всего, что могут. Я сама люблю жизнь и хотела бы, чтобы ее любил каждый. Мне, бывает, говорят:
      - Вам, должно быть, скучно целый год напролет жить в деревне? - Что вы, - отвечаю я им, - нисколько. У меня всегда полно работы, я всегда счастлива. В деревне ведь каждый день что - нибудь да происходит. Мне и времени - то не хватает - скауты, женский союз, разные выборы и общества, не говоря уж о том, что я забочусь об Оуэне.
      В этот момент мисс Гриффит заметила на другой стороне улицы какую - то знакомую и, замахав рукой, побежала к ней, а я смог отправиться дальше по своим делам - в банк.
      В целом у меня создалось впечатление, что мисс Гриффит чем - то напоминает небольшое землетрясение.
      ***
      Я быстро уладил в банке все, что мне было нужно, и отправился в адвокатскую контору "Гелбрайт, Гелбрайт и Симмингтон". Не знаю существовали ли там когда - нибудь какие - нибудь Гелбрайты, я лично никогда их не видел. Меня провели в кабинет мистера Симмингтона, а котором все было пропитано несколько затхлым, но приятным запахом старинных адвокатских контор.
      Множество папок с надписями: "Леди Хоуп", "Сэр Эверард Карр", "Наследство Вильяма Эйтсби - Хорса", фамилиями крупных землевладельцев все это создавало атмосферу солидной фирмы, занимающейся делами сливок местного общества.
      Когда я наблюдал за мистером Симмингтоном, склонившимся над моими бумагами, мне пришло в голову, что, если миссис Симмингтон обманулась в первом браке, то во втором - то уж она не рисковала ничем. Ричард Симмингтон был воплощением спокойного достоинства, человеком, который и на мгновенье не вызовет в своей жене чувства страха или беспокойства. Длинная шея с выступающим кадыком, бледное, как у мертвеца, лицо и длинный тонкий нос. Несомненно, приятный человек, хороший муж и отец, но не из тех, кто может заставить сильнее застучать женское сердце.
      Мистер Симмингтон разговорился. Говорил он не спеша и ясно, проявляя немало здравого смысла и быстроты суждений. Мы обо всем договорились, и я уже собрался уходить. Лишь мимоходом я заметил:
      - По дороге в город я встретил вашу падчерицу.
      Мгновенье мистер Симмингтон смотрел на меня, словно не понимая, о ком речь, а потом улыбнулся:
      - О, да.., конечно... Миген. Она уже.., гм.., некоторое время дома.., закончила школу. Мы подумывали, как ей, чем ей заняться.., да, заняться. Конечно, она еще довольно молода и не слишком развита для своего возраста. Да, не слишком развита, как мне сказали.
      Я вышел из кабинета. В канцелярии какой - то старик что - то медленно и с напряжением писал за столом, кроме него там был еще невысокий, нагловатого вида молодой человек и средних лет женщина с завивкой и пенсне на носу, старательно и быстро писавшая что - то на машинке.
      Если это и была мисс Джинч, то я должен был согласиться с Гриффитом: какие - то нежные чувства между нею и ее хозяином казались в высшей степени не правдоподобными.
      Я зашел в булочную и пожаловался на то, что кекс, купленный нами тут накануне, оказался черствым. Моя жалоба, как и полагается, была воспринята с восклицаниями отчаяния и недоверия, но в награду я получил новую буханочку - "свежую, только из печи вытащенную" - тепло, которое я чувствовал, прижимая ее к груди, доказывало, что это правда, только правда и одна правда.
      Я вышел из булочной и огляделся вокруг, надеясь увидеть Джоан с автомашиной. Ходьба утомила меня, к тому же ковылять на костылях с кирпичиком кекса в руках - удовольствие среднее.
      Джоан однако нигде не было видно.
      Внезапно я ошеломленно застыл. По тротуару навстречу мне шла богиня. Я просто не мог выразить иначе. Классические черты лица, вьющиеся золотистые волосы, великолепная фигура. И шла она легко, как богиня, словно плыла все ближе и ближе. Чудесная, сказочной красоты девушка - просто дух захватывало.
      Меня охватило волнение - что - то должно было произойти! И произошло с моим кексом. Он выскользнул у меня из рук. Я хотел подхватить его, выпустил костыль, со стуком упавший на тротуар, пошатнулся и сам чуть не упал.
      Уверенная рука проплывающей богини подхватила меня и удержала на ногах. Я забормотал:
      - П - прошу прощения. Б - большое спасибо.
      Она подняла кекс и костыль и подала их мне. Потом приветливо улыбнулась и весело проговорила:
      - Ерунда. Не стоит благодарности! - И при звуках ее самого обычного, ленивого голоса все колдовство сразу же рассеялось.
      Красивая, здоровая, рослая девушка - и ничего больше.
      Я начал размышлять о том, что случилось бы, если бы боги Олимпа дали Прекрасной Елене такой" же обычный, тягучий голос. Как все - таки странно, что эта девушка могла взволновать человека до глубины души, пока не раскрыла рта, но в тот же момент, как она заговорила, все волшебство рассеялось!
      Я знал, что бывает и наоборот. Мне случалось когда - то видеть невысокую женщину с лицом грустной обезьянки, на которую никто дважды глаз не поднял бы... Однако, когда она начинала говорить, словно по мановению волшебной палочки все начинало цвести, жить, и она представала какой - то вновь ожившей Клеопатрой.
      Джоан остановила машину у самого тротуара, я ее даже и не заметил. Она спросила, что произошло.
      - Ничего, - ответил я и наконец опомнился. - Так просто, задумался о Прекрасной Елене и ее правнучках.
      - Великолепное место для таких размышлений, - заметила Джоан. - Вид у тебя был как у настоящего кретина, когда ты стоял вот так, разинув рот и прижимая кекс к мужественной груди!
      - Это все шок, - ответил я. - Я вдруг ни с того ни с сего очутился в Трое, а потом меня с такой же скоростью отправили назад. Не знаешь, кто это? - добавил я, показывая взглядом на спину удалявшейся грации.
      Джоан глянула вслед девушке и сообщила мне, что это Элси Холланд, гувернантка Симмингтонов.
      - Это она так вывела тебя из равновесия? Красива, но умом большим не отличается.
      - Знаю, - сказал я. - В общем - то милая, спокойная девушка, только я - то принял ее за Афродиту.
      Джоан отворила дверцу машины, и я сел.
      - Забавно, не правда ли? - обернулась она ко мне. - Бывает, что человек писаный красавец, а мозгов у него самая малость. С нею та же история. Жаль.
      Я заметил, что для гувернантки мозгов у нее достаточно.
      ***
      Под вечер мы пошли на чашку чаю к мистеру Паю.
      Мистер Пай был чрезвычайно женоподобным, пухленьким человечком, вечно занятым своими креслами с разными спинками, пастушками из мейсенского фарфора и стильной мебелью. Жил он в Прайорс Лодж, недалеко от руин старого монастыря, разрушенного во времена Реформации.
      Жилище его отнюдь не напоминало убежище старого холостяка. Пастельных цветов занавески и подушечки были сделаны из самых дорогих сортов шелка.
      Маленькие пухлые ручки мистера Пая тряслись от волнения, когда он описывал и показывал нам свои сокровища, а голос подымался до скрипучего фальцета, когда он рассказывал о волнующих обстоятельствах, при которых ему удалось привезти из Вероны ренессансную кровать.
      Мы с Джоан по - настоящему любим древности, так что мистер Пай нашел в нас благодарных слушателей.
      - Для меня большая радость, что вы появились в нашем маленьком обществе. Знаете, люди здесь хорошие, но такие провинциалы - если не сказать деревенщина. Вандалы, настоящие вандалы! А как обставлены их дома вы бы заплакали, уверяю вас, просто заплакали бы. А может, вы уже и впрямь плакали над всем этим?
      Джоан уверила, что до этого дело еще не дошло.
      - Дом, который вы сняли, - продолжал мистер Пай, - дом мисс Эмили Бартон, совсем неплох, и там есть пара вполне приличных экземпляров мебели. Вполне приличных. Один или два - просто первоклассных. И вкус у нее есть хотя теперь я уже не так в этом уверен, как прежде. Иногда мне кажется, что это скорее дело привычки. Она оставляет все, как было, не из le bon motif, не для общей гармонии, а просто потому, что так было при жизни ее матери.
      Теперь он обратился ко мне, и голос у него сразу переменился. Энтузиаст искусства превратился в прирожденного сплетника.
      - Вы эту семью совсем не знали? Ах, да - вы же сняли дом через агентство по найму. Но, дорогие мои, эту семью надо было знать! Когда я сюда приехал, их мать была еще жива. Невероятная старушка - просто невероятная! Чудовище, если вы понимаете, что я хочу сказать Настоящее чудовище! Старомодное викторианское чудовище, пожирающее своих младенцев. Да, да, так оно и было. Старуха была настоящей великаншей, весила за центнер. И все ее пятеро дочерей суетились вокруг нее. "Девчонки!" Она их иначе и не называла! А самой старшей из них было ведь уже за шестьдесят. "Глупые девки!" - орала она иногда на них. Все они были ее рабынями, танцевали вокруг нее до упаду и должны были соглашаться с каждым ее словом. В десять вечера они должны были уже быть в постели, а чтобы затопить в спальне, об этом им и думать было нечего. Пригласить домой пару подруг, это было бы прямо что - то неслыханное. Знаете, она презирала дочерей за то, что они не вышли замуж, а сама устроила им такую жизнь, что практически они и не могли встретиться ни с каким мужчиной. Говорят, что у Эмили - а может быть, это была Агнес - был какой - то роман с помощником местного викария, но для матушки его семья показалась недостаточно хорошей, и она быстро перечеркнула все это.
      - Звучит, как роман, - заметила Джоан.
      - О, это и было, как в романе! А когда эта ужасная старуха умерла, было уже слишком поздно. Они продолжали жить, как и прежде, приглушенными голосами обсуждали, как бы на то или на другое посмотрела матушка, и, оклеивая ее бывшую спальню новыми обоями, чувствовали, что совершают кощунство. Так они и жили все вместе спокойно и тихо... Такого здоровья, как у матери, не было ни у одной, и они постепенно уходили из жизни. Эдит умерла от гриппа. Минни положили на операцию, и домой она уже не вернулась, а беднягу Мейбл хватил удар - Эмили за каждой из них ухаживала так преданно, как только могла. Последние десять лет она только и делала, что была сиделкой. Симпатичная женщина, не правда ли? Совсем как фигурка из мейсенского фарфора. Сейчас у нее трудновато с деньгами, потому она такая и озабоченная - знаете, последнее время падает курс всех ценных бумаг.
      - Нам ужасно неловко, что мы так вот вытеснили ее из дому, - сказала Джоан.
      - Ну, что вы, что вы, об этом и думать бросьте. Флоренс за нее душу отдать готова, а мисс Эмили сама Мне говорила, что просто счастлива иметь таких милых арендаторов. - По - моему, мистер Пай тут слегка поклонился. Да, она сказала мне, что на этот раз ей прямо - таки повезло.
      - В ее доме, - заметил я, - исключительно успокаивающая атмосфера.
      Мистер Пай блеснул на меня глазами.
      - Правда? Вам так кажется? Ну, это очень любопытно. Но мне, знаете, это странно! Да, странно.
      - Почему же, мистер Пай? - спросила Джоан. Пай развел пухленькими ручками.
      - Да нет, ничего, ничего. Просто слегка удивился, вот и все. Я и вправду верю, что каждый дом имеет определенную атмосферу. Мне кажется, что людские мысли и чувства переносятся на стены и мебель.
      Он на мгновенье умолк. Я огляделся вокруг, подумав, как бы я смог описать атмосферу этого дома. Мне показалось это ужасно странным - но этот дом не имел вообще никакой атмосферы! Вот уж действительно примечательная вещь!
      Размышляя об этом, я перестал вслушиваться в разговор между Джоан и нашим хозяином. Опомнился я, только услышав, что Джоан начинает прощаться. Я пробудился от своих грез наяву и присоединился к сестре.
      Мы вышли в холл. Когда мы подходили к двери, через щель для писем на коврик упал конверт.
      - Вечерняя почта, - пробормотал мистер Пай, глядя на конверт. - Так что же, мои милые молодые друзья, вы будете заходить ко мне, не правда ли? Какое утешение встретить людей с широким умственным кругозором здесь, в этих стоячих водах, где никогда ничего не происходит.
      Он попрощался с нами за руку и заботливо помог мне сесть в машину. Джоан взялась за руль, мы медленно объехали вокруг безукоризненного газона и машина выехала на прямую дорожку. Джоан подняла руку, чтобы помахать хозяину, стоявшему на ступеньках перед домом. Я наклонился, чтобы сделать то же самое.
      Нам, однако, никто не ответил. Мистер Пай уже разорвал конверт. Он стоял и неподвижным взглядом смотрел на письмо в своей руке.
      Джоан однажды охарактеризовала его как "пухлого розового херувимчика". Пухлым он, разумеется, был и сейчас, но херувима не напоминал даже отдаленно. На лице, побагровевшем и искаженном, видны были ярость и удивленна Да, и кроме того, страх.
      В этот момент я понял, что конверт был мне уже чем - то знаком. Сразу я этого не сообразил - это была одна из тех вещей, которые человек замечает подсознательно, прежде чем успеет сообразить.
      - Господи помилуй, - удивилась Джоан, - что стряслось со стариканом?
      - Что - то мне кажется, - ответил я, - что его так обрадовало письмо, которое он только что получил. Не исключено, что в нем не было подписи.
      Джоан повернула ко мне удивленное лицо, а машина резко дернулась.
      - Осторожней, девочка, - напомнил я ей.
      Джоан снова обратила внимание на дорогу. Лицо ее нахмурилось.
      - Думаешь, такое же, как получили мы?
      - Вот именно.
      - Каков же этот Лимсток на самом деле? - задумчиво проговорила Джоан. - Выглядит ведь он самым невинным, сонным и спокойным городком во всей Англии.
      - Таким, где, если уж цитировать мистера Пая, никогда ничего не происходит, - вставил я. - Не очень удачный момент выбрал он для такого утверждения. Кое - что происходит.
      - Джерри, - тихо проговорила Джоан, - мне.., мне это не очень нравится.
      Я не ответил, мне и самому все это совсем не нравилось.
      Такой спокойный, улыбающийся, счастливый деревенский уголок - а где то в глубине таится зло...
      Я как будто предчувствовал в этот момент то, что должно было случиться...
      2
      Шли дни. Нас пригласили к Симмингтонам. Мы играли в бридж, и миссис Симмингтон изрядно надоедала мне своими разговорами о Миген.
      - Она так неловка, но, знаете, это еще ребенок, школу она окончила, а по - настоящему взрослой еще не стала...
      - Однако Миген уже двадцать, - сладким голосом возразила Джоан, - или, может, я ошибаюсь?
      - Конечно, вы правы. Но для своего возраста она совсем еще ребенок. По - моему, даже неплохо, когда девочки взрослеют не слишком быстро. - Она улыбнулась. - Я бы сказала, что любой матери хочется, чтобы ее дети вечно оставались детьми.
      - Хотела бы я знать почему, - заметила Джоан. - Все же было бы несколько глупо иметь детей шести лет по уму, а физически взрослых.
      Миссис Симмингтон бросила на нее обиженный взгляд и ответила, что мисс Джоан не следует понимать все так дословно.
      Ответ Джоан позабавил меня, и мне пришло в голову, что миссис Симмингтон не очень мне симпатична. Мне показалось, что у этой анемичной красотки средних лет характер эгоистичный и алчный.
      Джоан тем временем ехидно спросила, не собирается ли миссис Симмингтон устроить для Миген как - нибудь вечеринку с танцами.
      - Вечеринку? - Этот вопрос явно и удивил и позабавил миссис Симмингтон. - О нет, у нас здесь таких вещей не делают.
      - Ах, так. Стало быть, партия в теннис и тому подобное.
      - Наш теннисный корт уже много лет пустует. Ни Ричард, ни я не играем в теннис. Может быть, позже, когда подрастут мальчики. А Миген - знаете, она уж найдет себе развлечение. Она вполне счастлива, когда может вволю болтаться по окрестностям. Постойте, я уже сделала ход?
      Когда мы уже ехали домой, Джоан вдруг резко прибавила газу, так что машина рванулась вперед, и сказала:
      - Страшно жаль мне эту девчонку.
      - Миген?
      - Да. Мать не любит ее.
      - Успокойся, Джоан, это ты уж слишком.
      - Ничуть не слишком. Множество матерей не любит своих детей. Миген, я легко могу это себе представить, - существо, с которым немало хлопот. Она нарушает образцовую картину семьи Симмингтонов. Без нее там полный комплект, она лишняя - это для чувствительного человека наихудшее ощущение. А Миген - именно такой человек.
      - Да, - сказал я, - думаю, что да. Несколько мгновений я молчал. Внезапно Джоан ехидно засмеялась:
      - Ас гувернанткой тебе, действительно, не повезло.
      - Не понимаю, что ты имеешь в виду, - ответил я с достоинством.
      - Чепуха. На твоем лице каждый раз, когда ты смотрел на нее, отражалось мужественно подавляемое огорчение. Впрочем, я согласна с тобой это была бы потеря времени. Вот только не знаю, за кем бы ты тут мог поухаживать. Разве что успокоишься на Эме Гриффит.
      - Сохрани бог, - вздрогнул я. - А кстати, - добавил я, - откуда вдруг такая забота о моих чувствах? Что это ты, дорогая моя? Насколько я знаю, тебе требуется немного рассеяться. А поблизости ни одного непризнанного гения! Придется удовлетвориться Оуэном Гриффитом. В Лимстоке это единственный еще не занятый представитель мужского пола.
      Джоан замотала головой.
      - Доктор Гриффит меня терпеть не может.
      - Да ведь он тебя почти не знает.
      - Знает, наверное, раз только увидит издали - сразу переходит на другую сторону Хай - стрит.
      - Довольно необычная реакция, - сказал я с сочувствием. - К этому ты не привыкла.
      Джоан молча въехала в ворота "Розмарина" и, лишь свернув к гаражу, ответила:
      
      - В том, что ты сказал, что - то есть. Чего это ради какой - то мужчина должен нарочно переходить на другую сторону улицы, лишь бы не встретиться со мной? Это неслыханно и взывает об отмщении!
      - Ага, - сообразил я, - хочешь хладнокровно изловить беднягу в свои сети.
      - Знаешь, не люблю, когда кто - то избегает меня.
      Я осторожно, балансируя на костылях, вылез из машины и тогда только поучительно произнес:
      - Разреши, дорогая, кое - что напомнить тебе. Оуэн Гриффит не очень то похож на твоих кротких и плаксивых гениев. Если не хочешь основательно получить по пальцам, не суй руку в это осиное гнездо. Этот парень может оказаться опасным.
      - Ты думаешь? - спросила Джоан, явно обрадованная перспективой опасности.
      - Оставь этого молодого человека в покое, - сказал я серьезно.
      - А как он смеет переходить на другую сторону,
      - заметив меня?
      - Все вы, женщины, одинаковы. Все мелешь свое. А если я не ошибаюсь, его сестра Эме тоже не рассыпалась перед тобой в любезностях.
      - Той я понравилась, как собаке палка, - сказала Джоан. Говорила она задумчиво, но с явным удовлетворением.
      - Мы сюда приехали, - проговорил я уже без шуток, - чтобы пожить в мире и покое. Надеюсь, что они
      - у нас здесь будут.
      Однако мир и покой нас здесь и не ожидали.
      Примерно через неделю, возвращаясь домой, я встретил на ступеньках веранды Миген. Она сидела, опершись подбородком о колени.
      Поздоровалась она, как обычно, без всяких церемоний.
      - Хелло, как вы думаете, можно мне будет остаться у вас на обед?
      - Само собою, - кивнул я.
      - Если у вас котлеты или что - нибудь в этом духе, и на меня не будет хватать - спокойно скажите! - крикнула она мне вслед, когда я пошел сообщить мисс Партридж, что за обедом нас будет трое.
      Нашу Партридж все это явно взбесило. Не произнеся ни единого слова, она сумела дать понять, что с ее точки зрения мисс Миген могла бы хоть и сквозь землю провалиться.
      Я вернулся на веранду.
      - В порядке? - испуганно спросила Миген.
      - Вполне, - ответил я. - У нас сегодня ирландский гуляш.
      - Ага, это тот, который немного напоминает собачий корм, правда? В основном картошка и коренья.
      - Именно так, - согласился я.
      Мы молчали, я курил трубку. Это было дружелюбное молчание.
      Через несколько минут Миген внезапно нарушила его:
      - Я думаю, вы тоже, как и все остальные, считаете меня ужасной.
      Меня это до того ошеломило, что я выпустил трубку изо рта. Трубка была пенковая, уже отлично обкуренная, а теперь она переломилась пополам. Я разъяренно вскрикнул:
      - Видите, что вы наделали!
      Реакцию этой девочки просто невозможно предвидеть. Вместо того, чтобы обидеться, она расплылась в широкой улыбке.
      - А я вас прямо - таки люблю.
      У меня стало тепло на сердце. Нечто подобное, думается, человеку (и, скорее всего, совершенно зря) могла бы, если бы умела говорить, сказать его собачка. Мне пришло в голову, что у Миген есть что - то общее с лошадью или собачкой. Определенно, она - не просто человеческое существо.
      - Что вы сказали перед этой катастрофой? - спросил я, заботливо собирая остатки своей любимой трубки.
      - Говорила, что вы наверняка считаете меня ужасной, - ответила Миген, но уже не тем тоном, что прежде.
      - А почему это я должен так считать?
      - Потому что так оно и есть, - хмуро сказала Миген. Я резко прервал ее:
      - Не будьте дурочкой! Миген покачала головой:
      - - Вот именно. Я не дурочка, а люди только и считают меня такой. Понятия не имеют, что я про себя знаю, какие они на самом деле, и все время ненавижу их.
      - Ненавидите?
      - Да, - сказала Миген.
      Ее глаза, меланхолические, недетские, не моргая, глядели на меня. Это был долгий, невеселый взгляд.
      - Вы бы тоже ненавидели людей, если бы были на моем месте, проговорила она через минуту. - Если бы были никому не нужны.
      - Вам не кажется, что у вас действительно немного ум за разум зашел?
      - Да, - вздохнула Миген. - Люди всегда так отвечают, когда им говоришь правду. А это правда. Я никому не нужна и хорошо знаю - почему. Мама меня ничуть не любит. Может быть, я напоминаю ей отца, который ужасно обращался с нею и, насколько я слышала, был порядочным негодяем. Только матери не могут говорить, что не хотят своих детей, и не могут уйти от них. Или съесть их. Кошки сжирают котят, если не хотят их. По - моему, это очень мудро: никакой потери времени, никаких церемоний. А у людей матери должны сохранять своих детей и заботиться о них. Было не так уж плохо, пока меня могли отсылать из Лимстока в школу - вы же видите, что мама не хочет ничего другого, как жить с отчимом и мальчиками - и только с ними.
      - Мне все еще кажется, что это у вас чистое сумасбродство, - ответил я медленно. - Но, предполагая, что в сказанном вами есть хоть крупица правды, почему вы не уйдете от них и не начнете жить самостоятельно?
      Она странно, не по - детски улыбнулась мне:
      - Думаете, что я могла бы пойти работать? Сама зарабатывать себе на жизнь?
      - Да.
      - Каким образом?
      - Можно было бы чему - то научиться. Стенографии, машинописи или бухгалтерии.
      - Не думаю, что справилась бы. К таким вещам у меня никаких способностей. А кроме того...
      - Что же еще?
      Перед этим она отвернулась, а теперь снова медленно повернула голову ко мне. В покрасневших глазах стояли слезы. И голос у нее сейчас был совсем как у ребенка:
      - А чего я буду уезжать отсюда? Чтобы все было так, как им хочется? Я им здесь не нужна, а я останусь. Останусь всем назло. Сволочи! Свиньи! Я всех тут в Лимстоке ненавижу. Они все думают, что я - безобразная дурочка! Покажу! Я им...
      Это был детский глупо патетический приступ ярости. Я услышал чьи - то шаги по гравию за углом дома. Встаньте, - свирепо прошипел я. - Идите в дом - вот туда через гостиную. И бегом в ванную! Умойте лицо! Быстро!
      Она неловко вскочила и проскользнула через французское окно в комнаты почти в тот же момент, когда из - за угла появилась Джоан.
      Я сообщил Джоан, что Миген будет обедать с нами.
      - Отлично, - ответила она, - Миген я люблю, хоть она и похожа на подкидыша, словно бы ее когда - то нашли на пороге виллы. Но она занимательная.
      ***
      До сих пор я почти не упомянул о канонике Калтропе и его жене. А ведь как он, так и его жена стоят упоминания. Своеобразные люди. Я еще не встречал человека такого же далекого от будничной жизни, как Калеб Дейн Калтроп. Его мир - это книги и рабочий кабинет. Зато миссис Калтроп всегда прекрасно ориентировалась в любой ситуации. Хотя советы она давала нечасто и никогда ни во что не вмешивалась, для беспокойной совести городка она была чем - то вроде всеведущего господа бога.
      Она остановила меня на Хай - стрит через день после того, как у нас обедала Миген. Меня удивило это - еще бы нет - потому что походка миссис Калтроп напоминала скорее бег, чем обычный человеческий шаг, что еще больше подчеркивалось ее бросавшимся в глаза сходством с гончей. А поскольку глаза ее были всегда устремлены к какой - то отдаленной точке на горизонте, вам казалось, что человек, которого она в действительности ищет, где - нибудь милях в полутора перед вами.
      - О! - сказала она. - Мистер Бертон!
      Она произнесла это с легким оттенком торжества, как человек, решивший исключительно хитрую головоломку. Против того, что я и впрямь мистер Бертон, возразить было нечего, и миссис Калтроп, отведя взгляд от горизонта, постаралась остановить его на мне.
      - Не знаете, почему это я именно с вами хотела поговорить?
      Тут я ничем не мог помочь. Она стояла и хмурилась в глубокой растерянности.
      - О чем - то отвратительном, - добавила она.
      - Прошу прощения, - ответил я удивленно.
      - Ага! - воскликнула миссис Калтроп. - Анонимные письма! Каким образом они появились тут одновременно с вами?
      - Ну, нет, - запротестовал я, - они тут были и до нас!
      - До вашего приезда никто не получал тут никаких анонимных писем, - с укоризной произнесла миссис Калтроп.
      - Получали, получали. Все это уже было в полном разгаре.
      - О боже, - вздохнула миссис Калтроп. - Мне это не нравится!
      Она стояла со взглядом, устремленным куда - то далеко, в неизвестное.
      - Ничего не могу поделать, - сказала она, - у меня такое ощущение, что за всем этим прячется какое - то зло. Мы здесь не такие. У нас здесь есть и зависть, и злорадство, и фальшь, и всякие мелкие грешки - но я не представляла, чтобы здесь был кто - то, способный писать эти анонимные письма. Нет, этого я не представляла. А меня это беспокоит, потому что я должна была бы знать.
      Ее быстрые глаза вернулись с горизонта и встретились с моими. В них была озабоченность и неподдельное детское удивление.
      - Почему вы должны были бы знать? - спросил я.
      - Обычно я знаю обо всем. Я всегда считала это своим долгом. Мой муж Калеб читает хорошие, правильные проповеди и отправляет службу в церкви. Это его Долг как священника. Но если священник вообще должен жениться, то я считаю, что его жена должна знать, о чем думают и что чувствуют люди в его приходе - даже и тогда, когда помочь ничем не можешь. А я сейчас понятия не имею, кто бы мог...
      Она помолчала и добавила рассеянно:
      - Такие глупые письма...
      - Быть может.., и вы.., тоже получили?
      Мне было немного стыдно за свой вопрос, но миссис Калтроп ответила совершенно естественно, лишь чуть шире, пожалуй, раскрыв глаза:
      - О да, два; или нет - три Я уж точно и не помню, что в них было. Какие - то страшные глупости о Калебе и заведующей школой. Сплошные глупости, потому что Калеб совершенно не умеет флиртовать. Никогда не умел, Его счастье, что он стал священником.
      - Разумеется, - кивнул я, - разумеется.
      - Калеб мог бы быть святым, - сказала миссис Калтроп, - не будь он слишком большим интеллектуалом.
      Я не чувствовал себя вправе отвечать на это критическое замечание, да у меня и не было на это времени, потому что миссис Калтроп продолжала с достойной удивления логикой перескакивать от мужа к анонимным письмам:
      - Здесь происходит столько скандалов и неприятностей, о которых могло бы быть написано в этих письмах - но не написано. Именно это для меня загадка!
      - Я бы не сказал, что они очень сдержаны, - заметил я с горечью.
      - Однако похоже на то, что их автор ничего не знает. Ничего о том, что здесь происходит.
      - Вы так думаете?
      Быстрые, беспокойные глаза встретились с моими.
      - Разумеется. Здесь ведь множество скандалов и скандальчиков - масса вещей, которые люди стараются скрыть. Почему автор не пишет ни о чем таком? - Она помолчала, а потом прямо спросила:
      - Что было в письме, которое вы получили?
      - Автор подозревал, что Джоан мне не сестра.
      - А она - сестра? - спросила миссис Калтроп без всякой застенчивости, с дружелюбным любопытством.
      - Конечно, сестра. Миссис Калтроп кивнула:
      - Видите, именно это я и имею в виду. Я бы сказала, что существуют другие вещи...
      Ее светлые глаза смотрели на меня задумчиво, с бесстрастным выражением, и я внезапно понял, почему весь Лимсток побаивается миссис Калтроп.
      В жизни каждого из нас есть тайные главы, и все мы надеемся, что никто никогда о них не узнает. Я же чувствовал, что миссис Калтроп читает во мне, как в раскрытой книге.
      Впервые в жизни я обрадовался, услышав за своей спиной бодрый голос Эме Гриффит:
      - Хелло, Мод! Вот хорошо, что я тебя встретила. Хочу предложить перенести дату благотворительного базара. Доброе утро, мистер Бертон!
      Она продолжала:
      - Мне еще надо заскочить в магазин и оставить там заказ, а потом, если не возражаешь, пойдем вместе в Женский союз.
      - Да, да, отлично, - кивнула миссис Калтроп.
      Эме Гриффит вошла в магазин, а миссис Калтроп вздохнула:
      - Бедняжка.
      Я был поражен. Неужели она жалеет Эме? - Знаете, мистер Бертон, мне по - настоящему страшно.
      - Из - за этих писем?
      - Да, знаете, это означает.., это должно означать...
      Она замолчала, погрузившись в свои размышления. Глаза ее сузились. Потом она проговорила медленно, как человек, старающийся решить какую - то сложную задачу. - Слепая ненависть.., да, слепая ненависть. Но и слепец может по чистой случайности угодить прямо в сердце. - А что потом, мистер Бертон?
      Это мы должны были узнать еще прежде, чем закончился день.
      ***
      Партридж, которая умеет наслаждаться каждой сенсацией, пришла на следующий день с самого утра в комнату к Джоан и с очевидным удовольствием сообщила ей, что накануне вечером миссис Симмингтон покончила с собой.
      ***
      Джоан, толком еще не проснувшаяся к тому времени, сразу же пришла в себя и перепугано села в постели.
      - Ох, Партридж, это ужасно!
      - Ужасно, барышня. Стыд и позор - лишить себя жизни. Даже если ее довели до этого, беднягу.
      Джоан инстинктивно почувствовала правду, и ей стало не по себе.
      - Неужели?.. - спросила она взглядом, и Партридж кивнула.
      - Правда, барышня. Одно из этих мерзких писем.
      - Какой ужас, - прошептала Джоан. - Какой ужас. И все же не понимаю, зачем ей было кончать с собой из - за такого письма.
      - Похоже, что в этом письме что - то было правдой, барышня.
      - Но что?
      Однако на этот вопрос Партридж не хотела или не могла ответить. Джоан пришла ко мне в комнату бледная и напуганная. Происшедшее казалось тем ужасней, что миссис Симмингтон не принадлежала к людям, с мыслью о которых связывается представление о какой - либо трагедии.
      Джоан заметила, что мы могли бы пригласить Миген побыть пару дней у нас. Элси Холланд, сказала она, сможет отлично заботиться о детях, но Миген с нею определенно рехнется.
      Я согласился. Я вполне мог представить, как Элси Холланд выдает одну утешительную фразу за другой и ежеминутно предлагает чашечку чаю. Приветливое создание, но не тот человек, которого могла бы сейчас вынести рядом с собой Миген.
      После завтрака мы отправились к Симмингтонам. Оба мы немного нервничали. Наш приезд мог выглядеть как болезненное любопытство, которое часто вызывают чужие несчастья. Нам, однако, повезло - у самых дверей мы встретили Оуэна Гриффита, как раз выходившего из дома. Он дружески поздоровался со мной, и его озабоченное лицо прояснилось.
      - Здравствуйте, Бертон, рад, что вас вижу. То, чего я опасался, произошло. Черт бы все побрал!
      - Здравствуйте, доктор, - проговорила Джоан голосом, каким она обычно разговаривает с нашей глухой, как пень, тетей.
      Гриффит растерялся и покраснел.
      - Ох.., здравствуйте, мисс Бертон.
      - Я решила, что вы меня, вероятно, не заметили, - продолжала Джоан.