Апрель, 19.

Солнце заливало щедрым светом дом Невила Стрэнджа в Хайндхеде.

Выдался тот апрельский денек, который обязательно хоть раз бывает в этом месяце, – жарче любого июньского.

Невил Стрэндж, одетый в белый фланелевый костюм, спускался по лестнице. Под мышкой он держал две пары теннисных ракеток.

Если бы среди англичан решили найти абсолютно счастливого человека, которому уже нечего больше желать, конкурсная комиссия вероятнее всего остановила бы свой выбор на Невиле Стрэндже. Этот человек был хорошо известен британской публике как первоклассный теннисист и вообще разносторонний спортсмен. В финале Уимблдона он, правда, ни разу не играл, но уверенно держался несколько отборочных туров, а в смешанных парах даже становился полуфиналистом. Его спортивные увлечения были, пожалуй, слишком разнообразными, чтобы он мог стать чемпионом именно по теннису. Он превосходно играл в гольф, великолепно плавал и совершил несколько серьезных восхождений в Альпах. В свои тридцать три года он обладал завидным здоровьем, приятной внешностью, большими деньгами, совершенно исключительной красоты женой, с которой недавно обвенчался, и, по всей видимости, не знал в жизни волнений и забот.

Тем не менее, спускаясь вниз этим погожим утром, Невил Стрэндж выглядел мрачно. Тень лежала на его лице, тень, которую человек посторонний, наверное, даже не заметил бы. Однако Невила несомненно угнетали какие-то неприятные мысли. Об этом можно было судить по морщинкам на лбу, которые придавали лицу выражение озабоченности и нерешительности.

Он прошел через холл, расправил плечи, словно сбрасывая невидимый груз, пересек гостиную и вышел на застекленную веранду, где его жена Кэй, свернувшись калачиком на куче подушек, потягивала апельсиновый сок.

Кэй Стрэндж было двадцать три года, и она была необычайно красива. У нее было стройное тело, в изящных округлых формах которого самый взыскательный ценитель не обнаружил бы ни малейшего намека на полноту, волосы густого темно-рыжего цвета и настолько идеальная кожа, что Кэй было достаточно легчайшего макияжа – не для того, чтобы скрыть недостатки, а чтобы подчеркнуть достоинства. Глаза и брови Кэй были темными, что редко встречается в сочетании с рыжими волосами, но уж если встречается, то впечатление производит совершенно неотразимое.

Муж весело приветствовал ее:

– Хэллоу, Блистательная, что у нас на завтрак?

– Уж-ж-жасно противные почки для вас, сэр, грибы и ветчина.

– Звучит неплохо.

Невил принялся за еду и налил себе чашку кофе. Несколько минут длилось дружелюбное молчание.

– Уф, – выдохнула Кэй, лениво пошевеливая пальчиками ног с накрашенными ноготками. – Какое милое солнышко! Англия, в конце концов, не такая уж плохая страна.

Супруги только что вернулись с юга Франции.

Невил, бегло просмотрев газетные заголовки, уже раскрыл спортивную страницу и потому проговорил в ответ только невразумительное «угу».

Затем, перейдя к тостам и мармеладу, он отложил газету и занялся письмами.

Последних было много, но большинство из них он, небрежно разорвав пополам, не читая, отправлял в корзину: циркуляры, рекламные проспекты, печатные материалы.

– Мне не нравятся цвета в гостиной, – сказала Кэй. – Можно, я там все переделаю, Невил?

– Все, что тебе захочется, королева моя…

– Цвет павлиньего пера, – прикидывала Кэй, – и атласные подушки цвета слоновой кости.

– В такой комнате тебе не обойтись без обезьяны, – шутливо заметил Невил.

– Что ж, этой обезьяной можешь стать ты, – весело парировала Кэй.

Невил вскрыл очередное письмо.

– Да, кстати, – сказала Кэй, – Шэрти пригласила нас прокатиться на яхте в Норвегию в конце июля. Ужасно обидно, что мы не можем. – Она украдкой взглянула на мужа и добавила упрямо:

– Мне бы так хотелось!

Лицо Невила вновь помрачнело. Опять на нем появилось выражение нерешительности.

Кэй заметила это, но была уже не в силах остановиться.

– Так уж нам необходимо ехать к этой скучной старухе Камилле?

Невил нахмурился.

– Ну конечно, необходимо. Послушай, Кэй, мы же обо всем уже договорились. Сэр Мэтью был моим опекуном. Он и Камилла воспитали меня. Галлз Пойнт – мой дом, насколько вообще какое-то место может быть моим домом.

– Ну хорошо, хорошо, – вздохнула Кэй. – Если должны, значит должны. В конце концов, нам достанутся все денежки, когда она умрет, так что не грех и подлизаться немного.

– Дело вовсе не в том, чтобы подлизываться. К тому же Камилла деньгами не распоряжается. Сэр Мэтью доверил ей деньги, пока она жива, а потом завещал их мне и моей жене. Здесь дело в простой человеческой привязанности. Почему ты не можешь этого понять?

– Я в общем-то понимаю. Весь этот спектакль я устраиваю потому, что… потому что меня там только терпят. Да они же прямо ненавидят меня! Да, да, ненавидят! Леди Трессилиан смотрит на меня не иначе как задрав свою длинноносую голову, а Мэри Олдин, когда ей случается разговаривать со мной, неизменно смотрит куда-то поверх моего плеча. Тебе-то там очень хорошо. Ты даже не видишь, что происходит.

– Мне казалось, что они всегда с тобой отменно вежливы. Ты же знаешь, я бы не потерпел, если бы это было не так.

Кэй с любопытством взглянула на мужа сквозь длинные ресницы.

– Вежливы-то они вежливы. Но при этом знают, как меня побольнее уколоть. Я же для них перехватчица.

– Что ж, – произнес Невил, – в конце концов, я думаю, такое отношение к тебе не лишено оснований. Или нет?

Тон его голоса едва заметно изменился. Невил поднялся из-за стола и теперь смотрел в окно, стоя к Кэй спиной.

– Ну конечно, я не отрицаю. Оснований предостаточно. Как же, они ведь были так преданы Одри. – Ее голос задрожал. – Милая, воспитанная, уравновешенная, бесцветная Одри! Камилла не простила мне, что я заняла ее место.

Невил не обернулся. Голос его был безжизненным, ровным.

– Ведь Камилла стара. Ей уже за семьдесят. Ее поколение, как тебе известно, всегда с предубеждением относилось к разводам. В целом, я полагаю, случившееся никак не отразилось на наших с ней отношениях, хотя она действительно была очень привязана к… Одри. – Его голос на мгновение дрогнул, когда он произносил это имя.

– Они все считают, что ты плохо с ней обошелся…

– Так оно и было, – произнес Невил чуть слышно.

– Невил, не глупи, пожалуйста, – рассердилась Кэй. – Все это из-за того, что она решила так раздуть эту историю.

– Она не раздувала этой истории. Одри никогда не раздувает историй.

– Хорошо, ты же знаешь, что я хотела сказать. Это из-за того, что она, оставив тебя, заболела и ходила везде, выставляя напоказ свое разбитое сердце. Вот это я и называю раздувать историю! Одри не из тех, кто умеет проигрывать. По-моему, уж если жена не может удержать мужа, так, по крайней мере, расстаться с ним она должна без сцен! Вы же так не подходили друг другу. Она в жизни не держала в руках ракетки, Ходила бледная, намытая, как… как посудная тряпка. Одно слово – ни живая, ни мертвая! Если бы она тебя по-настоящему любила, ей следовало бы в первую очередь подумать о твоем счастье и порадоваться, что ты обретешь его с кем-то, кто тебе больше подходит.

Невил резко повернулся к ней. На губах его появилась ироническая усмешка.

– Вы только поглядите, какая спортсменочка! Вот уж кто все знает про игры в любви и браке!

Кэй рассмеялась и покраснела.

– Может быть, я и наговорила лишнего. Но это дела не меняет: уж случилось, так случилось, и ничего тут не поделаешь. Приходится принимать такие вещи.

– Одри и приняла. Она ведь дала мне развод, чтобы мы могли пожениться.

– Да, я знаю…

Кэй замолчала в нерешительности. А Невил добавил с укоризной:

– Ты никогда не понимала Одри.

– Это правда. Иногда при упоминании о ней у меня мурашки по коже начинают бегать. Даже и не знаю, что это в ней есть такое. Никогда не угадаешь, о чем она думает. Она… она меня немного пугает.

– О боже, Кэй, какая чепуха!

– А я говорю – она меня пугает. Может быть, потому, что ума ей не занимать.

– Милая моя глупышка!

Кэй рассмеялась.

– Всегда ты меня так называешь!

– Да ведь так оно и есть.

Они оба улыбнулись друг другу. Невил подошел к жене и, наклонившись к ней, поцеловал ее в шею.

– Милая, милая Кэй, – промурлыкал он.

– Очень хорошая Кэй, – сказала она ему в тон. – Отказалась от морской прогулки, чтобы ей отравляли жизнь чопорные викторианские родственники мужа.

– Знаешь, – сказал Невил, присев у стола, – я тут подумал, а почему бы нам и в самом деле не отправиться с Шэрти, если уж тебе так хочется.

Кэй даже привстала от удивления.

– А как же быть с Солткриком и Галлз Пойнтом?

Пытаясь сохранить безмятежность в голосе, Невил предложил:

– Мы могли бы поехать туда в начале сентября.

– Но, Невил, а как же… – Кэй запнулась, не решаясь назвать причину своего замешательства.

– В июле и августе мы поехать не сможем из-за турниров, – рассуждал Невил. – Но в Сейнт Лу они закончатся в последнюю неделю августа, и, по-моему, получится очень удобно, если оттуда мы проедем прямо в Солткрик.

– Да, получится хорошо… просто замечательно. Только я подумала… ведь она ездит туда в сентябре, не так ли?

– Ты имеешь в виду Одри?

– Да. Я полагаю, они, конечно, могли бы так устроить, чтобы она не приезжала, но…

– А зачем им так устраивать?

Кэй пристально посмотрела на мужа.

– Ты хочешь сказать, мы там будем вместе? Что за странная идея?

– Я не думаю, что эта идея такая уж странная, – заметил Невил с раздражением. – Теперь многие так делают. Почему бы нам не быть друзьями? Все бы стало настолько проще. Да ты же и сама на днях об этом говорила.

– Я говорила?

– Да, ты разве не помнишь? Мы говорили о чете Хау, и ты сказала: вот, мол, как разумно и современно смотрят люди на вещи и что таких подруг, как новая и старая жены Леонарда, еще поискать.

– О, да мне-то все равно. Я действительно считаю, что это разумно. Но, видишь ли, я не думаю, чтобы Одри со мной согласилась.

– Чепуха.

– Нет, не чепуха. Ты знаешь, Невил, Одри была по-настоящему без ума от тебя. Не думаю, что она выдержит это хотя бы мгновение.

– Ты ошибаешься, Кэй. Одри как раз считает, что это было бы очень славно.

– Что ты хочешь сказать этим «Одри считает»? Откуда ты знаешь, что она считает?

– Видишь ли, я встретил ее вчера, когда ездил в Лондон.

– Но ты мне об этом ничего не говорил.

– Ну вот как раз и говорю, – раздраженно ответил Невил. – Все произошло совершенно случайно. Я шел через Парк, а тут Одри идет мне навстречу. По-твоему, я что, должен был убежать от нее?

– Нет, ну, разумеется, нет, – произнесла Кэй, не сводя с него глаз. – Дальше.

– Я… мы… ну, мы остановились, конечно, потом я повернулся и пошел с ней. Видишь ли, я полагал, это самое малое, что я мог сделать.

– Дальше, – потребовала Кэй.

– Дальше мы присели и разговорились. Она была приветлива – просто очень приветлива.

– Восхитительно, – сказала Кэй.

– Мы поговорили о том о сем. Она вела себя дружелюбно и естественно и… и все такое.

– Прелестно.

– Она спросила, как ты поживаешь…

– Очень мило с ее стороны.

– Мы немного поговорили о тебе. В самом деле, Кэй, у меня такое чувство, что она действительно к тебе расположена.

– Милая Одри!

– А потом меня словно осенило. Знаешь, я вдруг подумал, как замечательно было бы, если б… если б вы смогли подружиться, если бы мы могли собраться все вместе. И мне пришло в голову, что можно было бы попробовать все это устроить уже этим летом в Галлз Пойнте. Это как раз такое место, где наша встреча могла бы произойти совершенно естественно.

– Ты подумал об этом?

– Я… то есть… ну да, конечно. Это была целиком моя идея.

– Ты мне что-то никогда раньше не говорил об этой твоей идее.

– Ну, она как раз тогда только и пришла мне в голову.

– Понятно. Во всяком случае, ты предложил, а Одри тут же решила, что это замечательная мысль.

Только теперь Невил заметил нечто необычное в поведении Кэй.

– Что-то не так, восхитительная моя?

– Нет, что ты, ничего! Совсем ничего! А тебе или Одри не пришло в голову, что мне эта мысль может показаться вовсе не такой замечательной.

Невил в искреннем недоумении уставился на жену.

– Но, Кэй, а ты-то что можешь иметь против?

Кэй закусила губу.

– Ты же сама на днях говорила, что…

– Боже, только не начинай все с начала! Я говорила о других, а не о нас.

– Но отчасти именно твои слова и натолкнули меня на эту мысль.

– Как же, рассказывай. Так я тебе и поверила.

– Но, Кэй, почему бы тебе быть против? Я хочу сказать, тебе нечего беспокоиться! Если ты… я имею в виду… может быть, ревность и все такое – для этого нет никаких оснований, решительно никаких.

Он замолчал.

Когда он заговорил вновь, голос его был уже другим.

– Видишь ли, Кэй, ты и я, мы обошлись с Одри чертовски скверно. Хотя нет, я не это хотел сказать. Ты здесь совершенно ни при чем. Я обошелся с ней скверно. И нечего оправдываться, что я ничего не мог с собой поделать. Я чувствую, что если бы сейчас все получилось, у меня с души свалился бы огромный камень. Я был бы гораздо счастливее.

– Значит, ты несчастлив, – медленно произнесла Кэй.

– Глупышка моя милая, ну о чем ты? Конечно же я счастлив, беспредельно счастлив. Но…

Кэй прервала его:

– Так значит, все-таки «но»! В этом доме всегда жило «но». Словно проклятая тень, скользящая по стенам. Тень Одри.

Невил смотрел на нее широко открытыми глазами.

– Ты хочешь сказать, что ревнуешь к Одри? – неуверенно спросил он.

– Я не ревную к ней, я боюсь ее. Невил, ты ее совершенно не знаешь.

– Не знаю женщину, с которой прожил в браке восемь лет?

– Ты совершенно не знаешь, – повторила Кэй, – какая она.

Апрель, 30.

– Бред! – сказала леди Трессилиан. Она приподнялась на подушке и возмущенным взглядом обвела комнату. – Совершенный бред! Невил сошел с ума!

– Все это и в самом деле выглядит довольно странно, – согласилась Мэри Олдин.

Леди Трессилиан была женщиной с сильным характером. Она имела запоминающийся профиль с тонким высоким носом. Взгляд, который она, вскинув голову, умела по своему желанию направлять вдоль этого носа, способен был поставить на место кого угодно. Несмотря на то, что леди Трессилиан было за семьдесят и здоровье ее было очень слабым, она нисколько не утратила природной живости ума. Бывали у нее, правда, долгие периоды отрешения от жизни и ее треволнений, когда старая леди просто лежала, полузакрыв глаза, но из этих почти коматозных состояний она выходила затем, отточив до предела свойства своего ума. Язык у нее тогда становился как бритва. Облокотясь на подушки в огромной кровати, установленной в углу ее комнаты, она держала свой двор словно какая-нибудь французская королева. Мэри Олдин, ее дальняя родственница, жила с нею как компаньонка и ухаживала за ней. Обе женщины прекрасно ладили. Мэри было тридцать шесть лет, но по ее лицу возраст определить смогли бы очень немногие. У нее была та гладкая кожа, которая почти не стареет с годами. Ей можно было с одинаковым успехом дать и тридцать и сорок пять. У нее была хорошая фигура; ее манера держаться говорила о прекрасном воспитании. Некоторое своеобразие ее облику придавала белая прядь в темных волосах. В свое время модницы специально окрашивали себе такие прядки, но белый локон у Мэри был естественным, он появился, когда она была еще совсем молоденькой девушкой.

Сейчас она задумчиво смотрела на письмо Невила Стрэнджа, протянутое ей леди Трессилиан.

– Да – согласилась она, – все это и в самом деле выглядит довольно странно.

– Только не говори мне, что Невил сам такое выдумал, – сказала леди Трессилиан. – Тут без подсказки не обошлось. Наверное, это его новая жена.

– Кэй? Вы думаете, это ее идея?

– Очень на нее похоже. Новомодная и вульгарная. Если уж мужьям и женам приходится выставлять семейные неурядицы напоказ и прибегать к разводу, так по крайней мере хоть расставались бы пристойно. Дружба старой жены с новой – я отказываюсь это понимать. По-моему, это отвратительно. Теперь ни у кого нет никаких норм приличия.

– Я полагаю, это просто современный образ жизни, – возразила Мэри.

– В моем доме я не потерплю ничего подобного, – отрезала леди Трессилиан. – Я считаю, что и так сделала больше, чем от меня можно требовать, когда приняла здесь эту особу, которая красит ногти на ногах.

– Она жена Невила.

– Вот именно. Поэтому я чувствовала, что Мэтью одобрил бы это решение. Он ведь был очень привязан к мальчику и всегда хотел, чтобы Невил считал этот дом своим родным. Поскольку отказ принять его жену означал бы разрыв отношений, я сдалась и пригласила ее сюда. Но она мне не нравится. Совершенно не пара Невилу – ни воспитания, ни корней.

– Она из довольно знатного рода, – примирительно заметила Мэри.

– Скверная порода, – ответила леди Трессилиан. – Ее отцу, как я уже рассказывала, пришлось выйти изо всех клубов после скандальной истории за карточным столом. По счастью, он вскоре умер. А ее мать была на Ривьере сущей притчей во языцех. Какое воспитание для девушки?! Ничего, кроме переездов из отеля в отель, да еще с такой матерью! Потом на теннисном корте она встретила Невила, вцепилась в него мертвой хваткой и не успокоилась до тех пор, пока не заставила его бросить жену, к которой он был так привязан, и уехать с ней. Да она одна во всем и виновата!

Мэри едва заметно улыбнулась: леди Трессилиан имела старомодную привычку во всем винить женщин и быть очень снисходительной к мужчинам.

– Я думаю, что, строго говоря, Невил виноват не меньше нее, – возразила она.

– Невил очень виноват, – согласилась леди Трессилиан. – У него была очаровательная жена, которая всегда была ему предана – возможно, даже слишком предана. Тем не менее если бы не настойчивость этой девчонки, я убеждена, он бы одумался. Но она с такой решительностью стремилась женить его на себе! Нет, мои симпатии целиком на стороне Одри. Вот уж кого я действительно люблю.

Мэри вздохнула.

– Все это было так сложно, – сказала она.

– И не говори. Даже не знаешь, как нужно поступать, очутившись в таких непростых обстоятельствах.

Мэтью любил Одри, и я ее тоже люблю, и нельзя отрицать, что она была Невилу очень хорошей женой. Хотя, наверное, она могла бы и больше делить с ним его увлечения. Но она никогда не чувствовала склонности к спорту. Вся эта история так расстраивает меня. Когда я была девушкой, подобные истории просто не происходили. То есть мужчины, конечно, имели романы на стороне, но никто не позволял им разрушать семью.

– Да, но теперь-то подобные вещи происходят, – быстро заметила Мэри.

– Именно. В тебе так много здравого смысла, дорогая. В самом деле, что толку вспоминать о прошедших днях. Ты права, подобные вещи происходят: девушки, вроде Кэй Мортимер, крадут чужих мужей, и никто из-за этого не думает о них хуже!

– Кроме таких людей, как вы, Камилла!

– Я не в счет. Этой девчонке Кэй совершенно безразлично, одобряю я ее поведение или нет. Она слишком занята тем, чтобы приятно проводить время. Невил может привозить ее с собой всякий раз, когда приезжает сюда, и я даже готова принимать ее друзей – хотя я куда как невысокого мнения об этом театрального вида молодом человеке, который постоянно вьется вокруг нее, – как, бишь, его зовут?

– Тэд Латимер.

– Именно. Он ее дружок еще с ривьерских времен, и мне положительно интересно знать, как это он ухитряется поддерживать такой роскошный образ жизни.

– Благодаря своей голове, наверное, – предположила Мэри.

– Ну это бы еще куда ни шло. Я склонна считать, что он живет больше за счет своей внешности. Отнюдь не подходящий друг для жены нашего Невила! Мне совсем не понравилось, когда прошлым летом, пока они гостили здесь, он приехал и остановился в отеле «Истерхед Бэй».

Мери выглянула в открытое окно. Дом леди Трессилиан стоял на крутой скале, нависающей над рекой Тэрн. На другом берегу раскинулся летний курорт Истерхед Бэй, состоящий из большого песчаного пляжа, скопления современных бунгало и огромного отеля на мысе, обращенного к морю. Курорт был построен совсем недавно. Сам Солткрик представлял собой живописную рыбацкую деревушку, разбросанную вдоль склона холма. Жители ее были старомодны и к Истерхед Бэю и его летним обитателям относились с глубочайшим презрением.

Отель «Истерхед Бэй» размещался почти точно напротив дома леди Трессилиан, и Мэри смотрела через узкую полоску воды, как он красуется там, кичась своей новизной.

– Я рада, – сказала леди Трессилиан, закрывая глаза, – что Мэтью никогда не видел этого вульгарного здания. В его время побережье было еще достаточно неиспорченным.

Сэр Мэтью и леди Трессилиан поселились на вилле Галлз Пойнт тридцать лет назад. Прошло девять лет с того дня, когда сэр Мэтью, страстный яхтсмен, перевернулся на своей одноместной гоночной яхте и утонул почти на глазах у жены.

Все были уверены, что леди Трессилиан продаст Галлз Пойнт и уедет из Солткрика, но она не сделала ни того ни другого. Она продолжала жить на вилле; единственное, что она сделала после смерти мужа, так это избавилась от всех лодок и снесла эллинг. Для гостей Галлз Пойнта лодок не предполагалось. Им приходилось идти пешком до парома, где они прибегали к услугам одного из тамошних лодочников.

Немного поколебавшись, Мэри спросила:

– Следует ли мне тогда ответить Невилу, что его предложение не согласуется с нашими планами?

– Я совершенно определенно не намерена препятствовать визиту Одри. Она всегда приезжала к нам в сентябре, и я не стану просить ее менять свои планы.

Мэри сказала, взглянув на письмо:

– Вы обратили внимание, что Невил пишет, будто Одри. э-э. одобряет эту идею и хочет увидеться с Кэй?

– Этому я просто не верю, – ответила леди Трессилиан. – Невил, как и все мужчины, видит только то, что хочет видеть!

Мэри настаивала:

– Он пишет, что даже говорил с ней об этом.

– Что за странная выходка! Хотя нет, возможно, в конце концов и не такая уж странная.

Мэри вопросительно взглянула на нее.

– Вспомни Генриха Восьмого, – сказала леди Трессилиан.

Видя, что Мэри продолжает смотреть на нее с недоумением, она пояснила:

– Совесть, знаешь ли! Генрих всегда пытался убедить Екатерину в том, что развод был единственным правильным решением. Невил знает, что вел себя недостойно, он хочет чувствовать себя спокойно на этот счет. Вот он и попытался добиться от Одри согласия, что она приедет, увидится с Кэй и что это ей совсем не неприятно.

– Едва ли, – медленно проговорила Мэри.

Леди Трессилиан вскинула глаза и пристально на нее посмотрела.

– Ну-ка, моя дорогая, выкладывай, что у тебя на уме.

– Мне показалось… – Мэри запнулась, потом продолжала:

– Все это, я имею в виду письмо, так непохоже на Невила! Вам не пришло в голову, что по какой-то причине сама Одри хочет этой, э-э, встречи?

– С чего бы ей вдруг хотеть? – резко возразила леди Трессилиан. – После того как Невил оставил ее, после того как она пережила ужасный нервный срыв, пока гостила у своей тетки миссис Ройд? Да она превратилась тогда в тень той Одри, которую мы знали. Совершенно очевидно, для нее это был страшный удар. Она ведь из тех тихих, замкнутых людей, которые очень глубоко все переживают.

Мэри зябко повела плечами.

– Да, в ней постоянно чувствуется какая-то напряженность. Она такая странная, не как все. Непостижимое создание.

– Она так много страдала… Потом этот развод, женитьба Невила, и вот теперь понемногу Одри начала возвращаться к жизни. Сейчас она выглядит так, будто все уже позади. Не станешь же ты меня уверять, что она хочет опять ворошить прежние воспоминания?

Мэри ответила с мягкой настойчивостью:

– Невил пишет, что хочет.

Старая леди с любопытством посмотрела на нее.

– Ты что-то необычно упорствуешь на сей раз, Мэри. Почему? Тебе хочется видеть их здесь вместе?

Мэри Олдин вспыхнула.

– Нет, конечно, нет.

– Не ты же подала Невилу эту мысль?

– Как вы могли предположить такое?

– Видишь ли, я ни секунды не верю, что это его идея. Это непохоже на Невила.

Она замолчала на минуту, потом лицо ее просветлело.

– Завтра первое мая, не так ли? Третьего числа Одри приезжает погостить у Дарлингтонов в Эсбэнке. Это всего лишь в двадцати милях отсюда. Напиши ей и пригласи пообедать с нами.

Май, 5.

– Миссис Стрэндж, миледи.

Одри Стрэндж вошла в большую спальню леди Трессилиан, подошла к огромной кровати и, наклонившись, поцеловала старую леди. Затем она присела на стул, который специально для нее поставили рядом.

– Рада видеть тебя, милочка, – сказала леди Трессилиан.

– А я рада видеть вас, – ответила Одри, приветливо глядя на нее.

В облике Одри Стрэндж с первого взгляда угадывалась глубина ее натуры. Она была среднего роста, руки и ноги очень маленькие. Пепельного цвета волосы обрамляли лицо, почти лишенное красок. С этого бледного овала смотрели чистые светло-серые широко поставленные глаза. Прямой короткий нос, черты лица некрупные и правильные. Одри можно было назвать несомненно привлекательной, но не больше. И вместе с тем в ней было нечто, что вновь и вновь притягивало взоры окружающих. Этому ее качеству трудно было найти определение, но каждый, кто хоть раз встречался с ней, неизменно чувствовал его присутствие и признавал его таинственную силу. Она немного напоминала привидение, но в то же время впечатление оставляла такое, что в привидении этом больше реальности, чем в живом человеке из плоти и крови…

Одри обладала исключительно приятным голосом, мягким и мелодичным, как звон серебряного колокольчика.

Несколько минут она и старая леди говорили об общих друзьях и текущих событиях. Потом леди Трессилиан сказала:

– Кроме удовольствия видеть тебя, дорогая, я попросила тебя приехать еще и потому, что получила от Невила довольно странное письмо.

Одри подняла глаза. Взгляд был открытый и спокойный.

– В самом деле? – невозмутимо спросила она.

– Он предлагает – по-моему, это сущий бред! – приехать сюда вместе с Кэй в сентябре. Он пишет, что хочет, чтобы ты и Кэй стали друзьями, и что ты якобы согласилась на это предложение.