Глава третья

Мисс Минтон сидела на веранде и вязала. Это была худая угловатая особа с жилистой шеей. Она носила светло-голубые джемпера, бусы или цепочки на шее и твидовые юбки, неизменно и удручающе обвисавшие сзади.

— Доброе утро, миссис Бленкенсоп, — радушно поздоровалась она с Таппенс. — Хорошо спалось?

Миссис Бленкенсоп не скрыла, что первые две-три ночи ей всегда плохо спится на чужой постели. Мисс Минтон нашла, что это удивительное совпадение — с нею происходит то же самое. Миссис Бленкенсоп подтвердила, что совпадение действительно удивительное, и добавила:

— Что за прелестная вязка!

Мисс Минтон продемонстрировала свою работу. Да, вязка довольно оригинальная и к тому же очень простая. Если миссис Бленкенсоп угодно, она ее в два счета обучит. О, мисс Минтон так любезна, только она, миссис Бленкенсоп, ужасно непонятливая. Вязать по рисунку она совсем не умеет, справляется только с самыми простыми вещами, вроде подшлемников. Но даже здесь она ухитрилась что-то напутать. Да вот, взгляните…

Мисс Минтон устремила многоопытный взор на вязанье цвета хаки и тут же вежливо объяснила, в чем ошибка. Таппенс рассыпалась в благодарностях. Мисс Минтон приняла благодушно-покровительственный вид. О, не за что, не за что — она так давно занимается вязанием.

— А я вот начала только во время этой ужасной войны, — призналась Таппенс. — Теперь так остро сознаешь, что ты просто обязан что-то сделать для победы.

— Еще бы!.. Кстати, вчера вы, по-моему, сказали, что у вас сын на флоте?

— Да, мой старший. Замечательный мальчик, хотя матери и не к лицу говорить такие вещи. Второй мой сын в авиации, а Сирил, самый младший, в пехоте.

— Боже мой! Как вы, наверно, за них переживаете!

«Дерек, родной мой! — подумала Таппенс. — Ты — там, в аду, в этой мясорубке, а я тут прикидываюсь дурой — изображаю чувства, которые и без того испытываю». И самым наставительным тоном сказала вслух:

— Быть мужественными — наш долг. Будем надеяться, что все это скоро кончится. На днях я слышала от одного очень авторитетного лица, что немцам не продержаться больше двух месяцев. В Германии страшная нехватка сырья. Еще немного, и нацистам конец.

На веранде появилась чета Кейли. Мистер Кейли опустился в кресло, и супруга укрыла ему колени пледом.

— Что вы сказали? — раздраженно спросил он.

— Мы говорим, что до осени война обязательно кончится, — ответила мисс Минтон.

— Чепуха! — отрезал мистер Кейли. — Эта война затянется самое малое лет на шесть.

— Что вы, мистер Кейли! — запротестовала Таппенс. — Неужели вы всерьез так думаете?

Мистер Кейли подозрительно завертел головой.

— По-моему, здесь дует. Не лучше ли передвинуть кресло в угол?

Названная операция была немедленно произведена с помощью миссис Кейли, женщины с вечно озабоченным лицом, все помыслы которой, казалось, были устремлены к одной цели — предупреждать желания мистера Кейли. Она захлопотала вокруг супруга, манипулируя подушками и пледом и непрерывно осведомляясь:

— Ну, как теперь, Альфред? Тебе удобно? Не хочешь ли надеть темные очки — сегодня очень яркое солнце?

— Нет, не хочу, — сердито буркнул Кейли. — Ну что ты так суетишься, Элизабет? Мое кашне у тебя? Да не это — шелковое. Ладно, на худой конец сойдет и это. Впрочем, нет, принеси другое. Я боюсь перегреть горло — па таком солнце нельзя сидеть в шерстяном шарфе.

И мистер Кейли вновь обратился к политическим проблемам.

— Да, милые дамы, я кладу на войну шесть лет, — повторил он, с удовольствием внимая протестам собеседниц. — Не обольщайтесь, не принимайте желаемое за действительное. Я знаю Германию. И, смею утверждать, знаю хорошо. До того как уйти на покой, я часто наезжал туда по делам. Мне знаком там каждый город — Берлин, Гамбург, Мюнхен. Уверяю вас, Германия может держаться как угодно долго. Если даже…

Мистер Кейли победоносно продолжал развивать свои взгляды. Голос его то креп, то меланхолически понижался, и паузу он сделал только раз — когда миссис Кейли принесла шелковое кашне и укутала им шею супруга. Миссис Спрот привела Бетти и усадила ее, сунув ей в руки плюшевую собачонку с оторванным ухом и кукольную кофточку.

— Посиди здесь, Бетти, и одень Бонзо — он пойдет гулять. А мама пока тоже оденется.

Голос мистера Кейли все гудел: он приводил новые и новые цифры и статистические данные самого безотрадного свойства. Монологу его вторил веселый щебет Бетти, объяснявшейся с Бонзо на своем собственном языке. Неподалеку от нее, на перила террасы, села птичка. Бетти обвела общество взглядом и, удовлетворенно кивнув головкой, отчетливо произнесла:

— Тичка!

Затем она сунула лапу Бонзо в рукав кофточки, проковыляла к соседнему креслу, подняла подушку, спрятала под ней собачку и, захлебываясь от восторга, объявила:

— Плятай!.. Бу-бу… Плятай!

Мисс Минтон, взяв на себя обязанности переводчика, с гордостью пояснила:

— Это самая любимая ее игра. Она всегда все прячет, — и, притворяясь удивленной, воскликнула: — Где Бонзо? Где Бонзо? Куда он спрятался?

Бетти, заливаясь счастливым смехом, шлепнулась на пол.

Мистер Кейли, комментировавший проблему заменителей сырья и немецкие методы ее решения, заметил, что внимание слушателей отвлеклось, и демонстративно закашлялся. Вошла миссис Спрот, уже в шляпке, подняла Бетти с полу и удалилась вместе с ней. Мистер Кейли вновь оказался в центре внимания.

— Вы говорили, мистер Кейли… — отважилась Таппенс.

Но мистер Кейли уже обиделся.

— Эта женщина вечно оставляет ребенка одного — надеется, что за ним присмотрят другие, — холодно заметил он. — По-моему, мне все-таки стоит надеть шерстяной шарф, дорогая. Солнце уходит.

— Ах, мистер Кейли, пожалуйста, продолжайте. Это так интересно! — взмолилась мисс Минтон.

Мистер Кейли смягчился и, поплотнее укутав жилистую шею шерстяным шарфом, внушительно начал:

— Как я уже сказал, Германия так широко развила систему…

Таппенс повернулась к миссис Кейли и спросила:

— А вы что думаете о войне, миссис Кейли?

Миссис Кейли подскочила на стуле.

— Что я думаю?.. Что… Что вы имеете в виду?

— Вы тоже считаете, что война продлится шесть лет?

— Надеюсь, нет, — нерешительно выдавила миссис Кейли. — Слишком уж это долго. Впрочем, не знаю. Раз Алфред говорит…

Таппенс с трудом подавила в себе раздражение. Неужели все ее соотечественники похожи на болтливую мисс Минтон, мелкого тирана Кейли и его безмозглую жену? А чем лучше их миссис Спрот с ее равнодушным лицом и водянистыми глазами? Что она, Таппенс, может здесь обнаружить? Разумеется, ни один из них…

Мысль ее внезапно прервалась. Она почувствовала, что кто-то встал позади нее, преграждая путь лучам солнца.

Таппенс повернула голову. На террасе, глядя на собравшихся, стояла миссис Перенна. В глазах у нее что-то поблескивало. Презрение? Да, уничтожающее презрение.

«Займусь-ка я, пожалуй, нашей хозяйкой», — решила Таппенс.

С майором Блетчли у Томми установились самые дружественные отношения.

— А клюшки для гольфа вы с собой привезли, Медоуз?

Томми сознался, что привез.

— Так я и думал. У меня на людей глаз верный… Превосходно. Мы с вами обязательно сразимся. На здешнем поле уже играли?

Томми ответил отрицательно.

— Неплохое, совсем неплохое. Разве что чуть маловато. Зато отличный вид на море, и почти всегда мало народу. Послушайте, а почему бы нам не заглянуть туда прямо сейчас? Заодно и сыграем.

— Благодарю. Я — с удовольствием.

— Честно скажу, я рад, что вы приехали, — заявил Блетчли, когда они взбирались на холм. — Здесь слишком много женщин. Это действует на нервы. Приятно, что у нас теперь еще один мужчина — так будет полегче. Кейли, сами понимаете, не в счет — это не человек, а ходячая аптека. Конечно, есть еще фон Дайним, но, скажу вам правду, Медоуз: я ему не доверяю.

— В самом деле? — удивился Томми.

— Да. Верьте моему слову, вся эта возня с эмигрантами не доведет до добра. Будь моя воля, я бы их всех интернировал.

— Не слишком ли вы суровы?

— Нисколько. На войне, как на войне. А насчет мистера Карла у меня свои соображения. Во-первых, он не еврей — это сразу видно. Во-вторых, приехал сюда ровно за месяц — заметьте, всего за месяц до начала войны. Это уже само по себе подозрительно.

— Значит, вы полагаете… — вызывая майора на откровенность, вставил Томми.

— Шпионаж! Вот чем он занимается.

— Но в здешних краях нет никаких важных военных объектов.

— В этом-то весь фокус, старина. Поселись он в окрестностях Плимута или Портсмута, его сразу бы взяли под наблюдение. А в нашей дыре его никто не заметит. Тем не менее здесь тоже побережье, верно? Нет, пет, не спорьте! Правительство слишком доверчиво. Вы приезжаете в Англию, корчите грустную мину, рассказываете, что братья у вас в концлагере, и с вами сразу начинают нянчиться. Да вы посмотрите на нашего немца — это же воплощенное высокомерие. Он — нацист, вот он кто!

На этом разговор прервался, так как собеседники добрались до клуба. В гольф Томми играл неважно, но — как он вскоре с радостью убедился — именно такой партнер и требовался его новоявленному приятелю. Майор выигрывал, и это было очень удобно.

— Недурно поиграли, Медоуз, ей-богу, недурно! Надеюсь, будем заглядывать сюда почаще. А вот и Хейдок! Он вам понравится. У него дом на холме, рядом с нами. Отставной моряк. Сейчас возглавляет местную гражданскую оборону.

Капитан 3-го ранга Хейдок оказался крупным жизнерадостным мужчиной, с обветренным лицом, ярко-синими глазами и привычкой не говорить, а кричать. Знакомству с Томми он обрадовался.

— Теперь Блетчли не будет так одиноко в «Сан-Суси». Еще один мужчина — настоящее спасение для него. Там же у вас отбою нет от дам, верно, Блетчли?

— Не знаю. Я не дамский угодник, — отозвался майор.

— Вздор! — загремел Хейдок. — Просто там женщины не в вашем вкусе, вот и все. Пансионные старые девы. Бездельницы, у которых одна забота — сплетничать и вязать.

— Не забывайте; есть еще мисс Перенна, — сказал Блетчли.

— Верно! Шейла — привлекательная девушка, ничего не скажешь. На мой взгляд, даже красавица.

— Я немножко беспокоюсь за нее, — признался Блетчли.

— А в чем дело? Что будете пить, Медоуз? Вы, майор?

Когда выпивка была заказана и все трое уселись на веранде клуба, Хейдок повторил свой вопрос насчет Шейлы.

— Да все этот немец! — раздраженно ответил Блетчли. — Она слишком часто проводит с ним время.

— Думаете, влюбилась в него? Гм… Это скверно. Конечно, он в своем роде красивый парень. Но все равно так не годится. Это же все равно, что связь с врагом. И где только голова у этих девчонок? Разве кругом мало англичан? — Хейдок взглянул на часы: — Скоро последние известия. Пойдемте-ка лучше послушаем.

Сводка в этот день была скупая. Капитан Хейдок одобрительно прокомментировал последние успехи воздушных сил — первоклассные ребята, дерутся, как львы, — и принялся излагать свою излюбленную гипотезу насчет высадки немцев. Рано или поздно они выбросят десант, причем именно здесь, в Лихемптоне, где их не ожидают — слишком уж место захолустное.

— На весь городок ни одной зенитки! Позор!

Дискуссия, однако, не развернулась — майор и Томми заторопились в «Сан-Суси» ко второму завтраку. На прощанье Хейдок с самым сердечным видом предложил мистеру Медоузу заглянуть к нему. Его вилла называется «Приют контрабандистов».

— Вид чудесный, собственный пляж, в доме все удобства. Притащите его ко мне, Блетчли.

Было решено, что завтра Блетчли и Томми зайдут к Хейдоку. Посидят, выпьют.

После второго завтрака в «Сан-Суси» воцарился покой. Мистер Кейли в сопровождении преданной супруги отбыл «отдохнуть». Мисс Минтон повела миссис Бленкенсоп «в посылочный центр» — паковать и надписывать подарки для фронта. Мистер Медоуз незаметно ускользнул в Лихемптон. Прошелся по эспланаде, заглянул в киоск и взял последний номер «Панча», а затем, нерешительно потоптавшись на месте, сел в автобус с табличкой «Старая пристань». Приехав на конечную станцию, Томми вылез и прошелся по пристани. На ней не было ни души, если не считать кучки ребятишек, которые носились взад и вперед, подражая оглушительному крику чаек, да одинокого рыболова, восседавшего на самом краю пирса.

Мистер Медоуз поравнялся с ним и остановился, глядя в воду. Потом любезно осведомился:

— Что-нибудь поймали?

— Почти не клюет, — покачал головой мистер Грант и немного вытравил леску. Затем, не оборачиваясь, спросил:

— Что у вас, Медоуз?

— Пока ничего интересного. Окапываюсь, — ответил Томми.

— Хорошо. Рассказывайте.

Томми присел на ближайшую тумбу, откуда ему была видна вся пристань, и начал:

— Думаю, что пришелся ко двору. Список постояльцев у вас, наверно, уже есть.

Грант кивнул.

— Подружился с майором Блетчли. Сегодня утром играл с ним в гольф. Типичный офицер в отставке. Пожалуй, чуточку слишком типичный. Кейли, по-моему, настоящий инвалид, ипохондрик. Но, конечно, такую роль нетрудно и сыграть. Он сам рассказывал, что в последние годы не раз бывал в Германии.

— Существенно, — лаконично заметил мистер Грант.

— Затем фон Дайним.

— Надеюсь, Медоуз, вам не нужно объяснять, что Карл фон Дайним особенно интересует меня?

— Вы полагаете, он и есть Н.?

Грант покачал головой.

— Нет, мне кажется, Н. не может себе позволить быть немцем.

— Даже эмигрантом и жертвой нацизма?

— Даже им. Мы держим под наблюдением — и немцам это известно — всех подданных вражеского государства, проживающих у нас в стране. Более того — сообщаю это пока строго конфиденциально, — в самое ближайшее время все германские граждане от шестнадцати до шестидесяти лет будут интернированы. Осведомлен об этом противник или нет — не знаю, но во всяком случае такую возможность он предвидит. Поэтому Н. должен быть либо нейтралом, либо, что вероятнее, англичанином. То же, конечно, относится и к М. О Карле же фон Дайниме я думаю в другой связи: он может оказаться звеном в цепи. Н. и М. вовсе не обязательно находиться в «Сан-Суси», раз там фон Дайним. Поэтому вполне вероятно, что на след нас выведет именно он. Тем более что прочие обитатели «Сан-Суси» очень мало похожи на лицо, которое мы ищем.

— Надеюсь, сэр, вы их более или менее прощупали?

— Нет, — не без раздражения вздохнув, бросил Грант. — Именно этого я и не могу себе позволить. Конечно, стоит мне сказать слово, и наши наведут нужные справки, но я не смог идти на такой риск, Бирсфорд: я уже говорил вам, что зараза проникла и в Секретную службу. Прояви я хоть малейший интерес к «Сан-Суси», люди из пятой колонны мгновенно сообразят что к чему. Поэтому в игру вступаете вы, человек со стороны. Поэтому вам придется работать вслепую, без нашей помощи. Вы — наш единственный шанс, и я не вправе рисковать, чтобы не вспугнуть врага. Проверить я смог только одного человека.

— Кого, сэр?

— Самого Карла фон Дайнима. Это несложно — тут нам помогает заведенный порядок: Дайним проверяется не в связи с «Сан-Суси», а просто как подданный враждебной державы.

— И что же дала проверка? — полюбопытствовал Томми.

Его собеседник неопределенно улыбнулся.

— Мистер Карл — именно тот, за кого выдает себя. Отец его был арестован и умер в концлагере. Старшие братья сидят и поныне. Мать год тому назад умерла с горя. Сам он бежал в Англию за месяц до войны и открыто заявил о своем желании сотрудничать с нами.

— Значит, с ним все в порядке? — спросил Томми.

— Не обязательно. Немцы славятся своей дотошностью. Если они заслали к нам фон Дайнима в качестве шпиона, значит, ими сделано все для того, чтобы его рассказы о себе совпали с нашими сведениями о его прошлом. Тут возможны два варианта: либо в осуществлении плана участвует вся семья Дайнимов, что вполне вероятно — при нацистском режиме на людей всегда можно нажать; либо в «Сан-Суси» живет не Карл фон Дайним, а тот, кто играет роль Карла фон Дайнима.

— Понятно, — процедил Томми и тут же непоследовательно добавил: — Он показался мне очень славным парнем.

— Разведчики обычно такими и бывают, — вздохнул Грант. — Любопытная у нас служба. Мы уважаем противника, противник — нас, хотя и мы, и он делаем все, чтобы уничтожить друг друга.

Наступило молчание. Томми задумался над странностями войны. Его размышления прервал голос Гранта:

— Но есть враг, которого нельзя уважать. Это предатели в наших собственных рядах. Люди, готовые продать свою родину, готовые принять посты и чины из рук победившего противника.

— Неужели такие свиньи действительно находятся? — усомнился Томми.

— Да, и притом всюду. У нас, в Секретной службе, — об этом я уже говорил. В армии. На скамьях парламента. В министерствах. Мы должны выловить эту нечисть — и как можно скорее. Начинать надо не снизу — не с мелкой сошки, не с паршивцев, которые ораторствуют в парках и продают пораженческие газетенки: они все равно не знают тех, на кого работают. Мы охотимся за тузами, за теми, кто способен причинить стране непоправимый вред. И они причинят его, если мы не успеем их обезвредить.

— Успеем, сэр, — успокоил собеседника Томми.

— Почему вы так уверены?

— Вы же сами сказали — мы должны успеть. Человек с удочкой обернулся и пристально посмотрел на своего подчиненного, заново оценив энергичную линию его подбородка. Довольный результатами, он, не повышая голоса, бросил:

— Молодец! — Затем опять вернулся к делу: — Что вы скажете о здешних женщинах? Ничего подозрительного не заметили?

— Нет. Только вот сама хозяйка мне что-то не нравится.

— Навести о ней справки я, конечно, могу, — задумчиво произнес Грант, — но, как я уже сказал, это рискованно.

— Вы правы, рисковать не стоит. Она — единственная, кто вызывает у меня подозрения. Остальные: молодая мать, суетливая старая дева, безмозглая супруга ипохондрика Кейли и старая великанша-ирландка внешне кажутся вполне безобидными.

— Это все?

— Нет. В пансионе живет еще миссис Бленкенсоп. Прибыла три дня назад.

— Ну?

— Это моя жена.

— Что?

От изумления мистер Грант даже повысил голос. Он круто повернулся, глаза его гневно сверкнули.

— Я как будто предупреждал вас, Бирсфорд, что вам запрещается посвящать в это дело жену.

— Так точно, сэр. Сейчас я все расскажу.

И Томми в нескольких словах поведал обо всем, что произошло. Он не смел поднять на шефа глаза и всячески старался, чтобы в голосе его не прозвучала тайная гордость за Таппенс. Последовала минута молчания, затем раздались странные звуки. Грант захохотал.

— Снимаю шляпу перед этой женщиной, — выдавил он наконец. — Такие попадаются одна на тысячу.

— Согласен, — поддержал Томми.

— Ну и посмеется же надо мной Истхемптон, когда я ему расскажу! Он ведь предупреждал меня — не пытайтесь ее отстранить, она все равно вас проведет. Я не послушался, и вот, пожалуйста… Впрочем, это нам урок: надо всегда быть начеку. Я заранее удостоверился, что в квартире только вы и ваша жена. Я действительно слышал в трубке женский голос, умолявший вашу жену немедленно приехать. И все-таки меня надули с помощью старого как мир приема — стука захлопнувшейся двери. Да, ваша жена — умная женщина. — Грант помолчал и добавил: — Передайте миссис Бирсфорд, что я приношу ей свои извинения. Думаю, что никто, даже вы сами, не уговорит вашу жену держаться подальше от опасности.

— Не знаю, стал ли бы я это делать, — задумчиво отозвался Томми. — Понимаете, у нас с Таппенс не такие отношения. Мы всегда за все беремся вместе.

Глава четвертая

Когда перед самым обедом Таппенс вошла в гостиную, там находилась только одна обитательница «Сан-Суси» — миссис О'Рорк, восседавшая у окна наподобие гигантского Будды.

Встретила она Таппенс с отменной сердечностью.

— А, вот и вы, миссис Бленкенсоп! Присядьте и расскажите, как провели день. Вам нравится Лихемптон?

Таппенс все время казалось, что в миссис О'Рорк есть нечто колдовское: ирландка чем-то напоминала ей великаншу людоедку из детских сказок. Поэтому не без робости она ответила, что Лихемптон ей, несомненно, понравится и что ей будет здесь хорошо.

— Настолько, конечно, — грустно добавила миссис Бленкенсоп, — насколько это возможно для женщины, которая постоянно в тревоге.

— Полно! Не надо так расстраиваться, — утешила ее миссис О'Рорк. — Не сомневайтесь, ваши милые мальчики вернутся к вам целыми и невредимыми. Вы говорили, один из них служит в авиации?

— Да, Раймонд.

— И где же он сейчас? Во Франции? В Англии?

— Пока в Египте, но, судя по тому, что он написал мне в последнем письме… Конечно, он ничего прямо не говорит, но у нас с ним свой личный шифр: определенные фразы означают определенные вещи. По-моему, я имею на это право.

— Разумеется, — не задумываясь, отрезала миссис О'Рорк, — это право матери.

— Понимаете, мне просто необходимо знать, где он.

Миссис О'Рорк наклонила свою буддоподобную голову.

— Полностью разделяю ваши чувства. На вашем месте я тоже обманывала бы цензуру, да, да, обманывала бы. А как ваш второй сын — тот, что на флоте?

Таппенс разразилась целой сагой о Дугласе.

— Я чувствую себя такой одинокой вдали от моих мальчиков: ведь раньше кто-нибудь из них всегда оставался со мной. Вот я и подумала — не уехать ли мне из Лондона в какое-нибудь тихое место, где хорошее обслуживание, — заключила она наконец и умолкла.

— И правильно сделали. В Лондоне жить сейчас невозможно — он такой мрачный! Кстати, я сама старая лондонка. У меня была антикварная лавка. Может, вы даже знаете ее? На Корнэби-стрит, в Челси? На вывеске написано «Кэт Келли». Красивые у меня бывали вещи! Прелесть! Канделябры, люстры, чаши для пунша и тому подобное. И, кроме того, мебель. Прелестные вещи, и клиентура хорошая. А потом война, и все кончилось. Счастье еще, что отделалась я сравнительно небольшими убытками.

У Таппенс мелькнуло смутное воспоминание: магазинчик, набитый стеклом так, что не повернуться; низкий настойчивый голос; крупная властная женщина. Да, да, она бывала в заведении миссис О'Рорк.

— Я не из тех, кто вечно ноет, — продолжала женщина. — А таких в нашем пансионе хватает. Возьмите хоть мистера Кейли с его кашне и пледами. Вечно он плачется, что дело его пошло прахом. Но ведь это неизбежно — на то и война!.. Или маленькую миссис Спрот, которая только и знает, что хнычет о своем муженьке.

— Он на фронте?

— Как бы не так! Служит клерком в страховой конторе, получает гроши и так боится бомбежек, что с самого начала войны отправил жену сюда. Не поймите меня превратно. Я считаю, что он поступил правильно, раз у них ребенок, да еще такой милый, как Бетти. Просто миссис Спрот слишком уж беспокоится о своем супруге, хотя он навещает ее, когда Может. Она уши всем прожужжала о своем Артуре. Ему, видите ли, так не хватает ее! А по-моему, он вовсе без нее не скучает — ему наверняка есть чем заняться.

— Мне так жаль матерей! — вздохнула Таппенс. — Расстаешься с детьми — живешь в вечной тревоге; уезжаешь вместе с ними — мужу одному трудно.

— Вот именно! Кстати, и жить на два дома дороговато.

— В нашем пансионе, по счастью, цены умеренные.

— О, да. Свои деньги здесь оправдываешь. Миссис Перенна хорошая хозяйка. Только странная она какая-то.

— В каком смысле? — полюбопытствовала Таппенс.

— Вы, наверно, думаете, что я ужасная сплетница, — подмигнув ей, сказала миссис О'Рорк. — И то верно. Меня интересуют люди, поэтому я и стараюсь почаще сидеть в этом кресле; отсюда видно, кто входит, кто выходит, кто находится на веранде, что творится в саду… О чем это мы говорили? Ах да, о миссис Перенне и ее странностях. Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, у этой женщины была в жизни большая драма.