СТРАХ

Человеку нужно быть серьёзным, так как только по-настоящему серьёзные люди могут жить полной и целостной жизнью. И серьёзность эта не исключает радости и наслаждения; и всё же пока присутствует страх, человек не может узнать, что значит испытывать великую радость. Страх, видимо, является одним из самых распространённых явлений в нашей жизни; странным образом мы приняли страх как стиль жизни, так же, как мы приняли в качестве образа жизни насилие во всех его разнообразных формах, и мы успели привыкнуть к состоянию психологического страха. Мы должны, как мне кажется, до конца исследовать вопрос страха, полностью его понять, чтобы уходя отсюда, мы были от него свободны. Это вполне осуществимо; это не просто теория и не надежда. Если человек отдаёт всё своё внимание этому вопросу страха, тому, как он подходит к нему, как смотрит на него, человек обнаружит, что ум — ум, который столько страдал, испытал столько боли, жил в величайшей скорби и страхе, — полностью свободен от него.

Исследуя эту проблему, абсолютно необходимо не иметь никаких предубеждений, которые помешали бы пониманию истины «того, что есть». В этом совместном путешествии нам не понадобится ни принимать или отвергать что-либо, ни говорить себе, что избавиться от страха абсолютно невозможно, или, наоборот, возможно. Чтобы исследовать этот вопрос, человеку нужен свободный ум; такой ум, который, не приходя ни к каким выводам, свободен для наблюдения, для исследования.

Существует так много форм психологического и психосоматического страха. Для рассмотрения каждой из этих различных форм, каждого аспекта, потребовалось бы очень много времени. Но мы можем наблюдать общее качество страха, его природу, его структуру — не запутываясь в деталях конкретной формы своего собственного страха. Когда человек понимает природу и структуру страха как такового, с этим пониманием он может подойти и к конкретному страху.

Можно бояться темноты, бояться жену или мужа, или того, что говорят, думают или делают другие люди; можно бояться чувства одиночества, пустоты жизни и скуки нашего бессмысленного существования. Можно бояться будущего, неопределённости, ненадёжности завтрашнего дня, или бомбы. Можно бояться смерти, окончания собственной жизни. Существует так много форм страха, как невротических, так и здравых, рациональных — если только страх может быть рациональным или здравым. Большинство из нас невротически боится прошлого, настоящего, будущего; так что в страх вовлечено время.

Существуют не только сознательные страхи, те, в которых человек отдаёт себе отчёт, но и те страхи, что живут глубоко внутри, что спрятаны в глубинах его ума. Как следует человеку обращаться с теми и другими видами страха? Страх, несомненно, заключается в уходе от «того, что есть»; это побег, бегство, попытка уклониться от того, что фактически есть; именно это бегство и порождает страх. Страх также появляется и там, где существует любого рода сравнение — сравнение себя, такого, какой вы есть, с тем, каким, как вам кажется, вы должны быть. Так что страх — в движении от того, что действительно есть, не в объекте, от которого вы стремитесь убежать.

Ни одна из этих проблем страха не может быть разрешена с помощью воли, когда вы говорите себе: «Я не буду бояться». Подобные акты воли не имеют смысла.

Мы рассматриваем очень серьёзную проблему, которой надо посвятить всё наше внимание. Человек не может быть внимательным, если он пытается истолковать, перевести или сравнить то, что говорится, с тем, что он уже знает. Человек должен слушать — искусство, которому следует учиться, поскольку обычно человек непрерывно сравнивает, оценивает, судит, соглашается, отвергает, и при этом совершенно не слушая; фактически, он сам не даёт себе слушать. Чтобы полноценно слушать, необходимо отдавать слушанию всё своё внимание; и это не означает, что человек соглашается или не соглашается. Когда мы исследуем вместе, не существует согласия или несогласия; но «микроскоп», через который мы смотрим, может быть не в порядке. Если человек смотрит через точный микроскоп, тогда то, что видит он, увидит и другой; и потому никакого вопроса согласия или несогласия не существует. Пытаясь исследовать вопрос страха в целом, человек должен отдать этому всё своё внимание; и пока проблема страха не разрешена, страх омертвляет ум, делает его нечувствительным, тупым.

Как происходит выявление скрытых страхов? Можно узнать о своих сознательных страхах — вскоре после чего приходит умение обращаться с ними, — но существуют и скрытые страхи, быть может, намного более важные. Так что же человеку делать с ними, как выявить их? Можно ли это сделать с помощью анализа, стараясь найти их причину? Освободит ли анализ ум от страха, не от отдельного невротического страха, а от всей структуры страха? Анализ подразумевает не только время, но и того, кто анализирует, анализирующего, затрату многих, многих дней, лет, даже всей жизни, к концу которой вы, может быть, и поймёте кое-что, но будете уже одной ногой в могиле. Кто такой анализирующий? Если он профессионал, специалист, имеющий степень, тогда ему также потребуется время; он тоже является результатом множества форм обусловленности. Если человек анализирует сам себя, в это включено наличие анализирующего, то есть цензора, собирающегося анализировать страх, который он сам и создал. В любом случае анализ требует времени; во временном интервале между событием, которое вы анализируете, и завершением анализа возникает много других факторов, направляющих ход анализа по иному пути.

Вы должны увидеть истину того, что анализ — не путь решения проблемы, ведь анализирующий остаётся лишь фрагментом среди множества других фрагментов, составляющих «я», «эго»; он результат времени, он обусловлен. Увидеть, что анализ подразумевает время и не приносит избавления от страха, означает, что вы полностью отказались от всей идеи постепенного изменения; вы поняли, что данный фактор перемены сам является одной из главных причин страха. (Для меня, для ведущего беседу, всё это очень важно, поэтому переживания его очень сильны, и говорит он с большим чувством; однако он не занимается пропагандой, в его словах нет ничего, к чему вам следует присоединяться, ничего, чему вам следует верить; вы просто наблюдайте, учитесь и будьте свободны от этого страха.) Так что анализ — не путь. Когда вы видите истинность этого, вы больше не мыслите с позиции анализирующего, склонного анализировать, судить и оценивать, так что ум ваш свободен от этого особого бремени, называемого анализом; поэтому он способен видеть непосредственно.

Как вам смотреть на этот страх; как выявить всю его структуру и все его скрытые элементы? Через сновидения? Сновидения — продолжение дневной деятельности во время сна, не так ли? Вы видите, что в снах всегда сеть действие, в них всё время что-то происходит, как во время бодрствования, продолжение, которое по-прежнему является частью единого движения. Так что сны не имеют никакой ценности. Посмотрите, что происходит: мы избавляемся от всего, к чему вы привыкли, — от анализа, снов, воли и времени; когда вы устраняете всё это, ум становится необычайно чувствительным, и не только чувствительным, но и разумным. Теперь, вооружённые чувствительностью, разумностью, мы собираемся смотреть на страх. (Если действительно вникать в это, вы отвернётесь от всего социального устройства, где действуют время, анализ, воля.)

Что такое страх? — как он возникает? Страх всегда к чему-то относится — он не существует сам по себе. Вы можете бояться случившегося вчера в связи с возможностью повторения этого завтра; всегда имеется фиксированная точка, из которой исходит отношение. Как во всём этом появляется страх? Вчера я испытал боль; у меня осталось воспоминание о ней, и я не хочу её повторения завтра. Мысль о вчерашней боли, мысль, включающая память о вчерашней боли, вызывает страх повторения боли завтра. Поэтому именно мысль является источником страха. Мысль порождает страх — но мысль и культивирует удовольствие. Чтобы понять страх, вы должны также понять и удовольствие — они взаимосвязаны; без понимания одного невозможно понять другое; и это означает, что нельзя сказать: «Я должен получать одно лишь удовольствие и не испытывать страх ; страх — это другая сторона монеты, называемой удовольствием.

Мысля образами вчерашнего удовольствия, мысль полагает, что завтра вы это удовольствие можете не получить, и таким образом порождает страх. Мысль пытается продлить удовольствие и тем самым питает страх. Мысль разделила себя на анализирующего и анализируемое, однако оба они — компоненты мысли, обманывающей саму же себя. Делая всё это, мысль отказывается исследовать бессознательные страхи; мысль вводит время как средство бегства от страха — и тем не менее она этим же одновременно поддерживает страх.

Мысль питает удовольствие, которое не имеет ничего общего с радостью; радость — не продукт мысли, радость — не удовольствие. Вы можете культивировать удовольствие, вы можете бесконечно думать о нём, но вы не можете проделать всё это с радостью. Как только вы начинаете думать о радости, она уходит, она становится чем-то, от чего вы получаете удовольствие, и потому она становится тем, что вы боитесь потерять.

Мысль порождает одиночество, но осуждает его, поэтому она изобретает способы бегства от него через различные формы религиозного или культурного развлечения — через вечный поиск ещё более глубокой и полной зависимости.

Мысль ответственна за эти ежедневно наблюдаемые факты; они — не изобретение ведущего беседу, не его особая философия или теория. Что же делать? Вы не можете убить мысль, уничтожить её, вы не можете сказать: «Я забуду её», не можете ей сопротивляться; если вы это делаете, это опять действие мысли, в другой её форме.

Мысль есть реакция памяти; память необходима, чтобы действовать в повседневной жизни, чтобы добраться до работы, до дома, чтобы обладать способностью разговаривать; память — это хранилище специального, прикладного, технического знания, поэтому мы нуждаемся в памяти, и в то же время вы видите, как память через мысль поддерживает страх. Память необходима во всей чистоте и ясности мысли в одном направлении — техническом, прикладном — для ежедневных действий, чтобы зарабатывать на жизнь, и тому подобное, — но всё же вы видите и тот факт, что она также порождает страх. Что должен делать ум? Как вы ответите на этот вопрос после того, как мы рассмотрели различные факты, связанные с анализом, с временем, с бегством, с зависимостью, после того, как мы увидели, что движение от «того, что есть» является страхом; само это движение и есть страх. После наблюдения всего этого, осознания истины всего этого — не в качестве мнения или вашего случайного суждения — каков ваш ответ на поставленный вопрос? Как может мысль функционировать эффективно, здраво — и в то же время не превращаться в опасность из-за порождаемого ею страха?

Каково состояние ума, прошедшего через всё это? Каким уровнем понимания обладает ум, исследовавший все эти разные факторы, которые мы показали, объяснили, наблюдали? — каково качество вашего ума в настоящий момент? — ведь именно от этого качества зависит ваш ответ. Если вы действительно участвовали в этом путешествии, шаг за шагом, исследуя всё, что мы обсуждали, тогда ваш ум — и вы это увидите — стал удивительно разумным, живым, чувствительным, поскольку он сбросил с себя весь груз, который накопил до этого. Как вы теперь наблюдаете весь процесс мышления? Есть ли центр, из которого вы мыслите, центр, который, будучи цензором, судит, оценивает, осуждает и оправдывает? Вы по-прежнему мыслите из этого центра? — или же центра нет вообще, хотя сама мысль и есть? Вы видите разницу?

Мысль создала центр в виде «я» — «я», моё мнение, моя страна, мой Бог, мой опыт, мой дом, моя мебель, моя жена, мои дети; вы знаете — «я», «я», «я», «я». Это тот центр, из которого вы действуете. Этот центр разделяет. Этот центр и это разделение являются очевидной причиной конфликта — когда ваше мнение противостоит мнению кого-то ещё, моя страна, ваша страна — всё это разделение, созданное мыслью. Вы наблюдаете из этого центра и по-прежнему охвачены страхом, ибо центр отделил себя от того, что он назвал страхом; центр говорит: «я должен избавиться от него», «я должен проанализировать его», «я должен преодолеть его, сопротивляться ему», и прочее; тем самым вы только усиливаете страх.

Может ли ум смотреть на страх не из центра? Можете ли вы смотреть на страх, не называя его? Когда вы даёте ему название «страх», он уже находится в прошлом. Когда вы называете что-то, вы это отделяете. Итак, можете ли вы наблюдать без этого центра, не давая названия тому, что называют страхом, когда оно возникает? Для этого требуется огромная дисциплина. Тогда ум смотрит не из центра, к которому он привык, и тогда страху, как скрытому, так и явному, приходит конец.

Если сегодня вы не увидели истину этого, не делайте из этого проблему и не уносите её домой, чтобы подумать о ней. Истина — нечто, что вы должны увидеть мгновенно, и чтобы увидеть что-то ясно, необходимо отдать этому своё сердце, свой ум и всё своё существо немедленно.

Участник беседы: Вы говорите, что вместо того, чтобы убегать от страха, что по существу означает бояться его, мы должны принять страх?

Кришнамурти: Нет, сэр. Не принимайте ничего. Не принимайте страх, но взгляните на него. Вы никогда на страх не смотрели, не правда ли? Вы никогда не говорили: «Хорошо, я боюсь, дай-ка я посмотрю». Вы скорее говорите: «Я боюсь, дай-ка включу радио», или пойду в церковь, или возьму книгу, или прибегну к помощи веры, — любое движение прочь. Поскольку вы никогда не смотрели на страх, вам никогда напрямую не доводилось вступать с ним в контакт; никогда не смотрели вы на страх, не называя его, не убегая от него и не стараясь преодолеть его. Просто будьте с ним, не предпринимая никакого движения прочь от него, и если это сделаете, вы увидите, что произойдёт очень необычная вещь.

Участник беседы: После того как встречаешься со страхом, можно ли стать им?

Кришнамурти: Вы и есть страх; как можете вы стать им? Вы — это страх, только мысль, не зная, что с ним делать, и сопротивляясь ему, отделила себя от страха; отделяя себя от страха, мысль становится «наблюдающим» этот страх, который сопротивляется страху или убегает от него. Но «наблюдающий», тот, кто сопротивляется, — это тоже страх.

Участник беседы: Сэр, многие разочарованы тем, что не разрешается частным образом записывать лекции на магнитофон. Не могли бы вы объяснить — почему?

Кришнамурти: Я скажу — это очень просто. Прежде всего, если вы взялись записывать эту беседу, это очень помешает вашему соседу — вы возитесь с техникой, и всё прочее. Во-вторых, что более важно? — слушать, непосредственно, сейчас, то, что говорится, или же уносить запись домой, чтобы прослушать её на досуге? Когда ведущий беседу говорит: «Не позволяйте времени вмешиваться», вы, напротив, отвечаете: «Ладно, я запишу всё, что вы говорите, и возьму домой». Ведь несомненно, что страх существует именно сейчас; страх в вашем сердце, в вашем уме — он сейчас.

Участник беседы: Если это так, почему Фонд продаёт плёнки?

Кришнамурти: Разве не самое важное — слушать напрямую то, что говорится в настоящий момент, пока вы здесь? Вы взяли на себя труд прийти сюда, и ведущий беседу сделал то же самое. Мы стараемся общаться, пытаемся понять что-то именно сейчас, а не завтра. И понимание «сейчас» имеет наивысшую важность — поэтому вы должны посвятить ему всё своё внимание. Вы не можете посвятить этому всё внимание, если делаете пометки или уделяете половину внимания магнитофону.

Вы можете не понять всё услышанное сразу же, поэтому вы можете захотеть послушать вновь. Тогда купите плёнку, или не покупайте плёнку, купите книгу, или не покупайте книгу, — вот и всё. Если вы способны полностью вобрать в себя всё, о чём мы говорили сегодня вечером на протяжении одного часа и десяти минут, целиком это впитать всем вашим сердцем и умом — с этим покончено. К сожалению, вы этого не сделали; вы никогда раньше не занимали этим свой ум; вы приняли страх, вы жили с ним, и ваш страх превратился в привычку. Ведущий беседу говорит вам, чтобы вы разбили, разрушили всё это. И ведущий беседу говорит: «Сделайте это сейчас, не завтра». Наши умы не привыкли видеть всю природу страха целиком и то, что она подразумевает. Но если бы вы могли увидеть всё немедленно, вы покинули бы этот зал с восторженным умом. Но большинство из нас на это не способно, отсюда и плёнки.

Участник беседы: Вы наблюдаете страх — и обнаруживаете в себе движение, уводящее вас от данного наблюдения. Что вам тогда делать?

Кришнамурти: Прежде всего — не сопротивляться движению прочь. Чтобы наблюдать страх, вы должны отдавать этому всё своё внимание, и в этом внимании вы не осуждаете, не судите, не оцениваете — вы просто наблюдаете. Вы начинаете уходить из-за того, что ваше внимание блуждает с места на место, вы невнимательны, это невнимание. Оставайтесь невнимательным, но осознавайте то, что вы невнимательны, само осознавание вашего невнимания является вниманием. Если вы осознаёте своё невнимание, то осознавайте его, ничего по этому поводу не делая, только осознавайте, что вы невнимательны; и тогда само это осознание есть внимание. Это так просто. Однажды увидев это, вы избавитесь от всех конфликтов; и вы будете осознавать, не делая выбора. Когда вы говорите: «Я был внимателен, однако сейчас я невнимателен, я должен стать опять внимательным», появляется выбор. Осознавать означает осознавать без выбора.

Участник беседы: Если — как вы говорите — страх и удовольствие связаны, так может ли человек устранить страх и тем самым полностью наслаждаться удовольствием?

Кришнамурти: Восхитительно, не правда ли? Отбросить в сторону все свои страхи, чтобы можно было наслаждаться своими удовольствиями. Во всём мире каждый хочет одного и того же, некоторые очень грубо, другие же очень тонко, — убежать от страха и держаться за удовольствие. Вот удовольствие — вы курите; это удовольствие, но в нём присутствует боль, ведь вы можете заболеть. Вы испытали удовольствие, сексуальное или какое-нибудь ещё, будь вы мужчиной или женщиной, получили утешение, и прочее, — но когда другой человек смотрит в сторону, в вас зарождается ревность, гнев, разочарование — вы травмированы.

Удовольствие неизбежно приносит боль (мы не говорим: нельзя испытывать удовольствие); но взгляните на всю структуру целиком — и вы тогда узнаете, что радость, настоящее наслаждение, его красота и свобода, не имеют ничего общего с удовольствием, а потому также с болью или страхом. Если вы видите это, истину этого, тогда вы поймёте удовольствие — и отведёте ему надлежащее место.

Колледж в Сан-Диего, 6 апреля 1970

НАСИЛИЕ

Что мы будем обсуждать сегодняшним утром? Это слово «обсуждение» не совсем подходит, скорее это диалог. И мнения никуда нас не приведут, и тешить себя чисто интеллектуальными ухищрениями имеет очень мало смысла, ведь истину нельзя найти путём обмена мнениями и идеями. Так что если мы обсуждаем вместе какую-то проблему, это не должно проходить на интеллектуальном, эмоциональном или сентиментальном уровне.

Участник беседы: Я думаю, что война против коммунизма в определённом смысле оправдана. Мне бы хотелось вместе с вами выяснить, прав я или нет. Вы должны понять, десять лет прожил я при коммунизме, был в русском концентрационном лагере, сидел также в коммунистической тюрьме. Они понимают только один язык — язык силы, власти. Поэтому мой вопрос будет таким; является ли эта война самозащитой или нет?

Кришнамурти: Мне кажется, любая группа, которая начинает войну, всегда утверждает, что это война для самозащиты. Войны существовали всегда, оборонительные или наступательные; но войны существуют и на протяжении многих веков представляют собой особую чудовищную игру. И мы, к несчастью, так называемые образованные и культурные, всё же по-прежнему вовлечены в наиболее дикие формы бойни. Поэтому не следует ли нам рассмотреть вопрос, что такое это глубоко укоренившееся насилие, эта агрессия в человеке? — не можем ли мы посмотреть, возможно ли вообще быть свободным от этого?

Были люди, которые говорили: «Не прибегайте к насилию ни при каких обстоятельствах»; это предполагает мирную жизнь даже в окружении людей очень агрессивных, склонных к насилию; этим подразумевается что-то вроде особого ядра среди людей диких, жестоких, склонных к насилию. Но как ум освободит себя от своего накопленного насилия: от культурного насилия, насилия в целях самозащиты, насилия агрессии, конкуренции, насилия в попытке быть кем-то, насилия в попытке дисциплинировать себя согласно определённой модели, стать кем-то, в попытке подавить, запугать самого себя и ожесточить с целью загнать себя в ненасилие — как уму быть свободным от всех этих форм насилия?

Есть много различных форм насилия. Нужно ли нам рассматривать каждый из этих видов насилия или лучше изучить всю структуру насилия целиком? Можно ли посмотреть на целостный спектр насилия, а не на одну только его часть?

Источник насилия — наше «я», наше «эго», выражающее себя самыми различными путями: в разделении, в попытке стать кем-то или быть кем-то; «я», разделяющее себя на «я» и «не-я», на сознательное и бессознательное; «я», отождествляющее себя с семьёй или не с семьёй, с обществом или не с обществом, и тому подобное. Это похоже на камешек, брошенный в озеро, — волны распространяются и распространяются от центра, которым является «я». Пока «я» существует в какой-либо форме, едва различимой или явной, насилие неизбежно.

Но спрашивать. «В чём коренная причина насилия?», пытаться выяснить причину — это не то, что необходимо для избавления от насилия.

Мне кажется, что вот если бы я знал, почему я жесток, я покончил бы с этим. И вот я трачу недели, месяцы и годы в поисках причины, или же читаю объяснения специалистов по поводу различных причин насилия и агрессии; но в итоге я по-прежнему остаюсь склонным к насилию. Итак, исследовать ли нам вопрос насилия через изучение причины и следствия? — или же лучше взять целое и рассмотреть его? Мы видим, что причина становится следствием, а следствие переходит в причину — то есть не существует чётко разграниченных причины и следствия, но имеется цепочка, состоящая из переходящих друг в друга причин и следствий, — и прослеживая этот процесс, мы видим, что конца ему нет. Но вот если бы мы смогли посмотреть на всю эту проблему насилия целиком, мы постигли бы её настолько живо, что насилию пришёл бы конец.

Мы создали общество, наполненное насилием, и мы, как люди, также склонны к насилию в своих проявлениях; и окружение, и культура, в которой мы живём, — продукт наших стараний, нашей борьбы, боли, нашей ужасной жестокости. Поэтому самый важный вопрос таков: можно ли положить конец этому чудовищному насилию в самом себе? Это действительно вопрос.

Участник беседы: Возможно ли трансформировать насилие?

Кришнамурти: Насилие есть форма энергии; это энергия, использованная определённым образом, которая становится агрессией. Но в данный момент мы стараемся не изменить или переделать насилие, а понять насилие и постичь его настолько полно, чтобы быть свободными от него; ум вышел за его пределы — превзошёл он его или преобразил, не так уж важно. Возможно ли это? — это невозможно? — это возможно — всё это слова! Как человек думает о насилии? Как человек смотрит на него? Пожалуйста, вслушайтесь в вопрос: откуда человек знает, что он склонен к насилию или действует насильственно?