СКУКА

Дождь прекратился; дороги очистились, а с деревьев была смыта пыль. Земля освежилась; в пруду громко квакали лягушки, толстые, с раздутым от удовольствия горлом. Трава сверкала нежными капельками воды, а на земле после сильного ливня воцарился мир. Стада промокли насквозь, но во время дождя никто не ушел под укрытие, и сейчас все с довольным видом щипали траву. Несколько мальчиков играли в протоке, которая образовалась после дождя на обочине. Они были без одежды, с блестящими телами и сияющими глазами; на них было радостно смотреть. Они пользовались временем, отведенным их возрасту, и как были счастливы! Ничто, кроме игры, не имело для них значения; когда один из нас сказал им что-то, они радостно улыбнулись, хотя и не поняли ни слова. Солнце заходило, и тени становились глубокими.

Как необходимо для ума очищать себя от всякой мысли, быть постоянно пустым, не становиться пустым, но просто быть; умирать для всякой мысли, для всех воспоминаний вчерашнего дня и даже в отношении наступающего часа! Умирать так просто, а продлевать тяжело, потому что продление — это усилие быть или не быть. Усилие — это желание, а желание может умереть лишь тогда, когда ум прекратит добиваться, стяжать успех. Как легко жить просто! И это отнюдь не застой. Великое счастье в том чтобы не иметь желаний, не быть тем или иным, никуда не стремиться. Когда ум очищает себя от всех мыслей, только тогда приходит творческое безмолвие. Ум не может быть безмолвным, пока он блуждает в поисках достижений. Достижение для yма означает добиться успеха, а успех всегда одинаков, будет ли он в самом начале или в конце. Ум не может стать чистым, если он продолжает плести ткань собственного становления.

Она рассказала, что всегда была деятельна в разных областях жизни: и с детьми, и в общественных делах, и в спорте. Но за этой активностью стояла внутренняя опустошенность, мертвящая и непрестанная. Ей было скучно от жизненной рутины, от yдовольствий, от страданий, от лести, вообще от всего. Насколько она могла припомнить, скука, подобно туче, стояла над всей ее жизнь. Она делала попытки уйти от нее, но любой новый интерес вскоре приедался и превращался в мертвящую усталость. Она много читала, прошла через обычные трудности семейной жизни, но на всем этом лежала печать томящей пустоты. Это не было связано со здоровьем, так как физически она чувствовала себя хорошо.

— Как вы думаете, почему у вас появилась скука? Может быть, это результат крушения или подавления какого-либо глубокого желания?

«Едва ли. У меня было несколько трудностей внешнего порядка, но они никогда меня не волновали. Когда они появлялись, я встречала их радостно и достаточно разумно и никогда не бывала выбита из колеи. Не думаю, что мое волнение и беспокойство было крушением надежд, так как я всегда могла иметь все, что хотела. Я же не просила луну с неба и была благоразумна в своих требованиях; но, тем не менее, это чувство скуки никогда меня не покидало, была ли я с семьей или на работе».

— Что вы понимаете под скукой? Имеете ли вы в виду неудовлетворенность? Не означает ли это, что ничто не дает вам полного удовлетворения?

«Это не совсем так. Я воспринимаю неудовлетворенность совершенно так же, как и любой нормальный человек, но я могу примириться с неудовлетворенностью, которой нельзя избежать».

— Чем вы интересуетесь? Имеется ли у вас какой-нибудь глубокий интерес?

«Едва ли. Если бы у меня был какой-либо глубокий интерес, мне никогда не было бы скучно. Уверяю вас, по природе я — энтузиастка, и если бы у меня возник глубокий интерес, я не рассталась бы с ним так легко. У меня было много непродолжительных увлечений, но все они, в конце концов, завершались этой мрачной тучей душевной опустошенности».

— Что вы понимаете под интересом? Откуда этот переход от интереса к скуке? Что означает интерес? Вы интересуетесь тем, что вам нравится, что доставляет вам удовольствие, не правда ли? Не является ли такой интерес процессом приобретения? Вы, конечно, не проявляли бы интереса к тому или иному объекту, если бы не имели в виду что-то приобрести, не так ли? У вас поддерживается интерес, пока вы приобретаете. Само приобретение есть интерес, не правда ли? Вы стремились получить удовлетворение от всего, с чем соприкасались; и когда вы использовали все до конца, вполне естественно, что вам все надоело. Всякое приобретение есть форма скуки, душевной усталости. Мы жаждем новых игрушек. Как только нам надоела одна из них, мы обращаемся к другой, причем всегда находится новая игрушка, на которую мы обращаем внимание. Мы направляем внимание на тот или иной предмет в надежде что-то приобрести. Предметом приобретения может быть удовольствие, знание, слава, власть, умение, семья и прочее. Когда уже нет ничего нового, что можно было бы получить от какой-нибудь религии, от какого-либо спасителя, мы теряем к ним интерес и обращаемся к другой религии. Некоторые предпочитают дремать, пребывая в какой-нибудь организации, и никогда не просыпаются, а те, которые, наконец, пробуждаются, вновь засыпают, присоединяясь к другой организации. Вот это движение, направленное к приобретению, называют расширением мысли, прогрессом.

«Неужели интерес — это всегда стяжание?»

— Да, это так. Разве вы интересовались бы чем-либо, если бы это ничего вам не давало, будь то спортивная игра, разговор, книга, человек? Если рисование вам ничего не дает, вы проходите мимо него, если то или иное лицо не стимулирует вас, не может расшевелить тем или иным способом, если ваши взаимоотношения не дают вам ни радости, ни горя, тогда вы теряете интерес к нему, вам становится скучно. Вы этого не замечали?

«Замечала. Но я никогда до сих пор не подходила к этому вопросу подобным образом».

— Вы не пришли бы сюда, если бы чего-то не хотели. Вы хотите быть свободной от скуки; так как я не могу дать вам это освобождение, то она снова овладеет вами. Но если мы сможем вместе понять процесс приобретения, интереса, скуки, тогда, возможно, придет свобода. Свободу нельзя приобрести. Если вы ее приобретете, вам скоро станет с нею скучно. Не притупляет ли стяжание ум? Приобретение, позитивное или негативное, — это бремя. Как только вы что-то приобрели, вы теряете к нему интерес. Желая приобрести, вы оживлены, заинтересованы; но владение — это скука. Вы можете хотеть владеть большим, но стремление к большему — это лишь движение к скуке. Вы пробуете различные формы стяжания, но пока существует усилие, направленное к стяжанию, до тех пор поддерживается интерес. Приобретение всегда имеет конец, поэтому всегда существует скука. Не это ли происходит с вами?

«Я думаю, что да. Но я не совсем уловила значение того, что было сказано».

— Сейчас все выяснится. Обладание утомляет ум. Всякое приобретение — будет ли это знание, собственность, добродетель — ведет к невосприимчивости. Природа ума состоит в том, чтобы достигать, поглощать, не так ли? Или вернее, образец, который ум для себя создал, представляет собой модель накопления. Такой деятельностью ум готовит собственную усталость и скуку. Интерес, любопытство — это начало стяжания, которое вскоре становится скукой; а стремление быть свободным от скуки — всего лишь другая форма стяжания, владения. Так ум переходит от скуки к интересу и снова к скуке, пока не дойдет до крайней усталости; и эти, следующие одна за другой волны интереса и усталости считают жизнью.

«Но как можно быть свободной от стяжания, чтобы больше его не было?»

— Только познав на опыте истину всего процесса стяжания, достижения, и не стараясь быть не склонной к стяжанию, отрешенной. Быть не склонной к стяжанию — это всего лишь другая форма склонности к стяжанию, которая скоро становится изнурительной, наводящей тоску. Трудность, если можно так выразиться, состоит не в словесном понимании того, что сказано, но в том, чтобы испытать, пережить на опыте ложное как ложное. Увидеть истинное в ложном — это начало мудрости. Для ума трудно пребывать в безмолвии, так как ум всегда беспокоен, всегда находится и погоне за чем-то, всегда приобретает или отказывается. Ум никогда не бывает тихим; он ищет и находит, он находится в непрерывном движении. Прошлое, отбрасывая тень на настоящее, создает свое собственное будущее. Это — движение во времени, и между мыслями едва ли когда-нибудь бывает промежуток. Одна мысль следует за другой без перерыва; ум постоянно оттачивает ими себя и изнашивается. Если все время затачивать карандаш, то вскоре от него ничего не останется; аналогично и ум постоянно использует себя и приходит к истощению. Ум всегда боится прийти к концу. Но жизнь — это постоянное завершение изо дня в день; это умирание по отношению ко всякому стяжанию, к воспоминаниям, переживаниям, к прошлому. Как может происходить жизнь, если существует переживание, опыт? Опыт — это знание, память; но является ли память, воспоминание состоянием переживания? Присутствует ли в состоянии переживания память как переживающий? Очищение ума — это жизнь, это творчество. Красота существует в процессе переживания, не в пережитом, потому что пережитое — это всегда прошлое, а прошлое не является тем, что мы переживаем, оно не живое. Очищение ума — это успокоение сердца.

ДИСЦИПЛИНА

Мы проехали полосу оживленного движения и с главной улицы свернули в тихий переулок. Оставив машину, пошли по дороге, которая вилась среди пальмовых рощ и вдоль зеленого, уже созревающего рисового поля. Как прекрасно было это длинное, изогнутое рисовое поле, обрамленное высокими пальмами! Был прохладный вечер, и слабый ветерок слегка колыхал на деревьях густую листву. Неожиданно за поворотом дороги показалось озеро. Оно было длинное, неширокое и глубокое. Пальмы по обеим его сторонам стояли так тесно одна к другой, что пройти между ними было почти невозможно. Ветерок по воде гнал рябь, а вдоль берега слышалось журчание и приглушенный шум голосов. Несколько мальчиков купались нагишом, не стыдящиеся и свободные. Их тела блестели и были прекрасны, хорошо сложенные, стройные и гибкие. Они заплывали до середины озера, потом возвращались и плыли снова. Тропа вела мимо деревни. На обратном пути над водой сияла полная луна. Мальчики ушли. Лунный свет отражался в воде, а пальмы стояли, как белые колонны в тенистом мраке.

Он приехал издалека и жаждал выяснить вопрос о том, как подчинить ум. Он сказал, что вполне сознательно удалился от мира и вел весьма простую жизнь с родственниками, и все время тратил на то, чтобы побороть свой ум. В течение многих лет он делал упражнения по определенной системе, но ум все еще не находился под контролем и всегда готов был вырваться на свободу, подобно животному на привязи. Он подвергал себя голоданию, но это не помогало; производил эксперименты с диетой — это немного улучшило дело, но не внесло мира. Его ум постоянно создавал те или иные образы, восстанавливая сцены прошлого, уже пережитые чувства и события, или же думал о том, что вот завтра он достигнет тишины. Но это завтра никогда не наступало, а упражнения сделались сплошным кошмаром. Чрезвычайно редко ум бывал безмолвен, но и это безмолвие вскоре становилось предметом воспоминаний, событием прошлого.

— То, что человек преодолел, он должен преодолевать вновь и вновь. Подавление — одна из форм преодоления, так же как замена одного другим и сублимация. Желание победить неизбежно порождает новый конфликт. Почему вы хотите покорить свой ум, успокоить его.

«Я всегда интересовался религиозными вопросами, изучал многие религии. Все они говорят, что для познания Бога ум должен стать безмолвным. С тех пор, как я себя помню, я всегда жаждал найти Бога, непреходящую красоту мира, красоту вот этого рисового поля и этой запущенной деревни. Передо мной раскрывалась весьма многообещающая карьера; я был за границей и все прочее; но однажды я просто ушел от этого в поисках безмолвия. Я слышал то, что вы говорили вчера о безмолвии, и вот я пришел сюда».

— Для того чтобы найти Бога, вы стараетесь подчинить свой ум. Но разве тишина ума — это путь к Богу? Разве безмолвие — это монета, которая раскроет врата небес? Вы хотите купить себе путь к Богу, к истине — назовите это как угодно. Но можно ли купить вечное за добродетели, отречение или умерщвление плоти. Мы думаем, что если будем выполнять определенные действия, упражняться в добродетели, соблюдать целомудрие, удаляться от мира, то сможем измерить неизмеримое. Но ведь это — коммерческая сделка, разве не так? Наша «добродетель» оказывается средством для достижения цели.

«Однако дисциплина необходима для того, чтобы подчинить ум, а иначе не наступит мир. Я просто-напросто в недостаточной степени прошел курс дисциплины, и это — моя ошибка, а не вина дисциплины».

— Дисциплина — это средство для достижения цели. Но ведь ваша цель — неведомое. Истина — это неизвестное, она не может быть известным; если она является известным, то это не истина. Если вы можете измерить неизмеримое, то это не есть неизмеримое. Наша мерка — слово; но слово не есть реальное. Дисциплина — это средство, а средство и цель — совсем не два различных явления, не правда ли? Несомненно, цель и ведущие к ней средства — это одно. Средства — это цель, единственная цель; не существует цели вне средств. Насилие как средство достижения мира — это лишь продолжение насилия. Средства — вот все, что имеет для вас значение, а совсем не цель; цель определяется средствами; цель — не нечто отдельное, существующее вне средств.

«Я хочу внимательно все выслушать и постараться понять то, что вы говорите. Если мне не все будет понятно, я переспрошу».

— Вы используете дисциплину, контроль в качестве средства для достижения тишины ума, разве не так? Дисциплина предполагает сообразование с образцом; вы устанавливаете внутренний контроль для того, чтобы быть тем или иным. Не является ли дисциплина, в сущности, насилием? Когда вы дисциплинируете себя, это, может быть, доставляет вам удовлетворение; но не является ли само это удовлетворение какой-то формой сопротивления, которое культивирует новый конфликт? Не оказывается ли так, что практическое применение дисциплины равносильно культивированию самозащиты? Но ведь то, что является предметом защиты, всегда будет подвергаться нападению. Не влечет ли за собой дисциплина подавление того, что есть, с целью достижения желаемого результата? Подавление, замена одного другим, сублимация — все это укрепляет усилие и вызывает новый конфликт. Вы можете добиться успеха в подавлении какого-нибудь заболевания, но оно снова появится в другой форме, пока вы не вырвете его с корнем. Дисциплина — это подавление, преодоление того, что есть. Дисциплина — это насилие; итак, с помощью «ложных» средств мы надеемся достичь «истинной» цели. Но возможно ли, чтобы благодаря сопротивлению проявилась свобода, истина? Свобода существует с самого начала, а не в конце: цель — это первый шаг, а средства — это результат. Первым шагом должна быть свобода, а не последним. Дисциплина включает принуждение, в тонкой или грубой форме, исходящее извне или наложенное на себя изнутри. Но где имеется принуждение, там страх. Страх, принуждение используются как средство для достижения цели, цели, являющейся любовью. Но может ли любовь быть достигнута через страх? Любовь существует тогда, когда нет страха, на каком бы то ни было уровне.

«Но без некоторого принуждения, приноравливания может ли вообще функционировать ум?»

— Сама деятельность ума есть препятствие к его собственному пониманию. Вы никогда не замечали, что понимание приходит лишь тогда, когда ум, как мысль, перестает действовать? Понимание приходит с прекращением процесса мышления, в интервале между двумя мыслями. Вы говорите, что ум должен быть безмолвен и, однако, выражаете желание, чтобы он продолжал функционировать. Если в отношении к своему уму мы сумеем проявить искреннее внимание, наблюдательность — мы его поймем; но наш подход настолько сложен, что он препятствует пониманию. Мы не говорим, конечно, о дисциплине, контроле, подавлении, сопротивлении, но о процессе и прекращении самой мысли. Когда мы говорим, что ум блуждает, то что это значит? Это просто означает, что мысль непрестанно перескакивает от одного соблазна к другому, от одной ассоциации к другой и находится в постоянном возбуждении. Возможно ли для мысли прийти к концу?

«Как раз к этому и сводится моя проблема. Я хочу прекратите мысль. Мне понятна теперь бесполезность дисциплины; я действительно вижу всю ложность и неразумность этого курса и в дальнейшем не буду его придерживаться. Но как мне покончить с мыслью?»

— Опять-таки прошу вас выслушать без предубеждений, не противопоставляя друг другу своих или чужих выводов; слушайте, чтобы понять, а не просто для того, чтобы принять или отвергнуть. Вы спрашиваете, каким образом можно покончить с мыслью. Являетесь ли вы, мыслящий, сущностью, отдельной от ваших мыслей? Полностью ли вы отличны от них? Не являетесь ли вы вашими собственными мыслями? Мысль может поставить мыслящего на весьма высокий уровень, назвать его тем или иным именем, отделить от себя — и, тем не менее, мыслящий продолжает оставаться в рамках мыслительного процесса, не так ли? Существует лишь мысль, и эта мысль создает того, кто мыслит; она придает ему форму и делает его перманентной, отдельной сущностью. Мысль видит, что она сама непостоянна, находится в непрестанном движении; поэтому она порождает мыслящего, как неизменную сущность, отдельную и отличную от нее самой. Вот теперь мыслящий начинает оперировать мыслью; мыслящий говорит: «Я должен покончить с мыслью». На самом деле, существует только процесс мысли и не существует того, кто мыслит, находясь вне мысли. Крайне важно пережить эту истину, чтобы не было простого повторения фраз. Существуют только мысли, но не мыслящий, который ими мыслит.

«Но каким образом первоначально возникает сама мысль?»

— Она появляется благодаря восприятию, соприкосновению, ощущению, желанию и отождествлению, «я хочу», «я не хочу» и т.д. Это довольно просто, не правда ли? Наша проблема состоит в том, каким образом мысль может прийти к концу. Любая форма принуждения, сознательная или бессознательная, совершенно бесполезна, так как предполагает существование того, кто контролирует, того, кто дисциплинирует; а такой сущности, как мы видели, нет. Дисциплина — это процесс осуждения, сравнения, оправдания. Но когда нам совершенно ясно, что не существует такой отдельной единицы, как мыслящий, как тот, кто дисциплинирует, тогда остаются только мысль и процесс мышления. Мышление — это ответ памяти, опыта, прошлого. Это опять-таки необходимо понять, и не на словесном уровне: это должно стать предметом переживания. Вот тогда появляется пассивная бдительность, при которой нет мыслящего, приходит такое осознание, при котором мысль полностью отсутствует. Ум — это совокупность прошлого опыта, сознание «я», которое всегда пребывает в прошлом; он спокоен лишь тогда, когда не проецирует себя, то есть когда в нем отсутствует желание становления.

Ум пуст только тогда, когда мысль отсутствует. Мысль может прийти к концу не иначе, как через пассивное наблюдение каждой мысли. В таком осознании нет наблюдающего, нет критика; а при отсутствии критического взгляда существует одно только переживание. В состоянии переживания нет ни того, кто переживает, ни того, что является предметом переживания. Предмет переживания — это мысль, которая порождает мыслящего. Только тогда, когда ум находится в состоянии переживания, приходит тишина, безмолвие, которое не создано, не составлено из частиц. Только в таком безмолвии может проявиться реальное. Реальное — вне времени и вне измерения.

КОНФЛИКТ. СВОБОДА. ОТНОШЕНИЕ

«Конфликт между тезисом и антитезисом неизбежен и необходим. Он влечет за собой синтез, а из синтеза снова рождается тезис с соответствующим антитезисом и так далее. Существует непрерывный конфликт, и только благодаря конфликту всегда происходит всякий рост, всякий прогресс».

— Приносит ли конфликт понимание наших проблем? Ведет ли он к росту и прогрессу? Он может обусловить второстепенные улучшения, но разве по своей природе конфликт не является фактором разрушения? Почему вы так настаиваете на необходимости конфликта?

«Все мы знаем, что конфликт имеется на всех уровнях нашего существования, так зачем же его отрицать или не замечать?»

— Невозможно отворачиваться от постоянной борьбы, существующей внутри человека и вне его. Но разрешите спросить, почему вы так настаиваете на необходимости конфликта?

«Конфликт нельзя отрицать, он составляет часть человеческой жизни. Мы используем его как средство для достижения цели, а цель заключается в создании справедливых условий жизни для человека. Наши действия направлены к этой цели, и мы используем для ее достижения все средства. Амбиция, конфликт — это присущие человеку свойства, и они могут быть использованы как во вред ему, так и на пользу. Благодаря конфликту мы подвигаемся к великим свершениям».

— Что вы понимаете под конфликтом? Между чем и чем он происходит?

«Конфликт между тем, что было, и тем, что будет».

— «То, что будет» — это отделенный отзвук того, что было и что есть. Под конфликтом мы понимаем борьбу между двумя противоположными идеями. Но способствует ли противоречие, в какой бы то ни было форме, пониманию? Когда имеется понимание любой проблемы?

«Существует классовый, национальный, идеологический конфликт. Конфликт — это противоположение, сопротивление, вызванное неосведомленностью в отношении некоторых основных исторических фактов. Сопротивление вызывает рост, прогресс, а весь процесс в целом и есть жизнь».

— Мы знаем, что конфликт существует на самых различных уровнях жизни, и было бы нелепо отрицать это. Но является ли этот конфликт необходимым? Мы до сих пор принимали то, что он существует, или ловко его обосновывали. В природе значение конфликта может быть совсем иным; насколько нам известно, среди животных его, возможно, совсем нет. Но для людей конфликт стал фактором огромной важности. Почему он занял такое место в нашей жизни? Соперничество, амбиция, стремление быть или не быть чем-то, воля к достижению и т.д. — все это является частью конфликта. Почему мы считаем конфликт существенно необходимым для жизни? Это не означает, конечно, что нам надо стать, безучастными. Но почему мы терпим внутренний и внешний конфликт? Необходим ли конфликт для понимания, для разрешения какой-нибудь проблемы? Не лучше ли исследовать вопрос вместо того, чтобы дать положительный или отрицательный ответ. Не лучше ли попытаться найти истину вместо того, чтобы цепляться за свои умозаключения и мнения?

«Если бы не было конфликта, разве был бы возможен переход от одной общественной формации к другой? Имущие классы никогда добровольно не откажутся от своего состояния, к ним надо применить насилие; таким образом, конфликт повлечет за собой установление нового общественного порядка, нового образа жизни. Иным путем добиться этого нельзя. Мы, может быть, не стремимся применить насилие, но нам следует смотреть прямо в лицо фактам».

— Вы беретесь утверждать, что вам известно, каким должно быть новое общество, тогда как другим это неизвестно; что только вы обладаете этим необыкновенным знанием, и вы хотите ликвидировать тех, кто стоит на вашем пути. Но, используя этот метод, который, по вашему мнению, необходим, вы только вызовете сопротивление и ненависть. То, что вы знаете, — это лишь новое предубеждение, новая форма обусловленности. Исторические исследования, ваши или ваших лидеров, дают трактовку в соответствии с определенной исходной позицией, которая и обусловливает ваш ответ. Этот ответ вы называете новым подходом, новой идеологией. Но всякий ответ мысли является обусловленным; вот почему вызвать революцию, которая основана на той или иной идее, означает продолжать в новой форме то, что было. По сути дела, вы реформаторы, а не настоящие революционеры. Реформация и революция, основанные на идее, — это факторы, вызывающие регресс общества.

Вы сказали, что конфликт между тезисом и антитезисом имеет весьма важное значение и что этот конфликт противоположностей приводит к синтезу. Не так ли?

«Конфликт между современным обществом и его противоположностью в силу давления исторических событий и т п. вызовет в конечном счете новый социальный порядок».

— Отличается ли противоположное от того, что есть, не сходно ли оно с ним? Каким путем проявляется противоположное? Не является ли оно видоизмененной проекцией того, что есть? Не содержит ли в себе антитезис элементов собственного тезиса. Антитезис, по существу, не отличается от тезиса, а синтез — это лишь измененный тезис. Хотя периодически он принимает другую окраску, изменяется, реформируется, преобразуется в соответствии с обстоятельствами и преобладающими влияниями, тезис всегда остается тезисом. Конфликт между противоположностями в высшей степени опустошителен и неразумен. Интеллектуально или словесно вы можете доказать или опровергнуть то или иное положение, но ведь это не может изменить очевидные факты. Нынешнее общество основано на индивидуальном стяжании; противоположность этому обществу, вместе с вытекающим отсюда синтезом, и есть то, что вы называете новым обществом. В вашем новом обществе индивидуальному стяжанию противостоит государственное стяжание, так как теперь руководящее начало в руках государства. Государство, а не индивидуальность, приобретает теперь наибольшую важность. Из этого антитезиса, как вы говорите, образуется, в конце концов, синтез, в котором все индивидуумы будут иметь значение. Но это будущее — воображаемое, идеал; это проекция мысли, а мысль — всегда ответ памяти, обусловленного прошлого. Получается порочный круг; выхода из него нет. Вот этот конфликт, эта борьба, заключенная в клетку мысли, и есть то, что вы называете прогрессом.

«Вы, следовательно, утверждаете, что мы должны оставаться такими, каковы мы есть, со всей эксплуатацией и коррупцией, присущей современному обществу?»

— Совсем нет. Но ваша революция не является революцией. Это лишь переход власти от одной группы к другой, замена одного класса другим. Ваша «революция» — это новое сооружение, построенное из старого материала и остающееся в рамках старого образца. Но существует и коренная, радикальная революция, которая не является конфликтом, которая не основана на мысли с ее проекциями, идеалами, догмами, утопиями, созданными личностью. Но эта коренная революция невозможна, пока мы мыслим категориями перехода одного в другое, становления большим или меньшим, достижения цели.

«Но такая революция совершенно невозможна. Разве вы говорите об этом вполне серьезно?»

— Такая революция — единственная революция, единственное коренное преобразование.

«Как же вы предлагаете ее осуществить?»

— Надо видеть ложное как ложное и видеть истинное в ложном. Коренная революция должна произойти в отношениях человека к человеку; все мы знаем, что так, как было раньше, в дальнейшем продолжаться не может; это увеличило бы скорбь и несчастья. Но все реформаторы, подобные так называемым революционерам, имеют в виду определенную цель, которой они должны достичь; поэтому они используют человека как средство для достижения своих собственных целей. Вот это использование человека для достижения цели и есть предмет нашего обсуждения. Вы не можете отделить цель от средства ее достижения, так как это единый, нераздельный процесс. Средства — это цель. Бесклассовое общество не может получиться при помощи классовой борьбы. Результаты, которые получаются при использовании неправильных средств для так называемой правильной цели, вполне очевидны. Невозможно установить мир с помощью войны или подготовки к ней. Все то, что носит характер противопоставления, спроецировано личностью; это — реакция мысли на то, что есть. Конфликт, связанный с достижением цели, — это тщетная и иллюзорная борьба внутри клетки, созданной нашей мыслью. То, что получится из этого конфликта, не принесет человеку ни облегчения, ни свободы. Без свободы не может быть счастья. Свобода не есть идеал, созданный умом. Сама свобода есть единственное средство достичь свободы.

Пока человек является орудием, которое используют психологически или физически, во имя Бога или во имя государства, до тех пор будет существовать общество, основанное на насилии. Использование человека для той или иной цели — это ловкий маневр, который применяют политики и священнослужители. В нем отрицаются истинные взаимоотношения между людьми.

«Что вы имеете в виду?»

— Если мы используем друг друга для взаимного удовлетворения, могут ли существовать между нами какие-либо взаимоотношения? Когда вы используете другого человека для ваших удобств подобно тому, как вы используете какой-нибудь предмет домашней обстановки, существуют ли у вас истинные взаимоотношения с этим лицом?