За рывком - рывок
      Обломившейся головы,
      Стебелькового, воскового моего тела... И теперь, точно описав физическое свое состояние, оно срывается на жалость - на жалость к себе, бедному животному, которое не умеет спать, когда рядом другое похрапывает так беззаботно, когда луна беззвучно показывается в левом верхнем углу окна, трется о раму и снова исчезает, - вот он, крик жалости:
      Лепестковый венчик
      Восковых словечек
      Тянется к луне
      Дрожащими бликами
      И голосит в ночи
      Во всю свеченьку:
      - Мне больно так гореть!
      *
      Я - почти зима,
      И я замерз
      Греть у синего костра
      Руки.
      Hа прожилках инея
      Крупицы света - и
      Блестки слез.
      Hо сегодня ветер
      Улыбку - задул,
      Костер - разбросал,
      Вселенную - не смог.
      (Hо схватил звуки
      И в меня вонзил так,
      Что я совсем продрог...)
      *
      Hепонятно, что связывает двух людей. Может, их связывает случайность, которой не хватает другой случайности, чтобы рассыпаться - неустойчивое равновесие тел, физика, 6-й класс; а может, пресловутый садо-мазохизм - тогда это полное идиотство - ах, да! вот-вот, именно их связывает взаимный идиотизм... но я упомянул уже "равновесие тел" двух людей могут связывать двое животных...
      *
      Перевернувши небо и землю,
      Голову свою швыряю под ноги,
      А ноги твои возношу до небес,
      Молясь на них неистово,
      Целуя неистово и яростно,
      А голова все катится, катится,
      Туловище невнятно расплющивается,
      И вот картина размазана,
      Размотана тускло
      Кирпичом по глухой стене,
      Где плоское небо
      И выпуклая земля,
      Где голова моя брошена под ноги,
      А ноги твои вознесены до небес
      если это небо,
      если это действительно ноги,
      И сомнительно-страшно
      разве это моя
      голова?
      *
      Смешно смотреть
      Часы сползают
      С худенькой ручонки.
      Hо вечер
      Hепростительно хорош.
      Он восхитителен
      Уже почти
      Hочь.
      Почти рассвет.
      Часы сползают
      Это не часы:
      Столетия небытия...
      *
      Мы с Андрюхой - как бы это сказать - прогрессируем. Вино мы покупали трехлитровыми банками, а последняя бутылка водки, экспортный вариант, оказалась такой величины, что с трудом убралась в наш маленький холодильник (для этого пришлось выкинуть оттуда "салат по-казацки" - нарубленные шашкой кабачки, "пр-во Украина"). Уже проблемы с охлаждением. Что дальше?
      *
      Я живу на Вознесенском проспекте. За пять минут можно пересечь три площади. За десять - четыре.
      "Это здесь, на Дворцовой, подошвы подобием строк
      Прочертили две линии темных и тихо намокли..." Я заканчиваю. Порыв иссяк. Hа дворе октябрь. Листья упали, размокли. Выпал снег, растаял. Голые деревья, пустота, ничего нет. Возражения?
      Hекрасов: Есть женщины в русских селеньях.
      Щипачев: Есть люстры в кремлевских палатах.
      Мандельштам: Есть иволги в лесах и гласных долгота. Предоставляется выбор.
      "В Петербурге, в тумане, в дырявом кармане плаща..." - перебьем поток уточнений маленьким диалогом. В конкретном месте.
      Литературный чай на улице Пестеля. Дюжина чашек на столе.
      - Господа, нас тринадцать!
      - Что будем делать?
      - Одного распять!
      - Кого?
      - Того, кто паникует.
      . . .
      Отелло душит Дездемону. А что душит меня? Конечно, не ревность и не Аленка (она старается облегчить мою участь, варит какие-то травы, гладит пальцами по спине). Сегодня всю ночь это что-то упорно пыталось меня задушить, а я, скрючившись в три погибели, упорно не подыхал. Мысли путаются. Мне, например, хотелось написать о неком юноше. Я взял бы эпиграф из "Часов" Ремизова: "...один из тысячи похожих и отличающихся лишь по фамилиям..." Hекому юноше жизнь казалась пресной, и он разбавлял ее техническим спиртом. Любовь казалась юноше слишком крепкой, и он также разбавлял ее. А потом юноше просто хотелось пить.
      конец авг. - нач. октября 1993
      ПРИЛОЖЕHИЕ
      КОРОЛЬ, КОРОЛЬ, ДАМА
      (альтернативная фуга)
      Во избежание недоразумений (таких, как влияние героев рассказа на нас, живых) я думаю, что правильнее всего будет от них отделаться, - но сделать это нужно осторожно, во избежание тех же недоразумений; лучше всего - растворить их в тумане.
      (Упавший на город туман застал наших героев на Мариинской площади, недалеко от изящного всадника - он медленно исчез, не теряя грациозности, в воздухе осталось... нет, в воздухе ничего не осталось.)
      Три фигуры двинулись наугад в сторону Вознесенского проспекта по крайней мере, им так казалось - но ни домов, ни проспекта не могли отыскать в чудесном растворе, ласкающем лицо и ладони, и, сами постепенно исчезая, не замечая того, они двинулись вслед за всадником, город терял их из виду (и скоро в воздухе ничего не осталось).
      Это не было жестко, как в первый раз, на полу; это было мягче, чем второй раз, на постели; это было почти ничто, пружины тумана сжимаются бесшумно и так же бесшумно выбрасывают нас в пустоту, в ту ночь, где мы оставим сомнительных, довольных, растерянных, одураченных самими собою героев.
      ---
      - Смотри, что я придумал: "От танцующих пар поднимался танцующий пар". Здорово?
      - Э, - махнул он рукой, - брось дурить.
      - Понятно. Тебе нужно что-нибудь попроще. Сейчас смастерю. "Поцелуемся, как братья, и падем в ее объятья!" Это лучше?
      Он внимательно посмотрел на меня и промолчал. Я смутился, но ненадолго. У меня был, что называется, словесный понос.
      - Слушай, давай, если все получится, выпьем с радости, а если сорвется - с горя.
      - Да, удобно, - он, наконец, улыбнулся.
      - А моя мама интерпретировала бы это так: "Свинья грязи найдет..."
      Мы шли мимо Летнего сада по набережной и уже успели изрядно промокнуть. У обоих было по зонту, зонты с маленькими неисправностями. Я стер с лица водяную пыль и искоса взглянул на него. Он сделал то же самое.
      ---
      Ты колечком, а мы вокруг тебя клубочком: правый нападающий, левый нападающий, непрерывно сменяющиеся ванна и нирвана делают тело нежным и невесомым. Три нежных невесомых тела (но мы обязательно расстанемся с нашими героями, как я уже обещал вначале), втянутые в водоворот сладостно-жутких ощущений, три лепестка диковинного растения, размыкающиеся только при свете солнца... (штопор, вакханалия, путаница одеял, серые пятна рассвета) - стоит ли перечислять части тела, которым ночью нет названия, когда с губ способны сорваться только два ночных слова: стон и поцелуй, ты и я, и ты, и я, и ты - это сон, это сон... (сладкий стон - в унисон) пора раствориться - на город падает туман...
      ---
      Вечером я шел по темному коридору, когда на меня сбоку кинулся дракон, я метнулся в сторону и пополз по стене. Вдали светилась щель на двери туалета. Я приближался к ней, медленно поднимая ноги, миры успевали состариться и угаснуть, а она все горела.
      В туалете слышимость лучше. Этажом выше кто-то громко писал. Я сел на четвереньки и, правильно расположив голову над унитазом, тихо опустошил внутренности. Повод был. Сорвалось.
      ---
      Как есть двойные звезды, так есть и двойные темноты, черные дыры. Этот сдвоенный мир выбивает остатки мира из-под моих ног, и я путаюсь в пространстве и не знаю, какой сейчас день недели. И в любые посторонние глаза я смотрю невнимательно и со страхом, вернее, я должен что-то сказать и крепко сжимаю губы, чтобы стон или поцелуй случайно не вырвались, погибая от насмешки в чуждой атмосфере. Я слежу за руками, бурная жестикуляция которых должна подтолкнуть смысл звучащей строки - не так, смысл обращенной в мою сторону речи - ближе к моему сознанию, но эти пассы и пируэты, женственные движения пальцев ничего не объясняют, и я с трудом наклоняю голову в тех местах, где, как мне кажется, следует задержать внимание, хотя каждая следующая фраза стирает, стирает предыдущую, и темнота двойных глаз, черный свет, одуряющий шепот сумерек вытесняют, заслоняют, рассеивают нелепые очертания настоящего - время прячется от меня в складках вздыбленных одеял, и я еще помню, где находится моя комната, я помню несколько слов и, подойдя к окну, убеждаюсь, что зимы еще нет.
      Я убеждаюсь в этом и падаю в теплую бездну.
      ---
      Hе очень важно, что именно сорвалось. Важно, что это логично. Рассуждая логично, я потянул шнур смывного бачка. Hаверняка это слышно этажом выше. Про нижних я ничего не могу сказать. Я их не воспринимаю.
      ---
      ...я выбираю темного короля, даме остается дама. Крохотные фужерчики с изображениями карт на гнутом стекле тасуются, звякая, наполняются густым темно-красным напитком, дурманящим уже своим запахом, разлетаются по ладоням и снова тщательно перемешиваются.
      ---
      Он погрозил пальцем куда-то вверх и поучительно произнес:
      - По-вашему - Бох, а по-нашему - Вакх, - после чего уже блевал, не отвлекаясь.
      ---
      Гайдн. Страстная каденция страшного Гантварга на фоне послушно притихших "Солистов..." - дама отводит озябшие руки в стороны, и каждая оказывается замкнутой в теплых створках королевских ладоней (правая рука не знает, где находится левая).
      ---
      По коридору прошла женщина-лошадь.
      ---
      Ты целуешь руку, которую я ощущаю, как чужую.
      ---
      Пережив шок, я сомневаюсь, мой ли это шок: возможно, что он принадлежит двойнику или, по крайней мере, мое состояние уже продублировано - вспомнить, хотя бы, как мы могли молчать, задумавшись, и вдруг, не сговариваясь, произнести одно и то же слово...
      ---
      Я просыпаюсь на дне ванны, жалея, что не утонул; я поворачиваюсь и погружаю лицо в душную пену...
      ---
      ...это похоже на партию в шахматы, когда одуревшие от весны шахматисты лопают, волнуясь, свои же фигуры, и тот из них, кто случайно выигрывает, предлагает ничью...
      (роль шахматной доски отводится даме; но, в таком случае, придется принять во внимание шахматные горы и впадины; начинается с того, что каждая сторона высылает по десять проворных пешек (губы не в счет), а в конце баталии оба короля устало падают, сраженные третьей силой, собственно, королю нет до короля никакого дела, просто, случайно оказавшись на одном поле, они становятся свидетелями взаимного поражения, - от победы практически неотличимого...)
      ---
      Hа берегу озера горела книга. Посреди Ладоги неподвижно застыло обгорелое судно. Вырванный лист, уцелевшая половина которого пожелтела и покоробилась, метнулся к воде - обгоревший край зашипел и растворился. Чайка, обманутая светлеющим на воде пятном, схватила намокший кусок бумаги с почти неразличимыми буквами и, спасаясь от нахальных товарок, отчаянно замахала крыльями. Оторвавшись от погони, почувствовала, что схватила не то. Пролетая над обуглившимся остовом, разинула клюв. Размякший кусок жалобно плюхнулся в черную яму, став незаметным сверху и снизу, пара сохранившихся слов не имеет смысла, потеряв контекст...
      (в контексте сгоревшего судна это был оазис учености; в контексте озера - ...)
      - Hу, выкладывай, чернильная душа, что ты там пишешь?
      И я послушно выкладываю.