Русские моряки возвращались домой пассажирами. Свободные от привычной морской службы, они подолгу всматривались в даль, желая скорее увидеть родину. Крупными шагами расхаживал Можайский по палубе. Что ожидает их дома? Что предпримут англичане на море? На Балтике или на Севере отец и брат Николай. Быть может они уже воюют... И кажется, что шхуна идет недостаточно быстро, и что американские матросы нерасторопны. Тихий океан неспокоен, огромные волны набегают на борт. Долго тянется время, когда моряк превращается в пассажира.
      Три недели продолжалось плавание. Наконец на горизонте возник четкий огромный конус курящейся сопки Авача. Шхуна вошла в Авачинскую бухту, в глубине которой раскинулся Петропавловск. Можайский с волнением вглядывался в даль. Там в долине, на пологих подошвах двух гор, возле Петропавловской бухты видны городские здания. Шхуна входит в глубокую природную гавань Петропавловска. Вдоль левого берега протянулся хребет, отделяющий Петропавловскую бухту от Авачинской. Северная гора - Никольская, немного выше южной - Сигнальной. Обе горы, покрытые частым кустарником, соединенные невысоким перешейком, спускаются к городу отлого, без правильных дорог, с удобными входами.
      Раздался салют русскому флагу, что развевался на форту старинной крепости на Камчатке еще с 1740 года. Долго в горах не смолкало эхо.
      Прозвучала короткая команда. Загремела цепь, словно железная змея выбегая из клюза. Якорь лег на дно. Спустили шлюпки. Быстрые взмахи весел, и уже под ногами зашуршал песок. Один за другим сошли русские моряки на берег. Здесь - русская земля, здесь моряков встречают русские люди.
      Можайский и его спутники узнали, что война не миновала и этого далекого уголка России и что здесь уже происходили боевые действия. Восемь месяцев назад, в августе 1854 года, большая соединенная англо-французская эскадра под командой английского адмирала Прайса подошла к Петропавловску, чтобы уничтожить русские корабли и порт.
      В течение целой недели англо-французские военные суда: три фрегата большого ранга, трехмачтовый пароход, фрегат малого ранга и бриг, став на якорь на рейде Авачинской губы, вели артиллерийский обстрел Петропавловска. Дважды неприятель пытался высадить десант, чтобы овладеть городом и военными судами: фрегатом "Аврора" и транспортом "Двина", находившимися в малой губе. И дважды русские сбрасывали противника в море.
      Адмирал Прайс имел задание захватить суда русской эскадры. Если бы Прайсу удалось это сделать - военной мощи России на Дальнем Востоке был бы нанесен серьезный удар: эскадра Путятина представляла собой большую силу. Но Прайс не встретил в Петропавловске эскадры Путятина. Поняв, что союзным судам не взять Петропавловска и не захватить "Авроры" и "Двины", адмирал Прайс застрелился.
      Обстрел Петропавловска с судов был бессмысленным с военной точки зрения и не повел к какому-либо успеху. Предпринятый десант не удался, не помогла даже предательская помощь "нейтральных" американцев, которые указали десантному отряду, как подобраться в Петропавловск с тыла. Дальневосточные моряки стойко обороняли родную землю.
      Защитники Петропавловска своей героической обороной против превосходящего противника вписали славную страницу в историю русского оружия. Однако в случае длительной войны вдали от России, русские корабли, лишенные подвоза боеприпасов, не смогли бы долго бороться с неприятелем.
      Мысль о необходимости перевести эскадру из Петропавловска-на-Камчатке в новый, только что основанный порт - Николаевск-на-Амуре, выдвинул и настойчиво добивался ее проведения Геннадий Иванович Невельской{9} замечательный русский моряк. Его имя стоит в славном ряду людей, продолжавших дело, начатое русскими землепроходцами. В 1848 году, вопреки запрещению начальства, Невельской на транспорте "Байкал" совершил плавание от Петропавловска к устью Амура и далее на юг. Пройдя Татарским проливом, Невельской установил, что Сахалин - остров, а не полуостров, как тогда считали, и открыл морской путь из Охотского моря в Японское.
      В августе 1850 года, поднявшись с шестью матросами вверх по Амуру, Невельской основал в этом безлюдном крае военный пост Николаевск, нынешний Николаевск-на-Амуре.
      Дальний Восток был лакомым куском для английских и американских колонизаторов. Их корабли сновали вдоль побережья. Сотни китобойных судов плавали в Охотском и Беринговом морях. Их команды высаживались на северном русском побережье, грабя местное население.
      Государственные интересы России настоятельно требовали освоить весь этот дикий край, раскинувшийся между Японским морем и реками Амур и Уссури. Но царское правительство пренебрегало нуждами России. Министр иностранных дел при Николае I - граф Нессельроде, предатель национальных интересов России, был ярым врагом всей деятельности русского патриота Невельского. За основание Николаевска капитану 1-го ранга Невельскому грозило разжалование в матросы. С большим трудом ему удалось избежать этой участи.
      Добившись назначения на должность начальника Амурской экспедиции, Г. И. Невельской в 1851 году поднял русский флаг в бухте де Кастри, а через два года основал военный пост в глубоком и прекрасно защищенном от ветров заливе, который ныне называется Советской гаванью, 22 сентября 1853 года был объявлен русским владением Сахалин.
      Скромный, отзывчивый, ограждавший местное население от произвола купцов, пытающийся приучить местных жителей к земледелию - Невельской был в то же время человеком железной воли, умевшим преодолевать лишения и неутомимым в достижении поставленных целей.
      По праву Невельской сказал, что "выстрелы на берегах Амура раздавались не для пролития крови и не для порабощения и грабежа".
      Неутомимая деятельность Г. И. Невельского закрепила за Россией Приморский и Уссурийский края. Русские люди несли культуру в эти места, о которых Гончаров писал, что "здесь никто не живет, начиная с Ледовитого моря до китайских границ, кроме кочевых тунгусов, разбросанных кое-где на этих огромных пространствах. Даже птицы и те мимолетом здесь".
      Александр Федорович Можайский был направлен из Петропавловска на Амур. В июне 1855 рода он прибыл в Николаевск-на-Амуре. Ему поручили командовать эскадрою мелкосидящих судов. Каждый день можно было ожидать, что неприятельские корабли нападут на след русских судов и, обладая превосходящими силами, нанесут им удар.
      Открытие Невельского, что Сахалин - остров, явилось важным военным секретом, которым владели только русские. Однако малая глубина Татарского пролива в самом узком его месте и недостаточная изученность фарватера заставили принять решение - встретить неприятеля у мыса Лазарева.
      В одном из своих писем9 Можайский ярко рисует напряженную обстановку тех дней. Александр Федорович писал: "на выдававшемся берегу мыса, по распоряжению адмирала и благодаря необыкновенной энергии и деятельности капитан-лейтенанта Лесовского, в течение нескольких дней была воздвигнута командой фрегата "Диана" батарея и вооружена пушками, доставленными из Николаевска".
      Можайскому пришлось доставлять на мыс Лазарева пушки, перевозить тяжести, снимаемые с фрегата "Аврора", корвета "Оливуца" и других судов. Все-таки Александр Федорович урвал свободную минуту, чтобы на рисунке запечатлеть, как работали русские матросы, укрепляя мыс Лазарева. Можайский точно передал суровую природу этого далекого края и обстановку работы.
      Умалчивая о себе, Можайский писал в письме:
      "Я могу судить о той энергии, неутомимой деятельности и трудах адмирала, командиров судов и команд, офицеров и матросов, с которыми была выполнена эта трудная задача на водах мало исследованного и бурного Татарского пролива, в военное время, при постоянной возможности нападения со стороны неприятеля, блокировавшего тогда залив де Кастри"{10}.
      Однако Можайский недолго оставался на Дальнем Востоке. Вскоре он получил приказание возвратиться на Балтику и покинул берега Тихого океана.
      Позади остались нескончаемые леса Сибири, через которые, меняя на станциях лошадей, Можайский спешил на Балтику. Почти четыре года не был он здесь, в родных местах. Он стал старше, а самое главное, годы плаваний дали ему большой опыт.
      13-й флотский экипаж, куда был назначен Можайский, базировался на Гельсингфорс. Здесь Александр Федорович встретил своего отца, уже достигшего к этому времени чина контр-адмирала и недавно назначенного капитаном над Свеаборгским портом. Эта крепость закрывала подступы к крупнейшему городу Финляндии.
      По возвращении Можайский стал внимательно присматриваться к тем переменам, которые произошли на флоте и в стране.
      Крепостническая Россия в войне 1853-1856 годов потерпела серьезное поражение от стран, раньше ее вступивших на путь капиталистического развития. Отсталость в технике, отсталость в экономике, отсталость в промышленности - характерная черта николаевской России.
      В то время, как русский флот в Крымской войне оставался, главным образом, парусным, флот союзников был технически более совершенным, в основном - паровым. После печального опыта Крымской войны царское правительство начало решительнее внедрять паровую машину на суда.
      "Царское правительство, ослабленное военным поражением во время Крымской кампании и запуганное крестьянскими "бунтами" против помещиков, оказалось вынужденным отменить в 1861 году крепостное право"{11}.
      И как ни ограничен был царский режим, но все же новый царь Александр II и его окружение вынуждены были задуматься над поисками выхода из того тяжелого положения, в котором находилась Россия. В России уже созрели условия, которые вынуждали заменить феодальные отношения отношениями капиталистическими.
      Зарождавшийся капитализм требовал свободного рабочего, большого притока свободных рабочих, которые могли бы наниматься к хозяину. Созревала необходимость уничтожения крепостного строя.
      Новым заводам нужно топливо и сырье. Для их перевозки необходим был транспорт - надежный, быстрый, сильный, который непрерывным потоком доставлял бы все необходимое на фабрики и заводы. Страна начала покрываться сетью железных дорог - сперва медленно, затем быстрее и быстрее.
      На море нужны быстроходные суда. Такими судами могут быть паровые. Окончившаяся война наглядно показала преимущество паровых судов, их быстроходность и маневренность. Однако новое в царской России медленно прокладывало себе дорогу. Для экономии топлива, на случай аварии с паровой машиной на первых паровых судах часто ставили и парусную оснастку. Такие суда еще долго бороздили моря.
      В 1857 году на пароходо-фрегат Балтийского флота "Гремящий" был назначен Александр Федорович Можайский. Пароходо-фрегат ходил из Кронштадта в эстонские порты Гапсаль (Хапсалу) и Ревель (Таллин), в германские портовые города Киль и Висмар.
      Практическое изучение парового двигателя имело для Можайского очень большое значение: ведь создать летательный аппарат тяжелее воздуха удастся только имея легкий и мощный двигатель.
      Но уже через год - весной 1858 года Александр Федорович получил новое назначение. Предстоял опять дальний путь, но не морской, а сухопутный. Александра Федоровича включили в состав экспедиции, которая направлялась в Среднюю Азию, в далекое Хивинское ханство. Путь экспедиции лежал через степи, пески и пустыни. Казалось бы, зачем здесь нужен моряк?
      Снова в пути
      Мужественные и трудолюбивые народы, народы высокой культуры населяли Среднюю Азию еще в древние времена. За несколько тысяч лет до нашей эры жители Средней Азии построили плотины, водохранилища и каналы для орошения полей, более грандиозные, нежели гидротехнические и оросительные сооружения древнего Египта.
      Когда большая часть народов Европы была еще в стадии варварства, в Средней Азии уже цвели большие торговые города. Но походы Александра Македонского в IV веке до нашей эры, позднее завоевания арабов, грабительские войны Тимура истощили некогда богатую страну, разрушили ее благосостояние, ввергли ее население в нищету.
      Со временем народы, управляемые жестокими и бездарными правителями, раздираемые религиозной и национальной враждой, стали добычей английских купцов.
      Следом за купцами шли английские миссионеры - проповедники "слова Христова" и умелые разведчики. Окончательное порабощение завершали английские солдаты. Вооруженные отличными винтовками, заряженными разрывными пулями, англичане несли народам колониальное рабство, национальное бесправие, еще более сильную эксплуатацию.
      Так было в Австралии и на Цейлоне, в Малайе и в Индии, в Африке и в Бирме. Средняя Азия представлялась лакомым куском, разжигавшим аппетит британских колонизаторов. Гиндукуш и Памир - ненадежная защита. Горы не могут задержать английских любителей чужого добра.
      Был и другой враг у народов Средней Азии: слабая и жестокая, коварная и хищная Персия. Играя на общности религии, персидские правители были готовы протянуть свои руки к огромным среднеазиатским просторам.
      Угнетаемые бесчисленными баями и ханами, в нищете и бесправии влачили свою безрадостную жизнь народы Средней Азии. В неграмотных, невежественных, суеверных людях нельзя было узнать потомков создателей когда-то могущественной и передовой древней культуры.
      Еще в петровские времена туркменский народ отправил своего ходока Ходжу-Нефеса - в Россию, чтобы просить о помощи, о защите от притеснений хивинского хана.
      Петр снарядил экспедицию в Среднюю Азию: она должна была расширить знания об этом далеком крае. Большой и тяжелый путь прошла экспедиция князя Бековича-Черкасского под палящим солнцем, по безводным пустыням. Но только немногие из ее участников возвратились назад, - хан, заманив русских в свою столицу, подло нарушил законы гостеприимства, вероломно перебив посланцев России.
      Более сотни лет прошло с того дня, и огромная страна продолжала оставаться неизученной, неизвестной, затерявшейся где-то среди бескрайных песчаных пустынь.
      Россия не могла допустить британского или персидского владычества в бассейне рек Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, в районе Аральского моря и восточного побережья Каспийского моря.
      В середине XIX столетия было решено снарядить экспедицию в Среднюю Азию, к дворам хивинского хана и бухарского эмира - двух сильнейших феодалов, от политики которых в значительной степени зависели судьбы среднеазиатских народов. Предстояло изучить бассейн Аральского моря, пространство, расположенное между реками Аму-Дарьей и Сыр-Дарьей, жизнь и быт народов.
      Экспедиции были нужны сведущие, знающие моряки, чтобы исследовать Аральское море и низовья быстрой, многоводной реки Аму-Дарьи.
      В состав экспедиции были включены моряки Можайский и Колокольцов, знакомые еще по встрече на "Диане".
      В мае 1858 года участники экспедиции собрались в Оренбурге (ныне город Чкалов). Предстоял большой путь через Киргизскую степь, на юг, к западному берегу Аральского моря. Чтобы добраться до ближайшего населенного пункта урочища Ак-Суат, следовало пройти более тысячи километров.
      15 мая экспедиция выступила из Оренбурга. Далеко растянулся ее караван. Лошади и верблюды тащили повозки с научным снаряжением и питанием.
      Отдельные всадники из конвоя охраны экспедиции иногда отъезжали далеко в сторону, внимательно вглядываясь в даль.
      Александр Федорович Можайский с интересом наблюдал за новой, незнакомой для него природой; привыкал к укладу сухопутной экспедиции, так не похожей на корабельный, флотский распорядок.
      День экспедиции начинался рано. Трава еще оставалась покрытой росой, на востоке фиолетовые тона сменялись алыми - первыми предвестниками появления солнца, как уже трубили подъем. Едва лишь край солнца показывался над горизонтом, а экспедиция уже выступала в путь.
      День за днем та же степь с опрокинутой чашей бездонного неба над ней, то же солнце неизменно совершало свой путь, согревая теплом после холодной ночи, обжигая палящим зноем днем, бросая длинные тени вечером, - и каждый день по-новому неповторимо менялись краски степи и неба.
      Высоко в небе парит степной орел. Распластав могучие крылья, он, казалось, не двигался. Слегка покачиваясь в седле, едет Можайский, пристально следя за полетом птицы. Далеко от земли орел плавно описывает большие круги. С огромной высоты зоркими глазами крылатый хищник намечает добычу - какого-то неосторожного степного зверька. В следующий миг, словно камень, могучая птица падает вниз. Мгновение - и снова взмывает орел, неторопливо взмахивая крыльями, унося в когтях добычу.
      Сотни раз смотрел Можайский на полет птиц. Любовался парением морской птицы - альбатроса, следил за быстрым лётом ласточки, наблюдал не зыблемый строй журавлей. И всегда неотступно вставал перед ним нерешенный вопрос: что держит птицу в воздухе; как разгадать тайну полета; как научиться летать?
      Истекал первый месяц пути, когда Можайский увидел Аральское море. Делая в среднем около тридцати пяти километров в день, 20 июня экспедиция пришла в Ак-Суат.
      Короткий привал, и снова в путь. Все чаще на растрескавшейся, высохшей, черной грязи в котловинах и низинах блестит, словно драгоценная россыпь, соль. Солонцы, а за ними на многие тысячи верст протянулись песчаные пустыни Средней Азии.
      25 июня вступили в пределы Хивинского ханства, а еще через пять дней начальник экспедиции отправил Александра Можайского на хивинской лодке по Талдынскому рукаву Аму-Дарьи к его устью, навстречу Аральской флотилии.
      Одним из судов Аральской флотилии командовал Колокольцов. Но старым знакомым не довелось встретиться на этот раз, - Можайский не застал в условленном месте флотилии.
      Послужной список Можайского подробно рассказывает о маршруте экспедиции, указывая, где и когда она проходила. Это позволяет воссоздавать на карте весь путь экспедиции и проследить за деятельностью Можайского.
      Одна из записей сообщает, что Александр Федорович "21 июля отправился на хивинских лодках... вверх по Аму-Дарье и каналу Полван-Ата, от города Кунграда до Хивы". Он прибыл в Хиву 1 августа и находился в этом городе целый месяц.
      Пройдя около 250 километров, экспедиция достигла того места Аму-Дарьи, где в наши дни плотина перегородит реку, откуда возьмет свое начало величайший из каналов, сооруженных человеком - Главный Туркменский канал.
      В сентябре, когда палящее солнце стояло над головой, экспедиция выступила из Хивы. Каждый день, каждый час, каждую минуту в мелком песке увязали ноги. Если бы не серая лента Аму-Дарьи, вверх по течению которой шла экспедиция, можно было бы подумать, что в природе существует только два цвета: синий - неба и желтый - песка.
      Неприветливая река стремительно мчит свои воды в Аральское море. Капризная река. Она много раз меняла свое русло. Опасная река, - в ней рождаются отмели там, где вчера были глубины или вдруг неожиданно исчезают знакомые перекаты. Сбегая с гор, река несет массу ила и глины, - как не похожа Аму-Дарья на чистые, светлые русские реки.
      Можайский был занят целыми днями. На лодке, борясь с быстрым течением незнакомой реки, он изучал ее, промерял глубины, измерял скорость течения, наносил на карту многочисленные извивы. Только к концу второй недели со дня выхода из Хивы, экспедиция повернула на восток, оставляя Аму-Дарью справа. Снова Можайский превратился в участника сухопутной экспедиции. В последних числах сентября экспедиция подошла к другой среднеазиатской столице Бухаре.
      В обратную дорогу собрались уже осенью. Выступив из Бухары 31 октября, экспедиция, пройдя семьсот пятьдесят километров песками пустыни Кызыл-Кумы, после трех недель пути приблизилась к устью Сыр-Дарьи.
      Большой переход по безводной, не заселенной земле, по караванным тропам с грузами, продовольствием, снаряжением, был завершен. Однако дальнейший путь оказался не легче, он пролегал по степи, уже скованной ранним морозом, через Иргиз, Орск, Халилово. Только зимой, 10 января 1859 года, экспедиция достигла Оренбурга.
      Экспедиция доставила ценный научный материал. Известный русский путешественник и географ, деятельный член Русского географического общества и его бессменный председатель в течение многих лет, П. П. Семенов-Тян-Шанский{12} сказал, что экспедиция 1858 года "весьма много способствовала расширению круга наших познаний об Арало-Каспийской низменности". Значительно расширились представления русских людей и о великой среднеазиатской реке Аму-Дарье, благодаря вкладу, внесенному в эти знания моряком, участником экспедиции - Александром Можайским.
      Через месяц после окончания Хивинской экспедиции, Можайский возвратился в Петербург, который покинул за год до этого. За участие в Хивинской экспедиции он был награжден орденом.
      После отпуска Можайский получил новое большое ответственное назначение на корабль "Орел" - старшим офицером.
      Кораблестроитель
      "Орел" - старинное имя корабля. Так был назван первый русский военный корабль, построенный в 1670 году, при Алексее Михайловиче. Проходили десятилетия, а в строю всегда находилось судно, носившее имя первенца русского флота.
      В 1859 году Можайский служил старшим офицером "Орла". Всего четыре года плавал этот новый, большой, 84-пушечный корабль. Он нес полную парусную оснастку, но от своих предшественников новый "Орел" отличался тем, что имел паровую машину. Она вращала уже винт, а не колеса, как на старомодных пароходо-фрегатах. Это сочетание старой парусной техники с новой - паровой - требовало от старшего офицера большого опыта, знаний, инициативы.
      За восемнадцать лет, проведенных в плаваниях и путешествиях, Александр Федорович приобрел основательный опыт и научился трудному искусству: управлять не только кораблем, но и людьми. Капитан-лейтенант Можайский стал бывалым моряком.
      Следуя традициям адмиралов Лазарева, Нахимова, Корнилова, передовые офицеры русского флота относились к матросам не как к бессловесным и бесправным исполнителям воли начальства, а как к людям, которые должны "понимать свой маневр". Такой переход от тупой палочной дисциплины к дисциплине сознательной, опирающейся на уважение к начальнику, его знаниям и опыту - давал прекрасные результаты.
      Любовью и уважением среди матросов пользовались имена адмирала Лазарева и его учеников - руководителей героической эпопеи обороны Севастополя - Нахимова и Корнилова. И Можайский прошел большую школу морского опыта под руководством лазаревского ученика - командира "Дианы", капитан-лейтенанта Лесовского и также впитал лучшие традиции этой школы.
      В своих воспоминаниях академик Алексей Николаевич Крылов{13} передает рассказ об эпизоде, который характеризует Можайского как волевого командира, умеющего учить и воспитывать подчиненных ему людей. Речь идет о смотре, который был произведен эскадре парусных кораблей в 1859 году.
      Во время учения всей эскадры инспектирующий, переезжая с одного корабля на другой, заметил, что корабль "Орел" производит все упражнения необычайно быстро, слаженно, отчетливо.
      "Тогда, - писал А. Н. Крылов, - перенеся свой флаг на этот корабль, адмирал решил произвести на нем учение небывалое, а именно: приказал поставить все паруса, затем паруса укрепить, а после этого переменить гротмарсель вместе с марсареей".
      Марсарея - одна из рей, огромных поперечин, укрепленных к мачте для установки парусов. Это громадное бревно, которое вместе с парусом гротмарселем весит более трехсот пудов. Эта огромная тяжесть висит над палубой на высоте, превышающей шестиэтажный дом. Новый парус хранился под двумя палубами внизу.
      По приказу адмирала следовало доставить на палубу парус, взять новую рею, оснастить ее, потом поднять и укрепить на мачте. Четко и быстро проделать такую сложную работу могла только дружная, сплоченная команда, в которой каждый знал свои обязанности и выполнял их толково и расторопно. Такая слаженность в работе команды могла возникнуть лишь в результате серьезных, напряженных, каждодневных занятий офицеров с матросами.
      На "Орле", под внимательным взглядом взыскательного адмирала, эту работу выполнили всего за семнадцать минут. Академик Крылов пишет, что "кроме команд не было слышно ни одного слова", и завершает свой рассказ короткой справкой: "Старшим офицером этого судна был А. Ф. Можайский".
      Летом следующего, 1860 года Александр Федорович продолжал плавать на "Орле", но в самый разгар кампании его служба прервалась новым назначением. На этот раз его направили в Бьернеборг (по-фински - Пори). В этом небольшом финляндском городке, у восточного берега Ботнического залива близ устья реки Кумо, находились судостроительные верфи.
      Выбор командования пал на Можайского не случайно. В Бьернеборге строился винтовой клипер "Всадник", заложенный около года назад. Корпус был уже готов, и предстояла самая серьезная часть работы: установка паровой машины, монтаж всех механизмов.
      Выполнить это ответственное поручение мог офицер, знакомый с паровыми двигателями. Можайский как нельзя лучше подходил для этой цели - он уже плавал на судах с паровыми двигателями. Александр Федорович знал машину, он зарекомендовал себя и как хороший организатор, и как знающий, хорошо подготовленный специалист.
      Хотя все уже понимали, что парусные корабли недолго будут существовать в военном флоте, что грядущая победа парового флота над парусным неодолима, что на Западе давно отказались от постройки парусных судов и даже старые перестраивают под паровые, все же официальные вершители судеб русского кораблестроения все еще цеплялись за старую технику и потому на новом клипере надлежало установить и полную парусную оснастку.
      В крепостнической России старая техника медленно уступала дорогу новой - паровой.
      1 июля 1860 года корпус клипера "Всадник" был спущен со стапеля на воду. Судя по плавным обводам модели, сохранившейся до наших дней в Центральном Военно-Морском Музее в Ленинграде, это судно получилось ходким и остойчивым.
      В Бьернеборге Можайскому предстояла большая и сложная работа превратить скорлупу, покачивавшуюся на волнах залива, в настоящее судно. Здесь Можайский не как судоводитель, а как инженер руководил установкой парового двигателя, налаживая его и регулируя.
      Работа осложнялась тем, что на верфи впервые строилось паровое судно. Мало кто умел обращаться с паровыми машинами, и Можайскому приходилось не только строить, но и учить рабочих.
      Оснащение "Всадника" было закончено менее, чем за год. Теперь Александру Федоровичу поручили испытать корабль в плавании. "Корабль хорошим именуется, когда он остойчив и непоколебим, уступчив ветру, послушен рулю", говорили еще римляне. Эти свойства и по сей день остались основными мореходными качествами корабля. Можайский должен был испытать новый клипер, убедиться, что его мореходные качества хороши. Следовало удостовериться, что двигатель работает исправно, винт тянет хорошо, управление кораблем при работающей машине нормальное.
      В июне 1861 года "Всадник" отправился в свое первое испытательное плавание. Это зафиксировал "шханечный журнал винтового клипера "Всадник", веденный в кампанию сего лета под командою капитан-лейтенанта и кавалера Александра Можайского". Первые строки записей гласят:
      "1861 года июня 7 дня по полудни случаи: Сего числа в 1 час по полудни по приказу командира клипера по выходе на рейд о-ва РефеЭ подняли вымпел и начали вести шханечный журнал".
      Можайский доставил "Всадник" в Кронштадт, чтобы начать испытания и проверить работу паровой машины. Все этапы отмечались день за днем в шханечном журнале. К началу августа испытания успешно закончились.
      Можайский получил отпуск на целых четыре месяца и отправился в Гдовский уезд, в маленькое имение своего отца.
      Архивные документы, которые удалось разыскать, говорят, как необычно для моряка прошел весь новый, 1862 год. До мая Можайский находился на берегу, в Гельсингфорсе, так как флот мог выходить в море только тогда, когда залив очищался от льда. Но с мая и до января следующего года Александр Федорович находился в отпуске. Необычно длительный отпуск, в лучшее для плавания время, Можайский получил не случайно.
      После поражения в Крымской войне, царское правительство, по условиям Парижского мирного договора, должно было значительно сократить флот.
      Поэтому Можайский и многие другие кадровые морские офицеры направились в отпуск. Тогда же в послужном списке Можайского появилась запись: "уволен для занятия должности кандидата при мировом посреднике 2 участка Грязовецкого уезда Вологодской губернии 5 января 1863 года".
      Мечта о полете
      Свой отпуск в 1862 году Александр Федорович проводил в Вологде. Здесь он женился на восемнадцатилетней девушке Любови Дмитриевне Кузьминой и поселился неподалеку от Вологды в поместье Котельниково, принадлежавшем его жене.
      Уцелел просторный деревянный дом, в котором жили Можайские под Вологдой. Комнату Александра Федоровича украшали картины, написанные им: одна - фрегат "Диана" во время шторма, другая - море с парящим над ним альбатросом. В Котельникове родились два сына Александра Федоровича; в 1863 году старший - Александр, два года спустя - младший, Николай. Здесь же, через месяц после рождения второго мальчика, умерла Любовь Дмитриевна. Без молодой хозяйки осиротел дом.
      Кандидат, или, говоря современным языком, помощник мирового посредника, должен был проводить в жизнь Положение 19 февраля.
      Многолетняя служба Можайского на флоте заставила его, дворянина по происхождению, постоянно и близко соприкасаться с простыми людьми, с крестьянами, переодетыми в матросскую форму; научила его понимать их заботы и нужды. Поэтому Можайский ближе и лучше понимал нужды крестьян, чем дворянин-помещик, безвыездно живущий в своем имении за счет чужого труда.
      Служба на флоте заставила Можайского узнать труд, воспитала любовь к труду, научила ценить тех, кто трудится. Александр Федорович принадлежал к тем лучшим людям шестидесятых годов - "посредников первого призыва", которые за сухими параграфами канцелярского затона видели живых людей, стремились бесповоротно уничтожить крепостной строй.
      Оставаясь помощником посредника, Можайский не был демобилизован из флота. Эта служба явилась всего лишь временным откомандированием, и в 1866 году Александр Федорович стал капитаном второго ранга, а еще через три года его произвели в капитаны первого ранга.
      В память о своей посреднической деятельности Александр Федорович получил, как и все мировые посредники и кандидаты, знак для ношения на левой стороне груди.