Глава 12

Через два дня на горизонте вновь стали собираться грозовые облака. И они предвещали нечто большее, чем просто дождь.

Как и предвидела Алекс, сразу же после того, как новость о свадьбе стала известна рабочим на плантации, отношение их к ней изменилось. Многие ее поздравляли, но она чувствовала растущее напряжение по отношению к себе. Создавалось впечатление, что никто не осмеливался вызвать гнев капитана распространением слухов о его молодой жене. Но все держались от нее на почтительном расстоянии и даже с некоторым отчуждением. С оттенком грусти Алекс отметила, что прежней теплоты в отношениях уже не будет. Кем бы она ни была в прошлом, теперь она стала хозяйкой плантации.

Одна Тилли, как и раньше, держалась с ней подружески. Но Колин и Агата больше не были склонны работать рядом с ней, хотя и не отказывались выполнять ее распоряжения. Правда, в такой перемене не было ничего неожиданного. Они уже давно покинули Англию и сохраняли прежние представления о классовой структуре общества. Алекс могла лишь надеяться на то, что со временем, когда все привыкнут к ее новому положению, она добьется его признания.

Признание…

Пока она предпочитала об этом не задумываться. Последние два дня (и две ночи), проведенные ею с Джонатаном Хэзэрдом, породили еще большую путаницу в ее душе.

Он был страстным и требовательным, нежным и очаровывающим… И она оказалась бессильной оказывать ему сопротивление. Ее тянуло к нему не только в стенах спальни, но и далеко за их пределами. Алекс радовалась его голосу и каждой улыбке, которой он одаривал ее. Она тайно ждала его прихода в столовую и любой якобы случайной встречи с ним в течение всего дня. Она даже обнаружила, что подсчитывает время, остающееся до захода солнца, ибо только тогда они оставались наедине друг с другом.

Мысли о бегстве все реже тревожили ее, что вызывало у нее острые приступы угрызений совести. Что случилось с ее решимостью выбраться на свободу? И почему ей становилось все труднее вспоминать лица своих друзей, оставшихся в Лондоне?

Эти трудные вопросы — а возможно, и еще с десяток других — хаотично переплетались в ее сознании, и ответа на них она не находила. Измучив себя раздумьями и угрызениями совести, она в один из дней, уже далеко за полдень, вышла побродить по двору. Свой сосредоточенный взор она обратила на небо и слегка улыбнулась при виде плотных серых облаков, собирающихся вот-вот обрушить благостную влагу на выжженную солнцем землю. В воздухе уже чувствовался свежий аромат дождя. Она глубоко и с удовольствием вздохнула и сомкнула веки, но приближающийся перестук копыт заставил ее вновь широко раскрыть глаза.

Она увидела двух всадников — мужчину и женщину, которые скакали как раз позади ряда коттеджей. Приблизившись к главному дому, они перевели своих лошадей на шаг, а потом и совсем остановили их, когда из амбара показался Джонатан Хэзэрд. Женщина, не дожидаясь помощи своего спутника, спешилась и заторопилась к Джонатану с полной радостных слез приветственной улыбкой.

— Ион!..

— Гвендолин? — недоверчиво пробормотал Джонатан. Его лоб пересекла морщина, а взгляд вспыхнул и тут же померк.

Он заметил, что внешне она переменилась: ее в прошлом, как он вспоминал, светло-русые волосы теперь стали цвета потускневшего золота, а на лице появились морщинки, которых раньше не было. Но это была все та же Гвендолин, все еще красивая, и он с чувством облегчения отметил, что, вновь увидев ее, испытал лишь удивление.

— О, Ион… Я так сильно скучала о вас! — Скрывая свое разочарование от его более чем холодного приема, она театрально прильнула к его груди.

Тем временем Алекс услышала их короткий обмен репликами. И теперь, когда она увидела маленький спектакль, который устроила на ее глазах незнакомка, острая боль пронзила ее сердце. Она хотела было окликнуть Джонатана и выразить свой протест против бурных объятий, но не сделала этого. Скрестив руки под грудью, Алекс сошла вниз по ступеням лестницы медленными, размеренными шагами.

— Что, дьявол вас побери, вы здесь делаете? — резко спросил Джонатан, высвобождая свою шею из рук бывшей невесты. Он поступил бы точно так же, если бы даже и знал о приближении своей жены. — Почему вы не сообщили мне о том, что собираетесь приехать?

— Не брани меня, дорогой Ион, — картинно сложив руки, умоляла его Гвендолин.

Она была довольно высокой женщиной. Во всяком случае, ее голова была выше его плеч. Она лучезарно улыбалась, когда ее карие глаза с любовью заглянули в глубь его бездонных зеленых глаз.

— Я знаю, что мне нужно было написать, но я боялась, что вы запретите мне приехать. Прошло так много времени, да к тому же мырасстались с вами на горькой ноте.

— А ваш муж путешествует вместе с вами? — Его рот скривился в некоторое подобие ироничной улыбки.

— Нет. Мой муж… скончался. — Создавая образ грустной молодой вдовы, она вынула из кармана своей синей бархатной амазонки кружевной носовой платок и поднесла его к совершенно сухим глазам. — Это произошло уже более года назад.

— Значит, это уже случилось, — в его голосе не было ни малейших признаков соболезнования. Он вопросительно посмотрел в ту сторону, где в ожидании стоял ее проводник с лошадьми.

— Я предпочел бы вернуться в Сидней, миссис Уилкокс, — сказал молодой, хорошо одетый незнакомец, ставя на землю ее саквояж. Он ответил на короткий кивок Джонатана таким же приветствием.

— Да, конечно, — томно протянула Гвендолин. Вздохнув, она повернулась в его сторону и добавила: — Весьма благодарна вам, мистер Фицпатрик, за то, что вы так любезно меня проводили. — Она чуть ли не кокетливо улыбнулась, а он с покрасневшим лицом прыгнул в седло и уехал, держа в поводу вторую лошадь, взятую напрокат для Гвендолин.

Когда Джонатан увидел наконец Алекс, взгляд его потеплел. Пойдя ей навстречу, он ласково взял ее за руку. Она при его прикосновении напряглась, но Джонатан сделал вид, будто не обратил на это внимания, и повел ее за собой, чтобы познакомить с Гвендолин.

— Александра, я рад представить вам своего старого друга из Америки — миссис Гвендолин Уилкокс.

— Конечно же, не старого и не просто друга, — поправила его с гортанным смешком Гвендолин. Ее глаза сверкнули и сузились, когда она презрительно посмотрела на Алекс. — Кто она такая, Ион? Возможно, одна из ваших маленьких ссыльных? Ваша мать рассказывала мне, что, кроме них, здесь некого нанимать на работу…

— Я его жена, — заявила, подчинившись внезапному побуждению, Алекс и тут же покраснела, почувствовав на себе теплый удивленный взгляд мужа, рука которого обняла ее за талию.

— Жена? — ошеломленно повторила Гвендолин. Она долго молча переводила недоверчивый взгляд с Алекс на Джонатана, а затем обрушилась на него с гневным вопросом: — И давно вы женаты?

— Всего несколько дней, — ответил он невозмутимо.

— Тогда это хоть как-то объясняет, почему ваша семья ничего не сообщила мне об этом! — Стараясь продемонстрировать свое спокойствие, она принужденно улыбнулась. — Я представляю, каким это будет для них сюрпризом. Это, конечно же, был молниеносный флирт — вероятно, примерно такой же, как у нас?

— У вас? — Теперь настала очередь Алекс в удивлении широко открыть глаза.

— Конечно! Разве Ион никогда вам об этом не рассказывал? Мы так отчаянно любили друг друга! Если бы не война…

— Все это было очень давно. — Джонатан оборвал ее голосом, напоминающим щелчок кнута. Его пальцы сжали руку Алекс. Он смотрел настороженным взглядом. — Но вы, Гвендолин, так и не сказали мне, что вы здесь делаете.

— Я здесь, потому что должна была повидаться с вами.

— Что за неожиданный порыв после всех этих долгих лет?

— Вы знаете почему. — Ее глаза еще ярче заблестели непролитыми слезами, когда она спросила Джонатана: — Вы что, действительно собираетесь остаться здесь навсегда, Ион? Именно поэтому вы не ответили ни на одно мое письмо?

— Это не имело бы смысла.

— Вы весьма заблуждаетесь! — воскликнула она. Теперь слезы ручьями полились из ее глаз, и, прежде чем обратиться к Джонатану, она бросила быстрый взгляд на Алекс. — Пожалуйста, я… должна переговорить с вами наедине. Я приехала из такой дали, Ион. Самое меньшее, что вы можете сделать, это выслушать меня.

Джонатан выругался про себя. Ему так не хотелось уступать ее просьбе. Больше всего он хотел отправить ее прочь. Но он подумал, что независимо от ее прошлых поступков она все же не заслуживает такого жестокого обращения.

— Пойдемте в дом, — сказал он спокойно.

Алекс почувствовала, как сжалось у нее сердце. Она отстранилась, когда Джонатан попытался снова взять ее за руку и повести с собой.

— Что касается меня, то я останусь здесь, — заявила она низким дрожащим голосом.

— Александра, я…

— Вы и миссис Уилкокс хотите побеседовать наедине. Разве не так? — Ее глаза с упреком посмотрели на него.

— Я вам объясню все позже, — пообещал он.

— В этом нужды не будет, — заметила она. Ее гневный бирюзовый взгляд уперся в Гвендолин. — С вашего позволения, миссис Уилкокс, я дам указание, чтобы вас с удобством устроили в одну из наших комнат для гостей.

— Благодарю, — с холодной небрежностью пробормотала та, даже не удостоив Алекс взгляда. Она наскоро осушила глаза невесомым кружевным платочком и развязала ленты своей шляпки из шелковой тафты.

Алекс безмолвно смотрела, как Джонатан повернулся, взял саквояж и сопроводил их неожиданную гостью через двор в дом. Вскоре они вдвоем исчезли из виду.

Размышляя, почему новость о том, что ее муж был некогда помолвлен с другой женщиной, так расстроила ее, Алекс нахмурилась и попыталась не обращать внимания на возникшую у нее в груди колющую боль.

— Мы так отчаянно любили друг друга…

Алекс вспомнила слова Гвендолин, и они прозвучали для нее насмешкой, вызвав в ней целую бурю чувств.

«Мужчина, подобный Джонатану Хэзэрду, должен был знать великое множество женщин», — так рассуждала Алекс, глубоко и прерывисто дыша. Он же сам признался ей, что вел далеко не святую жизнь. Она могла легко представить, какой тянется за ним шлейф сердец, разбитых им во время его многочисленных поездок.

Но Гвендолин Уилкокс была отнюдь не плодом ее воображения. Нет, нет! Эта похожая на статуэтку молодая вдова была уж слишком реальна. И она пересекла половину земного шара, чтобы повидаться с Джонатаном.

Для какой цели?..

В небе прокатился раскат грома. При приближении бури между деревьями стал завывать ветер. Придерживая юбки, Алекс нерешительно взглянула в сторону дома. Она не хотела вновь попасть под ливень. Оказавшись перед выбором — искать ли убежище в амбаре или вернуться на веранду, она предпочла второе. Но поступив так, она должна была слышать каждое слово, долетавшее до нее через открытое окно…

Джонатан стоял перед камином. Гвендолин сидела на диване, расправив вокруг себя свои бархатные юбки и расстегнув жакет для верховой езды, под которым виднелась белая блузка для игры в хоккей на траве.

— Может быть, вы хотя бы предложите мне освежиться, Ион? Дорога к вам оказалась такой долгой и утомительной. Не могу понять, как вам удается выдерживать такую адскую жару. — Она сняла жакет и отбросила его в сторону, а потом подняла руку, чтобы удостовериться, в порядке ли ее модный шиньон.

Подойдя к стоящему у двери серванту, Джонатан налил стакан воды и подал его Гвендолин. Обычно он выступал более гостеприимным хозяином, но ему отнюдь не хотелось привечать эту посетительницу Бори.

— Когда вы приехали в Австралию? — спросил он.

— Три дня назад. — Перед тем как приступить к дальнейшим разъяснениям она жадно выпила воду. — Я хотела тут же направиться к вам, но была совершенно вымотана после путешествия через океан.

— Скажите мне правду, Гвендолин, зачем вам надо было приезжать? — Вернувшись к камину, Джонатан настойчиво смотрел на нее ничего не выражающим взглядом. — Неужели вы надеетесь заставить меня поверить, что приехали лишь ради прошлого?

— Я сказала вам, что должна была повидать вас! Пять лет я ждала, пять долгих лет, не получив от вас ни слова…

— Вы забыли, что вышли замуж? Я сомневаюсь, что ваш муж разрешил бы вам переписываться с бывшим любовником.

— Вы что, все еще сердитесь на меня? — спросила она тоном избалованного ребенка. — Ради всего святого, Ион! Я дорого заплатила за свои ошибки. Моя жизнь с Генри была невыносимой.

— Вам следовало бы это понять заблаговременно.

— Но как я могла догадаться, что он окажется таким подлым эгоистом? Ведь я была так молода и одинока. Я, конечно, любила вас, но я… я запуталась. Я боялась, что вы никогда не вернетесь с войны, а Генри соблазнил меня своими заверениями в преданности. Если бы вы только не уехали!

— Вы могли бы подождать, Гвендолин, — заметил он. И вновь у него на губах заиграла слабая насмешливая улыбка. — Другие женщины ждали.

— Я отличалась от них, — горячо возразила она. — Вы же знали, какой уязвимой я была, как легко на меня можно было повлиять. По своей натуре я всегда была очень страстной. — Она вновь поднесла платок к носу и заплакала. — О, Ион! Как вы можете быть таким жестоким? После всего того, что мы значили друг для друга?..

— Но какое это имеет значение сейчас? Что миновало, то миновало. — Его красивое лицо было непроницаемо, и в его взоре не было ни капли тепла, когда он ей сказал: — Если вы проделали весь этот путь, чтобы попросить извинения, то вы уже добились своей цели и можете заказывать обратный билет на родину.

— Да, я действительно приехала, чтобы просить вас простить меня. — Она резко поднялась и быстро пересекла комнату, чтобы положить свою вымаливающую прощения ладонь на его руку. Когда она посмотрела ему в глаза, ее взор был мягким и соблазняющим. — Но была и еще одна причина, о которой вы, должно быть, уже догадались. Я, Ион, никогда не переставала любить вас. И я не могу поверить, что вы больше ничего ко мне не испытываете.

— Вы забыли, что у меня есть жена? — бросил он ей встречный вопрос, и в глубоком тембре его голоса прозвучало удивление.

— Ах да! Эта ваша краснеющая от смущения особа, — презрительно бросила она. — Я могу поспорить, что эта рыжая лисичка чем-то заманила вас в брак. — Круто повернувшись, она подошла к серванту. На этот раз она налила себе бренди и залпом проглотила яркую, огненно-янтарного цвета жидкость. Когда она вновь повернулась к Джонатану, то он увидел, что ее лицо покрылось краской гнева. — Она не та женщина, которая нужна подобному вам мужчине. А я — именно такая, и вы это знаете. Вы не могли забыть часы, которые мы провели друг у друга в объятиях, моя самая дорогая любовь. Вы не могли забыть, как нам едва удавалось скрывать свою страсть. Конечно же, вы должны помнить, как я украдкой убегала из дома, чтобы встретиться с вами, как я…

К этому времени Алекс уже услышала более чем достаточно. Она поняла, что Джонатан делил с Гвендолин то же самое, что он делил с ней, и это довело ее до белого каления. Она испытывала чудовищную смесь боли и ревности. Одно дело — интересоваться прошлым своего мужа, и совсем другое — удовлетворить свое любопытство с такой ужасной, приводящей в смятение ясностью.

Лицо Алекс стало белым как мел. Испытывая сердечную, боль, она поспешно спустилась по ступенькам и пересекла двор. Она бесцельно углубилась в поле, совершенно забыв, что в любую минуту может разразиться буря.

Когда Алекс ушла, спор в комнате становился с каждым своим витком все более откровенным.

— Можете ли вы положа руку на сердце сказать, что больше не желаете меня? — спросила Гвендолин, вновь приблизившись к нему. Она положила руки ему на плечи, но этим добилась лишь того, что он крепко схватил ее запястья и заставил опустить руки вниз.

— Да, могу. А счастливые воспоминания, о которых вы говорите, уже давно поблекли.

— Нет! — Яростно опровергая его слова, она затрясла головой так, что ее пышные груди заколыхались под облегающей их блузкой. — Вы клялись, что будете любить меня вечно.

— Это была ошибка с моей стороны, — охотно согласился Джонатан. Он скрестил руки у себя на груди и властным, жестким взглядом вынудил ее опустить глаза. — Ну а что ваш покойный муж, столь зловредный мистер Уилкокс? Вы говорили, что он умер всего лишь год назад. Не нужно обладать мозгом ученого, чтобы подсчитать, что вы горевали не так уж долго. Ведь, судя по всему, вы должны были поднять паруса уже через несколько коротких месяцев после его кончины.

— Почему я должна считать себя лицемеркой? Он был по отношению ко мне непростительно жесток!

— Во всяком случае, так утверждаете вы.

— Ваша мать подтвердит справедливость моих слов. Она была всегда готова с симпатией выслушать меня. Я останусь вечно ей благодарна за ее доброту.

Гвендолин снова вздохнула, и ее глаза засияли светом, который, как она надеялась, был захватывающе лучезарным.

— Она мне показывала ваши письма, Ион. Я впитывала каждое их слово. Вот тогда-то я и решила, что должна ехать.

— У моей матушки всегда было очень доброе сердце. — Он улыбнулся сам себе и заметил: — Только очень странно, что в своих письмах она ни разу не упомянула о вас.

Он вспомнил, что его сестра писала ему о Гвендолин, но это было много лет назад. Тогда она посчитала своим долгом сообщить ему, что замужество Гвендолин обернулось широко обсуждаемой катастрофой. Ходили слухи о непристойном поведении и ее, и ее мужа, о скандальных суммах, расходуемых на наряды, званые приемы и мебель, о яростных ссорах супругов. Хотя все эти новости и не доставляли ему удовольствия — к тому времени он уже давно пережил и сердечную боль, и чувство мести, — его это совсем не удивляло.

— Полагаю, что она хотела избавить вас от новой боли, — вздохнула Гвендолин и вернулась на диван. — А потом, когда Генри умер, я просила ее не сообщать вам об этом. Мне кажется, я всегда знала, что приеду в Австралию, найду вас и мы наконец опять будем вместе. — Она снова повернулась к нему лицом, и из глаз ее хлынул новый поток слез. — Прошу вас, Ион! Поймите, я уже достаточно настрадалась. Конечно, вы не можете сомневаться в искренности моего желания исправить ошибки юности. Особенно теперь, когда я столько выстрадала, чтобы разыскать вас.

— Уже слишком поздно, Гвендолин. — В его голосе не было ни страдания, ни печали. Одна лишь жалость. — Мне жаль, что ваша жизнь оказалась не такой, к какой вы стремились. Но возврата к прошлому быть не может. Вы могли бы избежать трудностей и расходов на поездку, если бы…

— Вы хотите меня наказать? — вскинулась она. — Честно говоря, я не могу винить вас за это, так как знаю, что причинила вам боль. Именно из-за меня вы оказались вынуждены провести целых пять лет вдали от дома. Но разве вы не понимаете? Это лишь доказывает, насколько глубоки и неотвратимы ваши чувства ко мне. Ведь не было и нет никакой другой причины, которая заставила вас оказаться так далеко от всего, что вам дорого, и поселиться в этой страшной, Богом забытой стране.

— Сначала действительно именно вы были причиной, которая удерживала меня здесь, — признался он. — Но это было только на первых порах. А потом случилось так, что я теперь считаю эту «страшную, Богом забытую страну» своим домом.

— Вы не можете так думать! Возвращайтесь со мной в Балтимор. — Она опять подбежала к нему, чтобы обнять его за плечи с явной целью как-то умаслить его. — Вы не принадлежите этой стране. Вы, черт побери, американец.

— Вот об этом мне все время напоминает моя супруга. — Отстранившись от Гвендолин, он подошел к окну. Его глаза холодно сверкнули, когда он спросил ее: — Для вас имеет какое-то значение, что сейчас я женат? Черт побери, Гвендолин! Неужели вы настолько потеряли всякий стыд?

Воздух сотряс оглушительный раскат грома. Он нахмурился, и его мысли вернулись к Алекс.

— Когда я ехала к вам, у меня не было никакого стыда. Да и вообще у меня никогда его не было! Вы все еще любите меня, Ион. Я знаю это! Поскольку вы обвенчаны всего несколько дней назад, будет нетрудно расторгнуть ваш смехотворный брак…

— Хватит! — положил он конец ее разглагольствованиям. Когда он повернул к ней голову, она увидела, что выражение его лица стало угрожающе суровым.

— Неужели вы думаете, что мой приезд сюда именно в этот момент — случайность? — спросила она, испугавшись того, что прочла в его глазах, но все еще не желая отказаться от своего плана, предприняв всего лишь одну-единственную попытку его осуществления.

— Для меня ваш приезд просто составляет неудобство. И ничего больше. — Небо внезапно осветила вспышка молнии. Озабоченность тем, где же Алекс, наконец помогла прекратить эту тягостную беседу. — Вы можете оставаться в Бори до тех пор, пока я организую вашу обратную поездку в Америку. — Он направился к двери.

— Я так легко не признаю свое поражение, — без обиняков визгливо прокричала она ему вслед. — Я не уеду из Австралии, если вы не поедете со мной.

Джонатан тихо выругался, но не замедлил шагов. Когда он сбегал вниз по лестнице и пересекал двор, ему на лицо упали первые капли дождя. В поисках Алекс он сначала бросился в конюшню, а затем в оба амбара. Никаких признаков ее присутствия там он не обнаружил.

Его беспокойство усиливалось по мере нарастания урагана. Когда он достиг земельных участков, его глаза тревожно потемнели. Рабочие и члены их семей уже спрятались в укрытия от надвигающейся яростной летней бури. Небо потемнело, и в нем закипели тучи. Воздух был наэлектризован разрядами.

— Капитан!

Он быстро повернул голову и увидел спешившего к нему Финна Малдуна. Ирландец выглядел необычайно озабоченным.

— Вы видели Александру? — спросил Джонатан более тромким, чем обычно, голосом, чтобы перекричать вой ветра, гонящего по полю листья и пыль.

— Да, капитан, видел, — подтвердил Малдун кивком головы. Он указал в ту сторону, где невдалеке от них мычали и бесцельно метались обезумевшие коровы и быки. — Бедная девочка шла вдоль восточного пастбища. Я пытался убедить ее, что сейчас неподходящее время для прогулок. Но она ничего не хотела слышать. Вы бы лучше…

— Идите домой и оставайтесь там с леди, — коротко приказал Джонатан. Он уже отправился дальше искать Алекс.

— С леди, капитан? — спросил в замешательстве Финн.

— Делайте то, что я вам говорю! — К этому времени дождь резко усилился, и его бурные потоки скрывали почти все окружающие предметы. Джонатан шел вдоль изгороди, тянущейся в восточном направлении. Его охватили ужасные предчувствия, когда он подумал о всех опасностях, которые могла встретить на своем пути Алекс. Она могла слишком далеко зайти в чащу и заблудиться. Ее могло поразить разрядом молний, которые продолжали расчерчивать своими вспышками темноту неба. Ее могло даже снести потоками воды, если она, к несчастью, попыталась пересечь реку вброд.