У нее не укладывалось в голове, как это она могла согласиться на что-то, столь чуждое ее характеру. Ее работа в качестве сексопатолога по своей природе была рискованной, и результаты ее исследований часто могли быть неверно истолкованы. Вследствие этого она всегда особенно следила за тем, чтобы не подвергать риску достоинство своих пациентов и не терять научной отстраненности, с которой она всегда подходила к своим исследованиям. Объяснить свое согласие на сумасшедшее предложение Дэмиона она могла только острым приступом безумия.

Она припарковала автомобиль в тени олеандровых кустов и стремительно направилась в здание клиники. Постепенно к ней возвращался здравый смысл. «Нет смысла так дергаться из-за сущих пустяков», — решила она. Дэмион Тэннер ей не станет звонить, так что зачем тратить время на мысли об их нелепом пари?

Санди с вежливой улыбкой поздоровалась со своей секретаршей, открыла ежедневник, чтобы проверить, какие назначены на сегодня встречи, и принялась просматривать довольно внушительную кипу поступившей корреспонденции. Сегодня ее расписание, как, впрочем, и почти всегда, будет очень напряженным. Ее первыми пациентами будут молодые супруги, которые в течение полугода после свадьбы все не могут решиться на близость. Санди обнаружила, что в мире, где газеты пишут о двенадцатилетних девочках, делающих аборты, а популярные телеведущие намереваются вступить в четвертый или пятый брак, удивительное количество людей все еще настолько закомплексованы или просто так невежественны относительно функций своего тела, что не могут получать удовольствия от нормальной половой близости.

Ее первые пациенты должны были вот-вот появиться, но перед ней вдруг снова возникла насмешливая улыбка Дэмиона. Чтобы его черти взяли! О чем она думала, соглашаясь на это абсурдное пари?

Она нажала кнопку звонка на своем столе, дав сигнал регистраторше, что готова принять своих пациентов. У нее нет никаких оснований все время думать о Дэмионе. Если он все же позвонит, то она просто не примет его приглашения. Сумасшествие, связанное с переутомлением, быстро проходит.

Имея такую семейную историю, еще раз сказала себе Санди, ей ни в коем случае нельзя терять голову. Тут она вспомнила, что ее мать все еще не дала согласия на операцию по удалению камней, и целиком погрузилась в новые тревоги, не без горечи подумав, что беспокойство о матери — это приятное разнообразие после ее беспокойства по поводу своей странной реакции на Дэмиона Тэннера. Это немного походило на китайское средство от головной боли: урони себе на ногу что-нибудь тяжелое, чтобы переключиться на новые ощущения.

Телефон зазвонил в полночь, через полтора часа после того, как Санди легла спать. Она стремительно схватила трубку, опасаясь дурных вестей из Италии, но это были не врач и не ее мать — это звонил Дэмион. Санди мгновенно узнала его низкий голос, и сердце против воли затрепетало от волнения. Откинувшись на подушки, она неосмотрительно закрыла глаза и прижала телефонную трубку к щеке.

— Привет, Санди, — негромко проговорил он. — Я понимаю, что звоню поздновато, но меня целый день не было дома, а мне не хотелось, чтобы ты заснула, не услышав, что я все время помню о тебе. Я весь день по тебе скучал. Надеюсь, что ты тоже.

Она облизнула пересохшие вдруг губы.

— Я… вспоминала о тебе, — призналась она.

— Я рад, — глуховато сказал Дэмион. — Знаешь, что я делал в последние четверть часа? Я лежал на моей пустой кровати и представлял себе, как ты свернешься рядом со мной. Я представлял себе, как твои волосы рассыплются по подушке, как я обхвачу ладонями твою дивную грудь… Я представлял себе, каково будет целовать тебя, почувствовать, как твои губы открываются мне навстречу, как твое тело начинает трепетать от страсти. Я хочу тебя, Санди. Я не могу уснуть, потому что меня снедает желание.

Хрипловатый рокот его баса отдавался эхом во всем ее теле, и Санди судорожно вздохнула. К счастью, сон успел выветриться из ее головы, и она успела предотвратить катастрофу. Она резко села в постели, ожесточенно протирая глаза. Господи, что это с ней происходит? Как она могла забыть о заключенном между ними пари? Да ведь она чуть было не попалась на самую что ни на есть примитивную уловку! Его фразочки словно надерганы из мыльной оперы самого низкого пошиба.

Санди лихорадочно соображала, что ей делать.

— Ах, Питер, — сладко проворковала она, — как мило, что ты позвонил! Я весь день тебя вспоминала, старалась угадать, где ты. Мы всегда так потрясающе проводим время вместе! — Санди позволила своему голосу многозначительно замереть. — Конечно, я по тебе скучала, Питер. Что за странный вопрос! Когда ты вернулся?

На другом конце провода последовало недолгое молчание, а потом она явственно различила шелест простыней. Санди торжествующе улыбнулась. Прекрасно! По крайней мере она заставила этого заносчивого дьявола вскочить от удивления.

Шелест смолк.

— Это не Питер, — отрывисто проговорил он. — Это Дэмион.

— Дэмион? Дэмион Тэннер? — Ей удалось изобразить как раз нужную степень сонного удивления. — Боже правый, Дэмион, я уже спала! С чего это вы мне звоните так поздно?

— Теперь и сам не знаю. — К ее изумлению, в голосе его звучала скорее улыбка, чем обида. — Когда я набирал номер, мне казалось, что это хорошая мысль. Извините, что я вас разбудил. Кто такой Питер?

— Питер? О, просто хороший приятель, — небрежно бросила она. — Очень хороший. Он… э-э… много бывает в разъездах, так что я никогда не знаю, когда он в следующий раз окажется в городе.

— Понятно. Ну, поскольку Питера в городе нет, то не пообедаете ли вы завтра вечером со мной? Я знаю прекрасный ресторан, где вьетнамский иммигрант специализируется на французской кухне, и это придает всем блюдам особую прелесть. Думаю, вам понравится.

Санди напомнила себе, что это приглашение всего лишь первый этап запланированного им обольщения. Она напомнила себе, что может гордиться долгой историей разумного поведения в ситуациях, когда у нее была масса соблазнов вести себя совершенно противоположным образом. Она была почти уверена, что если ответит на его приглашение отказом, то Дэмион больше никогда ей не позвонит. Она обмотала телефонный шнур вокруг пальца, пытаясь убедить себя в том, что сейчас не время отказываться от устоявшейся за двадцать восемь лет привычки принимать благоразумные и осторожные решения. Она вспомнила о шести женах отца и бесчисленных любовниках матери, и ее решимость окрепла. Она ответила быстро, не позволяя себе даже мимолетного иррационального чувства сожаления:

— Спасибо за приглашение, Дэмион, но, по-моему, нам не следует встречаться. На самом деле у нас нет ничего общего.

— Сдаетесь без боя? — лениво протянул он. — А как же наше пари? Неужели вы настолько боитесь того, что может произойти, что готовы признать поражение прямо сейчас?

— Ничего я не боюсь, — едко ответила Санди. — Это не военная кампания, Дэмион. И речь идет не о победе или поражении. Речь идет о том, как мы проводим свою жизнь. Этим утром мы оба вели себя глупо. Сейчас я это понимаю.

— Да, мне тоже так кажется.

— Ну вот видите, — сказала она, удивляясь, почему его быстрое согласие вызвало в ней такое разочарование. — Послушайте, Дэмион, вы — любимец Голливуда и можете делать все что угодно. Любая кинозвездочка Калифорнии потеряет сознание от радости, если вы ее пригласите. Уверена, что вы найдете лучшее применение своему времени, чем тратить его на попытки меня обольстить. И я определенно найду лучшее применение моему времени, нежели провести весь вечер, не уступая вам, только чтобы подтвердить какую-то теорию.

— Не спорю, — проговорил он. — Так не надо не уступать, милочка, и мы оба проведем великолепную ночь, Я могу это гарантировать.

Раздражение его невероятным самомнением сменило все ее другие не вполне понятные чувства.

— Знаете, Дэмион, если вы действительно считаете, что можете гарантировать мне удовольствие — или, если уж на то пошло, любой другой женщине, — то мне вас почти жаль. Неужели вы, несмотря на всю вашу опытность, все еще не поняли, что заниматься любовью могут только два искренне расположенных друг к другу и преданных друг Другу человека? Даже мимолетная половая связь требует от обоих партнеров нежности и чуткости — иначе она не принесет удовлетворения. Имейте в виду: одного самодовольного жеребца с мускулистым телом и самовлюбленностью для этого недостаточно. Сексуальные упражнения мужчины, каким бы талантливым он ни был, вряд ли обеспечат женщине, которая к нему равнодушна, удовольствие. Так что боюсь, что ваши гарантии ничего не стоят, Дэмион.

— Тогда покажите мне, как подарить вам наслаждение, Санди. Научите меня, как любить вас так, чтобы вам это понравилось, как вы считаете нужным.

Она судорожно сжала телефонную трубку и с трудом сглотнула. «Его голос, — с отчаянием решила она, — следует запатентовать в качестве смертоносного оружия».

— Если вы просите о профессиональной консультации, мистер Тэннер, то я беру с пациентов сто пятьдесят долларов в час плюс накладные расходы. Естественно, я предполагаю, что вам не требуется скидок, которые мы предоставляем тем пациентам, которым мой обычный гонорар недоступен.

— Не думаю, чтобы мне положены были скидки, но я не сомневаюсь, что ваши советы стоят любых денег. Я заеду за вами к вам домой завтра в семь тридцать, и мы обсудим дальнейшие встречи за обедом. Я буду с нетерпением ждать моего первого урока. Доброй ночи, Санди.

Он повесил трубку, прежде чем она успела отказать ему. Или, вынуждена была признаться Санди, пока она молчала. И, если подумать, эта поправка внушает немалую тревогу.

По опыту Санди знала, что все кинозвезды всегда опаздывают, чтобы лишний раз продемонстрировать свою значимость. Она рассчитала, что Дэмион, как обладатель «Оскара» этого года, появится по крайней мере на сорок пять минут позже назначенного срока с охапкой дорогущих цветов и рассыплется в хитроумных и неискренних извинениях.

На самом деле он удивил ее, приехав на две минуты раньше и без всяких подарков. Одежда его, однако, соответствовала ее самым мрачным предчувствиям. На нем были запредельно облегающие фигуру джинсы, престижный лейбл которых был пришит не только к заднему карману, но и впереди на самом видном месте, и черная велюровая водолазка с двумя золотыми застежками-»молниями» от плеча до пояса. Одна из «молний» была немного раскрыта, показывая манящий участок загорелой мускулистой груди. В руках он нес черные кожаные автомобильные перчатки, а волосы его были уложены в нарочито небрежном стиле, который, наверное, требуется создавать по крайней мере час с феном в руках. Несмотря на то, что уже был вечер, глаза его были спрятаны за огромными темными очками.

Почему-то она сразу же поняла, что его наряд выбран специально для того, чтобы досадить ей, и на губах ее невольно появилась чуть заметная улыбка.

— Готовитесь сыграть роль ночного вора? — спросила она, когда Дэмион вошел в ее гостиную.

Он снял темные очки и неспешно смерил ее взглядом. Его насмешливые глаза задержались сначала на туго скрученном узле волос, потом скользнули по строгому серому шелковому платью и туфлям ему в тон. Потом он наконец взглянул ей в лицо.

— Нет, — совершенно серьезно ответил он. — А вы готовитесь играть роль монахини?

Ничего не поделаешь — она громко рассмеялась.

— Ладно, Дэмион, этот раунд за вами. Но вы не согласитесь оставить очки в машине, пока мы будем в ресторане?

Взгляд его вдруг стал очень пристальным, и у нее невольно подогнулись коленки.

— Конечно, оставлю, — пообещал он. — Сегодня я хочу делать вам только приятное.

Ощутив в его словах какой-то подтекст, Санди отвернулась — якобы для того, чтобы взять свой вечерний шерстяной жакет. Под кожей ее разливался жар, щекоча легкими уколами страсти. Неприятность состоит в том, с невеселой улыбкой подумала она, что, находясь рядом с Дэмионом, она готова будет услышать эротический подтекст даже в том случае, если он начнет читать телефонный справочник.

Когда они оказались в ресторане, метрдотель очень почтительно с ними поздоровался и сразу же усадил за уединенный угловой столик. Зал был заполнен посетителями, но Дэмион не сделал ни малейших усилий для того, чтобы привлечь к себе внимание. Санди решила, что это приятно отличает его от многих актеров, с которыми она была знакома.

Сам владелец вышел, чтобы подать им меню.

— Мистер Тэннер, — сказал он, — мы поздравляем вас с вашим огромным успехом на церемонии вручения «Оскара». Моя дочь хочет, чтобы я поблагодарил вас за фотографию с автографом, которую вы ей прислали. Ей все подруги завидуют.

— Очень рад, — непринужденно отозвался Дэмион. — А как у вас дела, Бен? Похоже, дело процветает.

— Все идет превосходно. Особенно с тех пор, как вы так любезно начали рекомендовать нас вашим друзьям. В прошлую субботу мне пришлось отказать по крайней мере в шести заказах, включая звонок парикмахера Фарры Фосетт. Еще полгода назад я не мог бы и мечтать о таком успехе.

Дэмион ухмыльнулся.

— Когда начинают звонить парикмахеры Голливуда, то можешь быть уверен, что достиг вершины успеха. Мне пора перестать рекомендовать вашу кухню, а то этот ресторан станет слишком популярен. Мне скоро придется звонить за месяц, чтобы заказать столик.

— Для вас, мистер Тэннер, столик всегда найдется.

Срочно вызванный на кухню Бен откланялся, и Санди взялась за меню в кожаной обложке.

— Ваш друг прекрасно говорит по-английски, — заметила она.

— Бен в конце пятидесятых учился здесь в университете, так что, когда он приехал сюда после падения Сайгона, у него было преимущество по сравнению с другими беженцами. За последние восемь лет он обучил в колледже троих своих детей и двух сестер. И к тому же он один из лучших поваров во всей Калифорнии. Думаю, что вы с этим согласитесь, когда отведаете его блюда.

На закуску они выбрали креветок, чуть приправленных имбирем, а в качестве главного блюда — запеченную телятину, начиненную шпинатом и молотым миндалем. После того как их заказ был принят, Дэмион чуть наклонился вперед и нежно провел большим пальцем по запястью Санди. Изо всех сил стараясь казаться спокойной, она отодвинула руку и, взяв фужер, быстро отпила немного ледяной воды. Густое облако феромонов, окружающее Дэмиона, по сравнению со вчерашним днем ничуть не уменьшилось. Она с грустной иронией подумала, что, по крайней мере, мотыльки и жабы имеют достаточно порядочности, чтобы выделять свои сексуальные гормоны только во время соответствующих брачных периодов.

Дэмион заказал бутылку белого вина, не устраивая из этого торжественного представления, а потом откинулся на обтянутую бархатом спинку стула.

— Ну, так расскажите мне что-нибудь о себе, Санди. Как получилось, что вы стали психотерапевтом? Вас всегда интересовала психология?

— Ничуть. По правде говоря, в старших классах мне лучше всего давалась математика, так что в университет я поступила на отделение точных наук. У меня были туманные мечты стать астрофизиком и сделать какое-нибудь потрясающее открытие относительно происхождения Вселенной. Я собиралась соперничать если не с Эйнштейном, то уж по крайней мере с Карлом Саганом.

— Надо думать, звезды казались приятно далекими и предсказуемыми в отличие от людей. Жить с Ричардом Хоукинсом и Габриэлей Барини явно было нелегко.

— Может быть.

Санди подняла на него взгляд, удивляясь его проницательности. Даже те, кто знал ее много лет, не понимали, что ее могло привлекать в неизменном порядке небесного свода. Они никогда не видели связи между третьим браком ее отца, женившегося на вспыльчивой молодой рок-певице, и привязанностью Санди к логике и надежности математических уравнений.

— А что вас заставило переключиться на психологию? — спросил Дэмион. — Люди все-таки вдруг показались вам более интересными, чем планеты?

— Не думаю. Кажется, причина для перехода оказалась именно такой, какую можно ожидать от восемнадцатилетней студентки.

— Профессор психологии был моложе и симпатичнее профессора физики?

Она улыбнулась.

— Нет, причина была еще менее достойной. Примерно в середине второго года обучения до меня Дошло, что я зубрю ночами и в результате с трудом получаю по физике трояки, а по всем курсам психологии у меня одни пятерки, хотя я даже не читаю учебники! В конце семестра я поменяла специализацию, а потом даже получила по психологии степень. И только когда я начала работу для магистратуры, я поняла, насколько больше мне нравится работать с людьми и помогать им решать их проблемы. Не успела я оглянуться, как уже получила докторскую степень и лицензию для работы в качестве психотерапевта.

Когда официант принес им креветки, Санди замолчала, но как только они остались одни, Дэмион снова вернулся к расспросам относительно ее карьеры.

— Но, наверное, специализироваться на сексе вас заставило нечто определенное. Это не такая специальность, которую выбирают только потому, что получают хорошие оценки по психологии.

Санди несколько мгновений колебалась, но потом, пожав плечами, выдала свою обычную отговорку. Она и так рассказала о себе больше, чем собиралась.

— Название моей должности в клинике заставляет мою работу казаться более специализированной, чем это есть на самом деле, Дэмион. Большинство психологов, работающих со взрослыми, очень много времени тратят именно на советы в области секса. Если уж говорить о моей специализации, то это область семейных отношений.

— Когда Марк Клайн описывал вашу работу во время шоу, все это звучало совершенно иначе.

— Дэмион, неужели вы это серьезно? Уж вам ли не знать, насколько легко искажаются факты во время телепередач.

Радуясь тому, что в этот момент их разговор снова прервали, принеся главное блюдо, Санди постаралась перевести разговор на карьеру Дэмиона. После многих лет, в течение которых ей приходилось выслушивать своих родителей и их друзей, она знала, что мало кто из артистов может устоять и не поведать о своих триумфах.

Однако она вскоре смогла убедиться в том, что Дэмион в некотором роде исключение. Он достаточно охотно отвечал ей, но она чувствовала, что в его словах всегда присутствует некая доля самоиронии и скрытности. Его рассказы были забавными, но она вдруг поймала себя на желании попросить его отбросить маску и показать ей реальную личность, скрывающуюся за маской сардонического хладнокровия.

— И что последовало за вашим успехом в роли главной ведьмы? — спросила она, когда они попробовали превосходное мясо. — В аудитории оказался ловец талантов, который мгновенно умчал вас в Нью-Йорк, к славе и богатству?

Дэмион ухмыльнулся.

— Если бы в зале оказался ловец талантов, не сомневаюсь, что у него хватило бы сообразительности не предлагать мне контракта. Позвольте вам напомнить, что меня выбрали на роль ведьмы потому, что я был высокий, а не потому, что я мог играть.

Она рассмеялась.

— Ну и после той краткой минуты славы что вы предприняли? Им не понадобился высокий волхв для рождественской мистерии?

Дэмион очень долго рассматривал кусочек гриба.

— Я женился, — ответил он наконец. — А три года спустя мы развелись.

— Мне очень жаль, — тихо проговорила она. — Я не знала, что вы были женаты, Дэмион.

Он подчеркнуто равнодушно пожал плечами.

— Это было очень давно, — небрежно бросил он. — Даже бульварная пресса уже не в состоянии сообщить что-то интересное про мой брак. У вас не было причин о нем слышать.

— Сколько же вам было, когда вы женились? Девятнадцать? Вы бросили учебу?

— Нет. Мои родители были рады по-прежнему нас поддерживать, а я был настолько инфантилен, что принимал от них деньги, ни о чем не задумываясь. Мы с Джанет остались в Кливленде. Она специализировалась на начальном образовании, а я почти все свое время проводил в университетском драматическом клубе. В конце второго года наша школа объединилась с парой других местных колледжей, чтобы поставить полного «Макбета».

— Несколько смело, пожалуй?

— Более чем смело — нахально. Но мы по большей части были слишком невежественны, чтобы понять, что именно задумали. Помните Арта Бернстайна? Когда-то он был знаменитым нью-йоркским режиссером. Так получилось, что он был университетским консультантом по искусству. Он взялся делать всю постановку. Ему было не меньше восьмидесяти, и он уже почти десять лет не работал. В хорошие дни он оставался трезвым до середины дня. В плохие он напивался еще до полудня. Он вызвал прослушиваться на главную роль с полдюжины молодых талантов, но не попросил ни одного что-нибудь прочесть. Он заранее решил, что хочет высокого и синеглазого Макбета. Как только он меня увидел, он объявил, что дает мне роль.

— Разве вы не обрадовались?

— Наоборот, глубоко оскорбился. Я три недели разучивал главный монолог Макбета, а меня взяли из-за цвета моих глаз! Я потребовал, чтобы он меня прослушал.

— И что произошло?

— Он наотрез отказался. Он сказал, что поскольку нет ни малейшей надежды на то, чтобы какой-то студент смог хорошо сыграть Макбета, то совершенно неважно, кто именно эту роль испоганит. Он добавил, что, по крайней мере, во мне чувствуется что-то шотландское, а это значит, что выглядеть я буду немного лучше, чем все остальные студенты, явившиеся на прослушивание. «У тебя ноги стройные, парень, — сказал он, — так что тебе можно надеть трико. Хорошие икроножные мышцы».

Санди рассмеялась.

— Не могу угадать, чем дело закончилось. Спектакль с треском провалился или имел огромный успех?

— Имел огромный успех, естественно. Как могло быть иначе, если принять по внимание мои икроножные мышцы и режиссуру Арта Бернстайна? Когда Арт был трезв, он был просто гениален. И даже когда был в стельку пьян, то работал не без блеска. Конечно, в то время я этого не понимал. Я просто считал его ворчливым стариком, который вечно меня принижает. Видите ли, гордость моя была задета, поскольку на него мои актерские способности не произвели никакого впечатления. Его ничуть не трогало, что меня считали лучшим актером нашего университета. Я был полон решимости доказать этому старому маразматику, давно оторвавшемуся от театра, какой я великолепный актер, поэтому работал как одержимый. Я репетировал роль день и ночь. Я часами торчал у зеркала, отрабатывая жесты и позы. Еще очень много часов я работал в репетиционном зале, учась направлять голос, пока наконец не научился говорить без крика, но так, чтобы меня слышали даже в последних рядах. И еще я размышлял над текстом, стараясь раскрыть все нюансы, вложенные Шекспиром в роль. В конце концов университетская газета напечатала дифирамбы в адрес всей постановки, а самый влиятельный местный критик объявил, что «мистер Тэннер подарил нам самую зрелую и умную интерпретацию этой труднейшей роли, которую мне только доводилось видеть в университетских постановках».

— Надеюсь, Арта Бернстайна это достаточно впечатлило?

— Я бы не сказал, что слово «впечатлило» тут очень уместно. Я принес ему кипу отзывов и торжествующе помахал ими перед ним. — В глазах Дэмиона вспыхнули искорки смеха. — Он отпихнул все вырезки в сторону и сказал: «Молодой человек, несмотря на все отзывы этих доморощенных критиков, сейчас у вас настоящего актерского таланта хватит только на то, чтобы сыграть роль лошадиной задницы. Роль передней части вам не осилить. Лет через тридцать, если будете по-настоящему усердно работать, может, вам и под силу будет сыграть Макбета, но я в этом сомневаюсь».

— И, несмотря на все, у меня возникает такое чувство, будто вы очень им восхищались.

— И вы правы. Даже тогда где-то в самой глубине души я понимал, что он мне очень льстит тем, что говорит правду о моем так называемом таланте. Конечно, в то время я не был способен играть Макбета, хотя, думаю, может быть, уже приближался к тому, чтобы покуситься на переднюю часть лошади.

— Кажется, я вспоминаю, что когда-то довольно давно читала некролог Арта Бернстайна.

— Да. Он умер пять лет тому назад в обнимку с бутылкой виски. Мне все еще его не хватает. Несмотря на всю его резкую критику, это он устроил мне мою первую роль в Нью-Йорке. Театрик был захудалый, но мне все-таки платили, так что после этого уже можно было утверждать, что у меня есть профессиональный опыт.

— Я даже не решаюсь спрашивать, что за роль он вам устроил.

— Ну, не задних ног лошади, хотя и недалеко от того. Это была типичная постановка далеко не бродвейского театра: полная глубокого скрытого смысла и длинных скучных монологов. Я играл мусорщика, чьим лучшим другом была крыса, которую он подобрал в мусорном контейнере.

— Что-то подсказывает мне, что шла эта пьеса очень недолго.

— Три недели. Для далеко не бродвейских театров это очень неплохо. И отзывы были на удивление благожелательными, что заставило меня с тех пор с большим подозрением относиться к критикам.

— Как было бы хорошо, если бы Арт мог увидеть, как вы получили «Оскара»!

— Шутите? Он наверняка сказал бы что-нибудь такое уничижительное, что я бы больше никогда не опомнился.

Санди снова рассмеялась.

— Мне кажется, что вас не так-то легко выбить из седла. — Она отпила глоток кофе, который принес им официант. — А как ваша жена отнеслась к вашей первой роли на профессиональной сцене? Могу предположить, что Макбетом вы ей нравились больше.

— Джанет не поехала в Нью-Йорк, — коротко бросил Дэмион. Он быстро выпил кофе и повернулся подозвать официанта. — Если вы отказываетесь от десерта, Санди, то, может, рассчитаемся и поедем домой? Мне завтра утром рано вставать, и я уверен, что вам тоже.

— Э-э… конечно. Да, я буду очень рада вернуться домой не поздно.

Они молча устроились в его машине — черном «порше» с алой обивкой в салоне. Санди хотелось бы сделать какое-нибудь шутливое замечание относительно откровенной эротичности красных плюшевых сидений и черного замшевого потолка, но ее поддразнивание почему-то осталось непроизнесенным. Она была странно напряжена и чувствовала себя очень неловко — ей даже не хотелось самой себе признаться, насколько неловко. Одежда Дэмиона и его машина соответствовали тому стереотипу, к которому ей хотелось его отнести, стереотипу, который ее ничуть не привлекал. Но почти во всех остальных отношениях вечер прошел совсем не так, как она ожидала. Вместо того чтобы пытаться обольстить ее, глядя ей в глаза и нашептывая милые пустячки, Дэмион затеял разговор, который ни в коей мере нельзя было назвать романтическим. Казалось, словно он попытался коснуться не ее тела, а ее ума. И, говоря по правде, она нашла проведенное с ним время необыкновенно приятным.

Санди нетерпеливо подвинулась на низком сиденье и стала смотреть на машины, стремительно проносившиеся по залитому неоновым светом шоссе. Было гораздо безопаснее смотреть на машины, а не на скульптурный профиль Дэмиона. «Чувство заинтригованности, — не уставала она повторять своим пациентам и студентам, — неподходящая основа для взаимоотношений взрослых людей, поскольку близкое знакомство быстро его убивает, обычно оставляя после себя скуку и равнодушие».

Санди почувствовала, что молчание, которое они хранили в течение всей дороги домой, было именно тем, что ей нужно было, чтобы как следует разобраться в своих чувствах. Когда Дэмион остановил машину у ее дома, она полностью владела собой. Она поплотнее закуталась в свой жакет и спрятала свою вечернюю сумочку под мышку, как только Дэмион выключил зажигание.

— Спасибо, что вы провели со мной сегодняшний вечер, — тихо проговорил он. — Я получил от него большое удовольствие.

— Я тоже. — Санди придвинулась к дверце, ожидая, что он сейчас наконец перейдет к действиям. Но он не стал пытаться ее обнять или напрашиваться, чтобы она пригласила его зайти. Молчание неловко затянулось, и она нетерпеливо заправила за ухо выбившуюся из прически прядь.

— Ну, как вы и сказали, Дэмион, у нас завтра рабочий день начинается рано…

Выражение его синих глаз, скользнувших по ней, было совершенно непонятным. Санди снова почувствовала, как у нее под кожей разливается непривычный жар.

— Почему вы все время от меня отстраняетесь? — негромко спросил он.

— Я этого не заметила, — ответила она, стараясь говорить спокойно и вежливо. — Ну… Еще раз спасибо за прекрасный вечер.

Его рука крепко сжалась на рулевом колесе.

— Пожалуйста, не надо потчевать меня банальностями, Санди. По-моему, нам обоим не хочется признаваться в том, что мы испытываем, но это еще не причина, чтобы прятаться за бессмысленными любезностями. Мы с вами оба заслуживаем большей честности.

Она быстро и резко втянула воздух в легкие.

— Ни о каких «нас с вами» речи не идет, Дэмион. Если не считать совместного обеда.

— Если это правда, то почему вы так нервничаете?

Санди с трудом сглотнула.

— Из-за того глупого пари, — призналась она. — Не понимаю, зачем мы его заключили.

— Вчера мы вели себя достаточно странно, — согласился он. — Но ведь сильные чувства часто порождают странное поведение, вы согласны?

— Если у нас и есть друг к другу какие-то особые чувства, Дэмион, то, думаю, мы оба понимаем, что они негативные.

Он не стал спорить с ее утверждением.

— Мгновенная взаимная неприязнь — штука настолько же сильная, как и мгновенно возникшее влечение, — спокойно заметил он. — Ведь это вы у нас психолог, доктор Хоукинс. Объясните мне, какие у нас причины невзлюбить друг друга.

— Возможны тысячи самых разных причин, — четко проговорила она с напускным самообладанием. — Возможно, вы с подозрением относитесь ко всем психологам, Дэмион. Возможно, я похожа на воспитательницу в детском саду, которую вы не любили. Или, может, я подсознательно отождествляю вас с тем идиотом-старшеклассником, который вечно дергал меня за волосы.

— Может быть, — хрипловато сказал он. — А может быть, нам обоим не нравится то, насколько сильные эмоции мы вызываем друг в друге. Разве ваши профессора не объясняли вам, Санди, что нам не всегда нравятся те, кого мы хотим?

— Да, — подтвердила она, — но мы — люди, а не животные, и профессора объяснили мне и то, что никогда не надо вступать в физическую близость с людьми, которые вам не нравятся.

— «Вступать в физическую близость», — повторил он. — Вот уж действительно милый, сухой, научный оборот. Но, по-моему, он вовсе не соответствует тому, что мы с вами испытываем по отношению друг к другу. — В полутемной машине его яркие глаза казались еще проницательнее, но скульптурные черты стали мягче. — Почему бы вам, доктор, хоть раз в жизни не прекратить анализировать свои чувства и просто дать им волю?